Текст книги "Небо в зеленой воде (СИ)"

Автор книги: Ольга Скубицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Из четверки уцелела лишь Водная, последнее возникновение которой ждало уже своего момента. Она не останавливалась в изучении, даже когда нас с Ним не стало, даже когда для возникновения в привычной ей среде пришлось преодолевать громадные куски разделяющей суши. Лишь я появилась снова, не успев еще толком переварить все произошедшее в прошлом воплощении, от нее пришло сложное световое сообщение. Я помнила такие, хотя до этого получала их всего два раза, они отличались исключительной предназначенностью лишь одной особи и абсолютной закрытостью по отношению ко всем остальным. Содержащуюся в них информацию нельзя было передать кому-либо еще, к ней, словно распознаватель, крепился эталонный набор индивидуального светового отражения разума. То есть только я могла получить это световое сплетение и присоединить к памяти заложенную в нем информацию, не имея возможности передать, поскольку к нему прикреплялась метка – световое отражение именно моего разума.

Я удивилась, обычно любой индивид в нашем социуме беспрепятственно получал всю желаемую информацию, какую способен был постичь, но, обработав сообщение, поняла, почему Водная прибегла к этой крайней и почти не используемой в нашем обществе мере. Пока мы отсутствовали, в физическом мире были сделаны фундаментальные открытия в области защитных свойств планеты, в связи с которыми первоначальный план четверки претерпел некоторые изменения. Оперируя проведенными ею и Земным расчетами, Водная объяснила мне, что планета будет сопротивляться разделению физической части с бесплотной энергетической, то есть, подключив защитные механизмы, попытается нас с Ним уничтожить, и если все же удастся завершить процесс разделения, первопричина все равно будет нейтрализована. Другими словами, Его гибель неизбежна. Вся наша энергия уйдет на разделение, а агрессивное воздействие планеты будет направлено исключительно на его причину, на Него, ведь именно в нем заложена установка на разделение. После разделения не останется даже крохи энергии для того, чтобы противостоять планете и удержать Его бесплотную субстанцию в целостном состоянии, и тогда Его жизнь закончится, как и у всех остальных особей, навсегда. Но, тем не менее, первая часть плана будет завершена.

'С Даниэлем произойдет то, что происходит со всеми существами после смерти, его душа растворится в бесплотной материи планеты, и выходящая из ряда вон цепь его перерождений прекратится' – Я – Арину накрыло волной смешанной боли эфемера и человека.

– Тогда планета, скорее всего, уничтожит и меня, – изучив еще раз всю полученную от нее информацию, возразила я. – Получается, все напрасно?

– Нет, ты не первоисточник разделения, в отличие от Него. Точно предсказать трудно, но думаю, без вашей связи ты не будешь представлять опасности и останешься в живых. С его полным исчезновением нейтрализуется лишь ваша связь, а тебе еще предстоит прожить в той ипостаси одной на целой планете, выполняя функцию эталона, Это наш единственный шанс. К тому же для тебя есть прекрасная новость – выявлены предпосылки того, что ты переймешь его способность не рассеиваться в бесплотном, даже когда его не станет.

Но ее попытки подсластить убийственную новость не принесли мне облегчения. Как разумное, логичное создание, я конечно, понимала, что ценность вечного существования одного отдельно взятого индивида не идет ни в какое сравнение с возрождением целой цивилизации, но, тем не менее, впервые испытала невыносимое чувство, которое для Я – Арины с легкостью перевелось как нестерпимая душевная боль. Такого я раньше никогда не чувствовала, да и чувствовать не могла, всему виной противоестественная связь. Больше никто на планете пока ей не был подвержен.

Жгуче хотелось разделить это горькое и сокрушительное знание с Ним, но я не могла, ведь сноп световой информации предназначался только мне, оно и понятно, последняя из четверки старалась избежать любой, самой крошечной возможности Его пристрастности в данном вопросе. Его, как центровую фигуру плана, ничто не должно было сбить с намеченной цели, а знание о потере бессмертия, не способное повлиять на Него сейчас, могло исказить Его решения в дальнейшем, когда мы возродимся в другом своем воплощении, уже не являясь частью общества эфемеров.

Жизнерадостный отрезок вечности изучающего прекрасный мир существа обратился пыткой, и я являлась первым созданием, проходившим через нее. Зависимость от кого-то, боль, страдание – сейчас вселенная апробировала сложность и глубину не только позитивных, но и негативных эмоций.

'Но за мной последуют другие. Позже планета вживит в своих детей способность многое чувствовать, и сомневаюсь, что это лучший из ее экспериментов', – подумала Я – Арина, с неожиданной легкостью оттолкнувшись от дна своего существования.

Когда я выныривала из прошлого, в переходе между давно ушедшим и грядущим безмятежное серебро водной стихии, которой я была, уже омрачилось тяжестью знания, и в нем больше не было беззаботного счастья, пусть кратковременного и даже обманчивого, но все же настоящего.

Больше не Я?

Хотите, я расскажу вам о любви?

Банально, избито и протерто до дыр, – ответите вы и будете правы. И даже если к самому излюбленному слову в литературе добавить 'первая', от этого оригинальностью не повеет, в лучшем случае вы снисходительно скривитесь и отложите книгу на время, ну а в худшем ... Да ладно не будем о грустном.

Но что тут поделаешь, там, в глубинах времени я сделала странное открытие, от которого вряд ли когда-нибудь смогу оправиться. Отпуск превратился в затяжную шокотерапию. Мало того, что я вспомнила, что являюсь представителем первой цивилизации, некогда населявшей Землю, и испытываю сильнейшее чувство к нечеловеку, так я еще и оказалась первой, кто вообще был способен на это чувство. Представляете, первая на нашей планеты! По самым скромным подсчетам моя любовь насчитывала несколько миллиардов лет. Впервые зародившись во мне – эфемере, она еще не походила на тот шедевр мироздания, осыпанный книжными эпитетами, в который превратили ее всего четыре особи велдов и бесчисленное множество человеческих судеб. Я являлась первооткрывателем. Вот странно, право, людей еще и в помине не было, а она уже возникла, кто бы мог подумать.

В философских трактатах, рассуждая о природе этого чувства, вы были не так уж далеки от истинны, буквально прохаживались по краю разгадки. Она – всего лишь прочная связь на уровне бесплотной материи, то, что мы называли энергетической составляющий существ, населяющих планету, а вы душами – странным образом вплетаются, врастают друг в друга. Никакой романтики, чертовщины и сверхъестественности, просто еще один из капризов, либо необходимых и продуманных шагов мудрой природы. Возможно, когда-нибудь, конечно, уже не вы, я имею в виду человечество, а именно мы, древнейшие создания Земли, поймем и изучим, чем обусловлен этот процесс, и какими законами движим.

Именно она оказалась жестоким виновником моего неожиданного перерождения. Мою бесплотную составляющую угораздило зацепиться за существо с исключительной способностью бесконечно жить, и оно утянуло меня за собой в вечность. Разница между мной и вами в том, что ваша связь исчезает вместе с вами, а порою и раньше, в энергетической взвеси планеты, даже если вы бережно пронесли ее через всю жизнь, моя же, напротив, крепла и опутывала сильнее и протаскивала сквозь смерти, не давая моей душе раствориться в общем бесплотном, а затем стать частью чего-то нового. Впрочем, оставив позади увесистый отрезок вечности, я усомнилась во благе этого дара.

Велды не могли вникнуть в аномалию бесплотной связи, поскольку им была подвластна лишь физическая составляющая мира. Для моей цивилизации она стала лишь исключением, хотя и спасительным. Люди же, каждый из которых сталкивался с ней хотя бы раз лицом к лицу, не единожды пытались докопаться до потаенных смыслов этого явления. Вы искали причины притяжения во внешности и не находили их, в характере и спотыкались об это предположение, и тогда обессиленно все списывали на слепой случай, но природа слишком умна и не приемлет случайностей. И знаете, у меня возникла своя теория, думаю, как первооткрыватель имею моральное право ее высказать. Я вот тут задумалась, а может вы – люди не так уж и отличаетесь от меня – эфемера, просто любите смотреть на мир их глазами, глазами объектов своего чувства, как я любила постигать мир картинками именно Его восприятия. Любимые – просто яркие линзы поверх наших глаз, они интуитивно подбираются в соответствии с нашими внутренними скрытыми потребностями, 'линзы' часто обманывают и иногда бывают не только разноцветными, но и черно-белыми, но может именно этого нам и не достает...

Через Него я могла познавать вселенную в не замечаемых ранее аспектах. Хотя именно о таких чувствах, какие испытываю я, вы, в силу ограниченности во времени, и понятия не имеете. Возможно, вам, так же как и мне, нужно то самое 'другое' виденье мира, четко контрастирующее с вашим собственным 'привычным', и когда ваш избранник дополняет, дописывает своим восприятием вселенную для вас, бесплотные сущности, а, говоря вашим языком, души, обретают необычную связь. Правда это не дает гарантии того, что и через ваше восприятие тот, к кому вы привязаны, увидит нечто притягательно 'другое'. Двусторонняя связь, похоже, редкость даже для общества людей, где любовь блуждает по пятам почти за каждым, а теперь представьте, как не повезло мне, ведь для моего вида это вообще утопия.

Переход в настоящее прошел незаметно, как органичное продолжение давнего прошлого единственно настоящей жизни, там я оставалась частью океана, под пугающей и одновременно влекущей зеленью доисторического неба. А все, что дальше – ложь, фарс, морок... Не хочу, ненавижу...

Как же давит и стягивает, и душит, окружает тяжелым ненужным, отвратительным.

– Что? – спросите вы.

– Да собственное тело!

Никогда не страдала клаустрофобией и вот отчего-то подверглась ее жесточайшему приступу, причем виной тому не злодеи, запершие меня в тесном и темном помещении, не внезапное землетрясение, погребающее под завалами обрушившегося здания, а стандартный набор из мышц, костей, сухожилий и кровотока: все это сдавило, как тесная, плотно подогнанная по размеру клетка. Что-то стучало громко и раздражающе, хлюпая насыщенной красной жидкостью, в другой части вибрировало и колебалось, где-то клетка сокращалась, словно затягивались кожаные ремни. Неуютно, хлопотно, отталкивающе, и даже изучать почему-то не хотелось. Единственное, чего жгуче хотелось, так это возникнуть в другом месте, срочно, не медля, расплыться вязким пятном серебряной влаги. Я даже была согласна оказаться там, где уже царит холодная чернота ночи. Что угодно, только бы вырваться. Еще не отойдя до конца от погружения в прошлое, я не понимала, что здесь это не возможно, что я уже давно не эфемер, а лишь душа эфемера в теле человека.

Усилие, еще одно... 'Не выходит, не получается'. Всю эту биологическую клетушку трясло и грохало о нечто твердое и шершавое, она отвечала очень неприятным образом, пульсируя, ускоряя кровоток, повреждая ткани. 'Боль', – слово нашлось не сразу, хотя знакомо было мне не понаслышке. Все путалось, даже мыслительный процесс был какой-то странно замедленный и чересчур сложный, уже не сноп стремительных световых вспышек как у эфемеров, а угловатые корни с трудом прорастающего дерева, причем прорастало оно в строго ограниченном объеме моей биологической решетки. Долго, неудобно, муторно.

'Нужно срочно найти Его. По связи возникну в другом, более привычном месте, желательно с Ним рядом'. – И хотя сосредоточиться мешала вся эта дергающаяся масса поверх меня и нечто, проникающее извне, почему-то воспринимаемое не как обычно, звуковыми волнами, а сильным давлением, я продолжала искать Его, ощупывая пространство вокруг всеми доступными средствами.

'Тихо, успокойся, возьми себя в руки', – медленно упрашивала тяжело отходившая от погружения Я – Арина. Четко осознать, что я снова вернулась из своего древнего прошлого в человеческое настоящее, никак не получалось.

Я уговаривала постылое тело сконцентрироваться и не трястись, и еще пару секунд побившись об пол в судорогах, заставила себя остановиться.

Легкие вдыхали и выдыхали, сердце качало кровь, мозг медлительно перерабатывал каждую мысль со скоростью одряхлевшей черепахи. Тяжело, мерзко, противно. Сбросить нельзя, придется терпеть. Только благодаря этому громоздкому, неповоротливому и слишком несовершенному механизму под названием тело бесплотная субстанция человека способна была сохраняться неизменной в течение жизни, впрочем, очень короткой. Людям легко, для них это норма, но я-то не человек, при этом мою энергетическую составляющую планета вживила в биологический мешок.

От скорлупы тела я отделаюсь только в следующей жизни, но при условии, что мы завершим свою миссию, а в этой придется терпеть и служить эталоном для возрождения созданий, не привязанных крепко к физической оболочке. Мы уничтожим человечество, отделив бесплотную составляющую от физической, но, как говорится, свято место пусто не бывает, и планета тут же запустит процесс восполнения живых существ. Океан уже покрывает большую часть земного шара, и создание эфемеров по образу и подобию души единственного оставшегося на планете живого существа будет ее неизбежным следующим 'шагом'. Человеческое тело, как вы понимаете, браться в расчет не будет, во-первых, для его создания нужна прорва времени и сложнейшая эволюционная цепочка, а во-вторых, эфемерам оно не нужно.

Я встала и оделась, перебарывая страшную злобу внутри. Отовсюду слышались людские голоса и звуки их суетной и никчемной жизнедеятельности. Они заняли наше место, и кажется, обосновались здесь всерьез и надолго. Если бы Даниэль сейчас же вернулся из глубин прошлого, дополняя меня второй частью энергии, я смела бы весь этот городок с лица планеты.

'Но к чему, если их час почти пробил?' – успокаивала себя я, глядя на мужчину, лежащего на полу, и с удовольствием ощущала свою с ним связь. За лавину веков она из тонкой нити преобразовалась в плотную паутину, соединявшую наши энергетические сущности, она как струна невероятной скрипки звенела внутри меня, отвлекая от навалившейся тяжести.

Наша цивилизация серьезно ошиблась в своих расчетах. Когда сила впервые накопилась, на планете еще не было даже зачатков океана, убийство велдов оказалось напрасным. Благо, что, окружив планету силовой сетью, мы вовремя осознали преждевременность разделения и остановили процесс, иначе Он бы умер навсегда. Но так как разделение не было завершено, Разный погиб, но не растратил до конца всю энергию, и цепь перерождений не прервалась. Со временем, гораздо позже, чем мы предполагали, вода покрыла планету и возникла другая разумная форма жизни – человек, а мы, продолжая перерождаться заново, копили энергию бесплотного. Планета своеобразно нейтрализовывала нашу аномалию, распихивая на далекие расстояния, разные страны, но это все так – мелочи, бирюльки, в сравнении с изощренными и разнообразными способами нас убить. В данный момент условия на Земле еще далеко не идеальны, но для начальных возникновений эфемеров уже подойдут. Энергии в нас сконцентрировалось достаточно, и значит, наш счастливый, переполненный светом и радостью мир находится в одном шаге от возрождения.

Несмотря на ненависть ко всему окружающему я смотрела с нежностью на клетку Его тела, твердо зная, что в ней заперто, и что заточение скоро прекратится. Накрыв его покрывалом, я облокотилась о край дивана и погрузилась в ожидание. Не хотелось торопить и выдергивать Его из прошлого, Он решил остаться дольше и вспомнить то, что мне уже и так было ясно – это Его право. Помимо неудобного тела пришлось бороться с терзающими одиночеством, пустотой и вечностью, они набросились одновременно, исподтишка, что неудивительно, ведь фактически Даниэль сейчас находился за миллиарды лет от меня, но я терпела, терпела, как могла.

Глаза резал рассеянный свет утопающего в тумане вечера, как же неприятно не чувствовать, а видеть его, как же глупо ограничиваться таким скромным набором зрительных, тактильных и слуховых ощущений, трудно не чувствовать мир насквозь, а получать порциями слишком уж урезанной информации. Реальность, исковерканная рецепторами людского тела, словно раздирала меня изнутри на клочки, одиночество сдавливало, засасывало, измывалось. Я готова была кричать, но зубы упрямо впились в губы, не позволяя. Мое дело ждать и терпеть, и я ждала и терпела, проклиная закат за окнами и все эти копошащиеся звуки и никчемные запахи человеческой интерпретации реальности, ждала и ненавидела все вокруг от твердой боковины дивана до наползающей на город безликой ночи.

Облегчение просочилось постепенно, с медленным возвращением второй половины силы, оставив мой мозг в шаге от буйного помешательства. Хриплые слова из-за спины оповестили о возвращении энергетического близнеца.

– Это она пытается убить нас... – Господин Вильсон закашлялся и надолго остановился, привыкая, как и я недавно, к телу. Я не сдвинулась с места, но направила щупальца за спину, помогая, удерживая, пока его трясло, выгибало, корчило.

– Планета...

– Она всего лишь защищает своих детей – человечество, – прошептала я, с облегчением разжимая закаменевшие губы, судя по соленому привкусу, кожу от напряжения все же прокусила. Пока ждала Даниэля, все ниточки связались воедино, тем более что Водная предупреждала меня. – Душа эфемера не должна была оказаться в теле велда, мы – нонсенс, а копящаяся в нас энергия – источник опасности, поэтому, как только мы первый раз переродились в представителей другой цивилизации, включились защитные механизмы Земли, планета еще во времена велдов не раз пыталась нас уничтожить. Судя по всему, там, как и в этой инкарнации, мы успешно защищались, применяя силу, но в момент разделения упустили из виду собственные тела, к которым волей неволей привязаны души, слишком сконцентрировались на разделении, и тебя планета убила. Сейчас мы не имеем права упускать такие нюансы, поэтому защищаться надо до завершения миссии, во всяком случае, пока это возможно. – Я замолчала, переводя дыхание.

Погодой за окном овладело какое-то неестественное затишье. Казалось, осень прислушивается к нам, не зная как реагировать. Всплакнуть холодной моросью, побуянить ветром в листве, дохнуть насыщенной прохладой.

Прорвавшись сквозь мрачную дымку неба, луна заглянула в окно, и я наградила ее переполненным обвинения взглядом. ' Все из-за тебя. Ты во всем виновата'.

– Но ... в данный момент планета бессильна. Ты сдерживаешь ее, – констатировал англичанин, поднимаясь и шаря по темноте в поисках своих вещей. 'Наверняка он вспомнил о том, что настала его очередь бороться со смертью', – вскользь, промелькнуло во мне.

– Мы сдерживаем – поправила я. – У нас больше нет права на ошибку.

Действительно, извивающиеся плети силы, протянутые далеко за пределы города, успешно противостояли интенсивному воздействию. Не хотелось вникать в то, чем планета пыталась подавить нас на этот раз, уничтожить как спору, как бактерию, как вирус, но я знала, что все ее попытки тщетны, мы слишком сильны. В комнате царило обманчивое спокойствие, продиктованное лишь полной абсолютной уверенностью в собственной силе. Мы медленно восстанавливались после столь глубоких воспоминаний, надежно защищенные коконом энергии, свитым из живых щупальцев, которые выходили из наших слабых человеческих тел, мы опутывали огромный кусок пространства, окружая городок непреступной стеной. Сквозь все препятствия: людей, деревья, постройки, мы просачивались с легкостью. Меж нашими щупальцами бились тысячи человеческих сердец, одни с тяжелым чавкающим звуком натужно перекачивали литры крови, другие трепетали как маленькие пичуги. Мы ощущали бесплотную субстанцию, крепящуюся к людским телам. Ночь, погрузившая город в промозглое, холодное и темное болото, уверенно отсчитывала последние минуты для человечества.

Даниэль потягивался и ходил по комнате, дрожа от напряжения и непривычки. 'Клетка' выводила его из себя.

– Омерзительно. Еще немного, и все будет кончено, а потом доживу в этом никчемном теле, и в следующем воплощении снова рассыплюсь на молекулы воздуха. Я же воздух, изначально был им.

– Вот откуда цвет наших глаз, – осенило меня. – Не зря говорят, что глаза – зеркало души. В твоих просто видна твоя сущность, твоя душа эфемера воздуха. Мои в идеале должны быть серебряно-серыми, как моя душа – древний океан, но из-за нашей связи, из-за моего чувства к тебе во всех человеческих воплощениях они изумрудные, как и твои. Моя душа отражает тебя, как в первой нашей жизни в поверхности древнего океана отражалась зелень бескрайнего небо.

Он подошел, присел, склонился, почти успокоился, еще немного овладеет собой и начнется. Земля уже скапливала вокруг нашего силового купола все запасы своих оборонительных ресурсов. Я чувствовала, как она безуспешно пытается отыскать брешь в нашей гибкой защите.

– Ты грустишь? – удивленно спросил он, разрезая голосом темноту.

– Нет, слушаю твое дыхание. – Разговаривая, мы одновременно сдерживали воздействие природы, кажется, на нас наседало нечто, сплетенное из колких полосок непрекращающегося дождя и липкого цепляющегося шквального ветра. Городок превратился в глаз тайфуна. В тоже время я перебирала прочные бесчисленные нити связи, все от меня к нему и ни одной в обратном направлении. Больно, но что же делать. Временами к горлу подкатывала тошнотворная ненависть ко всему, что происходило и что окружало, человеческий мир давил мне на плечи, словно я весь его несла на себе, и тогда скорбным мыслям некогда было пробиваться на поверхность, и моя половина нетерпеливо ждала кульминации. Лишь Даниэль являлся остужающим оазисом в этой выжигающей пустыне ненависти, и порой, когда красная пелена ярости рассеивалась, через силу хотелось выкрикнуть прямо в его острое, будто в высеченных гранях лицо, что не предусмотрено для него следующей жизни, что это для него конец. Но какой там, такое не то что словами сказать, невозможно даже световыми вспышками выразить. Информация строго для усвоения, но никак не для передачи и распространения, надежная стопроцентная защита, а я вот раньше наивно полагала, что такого не бывает, что все можно обойти, дело лишь во времени, но оказалось, что сообщением Водной нельзя поделиться даже спустя миллиарды лет.

За сдерживающей границей силы, километрах эдак в тридцати – сорока, о невидимую преграду безжалостно, но бесполезно билась озверелая стихия, она ныла и стонала, упрашивала и требовала. Планета бушевала, пытаясь дотянуться до нас. Вот моя осень, и такой она бывает. Местные жители, уже, наверное, сломали головы, разгадывая причины этого странного явления, внутри которого мирно засыпал спокойный городок, а за неровной невидимой границей сдувало черепицу с крыш и подымало вверх рекламные щиты, и клубило, и корежило, и уносило, щедро поливая непрекращающимся ливнем и засыпая увесистыми градинами.

Даниэль опустился рядом, притянул к себе, обнял, прижался лбом к моему лбу.

– Девочка, так надо, ты же знаешь. – Голос вкрадчивый и убедительный. 'Он думает, что разделение станет для него распахнутой дверью из тугой клетки тела в свободу, а на самом деле оно его убьет. Что их всех – да плевать мне на это, сколько людей сейчас пронизывают плети силы, один легкий вздох, и их энергетическая субстанция пополнит запасы планеты для нашего возрождения, ничего не чувствую по этому поводу, полное равнодушие. Но наши действия приведут и к его смерти, а вот это уже невыносимо. Я не позволила изуродовать его жизнь собой в восемнадцатом, не отдала в руки инквизиции в пятнадцатом, сдавшись на милость только разъяренной планете из эпохи велдов, а теперь вот должна позволить уничтожить окончательно и бесповоротно. На одной чаше весов он, на другой водные, земные, воздушные, космические, не истязающие природу, умеющие сосуществовать с ней в полной гармонии. Возродившись, моя цивилизация сольется с далекими звездами, познает тайны вселенной, наполнит счастьем исказившийся от человеческого засилья мир, ради этого я смогу, я сильная. Только бы мне, подпитываемой яростью и ненавистью к человечеству, хватило духу сознательно оборвать Его жизнь. Навсегда. Такова цена'. Совершенная нежность на деле обернулась совершенным злом.

Я смотрела в одну точку, уткнувшись в его плечо, вдыхая его запах, а в глазах застывшими ледяными каплями стояли слезы, тело требовало рыданий, вступая в конфликт с внутренней сущностью. Он теребил меня и ждал каких-то слов. 'Может, предчувствует опасность, сомневаюсь, что всерьез переживает за меня', – думала я и молчала, какие уж тут разговоры.

– Друзья? Родственники? – перебирал он, силясь понять. Потом, неожиданно вспомнил, что родственников-то фактически и нет.

– Бабушка?

– Бабушка, – равнодушное слово прокатилось по моим губам как нечто забытое, едва всплывающее где-то на границах памяти. Зря я раньше так волновалась и впадала в депрессию, понимая, что должна убить тех, кто мне дорог, в данный момент во мне мало осталось человеческого. Что мне все они, только помеха, и то хрупкая, один шаг, и растопчу в пыль.

– Арина, скажи мне, что? – Он перешел на металл в голосе. 'Правильное решение, на меня всегда действует, и если уж не отвечу, то точно выйду из ступора и начну орать в ответ, но только не в этот раз...'

– Ты!... – Сказала? Подумала? А может, только завопила глазами?

Уродливые мысли скребли когтями изнутри черепную коробку.

Медленно протекла последняя секунда, я почти физически ощутила, как концентрация силы достигает уровня, необходимого для разделения, густая волна удовольствия и нетерпения затопила меня, время на красноречивое молчание истекло.

Мы тут же взмыли вверх, как запущенные ракеты, и во мне не осталось и толики сомнения. Потолок рушился, пытаясь обдать рваными кусками кладки и погрести под бетонной крошкой, но нас уже было не достать, пробив крышу, мы вырвались в бескрайнее небо, разрезая кажущийся сладковато-приторным осенний ночной воздух.

'Слишком много кислорода. Как расточительно для планеты и как никчёмно'.

Звезд не было видно, Его обожаемую среду окутала влажная плотная дымка облаков, мы врезались в нее тараном и промокли в считанные секунды. Закружились до боли знакомой спиралью, впитывая друг друга взглядами. Энергия перетекала от меня к нему и обратно, мы словно примеряясь, жонглировали мощью серебряной влаги и малахитового воздуха. Я отчетливо видела в нем зелень древнего неба, чувствовала ее, оно и среди мрачной туманной ночи отливала драгоценными изумрудами. Даниэль чувствовал во мне влагу, живительное серебро, незамутненные глубины океана.

Одежда вымокла до нитки, но я это едва замечала, направив внимание к планете, мобилизовавшей все свои возможности. Я ощущала, как снизу в кокон энергии ударяли обжигающие столбы лавы, как его сдавливало хлестким ураганным ветром, как раскурочивало и выворачивало землю, и швыряло в нас все, что попадается на пути, от животных до обломков гор, как сверху обрушились годовые запасы осадков – уже не безобидные дождинки, а острые куски льда. Все вокруг гремело, грохотало, взрывалось, скрежетало, практически разрывая барабанные перепонки. Вот когда я позавидовала велдам, не имеющим слухового аппарата. Щупальца силы отодвинули подальше от нас всю эту безумную свистопляску, и я облегченно перестала сжимать уши. Где-то на пределе видимости я различила врезающиеся в защитный кокон громадные веретена смерчей. Разошедшиеся молнии били почти не переставая, как в древнегреческих мифах о разозленном не на шутку Зевсе. 'Кажется, апокалипсис в полном разгаре, и именно в том виде, в каком его ожидали люди', – со злобным удовлетворением думала я.

Часть континента, над которой мы подымались, раздирали все мыслимые и немыслимые природные катаклизмы, в надежде дотянуться до нас с англичанином. Так действовал полностью активизировавшийся механизм защиты, он был неразумен, ему было невдомек, что, в попытках спасти большее, будет уничтожена масса существ. Планета действовала так всегда, вам только казалось, что штормы, цунами, землетрясения – это зло, на самом же деле в такие моменты Земля спасала вас – своих детей, вот только вы не хотели видеть реальный источник опасности, и, оплакивая погибших, не представляли, что спасено в сотни раз больше.

В этот раз планета уже не могла тягаться с нами. Мы были ее порождением, ее застарелой ошибкой, теперь уже слишком опасной, не подлежащей исправлению.

Сила, вьющаяся вокруг, упругими хлесткими плетями отталкивала все, что могло нам угрожать. Я наслаждалась немыслимой скоростью и знакомым вращением. Мне чудилось, что мы, как миллиарды лет назад, танцуем по кромке сред, воздух и вода, зелень и серебро, тепло и холод, два порождения планеты, способных перевернуть мир, втоптать в грязь нелепое новое, возродить совершенное старое, познать его в самых укромных закоулках, поскольку мы и есть этот мир, мы любая его часть.

Быстро слетела шелуха: звуки, запахи, зрение, все погрузилось в привычное и желанное безмолвие. Пока мы, увлеченные процессом, только ускоряли вращение, от Даниэля ко мне устремился зеленовато – белый пучок (немного от неба, чуть-чуть от излучения звезд), я пропустила его через себя, радостно впитывая.

Достигнув пика концентрации, половины силы вытолкнулись из тел и впились в пространство, сливаясь в целое. Мы словно единый организм, единая сущность отодвигали защитные границы, подавляя сопротивление Земли. Ростки силы стали распространяться во всех направлениях, прошивая пространство, как фрактальные изображения в компьютерной графике. Они соединялись, перекрещивались, сплетались, образуя вокруг Земли мелкоячеистую энергетическую сеть. Я больше не видела Даниэля, но я чувствовала его, как никогда до этого. Чем дальше его тело отдалялось от меня, тем контрастней и насыщеннее становились эмоции силы и всевластия. Наша сеть все шире распространялась, пока не образовала единую сферу. Поймав в объятия целую планету, она стала внедряться все глубже в ее структуру и ловила, ловила все живое, от грешника до святого, от старика до несмышленого младенца, все, в чем была хоть кроха бесплотной материи.

Краткие минуты, и тело англичанина очутилось далеко, над другим полушарием, где-то над Тихим океаном, а мое замерло в районе Мадагаскара, но энергетически мы были близко, как никогда, ближе некуда, ведь сейчас он это я, а я это он. Ограничивающие клетки больше не являлись помехой, от них расходились во все стороны отростки энергетической сети. Мы колыхались, спеленав шарик, вклиниваясь между физическим и бесплотным. Мы чувствовали, как вы дышите в нашей ловушке, как кровь струится по вашим венам, как нервные окончания ваших тел передают сигналы мозгу последние считанные мгновения, пока сеть не вживилась во все. Если бы я могла сейчас воспринимать все как человек, то сравнила бы это мгновение с ослеплением от славы, затопленной светом софитов, больно режет глаза и одновременно завораживает и одухотворяет.