Текст книги "Тайны Чернолесья. Пробуждение (СИ)"

Автор книги: Ольга Савельева

Соавторы: Анна Сазонова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

– К драконам Незабудку, – пробормотала Лиса, поглаживая коня брата по черной морде и ожидая когда мальчик отойдет подальше.

Подгадав момент, привычно накинула на спину жеребцу седло, и, закрепив, вскочила в него. Уже выезжая, почувствовала, что пряжка слабовато затянута, но перепроверять было некогда – голос мальчишки, ведущего ей кобылу, уже приближался. Девушка, пришпорив коня, вылетела из конюшен и помчалась вперед, не слушая раздававшихся сзади криков.

Да, жеребец значительно выше ее кобылки, и как-то непривычно было возвышаться на его мощной спине. Сначала Лисания чувствовала себя неуверенно и даже немного испугалась, но скорость захватила ее, мощь коня ощущалась в каждом его движении, и девушка, успокоившись, стала наслаждаться скачкой.

Мароста. Весна 301 г от разделения Лиории. Риммий.

– Господин граф, ваш батюшка приехал, – голос Пириса был полон скрытого яда.

Риммий обернулся от письменного стола и увидел, что герцог Харал стоит у двери, осматривая комнату сына.

– Отец! – Рим подскочил со стула и сделал несколько шагов ему навстречу. – Что вы тут делаете?

– Здравствуй, сынок. Я решил, что тебе пора вернуться домой.

Герцог Ивий Харал, еще не старый, но совершенно седой подтянутый мужчина, прошел в комнату и протянул Риммию руку. Молодой человек взял ее в свою ладонь, усадил отца в кресло и опустился на ковер у его ног.

– Приветствую вас, отец. Что-то случилось? Что вас привело сюда. Распоряжение, чтоб я заканчивал путешествие, можно было прислать и с нарочным.

– Понимаешь, какое дело, Рим, ты же знаешь, что мы с твоей матерью живем уединенно… – начал старший Харал, – так вот, с полгода назад поехал я в Вейст по делам. Ну и во дворце узнал сногсшибающую новость – принц Кассий пропал. Уехал с сообщением в Истен, а на пути назад исчез. Густавий перевернул три королевства, но принц как в воду канул. В последний раз его видели по дороге на Латуссу.

Герцог замолк, а Рим встал с ковра, принес отцу вина со столика и устроился на прежнем месте, приготовившись слушать продолжение рассказа.

И тут я вспомнил, – благодарно кивнув сыну, Ивий взял стакан и пригубил его, – что Пирис мне писал как раз в то время, что вы подобрали бродягу-Барда, не помнящего ничего из своего прошлого. И как раз, примерно, в той же местности.

– Но отец, принц слишком молод для нашего спутника. Наш друг Роткив уже далеко не юноша. И потом, я видел несколько раз принца Кассия в школе чародеев… хотя мы, ученики постарше, не сильно обращали внимание на мальчишек…

– Сынок, ты же знаешь, как могут старить некоторые чары… но место и время… и то, что он тоже бард… вы посещали за эти два года алтарные камни?

– Не было особой необходимости. Возможно, он немного похож… – молодой граф потрясенно замолчал, сопоставляя образ своего друга Роткива с виденным когда-то мальчишкой-принцем.

– Я не стал обнадеживать князя. Я должен был сначала убедиться сам… – герцог допил вино и отдал посуду наследнику. – Теперь-то ты понимаешь, почему я не мог прислать письмо? Я еле вас догнал.

– Отец, но Роткив действительно не помнит ничего…

Дверь распахнулась, прервав Риммия на полуслове, и в комнату вошел встревоженный Пирис.

– Господин граф, прошу прощения, что прерываю, но тут прибежал конюший…

– Что еще? – Риммий встал и грозно глянул на мявшегося на пороге комнаты детину.

– Господин граф, Ваша Светлость, ваша сестра…

– Что-то с Лисой? Я видел ее утром, не тяни, говори!

– Она уехала на вашем жеребце, господин граф.

– Что-о? Я же распорядился, чтоб Демона никому не давали! – Рим почти бегом бросился на улицу, отец кинулся за ним. – Куда она поехала? Коня мне!

– Меня не было в конюшнях, но мой мальчишка-помощник не смог ее остановить… – бормотал испуганный конюший – он-то видел крутой норов черного жеребца и представлял себе масштабы возможного бедствия.

– Ничего, Рим, – успокаивал сына герцог, пока седлали лошадей. – Девочка прекрасная наездница, все обойдется.

– Ты не знаешь. Паршивка сменила штаны на амазонку и пересела в дамское седло! – граф нервно гнул хлыст. – Я клянусь, что выпорю ее, наконец-то! Пусть только Богиня вернет мне ее целой и невредимой.

Мароста. Весна 301 г от разделения Лиории. Ретроспекция. Руазий 313 г. Кассий

Возвращаясь в поместье, Роткив пустил коня размеренным шагом. Все для себя решив и внутренне успокоившись, молодой человек никуда не торопился. Чуть задержался на пригорке, увидев вдали фигурку скачущей всадницы. Отсюда было еще не очень хорошо видно, но по яркому голубому пятну амазонки, Роткиву показалось, что это Лисания скачет ему навстречу во весь опор. Только вот на какой лошади? Роткив, когда брал из конюшни своего жеребца, сам видел, как кобылку девушки уводили на перековку. Присмотревшись внимательнее, перед тем, как всадницу скрыл перелесок, певец с ужасом понял – Лиса скачет на черном жеребце брата.

«Сумасшедшая девчонка, – менестрель пришпорил коня и понесся ей навстречу, – вздумала устраивать головоломные скачки на Демоне!» Скорее перехватить и вернуть домой обоих. «Кто ей позволил?» – беспокойство не оставляло мужчину. И не зря. Из-под деревьев, навстречу всаднику выскочил конь уже без наездницы. Ослабленное и сползшее седло, сиротливо болталось на его боку. Дурные предчувствия оправдывались. Роткив, не останавливаясь, летел вперед. Он уже предполагал, где жеребец мог потерять свою всадницу – на самой границе перелеска был небольшой овражек, преодолеть который можно было по мостику, но лихие наездники предпочитали перепрыгивать через него. Скорее всего там…

Он надеялся… он сам не знал на что… наверное, что смущенная и раздосадованная девушка выйдет ему навстречу по дороге. Но никого не встретил до самого края перелеска. Подъезжая к оврагу, издали заметил пятно голубой амазонки. Изломанная фигурка бессильно лежала на самом краю, среди камней.

Закусив губу в отчаянии, мужчина спрыгнул с коня рядом с Лисанией. Она еще дышала. Слабо и почти незаметно. Ему было страшно дотронуться до нее, но он опустился на колени и взял ее холодные руки в свои.

– Милая… что ж ты… – инстинктивно, видимо повинуясь навыкам забытой жизни, не понимая, как он это делает, Роткив попытался передать часть своих жизненных сил бессильно лежащей девушке. Безуспешно… смертельно бледное лицо, холодные, безучастные ладони… трудные, чуть слышные вдохи… струйка алой крови из уголка рта, пятнающая ворот платья. После нескольких бесплодных попыток влить силы в бесчувственное тело, бард увидел, что серые глаза распахнулись, и Лиса взглянула на него.

– Глупо вышло, – тихий, почти неслышный шепот, губы ее чуть дрогнули, пытаясь скривиться в улыбке.

– Молчи, я сейчас… – дернулся оставить ее на секунду, чтоб хоть снять с коня флягу с водой, но девушка протестующее застонала.

– Не уходи… больно…

– Где болит? – Роткив встревожено сжав ее холодные ладошки, снова склонился над неподвижным телом.

– Не знаю… все… ничего не чувствую… только боль…

– Сожми мою руку.

– Не могу… не чувствую пальцев… ты плачешь? Не нужно…

Певец только сейчас ощутил, что по его щекам потоком бегут безудержные слезы, капая на лицо девушки. Он ничего не мог сделать, только чуть притупить боль, испытываемую ею. Даже сейчас, почувствовав пробуждающуюся силу, попытавшись вспомнить, как ее использовать. Он никогда не был целителем, да даже и целитель вряд ли что-то сделал бы в этом случае. Внутренним зрением он видел, что она умирает. Остановить бы невидимое кровотечение, срастить бы все мелкие и крупные разрывы органов и тканей, множественные переломы костей, перебитый позвоночник – жеребец проволок ее за собой несколько метров, пока не выбросил из седла окончательно. Это было не под силу никому. Отчаяние затопило барда. Он гладил ее остывающие кисти, забирая боль, кусая в бессилии губы и бормоча что-то бессмысленное и успокоительное:

– Это я… я виноват во всем. Все пройдет… сейчас… потерпи… все обязательно будет хорошо… – шептал он, внутренне холодея и понимая, что «хорошо» уже не будет никогда.

– Послушай… не вини себя. Ты самый лучший… друг. Именно это я хотела сказать тебе, когда ехала сюда, – прерывистый голос уже был на грани слышимости, и Роткив с трудом разбирал слова. – Только пообещай мне…

– Все, что хочешь, милая… – сейчас он был готов сделать все, что только она попросит.

– Обещай… – шепот прерывался мучительными вдохами, кровь опять потекла по губам, – что поедешь к алтарю и вспомнишь прошлое.

Он с силой сжал ее пальцы, ее боль разрывала его нервы. Он был потрясен – на грани миров девушка думала о нем!

– Ты не виноват… я сама… но обещай же!

– Я сделаю это. Даю слово.

Слабая улыбка тронула ее губы, серые глаза закрылись:

– Спой для меня…хочу услышать твой голос, мой певец…

Глядя куда-то за горизонт, держа в объятиях холодное неподвижное тело Лисы, он запел хриплым срывающимся голосом нежную песню на чужом языке, а слезы бежали, оставляя мокрые следы на голубой пыльной амазонке, и теряясь где то в светлых растрепанных волосах. Вместе с тем, как жизнь покидала тело девушки, ее боль покидала его грудь, но он не чувствовал облегчения.

– Ну и долго ты еще собираешься сидеть в прострации? – дядюшка хлопнул ладонью по столу так, что бумаги, лежащие на нем, подпрыгнули.

Кассий рассеянно посмотрел на Тиберия, оторвавшись от окна, с которого не сводил взгляд вот уже с полчаса.

– Я уже в пятый раз спрашиваю тебя, что ты думаешь по поводу этого свидетельства, а ты ведешь себя так, как будто тебя это не касается. Хотя, именно твоя инициатива заставила Густавия заняться этим делом, – Тиберий встал из-за стола и нервно заходил по комнате. – Подумать только – пять лет, как мы этим занимаемся, а с мертвой точки почти не сдвинулись. А ты, между прочим, ни разу за это время сюда не приезжал, и даже сейчас безучастен и рассеян.

– Ну, почему же совсем ничего… – Касс стряхнул неуместные воспоминания, не дававшие ему покоя со времени приезда в Истен. – Мы совершенно доподлинно выяснили, что тело в королевской усыпальнице не принадлежит принцу Стасию. И что тогда, тринадцать лет назад, он остался жив.

– О да! Только это мы и так знали, основываясь на твоем видении, племянничек! Дальше то что? Куда он делся? Растворился в воздухе? Вот уже пять лет твои люди топчутся на одном месте, а ты изволил сюда явиться в первый раз и то… сам на себя не похож. От этого твоего шалопая Керста толку больше, чем от тебя!

– Теольдий не шалопай. Он умелый и талантливый дознаватель и чародей. Вдобавок еще и мое доверенное лицо, – Кассий так же рассеянно просматривал бумаги, привычно огрызаясь на старого ворчуна.

– Талантливый он… этот обормот умело только вино хлещет да девкам под юбки заглядывает! – Тиберий не на шутку разошелся, – передай этому своему «доверенному лицу», что я его отправлю в Эдельвию мигом, если еще раз услышу о его похождениях, чтоб не позорил княжество! Посол жалуется, что весь Истен на ушах стоит от его выходок. Раз уж он тут считается на службе нашего посольства, то пусть и ведет себя пристойно.

– Моих людей отстранить от службы могу только я. Или князь. А меня работа Теольдия Керста более чем устраивает, – холодно отчеканил бард, вмиг сбросивший свою рассеянность, как только разговор коснулся его друга. – Льщу себя надеждой, что в данном вопросе, отец, все-таки, прислушается ко мне. Теольдия я сам отзову отсюда, когда он мне понадобится в другом месте.

– Вот как ты заговорил? А кто просил меня глянуть на бумаги непредвзятым глазом? Не мое это дело – искать принца Руазия, – надулся дядюшка совсем по-детски. – Вот сам и занимайся этим, вместе со своим шалопаем Керстом! А я пойду спать.

– Тиберий, повторюсь – Керст не шалопай. Это лишь образ, который он на себя напускает, – Кассий устало потер ноющие виски. – А ведь это именно Теольдий нашел и разговорил тех стражников, что должны были переправить принца в крепость. Кто поверит, что этот светский хлыщ – эдельвийский шпион?

– Вот и я не верю! Очень уж образ совпадает с сущностью этого обормота, – Тиберий обернулся в дверях, – кстати, ты, занимаясь Руазием, не забыл часом, что твое основное дело в Коэнрии? Женитьба князя, в основном, зависит от тебя.

– Да помню я, помню. Не волнуйся, за принцессой Юлией приглядывают.

– Еще один такой же ветрогон, как и этот твой Керст? Если ты надеешься, что пропадет и эта, а корона достанется тебе, племянничек, то знай, что я этого не допущу!

– Побойся Темного лика Хозяйки, Тиберий! Мне и без короны хватает и власти, и приключений, и головной боли. Я бы еще половину кому-нибудь отдал!

– Да уж, приключений ты на свою… голову найти умеешь, племянничек, – дверь за старшим родственником закрылась, оставляя Касса в одиночестве за разбором бумаг.

Но работать он был не в состоянии. Головная боль усиливалась, а воспоминания, в которые его кидало, становились сродни приступу ви́дения, от которого он никогда не мог никуда скрыться.

Руазий. Истен. Весна 299 г от разделения Лиории. Агния.

В задумчивости она перебирала клавиши белого рояля. Это были всего лишь звуки… Не связанные в мелодию, извлекаемые неумелыми пальцами, они печально пронзали тишину комнаты. Лишившись хозяйки, это уютное место стало пустынным и каким-то мрачным. Одиноко стояли у стен диваны, подушки на них лежали как-то неуместно правильно. В воздухе не витали ароматы свежезаваренного зеленого чая и сладостей. От стен не отражался больше заразительный звонкий смех принцессы Стасии, а за витражными окнами серой стеной лил дождь.

– Скучаешь о ней? – Виллем вошел бесшумно и теперь стоял у Агнии за спиной.

Девушка вздрогнула и обернулась.

– Ты? Как ты нашел меня?

– Прости, но это не сложно заметить, ты приходишь сюда каждую ночь, с тех пор, как стало известно о гибели принцессы, – Виллем присел к роялю рядом с Агнией, прижавшись плечом к ее плечу.

– Она не погибла… Не могла… Ее похитили, но ведь тело не нашли… – инструмент издал минорный аккорд.

– Но, Агния, тело, скорее всего, и не найдут… Ее Величество уже вовсю носит траур…

При имени королевы в глазах Агнии вспыхнул зеленый огонь.

– Эта мерзавка Жардиния! Носит черное, потому что цвет удачно подчеркивает ее фигуру! А как заламывает руки, как увлажняются ее глаза при словах о принцессе, из нее б вышла хорошая лицедейка! Но как она обвела меня вокруг пальца?! Подстроила все так, чтоб после смерти Шалиам-бая, я расслабилась и оставила Стаси без присмотра! Если б я не уехала… Если б я проводила ее до Орта… – Агния склонилась на клавиши, обхватив голову руками, при этом рояль издал пронзительные, режущие уши, звуки.

– Не вини себя, ты сделала все, что смогла… – попытался успокоить девушку Виллем, погладив ее ласково по спине. Но Агния лишь тихонько всхлипывала, подрагивая всем телом. Чародей подхватил ее на руки и отнес на диван, укрыв мягким пледом.

– Хочешь, заварю тебе чай? – кивнул он на стоявший неподалеку столик с принадлежностями для чаепития. И, не дожидаясь ответа, занялся приготовлением бодрящего напитка.

– Стаси тоже всегда заваривала нам чай… Мне и брату… Как думаешь, Виллем, со Стасием там на корабле все в порядке?

Чародей промолчал, а Агния снова погрузившись в свои мысли, смотрела на ливень за окном. В затянутом пеленой ночном небе она пыталась различить те звезды, которые показывал ей сначала ее собственный брат, а потом принц Стасий. В ушах Агнии звенела та самая мелодия, которая познакомила их с принцессой Стасией. А в комнате уже витал такой знакомый аромат свежезаваренного зеленого чая, на этот раз заботливо приготовленного темным чародеем.

Мароста. Весна 301 г от разделения Лиории. Ретроспекция. Руазий 313 г. Кассий

Уехали из гостеприимного поместья сразу после похорон Лисы.

Не сговариваясь, свернули с дороги в сторону Алтаря Серых Скал, что почти на границе с Коэнрием. Роткиву нетерпелось поскорее выполнить обещание, данное умершей девушке, а почему за ним свернули остальные, он не спрашивал. Видимо, каждому чародею было что сказать Богине после этого путешествия. Певец был настолько поглощен своими мыслями, что присоединения к их группе герцога Харала просто не заметил.

На подъезде к горам тропа разветвлялась. Одна шла дальше вдоль кряжа к домику Хранителя, а вторая выше, к алтарю. Тут отряд разделился. Все поехали понизу, а Роткив направил своего коня в горы. Он не мог больше откладывать. Понимание необходимости этого посещения жгло огнем изнутри. Слишком долго он собирался и медлил. Возможно, сделай он это раньше, и Лисания была бы жива. Как то незаметно для барда, этот внутренний разлад с собой перестал касаться только лично его, затронув и окружающих людей. И смерть девушки теперь отягощала его душу.

Для обычного человека камень алтаря ничем не выделялся из нагромождения валунов на открытой всем ветрам площадке, разве что лежал у самого обрыва. Только тот, кто видел неочевидное, мог почувствовать, как от него ощутимо веяло силой.

Оставив коня еще на предыдущей длани гор, певец не стал задерживаться и любоваться видом с высоты на окрестности. Он сразу же подошел и склонился к алтарю, легко коснувшись его ладонью. Мягкое тепло разлилось по венам от этого прикосновения, сердце сбилось, перестраиваясь на новый ритм. Сила хлынула потоком через него, что-то отбирая, что-то отдавая, он еще не мог понять, что именно терял, а что приобрел. На первой от алтаря полупрозрачной ступеньке сидела женщина в белой накидке. Богиня на этот раз не спускалась по лестнице к нему, а укоризненно смотрела на него снизу вверх. У барда возникло чувство, что она так и ожидала его на этом месте все те годы, пока он собирал свои силы для визита.

– Наконец-то, ты изволил явиться, упрямый мальчишка! – Светлая поднялась на ноги и расправила складки одеяния, и так идеально ровно спускавшиеся на камень. – Я давно жду тебя.

Воспоминания медленно проступали, как рунные письмена на старом камне под рукой чародея. Никакой он не бродяга-менестрель! Теперь он знал свое имя, но нечем ему было гордиться. Поддавшись горю и слабости, он позорно сбежал в беспамятство, презрев обязательства и веление долга. Не думал о страданиях близких ему людей, потерявших его почти на два года. Предавался порокам, свойственным молодости, в то время, как его бедный отец, наверное, уже отчаялся найти единственного, пусть и незаконнорожденного, сына.

Да, он потерял надежду быть с любимой девушкой, что и сейчас болью отдавалось в сердце, но это не давало ему права вот так бездумно бежать от реальности и обязанностей.

И он убил человека бесчестным способом, воспользовавшись своим преимуществом, а не в поединке. И то, что человек этот отнюдь не блистал добродетелями, а сам Кассий чуть не расстался с жизнью при этом, ничуть не умаляло вины. Сейчас, припоминая хитрые маленькие глазки секретаря королевы Жардинии, Касс не испытывал чувства сожаления или раскаяния. Этот башангец с таким вожделением смотрел на принцессу, как на свою личную собственность, а девушка не скрывала своего отвращения… нет, молодой человек не раскаивался в содеянном. Но не Кассию было судить о том, кто достоин жить, а кто нет. Это он понимал. Даже тогда, но особенно сейчас. И он помнил это тошнотворное чувство власти над беззащитной жизнью другого человека. Он не хотел бы больше испытать такое. Его учили соблюдать справедливость и равновесие, служить людям во благо. Его стихией был поединок, пусть смертельный, но понятный. Вооруженное зло, под личиной разбойников, противостояло ему на дорогах. Он воин, но не палач. И потому, Кассию было мучительно взглянуть в глаза воплощенной силе… себе самому, тем более, что он ни о чем не жалел, и, пожалуй, поступил бы точно так же снова.

А после… он, несмотря на потерю памяти, знал, что прикосновение к алтарю вернет ему его прошлое… просто не хотел ни о чем вспоминать. Из-за этого умерла Лисания. Если бы он сразу все вспомнил, вернулся к отцу, жил бы той жизнью, что должен, то возможно обстоятельства сложились совсем по-другому, и девушка бы осталась жива. Лисания… воспоминания о карих глазах принцессы Стасии не стерли чувства вины в душе молодого воина. И боль свежей потери не притупилась от воспоминаний о потере более давней.

Теперь бард понимал и принимал груз платы за отданные заклинанию силы. Да, это его решение и его расплата, высшие силы не вернут затраченного… спасибо еще, что большего не потребовали. Хотя он с радостью отдал бы больше, лишь бы скинуть эту тяжесть с души и почувствовать себя полностью правым.

– Я вижу, что ты вспомнил… – Богиня с сочувствием смотрела на него. Протянула призрачную руку, чуть коснулась растрепанных волос… – бедный мой бард. Ты всегда был слишком строг к себе. Не взваливай непосильной ноши на плечи, не совершай еще одной ошибки. Все случившееся уже свершилось. Твои вина и честь, намерения и результат – все взвешено, отмеряно и воздано по заслугам. Просто прими то, что получилось, извлеки урок и живи дальше.

– Но почему? – горечь переполняла его душу. – Мне так много дано, но так выходит, что не в моих силах ничего изменить к лучшему. Люди либо гибнут на моих руках, либо от моей руки. А я остаюсь с тяжестью на сердце и чувством неисполненного долга. Я не хочу этой силы. Я хочу простой участи воина.

– Ты волен сам выбирать свой путь. Последние годы ты жил такой жизнью. И к чему это привело? Тебя устраивает результат?

– Я не помнил прошлого, не думал о будущем. Теперь все будет по-другому, – решение пришло к нему внезапно. – Пусть я не могу отказаться от силы, но я могу не использовать ее. Или использовать только то, что не выходит за рамки слабых сил барда. Прости меня, но я не хочу больше.

Богиня молчала.

– Я не вернусь к алтарю. Я справлюсь сам. Думаю, что справлюсь, – он, отвернувшись, направился к тропе ведущей вниз, – прости.

Она, все так же молча, глядела ему вслед. Только, когда он почти скрылся среди серых камней, прошептала:

– Ты вернешься… когда-нибудь…

– Мне нужны результаты, – Кассий сидел за тем же столом, заваленном бумагами, в той же комнате, в доме эдельвийского посла. – Мы уже почти пять лет бьемся над этой загадкой, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки.

– Что я сделаю то? – мрачно огрызнулся Теольдий, расслабленно и совершенно неаристократично сидящий на подоконнике.

Окно второго этажа особняка выходило на центральную площадь Истена. В темноте кристаллы освещали памятник Дорию I, и всадник, на вставшем на дыбы драконе, казался загадочным существом в игре теней. Угрюмый Тей не сводил взгляда со старолиорийского монарха – редкое зрелище, так как друг Кассия отличался веселым нравом и шебутной натурой.

– Мы с моими парнями излазили все горы от Большого Яла до Малого. Я лично был в Яльской крепости и беседовал с комендантом.

– И не вызвал подозрений? – Кассий бросил скептический взгляд на друга, оторвавшись от изучаемого письма.

– Какие подозрения, Касс, о чем ты? – Теольдий по-мальчишески хулигански ухмыльнулся. – Комендант Галур – отличный мужик, но пить горазд… а какие там девочки… – «доверенное лицо» блаженно закатило глаза, – ммм мечта…

– Ну-ну, мечтатель… – Кассий не смог сдержать усмешки, – что удалось узнать?

– До крепости узник не доехал, хотя там его ждали несколько дней. И, скорее всего, это правда, потому что Галур обиду лелеет все эти годы. Ему обещали повышение и вознаграждение, а так, как принца там не было, то комендант остался не у дел.

– Я вообще считаю, что королева Жардиния уверена в его гибели, вряд ли она оставила принца в живых и где-то держит… – бард встал из-за стола и стал мерить шагами комнату по давнишней привычке, – Зачем ей это? Раз уж удалось тогда разжечь скандал, то ей выгоднее было бы довести все до конца. Я вообще не понимаю, как принца смогли застать обнимающим королеву. Я же познакомился с ним именно тогда, за месяц до этих событий, Стасий был влюблен до безумия в другую женщину.

– Пф… – Теольдий, все так же сидя на подоконнике, насмешливо сощурился, – обычная подстава… я говорил с гостями, бывшими на том балу. Маска королевы закрывала почти все лицо. А старый индюк граф Шельский до сих пор чешет затылок, пытаясь понять, как он мог увидеть то, чего не могло быть.

– Тей, ты невыносим. Будь же справедлив. Это ты почти пять лет ходил кругами вокруг руазийского двора, вынюхивая и вызнавая все подробности того бала. Ты переговорил с большим количеством людей, разыскивая нужные тебе доказательства, и имеешь в своем распоряжении детали, позволяющие взглянуть на всю картину со стороны. А люди видят лишь то, что на поверхности, – Кассий остановился напротив друга. – Но все это в прошлом и ничуть не продвигает нас в наших настоящих делах. Если принца прячет не Жардиния, если все те из его окружения, с кем ты разговаривал, не имеют к его освобождению отношения, если до сих пор нам не удалось обнаружить его в трех королевствах…

– Значит надо расширять зону поиска. Я тоже так считаю, – Теольдий наконец-то спрыгнул на пол. – Может мне поискать его в других странах?

– Нужен след. Каким способом он мог покинуть страну? Как он вообще исчез из запертой комнаты в глубине дворца? Чары? Но ты говоришь, что среди окружения Стасия не было чародеев, а при дворе их вообще очень мало, и ты проверил уже всех.

– Ну, если тут замешаны чары, то можно вообще никаких следов не найти! Вы – чародеи – большие мастера маскироваться. Если помогал сильный стихийник, то ему ничего не стоило и личину накинуть. Вышел из дворца, а там хоть по земле уезжай, хоть морем уплывай… – Тей оборвал себя на середине фразы и резко замолк, ошарашено глядя, на такого же пораженного идеей Кассия.

– Морем… – эхом откликнулся бард.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, переваривая очевидную, но почему-то так ни разу не пришедшую никому из них в голову, мысль.

– Похоже, что скоро твое пребывание в Истене закончится, мой друг, – настроение Кассия стремительно поднималось.

– Хвала Богине! – мрачный сарказм Теольдия как рукой сняло. – Давно опротивел этот Руазий с его интригами.

– Не торопись. Сначала надо найти хоть какие-то зацепки тут в порту, а потом уже куда-то ехать, – но Касс уже не сомневался, что идея верна, – это может занять немало времени.

– Ну и пусть! – азарт охватил шатена, – засиделся я на одном месте. Моя жизнь срочно нуждается в перемене декораций.

Кассий, чуть улыбаясь, смотрел на друга – за прошедшие годы он ничуть не изменился.

Тогда, после посещения Алтаря Серых Скал в Маросте, вся их, погруженная в мрачные мысли, компания отправилась в Эдельвию, по домам. Кассий, занятый своими переживаниями, не обратил внимания на то, что никто не проявил большого интереса к его преображению. Он сам не вдавался в подробности вновь обретенной памяти, но, видимо, приехавший из столицы отец Рима рассказал о нем, и не пришлось ничего объяснять.

Теольдий распрощался с ними первый. Неугомонный нрав не могло укротить никакое несчастье, и он все-таки решил отправиться в путешествие по северному морю, пусть и в одиночестве.

Не доезжая до Вейста, Касс и герцог с сыном, у которых были дела в столице, распрощались с остальными, отправляющимися домой в Салиц. А бард переживал предстоящую встречу с отцом, не зная, что сказать князю о своем двухгодичном отсутствии.

Густавий находился в своем кабинете, когда Кассий быстрым шагом, сквозь строй шарахающихся от него придворных, встречающихся ему в коридорах, устремился к отцу. Неверием и радостью осветилось лицо князя, когда он увидел сына, как обычно в приветствии опустившегося на колено перед ним.

– Ты… – Густавий резко поднялся из-за письменного стола и сделал пару шагов навстречу барду.

– Прости, отец, я виноват… – Кассий с тревогой, жадно смотрел в его лицо, отмечая мельчайшие изменения, произошедшие за два года разлуки. Чувство вины и облегчения затопило его – лицо князя, удрученное заботами, когда сын вошел в дверь, посветлело. Блудному сыну были рады.

– Главное, что жив, – правитель поднял Кассия, чуть сжав за плечи в приветственном объятии. – Ты изменился… слишком повзрослел, для двух лет. Надеюсь, что эти годы ты провел не зря… рассказывай, – он опустился в кресло у камина, а Касс, как в детстве, присел на скамеечку у ног отца и, с трудом подбирая слова, начал говорить.

Разговор затянулся до ночи. Кассия тоже ожидали новости при дворе. Пока он отсутствовал, отец успел жениться по настоянию дворянского собрания. Ведь коэнрийская помолвка была расторгнута в связи с исчезновением невесты, отношения с северным соседом опять обострились. Но знать требовала наследников княжеской династии, и Густавий уступил настояниям. Так что во дворце вот уже год, как заправляла делами молодая княгиня. Правда, желанных наследников пока не предвиделось.

– Отец, ты счастлив? – спросил Кассий перед уходом.

– Я старый воин, а не герой-любовник. Джинивия старается быть хорошей княгиней, но слишком легкомысленна и непосредственна… все эти ленты и кружева… все эти хихикающие и щебечущие женщины, которые составляют ее свиту. Мне непривычно, а потому приходится непросто. Но она хорошая девочка, и я думаю, что мы справимся. Пусть только Богиня пошлет нам наследника, – Густавий чуть усмехнулся, – но я всегда могу скрыться в одном из своих гарнизонов, убежав туда с проверкой от жеманных улыбок и разных дамских штучек.

– Я рад, что она не из Коэнрия, – серьезно посмотрел на отца Кассий, припомнив свое давнее пророчество.

– А я не очень. Коэнрийская принцесса решила бы много политических проблем… да ладно, как вышло.

И дальше полетела монотонная дворцовая жизнь. Придворные постепенно привыкли видеть вместо юноши-бастарда, серьезного, иногда мрачного мужчину, и уже не шарахались, как от призрака, хотя и замолкали при его появлении, провожая любопытными взглядами.

Теперь Кассий не знал, чем занять себя – чародейство он оставил в прошлой жизни. Разгульные лихие деньки жизни Роткива Латусского тоже канули в небытие вместе с личностью знаменитого барда, хотя иногда он слышал песни этого сочинителя, исполняемые столичными менестрелями, а так же рассуждения о том, куда мог деться этот достойный певец. Но это больше не трогало молодого человека. Тоска глодала его душу. Мучительная печаль по несбывшемуся и чувство вины не отпускали его. Хотя песни и вино не наполнили и не излечили его душу, все равно в самые мрачные дни, как ни странно, помогали лютня и бутылка коньяка из отцовских запасов. Но бард нашел для себя и другое занятие – теперь он не вылезал с тренировочной площадки, проводя там большую часть дня и изводя себя упражнениями с мечом. Жизнь без цели и смысла потеряла свою прелесть. Придворные ветреницы поначалу строили ему глазки, и даже как-то раз одна дама не очень строгой морали пыталась навязать принцу свое общество, но Кассий внезапно понял, что не хочет больше чужой женщины рядом с собой. Мысль о близости с этой разряженной и раскрашенной кокеткой вызвала едва ли не тошноту, и он весьма резко, мягкие формы отказа дама понимать не хотела, выказал ей свое мнение, чем тут же заслужил при дворе славу женоненавистника. Но это его тоже не волновало.