Текст книги "Месть за моего врага (ЛП)"
Автор книги: Оливи Блейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
V. 15
(Долгая история)
Саша сидела на кровати, набирая номер Эрика, сохранённый в её телефоне под именем «Придурошный мешок с деньгами». Она уставилась на список вызовов, несколько минут размышляя о том, как один-единственный звонок, сделанный в приступе одиночества и отчаяния, мог привести ко всему этому…
К чему именно – она до сих пор не могла решить.
Телефон внезапно зазвонил в её руке, высветив на экране незнакомый номер. Саша настороженно поднесла трубку к уху.
– Алло? – произнесла она.
– Привет, Саша. Слушай, дело вот в чём.
Она резко вдохнула.
– Ты не настоящий, – напомнила она. Собеседник хмыкнул, и его тон звучал так, словно он говорил: «Это сейчас неважно, Саша, сосредоточься». Он продолжил, будто она ничего и не сказала:
– Знаешь, я всегда думал, что наша история – это что-то из ряда вон выходящее, – спокойно заметил он. – Но, кажется, даже я её недооценил. Представь только: любовь после смерти. Даже мне такое в голову не приходило, а ведь я считал, что у меня слишком богатое воображение.
Саша не знала, смеяться ей или плакать.
– Лев…
– Мне нужно тебя увидеть. Прямо сейчас.
Она моргнула, подошла к окну и глубоко вдохнула, прежде чем взглянуть вниз. Её желудок скрутило – там никого не было.
– Тебя здесь нет, – нахмурившись, сказала она.
– Конечно нет, Саша. Я же не знаю, где ты.
Она осознала, что это правда.
– Тогда что ты имеешь в виду?..
– Скажи мне, где мы встретимся. Скажи мне, где ты.
– Лев, я…
А что, если это обман? Она же сама водила Романа за нос. Разве она не заслужила того же?
– В ту ночь, когда ты…
– Когда я поцеловал тебя, да, – ответил он с лёгкой усмешкой, и она могла слышать, как он улыбается на другом конце провода. – Ты проверяешь меня, правда? Думаешь, я не помню, но я помню всё. Каждую деталь. Проверяй сколько хочешь, Саша Антонова, – добавил он со смешком. – Поверь, я справлюсь.
Она закрыла глаза.
– Две минуты, – сказала Саша и положила трубку.
Когда она вновь открыла глаза, то уже стояла на тротуаре перед баром «Неудачник». Было ли это место для неё знаком? Или предупреждением? Если в мире и существовали две вещи, которые никак не сочетались, то это были они.
Саша замерла, глядя на затемнённые окна бара, собираясь войти, но чья-то рука легла ей на плечо. Она резко обернулась и ударила вслепую. Тот, кто стоял позади неё, согнулся, отшатнулся назад и громко выругался.
– Это… – прохрипел он, – не то, что случилось в прошлый раз… По крайней мере, не со мной…
– Лев?
Имя сорвалось с её губ раньше, чем она успела себя остановить. Затем, затаив дыхание, она начала узнавать его по частям: та же тёмная шевелюра, то же телосложение, то же сдерживаемое раздражение. Она узнала его по рукам, по привычному движению пальцев, по тому, как его взгляд останавливался на ней с выражением: «Саша, серьёзно?»
Он выпрямился, прижимая ладонь к глазам.
– Но это не можешь быть ты, – прошептала она, глядя на него в замешательстве. Её разум отказывался верить тому, что видели глаза. – Это… Это Брин подговорил тебя?
Она тяжело дышала, не отрывая взгляда, а он медленно опустил руку.
– Саша, – сказал Лев, но это не мог быть он.
Лев исчез.
Лев умер.
Не так ли?
– Это не можешь быть ты, – повторила она, но на этот раз её голос дрогнул.
Он сделал шаг, а она осталась стоять на месте.
Ещё один шаг – и её взгляд, словно приклеенный, следовал за ним.
– Скажи, что я тебе сказал, – прошептал он, протягивая руку, чтобы убрать прядь волос с её лица. – Какие были мои последние слова тебе, Саша?
Она задрожала. Его пальцы коснулись её щеки мимолётно, мягко, а взгляд скользнул по её лицу, изучая её с трепетом.
– Ты сказал, – начала она, сглотнув, – ты сказал: «Я найду тебя, Саша».
– Да. Я сказал, что найду тебя.
Она ощутила, как время застыло; как реальность замерла, а её губы неосознанно потянулись к его, будто этим движением она могла доказать себе, что воздух в её лёгких настоящий.
– Я держу слово, – прошептал он прямо ей в губы, и его поцелуй вспыхнул странной, но до боли знакомой энергией. Это было мгновение, сложившееся в идеальную гармонию.
– Как… – выдохнула она, не осознавая, что произнесла это вслух.
– Позволь мне всё объяснить завтра. А сегодня… сегодня я хочу только этого.
Если это был сон, его слова, казалось, говорили: пусть утро принесёт конец, пусть солнце сделает своё дело.
Она снова притянула Льва к себе, целуя его с твёрдостью, которую, казалось, давно потеряла. Мир выглядел совершенно иначе без Льва Фёдорова, а с ним он снова засиял.
– Ещё не поздно полюбить тебя, Лев Фёдоров? – спросила она, сплетая его пальцы со своими.
Он покачал головой, увлекая её за собой.
– Саша, для нас никогда не поздно, – хрипло пообещал он. Его большой палец нежно провёл по её щеке, и они оба растворились во тьме.
V. 16
(Популизм)
Отсутствие Стаса Максимова стало для ведьм Боро ощутимой потерей – и дело было не только в его пропавшем голосе. Это была утрата человека, который уже обладал тонким пониманием их обычаев, секретов и уклада жизни. Теперь же ведьмы торопились заполнить образовавшуюся пустоту стабильностью – кем-то, кому можно было либо неохотно доверять, либо умело лгать.
Стас принадлежал скорее к первому типу. Он был уравновешенным и хорошо обученным своим отцом не слишком агрессивно противостоять сложившемуся политическому статус-кво. Хотя Максимов считался одним из «хороших», он, без сомнения, был и одним из умных. Он знал, кого стоит избегать, а к кому обращаться за помощью, и умел держать язык за зубами – качество, полезное как для союзников, так и для противников. Он хранил свои подозрения при себе, так же как молчали и те, кто подозревал его в излишнем влиянии со стороны его жены и её сомнительных поступков.
Идеальным вариантом для ведьм Боро было бы заменить Стаса его копией: каким-нибудь двадцатилетним молодым человеком, который понимал бы, что для достижения высот лучше не высовываться. За несколько десятилетий, не делая ошибок, такой мог бы подняться. Лучшим сценарием, по мнению большинства ведьм, был бы «чистый лист», новая кровь – человек, которого они могли бы сформировать или сломать по своему усмотрению. С подтекстом цикличности: кто-то, кто был бы обязан своим успехом (и, следовательно, абсолютной преданностью) именно ведьмам Боро.
Дмитрий Фёдоров, ведьмак с уже сложившейся репутацией, был совсем не тем кандидатом, на которого они рассчитывали. К счастью, Дмитрий и Марья прекрасно это понимали и разыграли свои карты грамотно. Марья, в частности, оказалась права, сделав Джонатана Морено ключевой фигурой: благодаря его тонкой политической работе, включавшей лишь намёки на тайные рукопожатия, Бруклин склонился в сторону Фёдорова. Квинс, Стейтен-Айленд и Бронкс единогласно согласились.
Последний Боро – Манхэттен – оставался настороженным. Некоторые ведьмы веками ненавидели влияние Кощея и смотрели на Дмитрия, его известного союзника, с подозрением или даже страхом. Другие, друзья Стаса Максимова и его отца, не могли смириться с мыслью, что место Стаса займёт кто-то вроде Дмитрия, и потому яростно спорили. «Дмитрий не поддаётся давлению, его нельзя использовать, а значит, невозможно и контролировать», – говорили они. Передать голос Стаса Максимова Дмитрию Фёдорову было всё равно что доверить власть не лисе, а змее. Лиса была предсказуемой и безопасной, если держать её когти под контролем. Змея же могла только жалить.
Но решение нужно было принимать, и разногласиям не оставалось ничего другого, кроме как утихнуть. Благодаря согласию четырёх Боро голос Манхэттена перестал быть поводом для споров. Итоговый результат нельзя было назвать единогласным (даже слово «вынужденный» звучало бы слишком мягко), но Манхэттен всё же проголосовал за Дмитрия Фёдорова, чтобы он занял вакантное место, оставшееся после преждевременной кончины Стаса Максимова.
Спустя несколько часов Дмитрий получил поддержку всех пяти Боро.
– Поздравляю, – сказал Джонатан Морено, довольный проделанной работой. Он считал, что не сделал ничего плохого, и, возможно, был прав. В конце концов, какая разница, каковы его намерения? Власть есть власть, – как часто говорил Кощей. Решения (и те, кто их принимает) обладают силой, и использование этой силы – справедливое или нет – всё равно остаётся выбором. – Что теперь будешь делать, Дмитрий?
– Всё, что обещал, – заверил его Дмитрий. – Слишком долго Боро находились под контролем тех или иных преступников, – заявил он, окинув взглядом комнату. – Это скоро изменится.
По залу прокатились возбуждённые и тревожные возгласы.
– Вы планируете свергнуть Бабу Ягу? – спросила одна из ведьм. Она голосовала за Фёдорова без колебаний; не все были друзьями Стаса Максимова. Многие недолюбливали женщину, чьи интересы Стас защищал, по причинам, варьирующимся от вполне обоснованных до откровенно нелепых.
– Да, – подтвердил Дмитрий.
Несколько ведьм тут же переглянулись, и их лица исказились тревогой. Именно этого они и боялись, и потому зашептались, загудели. «Баба Яга в целом была безвредной», – шептали они. – «Куда хуже другие преступники. Она не вмешивалась в дела Боро. Если Яга исчезнет, какая новая угроза займёт её место в качестве соперника Кощея?»
– А Кощей? – осторожно уточнил Джонатан, задавая вопрос, вызвавший всплеск эмоций.
– Да, – подтвердил Дмитрий.
По залу вновь прокатилась волна шёпотов, похожая на раскат далёкого грома.
Дмитрий выжидал. И когда, наконец, наступила секунда нарастающей, звенящей тишины, ведьмак из Квинса медленно поднялся на ноги.
– Как? – требовательно произнёс он.
– Прекрасный вопрос, – с лёгкой улыбкой отозвался Дмитрий, окинув взглядом зал. Он напомнил себе, что Марья должна была появиться с минуты на минуту. Всё было почти завершено, и эта мысль принесла с собой редкое ощущение облегчения, которого ему было достаточно. – Как хорошо, что вы его задали.
V. 17
(Освобождение)
В тёмной комнате Саша и Лев едва перекинулись и парой слов. Их молчание наполнилось тихими, искренними касаниями: «Я скучала по тебе. Только по тебе. Всегда по тебе». Она осторожно проводила пальцами по его лицу, словно проверяя, настоящие ли эти черты, принадлежат ли они ему, и убеждаясь, что это не сон. А он зарывал пальцы в её волосы, будто был пленником святости каждого локона. Её движения были неуверенными, как если бы он мог ускользнуть из её рук в любой момент. Поэтому он раздевал её медленно, терпеливо, напоминая о её телесности, о жажде, которая не угасла, о её потребностях – и о своих.
Он напоминал ей об этом здесь и сейчас: его руки крепко сжимали её талию, заставляя её резче вдохнуть, подтверждая, что её лёгкие всё ещё могут наполняться воздухом. Его губы касались её уха, и он напоминал ей, что её кровь всё ещё может бурлить. Их молчание говорило громче слов, переплеталось с обещаниями; это был порыв, который не терпел такой роскоши, как матрас и простыни. Когда её лопатки ударились о стену, Лев подумал только: «Здесь. Сейчас. Вот так».
Они напоминали друг другу о приземленной пошлости своего существования: о поте, который сначала блестел плёнкой, а затем собирался в медленные капли; о влажности их слияния, оставлявшей след на каждом дюйме их тел; о дрожи уставших рук и ног; о тяжёлом дыхании, которое, казалось, никогда не насытится. Почти беззвучно оба позволили себе вздох облегчения, освобождения, прежде чем погрузиться в новое молчание – утяжелённое предчувствием грядущего.
К счастью, город никогда не спал. Громкие сигналы банальной жизни, доносящиеся с улицы, возвращали их к суровой реальности. Постепенно они переместились в его постель: голова Саши покоилась на груди Льва, её пальцы замерли между его рёбер, словно она намеренно удерживала его в этом мире, рядом с собой. Он, в свою очередь, мягко скользил ладонью вдоль её спины, проводя по позвонкам.
– Почему ты вернулся? – прошептала она.
– Чтобы спасти тебя, – ответил он.
– От чего?
Он пожал плечами, закинув руку за голову.
– От всего.
Она закрыла глаза, ничего не сказав.
– Я ожидал, что ты скажешь, что не нуждаешься в спасении, – заметил Лев, повернувшись к ней. Он почувствовал, как её ресницы дрогнули против его кожи, когда она снова открыла глаза.
– Думаю, на этот раз я нуждаюсь, – призналась она. – На этот раз действительно нуждаюсь. Но не от мира. – Она сделала паузу, позволяя ему продолжать играть с её волосами. – От самой себя.
Он молча ждал.
– Я была… зла, – призналась она, пальцы чуть сильнее сжались на его торсе. – Но теперь, когда ты здесь, всё это кажется бессмысленным. Я просто хочу остаться здесь, быть с тобой. Пусть всё остальное идёт, как шло.
Она снова закрыла глаза.
– Мне теперь всё равно, разрушит ли себя Роман или нет. Твой отец и так делает всё, чтобы уничтожить своих сыновей без моей помощи.
– Что? – Лев резко поднял голову.
Она выглядела удивлённой.
– Ты этого не … знал?
Она не знал, как объяснить ей ту пропасть незнания, что внезапно раскрылась перед ним, но она, кажется, увидела это в его глазах. К счастью, Саша быстро заговорила.
– Дима больше не разговаривает с Кощеем, – сказала она неуверенно. – Он не простит ему ни твоей смерти, ни того, что произошло с Романом. Всё это – полный хаос. – Она крепче прижалась к нему. – Что бы ни случилось дальше, я больше не хочу быть частью этого.
Лев понимал её. Но всё же…
– Саша, – начал он, нахмурившись. – Какую роль в этом играет твоя сестра Марья?
Он почувствовал, как она напряглась.
– Маша?
– Да. – Она отстранилась, глядя на него с удивлением, словно имя её сестры прозвучало так же неожиданно, как для него упоминание его братьев.
– Почему, по-твоему, я отвечал на телефон Эрика? – напомнил он, и она застыла. – Я работаю на твою сестру.
– Что? – уставилась на него Саша. – Но…
– Она вернула меня, – сказал он, а затем быстро уточнил: – Хотя нет, на самом деле не она, но именно Марья была той, кто… починил меня. Я был в сознании, но не живым, – неуверенно пояснил он, – пока не появилась Марья.
Саша становилась всё более обеспокоенной.
– Маша знала? Она всё это время знала, что ты жив?
– Конечно, знала, – подтвердил Лев, нахмурившись. – Вот почему я и спрашиваю: каков был её план, Саша?
План. Он должен был быть. У Маши он всегда был.
– Я… я не знаю, – призналась она, её лицо застыло в растерянности, как будто она пыталась собрать части разбитой мозаики. – Она хочет уничтожить Кощея, это я знаю, но…
– Что бы она ни делала, это больше, чем просто месть, – сказал Лев, пристально глядя на неё, а Саша отстранилась и замерла.
– Ты только что сказал мне, что моя сестра врала мне, – произнесла она хрипло. – Она врала мне. Она предала меня. Она позволила мне жить с разбитым сердцем, а ты… – Саша запнулась, её голос дрожал от гнева. – Ты только и думаешь о том, каков её план?
– Ну, я, конечно, не в восторге от нее, Саша, поверь, – Лев придвинулся ближе к ней, – но ты же знаешь свою сестру. Ты серьёзно думаешь, что она сделала это, чтобы причинить тебе боль?
Саша моргнула, её взгляд постепенно наполнялся осознанием.
– Нет, – сказала она. – Нет, она не сделала это, чтобы причинить мне боль. – Её лицо напряглось, становясь всё более жёстким. – Она сделала это, чтобы использовать меня.
– Я… – Лев замялся. – Саша, – мягко произнес он, протянув руку, чтобы удержать её. – Саша, послушай…
Но она уже поднялась, быстро собирая с пола разбросанную одежду и натягивая её с явной поспешностью.
– Я собираюсь поговорить с ней, – резко заявила она, натягивая футболку и бросая на него яростный взгляд. – Ты идёшь со мной?
С одной стороны, это, вероятно, было неразумно.
С другой – это было фантастически неразумно.
Но он уже следовал за Сашей обратно из мёртвых. Как он мог не последовать за ней к её сестре?
– Хорошо, – сказал он, поднимаясь на ноги и осторожно притянув её к себе за руку, прижимая к груди. – Но, Саша…
– Что? – спросила она раздражённо, взглянув на него снизу вверх.
Он на мгновение замолчал, осторожно убрав прядь волос за её ухо.
– Я больше никогда не проведу ночь без тебя, – произнёс Лев тихо.
Если она и смягчилась, то только на мгновение. Ровно настолько, чтобы уверенно ответить на его прикосновение, прежде чем она вернулась к своему обычному состоянию – к той своей версии, подумал Лев, которая была порождением Марьи Антоновой и ведьмы Бабы-Яги.
– Заткнись, Лев, – вот и всё, что сказала Саша, хотя её прикосновение к его губам было нежным.
V. 18
(Официальный наряд)
– Он выиграл, Иван?
– Да, Марья. И он ждёт вас.
Она кивнула, задумчиво глядя на платья, разложенные на кровати.
– Я скоро буду, – сказала она, перебирая ткани взглядом. Что надеть для победы? Она не выносила ошибок в демонстрации своего триумфа, особенно после того, как превратила одежду в искусство, подходящее для любого случая. – А пока передай ему это, хорошо? – Она указала на свёрток, оставленный на туалетном столике. – Иди без меня, Иван. Я скоро присоединюсь.
Он, как обычно, не хотел её покидать, но всё же кивнул.
– Да, Марья, – сказал Иван, убирая свёрток во внутренний карман пиджака. Затем вышел, оставив её в размышлениях о ткани и нитях, через которые она пыталась выразить себя.
Красное платье всегда сидело идеально, подумала она. Оно подчёркивало её изгибы, каким бы ни было её состояние. Это был вызов, крик. Серое же платье говорило тише, но многословнее. Красный был цветом роскоши, серый – доказательством воли.
Пока она размышляла, хлопнула дверь. Она узнала шаги, приближающиеся с такой уверенностью, что всё сложилось само собой.
– МАША! – раздался крик сестры.
Марья закрыла глаза и глубоко вздохнула. Дверь распахнулась за её спиной.
– Маша, как ты могла…
– Наконец-то, – выдохнула Марья, открывая глаза и оборачиваясь через плечо. Она окинула взглядом сцену: Саша, пылающая от ярости, и Лев, стоящий рядом. – Сашенька, – спокойно произнесла Марья. – Солнышко. Немного запоздала, не находишь?
Саша смотрела на неё:
– Это всё, что ты собираешься мне сказать, Маша?
– Да, Саша, именно это. Я знала, что ты найдёшь его рано или поздно, – Марья пожала плечами. – И, думаю, сейчас самое подходящее время.
– Маша, – Саша потрясённо смотрела на неё. – Я делилась с тобой своей болью. Я рассказывала тебе всё, а ты говорила… – она замолчала, её кулаки сжались. – Ты говорила, что понимаешь. Что чувствуешь то же самое. Это была ложь?
– Конечно, нет, – ответила Марья, бросив короткий взгляд на Льва, который явно не знал, какое место ему занять в споре сестёр. – Я понимаю это лучше, чем ты думаешь, Саша.
– Маша, Лев – он… – Саша запнулась, её взгляд метнулся к Льву, задержался на нём, словно изучая каждую деталь, каждую черту. – Он не просто кто-то, он нечто большее, и он……
– Я прекрасно знаю, кем он является для тебя, Саша, – Марья снова обратила взгляд к платьям. – Тебе больше нравится серое или красное?
– Маша… – голос Саши дрожал от неверия. – Ты серьёзно?
Марья обернулась через плечо:
– Ты чего-то конкретного хочешь от меня, Сашенька?
– Я… – Саша смотрела на неё, потеряв дар речи. – Конечно, хочу!
– Извинений? – предположила Марья, пробегая взглядом по тёмно-синему платью. Оно выглядело скромно, но было практичным и не боялось пятен. – Мне их никто не давал, знаешь ли. Этот мир, Саша, никогда не извинится перед тобой. Так что нам не к лицу вести себя иначе, как ты считаешь?
– Когда именно ты собиралась мне сказать? – потребовала Саша.
Марья заметила, что Лев всё ещё молчал.
– Завтра, – спокойно ответила она.
– Правда? Завтра? Честно? Ты просто собиралась объявить, что Лев жив?
Без колебаний:
– Да.
Саша фыркнула:
– Маша… – она с трудом подбирала слова. – Как ты можешь быть такой…
Марья молчала, пытаясь подавить дрожь в руках.
– …бессердечной, – наконец выдохнула Саша. – Как ты могла наблюдать за моими страданиями, зная, что он жив?
– У меня были дела, которые нужно было завершить, – сказала Марья.
– Но если ты знала, значит, знал и Иван!
– Иван работает на меня, а не на тебя, – напомнила Марья. – Это ранило его. Это ранило меня. Но некоторые вещи просто должны быть сделаны, Сашенька. Ты это знаешь.
– Но Лев работал на тебя! – выпалила Саша, переводя взгляд на Льва.
– Это тебя злит, Солнышко? – спросила она.
Лев сделал паузу, а затем устало улыбнулся:
– Это меня не радует, Марья.
– Что ж, – произнесла она после недолгого молчания. – Не всё идёт так, как нам хочется, верно?
Она взглянула на часы.
– Я солгала много раз, – продолжила Марья, обращаясь к Саше. – Ты пришла, чтобы осудить меня за мои ошибки?
– Я просто хочу знать, почему, – резко бросила Саша.
Марья пожала плечами:
– Может быть, я просто хотела хаоса.
– Нет, – вмешался Лев, его голос заставил обеих замолчать. Он сделал шаг вперёд: – Ты сделала всё это не просто так.
Марья тяжело вздохнула. Он так твердо придерживался её плана, что это было похоже на веру, хотя она никогда не стала бы советовать её как образ жизни. Вера была опасным продолжением надежды, которая, как правило, разбивалась вдребезги о реальность, разрушалась и сгорала дотла. Ожидания, по крайней мере, предвещали менее значительные последствия – их можно было повысить или понизить. Но во Льве было нечто, что постоянно подвергалось опасности быть непоправимо разрушенным.
– Потому что ты ничего не делаешь просто так, – настаивал он. – Иначе зачем вообще меня возвращать? Если ты действительно хотела, чтобы это осталось в тайне, ты могла бы оставить меня мертвым. Ты должна была знать, что это произойдет, – отметил он. – Ты дала мне возможность найти Сашу, не так ли?
Марья снова пожала плечами.
– Я всё равно сделала так, чтобы это оставалось тайной. Я не могла позволить твоему отцу прийти за моей матерью.
– Ты имеешь в виду, не раньше, чем ты будешь готова, – обвинила её Саша. – Ты использовала меня, Маша. Ты использовала мой гнев, мою ненависть. Ты держала Льва подальше от меня, чтобы я помогла тебе уничтожить Кощея, не так ли?
– Да, – просто ответила Марья. – Конечно. Если бы ты смотрела на это трезво, ты бы поняла, что это было единственное верное решение.
– Я… – Саша выглядела обиженной и разъяренной. – Почему? – снова спросила она, хотя Марья видела, что вопрос не требовал конкретного ответа. Это был просто рефлекс, мышечный спазм в ответ на все, что Марья делала. – Зачем все это?
– Такова эта жизнь, Сашенька, – тихо ответила Марья. – Жертвы и утраты. Пока ты остаёшься её частью, это всё, что ты сможешь чувствовать. Это всё, что ты сможешь делать. Твои единственные дары – это то, что ты можешь взять, что ты можешь сломать и что ты можешь разрушить.
Она перевела взгляд на Льва, а затем снова на сестру:
– Эта жизнь – воровка, Саша. Она отнимает и отнимает, а потом, может быть, ты умираешь. А может, и нет. Но в любом случае, жизнь постарается оставить тебя с пустыми руками, если ты не научишься наносить удар первой.
Лев опустил взгляд на свои руки, но промолчал.
– Я люблю тебя, Сашенька, – сказала Марья.
Саша открыла рот, чтобы что-то сказать, но Марья покачала головой, обрывая её:
– Я люблю тебя, видишь ты это или нет, хочешь ты в это верить сегодня или нет. Но не иди против меня, Саша.
Марья сделала шаг вперёд, и одним взмахом руки сменила халат на платье, а затем надела туфли одну за другой. Босиком, без своих обычных доспехов – высоких каблуков, тёмно-красных губ и строгой одежды – она была чуть ниже уровня глаз сестры, но никто не мог усомниться в том, кто здесь главный, и уж точно не было сомнений в том, кто сейчас управляет ситуацией.
Марья поправила платье, разглядывая себя в зеркале.
Серый – цвет стойкости, уверенности, молчаливого вызова: недооценивайте меня, попробуйте.
– Беги, если хочешь, Саша, – предложила Марья, беря с туалетного столика серьги и надевая их, а после любуясь конечным эффектом. – Повернись ко мне спиной, если считаешь нужным. Но не стой у меня на пути.
Саша недоверчиво уставилась ей в спину.
– Ты кому-нибудь принадлежишь, Маша? – хрипло спросила она. – Ты вообще мне принадлежишь?
Мария обернулась и посмотрела сначала на Льва, а потом на Сашу.
«Однажды,» – подумала она, – «ты узнаешь, почему я всё это делаю, и оглядываясь назад, ты будешь смеяться над этими вопросами.»
Но Марья ничего не сказала. Она просто посмотрела на Сашу взглядом, в котором читалось: «Отпусти меня». И Саша, как и все, кто когда-либо вставал у Марьи на пути, сделала шаг назад.
Марья Антонова выскользнула в коридор, оставив сестру позади, и растворилась в ночи.
