Текст книги "Месть за моего врага (ЛП)"

Автор книги: Оливи Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

IV. 7

(Подведение итогов)

Роман обсуждал с отцом незначительную проблему со снижением дохода, ожидая Дмитрия. Наконец, тот вошёл в комнату.

– Дима, – нерешительно окликнул Роман. – Где ты был?

Взгляд Дмитрия, холодный и отстранённый, скользнул по Роману, игнорируя Кощея, который тихо потягивал виски.

– Не дома, – ответил он.

– Дима, – вздохнул Кощей, маня его жестом. – Сядь со мной, пожалуйста.

Глаза Дмитрия переместились с Романа на отца.

– Почему, – отозвался он ровным тоном, – ты проводишь инвентаризацию? Считай своих сыновей тщательно, папа. – Его губы сжались в жёсткую линию. – Тебе всё ещё не хватает одного.

В этот момент Дмитрий выглядел одновременно более сияющим и уверенным, но вместе с тем заметно менее живым. Он казался недосягаемым, словно статуя, высеченная из камня: неподвижный, неуязвимый. В этот момент он напоминал отца больше, чем когда-либо прежде.

Роман впервые ощутил на себе вес слов «сын Кощея», глядя на старшего брата. Его охватил неожиданный и неприятный озноб.

– Дима, – мягко сказал Кощей. – Пожалуйста. Я понимаю, что ты сердишься на меня…

Дмитрий развернулся и пошел прочь. Роман видел, как отец много раз поступал так с другими мужчинами. В отсутствии тоже есть сила – демонстрация того, что твоё время слишком ценно, чтобы тратить его на неважное. Это был инструмент подчинения, и теперь Дмитрий использовал его безупречно, отвернувшись от них обоих – Кощея и Романа – и бесшумно исчезнув в своей спальне. Это не было вспышкой гнева: никакого хлопанья дверьми, никакого топота ног. Дмитрий Фёдоров просто решил, что они не заслуживают его внимания, и оставил их.

Кощей медленно выдохнул.

– Ты должен ему сказать, – тихо посоветовал Роман.

Кощей едва заметно моргнул.

– Он будет только сильнее тебя презирать, Ромик.

– Возможно, – согласился Роман. – Но всё же. Тебе тяжело видеть его таким.

Тёмный взгляд Кощея скользнул на младшего сына.

– Это не дело Димы, я сам решаю чьи долги оплачивать и как. Моя сделка с Бриджем не подлежит обсуждению. Я рассказал об этом тебе только потому, что это касалось тебя. И потому, что если он прав…

– Если Бридж сказал правду, и Маша жива, то она придёт за мной, – пробормотал Роман, и Кощей издал лёгкий вздох неодобрения.

– Ты всегда думаешь слишком мелко, Ромик.

Кощей провёл пальцами по тени на стене, и Роман ощутил острый укол раздражения.

– Яга и её дочери – не праздные игроки, – объяснил Кощей. – Они не мстят, если не видят в этом выгоды. Для них ставки всегда высоки. Если Бридж прав или если они решат нарушить условия нашей сделки, – добавил он мрачно, – то Баба Яга не станет целиться в мелкую рыбу.

– Ты думаешь, она придет за тобой? – удивился Роман.

– За мной, – согласился Кощей, – или за Димой.

Роман моргнул.

– Почему за Димой?

– Он мой наследник, – пожал плечами Кощей. – Будущее этой семьи.

– Ты хочешь сказать… – Роман сглотнул. – Папа. Ты говоришь, что Антоновы придут за Димой вместо меня, потому что он… более ценен?

Лицо Кощея напряглось.

– Это не вопрос ценности, – сказал он холодно. – Я спас твою магию, не так ли? Я спас твою жизнь. Ты всё ещё сомневаешься, считаю ли я тебя достойным, Ромик? Потому что у меня не хватает одной почки, и это напоминает мне о том, что тебе пора оставить свои детские комплексы.

Роман болезненно поморщился, задетый.

– Я лишь хотел сказать…

– Если они уничтожат Диму, это будет равносильно уничтожению меня, – перебил его Кощей. – Дима – это тот, кого знают ведьмы Боро. Тот, кому они доверяют. Тот, кто представляет меня в делах. Если Дима падёт, это станет сигналом для всех ведьм, что наша семья уязвима. Слаба.

– Но это я убил Машу, – медленно произнёс Роман. – Ты действительно думаешь, что это ничего не значит для Яги?

– Для Яги? Да, вероятно, ничего, – пожал плечами Кощей. – И, возможно, у них есть какая-то расплата и для тебя. Но твоя гибель будет для них личной, а не стратегической. Яга слишком умна, чтобы терять время на эмоциональную вендетту.

В его голосе звучало почти восхищение, но Роман быстро отбросил эту мысль.

– Ты мог бы передать часть силы Димы мне, – предложил он. – Посмотри на него, – добавил он, указывая на дверь, за которой скрылся Дмитрий. – Он стал скрытным, папа, замкнутым. У него другие намерения.

«Дима принадлежит Марье Антоновой больше, чем нам,» – подумал Роман, но не произнёс этого вслух.

– Дима – сын Федорова, – уверенно заявил Кощей. – Мой сын. Он сердится на меня, но не пойдет против.

Роман считал, что это слишком рискованное предположение. Тот Дмитрий, который вошёл в комнату, уже не был прежним. Как, впрочем, и он сам.

– Дай мне что-нибудь, папа, – взмолился он. – Должно же быть что-то, что я могу сделать для тебя, пока ты не можешь полагаться на Диму.

Кощей поднялся, его возраст чувствовался в каждом его движении.

– Нет, – коротко ответил он.

Роман моргнул.

– Но, папа…

– Если бы ты не был таким инфантильным, Лёвка был бы жив, – резко напомнил ему Кощей. – Дима оставался бы верным сыном. Маша была бы жива, но её внимание было бы направлено в другую сторону, и у нас не было бы причин вмешиваться. А теперь мы навсегда останемся объектами враждебности Яги, питая слабую надежду, что она выполнит условия сделки.

– Но, папа, если бы я мог только…

– Никаких «если», – резко оборвал его Кощей. – Дьявол прячется в «если», Ромик… Мы не можем рассуждать о том, что могло бы быть, не рискуя сойти с ума.

Он замолчал на мгновение, а затем осторожно положил руку на щеку сына.

– Ты мой сын, Ромик, и я бы ни в чём тебе не отказал, – тихо сказал он. – Но сейчас, я прошу тебя, наберись терпения. Ничего не делай. Дай Диме выпустить свой гнев, пережить бурю, и когда он будет готов, ты тоже будешь готов.

Казалось, Кощей не до конца осознавал, о чём просит.

– Дима – не единственный твой сын, – горько заметил Роман.

Кощей мягко провёл большим пальцем по его щеке, а затем убрал руку.

– Я не забываю, что чуть было не потерял двух сыновей, – ответил Кощей. – Прости меня, Ромик. Даже если ты злишься на моё решение, это его не изменит. Если я запру тебя в подвале, то только потому, что ты слишком ценен, чтобы я мог тебя потерять.

Он отвернулся, готовясь покинуть комнату, но, достигнув дверного проёма, остановился.

– Если он спросит обо мне, – начал Кощей, и Роман кивнул, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

– Да, папа, – выдавил он.

– Не говори ему о моём визите к Бриджу, – строго предупредил Кощей. – Пусть это останется между нами. Если злость на меня заставляет его забыть о том, на что я готов ради своих сыновей, то так тому и быть.

Роман снова кивнул, выглядя совершенно измождённым.

– Да, папа.

IV. 8

(Послевкусие)

– Чёрт, – пробормотал мужчина, поднимая голову от мраморной стойки и стряхивая с носа порошок раздавленной таблетки. – Это чистый продукт. Кто, напомни, поставщик?

– Новый, – небрежно ответил Эрик, удобно устроившись на подушках. – И частный. Интересует?

– Конечно, чертовски интересует, – отозвался мужчина. Он был каким-то банкиром, с именем – Уоррен или Марк, или Чарльз. Эрик лениво обвил руку вокруг плеч Саши; она стиснула зубы, подавив раздражение, и заставила себя не оттолкнуть его. Она понимала, что лучше сделать вид, будто она не представляет собой ничего особенного. Симпатичная, молчаливая девушка под руку с эффектным засранцем – никто не заподозрит её в чём-то дурном. Она всегда была лишь пешкой, и Саша хотела, чтобы Грег, Эндрю или Джонатан думали о ней именно так. Это было безопаснее. Это было лучше.

Как бы ей это ни было противно.

– Что в этом продукте? – настаивал мужчина. – PCP¹¹?

– Ты много вопросов задаёшь, приятель, – сказал Эрик тоном, за который Саша (или любая женщина, на самом деле) дала бы ему пощечину. – Не могу же я раскрывать секреты моего поставщика, правда?

Мужчина задумался, уставившись куда-то вдаль. Эффект, скорее всего, начинал работать, но Саша не собиралась ждать. Она уже сделала всё, что нужно.

– Малыш, – сказала она Эрику, – ты закончил?

Она добавила немного жалобного оттенка в голос. Когда она уйдет, покупатель запомнит её плаксивой, надменной и требовательной. Он, наверное, поговорит с Эриком о том, как женщины могут быть такими утомительными. «Невозможно жить, да?» – скажет он, добавив что-то о том, что всё это не стоит головной боли.

Эрик, конечно, посмеётся.

Потому что Эрик – мудак.

– Почти, детка, – сказал ей Эрик, по-смешному похлопав её по носу. Она не была уверена, делал ли он это как часть маскировки или просто решил, что может. Ей нужно будет доказать ему обратное позже. – Хочешь, я встречусь с тобой позже? С Дитрихом у нас тут свои дела.

Дитрих. Ей следовало бы больше слушать. Или больше заботиться о деле.

– Ладно, – сказала она сдержанно, поднимаясь. Её взгляд коротко пересёкся с Дитрихом, и Саша с трудом сдержала желание выцарапать ему глаза. – Увидимся позже.

Она направилась в холл, слегка покачивая бедрами. У Дитриха был пентхаус с лифтом, который вел прямо в его апартаменты. Он был богатым и отвратительным, если говорить объективно, а Эрик, в свою очередь, обладал хорошими связями и дерьмовым характером. Это было неприятное поручение, и Саша пожалела, что могла видеть своё отражение в металлической поверхности дверей лифта, когда те закрылись, наконец заглушив звук какого-то трэп-альбома, доносившегося из комнаты, где остались Эрик и Дитрих.

Весь мир выглядел иначе без Льва, и ничто не казалось более чуждым, чем сама Саша. Каждое новое украшение после его ухода, казалось неестественным и тяжёлым: накладные ресницы, сверкающие люстры, свисающие с её мочек – всё это словно тянуло её к земле. Платье было на несколько дюймов короче, чем ей хотелось бы, а каблуки – на несколько дюймов выше. Она играла роль, напоминала себе Саша, – она лишь исполняла её. Всё ещё.

Тем не менее, проводить черту становилось все труднее.

Двери лифта открылись, и Иван поднялся на ноги, протягивая ей пальто.

– Как прошло? – спросил он.

– Нормально, – ответила Саша, позволяя ему помочь ей надеть пальто. – Маша звонила?

– Да, – кивнул Иван. – Я сказал ей, что всё в порядке.

– И так ли это? – спросила Саша с горечью. – В порядке, я имею в виду.

Иван колебался, понимая, что она говорит не о сделке.

– Лев заслуживал лучшего, чем то, что с ним произошло, – тихо сказал он. – Саша, если тебе нужно время, чтобы оплакать его…

– Нет, – резко отрезала Саша. – И не говори о нём, Иван, – добавила она, доставая из сумочки солнцезащитные очки и надевая их на лицо. – Он ушёл.

IV. 9

(Все в ретроспективе)

– Как она? – тихо спросила Яга.

Марья отвела взгляд к окну, рассеянно глядя куда-то за его пределы.

– Не очень, – призналась она, сложив руки на груди. Марья замолчала на мгновение, прежде чем добавить: – Почти так же, как я, когда потеряла Диму.

Двенадцать лет она не осмеливалась произносить его имя вслух, боясь, что оно может сломать ей ребра, пронзить ее изнутри, истощить до последней капли. Однако теперь, когда боль в груди больше не напоминала ей о том, что значит потерять его, дышать стало чуть легче. Его неумолимая хватка ослабла, а прошлое перестало быть столь обременительным, теперь, когда не осталось ничего, что некогда ее держало.

Если Яга и уловила что-то новое в голосе дочери, то не подала вида. Вместо этого спросила:

– Нам грозит опасность потерять ее?

Марья резко повернулась.

– Ты потеряла меня, мама?

– Маша. – Голос Яги был низким. – Ты и Саша – не одно и то же.

Что ж, это была правда.

– Она зла, – спустя мгновение сказала Марья. – Но у неё есть цель, как и у меня. Мы справимся, мама, как всегда. – Она встретилась взглядом с матерью, чьи тёмные глаза так напоминали её собственные. – Как и ты.

Яга замедлила дыхание.

– Но ты не потеряла Диму, Маша, – сказала она наконец, протягивая руку и проводя кончиками пальцев по щеке дочери. – Ты отдала его. Ты выбрала меня.

Марья не ответила.

– Ты выбрала меня, а не свою любовь к нему, и я не забываю об этом, – заверила Яга. – Но что касается Саши…

– Не имеет значения, забрали Льва Фёдорова или отказались от него, – твёрдо сказала Марья. – У Саши нет причин отклоняться от твоей стороны. Или от твоих взглядов.

Яга осторожно кивнула, убирая волосы с лица Марьи.

– Саша всегда была самой упрямой из моих дочерей, – задумчиво произнесла она. – Ты сама сомневалась, что она готова, не так ли, Машенька?

– Я не сомневалась в ней, – ответила Марья. – Я просто не хотела такой жизни для неё.

– А теперь? – подтолкнула её Яга.

– А теперь я знаю, что это единственная жизнь, которая возможна для нас всех, – сказала Марья. – Тот, кто обещает другое, или дурак, или лжец.

«Или Дима,» – подумала она, – «который вполне может быть и тем, и другим.»

Трудно было сказать, была ли эта реплика тем, что Яга хотела услышать. Она была сложной женщиной, ее трудно было понять, и даже смерть, которая, казалось, многое прояснила, не сделала её намерения более очевидными для Марьи. Но одно Марья знала наверняка: в самые важные моменты она никогда не оставляла свою мать. И когда это действительно имело значение – когда даже мысль о другом исходе была немыслимой – её мать тоже не покинула её. После всего, что Марья Антонова уже потеряла, она не собиралась отворачиваться от матери и не позволила бы Саше поступить иначе.

– Я поговорю с ней, – сказала Марья, тихо покидая комнату матери и направляясь по коридору в спальню Саши.

Дверь была приоткрыта; Саша смотрела в окно, устремив взгляд к звёздам. На мгновение Марья просто стояла, наблюдая за ней: очертания узких плеч, упрямый наклон подбородка. Она интуитивно почувствовала, что Саша знает о её присутствии. Марья понимала, что сейчас, как никогда прежде – осознавала ли это Саша или нет, – они были похожи сильнее, чем когда-либо были или будут в будущем.

Их объединяла одна и та же боль, хотя для Марьи это было лишь воспоминание – отголосок, а не пронизывающая своей остротой. Дмитрий сдержал своё обещание, и теперь это сослужило ей хорошую службу.

Тем не менее, она добавила в голос немного сочувствия.

– Это боль, которая может быть облегчена, Сашенька? – тихо спросила она.

Саша повернулась, её глаза всё ещё были полны размышлений.

– Не думаю, – ответила она. – Пока нет. Не раньше, чем…

Она замолчала, её взгляд опустился на строчку одеяла.

– Пока я не заставлю его заплатить, – пробормотала она, проводя пальцем вдоль линии стежков, словно рисуя непрерывную цепь, изгибающуюся и пересекающуюся в бесконечной волне.

– А до того? – спросила Марья, сделав шаг вперёд. – Что можно сделать до того?

– Ничего, – ответила Саша. – Разве что ты можешь сделать Эрика Тейлора меньшим мудаком. – Она остановила движение пальца. – Я знаю, что нам нужны его связи, Маша, но находиться рядом с ним… это ужасно. Это невыносимо. И всё, о чём я могу думать, это Л…

Она прервалась.

Она не могла произнести его имя.

Марья поняла это. Хотела сказать: «Я понимаю», потому что действительно понимала это чувство лучше, чем многое другое – это осознание утраченного имени на губах, – но она не произнесла ни слова. Она просто села на кровать рядом с Сашей и положила руку на её ладонь, нежно сжав пальцы сестры.

– Даже хорошие мужчины будут противостоять тебе, – предупредила Марья. Это она знала лучше всего. – Даже хорошие мужчины могут подвести.

Саша посмотрела на свои руки.

– Что ж, гораздо хуже иметь дело с ужасными, – сказала она.

Марья кивнула.

– Тогда не имей с ними дела, – сказала она просто.

Саша удивлённо подняла глаза.

– Но я думала, что наша цель – расширить сеть, а потом…

– Тебе не нужен Эрик Тэйлор для этого, – перебила её Марья. – Ты можешь идти своим путём, Сашенька, если это то, чего ты хочешь.

– Только мужчины заключают такие идиотские сделки, – фыркнула Саша. – И ни один из них никогда меня не послушает.

Марья сжала её руку крепче.

– Тогда заставь их, – тихо произнесла она.

Саша коротко улыбнулась.

– Ты говоришь так, будто это просто, Маша.

– Потому что это так и есть, – сказала Марья. – Никто не сможет отказать тебе, когда ты перестанешь отказывать себе сама. Кто может иметь власть больше твоей? – спросила она настойчиво. – Кто в этом мире сможет противостоять тебе, если ты сама этого не позволишь? Если этот путь тебе не подходит, Саша, найди другой.

Марья мягко подняла руки, осторожно взяв лицо сестры в свои ладони.

– Сашенька, – тихо начала Марья, – ты не неполноценна из-за того, что у тебя нет частички сердца. Ты остаёшься собой – цельной, самодостаточной. Если ты любила и была любима, это обогатило тебя; ты не становишься худшей версией себя только потому, что потеряла то, что было.

Саша медленно кивнула, впитывая эти слова.

– Странно ли, Маша, – проговорила она тихо, – что я не чувствую себя маленькой? Наоборот, мне кажется, что я стала больше. Огромнее. – Она сглотнула, борясь с комом в горле. – Но это какая-то пустая бездна.

Марья знала это чувство слишком хорошо. Когда она сказала Дмитрию, что они больше не могут быть вместе, она увидела боль в его глазах, услышала скрытую мольбу в его голосе. Она чувствовала, как сама разрастается, светится, становится холодной – больше, чем прежде, и одновременно пустой внутри. Часть её была вырвана и ушла с ним, даже если оставшаяся продолжала расти, тянуться, заполнять всё, пока она не стала слишком большой для своего тела.

Она превратилась в мутанта, порожденного собственной болью.

– Сила приходит через борьбу, – сказала Марья. – Каждый раз, когда мы прощаемся с частью себя, мы становимся другими. Но каждое утро, когда мы поднимаемся с постели, – это победа, – сказала она твёрдо. – Храни воспоминания. Храни эмоции. Храни боль. Используй их, – посоветовала она, вновь взяв руки Саши в свои. – Счастье и удовлетворение – это слабые, но убедительные приманки. Розовые очки лишь мешают увидеть то, что скрывается за ними.

– В тумане всё не намного очевиднее, – пробормотала Саша, сжав губы. – Мне нужно новое направление.

– Так возьми его, – спокойно ответила Марья. – Я разберусь с Эриком. Считай, что это сделано. Тебе нужна моя помощь?

Саша на мгновение уставилась в пустоту, обдумывая её предложение, а затем покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Не сейчас. Я справлюсь сама.

Марья кивнула, её одобрение было открытым, а в глазах горела скрытая победа. Она не была Бабой Ягой. Она не была загадкой. Она была Марьей Антоновой – воплощением силы.

– Мы их разрушим, Сашенька, – пообещала она. – И они будут горько сожалеть о том, что причинили тебе вред.

– Ему, – поправила Саша, сжав одну руку в кулак. – Им будет жаль, что они причинили вред ему.

«Это что-то новенькое,» – подумала Марья, но не стала спорить.

– Как бы ты это ни представляла, мы это сделаем, – заверила она осторожно. – Только не теряй цель из виду.

Саша кивнула.

– Тогда я знаю, что делать, – сказала она, и Марья кивнула, удовлетворенная.

IV. 10

(Праздное беспокойство)

– Я так и думал, что скоро тебя увижу, – тихо произнёс Иван, отставляя пиво в сторону и глядя на Дмитрия Фёдорова. – Как ты собираешься мне угрожать, Дима? Надеюсь, бережно.

– Где она? – спросил Дмитрий.

– Мертва, – пожал плечами Иван. – Как я уверен, ты уже слышал.

– Она не мертва, – отрезал Дмитрий, балансируя между усталостью и раздражением.

– Тогда выбрось меня из окна, – предложил Иван с притворным равнодушием, сделав глоток из своей кружки. Дмитрий только сильнее сжал губы.

– Ты прекрасно знаешь, что не найдёшь её, Дима, – напомнил Иван, наблюдая, как глаза Дмитрия сузились при использовании краткой формы его имени. – Она сама найдёт тебя.

– Не надо вести себя так, будто ты меня знаешь, – сказал Дмитрий, хотя, что абсурдно, всё же сел за стол, бросив короткий взгляд на Ивана. – Ты даже не представляешь, что она для меня значит.

– Нет, – согласился Иван спокойно. – Но я знаю её. Так что поверь: пока она сама не будет готова, ты её не найдёшь. – Он поднялся, бросая несколько купюр на стол. – Даже не попытаешься?

Дмитрий взглянул на него с холодным безразличием.

– Люди, к которым я приходил до тебя, были мне кое-что должны, – сказал Федоров. – Но я не жду этого от тебя.

– Верность, – предположил Иван, но Дмитрий промолчал. – Что ты затеял, Дмитрий?

– Ребячество, – бросил Дмитрий. – Это бизнес.

– Может, и так, но слухи распространяются, – предупредил Иван. – Если ты собираешь вокруг себя людей, которые должны Кощею, надеясь, что они будут служить тебе вместо него…

– Я ищу Марью, – перебил его Дмитрий, – и навожу порядок в семье. И учитывая, что ты не можешь помочь мне ни с тем, ни с другим, – он поднял бровь, – думаю, ты мне вообще не нужен, Иван.

Иван осторожно поднёс стакан к губам, допил пиво и поставил кружку обратно на стол.

– Возможно, и так, – согласился он, глядя на Дмитрия. – Но для справки, – добавил он, понизив голос, – один совет, Дмитрий Фёдоров, от меня тебе. Когда проводишь с кем-то достаточно времени, как я, ты начинаешь разбираться в нём, как в своих пяти пальцах. Ты замечаешь его маленькие привычки, странности, мысли. Учишься видеть знаки и читать их, как звёзды в небе, как строки в книгах. А спустя какое-то время, – пробормотал он, постукивая пальцами по столу, – ты узнаешь их, как пульс. Как собственный пульс.

Он снова ритмично постучал пальцами. Тук-тук.

– Как сердцебиение, – уточнил он. Тук-тук.

Тук-тук.

– Ты понимаешь, о чём я говорю, Дима? – спросил Иван.

Тук-тук.

Дмитрий прочистил горло.

– Скажи ей, – выдавил он, – что я её ищу.

Иван выпрямился, слегка улыбнувшись.

– Она знает, – сказал он, а затем развернулся и ушёл, отбивая пальцами по бедру ритм сердца Марьи Антоновой.