Текст книги "Тайны Чернолесья. Пробуждение (СИ)"

Автор книги: Ольга Савельева

Соавторы: Анна Сазонова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)

5

Как всегда рано утром мы все собрались на кухне. Там нас ждало приятное событие – пришел кузнец Феодий и сказал, что Сенька уже встает и свободно ходит по дому. Возможно, что сегодня или завтра знахарка разрешит ему выходить на улицу, и он нас навестит. Я была очень рада, что для него все закончилось благополучно. Вчера отсутствие известий меня тревожило, но сбегать к нему я просто не смогла. Получив от меня, да и вообще от всех нас, пожелания для Сеньки в скорейшем выздоровлении, кузнец удалился по своим делам, а мы позавтракали и пошли к тетке в общую комнату трактира за распоряжениями на день.

Хозяйка где-то задержалась, и нам пришлось ее ждать. Скучая, мы разбрелись по комнате. Девчонки о чем-то шушукались между собой, а я бесцельно разглядывала обстановку. Мой взгляд случайно зацепился за какой-то ворох тряпичных лоскутков, валявшийся на конторке, за которой Анисия вела свои дела. Сердце мое замерло в нехорошем предчувствии, и я подошла ближе, проверить свою догадку, надеясь, что я ошибаюсь.

– Зачем!? – грудь мою сдавило отчаяние, когда я подняла со стола обрезки моей вчерашней работы. – Как ты могла!? Она была такая… красивая… – мне было до слез жаль той волшебной картинки. Я просто села на лавку и заплакала навзрыд, прижимая к груди то, что осталось от вчерашней вышивки. И дело даже было не в том, что она моя, я не понимала, как можно уничтожить красоту…

Именно в этот момент в комнату вошла тетка. Картина, которую она застала, была несколько пугающей. Девчонки, сбившись в кучку, стояли растерянные и молчали. Баська была красная как помидор, а я, обычно старавшаяся никому не показывать слез, сидела на скамье и плакала навзрыд, комкая в руках лоскутки того, чем вчера так гордилась.

– Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?! – тетушкин голос слышался, как сквозь вату, но мне было все равно, что она говорит или делает. Девчонки что-то лепетали ей в ответ, только я не слушала.

Я расправила эти лоскуточки уничтоженной вышивки у себя на коленках и попыталась заставить ткань стать целой, снова срастись нитями в единую картину, но все мои попытки разбивались вдребезги о невозможность каждой ниточки найти свой конец. Где-то там, снаружи моего мира, на котором я сконцентрировала внимание, раздавались голоса, о чем-то спорили и ругались, но я не слушала их. Снова и снова, упрямо пытаясь починить порванное и порезанное, найти способ отремонтировать, с помощью власти над силой менять реальность. Ничего не получалось. Ужасно устав, как будто из меня выкачали все силы, я пришла в отчаяние и бросила бесплодные попытки.

Баськин голос, доказывающий что-то тетке, донесся до меня сквозь пелену безысходности. Я вдруг вспомнила, как она всегда старалась задеть меня побольнее, как всегда всем стремилась показать, что она тут самая главная из нас, самая умная и самая красивая. Как не любила, когда ее хоть в чем-то кто-то превосходил. Я подняла заплаканные глаза на спорящих между собой девочек и наткнулась взглядом на роскошную косу моей соперницы, мотающуюся из стороны в сторону в такт энергичным кивкам ее владелицы. И из отчаяния появилась злость. Всего несколько дней назад я смотрела на эту же косу, мечтая о том, чтоб она позеленела. И мне так захотелось сейчас исполнить эту свою мечту. «Пусть Баська тоже лишится чего-то дорогого ей!» Я не знала как, но откуда-то изнутри меня потянулась тонкая нить, которую я вплела в свое свое горячее желание увидеть, как русые завитки волос темнеют, приобретая ядовитый зеленый цвет… например, крапивы… да… да, именно крапивы, такой же кусачей и злобной как и сама Баська. Все чувства во мне были вытеснены этим желанием…я почти видела…

Опомнилась я от истошного девчоночьего визга. Обе Баськины подружки пронзительно визжа, медленно отступали к двери, не сводя глаз… с ее головы. Анисия же, наоборот, всплеснув руками, бросилась к племяннице и схватила ее за плечи, прижав к себе и бормоча в ужасе что-то невнятное:

– Басенька, ты только не волнуйся, милая, мы все поправим… наверняка можно что-то сделать…

Увидев, во что превратились Баськины волосы наяву, а не в моих грезах, я тоже была готова завизжать. Она же сама, еще ни о чем не догадываясь, смотрела с недоумением на переполох и суматоху. Потом, заподозрив что-то неладное, недоуменно попыталась вырваться из теткиных объятий, чтобы подойти к зеркалу, которое висело у входа для посетителей. Наконец ей это удалось и она уставилась на свое отражение в совершеннейшем остолбенении, открывая и закрывая рот, не произнося ни звука и подняв руки вверх, как бы желая схватиться за голову, но не решаясь сделать это. А посмотреть было на что! Как всегда, в любом деле, я перестаралась. Вместо того, чтоб придать Баськиным волосам зеленый оттенок, я преобразовала их во что-то жуткое. Зеленая, травянистая масса, росла из головы, вместо русых кос. Коса почти расплелась и струилась тонкими, жгучими стеблями крапивы по спине девочки, кое-где даже выпустив листья и усики. Мы втроем замерли в шоке, визг оборвался, девчонки уже тихо подвывали у двери. Я ЭТОГО не хотела! Я вообще осознанно не собиралась ничего делать с Баськиными волосами. Хотела – да, но если бы подумала, то не стала. Раскаяние затопило меня волной стыда. «Светлая Дева, не от этого ли предостерегал Касс в лесу?»

– Чего верещите, дуры!? – первой в себя пришла тетка. – Быстро за знахаркой! – Она сделала пару шагов к невменяемым Баськиным подружкам и надавала им пощечин, чтоб прекратить истерику, когда ее слова не возымели эффекта. Девчонки замолчали, но продолжали мелко трястись у стенки.

– Леся! Что стоишь? Не видишь что ли, что от них толку мало? Сходи ты, – распорядилась она, посмотрев на меня и поняв, что я вроде визжать и выть не собираюсь. Сама же подошла к племяннице и, обняв, прижала к себе. Тут Баська отмерла и зарыдала в голос. Я же попыталась вернуть все как было, но сил уже не было ни на что, я даже с лавки встать не смогла.

– Леся! – с отчаянием перекрикивая Баськины рыдания, Анисия пыталась побудить меня хоть к каким-то действиям. – Ну, беги же!

В эту-то минуту и открылась дверь, явив нам посетителя. Это был старик в серой мантии, опиравшийся на суковатую палку в руках.

– Трактир не работает! – тетушка попыталась развернуться с Баськой так, чтоб гость не увидел бедственного положения нашей красавицы.

– Ничего, я по делу, и, кажется, вовремя… – старика не остановил холодный прием, и он шагнул внутрь помещения.

– Отшельник… – тетку осенило. – Приветствую вас, Лорд-Чародей, – поправилась она, пытаясь присесть в поклоне, не выпуская рыдающей Баськи из объятий. – Помогите, во имя Богини, пожалуйста! – взмолилась она. – Вы же можете…

– Могу. И помогу.

Я не поняла, как он это сделал, но – краткий всплеск силы, и Баськины волосы приобрели прежний вид, только цвет остался зеленым, хоть и не таким интенсивным, как раньше.

– К сожалению, структура волоса это предмет тонкий, и ничего с цветом больше поделать не могу. Подождите, пока отрастут. Предполагаю, что постепенно станут почти такими же, как раньше, хотя след останется.

– О, спасибо, спасибо… – Анисия была готова целовать благодетелю руки, если бы Баська по-прежнему не висла на ней.

– Не стоит, пустяки, – и, обернувшись ко мне и сурово нахмурив брови, чародей спросил: – ну что, Леся, пойдешь со мной?

– Что?… Куда?… – всполошилась тетка, опуская еще не до конца пришедшую в себя племянницу на ближайшую лавку и с беспокойством переключившись на меня.

Я во все глаза смотрела на старого чародея, которого судьба, или Касс, послали мне в учителя: совершенно седой, высокий и крепкий, с умным взглядом, в глубине которого пряталась улыбка. «Да, я пойду с ним, вверю свою судьбу и будущее, чего бы там не говорила тетка».

Отшельник велел нам всем выйти вон из трактира и не мешать взрослым разговаривать. Растерянная тетка Анисия не протестовала. Мы вышли на улицу и стали ждать, сидя на крыльце. Баська еще не пришла в себя от утренних событий, и поминутно бегала к коновязи у трактира смотреться в корыто с водой для лошадей. Видимо боялась – еще каких-нибудь изменений во внешности. Девчонки искоса с опаской поглядывали на меня и перешептывались. «Еще бы, сама Светлая Дева вступилась. А вот меньше ее светлый образ ножницами резать надо!» Я сидела на перилах с независимым видом, всеми силами показывая, что мне все равно, о чем они там шепчутся, равно как и о чем говорят старик с теткой. Внезапно, меня осенила идея. Пока делать все равно нечего, схожу-ка я Сеньку проведать, а то мало ли, как дальше-то судьба повернется. Я чувствовала, что моей прошлой жизни пришел конец, и хотела хотя бы попрощаться с лучшим другом. Я спрыгнула с крыльца, и, сообщив куда пошла, ни к кому конкретно не обращаясь, потопала к дому кузнеца.

Я очень торопилась, потому не стала заходить в дом, а обошла его и постучалась в окошко комнаты, где ночевал Сенька. Через пару минут показалась Сенькина взъерошенная копна светлых волос. Увидев меня, он заулыбался и улегся пузом на подоконник, свесившись наружу.

– Леська! Как здорово, что ты пришла! Че в дом не идешь? Я один, все по делам разбежались.

– Я на минуточку, Сень.

Довольная рожица мальчишки тут же стала серьезной:

– Что-то случилось?

– Все в порядке, просто я ухожу. Вот, зашла попрощаться.

– Куда?… Зачем? – Сенька так обалдел от моих новостей, что все слова растерял. – Из дома, что ли сбегаешь?

– Да нет, потом расскажу. Приходи – на нашу стоянку, на том берегу реки, где мы ночевали последнюю ночь. Через неделю. После полудня. Я выберусь и поговорим. Идет? – я посмотрела на него с сомнением: «Вдруг еще не выздровеет к тому времени?» – Ты как, ходить-то через неделю сможешь? Или давай через две, чтоб наверняка.

– Ну… – Сенька совершенно растерялся, – ну хорошо… давай через две… только…

– Сень, пойду я, а то опоздаю. Выздоравливай, – и я побежала к трактиру.

Вернулась я вовремя. Анисия и старый чародей как раз выходили на улицу. Лицо у тетушки было торжественное.

– Лесенька, Лорд-Чародей сказал, что забирает тебя учиться, – она почти задыхалась от важности сообщения. – Иди, собери свои вещи. Ей ведь нужны будут ее вещи, милорд?

Девчонки смотрели на меня широко раскрыв глаза и рты. Даже Баська отвлеклась от своей позеленевшей красоты.

Старик приподнял седую бровь:

– Да, разумеется. Возьми с собой все, что тебе нужно.

Я опрометью бросилась наверх, вслед донеслись теткины слова:

– И зайди, когда соберешься, ко мне в комнату. Я хочу тебе кое-что отдать.

Я расстелила на своем тюфячке Кассиев плащ и побросала на него свои скудные пожитки из сундука. «Мда… не густо». Несколько чистых простых рубашек, запасные штаны, разная мелочь, комплект одежды на зиму потеплее… «О! Даже зеленый сарафан, с вышивкой по вороту и подолу завалялся на дне, насколько я помню, или, вернее, поскольку не помню, ни разу не надеванный. И как он только сюда попал-то! Спешите видеть – Леся в сарафане, все селение со смеху помрет». Я представила как я, в этом наряде, с растрепанными, как всегда, лохмами, одергивая расшитый подол и воровато оглядываясь, перелезаю через забор нашего участка к ребятам, ожидающим на улице, спрыгиваю вниз, и самым глупым образом висну на вышеупомянутом заборе, зацепившись за него вышеупомянутым подолом. Я нервно захихикала. Оставив сарафан в сундуке, уложила остальные вещи поплотнее, добавила несколько мелочей разбросанных по комнате, завернула все это богатство в плащ, и, оглядевшись в последний раз, пошла к тетке.

Анисия сидела за своей конторкой и вертела в руках какую-то безделушку. Обернувшись на стук двери, она увидела меня и встала.

– Лесия, я должна отдать тебе твое наследство, – она протянула мне маленький сверток. – Это все, что нашли при твоей матери.

В кусок тонкой дорогой ткани было что-то завернуто. Я неловко приняла его, выронив на стол. Он развязался, и из него высыпалось три серебрушки и простенький амулет на шнурке – сплетенное из деревянных бусин колечко. Я уже видела его, несколько раз тетка показывала мне, когда я спрашивала о матери, и обещала отдать, когда вырасту. У каждой взрослой девушки должен быть амулет, охраняющий ее от несчастий. Обычно такие получали по наследству, в дар от близких людей, реже покупали у проезжих чародеев, но не было в трех королевствах ни одной женщины, у которой не было бы амулета на шее или в виде браслета. В ночь на совершеннолетие, девочка вешала его на Священный Дуб Богини, который рос обязательно в каждом селении, а утром одевала и носила, практически не снимая, пока не становилась старухой. Многие носили и потом, но считалось, что после выхода из детородного возраста, амулет можно и подарить кому-нибудь. Чаще всего внучке. Вот такая безделушка, которая переходила от бабки из поколения в поколение, носилась многие годы, и считалась самой действенной защитой. Лучше всего амулеты зачаровывали барды. Еще бы! Нет, целители и стихийники, которых обычно называли просто чародеями, тоже могли заклясть предмет, но накладывать чары усиления или ослабления сил, предсказания, предметное волшебство и связь людей с Богиней – это была прямая способность и обязанность менестрелей, потому у них и выходило лучше. Я вспомнила, как Кассий в лесу сказал мне, чтоб не воображала себя великой врачевательницей, ибо у целителя все равно выйдет лучше…

– Леся! – меня, похоже, окликают уже не в первый раз. – Ну Леся же! Сколько можно витать неизвестно где! – тетка была опять недовольна.

– Я тут, я слушаю…

– Да неужели?? Знаю я тебя! Опять все пропустила мимо ушей! – Анисия была не просто недовольна, она негодовала.

– Ну почему же… я все слышала…

– И что же?

– Нууу… – промямлила я, – буду я хорошей девочкой и не буду вас там позорить дикими выходками, – я лихорадочно пыталась сообразить, что могла еще говорить тетка, которая сейчас, в такт моим словам энергично кивала головой. – Буду слушаться наставника… эээм… буду…

Громко хлопнула дверь, избавив меня от этого мучения. В комнату ввалилась наша необъятная кухарка и запричитала в голос, имея явное намерение меня обнять:

– Ли-е-ся-а-а-аа! – попыталась увернуться, но куда там мне! Через пару секунд, я, слабо пискнув, была стиснута, прижата мощной дланью где-то у нее подмышкой, и вынуждена смириться с судьбой. – Ди-е-е-е-вочка моя… – продолжала голосить кухарка.

– Это что за балаган?!! – тетка совсем рассердилась. – Тебя кто звал?

– Не отдам! Не пущу сиротку на убой! А тебе лишь бы избавиться поскорее! Невинное дитя на убиение отдаешь!

– Богиня! Не на убиение, а в обучение. Бард разглядел дар и прислал за ней учителя, – Анисия на последних остатках терпения пыталась что-то объяснить, но безуспешно, кухарка продолжала причитать, прижимая меня к себе:

– Лесенька, девочка моя… да как же так… – и далее по кругу про невинное дитя и жестокую судьбу.

Тетка только закатила глаза и махнула рукой – доказывать что-то было бесполезно.

– Вон ему об этом расскажи, – махнула она рукой в сторону окна, где было видно отшельника, разговаривающего с нашей соседкой, решившей воспользоваться появлением чародея и заговорить-таки больной зуб, с которым никак не могла справиться наша знахарка.

Этот довод подействовал безотказно. Кухарка притихла и задумалась – видимо перспектива высказывать претензии старому чародею, никакого вдохновения у нее не вызвала. Объятия раскрылись, и я наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Собрав со стола свое рассыпанное имущество, я резво вымелась на крыльцо трактира. Следом вышли и женщины.

Во дворе уже собралось полсела, потому как слухи о том, что «Леську забирает старый отшельник из Чернолесья, чтобы в своих колдовских обрядах принести в жертву Темной Хозяйке» распространялись с быстротой пожара. Я бы предпочла уйти в менее торжественной обстановке, но меня, как всегда, никто не спрашивал. Под всеобщее молчание и жалостливые взгляды, я получила свой прощальный поцелуй от тетки Анисии, и, покачивая легким узелком со своими пожитками, как сквозь строй, пошла за отшельником. Со стороны, наверное, казалось, что как овечка на заклание, а на самом деле с легким сердцем и душой я прощалась с опостылевшей прошлой жизнью. И жаль мне было только дружбы с Сенькой. Впрочем, я надеялась на скорую встречу.

Эдельвия. Вейст. Лето 312 г от разделения Лиории. Кассий.

– Отец, не женись на ней! – Касс порывисто вбежал в личные княжеские покои.

– Кассий, – князь недоуменно приподнял бровь, развернувшись в своем кресле, – что это значит?

– Не женись на этой… Коэнрийской девчонке, она принесет тебе несчастье и смерть! – юноша присел на скамеечку стоящую у ног отца и схватил его руку в свои. – Отец, это предчувствие мучает меня давно, я не говорил тебе, думал, что это глупости. Я попросил Учителя, и он помог мне провести обряд. Теперь я точно знаю – это предвидение, ты не должен на ней жениться!

Князь Густавий задумчиво потер лоб свободной рукой и опустил ее сыну на голову, ласково потрепав волосы.

– Видишь ли, мой мальчик, – задумчиво сказал он, – Дело в то, что жениться на ней как раз и есть мой долг. Властители – люди, которые отвечают за других, которые управляют и руководят. За эту власть над судьбами страны мы должны иногда жертвовать своими желаниями и радостями. У вас, Чародеев, есть свой долг и обязанность, у нас, Правителей, свой, и никто не может изменить этому долгу. Я очень любил твою мать. Но тот же долг развел наши пути, ты знаешь. Теперь моя обязанность связать свою судьбу с наследницей Коэнрия, что бы мне ни сулили судьба и предчувствия. И долг юной принцессы связать свою судьбу с таким вот старым солдатом, как я. Как бы ей ни хотелось другого выбора. Надеюсь, что девочка понимает это. Или поймет со временем. А что там кому прядет судьба… – князь сжал руку сына в своей, и тот поднял голову, заглянув в глаза отца, – поживем-увидим, – и не было тоски во взгляде властителя Эдельвии, как всегда, он светился уверенностью и спокойствием.

Касс отогнал воспоминания двенадцатилетней давности, которые его охватывали каждый раз перед этой дверью с тех пор, как опять стали говорить о союзе с Коэнрием, и постучал в кабинет князя. Как всегда, не дожидаясь ответа, он зашел, стремясь поскорее увидеть того, кто был внутри. Столько лет они знакомы, и он уже не зеленый мальчишка, но до сих пор его охватывал трепет при виде статной фигуры отца, сидящей в кресле вполоборота к двери.

– Приветствую тебя, мой Князь, – Касс прошел на середину кабинета и опустился на одно колено, склонив голову. Отец встал с кресла и, шагнув навстречу, поднял и, на мгновение, прижал к себе.

– Здравствуй, сын, – князь опустился обратно в кресло, кивнув менестрелю на стул рядом, но Касс предпочел присесть на скамеечку у ног отца, которую помнил с юношества. Поправил на поясе малый меч и осмотрелся. Не смотря на то, что с тех пор как он был тут в последний раз, прошло больше года, ничего не изменилось ни в комнате, ни в облике отца. Все тот стол, те же тяжелые портьеры на окне, так же тикают часы на камине, чародейские кристаллы освещают кабинет, оставляя по углам смутные тени. И тот же спокойный, чуть ироничный взгляд карих глаз седого человека напротив, так похожих на его собственные.

– Не расстаешься с оружием даже в княжеских покоях, мальчик? – как всегда князя забавляло трепетное отношение сына к своим мечам.

– Разумеется. Ты же помнишь, как я не люблю оставлять хотя бы один из них. Всегда быть при оружии учил дед.

– Да, конечно, но это смешно. Твой дед был старый параноик. Что тебе может грозить дома, в моих комнатах? – Густавий, так же как и сын рассматривал собеседника после долгой разлуки. Глаза его смеялись. Он отдыхал перед серьезным разговором за ничего не значащей беседой.

– Мечи часть меня, отец, ты же знаешь. В знак уважения к тебе, я оставляю один из них у входа…

– И ходишь по дворцу, гремя железом и пугая моих придворных угрюмым видом, – рассмеялся князь, обрывая фразу Касса. – Ладно. Рассказывай, как там на севере?

– Вот, – Кассий достал ворох свитков и бросил на стол, – Это передал мой человек от нашего посла в Коэнрие. А это, – еще несколько свитков упало сверху, – передал для тебя приор Силений. Хранитель прислал ему вести. Мне дозволено рассказать…

Они проговорили около двух часов, обсуждая международную политику и свежие новости с севера. Под конец Князь спросил:

– Касс, ты видел ее?

– Отец, это смешно, тебе сорок шесть лет, ты говоришь про долг, но тебя заботит, как выглядит девчонка, которая даже мне, почти в дочери годится. Женись на ней, раз должен и покончим с этим конфликтом. Но не пускай ее дальше постели – я говорю от Круга. Чародеи поддерживают правящую династию, это не мои слова. Ты знаешь, была бы моя воля, я бы ее и во дворец не пустил!

– Мальчишка! – князь резко встал из кресла и стал раздраженно ходить по кабинету. – Моя жизнь и судьба, не твоя забота! И не вашего Круга. Я спрашиваю – ты видел ее? Я не одуревший от любви к молоденькой девочке старый пень, я хочу знать. Какая она? О чем думает? Чем живет? Достойна ли быть княгиней Эдельвии? – и, резко остановившись напротив пытающегося встать Кассия, взмахом руки повелел ему оставаться на месте, – Что говорит твое предвиденье? Она родит мне наследника?

Касс, проиграв поединок взглядов, опустил голову и нехотя ответил:

– Предвиденье остается тем же, что и двенадцать лет назад. Это другая девушка, но она принцесса Коэнрия. Брак с коэнрийской принцессой сулит тебе несчастье и гибель. Тебе, но не династии. Да, она родит тебе наследника.

– Хорошо, – мрачный взгляд князя посветлел, и на губах появилась улыбка. – Это главное. Марсия умерла родами вместе с младенцем. Элевия родила девочку, но обеих унесла эпидемия. Я до сих пор скорблю о моей дочери, ей было бы уже двенадцать лет. Ты не можешь быть моим преемником как бастард и как чародей. Я уже отчаялся, сын. Пусть хоть эта жена родит мне наследника, а вы с Тиберием позаботитесь о том, чтоб он был достойным продолжателем династии, если вдруг меня не станет. А еще она принесет долгожданный мир и согласие между нашими странами. Я уже почти люблю ее, Касс. Расскажи мне о ней. Ты видел ее?

– Да. Я видел ее, но она не видела меня, – Кассий осторожно подбирал слова, борясь со своими чувствами. – Она серьезная, умная. Не сияющая красавица, но вполне миленькая. Худенькая и невысокая. Мой человек, что приглядывает за ней, чтоб и эта не пропала бесследно, говорит, что не по годам рассудительна. Послушная и любящая дочь. Знает о своем предназначении чуть не с колыбели и согласна быть залогом мира между двумя странами. Добра и кротка нравом. Светлая Дева, просто созданье небесное получается! Не женись на ней, отец! На свете много других девушек, даже других принцесс, что принесут тебе наследника не лишая тебя жизни!

– Но не принесут мира с Коэнрием. Все решено, сын, отказ от свадьбы обесчестит меня. Слишком давно и долго все этого ждут. Не печалься, судьба умеет шутить и давать двусмысленные пророчества. Может не все так определенно, и вы как-то не так толкуете предсказание.

– Круг поручил так же передать тебе, что в предсказании есть одна неясность – если ты не впустишь ее в свое сердце, не будешь доверять ей, то, возможно, гибели удастся избежать, но рассчитывать на это неверно и очень маловероятно. Отец, – с болью в голосе продолжал Кассий. – Будь осторожен. Я не хочу потерять тебя. И государству ты нужен. Ни Тиберий, ни я не справимся с таким бременем. Даже вместе. А учитывая его отношение ко мне…

– Глупости, – пренебрежительно отмахнулся князь, – я еще не умираю, а даже если что и случится – страна переживет, не такое переживала. Справитесь. Иди, отдыхай, я пока изучу бумаги, утром поговорим. Я так понимаю, что ты опять ненадолго?

– Да, послезавтра крайний срок. Я должен ехать на границу с Руазием. Завтра вечером сбор Круга, а потом Силений хочет меня видеть.

– Ну, вот и славно. Иди, мне есть над чем подумать.

Руазий. Поместье Кегнестель. 270–286 гг от разделения Лиории. Жардиния.

В ненастную ноябрьскую ночь, когда за окном то и дело раздавались раскаты грома и сверкали молнии, а дождь лил, словно из ведра, у баронессы фон Кегнестель начались схватки. Роженица была двадцати лет отроду, неопытна, поскольку это были ее первые роды. Во всех залах, комнатах и переходах огромного особняка горели свечи, прислуга в суматохе сбивалась с ног, юная баронесса охала и время от времени истошно кричала, повитуха причитала, призывая на помощь Светлую Богиню, а барон фон Кегнестель нервно ходил по длинному коридору, заложив руки за спину, в ожидании рождения наследника. К двум часам ночи в семье фон Кегнестель появилась крошечная девочка. Баронесса была так измучена тяжелыми родами, что едва прижав к груди младенца, уснула. Барон с легким разочарованием взглянул на дочку и удалился в свои покои. А крошку передали кормилице, молодой статной башангке, которая двумя днями раньше тоже родила девочку. Постепенно огни в особняке погасли, все разбрелись по своим комнатам, и поместье семьи фон Кегнестель погрузилось в сладкий сон.

Не спала только кормилица. Едва взяв девочку на руки, она почувствовала насколько слаба и болезненна новорожденная, но промолчала. Женщина прикладывала малышку к груди, надеясь, что молоко придаст ребенку сил, но безуспешно. Девочка слабела на глазах, ее дыхание затруднилось, и вскоре кормилица с ужасом поняла, что душа новорожденной отлетела к Светлой Богине. Башангка сама похолодела от страха, когда представила, что ее ждет утром. Злые языки непременно напомнят ей о ее иноземном происхождении, возможно даже обвинят в убийстве малютки. Конечно, баронесса всегда была добра к ней, но и она, как мать, наверняка не простит, что не уберегла ее долгожданного первенца.

Кормилица заметалась по комнате с ребенком на руках, как загнанный в клетку зверь, не зная, что делать и как быть. Внезапно остановилась и посмотрела на стоящую в углу комнаты люльку, в которой сладким сном спала ее собственная дочка – розовощекий и пышущий здоровьем младенец. Как в тумане, башангка перепеленала двух малышек, невольно навсегда поменяв судьбу собственной дочери. Утром подмены не заметили – ночью родители как следует не рассмотрели дочку, девочки обе были темноглазы, а в остальном все новорожденные очень похожи между собой. Баронесса была очень опечалена смертью ребенка кормилицы, и, при этом, про себя благодарила Светлую Деву за то, что такая ужасная участь не постигла ее собственную малышку. Все замечали как по-матерински ласкова кормилица с маленькой баронессой, и печально качали головами, полагая, что башангка таким образом отдает малютке свою нерастраченную материнскую любовь. Никто и не подозревал, какую тайну хранит эта молчаливая темноволосая женщина и какой страшный грех она взяла на свою душу.

Годы летели, юная баронесса взрослела, но совершенно не радовала своих родителей, была избалована и непослушна. К кормилице она относилась более тепло, чем к собственной матери, однако и та порой не могла совладать с несносным характером девочки. Когда Жардинии исполнилось тринадцать, а баронесса фон Кегнестель после нескольких неудачных попыток наконец-то подарила мужу наследника, непослушную старшую дочь под присмотром кормилицы отправили в загородное семейное именье, принадлежавшее матери барона Кегнестель. Ходили слухи, что девочка не родная дочь барона, что баронесса, по-видимому, зачала малышку в грехе с каким-нибудь иноземным любовником, иначе как объяснить такую яркую, но абсолютно чуждую роду фон Кенгнестель внешность юной леди. К счастью кормилицы, слухов о подмене ребенка не было и в помине, сплетникам в свете более нравилось смаковать истории о неверных женах и мужьях. Старая и подслеповатая вдова фон Кегнестель, в отличие от родителей девочки, внучку полюбила всей душой, и та ответила ей тем же. Вечерами Жардиния играла в каминном зале на клавесине, иногда пела, и голос ее звенел как хрустальные колокольчики. Вдова слушала внучку с умилением, устроившись в кресле-качалке поближе к огню, а кормилица обычно рукодельничала, расположившись за столом вблизи окна. Бабушка учила юную баронессу правильно одеваться, правильно говорить и держаться в обществе, наняла для нее учителей, которые обучали девочку танцам, пению, рисованию, стихосложению. Кормилица же рассказывала Жардинии удивительные истории про дальние страны и города, а в особенности про Башанг, его людей, образ жизни, обычаи и традиции, сильно отличающиеся от того, что привычно было видеть в Руазии. Как цветок, получивший долгожданную воду, так и юная баронесса благодаря вниманию и любви этих двух одиноких женщин, росла и расцветала на глазах. Когда в день своего шестнадцатилетия она вышла к гостям в подаренном бабушкой пурпурном платье из парчи, рубиновом колье, удачно оттеняющем оливкового цвета кожу, с высоко подколотыми темно-каштановыми волосами, украшенными живой алой розой, присутствующие ахнули, кто от дерзости наряда юной леди, кто от яркой внешности повзрослевшей баронессы. Жардиния расцвела, подобно прекрасному цветку, из взбалмошной угловатой девочки выросла умная грациозная девушка. Одно было плохо – юная баронесса, хотя и становилась с годами спокойней и рассудительней, по-прежнему тепло относилась к бабушке и кормилице, но по отношению ко всем остальным была надменна и высокомерна. Старая мадам фон Кегнестель, ослепленная любовью к внучке, старалась не замечать ее эгоистичности и гордыни, а кормилица лишний раз боялась сделать девочке замечание, чтобы не разрушить их доверительные отношения.

В один из теплых сентябрьских дней Жардиния вышла на прогулку в рощу, расположенную недалеко от их имения. Юная леди шла по тропинке не спеша, любовалась разноцветными листьями на деревьях и напевала незатейливую детскую песенку. Неожиданно ее окликнули. Обернувшись, баронесса увидела старца в сером балахоне с капюшоном. Длинные седые волосы, борода, мудрый взгляд черных глаз внушали девушке доверие. Приняв незнакомца за служителя Светлой Богини, девушка почтительно поклонилась ему:

– Доброго Вам дня, милорд.

– И вам доброго дня, юная леди, – улыбнулся старец и подошел к ней ближе. – Это очень полезно для молодого организма гулять на свежем воздухе.

– Я люблю прогулки и день сегодня такой теплый, – поддержала разговор Жардиния.

Обычно она не была так любезна в общении с незнакомыми людьми, но перед старцем почему-то робела, он внушал ей уважение и немного страх. «Он скорее похож на чародея, вот бы узнать так это или нет», – подумала девушка, но вслух спросить не решилась. Но собеседник ответил сам, будто прочитав ее мысли: