Текст книги "Заложник зла (ЛП)"

Автор книги: Оливия Александер

Соавторы: Рэйвен Дарк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Целую неделю после инцидента с Гэри я теряла себя в работе за столами, когда Текила позвала меня в бар. Она протянула мне свой сотовый телефон.

Я в шоке смотрю на нее. Спайдер всегда старался изо всех сил не давать мне доступа к телефону. Потом я понимаю.

— Спайдер? — я растягиваю слово, закатывая глаза.

— Нет, — говорит Текила с улыбкой, — Бен хочет поговорить с тобой.

Я улыбаюсь в ответ и беру у нее телефон, усаживаясь на табурет у бара. — Алло?

— Привет, Эмма, — в голосе Бена звучит облегчение, — ты в порядке?

— Привет, крутой парень.

Его сладкий голос подобен свету, сияющему в мире, который почти постоянно погружен во тьму.

— Я в порядке, — добавляю я. Закрадывается беспокойство за него. Гэри все еще где-то там. Он же не стал бы пытаться забрать его, пока тот находится в Уайт-Спрингс, окруженный байкерами, не так ли? — как у тебя идут дела? — спрашиваю я, надеясь, что мой голос звучит небрежно.

— Я в порядке, — говорит он, просияв, — мама сегодня возвращается домой из больницы. Я позвонил, чтобы сказать Спайдеру, но его там нет, поэтому я попросил поговорить с тобой. Ты вернешься в Уайт-Спрингс? Я хочу увидеть тебя снова.

Я кладу руку на свою сжимающуюся грудь. Этот ребенок такой очаровательный, что это убивает меня. — О, милый. Я не знаю. Я…

— Возвращайся, — говорит он с тем же непреклонным видом, с которым он сказал мне, что я еду с ним навестить его маму, — я не приму «нет» в качестве ответа.

У меня отвисает челюсть, и я сдерживаю смех, гадая, кому из парней из Уайт-Спрингс он подражает. Кто-то смеется на заднем плане, и это звучит как Джулс.

— Правда? — я хихикаю, — ну, я думаю, мне просто нужно спросить Спайдера, планируем ли мы тогда вернуться, а?

— Да. Я буду настаивать на этом.

Из телефона раздается звуковой сигнал.

— О, это другая линия, — говорит Текила, когда я говорю ей.

— Бен, мне нужно идти. Надеюсь, мы скоро снова поговорим, хорошо?

Мы прощаемся, и я возвращаю телефон. Текила отвечает на другую линию.

— Рэт, зачем ты мне звонишь? — говорит она, закатывая глаза в притворном раздражении, — почему бы тебе просто не пойти в бар и не взять что-нибудь, как нормальный человек, если ты голоден? — она делает паузу и вздыхает, — хорошо, я отправлю кого-нибудь сейчас, — она вешает трубку, — ленивая задница. Мы сейчас укомплектованы, и он хочет, чтобы я прислуживала ему всеми руками и ногами.

— Если он чего-то захочет, я принесу это ему, — предлагаю я, вставая с табурета.

— Спасибо, — она хватает поднос и открывает для него пиво, ставя его на поднос вместе с пакетом Доритос и парой маринованных яиц.

— Ты не должна была давать мне телефон? — обеспокоенно спрашиваю я ее, не желая втягивать ее в неприятности со Спайдером.

Она пожимает плечами. — Джулс говорила, что Бен сводит ее с ума, беспокоясь о тебе. То, чего Спайдер не знает, не причинит ему вреда, — я сжимаю ее руку, мое сердце переполнено.

— Вот, — она протягивает мне поднос для Рэта, — он в своей диспетчерской.

— Где это?

— Дальше по коридору, — она указывает на коридор в задней части бара, — слева от церкви.

Пробираясь по коридору, я балансирую подносом на ладони. Сделать это намного проще, чем было, когда я начинала в Логове Дьявола, как сейчас кажется, много лет назад. В те времена открытая пивная бутылка разбилась бы об пол в двух шагах.

Проходя мимо церкви, я бросаю взгляд на большие деревянные двойные двери. Я до сих пор понятия не имею, почему мужчины так называют эту комнату. В этом названии нет никакого смысла.

Из соседней комнаты играет громкая музыка, дверь стучит в такт незнакомой песне. Голос Рэт озвучивает текст, подпевая, смехотворно фальшивя. Я ухмыляюсь.

— Рэт? — осторожно спрашиваю я, стуча в дверь. Я никогда не была в этой комнате, и, кроме нескольких часов в закусочной после того, как меня спасли, я не проводила много времени с Рэтом. Он мало что говорил мне, за исключением нескольких слов, которыми мы обменялись тут и там, и я не очень хорошо его знаю.

Он не отвечает и все еще подпевает. Наверное, он меня не слышит.

Не зная, что еще делать, я открываю дверь и проскальзываю внутрь. Я не вижу его в комнате. Я собираюсь окликнуть его, но мой голос застревает у меня в горле.

— Вау, — я оглядываю комнату, никогда не видев ничего подобного.

Мониторы от стены до стены светятся повсюду, мерцая изображениями, что-то похожее на видеоигру на одном, фильм на другом. На экране посередине отображается карта. Один монитор сбоку смотрит на то, что я узнаю как заднюю часть здания клуба, заметно по дереву, к которому меня привязал Спайдер.

— Бог ты мой.

Банки из-под газировки, пивные бутылки, мятые пакеты из-под чипсов и полупустая коробка из-под пиццы усеивают столы, расположенные под мониторами. Недоеденный пакетик попкорна лежит на одной из дюжины клавиатур.

Я открываю рот, чтобы позвать Рэта, когда слышу, как слева от меня спускают воду в туалете, но останавливаюсь как вкопанная, уставившись на монитор над клавиатурой с пакетом попкорна на нем.

Кровь отливает от моего лица, и мой желудок ужасно сжимается.

Монитор смотрит прямо в комнату Спайдера, но там, где комната должна быть пуста, вместо этого на экране отображается пара на его кровати, женщина лежит, обхватив ногами талию мужчины, ее руки обнимают его за шею. На ее лице выражение безошибочного экстаза.

Даже несмотря на то, что я не вижу его лица, я знаю, что это Спайдер. И женщина, смотрящая в потолок, прямо в камеру, которая, должно быть, невидимая, носит мое лицо.

Дверь в ванную открывается, но я слышу это лишь наполовину. Поднос падает из моих трясущихся рук, пивная бутылка разбивается вдребезги, выпивка холодно брызжет мне на лодыжки.

Рэт вбегает в комнату. — Черт, — слышу я его бормотание, и он бросается к клавиатуре, — о, блядь, Эмма, я… нет, вернись… О, чтоб меня.

Я выбегаю из комнаты.

Глава 20

Повинуясь чудовищу

Эмма

Игнорируя крики Рэта, призывающие меня вернуться, я вылетаю из диспетчерской и несусь по коридору. Позади меня музыка, наполнявшая комнату, обрывается, и я слышу, как он ругается.

Мой мозг, кажется, онемел. Как в одном из фильмов Моники, как будто застряла в каком-то цикле обратной связи, он продолжает воспроизводить один и тот же образ — Спайдер и я, голые на его кровати, он жестко берет меня, отображаемый на этом экране как на ладони.

У меня такое чувство, как будто я попала в один из тех порнографических фильмов, которые смотрят парни. Я чувствую себя незащищенной и оскорбленной, и вдруг я снова в Колонии, заключенная в тюрьму в месте, где у меня нет никаких прав, лишенная всех моих чувств, личной жизни.

Отвращение и злость на Рэта кипят во мне, и я иду к бару, желая только одного — побыть одной, желая сбежать из этого жалкого клуба прямо сейчас, убраться как можно дальше от этих людей. Я прикрываю рот, сдерживая рыдание.

Он наблюдал за нами. Рэт, внешне скромный, непринужденный человек, который казался таким милым, наблюдал за нами.

Он смотрел, как мы занимаемся сексом.

Мой желудок тошнотворно скручивается.

Как долго камера находилась в комнате? Рэт наблюдал за мной каждую ночь? Видел ли он меня, когда я разговаривала по Bluetooth с Спайдером и кончала?

Господи, меня сейчас стошнит.

Я вхожу в бар, чуть не сталкиваясь с Ди. Она хватает меня за плечи, поддерживая.

— Эмма? Что случилось?

Я качаю головой и отстраняюсь, почти бегу по коридору к комнате Спайдера. Подойдя к его двери, я слышу торопливые шаги Ди и то, как она зовет меня. — Эмма, что… Рэт, какого хрена ты наделал? — огрызается она. Должно быть, он последовал за мной и столкнулся с ней в коридоре.

Он отвечает запыхавшимся голосом, но у меня слишком громко звенит в ушах, чтобы разобрать его слова. Я протискиваюсь в комнату и захлопываю дверь, запирая ее, чтобы Ди не могла последовать за мной.

Тяжело дыша, я осматриваю потолок, но не вижу ничего похожего на камеру или какую-либо часть потолка, где она могла бы прятаться. За исключением того, что она должна быть где-то там. На экране я смотрела прямо на нее.

Я снова прикрываю рот, дрожа, сдерживая рыдания.

Забравшись на кровать, я снова осматриваю потолок, в трех футах надо мной, но по-прежнему не вижу ничего, кроме светильника, куполообразного, непрозрачного, прикрепленного к потолку.

Жужжание. От него исходит слабое жужжание.

Я поднимаюсь с кровати на ослабевших коленях и спешу к выключателю, щелкая им.

— Спайдер, подожди минутку, — слышу голос Рэта, дальше по коридору, доносящийся из соседнего бара.

— Я только что вернулся, Рэт, что бы это ни было, это подождет.

— Нет, подожди. Что бы тебе ни говорила Эмма, это не то, на что похоже. Я…

Он замолкает, и мне кажется, я слышу, как он ругается.

Ручка дребезжит, когда Спайдер пытается открыть дверь. Звенят ключи, а затем щелкает замок. Я отступаю от двери, когда она открывается, и он проскальзывает в комнату, пряча ключи в карман. В руке у него маленькая сумка.

— Вот ты где, Дикая Кошка. Не могла бы ты рассказать мне, какого хрена все это было? Что, черт возьми, случилось с Рэтом?

Я стою перед ним, дрожа от ярости. Я хотела сказать ему, и все же теперь, когда он здесь, я не могу выдавить из себя ни слова. У меня перехватывает горло.

Выражение лица Спайдера становится жестче, когда он пристально смотрит на мое лицо, мокрое от слез. Он крадется ко мне, мускул на его челюсти подрагивает. — Что, черт возьми, он сделал? — его голос холодный и мрачный.

— Рэт, — прохрипела я, сглатывая. — Он был… Я зашла в его диспетчерскую, чтобы принести ему кое-что… — мои зубы сжимаются, — он наблюдал за нами.

— Что? — он качает головой, выглядя смущенным.

— Он наблюдал за нами. Должно быть, он установил здесь камеру. Я видела, как он наблюдал за мной… нами… занимающимися… на кровати. Я видела нас… на экране.

Я понятия не имею, чего я ожидала от Спайдера, услышав, что один из его братьев по клубу наблюдал за ним в таком интимном действии со мной, в уединении его собственной комнаты, но его реакция даже отдаленно не похожа на это.

Как только произносятся эти слова, глаза Спайдера расширяются. Затем его лицо расплывается в ухмылке, и он откидывает голову назад, издавая лающий смех.

— О, черт, — он качает головой.

Я смотрю на него, мой мозг кипит. Недоверие пробивается сквозь меня.

— Я не понимаю, — возмущение и гнев из-за его небрежной реакции на это вторжение в его, мою, частную жизнь постепенно берут верх, — как ты можешь…

— Ты думаешь, это он все подстроил? — он снова качает головой, обхватывая пальцами мой подбородок.

Я моргаю. — Что? Я не… — я замолкаю, и когда я замечаю блеск в его глазах, страх медленно просачивается внутрь.

— Рэт установил здесь камеры, но это была не его идея.

Я медленно качаю головой. — Нет.

— Это была не его идея. Это была моя.

Я таращусь на него, у меня внутри все переворачивается. — Ты сделал это?

Он просто пожимает плечами. Восторг искрится в его глазах.

— Зачем? — мой голос высокий, напряженный и прерывистый.

— Как ты думаешь, зачем, воровка?

Мои кулаки сжимаются, когда до меня доходит правда. Предательство горит в моей крови. Из всех вещей, которые Спайдер сделал со мной, это почему-то причиняет боль больше, чем что-либо еще. Это ранит глубже, чем любая порка или оскорбление.

Я стискиваю зубы. — Как долго? — я выхожу из себя.

Он просто ухмыляется мне, пересекает комнату к своей кровати, смотрит на светильник, затем на меня. Наблюдая, как закипает моя ярость. Он кладет сумку на тумбочку, полностью игнорируя мой вопрос.

— Как. Долго? — мрачно повторяю я, — как долго камера находится здесь?

— Камеры. Их две, — он достает из-за пояса пистолет, кладет его и кобуру в тумбочку.

— Как долго! — кричу я.

— Я велел Рэту установить их на следующий день после того, как привез тебя сюда.

Я закрываю глаза, откидывая голову назад. Слезы щиплют. — Где они? — говорю я, заставляя себя посмотреть на него.

— Есть одна в светильнике, — он кивает на него, — она неисправна или что-то в этом роде. Рэт пытается это исправить. Ты, должно быть, застала его за просмотром старых видеозаписей, — он фыркает, — гребаный извращенец. Не смог удержаться, чтобы не посмотреть это шоу.

Но он далек от того, чтобы злиться на Рэта, похоже, он считает все это забавным.

Ненависть смешивается с унижением, которое захлестывает меня. — Где другая камера? — требую я, — Ты сказал, что их две.

Его ухмылка огромна. — В душе.

У меня отвисает челюсть, глаза становятся огромными. Моя голова кружится от прилива ярости.

— Ты великолепна, даже когда промокла насквозь, — добавляет он, когда я молчу, слишком ошеломленная, чтобы ответить, — ты принимаешь хороший долгий душ. Есть на что посмотреть.

— Ты наблюдал за мной в душе?

Он снова пожимает плечами.

— Подожди, — я поднимаю дрожащую руку, — вот как ты узнал, не так ли? — огрызаюсь я, — вот как ты узнал, что я убежала в тот день. Ты видел, как я вылезла из окна!

— Одно очко в пользу воровки.

Мои глаза затуманиваются от слез. — Как ты мог так поступить со мной? Ты знал, как я отношусь к… как, Спайдер? — мой голос высокий, ужасный и надтреснутый.

— Ты ожидала, что я просто оставлю тебя здесь без какого-либо способа присмотреть за тобой?

— Но ты не просто следил за мной. Ты…

Блеск пляшет в его глазах. — Ничего не мог с собой поделать. Ты понятия не имеешь, как сексуально ты выглядела, лежа тут, пока я вонзался в тебя.

Стыд проносится сквозь меня, волна за разрушительной волной. Предательство скручивается в моей груди, как острый нож. Если бы он только установил здесь камеру, чтобы убедиться, что я не попытаюсь сбежать, это было бы одно. В конце концов, он мой похититель. Но он сделал это, чтобы шпионить за мной. Он сделал это даже после того, как узнал, что сделала Колония. Он установил здесь камеры после того, как подстрелили Кэпа, когда я думала, что между нами что-то изменилось. Знание этого режет, как лезвие. Было ли это вообще реально? Было ли то, что мы разделили, когда-нибудь реальным?

— Ты следил за мной в ту ночь, когда позвонил мне? — ответ приходит ко мне немедленно. Он сказал мне перевернуться на спину. Вот как он узнал, что я не лежу на спине, потому что он видел меня, — ты следил, — огрызаюсь я, — ты наблюдал за мной той ночью, когда заставлял меня… Ты наблюдал за мной и кончал сам!

— Черт, ты понятия не имеешь, что ты со мной делаешь, — он издает рык, протягивая руку, как будто хочет коснуться моих губ пальцами, — только ты заставляешь меня кончать так сильно.

Если я честна сама с собой, мысль о том, что он наблюдает, как я кончаю, и о том, что он видит это, была бы горячей, если бы я не чувствовала себя такой преданной. Если бы я не чувствовала, что он забрал у меня еще одну вещь вдобавок ко всему остальному.

— Это… я не верю… Спайдер, клянусь, я убью тебя.

Свет в его глазах режет мое сердце, как стекло.

— Это я хотел бы увидеть, — он направляется ко мне, раскинув руки, обнажая грудь, как будто я держу нож, которым хочу вонзить его в сердце.

Я отступаю, и он тянется к моей руке.

— Не прикасайся ко мне, — рычу я, отпрыгивая назад, как будто одно его прикосновение испепелит меня при соприкосновении, — если ты прикоснешься ко мне, гребаное животное, я убью тебя, — рычу я.

Спайдер делает шаг вперед, легко сокращая расстояние между нами. Он хватает меня за запястье и притягивает к себе. Выражение его лица жестокое и ухмыляющееся, когда он прижимает меня к себе не более чем рукой вокруг моего маленького запястья.

Он мягко убивает меня изнутри, и он наслаждается каждым моментом этого. Связь, которая, как мне казалось, у меня когда-то была с ним, внезапно кажется жестокой ложью, в которую, возможно, я обманула себя, заставив поверить, что она существует.

Ярость взрывается во мне. Я знаю, что я ни за что не смогу по-настоящему навредить ему, нет смысла бороться с ним, но гнев и стыд не позволяют мне мыслить здраво. Внезапно я ударяю его кулаком в грудь и замахиваюсь ему в лицо.

— Отпусти меня, ты, подлый кусок дерьма! Ты не имеешь права прикасаться ко мне. Ты не смеешь прикасаться ко мне своими грязными руками, — рычу я, набрасываясь на него. Я бью и бью кулаками по его огромной груди.

Большие руки Спайдера ловят мои запястья, прижимая их к его груди, так что я бью его кулаками почти без реальной силы, и все мои удары напрасны.

— Отпусти меня! — кричу я, — я ненавижу тебя! Клянусь, я убью тебя!

— Достаточно,— Спайдер разворачивает меня, и его руки прижимают мои к бокам, в то время как он держит свое запястье у моего живота, фиксируя руки на месте.

Я всхлипываю, трясу головой и бесполезно брыкаюсь в воздухе.

— Черт возьми, Дикая Кошка, — веселье в его ворчании приводит меня в ярость, — ты хочешь, чтобы я причинил тебе боль? — добавляет он более твердо.

Его руки по-прежнему обнимают меня, безжалостная хватка, которая не оставляет мне надежды причинить ему боль или сбежать. Моя ярость сгорает сама по себе, и моя борьба умирает. Тихие, прерывистые рыдания вырываются из меня.

— Ты закончила? — бормочет он.

Я замираю, уставившись в пол. Он сказал это так, как будто я непослушный ребенок, закатывающий истерику.

Я понимаю, как глупо бороться с ним, и сдаюсь, беспомощность и безнадежность затягивают меня в свои глубины. Я хочу уничтожить его, хочу причинить ему боль, но все, что я могу сделать, это просто принять все, что он делает со мной. Эта мысль сводит меня с ума.

Обнимая меня одной рукой, Спайдер накрывает мой лоб ладонью, прижимая мою голову к своему плечу. Когда я покорно прижимаюсь к нему, его ладонь откидывает мои волосы назад.

Медленно он отпускает меня. Затем он обходит меня, пока не встает передо мной.

— Пожалуйста, убери камеры, — это нелепая просьба, мольба о какой-то мере милосердия, которую я не получу, я знаю.

Он качает головой. Затем он медленно начинает расстегивать пуговицы на моем топе. Его глаза ловят мои, голодные, бесстыдные и полные собственничества.

Я протягиваю руку, пытаясь оттолкнуть его руки, но он стряхивает их. — Руки по швам.

Мои глаза наполняются слезами, но я борюсь с ними. Зная, что другого выбора нет, я опускаю руки. Его намерения сосредоточены на мне, коварные и неизбежные. После того, что он сделал, он просто собирается завладеть моим телом, вытворяя со мной бог знает какие извращенные вещи, и все это время с наведенной камерой на нас.

А потом он, вероятно, посмотрит это, снова кончая.

Почему, черт возьми, при том, как сильно я его сейчас ненавижу, эта мысль вызывает у меня сексуальную потребность?

Я убиваю любое желание бороться, подавляя любые эмоции, которые он может увидеть.

— Рэт нас увидит, — говорю я безжизненным голосом.

— Может быть, он так и сделает, — он расстегивает последние несколько пуговиц на топе и проводит пальцами по шрамам от паутины на моей груди. Его глаза впитывают его метки, а язык скользит по губам.

— Может быть, я покажу всем мальчикам позже, — добавляет он низким рычанием, которое кажется пародией на интимность, — держу пари, мальчики были бы рады посмотреть, как тебя трахают.

— Ты болен.

И все же мысль о том, что он позволит мужчинам смотреть, как он овладевает моим телом, как дикарь, которым он является, заставляет мое сердце трепетать. Мои соски напрягаются под его горящим взглядом, пока не причиняют боль.

— Ты делаешь меня таким. Я хочу, чтобы все знали, что ты моя.

Он стягивает топ с моих плеч с той знакомой тревожащей нежностью, которая заставляет меня чувствовать себя так, как будто он заботится о своей любимой игрушке. Его мозолистые пальцы касаются моих плеч, вызывая дрожь невольного восторга, сотрясающую мое тело. Топ падает на пол.

— Эти горячие упругие сиськи, — он проводит большими пальцами по моим уже ноющим соскам.

Я делаю глубокий вдох, заставляя себя не реагировать иначе. Темное веселье наполняет его глаза, и он пощипывает каждый ребристый бугорок, перекатывая их между пальцами. Молча, он долго смотрит на меня, и мне не нравится его взгляд.

Прежде чем я успеваю сообразить, что означает этот взгляд, он отступает назад. — На кровать.

Напоминая себе, что сопротивление ни к чему меня не приведет, сжимая живот, я забираюсь на кровать. Лежа поперек матраса, мой зад немного покалывает, но я стискиваю зубы и игнорирую это.

— Все еще болит? — он забирается ко мне на кровать, становясь на колени между моих ног.

Я игнорирую его колкость.

Спайдер стаскивает с меня штаны и трусики, отбрасывая их в сторону. Осознание моей наготы пронзает меня стыдом, его бессердечие режет мне сердце. Я закрываю глаза, отступая внутрь себя, в то знакомое место, куда он не может дотянуться.

— Не делай этого. Открой глаза, — приказывает он, — не закрывайся от меня.

Уставившись в потолок, я открываю глаза и пытаюсь игнорировать мысль о том, что невидимая камера смотрит на меня сверху вниз, что все записывается для него.

Если он собирается завладеть мной, я, возможно, не смогу сопротивляться или закрыть глаза, но я тоже не дам ему ничего сверх того, что он попросит. Он пригрозил, что позволит своим братьям посмотреть, но это будет скучное шоу, если все, что я буду делать, это лежать здесь. Шоу будет про него. Я буду пустой, марионеткой без эмоций, кем-то, кому он не сможет причинить боль.

Затем два пальца Спайдера опускаются между моих ног, поглаживая мою сердцевину. Влага покрывает его пальцы, и унижение обжигает мои щеки, когда уголки его рта приподнимаются.

— Промокшая для меня, как всегда, — он одобрительно мурлычет, гортанный звук, который заставляет мое тело гореть от желания.

Мне требуется вся моя воля, чтобы не съежиться от его прикосновения. — Ты скучала по мне, Дикая Кошка. Я знаю, что ты скучала.

Эти слова высмеивают мой стыд, но опять же, я не даю ему удовлетворения ответом, вместо этого уставившись в потолок, как будто я покинула свое тело.

— Я понимаю. Ты собираешься играть в эту игру.

Я сглатываю, ожидая, что он расстегнет штаны, войдет в меня, накажет, чтобы я ответила. Вместо этого его голова наклоняется, и его губы и язык оставляют обжигающий след на моей шее и горле.

Прежде чем я успеваю остановить это, моя голова откидывается назад, дыхание перехватывает. Он берет языком мочку моего уха в рот, сильно прикусывая. Мой рот открывается в беззвучном стоне, мои ногти впиваются в матрас.

Как будто он осознает свое влияние на меня, он втирает в меня свой затвердевший член, пока я не чувствую каждый дюйм его члена через джинсы. Жар, влажность и трение создают неотразимую комбинацию, которая делает невозможным не реагировать. Я тяжело дышу, и мои бедра извиваются, потираясь в ответ.

Спайдер издает глубокий торжествующий звук из своего горла и сильно посасывает мою шею сбоку. Он проводит зубами по чувствительной коже, пока я не стону, а затем сосет снова, достаточно сильно, чтобы оставить синяк.

О, Господи. Я не просто трусь о него, я жадно вращаюсь вокруг него. Его щетина царапает мою шею и горло, отчего мне становится еще жарче. Мои кулаки сжимают его одеяло.

Он движется вниз вдоль моего тела, его язык скользит по линиям паутины на моей груди. Они зажили, но огненные следы, оставляемые его языком, снова зажигают их, оживляя клеймо и заставляя меня задыхаться сильнее.

Рефлекторно я пытаюсь вывернуться. Он хватает меня за плечо, удерживая на месте, его огрубевшие от мозолей пальцы легко удерживают меня там, где он хочет.

Наклонив голову, он втягивает один из моих сосков в рот. Жар сводит меня с ума. Моя спина выгибается, мои бедра снова извиваются.

Я могу ненавидеть его, но мое тело взывает к нему, его долгое отсутствие разрушает любую волю сопротивляться ему. Он снова здесь, со мной, в моей душе. Как будто я предпочла бы умереть, а он возвращает меня к жизни, вдыхает в меня жизнь огнем и тьмой, снова делает меня своей.

Он посасывает мои ноющие соски, сначала один, потом другой, долго и сильно тянет, отчего я задыхаюсь и извиваюсь, а моя спина изгибается прямо над кроватью.

— Видишь? — его язык щелкает и кружит вокруг одного соска, пока я почти не кончаю, — ты можешь попытаться отгородиться от меня, но твое тело никогда не лжет. Твое тело жаждет моих прикосновений, как я и говорил тебе.

Я крепко зажмуриваюсь, ненавидя себя за свою слабость. Когда я пытаюсь отключиться, он ползет ниже, покусывая и облизывая, пока его голова не оказывается у меня между ног. В то время как он гладит мою грудь и перекатывает мои соски между пальцами, его другая рука широко раздвигает мои колени, а его язык ласкает мой клитор, бесстыдно пожирая меня медленными, долгими облизываниями.

Я хнычу и пытаюсь оттолкнуть его голову. Он прижимает мои руки к матрасу, а его язык танцует по моему клитору, мучая.

Знакомый прилив начинает нарастать, интенсивный и неудержимый. Я вскрикиваю прерывистым звуком, тяжело дыша и прижимаясь к нему. Я вот-вот потеряюсь в нем, погружусь в глубины его порочности, и мне это нравится.

Затем, как раз в тот момент, когда я собираюсь развалиться на части, он останавливается. Спайдер встает на колени, его огромная грудь вздымается, его борода и губы мокрые от моих соков.

Господи, помоги мне, он горячий.

Он остановился, подводя меня к краю только для того, чтобы в последний момент остановиться. Господи, как я его ненавижу.

Я откидываю голову назад, унижение разъедает меня изнутри.

Спайдер слезает с кровати и подходит к тумбочке. Когда он снова заползает на кровать, он держит коробку с этими зажимами для сосков.

Я вздрагиваю, вскидывая голову, и любое обещание, которое я дала себе не сопротивляться, вылетает у меня из головы. Наблюдая за моей реакцией, он ухмыляется, опускаясь на колени между моих ног. Спайдер открывает коробку и достает странное приспособление, позволяя трем цепочкам с серебряными зажимами, похожими на прищепки, свисать с его пальцев.

— Ни за что, — говорю я, заговорив впервые с тех пор, как забралась на кровать и начала вставать, — ты не используешь это устройство для пыток на мне.

Спайдер делает паузу, его лицо становится жестким. — Ложись обратно.

— Или что? Ты снова выпорешь меня? — мой голос звучит слегка истерично.

— Нет, — он кладет руки мне на колени, его ледяные голубые глаза предупреждающе сверкают, — ты будешь делать все, что тебе говорят, или я позабочусь о том, чтобы я не был единственным, кто видит, что происходит здесь сегодня вечером. Прямая трансляция закончится на экранах телевизоров внизу, и весь гребаный клуб увидит все, что я с тобой сделаю.

Я вздрагиваю, как от пощечины. — Ты этого не сделаешь.

— Нет? Оттолкни меня и увидишь.

Черт. Он говорит серьезно. Я вижу это в его глазах, в его сжатых челюстях, в том, как его кулак сжимает цепь в его хватке. Он точно знает, как причинить мне боль, как ранить меня глубже всего, и он это сделает. Для него нет ничего святого.

Любое чувство безопасности, которое у меня было до сих пор, любое чувство, что мое тело принадлежит мне, разбивается вдребезги, и это сильно бьет по тому, что он думает обо мне. Я игрушка, которая существует для использования, рабыня его похоти.

В то время как то, что случилось с Гэри и Беном, должно было смягчить его отношение ко мне, заслужить некоторую степень уважения или доверия, а выходит этот инцидент только укрепил то, кем я являюсь в его сознании, сделал его более решительным причинить мне боль.

Почему, я не знаю, и это не имеет значения. Все, что имеет значение — это пережить тьму, которую он обрушит на меня.

Мое горло сдавливает, глаза щиплет, когда наступает беспомощность, тяжелая и сковывающая. Поскольку я больше ничего не могу сделать, я снова ложусь и смотрю в потолок, ожидая неизбежного.

— Умная маленькая воровка, — он хватает меня за колени и рывком тянет через матрас, пока мой зад не прижимается к его бедрам, — подними руки над головой. Держись за спинку кровати и не двигай их, пока я не скажу.

Я протягиваю руку и хватаюсь за прутья изголовья кровати, не желая прикасаться к ним, но все же хватаюсь за них, как за спасательный круг.

Спайдер снова склоняется надо мной. Его голова опускается, и он облизывает и сосет один сосок, затем другой, снова доводя их до ноющих пиков. Он садится и перекатывает их между пальцами, пока я не начинаю задыхаться и извиваться.

— Посмотри на меня.

Мои глаза устремляются к нему. Его лицо холодное и жесткое, без эмоций, за исключением голодной одержимости, которая горит в его глазах.

Еще несколько нажатий на каждый сосок, а затем он берет один из маленьких серебряных зажимов между пальцами. Он сжимает один, открывая другой, и медленно закрывает его на моем левом соске.

Зажим сжимается, и внезапная боль неописуема. Я хнычу, пытаясь отвернуться, но он прижимает мою грудь. От укола боли у меня слезятся глаза.

— Я говорила тебе сегодня, как сильно я тебя ненавижу? — рычу я.

— Ты же знаешь, что у меня чертовски встает, когда ты так говоришь, верно? — он ухмыляется, — расслабься. Я даже не затянул их. Если бы я это сделал, было бы намного хуже.

Господи. Это так больно, и он не затянул их? Я должна задаться вопросом, так ли это больно только потому, что со мной никогда раньше такого не делали.

— На этот раз мы начнем медленно, — говорит он, — я не буду затягивать их.

Я не хочу знать, каково было бы, если бы он это сделал.

Боль начинает утихать, оставляя после себя сводящую с ума пульсацию, которая проходит у меня между ног и отдается в моем клиторе.

Спайдер медленно перекатывает другой сосок между пальцами.