Текст книги "Горный цветок (СИ)"

Автор книги: Ольга Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Горный цветок
 Шах Ольга

Глава 1

Я аккуратно и осторожно, стараясь не привлекать к себе ненужного внимания, протискивалась к выходу, намереваясь выйти на пару остановок раньше, чем это было необходимо. Просто… кольнуло старое забытое чувство тревоги, которое не однократно выручало меня когда-то давно. Если честно, давненько не вспоминала о своём «боевом прошлом», как бы смешно это сейчас не звучало. Теперь я – самая обыкновенная пенсионерка в стареньком пальто, каких тысячи в столице, да, собственно, я таковой и являлась. Позвольте представиться – Галина Викторовна Иваницкая, одна тысяча сорок седьмого года рождения. В далёком прошлом, о котором я так не любила вспоминать, я была следователем и известном Московском Уголовном Розыске. Но вот уже прошло более двадцати лет, как я вышла на пенсию по выслуге лет. Я встала недалеко от выхода и искоса взглянула на того молодого человека, которого уже встречала ранее. Высокий и крепкий, в кожаной куртке и чёрных джинсах. Он привычно-расслабленно положил руку на спинку кресла, рукав куртки поднялся, показав краешек старой татуировки на кисти. Что-то синело на шее и возле уха. Мужчина, скорее всего, наш «постоянный клиент», но пока я поостереглась делать выводы – многочисленные татуировки на теле парня могли бы быть просто данью современному веянию к украшательству своего тела некоей «наскальной росписью».

Я, скосив глаза уже до невозможности, внутренне усмехнулась – а мальчиша-то, оказывается, постоянник мест заключения. На кисти левой руки у него красовалась старая наколка с изображением фрагмента колючей проволоки, а на безымянном пальце – перстень с цифрами. Ага, значит, владелец прошёл исправительно-трудовое учреждение, крупные буквы: «Север» указывают, где именно, и на перстне более подробно – срок и число судимостей.

– И чего тебе, старая, дома не сидится… – тяжело вздохнула молодая девушка, вцепившаяся в металлический поручень для того, чтобы не свалиться на пол при очередном резком движении автобуса в то время, как он начинал движение от автобусной остановки.

В другое время я бы непременно нашла, что ответить подрастающему поколению, только не сейчас. Парень по-прежнему наблюдал за мной. Теперь я в этом практически уверена – ведь до того момента, как я решила выйти из переполненного автобуса, он меланхолично посматривал по сторонам, находясь неподалёку, и не делал ни малейшего движения для того, чтобы выйти. Однако, мой внезапный побег вынудил его поторопиться, да так, что он, торопясь покинуть салон автобуса вместе со мной и не потерять меня в толпе людей, стал активно работать локтями, чем вызвал недовольные восклицания со стороны пассажиров.

Совершенно напрасно, кстати. Я узнала всё, что было мне интересно, и вовсе не собиралась от него сбегать, во всяком случае, прямо сейчас. Думаю, что за то время, что ребята приглядывают за мной, маршруты моего перемещения были им известны. С уверенностью говорю «им», поскольку вряд ли этот парниша работает в одиночку.

Вывалившись из автобуса, я стала озираться по сторонам, краем глаза держа в поле зрения моего сопровождающего. Он немного успокоился (вот она, бабка, никуда не дёрнулась, просто приспичило старой карге вывалиться из автобуса в самый последний момент) и медленно шагал вслед за мной, насвистывая какой-то незатейливый мотивчик. Ну, что же… я медленно поплелась по улице и добрела до местного рынка. Хоть и не планировала я нынче никакого шопинга, только нужно же объяснить мою тягу к пешим прогулкам.

Окунувшись в плотный гул голосов и толпу спешащих людей, я подошла к одному прилавку, другому, долго и с интересом слушала, как иностранный гражданин нахваливал продаваемые овощи, после чего легко и просто смылась через служебный выход. Ничего особенного в том не было. Как можно было догадаться, дверь была в свободном доступе, поэтому я быстро прошла по служебному коридору, напугав одного мужика, который разделывал мясо, и выбралась на задний двор рынка, уставленный собранными коробками, ящиками из-под фруктов и прочим мусором.

– Ты чо, бабка, заблудилась, штоль? – удивилась крепкая деваха, которая отбросила сигарету и приблизилась ко мне, с сомнением осмотрев мой мало презентабельный вид.

– Нет, внученька, – пробормотала я, оглядываясь, не покажется ли где высокая фигура моего сопровождающего, – гугл карты на моём телефоне показали мне самую короткую дорогу к дому. А кто я такая, чтобы спорить с наукой?

Та зачарованно и согласно закивала головой, поражаясь тотальному повышению уровня жизни простых граждан.

– А ещё говорят, что пенсий им на жизнь не хватает! – возмущённо заявил давешний мужик, что рубил мясо. – Бабка! Ты куда? Там выхода нет!

Действительно, ворота для подвоза и разгрузки товаров сейчас были заперты, только зачем они мне, если есть такая милая дыра в сетчатом заборе? Я покинула территорию рынка, оглянулась по сторонам, не заметила ничего подозрительного и быстрым шагом отправилась в сторону дома. Судя по всему, тот парень, что за мной присматривает, нарезает сейчас круги по рынку в надежде рано или поздно увидеть меня возле отдела с кошачьим кормом, жаль, что это будет ненадолго и вскоре он непременно догадается, что я просто дёрнула из-под его присмотра.

Как бы то ни было, но мне стоит посетить мою квартиру, забрать оттуда одну вещь и быстро покинуть опасное место. Вне всякого сомнения, ребята не будут долго сомневаться, прежде чем наведаться ко мне в гости. Документы всегда со мной, денег на карте не так много, да и не нужна им моя нищенская пенсия, конечно же. А вот благоприобретённая квартира – вполне. Вот тут есть кое-какие нюансы… дело в том, что мои родители до войны проживали в маленьком и провинциальном городе Иркутске, в начале войны туда были эвакуировано множество предприятий стратегического назначения, где они и трудились на благо Родины и Победы.

Затем, после войны, столица решила, что ей самой нужны предприятия с опытными рабочими, так мои родители и оказались в златоглавой, где и проработали до самой смерти. Сколько лет прошло, но я до сих пор помню тяжёлые послевоенные годы, как мама была счастлива, когда ей удавалось по страшному блату оторвать для нас что-то… как они получили от предприятия комнату в бараке, где удобства были на улице, а потом то, как они радовались, словно дети, когда им подфартило и им досталась комната в коммунальной квартире в ещё дореволюционном доме на Мясницкой. Комнатушка в пятнадцать квадратов выпала им, как передовикам производства и тем, кто давал двойную норму за смену…

Так мы и жили. Не скажу, что очень хорошо, только все так жили… мечтали о чём-то великом! О победе мирового пролетариата, о том времени, когда наступит коммунизм, о том, как мы однажды будем хорошо жить и у каждой советской семьи будет собственная квартира… (прошу не смеяться, клянусь, так и было!) но только не случилось. Мои родители умерли в тот год, когда я заканчивала институт. Было тяжело, не скрою… ни родственников, ни даже близких друзей у меня не было. Да и откуда бы им взяться, если я каждый день после лекций спешила в библиотеку или в гастроном, а после – домой? С охотой соглашалась на практику в уголовном розыске и на общение с «контингентом». Конечно, бывали случаи, когда ребята с моего потока подтрунивали надо мной. Впрочем, я не роптала – мама всегда говорила мне, что не стоит обращать внимания на мнение окружающих людей, нужно быть порядочной и честной девушкой, хорошей хозяйкой в доме и ценным членом общества в целом… и я была… зря…

После окончания образования по распределению попала в МУР. Злые языки поговаривали, что за какие-то особые заслуги, только, конечно же, это было не так – никаких «заслуг», ни партийных, ни каких-либо иных, за мной не водилось. Зато было стойкое нежелание возвращаться в родную комнату, где я была одна, и я училась, работала, работала…

Поэтому, совершенно упустила из вида, когда у нас появился новый оперативный сотрудник. Алексей был далеко не тем юнцом, который покорял взоры девочек из архива. К тому времени ему уже было около тридцати пяти лет, сам он был родом из Гродно, так что о войне знал не понаслышке, родителей убили, когда ему было только восемь лет, вырастила бездетная тётка, сестра отца… впрочем, обо всём этом он вспоминать не любил…

Да и познакомились мы там же, на работе, когда я заполняла бланки задержания. Домой, по понятным причинам, я не спешила… потому страшно обрадовалась, когда шум в коридоре подсказал мне, что у меня работы прибыло.

– Почему такая красивая девушка не в кино или на танцах, а сидит в кабинете и перебирает бумажки? – улыбнулся мне оперативник, предъявляя «новую работу», чем поразил меня до глубины души.

Мне ещё раньше никто таких слов не говорил. Помню, когда маме кто-то сказал, что дочка у неё выросла настоящей красавицей, так она рассердилась и утверждала, что для советской гражданки это не самое главное, была бы здоровой. Парни и не пытались кадрить странную заучку, и тут такое! Поженились мы очень тихо, через полгода после ухаживаний Алексея, соседки по коммуналке дали на время платье с белым приличным воротничком и даже самые настоящие фильдипёрсовые чулки. А ещё через полгода моего мужа зарезали во время операции по уничтожению очередной «малины». Так и закончилась моя семейная жизнь…

Помню, как командир Алексея говорил что-то о том, каким он был коммунистом, о долге, об отваге, мужестве советского милиционера, о том, что я должна быть сильной, я же не просто советская гражданка, с меня и спрос другой… и в торжественной обстановке вручил мне револьвер с памятной гравировкой… я не рыдала, конечно, «ведь с меня был особый спрос»…

Работа всегда была спасением для меня, не стала она исключением и тогда… я спрятала свои чувства так далеко, что сама иногда думала – а не приснилось ли мне всё? Хотя нет, конечно же, мой муж был для меня самым ярким воспоминанием в этой жизни. И если бы кто-то спросил меня, была ли я когда-то счастлива, то я бы ответила, что да. Целых полгода!

Надо же! Как давно я не вытаскивала свои воспоминания наружу, не иначе виной всему «топтун», который столь некачественно присматривал за мной. Ещё пара минут, и подойду к своему дому. Конечно, риск, что меня будут поджидать где-то возле дома, был. А то и того хуже – что ребята, обозлившись на меня, могут качественно обшмотать мою квартиру и забрать ту единственную ценность – револьвер с гравировкой. Такого я допустить не могла, поэтому сейчас быстро беру его, после чего шагаю прямо в полицию и пишу заявление, настаивая на том, что я не бабка, выжившая из ума.

Совсем недавно мне пришлось расстаться с моей комнатой на Мясницкой и переехать во вполне приличную однушку в спальном районе. Когда в нашу квартиру постучались хорошо одетые молодые люди, среди которых были и представители муниципалитета, с радостной новостью – весь этаж решил купить некий предприниматель, мы, как люди, которые имеют договор социального найма жилья, очень быстро «договариваемся» и переезжаем. Так я и оказалась в этом доме, в одном подъезде с вечно испитой личностью, скандальной бабкой с третьего этажа и с «сомнительными друзьями Машки из пятьдесят первой, вечно у неё целый табор толкается».

Глава 2

Я стояла возле кустов, откуда открывался чудесный обзор на двор моего дома. На первый взгляд, всё было в пределах нормы – несколько старушек из числа местных аборигенов торчали возле подъезда, наверняка костеря автомобилистов, которые пытались приткнуть свои машины на газон, обсуждая трагичный турецкий сериал и стыдя ту самую испитую личность, которая снова торчала из окна первого этажа. Скажу честно, после переезда мне тоже предлагали влиться в этот элитный кружок по интересам. Однако, к стыду своему, я была вынуждена констатировать, что не подхожу под определённые параметры, как то: мне абсолютно безразлична личная жизнь моих соседей, я ничего не знаю про нынешние политические реалии и уж тем более, не интересуюсь телевизионными программами про магов и колдунов всех мастей.

Одним словом, соседи про меня благополучно забыли, за что им отдельная благодарность… и вот сейчас я тихо трюхаю к подъезду, оглядываясь по сторонам. Да нет, показалось – никто моим появлением не заинтересовался, машины припаркованы были тоже все местные, всё тихо и благородно. Я, быстро поздоровавшись, прошла мимо и скрылась в подъезде, возле лифта стояла русоволосая девушка с длинной косой и с большой клеткой для перевозки животных. Кажется, это очередная гостья из «нехорошей» квартиры. То-то старушки возле подъезда недобро смотрели. Поначалу мне показалось, что клетка пуста, однако, приглядевшись, я заметила какую-то странную собаку с длинным и тонким хвостом, которая съёжилась в углу и недобро на меня посматривала жёлтыми бусинками глаз.

О, как! Однако! Что это за генетические эксперименты? Я недоверчиво хмыкнула, заходя в распахнувшиеся створки лифта:

– Какой любопытный у вас питомец. Никогда таких не видела.

Девушка недоверчиво посмотрела на меня и медленно произнесла:

– Вы его видите? – затем, дождавшись утвердительного кивка, добавила: – Это просто что-то вроде мелкой нечисти. Умреть – он опасен только тем, что разрывает свежие могилы, до старых-то он не больно охоч. Да, ещё, когда сбиваются в стаи, могут загрызть путников, что не ко времени будут проезжать мимо кладбищ или дорог. Но вы не бойтесь, этот сейчас совершенно безобиден, да и ослаблен, он вас не укусит.

В доказательство своих слов, девушка жизнерадостно улыбнулась и азартно потрясла клетку, заставив создание показать мелкие и острые, как иглы, зубы. Я зачарованно кивнула, решив, что во время следующей диспансеризации непременно попрошу освидетельствование себя у нужного специалиста. А пока девушка попрощалась и вывалилась из лифта, передав клетку в руки мужчины, который её поджидал.

Поднявшись на свой этаж, я с большим трудом пришла в себя. К сожалению, у меня в данный момент есть заботы более насущные, чем мои размышления, какому именно психическому расстройству личности сопутствуют видения лохматой собаки с крысиным хвостом. Дверь в мою квартиру выглядела точно также, как и утром, когда я её запирала на ключ. Однако, это ещё ни о чём не говорило. Я подняла голову наверх – между этажами никто не стоял и не собирался нападать на меня с криками: «Сдохни, старая!». Слава богу, мои страхи были явно преувеличены. На рожон я лезть не собиралась и при первых признаках проникновения в квартиру, тут же бы покинула подъезд.

Прихожая встретила меня привычным полумраком, револьвер – моя причина посетить родные пенаты – находился в коробке возле дивана. Взять его, сунуть в сумку, и можно убираться из дома. Не успела я сделать и пару шагов, как ощутимый удар в спину заставил меня полететь вперёд и удариться грудью о деревянный подлокотник кресла.

– Ну вот! А ты говорил, свалила старая от тебя… – словно сквозь вату, услышала я. – Пока ты рот разевал, бабка купила, что ей нужно, и домой причапала.

После чего тот, кто говорил, подошёл и резким движением перевернул меня и прислонил к дивану.

– А полегче нельзя было? – всё также злобно поинтересовался он у своего коллеги. – Старуха и так едва живая, мы так не договаривались.

Я сфокусировала взгляд на говорившем и закашлялась. Тело пробила страшная боль, мешавшая дышать. Я выплюнула кровавую пену и хрипло выдохнула, нашаривая коробку:

– Нехорошо получилось… сто тридцать девятая чистая… до двух лет лишения свободы…

– С чего бы это? – картинно развёл руками тот, что сидел рядом со мной. – Это проникновение со взломом в чужое жилище. А это наше!

– Хату отжать… решили? – я говорила с трудом, перед глазами всё расплывалось. – Не выйдет, она не приватизирована.

– Это уж наши проблемы! – пожал плечами всё тот же собеседник, «топтун» по-прежнему стоял в прихожей. – Ты не ссы, бабка, и мокрое нам не присовывай. Свезём тебя в деревеньку, там и дом будет. С пропиской, не думай. Всё по-честному, да и тебе разница какая, где кантоваться? Поликлиника там имеется, лично проверял. Да и почта тоже.

– Прописка имеется. Только не московская, – хмыкнул топтун неожиданным басом, якобы это объясняло всё.

Хотя, на самом деле, риски, что я по итогу признаю результаты приватизации с последующей продажей своей квартиры недействительными, были минимальны, поскольку детей и близких родственников у меня не было. А сами старики опасались связываться с бандитами. Думаю, что где-то у них сидит нужный, но не слишком осведомлённый человек, который и подсказывает моим гостям о том, что можно провести кидок.

Я согласно кивнула, руки дрожали, так что стоило поторопиться… я неловко дёрнула коробку на себя, вытащила и направила револьвер на заботливого мужика, который расписывал мне все прелести проживания в провинции. Пока его аргументы закончились на свежем воздухе, мол, ни к чему мне в мои-то года страшная столичная загазованность. Тот, завидя оружие, явно струхнул и решил что-то добавить… выстрел прозвучал очень громко, так, что заложило уши. Но оружие я не опустила, а навела на того, который ударил меня в спину.

– Ты чего, а? Ты чего? – он медленно двигался в сторону выхода, подняв руки. – Ты его прижмурила, что ли? Ты присядешь, ты хотя бы понимаешь это, старая?

Я вяло подумала, что у него был шанс остаться в живых, если бы он не стал пятиться назад, а кинулся на меня, лишая возможности выстрелить. Но он причитал и обводил стены безумным взглядом. Вряд ли ребята полагали, что привычная схема может дать сбой. Впрочем, всё это уже не важно. Я выстрелила, заметив, как он скособочено осел, украсив стену позади себя кровавыми брызгами.

– Не присяду… просто не успею… – прошептала я, кровавая пена на губах подсказывала мне, что сломанное ребро пробило верхушку лёгкого и жить мне минут пятнадцать. Или уже меньше… в незапертую дверь забежали люди, я увидела давешнюю девушку, двух парней и ещё кого-то…

– Вызывай скорую помощь и Авдееву позвони, – крикнул парень, хотя та, странная, просто присела рядом.

– Сейчас вам больше не будет больно, я – некромантка. – спокойно сказала она – Надо же, я сначала подумала, что вы – Иная, у вас аура была какая-то странная.

– Скорая сейчас будет, – услышала я голос рядом с собой, – ты уверена, Карина, что ей помочь нельзя? Может быть ты что-то сделаешь, Маша?

– Ну, не знаю, – засомневался тот же голос, – вообще-то я – Ходящая во сны, а не лекарь.

Надо же, кажется, что никто не взволнован наличием двух трупов в моей квартире, соседи решали какие-то свои проблемы. Я пыталась сказать, что и сама знаю, что жить мне не долго, но не могла. Зря люди говорят, что за мгновение до смерти они успевают увидеть всю свою жизнь, потому что я увидела только те полгода, которые я была счастлива.

Вот так Галина Викторовна Иваницкая умерла на полу своей квартиры и её нисколько не взволновали ни хлопанье соседских дверей, ни панические нотки в голосах граждан или официально-успокаивающие людей в форме, которые явились на вызов.

***

В кабинете столичного дома лордов Роуэл повисла напряжённая тишина. Сам владелец дома, крепкий пятидесятилетний мужчина с волевым подбородком и тёмными, чуть волнистыми волосами, сидел за столом из тёмного массивного дерева и внимательно читал какие-то документы, справа от него развалился в кресле его старший сын, молодая своя копия, задумчиво теребящий пуговицы своего мундира. За спиной хозяина кабинета было распахнуто окно, выходящее в сад, тёплый ветерок и столь редкое в столице солнышко выгнали старого пса милорда со своего любимого места возле камина в малой гостиной, и теперь он лежал в солнечном пятне, положив голову на лапы и прикрывая глаза от солнца.

Джерард Хейвуд, лорд Роуэл, был крайне обеспокоен. Во всяком случае тот, кто неплохо знал милорда, догадывались о том, какие чувства его обуревают, по тому, как он сжимал челюсть и крепко держал в руках депешу, которая и была причиной тревоги лорда Джерарда. Наконец, он отложил депешу и в упор посмотрел на сына. В светлых глазах лорда Джерарда было то невыразимое, что частенько ставило в ступор его оппонентов в Палате Лордов, которую он возглавлял на протяжении многих лет.

– Ты уверен, Энтони, в этом донесении? – требовательно спросил он у сына, который тут же перестал рассеянно покачивать ногой.

– Не знаю, что сказать тебе, отец, – осторожно начал молодой человек, – это донесение было подписано начальником дальнего гарнизона, который расположен на границе Дейтона. Чёртовы лорды Дейтона не слишком гостеприимны и веками привыкли решать свои дела без нас, но кое-что просачивается и к нам. Но я не могу поручиться за достоверность, посему прошу у тебя дозволения самому проверить или опровергнуть достоверность слухов о том, что на территории нортлингов бушует холера.

Энтони не так давно получил офицерский чин и всячески старался доказать окружающим, что он достоин своего мундира. Местные острословы опасались явно высказывать свои умозаключения, но в гостиных благородных домов столицы и даже в королевском дворце интересовались друг у друга, правда ли что старший сын и наследник лорда Роуэла столь храбрый офицер, что его сделали в столь молодом возрасте командующим гарнизоном Севера, или же глава Палаты Лордов, который выступает против кулуарных альянсов, похлопотал за своего отпрыска у лорда-командующего.

Разумеется, что высказать подобное сомнение на заседании Палаты никто не решился бы, памятуя о характере милорда Роуэла, а самое главное – о его удивительной злопамятности и странном упорстве, когда дело доходило до его семьи. Сам Энтони прекрасно знал об этих слухах и крайне нервно к этому относился, оттого тут же вызвался лично проверить правдивость того, что у этих разбойников, нортманнов, какой-то там мор.

– Если ты согласишься, отец, я могу проникнуть на территорию нортманнов, прихватив нескольких надёжных ребят. Тогда мы может предъявить верные данные, которые точно бы никто не посмел оспаривать. Думаю, что лорды Маккармейг и Дуглас не откажутся от того, чтобы предоставить мне проводников на земли, которые населяют несчастные разбойники.

– Если то, что написано в этой депеше – правда, – медленно ответил лорд Джерард, – то у тебя и твоих людей не так много шансов на то, чтобы остаться в живых. И я сейчас даже не о том, что эти разбойники непременно убьют вас, если смогут… просто перед холерой все равны, она не выбирает, кто перед ней – последний нищий или представитель влиятельной семьи Энландии.

И, не обращая внимание на то, что сын стал надуваться от обиды, словно рыба-шар, добавил:

– … но и это не самое главное! А то, что болезнь рано или поздно вырвется в Горы, а потом и в Равнины Дейтона.