Текст книги "Заложник зла (ЛП)"

Автор книги: Оливия Александер

Соавторы: Рэйвен Дарк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Мое горло сжимается, и я смаргиваю слезы.

Минуты все еще тянутся, и серо-голубое небо темнеет до серого цвета оружейного металла с оранжевыми брызгами. Солнце садится. Должно быть, прошел час.

Где, во имя всего Святого, Спайдер?

В последний раз, когда он сделал что-то подобное, он оставил меня на несколько часов. Он же не собирается делать это снова, не так ли?

Я стону, мои руки начинают чувствовать, что они вот-вот отвалятся.

Отгораживаясь от боли, я пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом, но мои мысли в конечном итоге сосредотачиваются только на встрече, которую он проводит там, внизу.

Это странно, но как бы я ни злилась, в глубине души мне интересно, о чем он там так долго говорит. Должно быть, прошло гораздо больше получаса с тех пор, как он ушел.

Разговор, вероятно, имеет какое-то отношение к оружию, которое мы перевозили. Само собой разумеется, что он рассказал Драгону о том, что случилось со мной. Драгон — президент, и он должен был бы знать, что женщина, с которой связан один из его людей, была похищена. Ему должны были сказать, что задержало появление Спайдера здесь.

Это тот печально известный клубный бизнес, о котором я все время слышу. Как бы безумно это ни звучало, эти встречи всегда вызывали у меня любопытство. О чем говорит байкерский клуб вне закона? Говорят ли они о том, кого они собираются убить, или о следующем преступлении, которое они собираются совершить, так же, как члены Колонии говорят о проповеди в следующее воскресенье?

Конечно, он может и не присутствовать на собрании все это время. Он может быть там, внизу, прохлаждаясь и болтая с мужчинами, пока я здесь, наверху, свисаю со столбиков кровати, ожидая, когда меня снова подвергнут его мучениям.

Возможно, он оставляет меня ждать здесь только для того, чтобы заставить меня извиваться.

Передняя часть здания клуба становится громче, вечеринка набирает обороты. Кто-то издает протяжный йодль, и ревет двигатель байка.

Наступает полная темнота, погружая комнату почти во тьму, за исключением серебристого лунного света, который отбрасывает длинные тени на стены. Шум снаружи не утихает.

Точно так же, как в ночь вечеринки Дизеля, я чувствую себя так, словно оказалась в ловушке посреди сборища дикарей, пленником какого-то варварского племени.

Ключ поворачивается в замке.

Моя голова резко поворачивается к двери, мое сердцебиение ускоряется.

Мой похититель-варвар? Знакомая смесь надежды и страха охватывает меня. Надеюсь, что это он, а не какой-нибудь похотливый байкер, который не прислушался к предупреждению, которое он дал всему клубу ранее, и боюсь того, что он сделает со мной теперь, когда его встреча закончилась.

— Ладно, малыш, исчезни, — голос Спайдера, и он разговаривает с Пипом. Мое сердце колотится быстрее.

Шаги Пипа едва слышны на лестнице.

Дверь открывается. Спайдер входит, ключи звенят, когда он кладет их в карман и закрывает дверь. Замок щелкает. В руке у него седельная сумка и две бутылки воды.

Поставив сумку на пол, он неторопливо подходит к тумбочке, ставит одну из бутылок и включает лампу. — Наконец-то снова в одиночестве.

Совершенно случайно.

Господин. Каждый раз, когда он оставляет меня вот так, голой и связанной, я всегда думаю, что, когда он вернется, он будет выглядеть по-другому, больше похожий на темное и извращенное животное, которым он и является. Это не так. Каждый раз он так же великолепен и совершенен, как и всегда.

Что бы он ни использовал, чтобы убирать волосы назад, оно все еще удерживает их на месте, за исключением нескольких светлых прядей, которые падают ему на глаза. Намек на дорожную пыль на его лице делает его жестким и грубым, и у меня возникает абсурдное желание вытереть его.

Футболка, такая же черная, как и его жилет, прикрывает верхнюю половину его мощных рук, скрывая там чернила. Его предплечья и кисти остаются обнаженными, обнажая татуировки, которые превращают его кожу в холст. Они заставляют его выглядеть опасным и сексуальным, что только подчеркивает светлая борода. Мужчина выглядит как живое божество, воплощение какого-то темного и злого, языческого, одетого в кожу бога.

Почему, о, почему он должен быть таким красивым? Почему он не может быть похож на Сета?

Открывая вторую бутылку воды, он выпивает половину и направляется ко мне.

— Болит? — он наблюдает за мной, не делая никаких движений, чтобы освободить меня или вынуть кляп.

Я пристально смотрю на него.

Его губы подергиваются. Он протягивает руку и вытаскивает бандану у меня изо рта, отбрасывая ее в сторону, но все еще не развязывает мои путы. Я сглатываю, набирая влагу в рот и двигая уставшей челюстью. У меня пересохло во рту, в горле пересохло, как в пустыне. Я ненавижу благодарность, которую испытываю к нему за то, что он убрал кляп.

— Хочешь пить? — он поднимает бутылку с водой.

— А ты как думаешь?

Да уж. Что со мной не так? Есть ли у меня желание умереть? Здесь я полностью в его власти и вряд ли в состоянии возражать ему. Обычно я лучше разбираюсь в своих битвах, чем сейчас.

Я вся в его власти. Осознание моего затруднительного положения заставляет мою кожу покалывать. Тихая боль началась у меня между ног.

Он делает глоток. — Я собирался трахнуть тебя, но, если ты собираешься открыть рот, я всегда могу оставить тебя связанной на остаток ночи. Я просто подрочу и заставлю тебя смотреть.

Он бы обязательно это сделал. При мысли о том, что меня оставят вот так на несколько часов, а мои руки, кажется, весят тонну, я сжимаю губы. У меня начинает болеть спина, а ноги уже болят.

И все же, при упоминании о том, что он трахает меня, эта боль в моей промежности усиливается.

— Давай попробуем еще раз, — говорит он, как будто видит мое сожаление по поводу моего ответа. — Хочешь немного воды?

Я киваю. Удивительно, как это может быть похоже на то, что ты умираешь от жажды, когда тебе приходится полагаться на кого-то другого, чтобы утолить ее.

— Попроси меня вежливо.

Я откидываю голову назад и делаю терпеливый вдох. — Спайдер, можно мне, пожалуйста, немного воды?

Он подходит, встает рядом со мной и протягивает руку, осторожно вливая воду в мой пересохший рот. Вода чувствуется потрясающе, спускаясь вниз, свежая, прохладная и освежающая. Я хочу залпом выпить все это, но он наливает медленно, так что мне приходится пить понемногу за раз.

— Успокойся, Дикая Кошка. Единственное, чем я хочу, чтобы ты подавилась сегодня вечером — это моим членом.

Я чуть не захлебываюсь от его замечания.

Я уже бывала на этой вечеринке раньше. Я ненавидела его за это, и все же эти слова заставляют мое сердце пульсировать, мой рот наполняется слюной от его вкуса на моем языке.

Я позволяю ему задавать темп, медленно выпивая каждую каплю, пока бутылка не опустеет. Несколько капель воды капают мне на подбородок и стекают на грудь, и я тяжело дышу.

— Жадная маленькая воровка, — Спайдер проводит ладонью по моей челюсти и подбородку, вниз по порезам, которые он оставил на моей груди, размазывая прохладную воду по моей коже и заставляя меня дрожать. Затем он хлопает ладонью по моему бедру, потирая его, нагревая кожу.

— Спайдер, пожалуйста, развяжи меня, — мольба в моем голосе раздражает меня.

— Еще нет.

Я злюсь. — Я была в таком положении уже несколько часов. Мои руки убивают меня.

— Тебе следовало подумать об этом до того, как ты украла этот бумажник. И прошел всего час. Перестань быть такой мелодраматичной.

Мелодраматичной? Он сейчас серьезно?

На мой косой взгляд он просто ухмыляется.

— У нас есть еще кое какие дела, о которых нужно позаботиться, прежде чем мы развяжем тебя, — говорит он.

Он двигается к краю кровати так, чтобы быть у меня на виду. Он снимает свой порез, а затем тянется через голову, стаскивая футболку.

Мое горло сжимается при виде татуировок, покрывающих его идеальную кожу. Они идеально подчеркивают мускулы на его подтянутом теле.

Заметив татуировки в виде пауков на его грудной мышце и плече, я отвожу от них взгляд. Они слишком сильно напоминают мне человека, который открыл мне свое сердце. Человека, который никогда бы не посмотрел на меня с той жестокостью, которую сейчас таят в себе его глаза.

Спайдер опускает футболку. Затем он расстегивает свой ремень.

Я бросаю взгляд на свои руки, оценивая свое положение, поскольку он фиксирует то, что он собирается сделать. Я далеко не эксперт в сексе, но не будет ли со мной немного сложнее в таком положении?

Я с трудом сглатываю, мое сердцебиение учащается. — Подожди. Что ты собираешься… как ты собираешься?..

Его глаза танцуют. — Я не собираюсь трахать тебя. Еще нет.

Вместо того чтобы расстегнуть штаны, он медленно вытаскивает из них ремень.

Мои глаза становятся огромными, когда он наматывает пряжку ремня на кулак.

Воспоминание разрывает мой разум, режет, как острый нож.

«Сару тащили по полю, на котором работали я и десятки членов Колонии. Сара исчезает за углом Дома Старейшин, двое охранников ведут ее, брыкающуюся и кричащую, к печально известному Кругу Возмездия.

Десятки из нас вышли, чтобы постоять на площади и посмотреть, как ее привязывают к столбу в земле. Джейкоб, вытаскивающий ремень из штанов и наматывающий его на кулак.

Ужасные, испуганные, пронизанные болью крики Сары и резкий щелчок ремня по ее обнаженной спине».

Спайдер щелкает ремнем в своих руках, возвращая меня в настоящее. Обратно в комнату с ним, где я все еще связана, снова обнажена, ожидая той же участи.

Я поворачиваю голову, следя за его движениями, когда он подходит ко мне сзади. Охваченная дикой паникой, я дергаюсь, извиваясь так сильно, что кровать сдвигается на несколько дюймов.

— Нет! Спайдер, нет, нет!

Рука Спайдера сжимает мое плечо. — Остановись, — его голос холодный и жесткий, непреклонный.

Я крепко зажмуриваю глаза. Мое сердце колотится о ребра.

Сара плакала несколько часов после того, как Джейкоб закончил с ней. Я видела воспалённые красные рубцы, покрывавшие ее спину. Ей приходилось неделями спать на животе. Представляя боль, явную муку от ремня Спайдера, разрезающего мою спину, мои колени угрожают подогнуться прямо тут.

— Спайдер, пожалуйста, не надо, пожалуйста, пожалуйста, не надо… — невнятное, безумное месиво, извивающееся в его хватке.

Он прижимается ко мне, обхватывает мои бедра, удерживая их неподвижно. — Тебя когда-нибудь раньше пороли?

Я не уверена, что слышу в его голосе, но в нем есть искренняя потребность знать.

— Нет, но…

— Дыши, Дикая Кошка. Все, что тебе нужно сделать, это сказать мне то, что я хочу знать. Это длится только до тех пор, пока ты заставляешь его длится.

О, он просто не понимает. Он не может знать. Он никак не может этого понять.

— Пожалуйста, не делай этого. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Просто…

— Достаточно, — он сжимает мою челюсть. — Ты не выберешься из этого. Рот закрыт. Послушаешь меня.

Я проваливаюсь в ужасную тишину, тяжело дыша, бесполезно повисая между столбиками кровати, паника разрывает мои мысли в клочья. Слезы текут из глаз, и я шмыгаю носом.

— Итак, вот как это будет происходить, — говорит он, собирая мои волосы в кулак и откидывая мою голову назад, — ты получишь шесть ударов плетью за бумажник. Эта часть — дело решенное.

Он ослабляет хватку.

Я слышу предательство в его голосе; это превращает его тон в лед.

— Когда я закончу, ты расскажешь мне правду о себе и Адамсоне.

Я вскидываю голову, мое сердце замирает от холода. Это будет проблемой.

— Я же сказал тебе, — говорю я безумным, высоким голосом, — я понятия не имею, кто это! До того, как ты это сказал, я никогда раньше не слышала этого имени в своей…

— Не лги.

Я откидываю голову назад, в глазах у меня все плывет. — Я не лгу! — мой голос срывается.

— Да, это так.

Я не уверена, что это такое, может быть, что-то в убежденности его голоса или в его холодной решимости, но мне кажется, что что-то не так. Что-то произошло с тех пор, как он провел несколько часов со мной в камере, и это заставило его подумать, что я лгу, когда он в последний раз допрашивал меня об этом. Что-то, что подтвердило все его подозрения. Что бы это ни было, это укрепило его веру в то, что я скрываю какую-то связь с Адамсоном, помимо фотографии, которая, по-видимому, была у него в доме, факт, который все еще не имеет для меня никакого смысла.

Прежде чем я успеваю спросить, Спайдер подходит ко мне, снова появляясь в поле зрения. Он держит ремень зажатым в кулаках.

— Все просто, — сообщает он мне. — Ты расскажешь мне все, что знаешь о нем…

— Но я…

— Ты скажешь мне, кто он, откуда ты его знаешь, где вы с ним познакомились, прямо сейчас. Если ты этого не сделаешь, то получишь вот это, — он поднимает ремень.

— Но…

— Каждый раз, когда ты мне не скажешь, ты получишь это снова. Ты говоришь, и это прекращается. Если ты этого не сделаешь, это не прекратится. Шесть ударов ремнем, которые ты получишь за свое сегодняшнее предательство… Будем надеяться, что они развяжут тебе язык, чтобы больше не пришлось страдать. Сколько раз тебя выпорют, зависит только от тебя.

Мой желудок переворачивается. У меня нет ответов, которые ему нужны. Что означает…

Во второй раз с тех пор, как я встретила его, я чувствую себя обвиняемой на процессе Салемских ведьм. Обвиненная в магии, которую я не могу совершить, меня будут пытать, пока я не признаюсь в том, чего не совершала, пока я не признаюсь в несуществующих грехах, которые я никогда бы не подумала совершить, просто чтобы прекратить боль.

Кусочки странной головоломки, которая не должна иметь смысла, складываются у меня в голове.

Я воспитывалась в религиозном ордене, который рассматривает болезненные, жестокие наказания как способ держать женщин в узде.

Спайдер собирается пытать меня способом, который слишком похож на пытку, применяемую церковью к ведьмам.

На стене передо мной висит крест.

А байкеры называют свои собрания церковью.

Мои миры сталкиваются друг с другом, как гром, искажаясь в отвратительную фреску, от взгляда на которую у меня горят глаза.

Я сглатываю, мой желудок пытается опорожниться.

— Пожалуйста, Спайдер, ты не можешь этого сделать, я не знаю, кто он, клянусь, я говорю тебе правду, ты должен мне поверить… — я бормочу, мой собственный голос высокий и прерывистый.

Его ладонь скользит по моей левой ягодице, нагревая кожу. — Единственные слова, которые я хочу от тебя услышать — это то, что ты считаешь удары, — он делает то же самое с правой.

— Спайдер, пожалуйста, не…

Его ботинки шаркают по ковру, когда он отступает назад.

Раздается громкий свистящий звук.

Его ремень хлещет меня по ягодицам, кожаный ремень ударяет по обеим сразу. Вспышка боли подобна раскаленному железу на моей коже.

Я кричу.

— Я не слышу, чтобы ты считала.

Его голос холодный, жесткий и приглушенный стуком моего сердца в ушах.

— Один… — хриплю я.

Жжение, кажется, будет гореть вечно, навсегда отпечатываясь в моем мозгу, глубоко въедаясь в мою душу.

Это за гранью логики, за гранью здравого смысла для любого нормального человека, но каким-то образом боль что-то делает. Она прожигает себе путь в мою кровь, путешествуя прямо между моих ног. Мое лоно болит, как будто его пальцы погладили его.

Я действительно возбуждена. Как в…

Усилие, затрачиваемое на обработку этого странного осознания, заставляет мою голову чувствовать легкость и заставляет меня пошатываться.

Еще один свист. Огонь лижет мои ягодицы широкой жгучей линией.

Я издаю всхлип.

Он ждет пока я не начну считать.

— Два… — содрогаюсь я.

Удар.

Я вою. Он делает паузу, пока я не хриплю. — Три…

Ненависть к нему пылает в моей груди, но есть что-то в беспомощности ситуации, в том, чтобы быть в его власти, что заставляет ту же боль дразнить мой клитор, пока моя плоть снова не начнет пульсировать.

Как будто он каким-то образом осознает мое возбуждение, тихий рокот покидает его. Ладонь Спайдера ласкает линию огня, оставленную его ремнем, усиливая жжение. Я шиплю сквозь зубы.

— Черт, посмотри на это. Твоя задница выглядит так идеально, великолепно розовая.

— Остановись! — я сдерживаю рыдание. — Пожалуйста, перестань…

— Ни единого шанса. Ты моя. Моя женщина не убегает от меня. Ты сама навлекла это на себя, воровка.

Слова приносят свою собственную мучительную боль, но это длится всего секунду.

Удар. Огненная плеть ударяет в другое место, ниже по обеим ягодицам, вызывая новую вспышку агонии.

Я тяжело дышу. Мои миры снова сталкиваются, и на один ужасный миг я становлюсь Сарой. Я не в клубе, я в Круге Возмездия, и я вернулась в то место, откуда так старалась сбежать.

Боль не утихает. Я смотрю на крест, и моя вера разбивается вдребезги, как разбитое стекло. Я стону, и слезы брызгают по моим щекам, когда я отворачиваю от него лицо.

— Я тебя не слышу, — рычит Спайдер.

Ненависть к нему горит огнем. — Пять! — я прерывисто рычу.

Раздается последний свист и треск, а затем дикая вспышка адского пламени.

— Шесть… — рыдаю я.

— Хорошая девочка, — тепло его груди прижимается к моей спине, его ладонь обхватывает мой подбородок, другая рука ласкает мой зад. Я хнычу, когда его пах натирает следы от ударов, которые он оставил после себя.

— Теперь, — грохочет он мне на ухо, — теперь ты знаешь, как сильно тебе будет больно, если ты не скажешь мне то, что я хочу знать. Больше никакой лжи из этого маленького вороватого рта, — его пальцы скользят по моим губам. Когда я дергаю головой, его ладонь сжимает меня еще сильнее.

Почему здесь так жарко? Так оно и есть, но в то же время ошибки быть не может; мысль о еще одном ударе заставляет меня хотеть кричать.

— Расскажи мне об Адамсоне.

— Я ничего не знаю! — кричу я.

Его грудь расширяется при вдохе, и он стонет в горле, звук, который каким-то образом сочетается с жжением на моей заднице, заставляя мою промежность болеть, пока она не становится скользкой от желания.

Как, во имя всего Святого, меня это заводит?

— Да, ты знаешь, — напевает он. — Этот кусок дерьма представляет опасность для моего клуба. Тот пансион, в который ты звонила, был в списке его контактов, у Адамсона была твоя фотография, и теперь этот придурок, который пытался забрать тебя у меня, был в доме Адамсона за несколько часов до того, как были мы. Ты хочешь сказать, что это совпадение?

Мое сердце замирает. Парень, который похитил меня, знал Адамсона?

Я пытаюсь разобраться с этой новой информацией, но в ней так же мало смысла, как в том, что у этого парня Адамсона есть моя фотография. Я понимаю, почему Спайдер не отпускает это дело.

— Это не имеет смысла, — выдавливаю я.

— Нет. Это не имеет. Если только ты не лжешь своим милым маленьким ротиком, и ты их знаешь.

— Я не знаю!

— Поступай как знаешь, — его ботинки снова шуршат по ковру.

— Нет! Нет, нет, нет, нет!

Свист, удар. Огненная полоса на обеих ягодицах.

Из меня вырывается вой.

Боль неописуема, она сокрушает меня.

— Кто он такой? Он помогал тебе сбежать из Колонии? Ты должна была ему что-то, а потом отступила, и ему это не понравилось? Или у тебя с ним что-то есть? Помогаешь ему?

— Нет…

Он вздыхает и отступает.

Удар!

Снова его тело прижимается ко мне, его кулак в моих волосах. Беспомощность вцепляется в меня когтями.

— Давай. Дай мне что-нибудь, Эмма. Девушке нужно есть. У тебя была работа до Логова Дьявола. Ты делала для него грязное дерьмо?

Я качаю головой, не в силах произнести ни слова из-за боли.

— Ну хорошо.

Свист. Удар.

Я бормочу бессловесные протесты, которые, как я знаю, ничего не дадут. У этого человека нет сердца, к которому можно было бы обратиться, нет души. Мужчина, в которого я влюбилась, никогда не существовал. Все это было у меня в голове, какая-то больная, извращенная игра, которую мое воображение разыграло со мной. Это единственное объяснение того, как он может это сделать.

Я ведьма, привязанная веревками, пойманная в этот момент между решимостью оставаться непоколебимой и тем восхитительным моментом, прежде чем я разобьюсь, как стекло, и признаюсь в том, чего не делала.

Только я не сломаюсь. Я не могу. Я не могу, потому что Сара все еще там, ждет меня. И потому, что мне нечего ему дать.

Удар.

— Я не знаю… — бормочу я.

У меня начинает кружиться голова. Я чувствую, как будто уплываю прочь, моя кровь гудит от головокружительного жара.

Удар.

— Я не могу… Я не… — мои слова даже не складываются. Как будто я снова под кайфом, как тогда, когда у меня был мой первый оргазм.

Удар.

Я кричу и рыдаю, и часть меня умирает. Она умирает из-за человека, которого, как мне казалось, я видела в те дни, после того как Кэп получил пулю. Она умирает из-за сердца, которое открылось человеку, оказавшемуся никем иным, как демоном.

Все, что у нас было, исчезает, как дым, и я плачу о том, чего никогда не было.

Ремень соскальзывает.

Рычащее дыхание наполняет мои уши.

Я чувствую, как будто мир ускользнул, как будто я нахожусь в облачном тумане, и звук дыхания Спайдера отдаленный, приглушенный.

Его пальцы запутались в моих волосах. Он слегка приподнимает мою голову. Краем глаза я замечаю, что он наблюдает за мной холодным, бессердечным взглядом.

— Господи Иисусе. Я должен отдать тебе должное, Дикая Кошка. Ты крепко держишься. Может быть, тебе нужно другое убеждение, а?

Мой желудок сжимается. — Ч-что? — я тяжело дышу, глядя на него сквозь горячие слезы.

Выражение его лица холодное и жестокое, но его глаза также горят похотью.

То, что осталось от моей решимости, разваливается на части. Он инквизитор, который решил перейти от одного пыточного устройства к другому. Здесь он отводит меня к реке и топит, и, если я выныриваю на поверхность, я ведьма. Если нет…

Вот только голод в его глазах не оставляет сомнений: я не собираюсь умирать. Он говорит о другом типе мучений.

Не в силах произнести ни слова, я отрывисто качаю головой, умоляя.

Пальцы Спайдера скользят по моей заднице, к промежности, которая шокирующе мокрая. — Это нормально. Тебе не обязательно говорить. Я бы предпочел, чтобы ты кричала.

Спайдер проходится по мне. Его пальцы гладят и дразнят, и когда я вырываюсь из его хватки, он сжимает мои волосы в кулак.

— Ты, должно быть, шутишь! — вырвалось у меня, теперь больше сердито, чем сломлено.

Он отпускает мои волосы и развязывает путы на одном запястье, затем на другом. Я слишком взбешена, чтобы испытывать облегчение. Медленно он опускает мои руки по бокам. Боль в моих конечностях заставляет меня стонать. Кажется странным, что он заботится о том, чтобы не усугубить ситуацию. Может быть, он не осознает, что делает это.

Надежда на мгновение затмевает мой гнев, но вместо того, чтобы развязать мои лодыжки, он толкает меня лицом вниз на матрас, точно так же, как он сделал, когда впервые привел меня в эту комнату.

Я рычу от ярости, и это приглушается одеялом. Пока я не поворачиваю голову. Он прижимает мою щеку к матрасу своей ладонью. Его грубый, мозолистый жар обжигает мою щеку.

Он слишком силен, чтобы с ним бороться. Как только я замираю, он хватает меня за запястья и заводит их мне за спину. Затем он обматывает оба моих запястья, связывая их вместе.

— Не хочешь рассказать мне то, что я хочу знать, Дикая Кошка?

— Я ничего не знаю, ты, жалкое ничтожество!

Он хмыкает. — Вот и хорошо. Я трахну тебя хорошо и жестко в любом случае, — он крепко завязывает узел.

Я пытаюсь приподнять плечи, но его ладонь снова прижимает мою щеку. — Ты хочешь, чтобы я снова тебя выпорол?

— Нет!

— Тогда веди себя прилично.

Я замираю.

Он глубоко вздыхает, и у меня такое чувство, что он заставляет себя сдерживаться. Моя кровь нагревается немного сильнее при мысли о том, что он находится на острие ножа контроля.

Другая рука Спайдера скользит вниз по моей спине и по заднице.

Жжение заставляет меня издать что-то среднее между воем и сердитым рычанием.

— Черт. Мне нравится, как сейчас выглядит твоя задница. Она такая красивая, когда красная, — его пальцы дразнят мою сердцевину, медленно скользя по моей влажности. — Черт возьми, Дикая Кошка. Ты знаешь, что ты со мной делаешь? Я сидел там, в церкви, и мой член все это время был тверд, как камень, для тебя. Все, что мне нужно было сделать, это подумать о тебе, привязанной к этой кровати, с твоей мокрой для меня киской, и я был достаточно тверд, чтобы забивать гвозди.

У меня такое чувство, что мой гнев возбуждает его еще больше. И я ненавижу то, что признание, которое он только что сделал, заставляет все мое тело воспламеняться для него. У него слабая власть над собой, и это дает мне прилив сил, чтобы знать, что я та, кто так близко подвела его к тому, чтобы потерять контроль.

Спайдер немного отводит бедра назад. Я слышу, как расстегивается его молния, чувствую, как он натягивает штаны на бедра. Звук его прерывистого дыхания безумно эротичен.

Затем его ладони скользят по изгибу моего зада, скользя вниз к моим раздвинутым бедрам. Его ногти царапают их тыльную сторону, и жжение сразу же обжигает, как огонь, и делает меня еще горячее.

Непрошеный образ того, как я, должно быть, выгляжу, заполняет мою голову. Я склонилась над кроватью, голый зад в воздухе, ноги широко расставлены, ступни привязаны, чтобы удерживать их на месте. Я полностью в его власти, бессильная остановить его, когда он использует меня так, как считает нужным.

Мое лоно пульсирует, и я пьяна от возбуждения.

Широкая головка члена Спайдера дразнит мою мокрую промежность. Он жадно рычит, дразня мое желание и разжигая мою ярость одновременно.

— Ты не можешь этого сделать! — я пытаюсь повернуться на кровати, но со связанными руками это бесполезно.

Он снова прижимает мою щеку к кровати. — Останови меня.

Затем он входит в меня одним долгим, глубоким толчком.

Удовольствие пронзает меня, раскаленное добела копье потребности, которое смешивается со вспышкой боли, когда его пах трется о рубцы, оставленные на моей коже его ремнем.

Я ворчу и дергаюсь так сильно, что подпрыгиваю на кровати.

— А, черт, — его пальцы впиваются в мои бедра, когда он медленно, но грубо входит и выходит из меня. — Моя сексуальная маленькая воровка.

Я чувствую, как он сдерживается, заставляя себя не торопиться. Спайдер отводит свои бедра назад, затем резко толкает их вперед, поворачивает их по кругу так, чтобы его ствол касался каждого нерва внутри меня, затем отступает и снова резко входит. Низкое, голодное рычание вырывается из него.

Я пыхчу, дергаюсь и извиваюсь, беспомощность захлестывает меня, чистая, необузданная потребность обжигает меня. Я вскидываю голову, и Спайдер сжимает мои волосы в кулак, откидывая мою голову назад в захвате, предназначенном для контроля. Жжение только усиливает мою потребность.

— Черт, ты чувствуешься так чертовски хорошо. Не могу насытиться.

Его темп ускоряется. Я беспомощно стону. Отпуская мои волосы, Спайдер обхватывает рукой мое горло, сжимая ровно настолько, чтобы ускорить мой пульс. Его бедра хлопают по моим.

— Спайдер… — я приближаюсь по спирали к кульминации, и пытаться вырваться из нее — все равно что пытаться выбраться из глубин сладчайшего ада.

— Моя, — у него демонический голос. — Никогда не уходи от меня.

Его пальцы сжимаются до тех пор, пока я не начинаю задыхаться.

Я пытаюсь произнести его имя, сказать ему, чтобы он отпустил, паника превращается в настоящий страх.

— Спа… Спа…

Он урчит, и его рот касается моего. Я кричу, и он жестко облизывает мой рот языком, ослабляя хватку, а затем снова сжимает ее.

У меня кружится голова, и каким-то образом удовольствие, которое он вызывает во мне, удваивается, пока мои бедра не пытаются прижаться к нему.

— Блядь! — его хватка соскальзывает с моего горла, и его ладони ударяют по столбам по обе стороны от меня. Его толчки становятся яростными, и он выпускает длинную череду проклятий.

Я извиваюсь, и мои бедра трясутся, не в силах сомкнуть ноги или остановить его. Со связанными руками и ногами я ничего не могу сделать, кроме как лежать и принимать его.

Прилив приближается, угрожая поглотить меня целиком. Крики вырываются из меня, заполняя комнату и отражаясь от стен. Весь клуб должен меня слышать. Они слышат меня, и они знают.

Спайдер рычит от удовольствия, злобно овладевая мной. Его пах царапает рубцы, оставленные ремнем, и жжение заставляет меня приближаться быстрее. Я кричу громче.

Как будто моя беспомощность возбуждает его еще больше, его ногти царапают дерево на столбах, а кровать стучит о стену, когда он сходит с ума.

— О, черт, черт, черт, да!

Весь клуб должен услышать его сейчас.

Прилив засасывает меня, топя в своих глубинах. Вспыхивают белые огни, мое тело сотрясается в конвульсиях, и меня захлестывает эйфория.

Спайдер делает несколько резких толчков. Он рычит от облегчения.

Затем он падает на меня сверху. Его грудь вздымается у меня за спиной, его дыхание горячее и прерывистое на моей шее.

Я тяжело дышу, слишком измученная, слишком разбитая тем, что только что произошло, чтобы бороться с ним.

Ненависть к нему наполняет мою кровь, пылая, как ад. Тяжесть моего собственного греха давит на меня, стыд съедает меня заживо.

— Боже, детка, — тихо стонет Спайдер мне на ухо. — Так хорошо, — его руки крепко обнимают меня, и он лежит так, обнимая меня в тишине нашего завершения.

Детка. Это первый раз, когда он назвал меня так с тех пор, как был подстрелен ночью Кэп. Он назвал меня так, когда мы лежали вместе, рассказывая мне о своих родителях и укусе паука, который принес ему его дорожное имя.