Текст книги "Город Дождя(СИ)"

Автор книги: Ольга Манскова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

"Надо же слегка насладиться жизнью! Редко такая халява с пропуском удачно прокатывает. Сегодня мне просто повезло", – подумал он.

Одевшись, причесавшись и "приговорив" до конца содержимое подноса, Иоганн посадил на плечо врана, который снова притворился простым попугаем, и вышел из оазиса в пыльный и душный город.

В ближайшем флайерпрокате он, по совету врана, взял неплохие, хотя и сильно потертые флайера.

"Наверное, ему просто не нравятся метро и бусы, да и ориентироваться в городе, следуя неизвестно за каким чувством, ему, наверное, так будет легче", – подумал Кролас.

Иоганн поначалу использовал флайера, как обыкновенные ролики. Просто ехал и ехал. А потом, постепенно войдя во вкус, разогнался и полетел, легко лавируя между прохожими и другими флайеристами. Теперь вран не сидел у него на плече, а летел справа по курсу, впереди от него, таким образом указывая дорогу.

Вскоре они пролетели весь центр и оказались где-то на юго-западной окраине, потом – в ещё более отдаленном, не плотно отстроенном районе. Пошли какие-то уродливые и скабрезные здания, перемешанные с кварталами жалких лачуг и мусорными свалками. Постепенно исчезли верхние ярусы над головой.

Они долго кружились над этим, неуютным, сектором. И, наконец, завернули в подворотню большого серого дома, на фасаде которого красовалась табличка: улица Металлопластстроя, 208. Цоколь дома был весь расписан "граффити" из баллончиков с краской.

Кролас снял флайеры. И ему сразу стало неуютно, даже жутко. Хотя, было еще совсем светло.

"Страшный райончик. Должно быть, шпаны и отморозков здесь полно", – подумал Иоганн и весь напрягся.

– Кажется, нам – во двор-р, – прокаркал вран.

Но, в глубине двора не оказалось подъездов. Значит, надо было выйти на другой стороне дома. А во двор выходило лишь окно комнаты, в которой жила Линда. Они вышли через арку подворотни, соединяющей этот дом и следующий. Оказавшись на соседней улице, нашли нужный подъезд. Зря Иоганн заранее боялся, что на подъезде будет кодовый замок, а он его не знает: на нужном им подъезде красовалась вывеска: "Визаж-ателье "Супер выход". Первый этаж. Цены умеренные. Всё для вас". А на ступеньках сидел чернокожий плечистый парень, по-видимому, работавший при ателье охранником и вышибалой.

Иоганн упаковал прокатные флайеры в бигпакет, вынутый им из кармана и автоматически, при его встряхивании, принявший чудовищные размеры. Флайеры совершенно спокойно туда поместились. Потом он не спеша поднялся по ступенькам к прозрачным дверям.

Парень, сидевший там, сказал ему, улыбаясь:

– Вы проходите, но госпожа пока не принимает. Вы подождите немного в фойе.

Но Кролас, по журналистской наглости, расположился не при входе. А развалился в глубоком мягком армчеаре следовавшего за фойе визаж-холла. Здесь были выставлены голографические изображения причесок, одежды и прочего аксессуара на любой вкус и в любом стиле – от флайер-костюма до гросс-подиум фэнтези аксессуара. Кроме светящихся витрин, остальное помещение утопало в полумраке.

Иоганна не очень интересовали модные "прикиды". Он достал из кармана самовоспламеняющуюся сигарету "Вечерний Ростов" и, дунув в неё, закурил, выпуская кольца дыма в противоположную от врана сторону.

Прошло немного времени, и в помещение влетела запыхавшаяся девушка. Вначале, в полумраке холла, Иоганн принял её за посетительницу, не разглядев в полумраке лицо. Но потом к ней откуда-то выбежал маленький пушистый лисокотёнок, выскользнув чуть ли не из-под ног Кроласа, и начал тереться о ноги мордочкой. И тогда он понял, что это и есть хозяйка ателье.

Она подхватила на руки лисокотёнка и приблизилась к посетителю, сидящему в армчеаре. Теперь, вблизи, он узнал её, как всегда узнавал в любом наряде. Эти выразительные черные глаза, вопросительно-поднятые ресницы, задорная чёлка и хрупкие руки с тонкими пальцами явно выдавали Линду Аувербах.

Увидев Иоганна и бегло осмотрев его джинсы и ковбойку, она, видимо, сразу поняла, что это – не клиент её "Супер выхода" и строго спросила:

– Вы из газеты? Журналист?

Он молча кивнул. Зачем скрывать очевидное?

– Тогда вы, наверное, Иоганн Кролас?

– Да, но почему вы меня узнали? – спросил он.

– Просто, я читала все заметки о себе, какие мне попадались. Везде – сплошные помои. И только Иоганн Кролас всегда писал обо мне с плохо скрываемым интересом и симпатией.

Иоганн слабо улыбнулся.

– Как вы меня нашли? – спросила Линда. – Не скажете же вы, что попали сюда случайно?

– Не скажу, – ответил он двусмысленной фразой.

– Понятно. Впрочем, не важно. С сегодняшнего дня я не прочь снова дать интервью. По одной простой причине: за мной следят. А я не хочу просто взять и внезапно исчезнуть. Да ещё и так, что меня никто и искать не будет.

По тому, как нервно она поглаживала лисокотёнка, Иоганн понял, что Линда была взволнована не на шутку. Затем он достал из кармана небольшой прибор и нажал на нём кнопку активации. На минуту у них обоих заложило уши, а потом всё стало по-прежнему.

– Что это? – спросила Линда.

– Вы не знаете? Не пользовались? Это гиперблокиратор "Секрет". Мы, журналисты, нередко пользуемся такими игрушками, когда хотим, чтобы о нашей беседе никто не узнал. Такое устройство блокирует все подслушивающие и подсматривающие аппараты. Создавая "фон" – видимость или слышимость какой-нибудь звуковой или визуальной заставки. У меня, например, фонит ругань и показ зверского мордобоя. Мы часто прибегаем к этой "штучне", ведя с кем-нибудь, к примеру, финансовый договор о неразглашении...

– Предельно понятно, – Линда поморщилась.

– Нет, вы не так меня поняли. Я не буду требовать с вас денег за молчание. С вами я хотел бы поговорить секретно для вашей же безопасности. Я помещу в газету только те сведения, которые вы разрешите...

– Ладно. И... Знаете, за мной следят. С недавнего времени. И сейчас за мной следовали неизвестные... Я всегда была смелой, пускалась в странные развлечения...

– Вы играли с огнем...

– У меня была защита: люди моего дяди. Он всегда меня охранял... И баловал. Но сейчас... Мне очень страшно, – голос Линды задрожал.

– Вы боитесь тех, кто начал следить за вами?

– Я их очень боюсь. Когда они на меня смотрят. Прямо в глаза.

– Как они выглядят?

– Ничего особенного. Бритоголовые. В серых плащах с капюшоном, из кондиционфлэша. Но можно ли вам верить? Вы действительно Иоганн Кролас?

И тут из-за плеч Иоганна слетел сидевший в тени и до этих пор не замеченный Линдой вран.

– Вер-рь ему. Он – честный пар-рень. Он – Кр-ролас. Это я говор-рю. Вр-раны никогда не вр-рут.

– Откуда у вас – вран?! – удивилась Линда.

– Я его выбр-рал, – ответил вран за Кроласа, а затем добавил:

– Я ср-разу догадался, из какого ты племени.

– А я этого сама не знаю, – смутилась Линда. – Я из каких-то дальних пейзан, наверно.

– Из дальних пейзан? – Иоганн подскочил как ужаленный. – Да мыслимо ли это? В места, далеко отстоящие от города – не добраться! Так, во всяком случае, считают все, с кем мне приходилось беседовать на эту тему.

– Она из нар-рода, зовущего себя др-риммерами... Большинство из них имело в пр-редках цыган или евр-реев. Др-риммеры известны тем, что исповедуют р-религию Кар-рлоса Кастанеды, – уточнил вран.

– Никогда не слышала ничего подобного, – серьезно и грустно сказала Линда. – Помню смутно отца и мать, их друзей – в лесу... Они стоят, образовав круг, и занимаются чем-то, что они называли "крутить пассы". Ещё, они много внимания уделяли снам, – Линда будто силилась вспомнить ещё что-то.

– Это – кастанедовцы, – уверенно закивал вран, – др-риммеры.

– Ещё у моего отца был вран. Враны действительно не врут. Это мне сказал отец, – тихо добавила Линда.

– Это, наверно, Сир-рин, – обрадовался Тенгу.

– Почему ты так думаешь? – спросила Линда.

– Нас не так уж много, – уклончиво ответил вран.

– Как ты узнал, что я из дриммеров? – спросила Линда.

– По одной твоей песне, – хрипло захихикал Тенгу. И вдруг запел:

Ты не бойся в чернейшей ночи

Шагов за спиной,

Ты не бойся смотреть смерти в лицо,

Когда выходишь в полёт.

Ты не бойся! Вчерашним врагам

Не сравняться с тобой,

Ты бежишь в подворотне быстрей -

Прямо на взлёт.

Электрических нитей цвета,

Непонятных пространств.

Ты уже совсем растворился

Среди фонарей...

И зовет тебя утро неслышно

Далёких мытарств,

И зовет тебя ночью, во сне,

Город дождей.

Было странно слышать, как поёт вран. Хотя, он пел без своего обычного подкаркивания, ровным, но сильно дребезжащим, и каким-то картавым голосом.

– Не знаю, откуда я родом. Но сейчас это и не важно, – сказала Линда, немного помолчав. – Пора приниматься за дело, – обратилась она к журналисту.

Иоганн стал записывать, а Линда диктовать свои ответы. Они не заметили, как совместными усилиями настрочили заметку. Она всё говорила и говорила, а он вручную писал и потом согласовывал с ней уже написанный текст. Писал о том, что Линде вполне хватало денег, зарабатываемых ею в своем визаж-ателье, где практически всё она делала сама или, в случае большого притока желающих, приглашала к себе временами пару работниц, швей. Линда сама разрабатывала клиенту образ и стиль, шила одежду, выбирала всяческие мелочи "прикида", могла сделать прическу, стрижку, побрить или уложить бороду... И прочее в том же духе: удаление или наращивание волос, татуаж, боди-арт, вдевание всяческих "примочек" типа серёг, пирсинга, прокалывание носа, плетение косичек, подбор маски-лица, цвета глаз, ресниц и бровей, покраска зубов и филигранная роспись ногтей.

И потому, в деньгах Линда не нуждалась и попала на "Пупси-Бест" просто ради какого-то разнообразия в своей монотонной жизни. А ещё потому, что в голову ей приходили песни. А также потому, что она имела хороший слух и умела играть на нескольких инструментах. Но пошлость конкурса стала настолько её раздражать, что под конец она выкинула фортель, сымпровизировав скандальную песенку...

В поведении, в манере держаться, в словах Линды Кроласу почувствовалась какая-то затаенная грусть. Одиночество. Растерянность человека, вынужденного постоянно заниматься не своим ремеслом.

Линда рассказала ему, уже не для печати, что это занятие, ведение дел ателье, ей организовал некий дядя Ося. Это был человек из клана торговцев. Он признал её своей дальней родственницей и обучил этому делу, приглашая мастериц. Когда она, неожиданно для себя, оказалась в Ростове, он помог ей выжить в этом городе. Сам он с головой погряз в своих торговых делах. Иногда полулегальных, иногда – даже выходящих за грань города. Сейчас он являлся маклер-бароном среднего ранга и жил в Батайском районе Ростова.

В будущей статье Кроласа они намеренно указали адрес Линды. А также, провозгласили якобы её желание контактировать с любым казино или молодежным мюзик-клубом... Потому что терять ей было нечего: хуже, чем интерес «серых», не было в городе ничего. Кролас был в этом абсолютно уверен: сам с этим сталкивался. Два года назад пропал его сосед по лестничной площадке, медик по образованию. После того, как за ним начали наблюдать «серые».

Поглаживая лисокотенка, которого она звала Кари, Линда просила закончить заметку о ней фразой о том, что она согласна участвовать во всех культурных массовых мероприятиях города. И подала ему на прощание свою бледную узкую руку.

– Боюсь, всё это поздновато, и за мной придут уже этой ночью. Вас тоже могут задержать по дороге, и заметка в печать не выйдет, – и она грустно улыбнулась.

"Ну уж нет," – подумал Иоганн. И решил, что, если они попробуют его задержать, ему всеми силами надо будет пробиться на волю, уйти от них любой ценой. На кону стояла не только его свобода, но и жизнь Линды. Без его статьи она совершенно незаметно исчезнет, и никто не будет искать её.

На фоне огромного окна-иллюминатора, зашоренного сейчас непроницаемым супер-покрытием, изображающим звездное небо, она была хрупкой и беззащитной. В своем черном облегающем платье, с огромными печальными глазами, Линда казалась девушкой, сошедшей с древнего киноэкрана.

Иоганн сфотографировал её с помощью редакторского микроскотча.

– Возможно, вас уже поджидают, – взволнованно сказала Линда. – Поджидают те, кто следит за мной. Не думаю, что вам грозит большая беда. Но они вполне смогут просто подержать вас в заточении, чтобы заметка ваша не вышла... Подержать до тех пор, пока не добьются от меня всего того, чего намереваются получить. И потому, я не говорю: до свидания. Скорее всего, прощайте, – и она закрыла лицо руками, скрывая предательские слёзы.

– Я прорвусь... И моя заметка выйдет. Это я обещаю, – сказал Кролас тихо.

– Тогда... Вам надо спешить. Пока они не вызвали подкрепление и не нагрянули прямо сюда, – сказала Линда, сама содрогнувшись от своего предположения.

– Действительно, потор-ропимся! – провозгласил вран, когда Иоганн уже направился к выходу. – Шнур-руй калоши! – и он указал клювом на флайеры в гиперпакете, оставленные неподалеку от входа.

И Кролас, к счастью, мгновенно понял, что имеет в виду хитрая птичка... Именно сейчас – и шнуруй... Вытряхнув флайеры, Иоганн всунулся в них ногами и стал разгоняться прямо в фойе. Одновременно, он на ходу превращал свою внешность во что-то непотребное... На голову он надел, как пилотку, уменьшившийся благодаря трансформации гиперпакет. На глаза надвинул, вынув из кармана журналистской ковбойки, супер-очки из пластцеллюлозы с защитной флюоресцирующей пленкой. Затем, засунув врана под плотную жилетку, он натянул стеклоперчатки. Пробежав в флайерах всё фойе, Кролас сразу, после того, как автоматически распахнулись прозрачные двери, круто взмыл вверх...

И весьма вовремя. Поджидавшие его чуть ниже, после серых ступенек лестницы, струи песка, удушающий запах наркобаллона "Ромашка-4" и зубы собакокрысы его не зацепили.

И... начались гонки... Да, вот так, по-сумасшедшему, летал он только в лихой ранней молодости. Тогда, только что освоив флайеры, он как-то отправился с друзьями ночью в дальний киоск за пивом. А их рожи почему-то сильно не понравились "полисам".

Несясь на максимальной высоте флайера – на уровне второго этажа – и маневрируя, огибая столбы и деревья, Иоганн, вполоборота назад, заметил, что за ним несется литл-бус класса "Сфера"... Махина с огромной скоростью и маневренностью.

"Недетски запульнут они по мне сейчас тихими разрядами", – подумалось ему.

Но, вскоре долетев до ближайшего спасительного подъема на второй уровень, он побежал по движущейся вверх скайт-лестнице, не снимая флайеров и разгоняясь до предела. По этой же лестнице, с трудом вписавшись, чуть ниже, следовал литл-бус, который не смог передвигаться вверх по грузовому подъему и ехал лишь со скоростью эскалатора. Ну да, взяв подъем нахрапом он мог бы, вероятно, при этом просто снести лестницу напрочь. А так, его не слишком быстро несла вверх образовавшаяся скайт-платформа... И пара собакокрыс внутри с напряжением ждала высадки. Для нападения.

Кролас, при завершении скайт-лестницы уже летел над ней на флайерах, предварительно разогнавшись. Он вдруг резко взмыл вверх, – и одновременно, в сторону. После гибкого эскалатора здесь шла горизонтально движущаяся гладкая платформа, к которой немного дальше подходили тьюб-эскалаторы дальнейшего верхнего, вертикального, подъема. На неё он, срезав угол, опустился, и пошел на новый разгон. А потом, Иоганн сделал совершенно невозможный трюк, достойный лихого фильма... После этого разгона, он подорвался сразу аж до начала второго уровня, его "потолка", а там – перевернулся в полете вверх ногами, размагнитизировав на мгновение флайеры... И поехал, вновь разгоняясь, по потолку второго яруса автострады. Причем, вполне шустро. Таким образом обычно муха бегает по потолку. Получилось, что он пробежал по потолку над "Сферой", выехавшей на платформу, и теперь двигался в обратном направлении. Набрав бешеную гиперскорость, Кролас оторвался от потолка второго яруса и, перевернувшись снова вниз ногами, полетел над вечерним Ростовом, на огромнейшей высоте... А город внизу приветствовал его сияющими афишами и мигающими шорами.

"Парю над городом, как ангел в последний день творения. Или, как демон, дух изгнанья... Впрочем, ни ангелы, ни демоны не удирают от литл-буса класса "Сфера" и не ждут того, что вот-вот разобьются. У меня же, по-видимому, сейчас мечтательно-идиотское лицо и тормознутые мозги", – подумал Кролас, совершенно обалдев от ситуации.

Он летел, совершенно не управляя флайерами. Как ими управлять в таком положении, в безнадежном полёте? Иоганн не знал, предусмотрен ли совет на эту тему в инструкции по технике безопасности к флайерам...

Из прострации его вывел голос выглянувшей между пуговиц головы врана.

– Садись на крышу, дур-рень! Планир-руй!

Иоганн помог врану выпростаться из жилетки, после чего тот взлетел ему на плечо.

Автоматически, постепенно сбавлялась скорость полёта разогнавшихся флаеров. И высота полёта тоже. Приближалась земля. Оставалось только снова начать управлять флаерами, координируя приземление.

Иоганн относительно мягко опускался на крышу. И он сразу опознал её. Это могла быть только крыша исследовательского мединститута... Поговаривали, что именно здесь проводили опыты по клонированию.

На крыше, к счастью, располагался небольшой бассейн и парк отдыха с цветами. А также, били великолепные фонтаны с подсветкой. К счастью – это потому что, впишись он в голую крышу, а не в бассейн... Да, в бассейне мокро, что сказать, но так легко иначе он не отделался бы. Он приземлился аккурат в воду.

Иоганн вылез из бассейна. Снял флайеры, а также снял и слегка отжал джинсы. Водоотталкивающий материал журналистской жилетки спас содержимое его карманов.

Вран хихикал и называл его "кр-рутым пар-рнем".

Система лестниц из металлопласта, спусковых эскалаторов и лифтов была довольно сложной и запутанной. Опять-таки к счастью, институт не был приостановлен совсем даже ночью. Попадались отдельные сотрудники.

Кролас с наивностью идиота показывал им свой пергазетный пропуск второй категории и просил дать интервью о работе института. Некоторые просто отмахивались от него, другие – посылали подальше. Пока, наконец, не попался строгий дядька, который и вовсе рассердился и препроводил нежелательного здесь представителя прессы к выходу и практически вышвырнул его на газон... Не задаваясь особенно вопросом о способе проникновения на территорию секретного института мокрого журналиста: "Ох, уж эти мне газетчики!".

Оказавшись на газоне между фосфоресцирующей урной и лавочкой из пласторганики в форме бревна, Иоганн отряхнулся и, наконец, возрадовался жизни. А потом поспешил к ближайшему подъемнику, чтобы поймать нужный бус и, наконец, добраться до родимого Газетного переулка.

И только уже трясясь в бусе, журналист Кролас, наконец, полностью осознал, что был жив, хотя почему-то очень голоден – как и его вран. Который сообщил ему на выходе с эскалатора, спустившего их на нижний ярус, что он "звер-рски хочет жр-рать". Поэтому, оказавшись в Пергазетном, они сразу направились в ночное редакционное литкафе, а там – заказали сэндвичи с анчоусами, пампасы и пачку "Вечернего Ростова". Затем Кролас сел за столик и вновь перевел дух, с удовольствием следя за танцевальными па начинающих репортеров, ритзибоев, их гёрл и аск-партнёрш.

Играла приятная, легкая музыка, под которую он, уже полностью высохший, строчил заметку на купленном здесь же пресс-папире с помощью микронаборщика 10-й модели, позаимствованного у знакомого ритзи Сашки.

"Микроб" заедал и барахлил на каждом пятом слове – да ничего, и так прокатит...

Вран снова казался попугаем и, поклевав немного из тарелки, теперь чистил перышки.

Вот в эту-то идиллию и влетела Зинка Исламбекова с дикими воплями о том, что завтрашний номер горит, и единственным его спасителем явлется он, "душка" Кролас. А не будет завтрашнего номера – не будет и Зинкиного гонорара, а она на углу присмотрела такие обалденные туфельки...

– Ой! Что это? – встрепенулась вдруг она, поглядев на "попугая".

– Мой новый друг, – ответил ей Кролас, не покривив душой.

Зинка глубоко вздохнула, выпучив глаза. Но ничего не сказала. В конце концов, каждый из редакции имел странности. Не криминал.

– Ну да... Пикассо, например, с броненосцем везде ходил, – задумчиво сказала Зинка. А потом выхватила Иоганна из-за столика и куда-то потащила...

– Сальвадор Дали... С большим муравьедом, – слабо возражал Кролас, повинуясь Зинке.

В общем, конец статьи он дописывал у Феди в наборно-верстальной компании. При этом его пихали и тискали со всех сторон, а импульсивная Зинка без конца расцеловывала Кроласа в обе щеки. И всё это время снизу доносился какой-то жуткий джаз.

Зато потом Зинка с одним из её приятелей, водителем редакции, парнем меланхолично-отстраненного вида, довезла его на пергазетном афишном граунд-флошном мини-бусе до самого дома. По пути они, к тому же, сдали прокатные флайеры. Зинка собственноручно впихнула Кроласа в подъезд его дома, видя, в каком он состоянии. "Приятно, когда о тебе кто-то заботится", – подумал уставший и замотанный за день Иоганн. Да, не каждый день ему выпадала честь проехаться на элитном транспорте... Который передвигался по городу со скоростью черепахи.

Глава 4. Дом, уютный дом...

Только через пару минут долгого и затяжного разглядывания обоев, он, наконец, полностью осознал, что уже дома. Ещё некоторое время прошло так же на автопилоте. Ноги еще не болели, это с ними произойдёт завтра... Но были как не свои. И голова – как медный котелок... Надо было расслабиться и получить толику удовольствия. Ни на что другое сейчас он способен не был.

Усадив врана, сняв его с плеча, на мягкий армчеар, он некстати вспомнил, что Дорогуша называет "сию мебль" старинным словом "кресло". И даже "седлище". Но сам-то Иоганн точно знал, что кресло не имело откидной спинки, трансформирующей его в диван с помощью подлокотной кнопки, и вибровращателя с колесиками. Он видал в антикварном музее так называемое "кресло".

Затем Кролас нажал на дверь тирвара, которая плавно отъехала, и, двигаясь как в замедленной съемке, медленно извлек оттуда пушистый домашний анорак с капюшоном. Ему этот мягкий анорак, еще в эпоху ритзибойства, подарила одна симпатичная "герла". И потому, он до сих пор пах устойчивым парфюмом.

Переодевшись в домашнее и нацепив хауз-бутсы в форме пушистых крокодильчиков, Иоганн прошествовал в рейнрум, опять некстати вспомнив, что Дорогуша зовет рейнрум и бас одинаково: баня. Вообще, его коллега очень любил щеголять старинными словечками. Нажав на "вом-плюс" и войдя вовнутрь, Кролас с удовольствием ощутил потоки льющейся сверху воды. Музыку, подсветку и вибромассаж в рейнруме он никогда не включал. Они его не расслабляли и не успокаивали. А, наоборот, сильно бесили, если кто-нибудь их ему включал. Особенно, если он был в усталом виде.

"Музыка в рейнруме – это все равно, что телекс в пубе", – вспомнил он фразу Дорга.

"И вот в этом-то мы с Доргом, наконец, едины, – усмехнулся Иоганн. – Только, этот фрукт зовет этот самый пуб "отхожим местом". Это глупо. Все знают, что "пуб" происходит от слов "писсуар, унитаз, биде" – в одном флаконе, так сказать. От слова "публика" его производят в шутку".

Еще раз тщательно намылив спину, он подумал: "Что-то мне всякая непотребщина в голову прет: пубы там, Дорогуша... Вспоминает, наверное".

Потом он подставился под ветряк и вскоре высох.

Выйдя назад, к врану, Кролас от неожиданности вскрикнул. Его вран лежал (лежал!) лапками кверху, закрыв глаза...

Но вран открыл левый глаз и прокашлял:

– Медетир-р-рую! Что, дружок, сел на понт?

– Странное выражение: "понт" – это по-французски "мост", вообще-то... Но, я здорово сбрендил от стрёма, – ответил Иоганн. – Лучше, не делай так больше.

– Пр-ривыкай! И...я тоже хочу в р-рейн-р-рум, – прокаркал вран.

Кролас, впихнув врана под струю, включил "контраст".

"Не знаю, как ему. Надеюсь, не осерчает", – подумал он.

Затем, рухнув в армчеар, Кролас "пультанул" телекс и, подъехав в армчеаре к тирвару, извлек из его ящика несколько шопснабов. Открыл первый попавшийся, на котором было написано, что он "придает хорошее настроение и обладает неизменным вкусом омлета с ветчиной". И, включив фильтр-воте на 60 градусов, запарил содержимое пакета, моментом получив что-то, обретшее форму высокого пирога. Да, его предки такого не жевали. И "пейзанское" происхождение до сих пор позволяло ему восторгаться подобными мелочами. Нацедив себе также стакан "холодненькой", то есть, чистой, отфильтрованной воды, он принял привычный дневной запас различных бадов и мутагенклиматиков.

По телексу, тем временем, шло какое-то нудное шоу, посвященное предвыборному тусняку. Анкюлотный "спикмаскер" (это, на пергазетном, спикмейкер, только абсолютно заказанный) вещал вдохновенно что-то о непревзойденных талантах "одного из наших достопочтенных Отцов Города... Сделавших большой вклад в усовершенствование Пирамиды Ростова". Ещё долго этот дядечка на экране распинался о том, что, да, мол, "Эхнатон – это наш символ, символ совершенного Города Солнца, каким и является наш Город, воплотивший самые дерзкие мечтания предков". Далее он заявил, что Эхнатон – это образ деятеля, избравшего, как и наш город, поклонение солнцу, а Пирамида – символ устойчивости и материальной незыблемости. От этих потоков речи он плавно просочился к возвеличиванию "вновь переизбираемого на многие лета" товарищу Штык Феогниду Соломоновичу. За избрание мэром которого все должны дружно проголосовать в следующее воскресенье.

На другом канале, куда переключился Кролас, кто-то весь в желтом натужно блеял о том, что "нам будет весело всегда". "Это – так же отвратно, как и политика", – подумал Иоганн и снова нажал на кнопочку.

Он было остановился на передачке про дендрарий, где показывали новые редкие мутагенвиды. Но тут внизу экрана замелькал Зинкин номер, и бегущей строкой поползла просьба переключиться на Мега TV++. Кролас тут же набрал Зинку, которая выпучила на него глаза и быстро-быстро затараторила. Так быстро, что он даже не сразу въехал в тему. К тому же, обалдел от вида Зинки, переодетой уже по-домашнему: волосы у неё были заплетены во множество косичек, каждая из которых увенчивалась змеиной головой, а небрежно наброшенный ярко-алый халат с глубоким вырезом, расписанный драконами, весьма эффектно открывал некоторые её формы. На Зинкином лбу красовалась громадная магнитоброшь в виде фиолетового камня, а на шее висел амулет, стилизованный под старинный кинжал. Зинка пила какую-то невыносимую даже на вид бурду для похудания. Через золоченую коктейль-тьюбу.

"Хорошо, что кси-плэй-бавард не передает запаха", – подумал Кролас. Он специально не спешил устанавливать более совершенную программу.

И, наконец-то, он въехал задним числом, что Зинка говорила о том, что по Мега TV++ показывают "убойный шокдисэгри" с участием Дорогуши, который, по словам Зинки, "влип конкретно".

Кролас тут же переключился на молодежный "мега" и стал злорадно наслаждаться.

Картина была неприличной до своеобразного великолепия.

Дорг, одетый в чёрную рясу, заправленную по бокам в журналистские джинсы, помахивал большим золочёным крестом и орал на высокого, атлетического сложения парня в розовом трико с длинной, пшеничного цвета, косой:

– Бога побойся, отрок! Почто явился сюда, мирных людей стращать!

Атлет выхватил со стола огромный кубок с водярой и плеснул прямо в пасть Дорогуше.

– Попский прихвостень! Так вы говорите, что все верующие должны водку жрать? Залейся! Только нет этого в Евангелии! И Христос не проповедовал!

– Ивановец несчастный, Порфирию молившийся! Это ты мне в укор ставишь? Бес тебя путает, пить тебе мешает! Как выпьешь стакан – бесы на тебя и нападают! А верующий человек – крепкий человек! Наш батюшка Амвросий хоть ведро водяры высосет, и на ногах только крепче стоять будет!

Дорогушу под хохот " золототысячников" пытались уже оттащить "свои": религиозные черносотенные ребята в рясах шли заткнуть ему глотку. Верзила Петроний, красный как рак, пытался дотянуться до Дорга через соседний столик.

Внизу, в четверть экрана оставленная Иоганном Зинка вещала ему бегущей строкой, ехидно улыбаясь:

– Наш Драгомир Свистлицкий, ты знаешь, оттягивается: отгул взял. Пошел в кафешке посидеть. На халяву. Не знаю, сладок ли на халяву уксус, но, видишь сам, в черносотенном кафе "Душистая акация" кроме постных рож ничего постного не наблюдается, а наш Дорг до того влез в образ черносотенца в газете, что и наяву вступил в их общество и имеет членский билет. Для внедрения способом погружения... Ну, а тут золототысячники пронюхали об "Акации" и решили сделать на "чернушников" компромат: о том, как они тратят пожертвованные на их общество средства. Этот, в розовом – из шок-дисэгри-плэй-юниоров. Переодетый в "золотого". Они сами решили пока не мараться. Выдвинули ритзибоя.

Тем временем, на экране Петроний завалил-таки, ухватив сзади за рясу, Дорга под столы. Всё смешалось в кучу. Кто-то опрокинул софит. По экрану пошла рекламная пауза. Так резко, что даже Зинка выключилась.

На весь экран теперь показали здоровенный двуспальный армчеар-сексодром и пристающую к молодому красавчику слегка потрепанную жизнью анкюлотную даму в пеньюаре. На этом фоне проговаривалось, что все, конечно, кто читает, слушает и смотрит... (деланная пауза) в курсе, что в городе, несмотря на некоторое закрывание глаз на проникновение части пейзан в него, а также на коммунятники и на искусственное выращивание младенцев, возможное с трехмесячного возраста плода вне утробы матери, количество детей с каждым годом падает, а население медленно, но постоянно сокращается.

"И дело не только в том, – вещал бодрый голос, – что многие женщины не хотят испытывать даже малейшие неудобства, связанные с родами, а в том, что многие (согласно анонимному анкетированию, 80% жителей) не испытывают никаких приятных ощущений от занятия сексом или не способны на него совсем. Наш препарат – сексживит, в виде розовых конфет в прозрачной упаковке, сделает вашу жизнь интересней".

Парень на экране томным голосом обещает: "Я сейчас, дорогая!" Отходит в сторону и принимает пилюлю. Затем экран наполняется радужными световыми пятнами и недвусмысленными стонами и звуками. "Сексживит – это море любви!" – звучит голос за кадром.

А вот и снова, на весь экран, возник Дорогуша. И золотарь в розовом. Теперь они сидели по разные стороны стола. Сзади – "свои" обеих сторон, заломившие им назад руки.

– Вы хоть за речью своей следите! Сплошной новояз! Долой! – орал потный Дорг.

– А вы – устаревшие ретрограды! Для вас Шамбала – пустой звук, а Учителя Человечества – не существуют!