Текст книги "Месть за моего врага (ЛП)"

Автор книги: Оливи Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

V. 19

(Перелом)

Ведьма из Манхэттена наконец нарушила молчание и выразила недоверие Боро словами:

– Как вы собираетесь привести нам Кощея и Бабу Ягу?

Перевод: Как вы сможете предоставить их нам?

Это был не настоящий вопрос, отметил про себя Дмитрий, подавляя желание упрекнуть собравшихся за неумение говорить прямо. Настоящий вопрос, по его мнению, звучал так: Как возможно, что мы столько лет оставались дураками, связанными по рукам и ногам, а теперь за пять минут, проведённых в этой комнате, вы можете пообещать нам непостижимую награду? И на этот вопрос он и сам не был уверен, что знает ответ.

Дмитрий открыл рот, чтобы ответить, но замер, окинув зал взглядом в поисках Марьи. Она должна была быть здесь уже давно, и хотя Марья Антонова умела многое, опоздание никогда не входило в число её привычек. Он заметил фигуру её телохранителя Ивана, скользнувшего в зал, и нахмурился, ощущая беспокойство.

– Одну минуту, – сказал Дмитрий спорящим ведьмам Борро и направился прямо к Ивану, жестом указывая в угол, подальше от недовольного ропота.

– Где она? – спросил он.

Иван покачал головой.

– Сказала, что будет. Просто немного задерживается.

– Марья никогда не опаздывает, – тихо ответил Дмитрий с нарастающим раздражением и прочёл на лице Ивана очевидное молчаливое согласие. – Попробуй ей позвонить.

Иван кивнул, доставая телефон из кармана.

Дмитрий, стоя рядом, слышал, как телефон начинает звонить.

И звонит.

И звонит.

С каждым гудком он ощущал толчок в груди, будто неотвратимое предчувствие. Нарастающее беспокойство становилось всё тяжелее с каждым ударом пульса. Дмитрий, привыкший к ровному ритму сердца Марьи Антоновой, с каждой секундой ожидания ощущал, как его тревога усиливается. Это была последовательность: звонок, удар пульса, резкая боль. Ожидание было невыносимым. Ноющая боль под его рубашкой, казалось, только нарастала, и это было похоже на страх, страдание и возбуждение. Это было похоже на всё это сразу, сплетённое в тревожную какофонию, как будто Марья внезапно перестала дышать.

Марья Антонова никогда не опаздывала, и всё, что она делала, имело определённую цель.

Разум Дмитрия воспроизводил прошедший день в обратном порядке: вечер, полдень, утро. Изменилась ли её ритмика? Он что-то упустил? Какой-то едва заметный знак? Могла ли она солгать ему в лицо так, что он не понял, даже несмотря на то, что носил у себя на шее самую суть её существа?

Какое нарушение могло произойти? Дмитрий эгоистично подумал сначала о себе. Он что-то сделал не так? Недостаточно почтителен? Или это она?

Нет. Насколько он знал, между ними ничего не изменилось.

Или всё-таки…?

Голоса за его спиной вырвали Дмитрия из раздумий. Внимание уловило загадочные взгляды, брошенные из разных частей комнаты. «Конечно,» – понял он внезапно, ощущая неприятный толчок в груди. Конечно. Он был дураком. Одно изменилось. Кое-что – единственная крошечная деталь – стало новым, ярким, другим. Потому что впервые Дмитрий был не просто Фёдоровым, сыном Кощея. Он стал Дмитрием Фёдоровым, ведьмой Манхэттена, представителем Манхэттенского ведьмовского Боро и человеком, который стоял теперь один.

Он изменился, но дело было не в нём. Он был гораздо меньшей частью, чем привык думать.

– Я знаю, где она, – сказал Дмитрий, когда звонок переключился на голосовую почту, и Иван нахмурился.

– Где? – спросил Иван, но у Дмитрия не было времени объяснять.

– Мне нужно идти, – бросил он, оттолкнув Ивана в сторону и игнорируя недовольные голоса, поднявшиеся за его спиной.

V. 20

(История)

Уход Марьи оставил Сашу в состоянии оцепенения, причины которого она не могла ясно определить. Более честная часть её самой, вероятно, ожидала, что Марья разрыдается, начнёт извиняться, умолять о прощении – хотя Саша никогда прежде не видела, чтобы Марья поступала подобным образом. На самом деле, Саша никогда не видела, чтобы Марья Антонова реагировала иначе, чем с той непоколебимой уверенностью, которая была у неё сейчас. И, возможно, именно это расстраивало её больше всего. Теперь Саша оказалась такой же, как любой другой человек в этом мире, а Марья никогда прежде не заставляла её чувствовать себя так.

– Что нам теперь делать? – пробормотала она, обращаясь ко Льву. Было трудно подсчитать свои победы и потери: вчера – без Льва, сегодня – без Маши. Неужели ей суждено иметь либо одно, либо другое?

– Не знаю, – ответил Лев, прижимая губы к её волосам, утешая. – Но, думаю, нам нужно остановить твою сестру, пока она не зашла слишком далеко.

– Но чего она может хотеть? – с болью спросила Саша. – Твой отец уже повержен. Роман наполовину сошёл с ума. А Дмитрий…

Она замолчала.

– Мне кажется, я всегда знал, что мой брат кого-то любил, – медленно сказал Лев. – Странно говорить это, хотя я никогда не видел своего брата влюбленным. Но он всегда казался мне человеком с разбитым сердцем, и, думаю, именно это делало его таким… необъятным. Таким недосягаемым. – Он сделал паузу. – В нём всегда была эта благородная печаль, как у человека, который потерял всё, но отказался быть опустошённым.

Эти слова эхом отозвались в пустотах Сашиного восприятия; в пробелах истории, которой она никогда не знала, но чувствовала, что эти пустоты должны быть заполнены.

– Моя сестра была такой же, – наконец сказала она. – Я всегда думала, что она такая из-за чего-то, что произошло ещё до моего рождения. Как будто она чувствовала утрату веками. Жизнь за жизнью.

– Можешь представить? – спросил её Лев, покачав головой. – Чувствовать себя так.

Он обвил её руками, почти инстинктивно, как будто без прикосновения слова теряли всякий смысл.

– Я не могу представить, чтобы нашёл тебя, а потом позволил тебе уйти. Я бы не смог этого сделать, – сказал он. Саша почувствовала, как его хватка стала крепче. – Ни за что. Я бы научился ненавидеть каждую частицу этого мира, каждого, кто удерживал бы меня от тебя.

Саша медленно расслабилась в его объятиях, позволяя себе прижаться щекой к его груди.

Она сделала вдох – медленный, для уверенности. И выдох.

Затем второй – для очищения.

И третий – для осознания.

– Нам нужно выяснить, куда она направляется, – сказала Саша. Ощущение ясности неспешно зарождалось в её голове, словно тонкие нити пробирались сквозь её кости. – Не так ли?

Голос Льва был необычайно мрачным:

– Да. Я думаю, что мы обязаны это сделать.

V. 21

(Мертвые девочки)

– Бридж, – сказал Роман, начиная умолять с того самого момента, как появился на пороге кабинета Брина. – Пожалуйста. Мне нужна твоя помощь. Ты ведь знаешь мёртвых, верно? Если бы ты мог заступиться за меня, сказать ей, что я сожалею…

– Роман, – перебил его Брин, поднимаясь со своего места, – когда я предложил встретиться здесь, это было для того, чтобы ты помог мне, а не наоборот.

Роман моргнул, дико глядя на него.

– И с какой стати мне делать тебе одолжение, Бридж?

– О, ты не делаешь одолжение, – уверил его Брин с усмешкой. – Ты и есть одолжение.

Он отступил в сторону, открывая вид на кресло за ним, в котором, скрестив ноги, сидела Мария Антонова. Роман застыл, медленно повернувшись, чтобы посмотреть на неё.

– Значит, ты жива, – хрипло произнёс Фёдоров, и она рассмеялась.

– Да, несмотря на все твои старания, – ответила она, оглядывая его с головы до ног. – Ты выглядишь испуганным, Рома, – заметила она, обернувшись к Брину. – Разве он не выглядит испуганным, Бридж?

– Да, – согласился Брин, прислоняясь к своей книжной полке. – И, честно говоря, у него есть на это полное право.

– Согласна, – произнесла Мария, снова обращаясь к Роману. – Я слышала, моя сестра преследует тебя, – заметила она безразлично. Он молчал, и на её лице заиграла улыбка. – Хорошо. У меня были планы поступить так же.

– Чего ты хочешь от меня? – выдавил Роман, напряжённо молча. – Я пытаюсь искупить свою вину.

– Ты даже не стараешься, – сказала Мария. – Меня это не впечатляет. А тебя, Бридж?

– Нет, – отозвался Брин, но его взгляд уже был обращён к Марье в ожидании. – Моё вознаграждение?

Она взмахнула рукой в сторону ящика его стола, из которого поднялась почка. Проведя ладонью над ней, Мария на мгновение остановилась, а затем жестом подозвала Брина.

– Подойди сюда, – сказала она, и Брин, демонстрируя притворную неохоту, шагнул вперёд, под пристальным взглядом Романа. – Теперь, Рома, – продолжила она, – расскажи мне, что тебя беспокоит. Ты боишься, что моя мёртвая сестра убьёт тебя, да?

Она положила прохладную руку на спину Брина, медленно скользя пальцами под его рубашку. Её пальцы, казалось, двигались утешающе, но вскоре они вонзились в кожу, заставив его вскрикнуть от боли.

– Я могу поговорить с ней за тебя, – продолжила Мария, её взгляд неотрывно был прикован к Роману. – Но ты сделаешь для меня одну вещь.

Брин повернулся, недовольно глядя на неё сверху вниз, и она покачала головой.

– Тише, пожалуйста, – спокойно предупредила она. – Я заключаю сделку с Ромой.

У Брина было отчётливое ощущение, что её маленькие колдовские пальцы проникли глубже, чем просто в его кожу.

– Я просто хочу, чтобы Саша знала, что это не моя вина, – выдохнул Роман. – Это не я…

– Это твоя вина, что я мертва, – напомнила Мария. Брин был уверен, что из-за освещения его кабинета стал заметен шрам на её груди. Был уверен, что Роман видит следы того, что он натворил. – Так чья же вина, Рома, если не твоя?

Что-то сжалось во внутренних органах Брина. Он едва сдержался, чтобы не закричать.

– Это вина моего отца, – прошептал Роман.

Мария вывернула руку Брина, обжигая его изнутри, и он издал ужасный крик, вцепившись в край стола.

– Да, именно так, – подтвердила она, и внезапно боль прекратилась. Она убрала руку и легонько похлопала Брина по спине. – Всё готово. Теперь это твоё.

Брин, тяжело дыша, поднял на неё ошеломлённый взгляд, но она уже снова повернулась к Роману.

– Меч, Бридж? – попросила Мария. – Нет, подожди. Спата. Ты знаешь, что это?

– Гладиаторский меч? – переспросил Брин, моргнув.

– Да, именно он, – подтвердила Марья, бросив короткий взгляд на Романа. – Принеси его.

Брин нахмурился.

– Гладиаторский меч?

– Да, он, – ответила Марья, а на расстоянии Роман побледнел. – Ты знаешь о нём?

– Знаю, что это такое, – нетерпеливо ответил Брин, – но у меня в офисе, Маша, нет чёртовой спаты.

– Призови его, – велела Марья, бросив на него косой взгляд. – Протяни руку, – добавила она, показывая, чтобы фейри повторил за ней, – и позови. Я точно знаю, где есть меч, которым ты можешь воспользоваться, – она бросила быстрый взгляд на Романа. – У Кощея, в его хранилище.

– Но я не могу…

– Теперь можешь, – отрезала Марья, снова поманив его жестом. – Так что приступай, Бридж.

Бринмор Аттауэй, как это часто бывало, снова поймал себя на мысли, как сильно он ненавидит ведьм. Он ненавидел всех, кому всё давалось слишком легко. Конечно, теперь и ему многое доставалось достаточно просто, но титул «Эсквайр», идущий после его имени, решал за него большую часть проблем. Люди могли его не любить сколько угодно, но каждая минута общения с ним стоила значительных денег. Он имел ценность, даже если ему не хватало значимости. А ведьмы… Ведьмы были значимыми всегда. Малейший жест пальцем – и физика Вселенной изменялась. Всю свою несчастную жизнь Брин пытался раздвинуть границы реальности и оставался с пустыми руками.

Неужели он когда-нибудь переоценивал лёгкость колдовства? Или, возможно, он всегда недооценивал его? Он согнул палец, затем другой. Представил, как его пальцы обхватывают рукоять спаты. Представил её тяжесть.

Что-то внутри вдруг ожило, растянулось, зевнуло и, кажется, даже сказало: «Наконец-то».

Когда Брин открыл глаза, меч уже был у него в руке, и Марья Антонова медленно улыбнулась.

– Отдай его Роме, – сказала она.

Брин не хотел. «Я сделал это», – подумал он. Бринмор был из тех, кто выставляет свои достижения напоказ. Доказательства его успехов должны были висеть в офисе, где каждый мог их видеть. Смотрите, смотрите, что я сделал.

– Ты можешь создать ещё один, – нетерпеливо заметила Марья. – Этот отдай Роме.

Роман уже выглядел как семикратно мёртвый. ББрин, который повидал больше типов мёртвых, чем хотел бы, мог это подтвердить. Но сделка есть сделка: ведьмовские органы против крови фейри. Победила кровь.

Он протянул спату Роману, и тот, казалось, машинально взял её.

– Что ты делаешь? – глухо спросил Роман.

– Играю в игру, – пожала плечами Марья. – Провожу эксперимент. Насколько сильно ты хотел моей смерти, Рома Фёдоров?

– Достаточно сильно, чтобы сделать это самому, – ответил он.

– Да, правда, – согласилась она. – Я уважаю такую инициативу. Возможно, в другой жизни мы могли бы быть друзьями.

Брин заметил, как челюсть Романа напряглась.

– А в этой жизни?

Марья чуть скривила губы. Она осторожно повернула лампу, изменяя угол падения своей тени.

– Мы договорились, – произнесла она, обращаясь к своей тени. – Разве не так?

Тень кивнула. Брин моргнул, сбитый с толку.

– Скажи Кощею Бессмертному, что его сын Рома в беде, – приказала Марья, а затем подняла взгляд. – Что Ромик сидит дома, утопая в своих тёмных мыслях.

Роман нахмурился.

– Но…

– А затем скажи Кощею Бессмертному, что его сын Дмитрий вот-вот заключит сделку, – продолжила Марья, – в офисе фейри по имени Бридж. – Тени закружились вокруг неё, почтительно дожидаясь дальнейших указаний. – Посмотрим, куда он пойдёт?

Рука Романа крепче сжала рукоять меча, но Марья подняла взгляд в предупреждении.

– Когда всё закончится, ты поймёшь, что я ни разу не подняла на тебя руку, Рома, даже если ты не удостоил меня той же любезностью. – Её взгляд снова скользнул к нему, пока тени медленно растворялись в полу, исчезая одна за другой. – О, и Бридж?

Брин взглянул на нее.

– Да, ведьма?

– Не вмешивайся.

Его бровь дернулась.

– Я не имею никакого отношения к делам Кощея Бессмертного.

– Вздор. У тебя есть его магия. Ты заманил его сына, – глаза Марьи были тёмными и непроницаемыми. – Ты почувствуешь последствия этого однажды, если не сегодня.

Брин моргнул. Она улыбнулась.

– Жаль, что ты никогда не смог бы полюбить меня, Бридж, – сказала Марья.

Он замялся.

– Я мог бы.

Роман бросил на него измученный взгляд.

Марья подняла бровь.

– Сядь.

Брин сел.

– Не вмешивайся, – повторила она.

– Я не планирую…

– Не заставляй меня терять терпение, – предупредила она, и он вздохнул, закрыв рот.

Часы на стене отсчитали тридцать ударов будущей истории. В кармане пальто Марьи зажужжал телефон; кто-то пытался до неё дозвониться. Но её внимание не сместилось.

– Я мог бы просто уйти, – сказал Роман.

Внутренне Брин с трудом сдержал смех. Роман Фёдоров, уйти?

Никто никогда не хотел остаться сильнее.

– Мог бы, но не уйдёшь, – равнодушно отозвалась Марья. – Ты должен узнать, кого он выберет, разве нет?

Роман ничего не ответил.

– Что ты сделаешь, Ромик, – мягко спросила она, – если это будешь не ты?

Секундная стрелка часов приближалась к полуночи.

Три, два, один.

Затем раздался разрыв во времени, и в комнате появился Кощей Бессмертный.

V. 22

(Расплата)

– Дима.

Сердце Кощея забилось быстрее.

Дима, сын мой…

Но в офисе Бриджа его ждал не Дмитрий.

– Ты, – сказал Кощей, увидев Марью Антонову.

Она сидела неподвижно, скорее мёртвая, чем живая, но это его не удивило. Марья всегда была спокойной и задумчивой, но, как и ее мать, скрывала в себе гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд.

С детства Марью Антонову боялись. У неё был телохранитель, этот массивный Иван, но никто на самом деле не боялся его. Скорее наоборот, Иван был как плащ жнеца. Просто украшение, чтобы показать, что сама Смерть уже на подходе.

– Да, это я, – подтвердила Мария, откинувшись на спинку кресла. – Вы ведь уже знакомы с Бриджем, я полагаю?

Кощей холодным взглядом оглядел Брина, сидящего в стороне. Его пальцы сжимали подлокотники кресла, а взгляд был направлен куда-то в пустоту.

– И, конечно, вы знаете своего сына, – лениво добавила Мария.

Кощей медленно повернулся, встретившись взглядом с мрачными глазами Романа.

– Рома, – нахмурился Кощей. – Я думал, ты…

– Я знаю, что ты думал, – спокойно ответил Роман.

Кощей заметил, что его сын сжимает тонкий меч. Как коллекционер, он знал о спате в руке Романа больше, чем о напряжении, повисшем в воздухе. Этот меч имел историю длиннее, чем у любого из них, и сделан из материалов, которые переживут их всех.

– Что это? – спросил Кощей, оборачиваясь к Марье. – У меня есть договор с Ягой.

– Да, – подтвердила она. – И мне это безразлично.

– Ты здесь, чтобы пересмотреть условия? – спросил он.

– Нет, – сказала Марья. – У меня уже есть все, что мне нужно от тебя, Кощей.

Ее взгляд медленно переместился с него на Романа.

– Знаешь, почему твой отец отдал свою почку Бриджу? – спросила она, и Кощей бросил взгляд на Брина, который молчал.

– Чтобы спасти меня, – осторожно ответил Роман.

– Хм, да, – позволила себе согласиться Мария. – Но как он узнал, что тебе это нужно?

– Он… – Роман замялся. – Он мой отец.

– Он следит за тобой, – поправила Мария, и Кощей моргнул.

– Как ты…

– Тебе стоит лучше относиться к своим созданиям, Кощей, – посоветовала Марья, и тени за её спиной начали извиваться, обвивая её кресло, словно трон.

Кощей повернулся к сыну, ощущая, как желудок сводит судорогой.

– Я слежу за вами всеми, – осторожно сказал он Роману. – Конечно. Конечно, я присматриваю за тобой.

– Нет, на самом деле, – вмешалась Марья, поднимаясь на ноги. – Он не следил за Дмитрием. Он не следил за Львом. Он следил только за тобой. И знаешь, почему, Рома?

На лице Романа мелькнуло замешательство.

– Потому что ты слабый, – сказала она, уголки ее губ изогнулись в улыбке.

Глаза Романа впились в отца, наполненные обвинением.

– Не слушай ее, – вздохнул Кощей. – Ромик, прошу. Что я всегда говорил тебе о ведьмах Антоновых?

– О, так ты теперь против них? – бесстрастно спросил Роман. – Потому что, когда я пытался что-то предпринять…

– Ты всё испортил, – прервал его Кощей. – Мы бы не были здесь, если бы не ты. И теперь, если говорить больше не о чем, мы уходим. Мы закончили. – Он повернулся к Марье. – Что бы ты ни надеялась получить этим, Мария, ты ничего не получишь ни от меня, ни от моих сыновей.

– О, правда? – усомнилась она. – Несколько часов назад Дмитрий передал твои документы в Боро. Все твои записи, – уточнила она, и лицо Кощея побледнело. – Твои создания. Твои незаконные доходы. Каждую услугу, которую ты когда-либо обещал или выполнил – у Дмитрия есть все записи, и теперь они у Боро.

– Ты лжешь, – сразу же сказал Кощей.

Она улыбнулась.

– Мертвые девушки не лгут, Кощей. – Ее взгляд скользнул к Роману. – Правда, Рома?

Что бы Кощей ни ожидал увидеть на лице сына, это точно был не страх.

– Жаль, что ты так стараешься защищать своего отца, Рома, – продолжала Мария, мягко, почти утешающе. – Разве ты ещё не понял, какого сына он выберет?

Кощей поморщился. Какая бы ведьма ни была Мария Антонова, она всегда оставалась невероятно умной женщиной, скользящей своими когтями по всем их неуверенностям и слабостям.

– Ромик, послушай меня…

– Ты выбрал Диму. – Кощей увидел, как его средний сын собирает воедино мелкие сомнения, за которые он всегда цеплялся, и как они снова становятся ядовитыми. – Папа, ты снова выбрал Диму вместо меня, даже несмотря на то, что он тебя предал!

– Дима никогда не предаст меня, – твердо сказал Кощей. – Она лжет, Ромик, и посмотри, это работает…

– Нет. Она не лжет, – голос Романа стал твердым и хрупким, как слова, камнями, срывающиеся с его губ. – Дима не был верен тебе уже несколько месяцев. Он ушёл от тебя в тот момент, когда ты бросил Льва. Боже мой, – выплюнул Роман, сжимая меч в руке. – Я не могу в это поверить. Всё это время, папа, я сражался за дело, которого не существовало…

– Ты преувеличиваешь, Рома, ты иррационален. Я люблю всех своих сыновей.

– Нет, – покачал головой Роман. – Нет, ты не любишь. Ты выбросил Льва. Даже Диму, которого ты якобы любишь больше всего…

– Не смей сомневаться в этом.

– Ты причинил ему худшую боль в его жизни!

– Рома, ты забываешься…

– Я думал, что Антоновы нас разрушат. Я думал, что они опасные, что они змеи. Я думал, что она, – прошипел Роман, направив острие меча в сторону на груди Марьи, – будет той, кто нас разрушит. Но это не она, да? Это ты, – плюнул он на Кощея. – Ты яд в нашей семье.

Губы Кощея сжались в тонкую линию.

– Рома, пожалуйста.

– Что, если бы ты позволил Диме жить с ней, а? – потребовал Роман. – Если бы ты просто оставил их в покое тогда, годы назад, она была бы ничем. Антоновы были бы ничем. Ты создал Бабу Ягу, – крикнул он отцу, – и если бы ты не сделал такую беспечную, эгоистичную вещь, все трое твоих сыновей всё ещё были бы рядом с тобой!

– Рома, послушай меня…

– Но тебе нужно было иметь своего наследника, не так ли? – продолжил Роман, гневно. – Если я слабый сын, папа, то это из-за тебя. Потому что мы не равны в твоих глазах. Потому что ты так боялся, что Дима полюбит что-то больше, чем тебя самого. Это самое худшее, что ты можешь себе представить, правда? Чтобы я, твой наименее достойный сын, унаследовал твоё дорогое царство вместо Димы!

Грудь Романа вздымалась и опускалась от мучений, меч в его руке всё ещё был направлен на неподвижную Марью.

– Дима бы выбрал Машу, – сказал он горько. – Он всегда бы выбрал Машу…

И действительно ли это было такое мрачное пророчество, что Кощей предпочёл уничтожить всех своих сыновей, лишь бы один остался рядом с ним?

Слова сорвались с губ Кощея неожиданно:

– Ты эгоист, – сказал он Роману. – Ты такой же, как и я, Рома. Ты слишком отчаянный, слишком голодный. Тебе всегда будет мало. Точно так же, как и мне, – он сглотнул, тяжело дыша, – Точно так же, Ромик, сынок – тебя не будет достаточно.

Роман уставился на него.

Затем, медленно, меч в его руке сместился с шеи Марьи и направился в грудь его отца.

– Из-за тебя меня преследуют, – хрипло сказал он. – Из-за тебя Саша Антонова преследует меня, и Льва тоже. Из-за всего, что я для тебя сделал, и теперь ты говоришь, что меня недостаточно?

Кощей не ответил.

– Меня было бы достаточно, если бы ты мне позволил, – сказал Роман, делая шаг вперёд. Впервые Кощей заметил, что темные глаза сына налиты кровью и широко распахнуты, под ними залегли тени, светящиеся и темные. Роман страдал от бессонницы, понял Кощей. Что-то не давало его среднему сыну спать по ночам. В его голове кружили демоны. Он заслуживал расплаты.

Именно голос Марии пронзил напряжённое молчание:

– Если ты убьёшь его, – сказала она, шагая к Кощею, пока Роман не направил меч к её горлу, – я верну Льва. Сделка будет разрушена, и не останется причин для вражды. Моя мать не нуждается в сопернице, – добавила она с лёгким пожатием плеч, – а твоя семья скоро перестанет быть семьёй. Твоя империя падёт к моим ногам, к ногам моей матери и моих сестёр. Уже ничего не осталось, за что бы ты мог бороться.

Роман моргнул.

Кощей открыл рот, но не произнес ни звука.

– Мне не нужно то, что принадлежит тебе, Рома, – продолжила Мария, её голос был одновременно тревожным и успокаивающим. – Может, ты хотел отнять что-то у меня, но я не претендую на то, что принадлежит тебе. Ты попал в ловушку ненависти своего отца? – сказала она с обольстительной улыбкой, как и всегда. – Тогда разорви цепи, Рома. Освободи себя.

Она подняла руку, направив лезвие спаты прямо под челюсть Кощея, и он застыл. Было бы достаточно легкого вздоха, чтобы пронзить его горло.

– Как ты думаешь, кого выберет твой отец? – прошептала Марья Роману, чье лицо стало жестким.

– Он никогда не выбирает меня.

– Нет, Ромик, – печально сказала Марья, – не выберет.

Кощей затаил дыхание.

Внезапно он осознал, что жизнь не пролетает незаметно. В конце концов, это что-то вроде липкого клея, покрывающего обратную сторону старой фотографии. Сожалеть о чём-то сейчас казалось нелепым. Здесь, в этом мгновении? Он помнил лишь одно из своей жизни – не событие, не слова, а ощущение: мягкость волос Дмитрия под своими пальцами. «На вид они как золото, на ощупь как шелк», – думал он c гордой улыбкой, – «это и есть роскошь». Это и есть богатство. Это было сокровище: совершенство его сына.

Теперь образ Романа перед ним померк.

Мария говорила правду о Дмитрии – осознание этого нахлынуло на него волной. Он не был дураком; он знал интонацию и тембр голоса своих детей, каждую клеточку, каждую мысль и чувство. Дмитрий предал его. Конечно, предал. Дмитрий был хорошим человеком, но нехорошим сыном. Дмитрий был не настолько слаб, чтобы продолжать стоять на коленях перед отцом, несправедливо лишившим его всего, что он любил. Дмитрий сам найдёт свой путь. С Дмитрием все будет в порядке.

C Романом – нет.

Роману нужно было искупление. Ему нужна была расплата.

И что бы ни думали другие, Кощей по-своему любил своего среднего сына. Любил настолько, чтобы дать ему это.

– Сделай, – сказал он, сглотнув под острием меча. – Она права, Ромик. Я действительно люблю Диму больше.

Его рот изогнулся в неестественную дугу утраты, превращаясь в жалкую, безжизненную улыбку.

– Это твоя вина, – сказал Роман.

Да, подумал Лазарь Фёдоров, закрывая глаза.

Это его вина. Его рук дело.

Это было ценой его жизни, и в свои последние моменты он понял, что так и есть.

Это была империя, построенная Кощеем Бессмертным.