Текст книги "Город Дождя(СИ)"
Автор книги: Ольга Манскова
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
– Наркоты тут тоже – дофигища, говорят. Наркоманский рай. То ли – старые запасы найтклубов, то ли – ещё и сейчас вдобавок их синтезируют и коноплю выращивают. Тут же – чего только не было и в бытность процветания, наркобизнес этого места и в пору легальности "Дороги" был всему Городу известен, – сообщил Зикфрид.
Они двигались вдоль самодвижущейся ленты-тротуара. На возвратной ленте заметили группу незжей, которые, поравнявшись с ними, только чуть взглянули в их сторону, без хихикания и свойственного им дразнящего кривляния. И равнодушно проехали мимо. Собака, чуть поодаль трусившая за их компанией, только слабо гавкнула, не сильно обращая на них внимание.
– Похоже, что тут даже незжи уколотые. Взгляд у них в пустоту, – заметил Шнобель.
– А ты – что, знаток незжей, часто с ними общаешься и следишь за их повадками в естественной среде? – хихикнул Чен.
– Просто, мне приходилось с ними часто сталкиваться. А взгляд у них обычно такой, что – мороз по коже и мурашки по телу. Такое трудно не заметить. Как будто в мозги внедряется что-то липкое. Они же все – слегка телепаты. Или – гипнотики. Смотря от конкретной направленности особи, – ответил Шнобель.
– Значит – эти точно под дурью, – подытожил Зикфрид.
Где-то впереди, за углом раздались звуки пальбы. Шнобель и Рольф почти одновременно подбежали к угловому магазину и осторожно высунули головы, оглядывая территорию: Шнобель – стоя, а Рольф – присев на присядки.
Они увидели человека, одетого в комуфляж, кепку и военные ботинки. Он только что отстрелялся из автомата по незжу, труп которого валялся неподалеку. Человек этот подошел чуть ближе к этому углу, и наблюдавшие разглядели, что он довольно молод. Лет двадцать – двадцать пять.
– Кис-кис-кис! – позвал незнакомец, подойдя к крыльцу магазина и сев на присядки, – Испугался, малыш! – и он погладил, взяв к себе на колени, испуганное и дрожащее пушистое существо.
В это время Генрих завернул за угол и выступил на свет, падавший из витрины. Человек в камуфляже его заметил, отпустил котенка и выпрямился во весь рост, однако не проявил агрессивности и не схватился за оружие.
Когда Генрих, Рольф и Шнобель к нему тоже приблизились и стали рядом с Генрихом, он взял под козырек и доложил:
– Религиозный реввоенсовет. Патрулирую улицу. Незж собирался съесть кошку.
– Вольно, – ответил Генрих, – Доложите обстановку. Мы – сверху, из города.
Парень явно растерялся.
– Я думал, что пути наверх, что были известны наземным жителям, завалило навсегда. Так меня учили. Я – Петров. Исповедую Новую Веру. Служу Единому. К нам сюда сверху люди попадают столь редко, что это считается крупным событием. И ход проникновения мы всякий раз закладываем всякой рухлядью. Дабы не пришло сюда зло.
В это время подтянулись слегка отставшие Зикфрид и Чен.
– Расскажите нам о себе и об этом месте. Наверху ходят слухи, что здесь живут лишь наркоманы, незжи, воры и бандиты, – попросил Генрих.
– Ну, с чего начать... Я родился и вырос здесь. И в этом месте действительно живут незжи и наркоманы. С бандитами же и ворами наша религиозная община Новой Веры борется всеми средствами. Но и они, к сожалению, здесь имеются. Наркоманы – весьма жалкие, чаще всего, с больной психикой, люди, и они не покидают пределов так называемого "Рая" – раньше так назывался один из ночных клубов, и вывеска осталась.
У нас, к сожалению, можно: принимать любые наркотики, если ты не навязываешь их другим силой, участвовать в любых оргиях и ритуалах. Но многие, перебесившись, или умирают, или начинают одумываться и обращаться к вере... И этими двумя путями количество наркоманов постоянно сокращается. На нашей территории имеется много бывших магазинов с книгами религиозной, духовной, эзотерической и философской направленности. В свое время, многие из них были запрещены, но их здесь всё равно продавали.
– А что запрещено у вас? – спросил Генрих.
– В нашем мире запрещены для всех обитателей, включая незжей, две вещи: убивать кошек и сотрудничать без ведома религиозного реввоенсовета с людьми сверху. Ведя с ними торговые и обменные дела. Так как было установлено, что все те, кто ведет тайную игру с городом – либо воры и бандиты, либо предатели. Готовые изничтожить всех нас за умеренную цену.
– А почему кошек защищаете?
– Ну, а кошки... Они здесь редки и играют важную роль, ограничивая число мышей и крыс. Пути наверх знают лишь единицы, и обязаны молчать о них и не сообщать никому. Незжи нас не трогают, сторонятся, и, в отличие от городских, более апатичны. И, пока и им, и нам хватает еды – беззлобны. Еду у нас никто от других не прячет. Во-первых, бесполезно, замкнутое пространство, а во-вторых, будешь сыт, а сосед голоден – он озвереет и съест тебя.
– А чем вы все здесь питаетесь?
– Запасами прошлых времен. Тут же была очень обширная сеть магазинов, с заваленными продуктами складами. Правда, в последнее время среди нас усилились упаднические настроения – когда подсчитали, что оставшихся продуктов хватит лишь на год-два. Особенно воют нарики.
– А кто следит за исполнением законов?
– Наша религиозная община формально взяла здесь власть в свои руки и следит за порядком. Стараемся уменьшить панику. Всё в руках Господа. Надо меньше потреблять и больше выращивать грибов и кур на мясо: кур мы здесь слизняками кормим. Остальное всё трудно вырастить без солнечного света... Которого я и не видел никогда вовсе. А вторая здешняя беда – крысы. Вот потому кошки тут просто на вес золота. Травить крыс нельзя. Сами отравимся.
– Ну, собаки, к примеру, тоже крыс ловят, – заметил Шнобель, искоса посмотрев на увязавшегося за ними пса.
– Ну, собак – мы так, терпим. Они едят много. Однако их тут почти нет. Кстати, эта – здешняя или ваша? – и он указал кивком на псину.
– Она к нам прибилась уже здесь, – ответил Шнобель.
– Значит, это собака покойного старика Арнольда. Таких больше нет. Арнольд года два назад её подобрал и приволок сюда. Старик как-то за вором погнался – а тот дунул по одному из проходов в город. Арнольд – за ним, и где-то в подземке города прикончил вора – и назад. Что Арнольду там, наверху, было делать – без денег, без документов? А в подземке тогда он нашел щенка. Поговаривал – больно собаку ничейную ему жалко стало. Он его, пса этого, выкормил – Арнольд у нас на птицеферме работал. Ну, и оправдывал существование – и свое, и собаки. Когда же Арнольд умер – хотели прибить пса. Да он, не будь дурак, всё прятался где-то. Ничейная собака – лишний рот и угроза для кошек. Сейчас я его, – и парень потянулся за ружьем.
– Подожди, братан! Пса я беру на себя, и заберу его с собой, – неожиданно сказал Шнобель. – Как его звал Арнольд?
– Он звал его просто: Пёс.
– Слушай, Петров! А нариков вы не отстреливаете? Вряд ли они работают, – спросил Рональд.
– Ну что вы! Мы – не бандюки какие-нибудь. И Единый всегда призывал любить ближних, – ответил Петров. – И, опять-таки, никто из нас тоже от дури не застрахован. Да и случись потом что с убийцей нарика – его-то у нас никто не будет кормить, и сдохнет – даже от простого гриппа. Убийство ни за что у нас не в чести. Нарики – равны со всеми в правах.
– Так вы наркоманов, которые в "Раю", кормите, что ли? – уточнил Генрих.
– И наркоманов, и увечных, и ребятишек малых, Так повелел нам Господь. Мы же – не нелюди какие... Это незжи своих бросают. И не брезгуют кормиться слизняками и крысами. В этом – наши с ними отличия. Но теперь – вы рассказывайте. Зачем пришли? Если хотите сменять что-либо на здешний товар – общайтесь только с нами, с членами реввоенсовета. На еду мы сменяем, что угодно: золото, драгоценности, оружие.
– Для начала, мы ищем моего друга. Его зовут Барабашка. Он недавно получил наследство, – ответил Шнобель. Это было правдой. Шнобель знал от других бардов, знакомых его и Барабашки, что его отец и мать год назад погибли в автокатастрофе. А некогда завещали всё сыну, постоянно шлявшемуся вне дома... Юридически он ещё мог вступить в права наследования банковского счета. И об этом Шнобель слышал не так давно. Но, хотя и родители, и сын никогда не понимали друг друга, а жизнь с ними в детстве была для Барабашки пыткой, но вряд ли его порадовало бы такое известие... О наследстве.
– Я думаю, что он находится в Раю, – после кратковременного молчания заявил Петров, – Поскольку почти всех из Общины я знаю. Кажется, я даже где-то там встречался с человеком с таким прозвищем... Когда совершал туда рейд.
– А встречались ли вам там Королева, Хом и Дизель? – спросил Шнобель про других своих приятелей ранней молодости, ушедших в Дорогу.
– Наверняка, эти – тоже в Раю... Там у нас – не только закоренелые наркоманы обретаются, но и только изредка употребляющие лёгкие наркосигареты художники, музыканты и поэты. У нас любой, даже слабый, наркотик запрещен вне Рая.
– И как до этого так называемого Рая добраться? – спросил Чен.
– Дорога в Рай начинается у ваших ног, – ответил Петров.
– Да он – тоже поэт. Глубоко в душе, – тихо промямлил Шнобель себе под нос.
Но Петров буднично указал на ленту транспортёра.
– Становитесь на "Дорогу" – и минут через двадцать будете в Раю. Там имеется огромная надпись, светящиеся такие буквы. Ни с чем не спутаете. Ну, а я вас ещё навещу.
Глава 4. В «Раю»
Огромная светящаяся вывеска "Врата Рая" действительно украшала бывший молодежный найт-клуб с таким названием.
– Может, прежде чем туда двигать, следует вооружиться? В каком-нибудь бывшем магазине "Охотник"? – скептически спросил Зикфрид.
– Да ладно, у Генриха и Шнобеля имеется серьезное оружие, а у нас, остальных – по мелочам. Кроме того, гипнокристалл не только настроен на мои импульсы в момент волеизъявления... Он также содержит установку – кодировку против зомбирования, наркомании и депрессии для всех в округе, излучаемую им даже в отключенном от мощного энергонакопителя виде. И если кто просто из-за собственных глюков полезет нам морду бить – то гипнокристалл должен довольно быстро снять с наркомана его депрессию. А так, без глюка – вроде нас бить не за что. Провоцировать мы их ничем не собираемся. Мы люди мирные. И помните, что, как бы здешние наркоманы ни опустились – это люди. Отчасти, отторгнутые наружу тотальным бездушием таракановского общества. Люди эти, возможно, со сломленной психикой – но лично нам ничего плохого не сделавшие. Только самим себе. И частички их собственной души борются друг с другом и не находят согласия. Они вошли внутрь себя – и там заблудились, – сказал Рональд.
– А как вызвать мощную работу гипнокристалла, целиком задействовать его? – спросил Шнобель.
– Надо вынуть его, открыв книгу. Затем отвернуть набалдашник с посоха и подсоединить к нему гипнокристалл. Посох – это энергонакопитель, – пояснил Рональд.
– Понял, идемте, – сказал Шнобель, и первым вошел вовнутрь.
То, что последовало за дверью в первом зале-фойе, было картиной ада. Повсюду лежали тела полуживых людей в вывернутых, неестественных позах, перекрученные друг с другом, в одежде и без. Кто-то живой среди этих недвижимых тел стоял на четвереньках. Его рвало. Другой тихонько голосил: -А-а! – на одной ноте. Но большинство зацементировано – фиксированным взглядом смотрели перед собой или в пространство потолка.
От этой картины Шнобеля стало мутить. Он глубоко вдохнул – ему не хватало воздуха.
– Пойдем дальше. Но – закройся, отторгнись от действительности, сооруди ментальный панцирь. Ты – чувствительный человек, тебе будет трудно, – сказал Генрих.
И он открыл следующую дверь. За которой в таких же живописных позах валялись влюбленные парочки, утопая в кольцах дыма ароматических палочек, сведенные судорогой боли после недавнего наркотического экстаза. Залитые вином полы, истоптанные цветы, ошмётки одежды. Бесконечный уход от действительности в мир грёз – и страшное пробуждение.
– Мне жаль эту молодость, в большинстве своём не видавшую солнца, – сказал Зикфрид.
– Моря и леса, – добавил Генрих. – Нет, они видели всё это... В отличие от нас, горожан, они видели даже море... Но только в мире ярких мультиков – грёз... Который чреват откатом. Ибо, маня раем, открывает бездну ада – бездну неестественных, искусственных, ненастоящих миров и желаний. Дьявол тем и страшен, что он притворяется суррогатом Бога. Более достижимым – протяни только руку... Я боюсь даже открывать следующую дверь...
Следующая дверь распахнулась услужливо сама – как только к ней подошел Рональд. Дверь была автоматической.
Перед вошедшими открылась картина самоистязания и борьбы. Люди были живы – но истекали кровью, порезав ножами друг друга и сами себя. Перевязав несчастным раны и дав пригубить воды, товарищи отправились дальше.
Чен открыл следующую дверь... Она подалась с трудом, со скрипом, отодвигая что-то, чем была заложена изнутри. Оказалось, это был массивный стол для настольного тенниса, которым дверь припёрли изнутри.
Здесь царил полный хаос. Разбросанные краски, вымазанные в них полы, перепачканные шторы и мольберты...Неоконченные картины на этих мольбертах, с невыносимой из-за сочетания цветов палитрой, с портретами неживых холодных лиц, с хаотичными конечностями и обрывками мира, с летающими по воздуху черепами и мрачными цветами. Полные дыхания ада и создающие образ мира, вывороченного наизнанку, наполненного чудовищными образами. Общее впечатление довершал поломанный рояль, гитара с оборванными струнами и включённая кем-то "глючная" музыка, несущаяся страшенной какофонией, по замкнутому кругу, из воспроизводящего её стерео.
– Барабашка, друг! Это – ты! – воскликнул внезапно Шнобель, наклоняясь над молодым парнем. Тот сидел на циновке в полу-лотосе и мрачно глядел в пространство перед собой. Это, действительно, был старый приятель Шнобеля. Только, он был сейчас узнаваем с трудом: непричёсан и небрит, с морщинистым лбом и безумными глазами, подняв которые на Пещерника, он, похоже, не узнавал друга, но медленно прочитал сиплым голосом:
Мы – гусеницы из закрытой банки,
И ползаем по пустоте стекла.
Глядим мы на души своей останки,
Не зная дуновения крыла.
Глядим на листьев бренных стебельки,
Последние их впитывая соки.
И вспоминаем прошлые деньки,
И буйство юности, пространственно-далекой.
Не думать, не сгорать и не летать...
Нет, не дано нам бабочками стать.
Лишь куколками. И тому причина -
Что гусениц душа уже в морщинах.
– Оставь его пока. Нам надо узнать, что там: за следующей дверью, – сказал Шнобелю Генрих, – мы должны дойти до самого конца.
– Невозможно писать для себя, – неожиданно чеканным твердым голосом сказал Барабашка. – Это противоречит природе творчества. Пускай – лишь для воображаемого читателя, или – в пустоту. Но – вовне! Если не выпускать выходящие живые мысли в мир – они скукожатся и погаснут, убивая и своего создателя. Я так ошибался...
– Барабашка, это – я, Шнобель! Ты – узнаешь меня?
Он ответил не сразу. Но посмотрел еще раз, и вдруг – да, узнал... На егол лице появилось осмысленное выражение.
– Зря и ты сюда пришёл. Здесь отравленный воздух. Хотя, я рад тебя видеть. Если ты – не моё воображение.
– Это я. Твой друг, Шнобель Пещерник... Что – там? – спросил его Шнобель, указывая на следующую дверь.
– Последняя дверь. Когда-то там был танцпол. Но теперь наши правила таковы, что туда уходят лишь самоубийцы. И танцуют, нюхнув глючного порошка – в последний раз в жизни. Потом они падают замертво, прыгнув со сцены вниз – как в пропасть. Так здесь заведено, и так нам всем уготовано. Все мы постепенно двигаемся к центру.
Шнобель с ужасом посмотрел на него.
– Вчера туда ушла Королева. И – Дизель. А Хом – нет, он где-то здесь, валяется под мольбертами, – отстраненно продолжил Барабашка. – Ушедшие, быть может, уже погибли, а может, еще живы. Но... Кому это может быть интересно? Мы никому не нужны. Давно. Даже, сами себе, – и он снова отвел от Шнобеля мутный взор.
– Генрих! Не идите вперед без меня, – проорал своим Шнобель. – Подождите здесь, я скоро вернусь... Никто не видал поблизости медпункт, когда мы стояли на "Дороге"? Думаю, он, всё же, должен быть.
– Я проведу. Здесь недалеко. Религиозный реввоенсовет его поддерживает и охраняет, – неожиданно отозвался Барабашка, услышав эти слова Шнобеля.
– Веди! – сказал тот.
"Может, гипнокристалл на него чуть подействовал?" – успел подумать Пещерник, еще прежде чем они тронулись в путь.
Когда, уже снаружи Рая, Барабашка указал ему на ничем не примечательное здание без вывески, где, по его словам, располагался местный медцентр, Шнобель припустил вперед.
– Как быстро ты идешь! А у меня ноги, как ватные, – стонал не поспевающий за ним друг.
– Ты ещё не насытился своей дурью? Кажется, уже по самые гланды, – оборвал его Шнобель. – Так что – давай, разомнись, двигай мослы! И – завязывай с наркотой!
– Ты же знаешь – назад отсюда дороги уже нет, – виновато всхлипнул Барабашка. – Я... Думал, что она способствует творчеству... Но... Дурь – это просто дурь.
– Есть! – остановившись и смотря прямо ему в глаза, проорал Шнобель, тряся Барабашку за плечи. – Выход отсюда есть. Ты – еще жив. Понятно, что тебе наплевать на себя! Ты захотел превратить свою жизнь в дерьмо – и сделал это... А Королева, Хом, Дизель? Спасая себя – ты поможешь и им. Мы – не скоты, а люди, а потому плотно прижаты друг к другу душами... Понял?
– Королева... Она – всё такая же. Хрупкая девушка с золотыми кудряшками, – хлюпнул носом Барабашка.
Бинты, аппаратура для переливания крови, капельницы, витамины, обезболиватели, шприцы, глюкоза и прочее, – вскоре занимали один из углов бывшего «танцпола», мгновенно превратившегося в медсанчасть. Шнобель в медпункте, сильно не разбираясь, свалил всё это добро на тележку, и доставил сюда. Зикфрид и Рональд оказались опытными медиками, и работы им хватало. Остальные хакеры и Шнобель были на подхвате.
Из двенадцати самоубийц, решивших совершить вчера если не узаконенный, то, как минимум, ежегодный ритуал этого места, они успели спасти пятерых наверняка и трех под вопросом. Дизель был плотно примотан к доске для фиксации сломанного позвоночника. Королева сломала ногу и была без сознания, сильно ударившись затылком, но тоже живая. Те трое, которые были в очень тяжелом состоянии, лежали под капельницами и прошли процедуру переливания крови.
Работёнки хватило всем не только на остатки дня, но и на вечер. Занимались раненными и срочной ликвидацией наркоты во всем Рае. Последним вопросом занялся прибывший сюда Петров.
Когда основная работа была проведена, Генрих, собравшийся активировать гипнокристалл, воскликнул:
– Посох! Я оставлял его здесь, при входе в последний зал! Книга – на месте, я брал её с собой, но – посох...
Посох исчез бесследно, – и даже Генрих был потерян.
Шнобель его вполне понимал. Если они, уничтожив наркоту, не врубят вскоре кристалл на полную мощность... То их жизнь пойдет на минуты. Наркоманы могут опять взяться за свое. А тут... кто-то спер энергонакопитель... Вдобавок, эти приборы – накопитель и кристалл – нужны еще и для установки на Пирамиде, трансляции на город. Возможно, это было ещё важнее... Важнее их собственного спасения.
– Стырили, – дополнил незаконченную Генрихом фразу Барабашка. – Воры-клептоманы у нас частенько промышляют. Безнаказанно тырят всё, что хотят – когда здешние под дозой... Блин, мне бы сейчас вмазаться! Хоть немножечко. Просто всего корежит. И зачем ваши всё извели? Между прочим, вас за это и побить здесь могут, как только сообразят, что к чему. В Раю – все до одного нарики. Даже из реввоенсовета иногда сюда захаживают, покуривают легкую травку.
– Пёс, пёс! – позвал Шнобель, вспомнив про запропастившуюся куда-то собаку. Тот отозвался. Оказывается заснул неподалеку от медикаментов, в куче барахла. Отряхнулся, подошел, глядя в глаза: чего, мол?
Шнобель попросил у Генриха носовой платок и протянул его собаке:
– Хороший, хороший, искать! Надеюсь, Генрих, что твой посох имеет твой запах. Я сам – нюхач, но сегодня я никакой уже. Перенервничал, устал. Мой нюх требует сосредоточения и относительного покоя. А еще, усиления приборами... В общем, собака – лучше. А пока мы с ним побегаем... Смотри, я же принес "антияд", и много. На всех хватит. Он же избавляет от наркоты в крови. Обработай всех нариков! Именно "антиядом" наверху лечат наркоманию. А я постараюсь найти вора. Ждите.
Собака уже нетерпеливо поскуливала.
– Вперед! Взять вора! След! – проорал Шнобель, и поспешил за псом.
– Шнобель! Я – с тобой! – последовал за ним Барабашка, одним из первых уже получивший дозу "антияда".
Выйдя из Рая, они понеслись за собакой. Пёс бежал стремительно. Похоже, след был свежий. Их путь вскоре пошел по густо населенной территории "Дороги", мимо полусонных незжей, среди хламья, мимо семей, живших в магазине белья и одежды, по каким-то складам, заполненных ящиками, по разветвленным проходам гипермаркета, заполненного консервами. Наконец, около кабинета, некогда принадлежащего директору универшопа, собака начала скрежетать когтями.
– Я войду первым, у меня – фомка и пистолет. А у тебя?
– У меня – боевой бластер, Генрих выдал, а также – ромашка-4, тесак и всякая мелочь, – пробормотал Шнобель.
– Кажется, приятель, ты отказался от идеи непротивления злу насилием, – гыкнул Барабашка.
– Давно, – подтвердил Шнобель.
– И ве-таки, я – первый, – и Барабашка приоткрыл дверь – и, не заходя, отстрелялся навскидку. После этого вошел в кабинет. За ним последовал и Шнобель.
Обстановка здесь оказалась просто шикарной. Мягкий, обитый кожей армчеар, настольный кондиционер, дорогие вазы, шахматы под слоновую кость, телексы, явно с выходящим наверх проводом, ковры... И – лежащий лицом вниз человек, которому шальной пулей только что прострелило затылок.
– Барабашка! Я знаю этого чела! – сказал пораженный Шнобель, указывая на убитого. – Это – новый министр культуры. Недавно назначенный, и вечно заседающий с Отцами Города. Он часто выступал по телексу... Ну и как он здесь оказался?
– Загадка. Допросить бы его – что он тут делал... Поздняк, однако, – Барабашка выглядел озадаченным.
– Р-рр! – раздалось в это время. Пёс тоже вошел сюда, и весь ощерился. Шнобель и Барабашка проследили направление, в которое устремила взгляд собака. Там, казалось, была только куча хламья.
Шнобель подошел к этой куче, запустил в нее руку – и наткнулся на что-то мягкое и теплое. Тогда он, ухватив это нечто, рванул на себя. И вскоре увидел рожу незжа, выхваченного им за руку на поверхность кучи. Незж как незж. Рваная одежда, отвратительный запах... Но Шнобель, следуя наитию, другой рукой ухватил субъекта за лицо и рванул вперед и вверх. И в его руках тотчас оказалась отвратительная маска. А лицо, смотревшее на него, оказалось лицом человека. А вот и посох! Пёс уже выхватил его зубами из кучи и теперь держал как палку.
– Что ж, сударь, – заломив человеку в лохмотьях, ранее носившему маску незжа, за спину руки, начал беседу Шнобель, – Рассказывайте, кто вы, как сюда попали и где проход. О последнем – в первую очередь.
– Проход?
– Конечно. Наверх, в город.
– Я там ни разу не был. Ничего не знаю.
– А – твой хозяин? – и Шнобель указал головой в сторону трупа, затем нажав вору на болевую точку.
– Я всё расскажу, всё, только – не убивайте! – визгливо завопил тот.
– Кто ты?
– Я – здешний. Вор. Митька зовут. Ну, в город тоже выходил, когда Валерьевич меня туда посылал – на дело.
– Убить, своровать?
– Бывало. Но в основном – отравить, яду подсыпать. Или – следить. За торговыми. За конкурентами.
– Тоже по наркоте?
– Ну вот – вы и сами знаете.
– Так это ты поставлял сюда наркоту? Сверху?
– Нет. Это делали его люди, оттуда. Вся наркота шла через них. А я ее доставлял отсюда в Рай. И вмазывал новых, еще не наркоманов. Наркота, причем, была убойная, чуть передозировка – труп.
– Зачем это Валерьевичу?
– Ну... Городу не нравилось, что здесь всё под контролем всё больше становилось: Антонов, Петров, реввоенсовет... Им не хотелось, чтобы здесь все слились в религиозную общину, и родилась местная реальная власть. Потому что тогда рано или поздно они бы организованно вышли в город. И стали бы в нем реальной силой. А городу спокойствие нужно. И чтобы тут все постепенно перемёрли – было бы для верхов лучше всего.
– А чем ты еще занимался?
– Еще... Я здесь за всеми следил и доносил шефу обо всем новом. А он за это давал нам... Мне и таким же, как я, ворам... Выход в город, и документ, чтобы там нас власти не трогали. Можно было воровать, торговать, по кабакам ходить. Здесь, под землей, ничего, кроме еды, не имеет цены, и потому нельзя никаким барахлом получить власть над другими. И еду припрятывать нельзя. Да и всем закоулки и схроны все давно известны. Коммунизм, можно сказать. А наверху – изрядно с добром погулять можно...
– Ты не забалтывай, – вмешался в диалог Барабашка. – Я всё уже понял... Так это ты дурь порченую в схроны недавно подкинул и косяки дерьмом каким-то сильным забил... Чтобы куча наших тогда отъехала? То-то мне морда твоя знакомой показалась... Среди нас всех шарился. Значит, еще и незжем прикидывался... Да и, наркота у нас была просто бесконечной... Твои поставки.
– Да, была. А ты – разве против? Ты же наркоман!
– Я сегодня завязал, – сказал Барабашка и выстрелил в него почти в упор.
Попал в горло.
Картина была жуткая. И Шнобель сам попросил его тогда уж поскорей добить беднягу, чтоб не мучился.
Потом уселся в кресло, чтобы успокоиться и подумать пару минут. К нему подошел Пёс, по-прежнему держа в пасти посох.
– Ты... Это... Шноб, не переживай. Ты к убийствам не привык – а у нас тут, внизу, с такими, как этот, разговор короток. Иначе, не выжил бы здесь никто. Вот увидишь: реввоенсовет только спасибо нам скажет, – извиняющимся тоном, начал Барабашка.
– Проехали... Я просто, не привык ещё, что ты теперь другой, – ответил Шнобель. – Сейчас, чуть приду в норму – назад пойдем.
Он взял посох у собаки. Погладил её по голове. Чисто автоматически, почти неосознанно, пультанул стоявший на столе телекс. Как раз передавали последние новости. Было близко к полночи.
–...резиновых дубинок. Это несомненно используется полицией для самообороны, и, если к вам случайно, а не обоснованно, применили дубинку или ромашку – 4, войдите в положение полицейского, обязанного сохранить в городе спокойствие любой ценой. При нанесении вам повреждений с помощью резиновой дубинки вы должны, если оказались в оцепленном районе непреднамеренно, тут же лечь на землю лицом вниз и вытянуть руки.
А теперь о диверсии, сегодня произошедшей около Пирамиды Ростова... Отцы Города сообщают, что по-прежнему ничего не известно о главных зачинщиках. Городу был нанесен ущерб в несколько миллионов условных единиц. Газон с уникальной травой был совершенно вытоптан. Соответственно, такая сумма будет списана из запланированных расходов, долженствовавших пойти на нужды здравоохранения и образования граждан. В ближайшее время Отцами Города будет рассмотрен вопрос о необходимости введения в городе бессрочного чрезвычайного положения, – бодрым голосом сообщила диктор "Новостей".
– И последнее. Сегодня на общих выборах был избран мэром Ростова, конечно, наш лучший Отец, гарант спокойствия и процветания, Штык Феогнид Соломонович, многие ему лета! Его коронация состоится завтра, ровно в полдень, в здании мэрии. Приглашения уже разосланы, и к банкету уже приготовлен знаменитый стокилограммовый торт – шедевр поварского искусства наших кулинаров. После коронации состоится праздничный концерт, шоу звезд нашего города, торжественное шествие и смена караула с пальбой из пушки у здания Музея, а также вечерний праздничный салют.
– Зря ты, Барабашка, поспешил убить этого подонка. У него есть сообщники здесь – и теперь их будет вычислить трудней. И надо было бы узнать, где здесь проход наверх, которым они пользовались, – сказал Шнобель.
– Насчет сообщников – он из вредности мог бы и соврать. Назвать невинных. А все ходы наверх я и так знаю. Ой! – и бледный Барабашка показал на загоревшуюся на подлокотнике армчеара красную кнопку. По экрану тут же поползли цифры обратного отсчета.
– Блин! Идентификация... Через телекс! Смываемся! Не введем код отмены – сейчас рванет! – Шнобель вскочил, опрометью бросился к выходу, увлекая за собой Барабашку. Рядом с ними, с веселым лаем, бежал и Пёс. Будто, с ним играли.
Когда они выскочили из универшопа, ускорившись просто до невероятности, то легли на землю. За спиной феерически рвануло.
– Ух! – отдышался Барабашка, – Ну и везучие мы! Перестраховщики они, однако... Эти, верхние. Что удумали!
– Я о таком только читал... Садится не хозяин, а другой, за его комп, и... Всё на воздух. А Пёс умница, и быстро бегает, и под ноги не лез! И к чему дедуля-хозяин его готовил, интересно? Молодец, Пёс, умная собака! – и Шнобель, для собственного успокоения, погладил животное по голове. Псина завиляла хвостом.
– Ну вот... И про вход, оказалось, ни к чему было спрашивать... Теперь его наверняка завалило. Кстати, многие наши знали, что в этом универшопе братки и урки часто тусовались. И старались туда – ни ногой. Если б не постоянный ломак – донесли бы и реввоенсовету. И надо было озаботиться. Поговаривали, что выход в город здесь был. Через него эта шваль и лезла.
– Так, а где еще входы сюда из города, которые ты знаешь?
– В разное время разные люди проходили сюда следующими путями: через магазин игрушек, через сауну, через потолок в туалете кафе "Фавн", в бассейне "Антарктида"... Воды там сейчас нет. А родник и образовавшееся небольшое озерцо – есть неподалеку, в бывшем фитнес-клубе. Кстати, с водой здесь проблем нет. Есть трубы с краниками, а еще – куча бутылок с ситром, с газировкой, соком, вином – в холодильных установках. Просроченные, правда – но вполне употребимые. Хорошо, что некогда был разработан консервант плюс... Ладно, это я уже треплюсь.
– Пора в Рай, – подытожил Шнобель.
Когда они вернулись, Рай уже навестил глава реввоенсовета.
Потом, как ни странно, здешние обитатели – и члены религиозной общины, и семейные или одинокие "самоопределяющиеся", собрались быстро и без проблем. Стоило их, по просьбе Генриха, созвать Петрову. Была поздняя ночь: наверху. А здесь, в подземке, времени суток, в общем-то, не существовало.
Бывшие наркоманы, протрезвевшие благодаря антияду и гипноизлучателю, тоже потрудились никуда не расползтись... Поскольку, собраться хакерами было предложено именно в Раю – самом огромном комплексе "Дороги".
Завсегдатаи Рая выделялись и сейчас. Но только тем, что были по-прежнему не стрижены, небриты и одеты цветасто и броско. К пришедшим "сверху" они стали относиться с уважением. Ибо, хотя собственная жизнь по-прежнему пока не имела в их глазах никакой цены, но спасти товарища всегда у этих странных людей считалась подвигом. В общине обитателей Рая были свои собственные установки, мировоззрение и свой порядок. Как ни странно, "умереть под кайфом" было, по их представлениям, верной дорогой в ад и пляской под дудку дьявола. И то, что хакеры спасли их товарищей из ада, зачлось как подвиг.