Текст книги "Небо в зеленой воде (СИ)"

Автор книги: Ольга Скубицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Очнулась на чем-то твердом и колючем, дискомфорт ощущалась даже через одежду. Глаза открывать не хотелось, да и сил на это не было. Все мышцы стонали от усталости, как – будто я несколько часов разгружала вагоны. Сначала решила заставить себя хотя бы пошевелиться, но потом передумала.

'Пробудившись от такого кошмара, можно позволить себе немного отдохнуть и прийти в себя', – устало подумала я. На этот раз мое воображение разошлось по полной. Такое мне уж точно никогда не снилось.

От раздумий оторвало неожиданное движение – кто-то легонько тряс меня за плечо.

– Арина...Арина, – настойчиво произносил резкий голос.

Удивившись, я с трудом заставила подняться отяжелевшие веки, создавалось такое впечатление, что на них лежат килограммовые камни. Глаза непослушно долго фокусировались на смуглом лице и глубоко черных, словно попавших под дождь волосах.

– Черт, только не это, – застонала я, поняв, что передо мной уже не ночной кошмар, а мой недавно ставший постоянным индивидуальный кошмар английского происхождения. Страх, прокатившийся по телу, уже не удивил, я была к нему готова. 'Кажется, у меня вырабатывается иммунитет, – констатировала я, обессилено прикрыв глаза. – Еще бы, он все время маячит где-то поблизости, мне что, убить надо этого типа, чтобы, наконец, освободиться'. Тогда эта мысль нагрянула впервые, и я даже не могла представить, сколько раз в последствие буду представлять в мельчайших подробностях смерть Даниэля Вильсона.

– Убирайтесь, – зашипела я сквозь зубы, резко распахивая глаза и пытаясь подняться.

Он проигнорировал меня, продолжая молча наблюдать.

Осмотревшись, я поняла, что лежу на полу в прихожей своего номера на расстоянии вытянутой руки от прикрытой двери, а колючая поверхность подо мной – ковровое покрытии.

'Неужели я заснула прямо здесь? Как такое могло произойти? – размышляла я, расправляя затекшие конечности. – И какого черта, он делает в моем номере'. Я снова закипала как чайник, как и каждый раз при встрече с этим человеком, только теперь не беспричинно. Страх продолжал одолевать, и я попыталась убедить себя, что неожиданный посетитель ничего не сделает мне плохого, а если и попытается, то я заору так, что будет слышно через все стены этой маленькой гостиницы, тем более что дверь только прикрыта, а в его лице не видно ничего угрожающего.

Мужчина, склонившийся надо мной, потянулся руками, и я конвульсивно дернулась. Он прекратил встречное движение.

– Я только хотел вам помочь подняться, – объяснил он, и я услышала в голосе что-то вроде жалости.

'Не может быть, наверно, мне почудилось', – прервала я эту бредовую мысль.

– Думаю, не стоит.

– Да, пожалуй, – ответил он, глядя, как я поднимаюсь, и быстро разогнул свое массивное тело. Я осознала, что он снова выражается четкими русскими словами, игнорируя родной язык. 'Как можно так чисто говорить на русском, будучи англичанином, будто он много лет провел в России', – недоумевала я.

Мы стояли очень близко и сверлили друг друга взглядами, как и тогда в поезде, только он спокойно и уверенно, с искрами злости в глазах, а я тщательно стараясь бороться с собственной трусостью. Прошла минута, прежде чем я смогла собраться и, поборов себя, спросить:

– Как вы тут оказались?

– Ты звала меня, и дверь осталась нараспашку, – равнодушно ответил он, не отрывая от меня холодной зелени глаз. 'Так, ну хоть что-то прояснилось,– вспомнив, как все закружилось перед глазами, подумала я. – Наверное, потеряла сознание и не успела закрыть дверь. Странно, отчего со мной это, я никогда раньше не падала в обморок'. А вслух раздраженно сказала:

– Мы не переходили на 'ты'.

– Так проще в сложившейся ситуации, – не согласился он.

За дверью прошли люди, и послышались веселые голоса, на меня накатило облегчение. Я находилась в своем номере, все вокруг привычно и знакомо, но чувство нереальности происходящего, проникшее прямо из моего кошмара, не проходило.

– Повторяю еще раз, на 'ты' мы не перешли и какого черта вы тут делаете? – окончательно рассвирепела я.

– Вы меня звали.

У меня больше не осталось сил сдерживаться, и я, повысив голос, стала выплевывать слова с динамикой скороговорки.

– Хватит повторять одну и туже чушь. Никого я не звала, а даже если бы и звала, то точно не вас. О вас я забыла совершенно, я даже имени вашего не помню и вообще вы, что, за стенкой живете, если расслышали, как я разговаривала, будучи без сознания.

Я могла уже и в это поверить, хотя сомневалась. Если бы он жил за стенкой, ощущение дискомфорта и страха не покидало бы меня, к тому в соседний номер поселили молодую пару из Франции, это они только что проходили мимо двери, весело щебеча какие-то нежности, а на этаже всего два занятых номера.

– Наверное, я неправильно выразился, вы звали меня, но, скажем так, не вслух, не голосом, – разъяснил он с еле проступающим сквозь маску равнодушия любопытством.

Я уставилась на него в вопросительном непонимании, даже приблизительно не представляя, что всем этим он хотел сказать. Это уже становилось забавным, и я намеревалась выслушать, то, что он будет говорить дальше, вдруг пойму, почему трясусь от него как кролик.

– Вам, наверное, стоит присесть, – указал мужчина рукой на софу, стоящую в метре от меня.

– О, только не шокируйте информацией, что вы агент спецслужб или экстрасенс, – попыталась я съязвить, скривив лицо, намекая на то, что сейчас он мне сообщит нечто сбивающее наповал с ног, но все же плюхнулась на сидение и сложила руки на груди.

– Ну и... – поторопила я.

Он засунул руки в карманы джинсов и начал бесстрастно рассказывать кусочки моего недавнего сна или, точнее сказать, галлюцинации, которую я увидела, когда упала в обморок.

– Вы внезапно возникли в незнакомом месте, скорее всего, в какой-то критической ситуации. Как вы там оказались, вы не могли понять, и сделать хоть что-то не были в состоянии. Тело не слушалось. Вы все слышали, все понимали, но как бы сквозь что-то постороннее и думали вы тоже сквозь другие ваши мысли. Затем критическая ситуация превратилась в смертельную. Вы умирали, испытывая страх и боль. Вы звали меня, и я вас услышал.

Воцарилось тягостное молчание. Сказать, что я поразилась, это не сказать ничего, я даже рот открыла от удивления.

– Так, значит, я угадала, и вы все-таки экстрасенс, или я умудрилась в бессознательном состоянии разболтать все, что мне привиделось? – прошептала я, нетерпеливо ожидая дальнейших объяснений.

– Это не обморочный бред, это все случилось с вами на самом деле, и...

– Вы, что издеваетесь надо мной? – сорвалась я на крик, не дав ему договорить.

– Если перестанете перебивать, возможно, все поймете, и мне не придется отвечать на бессмысленные вопросы, – зло процедил он сквозь зубы. Его тело напряглось, и он зашагал из стороны в сторону перед софой.

Я замолчала, решив, что встретила сумасшедшего, и самым лучшим в данной ситуации будет дать ему выговорится. Увидев, как я захлопнула рот, и продолжая маячить перед глазами, он возобновил безумный рассказ.

– Мы с вами связаны, ну как сиамские близнецы, только не физически, не сросшимися частями тела, а энергетически, мы две половинки одной энергии, или можете назвать это сущностью или силой. Я не знаю, что это точно, просто подбираю слова, сопоставимые по смыслу с реальным положением вещей. Так вот, когда ты умирала, тебя захлестывала боль, и ты все равно что дергала меня за нервные окончания энергии, опутывающей нас, и я почувствовал, что с тобой происходит. – Мой источник страха и раздражитель снова перешел на 'ты', но я даже не пыталась перебить, сказанные слова ввели меня в ступор.

– Я понял, что ты погрузилась. Со мной давно этого не случалось, я много лет не ощущал ужаса твоей смерти, и поэтому не сразу вспомнил и сообразил, и по этой причине спустя лишь некоторое время смог тебя выдернуть оттуда. Ты не умеешь возвращаться, и все время выскальзывала неосознанно, не желая поддаваться, и возвратить тебя стоило мне больших трудов.

Последняя фраза звучала как оправдание и сожаление, и это добило меня окончательно. Когда там у шизофреников обострение? Весной и осенью?!

Он остановился перевести дыхание, рассматривая меня, возможно, ожидая реакции.

Наверное, я могла бы сейчас выдать что-то едкое, саркастическое, но воспоминания о том, что я видела и чувствовала некоторое время назад на скале, одновременно лежа на полу в прихожей, застопорили все возможные колкости в сжавшемся горле. Я ощутила как наяву и боль, и желание смерти, почти осязая всю реальность пережитого кошмара. Слишком явно, слишком остро, каждый вздох, каждое биение испуганного сердца, доживающего последние минуты и то, как неведомая сила резко вытаскивала меня.

– Зачем? – вымолвила я, борясь с бунтовавшим разумом, который утверждал, что я сумасшедшая идиотка, если верю, постороннему, да еще и пугающему меня до чертиков человеку. Все это звучало как горячечный бред больного, заключенного в желтом доме и лежавшего в одной палате, к примеру, с 'Наполеоном'. Душевное не здравие мужчины не оставляло сомнений, но интуиция подсказывала обратное.

В его рассказ можно не верить, но как можно не поверить тому, что что-то не так, что-то происходит, и если сцена на скале мне почудилась, то откуда он знал подробности моих чувств и физических ощущений при этом. Но воплотить все эти мысли я смогла только в короткий вопрос, понимая, что потакаю сумасшедшему:

– Зачем ты забрал меня оттуда? – я тоже перешла на фамильярное обращение, наплевав на правила приличия, слишком много подозрительных мыслей в данный момент разрывали мой мозг. Может, данный вид психоза заразен?

Похоже, он ожидал другую реакцию, и несколько долгих секунд обдумывал ответ.

– Я у тебя в долгу, – пожал господин Вильсон широкими плечами. – Если бы ты осталась там, то мучительно бы умирала много часов, удар нанес повреждения, несовместимые с жизнью, но достаточные, чтобы длительно терзать тебя. В итоге ты вернулась бы, но я не хотел твоих страданий, и потом, все это время я бы чувствовал тебя, переживаемые тобой эмоции, и ты бы все равно притягивала меня. Меня бы корежило вместе с тобой.

Тут я не выдержала, ступор прошел, и от моей лояльности к стоящему напротив психопату, не осталось и следа.

– Стоп, хватит! – заорала я, вскакивая, так и не сумев справиться со взбудораженным разумом. – Вы несете какую-то чушь, и я не обязана все это слушать. Насмотрелись остросюжетных фильмов и проецируете их на себя. Да сколько угодно, только меня в это не надо вмешивать. От мистики меня мутит так же сильно, как и от фантастики. Убирайтесь сейчас же и поищите себе более благодарную публику.

Его лицо потемнело, черты окаменели и заострились еще больше от гнева, застилавшего жуткие глаза. Он заорал на меня в ответ так, что казалось, стекла полопаются в окнах.

– Ты самоуверенная, стервозная дура! Ты что, вообще не способна рационально мыслить?!

Он смотрел в упор, не давая ни на секунду оторваться от гипнотических глаз, держа как в огромных тисках вместе со страхом, который забурлил в моей крови где-то на грани возможностей натянутых нервов, вместе с пузырьками, взбесившимися от его близости.

– Ты же чувствуешь это, как и я, – резко опустил он голос до звенящего шепота, но угроза в нем проступила от этого еще более отчетливо. Одновременно он придвинул свою огромную смуглую руку к моим сжатым пальцам.

Я сразу поняла, что он имел в виду. Он даже не прикоснулся ко мне, но все пузырьки во мне немедленно устремились по направлению к его руке, они скопились в ладони, сильно ударяясь о кожу, притягивая мою кисть все ближе к его ладони. Взглянув на руку, я отчетливо увидела, как она, не спрашивая хозяйку, медленно движется к руке англичанина. Вытаращив глаза, я пыталась отдернуть ее, она поддавалась, но пузырьки мешали мне, продолжая упорно сопротивляться и тянуть ладонь обратно.

Тут Даниэль резко поднял свою руку, сжатую в кулак, вверх, одновременно разжимая пальцы, и я уже не смогла удержать пузырьки внутри себя. Они рефлекторно дернулись следом за его рукой, поднимая меня быстрым движением. Я даже не успела сообразить, что произошло, как оказалась подвешенной в воздухе, с вытянутой правой рукой и ладонью, раскрытой навстречу большой мужской ладони. Я в растерянности уставилась вверх на наши руки, они не касались друг друга, находясь на расстоянии десятка сантиметров, и он не держал меня. Я просто зависла в воздухе, притягиваемая неведомой силой, к которой словно привязало все многочисленные пузырьки внутри ладони. Испуганно опустив голову к суровому лицу, которое сейчас находилось на одном со мной уровне, я перебирала ногами, не находя опоры.

Его скулы напряглись, выразительно очерчивая строгие черты разъяренного лица. Мне захотелось сжаться в комок и исчезнуть, а он, не мигая, глядя на меня, как очковая кобра, продолжил говорить с холодящим металлом в голосе:

– Мне совершенно не интересно стоять здесь и убеждать тебя в чем-либо. Ты как бельмо на глазу, и я много лет мечтал, чтобы ты не родилась, или чтобы я тебя не встретил, ты мое вечное наказание, и терпеливой нянькой быть я не намерен. Я облегчил твое первое погружение, а значит, мы с тобой в расчете. Я не планета, и мне не нужны спутники, вращающийся по орбите вокруг меня, тем более такие высокомерные и тупые как ты, но теперь уже нет выбора. Сейчас я спущусь и принесу кофе, а ты пока как взрослая девочка вспомни все, что происходило с тобой за последнее время и перестань отрицать очевидное, а затем мы обговорим правила, соответствующие сложившимся обстоятельствам.

Он одернул руку так же резко, как и поднял, и я уже, не сдерживаемая больше невероятной посторонней силой, шлепнулась обратно на софу, послушная знакомой силе тяготения. Мужчина развернулся и вышел, оставляя меня в шоковом состоянии.

Наверное, теперь я смогла бы поверить во что угодно, даже в марсиан или в воцарившуюся по всему миру демократию. Руку несильно саднило от недавнего неудобного положения, кровь отлила от нее слишком быстро. Я успокаивающе погладила ее другой рукой, не двигаясь с места и даже не надеясь сбежать. Мысли перекатывались медленно как крепкое желе.

Я, конечно, до смерти испугалась, но способность думать не потеряла. Англичанин был прав, отрицать очевидное уже не представлялось возможным. Пузырьки во мне, эта их бурлящая энергия изначально не сопоставлялись со стандартным пониманием жизни, но я смогла справиться с этим и принять как неизбежное, а теперь выходило, что мой неприятный попутчик из поезда чувствует что-то подобное, да еще может притягивать и держать меня с помощью этих пузырьков, подвешивая как яркую игрушку к новогодней елке.

'Супер, только этого мне не хватало, – потихоньку выходила я из ступора. – И о каких правилах он говорил?' Я глубже устроилась на сидении. Бежать не имело смысла. Господин Вильсон знал о происходящем гораздо больше, чем я, и хотя меня уже колотила нервная дрожь, я сжала пальцы рук и заставила себя не трястись. Требовалось выяснить, что происходит и что мне теперь со всем этим делать, а единственный кто мог ответить на вопросы, отправился за кофе.

На дружескую беседу это вряд ли будет похоже, поэтому пришлось готовить себя к очередному похожему на пытку разговору на повышенных тонах.

Мужчина вернулся, когда я уже более или менее смогла переварить все сказанное и решить, что во чтобы то ни стало должна выудить из него как можно больше информации. Как говорится, кто владеет информацией, тот владеет миром, а потом уже в спокойной обстановке определю что со всем этим делать. И еще решила изображать паиньку и не злить господина Вильсона – вдруг он умеет что-то более серьезное, чем показал мне.

Он прикрыл за собой дверь и, сделав пару шагов, остановился рядом. Молча протягивая большой пластиковый стаканчик, над которым поднимался пар, мужчина присел на другой край софы подальше от меня и, глядя прямо перед собой, стал отпивать жадными глотками из второго стаканчика. 'Кажется, обычное спокойное состояние вернулось к нему', – с облегчением подумала я. Так мы и сидели в полной тишине, ожидая, что начнет другой.

Емкость с кофе спасительным теплом согрела мои застывшие пальцы, но, отхлебнув немного темной жидкости, я скривилась и возобновила прерванный разговор совсем не так, как планировала.

– Терпеть не могу растворимый кофе, тем более с сахаром. Тут, похоже, утопили целую сахарницу.

– Пей. Я специально попросил добавить пять ложек сахара. Тебе сейчас необходима горячая сладкая жидкость для восстановления после погружения, – тихо проговорил он, по-прежнему не поворачиваясь ко мне. Он с таким напором сверлил взглядом противоположную стену, что будь я на ее месте, давно бы осыпалась на пол горсткой пепла. Он снова замолчал, и я решила напрямую спросить, о том, что вот уже как неделю бесило и раздражало меня.

– Почему я так тебя боюсь? Со мной никогда такого не случалось. Или это не имеет отношения к рассказанному, и я просто неожиданно труслива?

Безобидный, как мне казалось, вопрос заставил этого страшного человека вздрогнуть, и он будто очнувшись от глубоких раздумий, угрюмо поморщился, но совсем не удивился, из чего я сделала вывод, что он знал о страхе также точно как и я.

– Могу тебе, конечно, рассказать, хотя история далеко не из приятных, но делать этого не стоит. Ты должна вспомнить сама, если расскажу, твое подсознание скорей всего заблокирует эти воспоминания, спасая мозг от неминуемых перегрузок. Ты должна все увидеть, осмыслить и понять сама, тогда процесс пробуждения пройдет легче и быстрее. Могу только сказать, что однажды ты меня спасла, заплатив за это слишком большой ценой.

– Пробуждение? – непонимающе приподняла я брови.

– Ну, это опять моя личная терминология, возможно, не совсем удачная, но приблизительно подходящая по смыслу. Ты всю свою жизнь как будто спала, не помня о том, что внутри тебя есть та энергия, которая нас связывает, а потом она стала просыпаться в тебе. Понимаешь, это может дремать внутри нас годами, может, всю жизнь, если только мы не приближаемся на определенное расстояние друг к другу. Какое это расстояние, я точно не знаю, но думаю, когда ты приехала в Швейцарию, я оказался как раз настолько близко, чтобы твоя часть энергии почувствовала мою, и процесс запустился. Вот почему я предположил, что ты в Швейцарии впервые. Я много раз приезжал сюда, но тебя не чувствовал, или если ты и появлялась здесь до этого, то в разное со мной время.

– Но ты же знал обо всем еще до того, как встретил меня? В музее ты стоял с таким лицом, будто увидел привидение, но понимаешь происходящее.

Я и сама не заметила, как стала послушно цедить из стаканчика мерзопакостный переслащенный напиток, слишком завороженная странностью этого разговора и вопросами, возникавшими по мере его продолжения.

– Да, иногда кто-то из нас просыпается сам, без помощи второй половины энергии. Я обратил внимание, что так бывает только с одним из нас. Почему это происходит, я не знаю, впрочем, как и то, что в таких случаях служит причиной пробуждения. Я потратил много времени погружаясь, и сделал вывод, что скорее всего это случается, если в настоящей жизни возникает ситуация, похожая на ситуацию, ставшую причиной смерти в прошлой жизни. Например, в этот раз мое пробуждение пришлось на четырнадцать лет, я заработал отек легких, и когда врачи пытались откачать меня, сильно задыхался, горло будто сдавило металлическим обручем, и тогда впервые я почувствовал странное щекочущее ощущение в руках, прежде чем потерял сознание. Гораздо позже, когда погрузился и вспомнил прошлое, я понял, что возможно пробудился потому, что в прошлой жизни меня задушили.

До меня доходило очень медленно, наверно, потому, что слова впивались голодными пиявками в и так уже перегруженный мозг. Было жутковато оттого, что мы вот так сидим и разговариваем, как старые добрые друзья, словно обсуждая школьные шалости, хотя на самом деле далеко не детская тема давила и поражала меня все больше.

– Я что, видела свою прошлую жизнь? – обомлев, еле слышно промямлила я.

– Не совсем так, ты не видела, а скорее вернулась в нее. Твоя душа, покинула тело и, как на волнах памяти, нырнула в прошлое. Обычно так и происходит, впервые мы возвращаемся в момент окончания прошлой жизни, в момент смерти, может, из-за того, что смерть и есть пограничное состояние между жизнями, для того чтобы вспомнить, осознать само наличие прошлого, а один раз побывав, способны нырять туда сколько угодно. Любое время прошлой жизни и любая ситуация становятся доступными для посещения. Душа уже помнит маршрут возвращения. Хотя опять же, не слишком цепляйся за мой термин 'душа', я ведь на самом деле не имею и малейшего представления о том, что это.

Напряженно вслушиваясь в каждое его слово, я впилась ногтями в нежную кожу ладони. Разжав пальцы и глядя на бледные следы, проступившие на руке, я поняла, что именно, помимо очевидного, мне показалось странным там, на скале. Пальцы руки, покрытой кружевом, были очень тонкими с коротко обрезанными ногтями, а я всегда носила аккуратный маникюр с длинными ногтями, ровно настолько, чтобы не мешали работать на клавиатуре. Да и рука выглядела по-другому. Я ее знала в мельчайших деталях, поскольку она принадлежала точно мне, но мои руки сейчас сильно отличались от нее, не такие тонкие, но гораздо более бледные.

– Расскажи, куда ты попала? – прервал он мою задумчивость. – Я кое-что знаю о твоей прошлой жизни и хочу убедиться.

Я тяжело вздохнула, не особо хотелось воскрешать жуткий момент на скале и у подножья, но подчинилась, и по пунктам перечислила все немногочисленные события, произошедшие, когда я, если верить его словам, погрузилась в прошлую жизнь. Он кивнул головой соглашаясь.

– Ты еще не вспомнила все из той жизни, и на это понадобится некоторое время, но так как ты уже туда ныряла, душа знает путь, и можно рассказать тебя кое-что из прошлого.

– Ты родилась в середине восемнадцатого века в семье богатого американского промышленника. Единственному своему ребенку он отыскал блестящую партию – мужчину из знатного, но стремительно беднеющего рода. По счастливому стечению обстоятельств ты влюбилась в него, для того времени выходить замуж по любви – несказанная редкость. За несколько дней до свадьбы в город приехал его друг, и в этот момент началось твое пробуждение. Как ты понимаешь, этим другом был я. Пробуждение проходило очень быстро, и хотя мы ни разу и не встречались, ты чувствовала непонятные и пугающие симптомы все сильнее и сильнее, а однажды, когда пришла в гости к матери своего жениха, я уже гостил в доме. Мы очутились очень близко, друг от друга, только ты на первом, а я на втором этаже. В общем, опуская подробности, твоя часть силы потянулась за моей, и ты оказалась подвешенной в воздухе, между полом и потолком. Хорошо хоть, в этот момент ты находилась одна в комнате. Проблема состояла в том, что ты воспитывалась в строгом католицизме с рождения и не просто до смерти испугалась, а решила, что в тебя вселился бес. Ты убежала, но на следующий день рассказала все жениху, наверное, ища понимания и поддержки, но все вышло с точностью, да наоборот. Он тоже всегда фанатично относился к вере и не только не помог, но и, объявив, что ты одержима бесом, отказался жениться. Ты очень любила и, скорее всего, подозревая, что твой влиятельный отец все равно заставит его, бросилась со скалы. Я же запершись, пять часов корчился в гостевой комнате, пока ты умирала. Мой друг, а твой жених на следующий день рассказал мне о твоей 'одержимости бесом', и я понял, что ты в очередной раз погибла по моей вине.

Он замолчал, и опустившаяся на комнату тишина стала невыносимой и осязаемо тяжелой. Я переваривала грустную историю прошлого, искренне жалея глупую влюбленную девочку, жалея себя.

– Почему тогда ты не помог мне выбраться из боли, как сегодня? – Оборвала я, в конце концов, уже звенящую напряжением тишину.

Мужчина с силой смял в руках опустевший стаканчик, в его позе и движениях просматривалась горечь.

– На тот момент я пробудился только недавно и еще не умел владеть энергией, не знал вообще, что с этим делать, хотя и вспомнил уже достаточно. Я не сумел бы выдернуть тебя как сегодня, а даже если бы и мог, ничего бы не вышло. Ты находилась в одной жизни со мной. В реальной на тот момент жизни, а не в воспоминании. Можно насильно выдернуть тебя из воспоминаний, да и то, только пока ты не умеешь сопротивляться, но как вытащить твою души из реального тела? Куда ей возвращаться?

– И как долго я буду вспоминать все? – вздохнула я, внутренне надеясь, что не все воспоминания такие болезненные и, к тому же, связанные со смертью.

Он наклонил голову, поглядывая на меня исподлобья.

– Не знаю, бывает по-разному, постепенно все свяжется воедино как большая мозаика в твоей голове, соберется в различимую и понятную картинку.

– И сколько же разрозненных частей у мозаики? – затаив дыхание, задала я очередной вопрос.

Он понял, что я говорю о количестве прошлых, прожитых мной жизней.

– Четыре, не считая этой. Так что тебе предстоит вспомнить еще три.

– Мы, что во всех в них встречались?

– Нет, находились близко только в двух, и в этот момент пробуждался один из тех, кто все еще спал, и только в одной мы были знакомы.

– Ну, тогда откуда ты знаешь про мои четыре жизни? А вдруг я попросту не родилась в одной из тех, что ты прожил, или например, родилась уже после твоей смерти? – недоумевала я.

– Хорошо бы, но с нами так не получается, – усмехнувшись, ответил он. – Мы энергетические носители одного целого, две равнозначные половины. Мы обычно рождаемся очень далеко друг от друга, в разных странах, но в одном и том же временном промежутке, случается, что ты опаздываешь на несколько лет, бывает я отстаю, но большую часть проживаемой нами любой из жизней, существуем мы оба, обе половины. Кстати основную часть сведений о нас, рассказала мне ты, в той жизни, где единственный раз, кроме этой, мы были знакомы.

Англичанин повернул голову, и его глаза привычно погрузили меня в приступ леденящего страха, я неосознанно отодвинулась на самый краешек софы.

– Что, так страшно? – поинтересовался он, с любопытством рассматривая мое лицо.

– Твои глаза... – проговорила я, – они так похожи на мои, почти такого же редкого неестественного цвета, только темнее. Это оттого, что мы...?

– Ах, это. Кто знает?! – не дав мне договорить, почему-то жестко и отрывисто рассмеялся он. – Это как раз относится к той части, которую ты сама должна вспомнить. Могу только сказать, что в одной из жизней ты пробудилась очень рано, почти с рождения, и знала о нас гораздо больше, чем я даже сейчас, и сила в тебе превышала все разумные границы. Возможно ты сама найдешь ответ в воспоминаниях.

За окном яркий искрящийся на листве день постепенно вырождался в пасмурный унылый вечер, а мы все сидели и тихо переговаривались в медленно темнеющей прихожей. Я больше не пыталась что-либо сопоставлять или подвергать его слова изощренному смысловому разбору. И дело даже не в том, что окончательно поверила в это сумасшествие и психоз двоих почти незнакомых людей, просто теперь точно знала, что все так и есть, не нужно примеров, демонстраций и доказательств. Я точно знала, что меня с этим чужим человеком связывает что-то невидимое, сильное. Я по-прежнему съеживалась от его присутствия, но то, чего мне недоставало все эти последние месяцы, заняло свое законное место, словно поиск смысла жизни увенчался успехом. Стало комфортно, цельно, потому, что я теперь знала, что именно со мной происходит, что именно не так.

Параллельно возникло море вопросов, и они продолжали прибывать, но некоторые особенно терзали меня.

– Почему мы такие? Кому и зачем все это нужно?

– Этого я не знаю. Поразительно, ты так спокойно восприняла доказательство теории переселения душ. Твоя религия что, не мешает этому? – отозвался он, указывая рукой на мой нательный крестик, зацепившийся за молнию расстегнутой куртки, которую я так и не успела снять. – А как же рай, ад и тому подобное?

– Никогда всерьез не верила в них, и религиозностью никогда не страдала, в отличие от прошлой жизни, – почти давясь сочетанием 'прошлая жизнь', пробормотала я.

– Это хорошо, не закостенелость мышления поможет тебе пройти пробуждение легче.

– Чем конкретно я теперь отличаюсь от себя же, но месяц назад, к примеру?

– Ходить по воде и творить чудеса ты точно не умеешь. Ты способна путешествовать через память души по своим прошлым жизням, менять ничего не сможешь, но наблюдать за происходящим и проживать эти жизни вновь и вновь сколько захочешь. Поверь мне – это очень интересно, изучение истории человечества в подлиннике. Но все омрачает существенный минус – у тебя есть теперь как бы еще одна часть тела, я. Ты будешь чувствовать переполняющие меня сильные эмоции, боль и страдания. Но это мелочь по сравнению с тем, что у тебя появился ограничитель, части энергии в нас обоих пробуждены, и теперь мы не можем далеко удаляться друг от друга. Чем больше ты будешь вспоминать прошлые жизни, тем больше будет сужаться допустимое расстояние между нами. Это как раз относится к правилам, о которых я упоминал. Под это придется подстраивать наши жизни, – он издал вымученный вздох, прежде чем продолжить.

– Англия далеко от России по меркам связей между нами, следовательно, кому-то придется переехать и сократить это расстояние до позволительного.

– Что значит 'не можем удаляться друг от друга'? Ты сядешь в свой поезд, а я в свой или самолеты, например, – взбудораженная негативными перспективами предположила я. Сомнительно, что пузырьки могут так сильно сдерживать меня от возможности рвануть подальше от этого человека, что я и намеревалась сделать, получив всю важную информацию.

Реакция на мои слова – безудержный хохот Даниэля, не заставила себя долго ждать.

– Да ты еще совсем не понимаешь, насколько все это сильно держит нас, – запинаясь от утихающего смеха, выдавил он. – Поезда, просто встанут как вкопанные, когда расстояние между нами сравняется с максимально допустимым, и с места не сдвинутся, пока мы будем в них находиться. С самолетами все обстоит еще хуже, они остановятся и рухнут вниз. Если решим покончить жизнь самоубийством одновременно, то воспользуемся этой твоей идеей.

– Теперь ты понимаешь, – удовлетворенно кивнул он, очевидно, заметив, как вытянулось мое лицо. – Вот поэтому я и ненавижу, что ты существуешь, хотя дело даже не в тебе, а в этой чертовой связи между нами. Теперь мы как заключенные, и всю жизнь придется с этим считаться, о полной свободе можно забыть. – Мужчина приходил в тихую ярость, говоря все это.