Текст книги "Дар. Золото. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Ольга Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Глава 2

1

– Разрешите, Ваше Величество?

– Заходи. Давно тебя жду.

Его Величество сидело за большим столом, обитым красным сукном.

Голова Калина Первого еле выглядывала из-за навалов разного рода папок, книг, больших и маленьких свитков, показывая вошедшему только тронутую легкой лысиной макушку.

– Сделал, что я просил? – устало потер лицо король, когда крупный, грузный мужчина остановился напротив стола и поклонился.

– Да. Как вы и предполагали, караульные третьей смены преданы лэру Лорану.

Калин поморщился.

– Лэру… И? Поработали с ними?

– Да, Ваше Ввеличество. Они чистые люди. Лоран хорошо подбирал тюремщиков. Магически эти двое абсолютно пустые. Они оказались уже с внешними шифрами подчинения.

Король с интересом откинулся на спинку специально для него сделанного стула.

– Я, надеюсь, вы сумели их обойти? Или мне придется лично этим заняться?

– Ваше Величество, я склоняю голову перед вашими способностями. Конечно, у вас получилось бы намного быстрее.

– Всё-всё, Лир, хватит вилять хвостом. Значит и у твоих спецов всё получилось?

– Да. Кроме того, Лоран уже начал действовать. Хоть и непросто ему там, без магии. Но побег, с помощью этих двоих, он уже готовит, – мужчина немного заискивающе улыбнулся. – Сильно хочет жить.

– Хорошо. Как он?

– Плохо. Все-таки он не молод.

– Старость… – пробормотал Калин и, что-то вспомнив, спросил. – Кстати, чем занят сейчас другой «старик». Балор?

– Что-то пишет. Он всегда что-то пишет, – подобострастно ответил мужчина. – Как поступить с ним? Может, и его перевести в «круглую» тюрьму? Чтобы в полной мере ощутил на себе все прелести безмагических апартаментов.

Калин поморщился. Он не любил открытого заискивания и угодливости, но Лир сейчас просто пытался скрыть страх. Он до одури боялся Калина, несмотря на то, что и сам был серьезным менталистом со способностями к лекарской магии. Калин так и не сумел выяснить причину такого, явно нездорового, трепета.

– Не нужно. Пусть пишет. В бумаге не отказывайте. Он пишет… отчет о проделанной работе. За всю свою жизнь. Как напишет, пусть уматывает в родную Вессалину. Он мне в Академии еще понадобиться.

Калин помолчал, что-то обдумывая.

– Вот что, Лир. Я хочу доверить тебе одно очень деликатное поручение, – он изучающе смотрел на стоявшего перед ним человека. – Семейство Лоранов… Оно должно исчезнуть. Тихо. Но так, чтобы сначала Касандр увидел... э… результат. Скажем тогда, когда совершит побег и явится к своим за помощью. Ты понимаешь, о чем речь?

Лицо мужчины приняло подчеркнуто-безразличное выражение, но все же он спросил:

– Ваше величество, позволено ли мне будет узнать? – когда король благожелательно кивнул, он продолжил. – Семейство Касандра Лорана официально отказалось от него. И от титулов, и от земель. У них остались только два поместья. Не будет ли их… исчезновение?..

– А как ты думаешь, Лир? Стоит ли оставлять у себя под боком волчье логово, даже если оставшиеся в нем волки сейчас лижут тебе руки. Есть гарантия, что они не перегрызут тебе горло, когда ты отвернешься? И потом, кое-что не стоит забывать, – король не отрывал взгляда от стоявшего перед ним человека. – Лоран не один десяток лет был Начальником Тайной Стражи. Он и сейчас очень опасен. Даже если верных людей у него немного, есть ещё так называемые «черные» досье. В том числе и на тех, кто не отказался бы занять мой трон. Эти досье кого угодно могут заставить плясать под его дудку. У Лорана осталось то, что он собирал годами: информация. Ну и драгоценности, конечно. Где это всё хранится? А пытать его бесполезно. Ты не хуже меня знаешь, что мы умеем прятать собственные воспоминания под блоками, и даже запредельная боль их не взломает. Нужны условия, чтобы он сам снял эти блоки. Он должен захотеть это сделать. А что мотивирует лучше мести? Мне мало одной схемы месторождения золота на Ульгарском хребте. Этим он от меня не откупится. Я хочу забрать у него всё.

Мужчина склонился в поклоне и уточнил:

– Исчезнуть должны?..

– Все. Абсолютно. Да, и постарайся, чтобы золота в поместьях не осталось. У Лорана должна быть не только причина для мести. Он должен ради этой мести полезть в тайники. Они мне и нужны.

Когда за Лиром закрылась дверь, Калин устало попросил:

– Танто, выходи уже. Я знаю, что ты там стоишь.

Секретарь с улыбкой отодвинул штору, прикрывавшую дверь в потайной ход.

– Ну, вот почему я могу спрятаться от всех, кроме вас, Ваше Величество? Научите меня. И тогда я сумею спрятаться даже от себя. Иногда очень хочется, знаете-ли.

– Жаль, что ты только мой секретарь, – улыбнулся король.

– Так повысьте меня в должности. Я бы с удовольствием занял вакантное место придворного шута.

Калин фыркнул.

– Шут. Ты передал письмо?

– Разумеется. Крылатые отправились на поиски. Вчетвером. Думаю, они вернут смутьяна.

– Хорошо бы. Мне совсем не улыбается, если этого болвана кто-то к рукам приберет.

Секретарь задумчиво посмотрел в окно.

– А если нет? Если его все же никто не контролирует?

– Я тебя умоляю! Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от такой мощи. Неужели ты думаешь, что эти двое им не воспользовались. Надеюсь, ящеры, кроме горстки пепла, от них ничего не оставят.

– Но тогда сгорят чеканы.

– Они не горят.

– Но тогда они окажутся у драконов.

– А я обменяю их на Договор. Я им артефакт, они мне чеканы.

– И тогда крылатые захотят вернуть себе Дарай…

– И тогда у дарайцев запылают свои города.

– И тогда им будет не до сговора с эльфами. Браво, Ваше Величество!

Калин рассмеялся.

– Ты не шут, ты плут! – король вздохнул, – Да, будет неплохо, если всё так и получиться. И Алар спесь поубавит. А то ввозные пошлины в два раза взвинтили. И ладно бы на что-то одно, но ведь на всё!

2

За ночь не случилось ровным счетом ничего.

Яркий утренний свет вместе со свежим морским бризом проникал в раскрытое окно, пахло подгоревшей пшённой кашей, и все ходили на цыпочках. Даже Серго, несмотря на свою представительную комплекцию, почти неслышно сооружал нам нехитрый завтрак на краешке стола. Словом, все усиленно соблюдали тишину. Ну, кроме Пончика. Он деловито следил за чайками и попискивал от избытка чувств, сидя на широком подоконнике.

Это они меня бояться разбудить или Сане под горячую руку попасть? Как пить дать под горячую. Не надо быть эмпатом, чтобы понять, насколько наш врачеватель… мн… сердит. Табурет под ним качался на двух ножках, еле сохраняя равновесие, а сам он сидел красноглазый, не выспавшийся и злой. Обе тетради лежали перед ним раскрытые, откуда-то выдранные листы бумаги были исчерканы беспорядочным лекарским почерком, и один даже валялся на полу.

Лежа на толстом матрасе, я с удовольствием потянулся и как само собой разумеющееся спросил:

– Зашифровано?

Саня дернулся и засопел.

А я и не сомневался. В смысле, что он промолчит. Но если серьезно, то записи Саниного учителя просто обязаны были быть с секретом. Сами подумайте, стали бы вы открыто писать, скажем, о такой суперсекретной вещи как новый рецепт пива? Или на худой конец, какие ингредиенты и сколько надо добавить во взрывающуюся селитру? Или, смешно сказать, как вмешаться в строение живого существа и переделать это существо по своему желанию? Риторический вопрос. Но вскакивать и мчаться помогать Сане с расшифровкой я не стал. Завтрак прежде всего! Тем более, что Пончик уже вкусно чавкал рядом с Бродягой из выделенной ему плошки.

3

После простого и сытного завтрака все разбрелись: любопытный Алабар вместе с Серго пошел наверх к маячному фонарю; Машка подхватил деревянную чурку и спустился на скалы – опробовать новые, зачарованные, дротики; Пончик умотал охотиться на чаек, а мы с Саней, наконец, уселись за вытертый насухо стол. Я раскрыл одну из тетрадей, и лекарь, как примерный студиус, сложил руки на столе.

И первая же фраза на вессальском меня озадачила.

«Дар, который сам одарил тебя чувствами, здравомыслием и разумом, никогда не потребует, чтобы ты отказался от их использования. Сделать это могут только люди».

Дальше нормальные слова были густо перемешаны со специфическими медицинскими терминами, да так, что у меня сложилось впечатление полной околесицы и бреда. Хотя, почерк у Санькиного учителя был на высоте. Буковка к буковке!

– Слушай, а чего ты тут не понимаешь? Вроде всё по-нашему. Ну, названия лекарские. Тебе-то они должны быть понятны!

– Дай! – Саня выхватил у меня записи. Пролистнув несколько страниц, он плюхнул тетрадь передо мной и ткнул указательным пальцем. – Вот! Вот это что?!

Я посмотрел. Протер глаза и посмотрел снова.

Да, это были буквы. Самые настоящие. Двухэтажные. Причем записанные сверху вниз. Ни на что не похожие. Я ни разу, нигде не встречал подобного написания, а значит что? Правильно. Наше дело труба, высокая, чадящая дымом.

– Я всю ночь пытался разобраться в этой галиматье, – с досадой выдохнул Саня. – Для кого Баян это писал? Он же считал, что я разберусь, а я вот… Ничего не понимаю.

– А он точно писал для тебя? – пришел мне в голову вопрос, который я тут же озвучил. И как всегда пожалел. Реакция была странной.

Саня уставился на меня, не мигая, как сова, которой внезапно повернули голову на затылок.

– А кому? – почему-то шепотом спросил он, причем с такой надеждой, словно я стопроцентно знал ответ. Ага, нашел знающего. Я пожал плечами. И вспомнил об одном умнике, который за свои двести с небольшим мог где-нибудь подобное видеть. Если, конечно, это не какой-нибудь шифр. Тогда мы его точно шиш разгадаем.

Я взял тетрадку, вышел из комнаты и, прихрамывая, поковылял по винтовой лестнице вверх. Когда же под моими подошвами загремели металлические ступени, передернуло от нахлынувших воспоминаний. Вдруг почудилось, что я в королевской сокровищнице, подо мной содрогается витая лестница, и вот-вот я навернусь вниз, как тот бедняга-караульный. И упаду я на голову идущего за мной лекаря. Еле взял себя в руки, чтобы судорожно не ухватиться за поручни обеими руками.

Наверху, посередине большой застекленной площадки, возле опорной стойки громадного фонаря стоял дракон. И с упоением крутил похожую на штурвал круглую штуковину, умудряясь при этом внимательно слушать Серго. А тот, млея от осознания того, что его лекция по обслуживанию данного механизма нашла свою благодарную публику, вещал аки солист в оратории¹:

– …таким образом, механическая передача, преобразующая вращательное движение ведущей шестерни в поступательное движение рейки, функции которой, в данном случае, выполняет металлический круг, называется «кремальера».

Мне вдруг стало до жути интересно, где он таких слов-то понабрался? Простой смотритель маяка, ага.

Огромный фонарь, повинуясь вращению колеса, плавно поворачивался вокруг себя и сверкал полукруглыми зеркалами. Стекла здесь было-о!.. Такое количество линз и зеркал, их чистота восхитили даже меня, видевшего в стекольной мастерской целый склад этого дорогого материала. А кристалл в центре конструкции вообще был размером с мой кулак, и его с уверенностью можно было назвать «чудо света». Света в прямом смысле. Именно он был тем самым артефактом, который при наступлении темноты начинал светиться самостоятельно. Я так увлекся разглядыванием фонаря, что забыл, зачем меня сюда принесло. Хорошо Саня сзади кашлянул.

– Э… Алабар, можно тебя отвлечь от этого в высшей степени познавательного занятия? Ненадолго.

Дракон нехотя отпустил колесо.

– Что за язык? – сунул я ему под нос тетрадь.

Он в недоумении пожал плечами.

– Шушальский.

– Что-о?! – этот вопрос мы с Саней задали одновременно. Даже переглянулись. Да не может того быть! Мы же оба в Академии учились. Там всех адептов гоняли по шушальскому! Другое дело, что после экзаменов все его срочно забывали, уж больно заковыристый. Но ведь грамматика у этого языка совершенно другая! Что-то Алабар путает.

– Ну, да. Шушальский, – вдруг влез в разговор Серго, по-птичьи заглядывая в записи. – Вы же в Академии должны были его учить. Или я что-то не понимаю?

Это я не понимаю! Или чего-то не знаю. Вместе с лекарем, кстати. С каких крысиных ушей эти двое решили, что шушальский выглядит именно так. И ладно бы дракон, Серго тут с какого боку?

Видя наше с лекарем удивление, смотритель маяка смутился.

– Я ж монах. В смысле, бывший. Санька, ты-то должен помнить, я тебе рассказывал.

– Ты не рассказывал, чем занимался в своем монастыре! Да я вообще думал ты неграмотный! И потом, за знание языка я получил высший бал! Это совсем не тот…

– Погоди, не кипятись. Монахи грамотные. В смысле, первое, чему там учат, это языкам. А у шушальского даже не две, а три грамматики. Та, что в твоей тетрадке самая новая. И самая простая.

Я смотрел на смотрителя маяка и вспомнился мне разговор с другим «дедушкой». С контрабандистом Жаеном. И на языке, как репей завертелся вопрос, который я просто не мог не озвучить.

– А зачем, Серго? Зачем монахам знать несколько языков? – я огляделся по сторонам. – Зачем монахам знать, как устроен, например, механизм поворота маячного фонаря? Зачем они изучают алхимию? Зачем в монастырях такие порядки, какие больше подходят условиям военного гарнизона? Неужели, только для того, чтобы обращаться с молитвами к Небесам по десять раз на дню? Как по мне, так Небу вообще не нужны слова. Оно и без слов нас понимает.

Серго посмотрел на меня внимательно и вдруг задал странный вопрос:

– Ты тоже лэр? Как Санька.

– Месяц назад им стал. А что?

– А-а, бастард, – проницательно заметил Серго. – Видишь ли, в монахи уходят не от горячей веры в Небеса. От нее тоже бывает, но чаще от нищеты и безысходности. Не все рождаются способными держать в руках меч. Слабых да больных больше. Им тоже хочется жить. А если у слабого тела светлая голова и талант? А этот талант ни драться, ни воровать не может, что остаётся? Вот и идут бедные, слабые, но умные туда, где есть возможность не помереть с голоду, да еще и знания получить. Или наукой заняться. Монастырская казна богата и на роскошь не тратится. А на счет армейских порядков… Так как по-другому? Все ж парни. Да молодые. Порядок должен быть. И подчинение старшим. Иначе хаос начнется.

– Это понятно. Но для бедных и умных есть приюты, где и грамоте учат и лечат даже, бывает. Религия-то тут причем?

Серго прищурился и выдал совсем уж крамольное:

– Тут такое дело, парень. Религия это власть. Это просто тихий, скрытый способ управления людьми. Когда послушник приходит в монастырь, он учиться подчиняться этой власти. Становясь выше он учиться подчинять. Не мечом и золотом, а словом и воздушными замками.

– А ты? Тебе не понравилось управлять людьми?

Смотритель заморгал, не понимая, отчего это его на откровение пробило. Ну не знал он, что я эмпат и иногда очень сильно хочу, чтобы люди были со мной откровенны. Вот как сейчас. А я понял, почему Серго монах бывший. Да его за такие речи метлой из храма гнать надо! Что, по-видимому, и произошло.

– Э-э… Сань, вам помочь что ли? С переводом? – он растерянно пытался уйти от ответа.

– Конечно! – воскликнул Саня. – Спрашивает он. Вдруг здесь то, что многие жизни может спасти?!

Бывший монах тяжело вздохнул.

– … или убить. У монеты две стороны.

4

Весь день до самого вечера Саня, Серго и я переводили записи Баяна.

Прервались только на обед. И то, если б не Машка, мы и обошлись бы. Но вернувшийся с хануром на плече оборотень деловито полез по кастрюлям, открыл крышку на сковороде, разочарованно фыркнул, и демонстративно громко начал растапливать печурку. Кончилось это тем, что мы всей кучей помогали нетерпеливому кошаку: подносили, уносили, чистили и шинковали, и даже спускались за припасами в глубокий скальный подвал, где было просто зверски холодно. Так оборотень решил показать свою высокую квалификацию в деле приготовления еды. Показал. Припахал всех. Даже Пончика, заставив пушистого притащить в зубах укатившуюся под стол картофелину. И обед, конечно, удался. Особенно если учесть дельные советы Серго.

После обеда мы вновь сели за перевод. Бывший монах переводил, диктовал, а Саня записывал. Не сказать, что «переводчику» было легко, все-таки шушальские тексты он видел давно. Некоторые слова ставили его в тупик, он замолкал, пытался угадать по слогам или смыслу, но Саня, как правило, махал рукой – мол, дальше, я всё понял – и дело продвигалось быстро.

В первой тетради, довольно тонкой, были в основном рецепты, и ее перевод сопровождалась возгласами: «дальше, это я знаю!», «это тоже», «это он при мне делал», «отсюда помедленнее». Зато над второй пришлось повозиться.

А я, слушая «перевод» и понимая с третьего на десятое в медицинской галиматье, всё никак не мог взять в толк, откуда Баян, лекарь-простолюдин из глубинки, мог знать шушальский – этот, в сущности, выдуманный язык? Ведь народа, который на нем говорил, в истории Дара, не существовало. Но, оказывается, систем письменностей к нему придумали аж целых три.

Учитель Сани, оказался хитрецом еще тем! Он не просто наблюдал за пациентами и лечил их, но и незаметно экспериментировал. То какими-то заковыристыми отварами состав крови поменяет; то кости вытянет, если перелом тяжелый; а то и свиной хрящ в колено вставит, если человек без хряща калекой ходит. Короче, опыты втихаря проводил и выводы записывал. И рисовал. Плохо, криво, пропорций не соблюдал, но старался прорисовать всё тщательно, а потому рисунки получились понятными даже мне. Да, я тоже смотрел записи. Правда, видел там, в основном, «сушеный инжир», но ведь интересно же!

Баян, судя по всему, был не просто лекарем. Он был лекарем… «бытовиком». Что это значит? Как бы так на пальцах… Ну, вот, если простой «бытовик» может из апельсина сделать редьку, то «бытовик-лекарь», может переделать, скажем, кошачий нос в… ну, так, чтобы кошка нюхала как мышка. К слову сказать, Баян врачевал не только людей, но и всякую скотину, и вовсе не считал это ниже своего достоинства. Ага, я тоже был в шоке – я даже предположить не мог, что такие маги существуют! Что подобные «превращения» вообще возможны. Я решил, что просто ничего не понимаю, а потому сидел и помалкивал, разглядывая картинки и хихикая, когда Серго на полном серьезе продиктовал мудреный способ очищения картофельной браги, а Саня не задумываясь это записал. Честное слово, в записях было столько всяких шуточек, что я со счета сбился! Но эти двое, настолько прониклись ответственностью за взятое на себя дело, что на шутки не реагировали совершенно и с глубокомысленным видом продолжали работу.

Я слушал, терпеливо ждал, пока перевернется последняя страница, честно старался понять смысл сказанного и пытался ответить на вопрос: «а что же в этих тетрадях такого ценного?». Не получалось. Саня, скорее всего, тоже силился ответить на этот же вопрос, но, судя по его разочарованной физии, ответа не находил и он.

Наконец, последняя страница была перевернута…

Серго державший в руках записи, вздрогнул и тетрадка выпала из его ладоней. Она с громким шмяком упала на столешницу, а я от неожиданности икнул. Саня оторвался от своих каракулей и, взглянув на последнюю страницу, расширил глаза.

Там была нарисована… рожа!

Рыло!

Я бы, конечно, мог сравнить его с крысиным хвостом, с ушами, лапами и… всем остальным – очень, кстати говоря, хотелось. Но не похоже. Совсем не похоже. Куда интереснее! Я бы даже сказал, загадочнее. В смысле, страхолюднее.

– А… это что? – Саня тупил сегодня конкретно. Не выспался, должно быть.

– Это харя! – Серго озвучил ситуацию. – Помесь козла с гадюкой.

Саня согласился:

– Ага.

Помолчали.

– А почему учитель это… нарисовал?

Н-да... Странные шуточки у Баяна.

За дверью раздались тяжелые шаги, кто-то поднялся по лестнице, отворил дверь, и в круглую комнату бодро протопал уставший, но довольный Алабар. Еще бы ему не быть довольным. Считай, полдня торчал на берегу, купался, загорал, ничего не делал, а я ему завидовал. Здесь, как ни крути, курорт все-таки… Небо, море, солнце, пляж, красивые девушки… Ладно, обойдемся без девушек… А я тут сижу и непонятно чем занимаюсь.

Солнышко уже начало скатываться за Росские горы, над морем заметно похолодало, освежающий ветерок бесцеремонно задувал в открытое окно, и Серго спохватившись, пошел закрывать створки.

– О, дракончик! – Алабар мимоходом взглянул на рисунок и, уцепив ковшик на деревянном ведре, зачерпнул воды. – Миленькая девочка. Кто рисовал?

Если и можно было открыть рот шире, то у Серго бы не получилось. У Сани, кстати тоже. О себе я скромно промолчу, но мы все трое так удивленно выставились на дракона, что тот поёжился.

– Вы чего?

А я понял, что эту рож… «девочку» рисовал не Баян. С его специфическим художественным талантом даже такое не получится! Тогда кто? И для чего?

Подтянул к себе тетрадь с рисунком, присмотрелся внимательнее. Потрогал черные линии. Тушь. Черная. Нарисовано тонкой кистью, а не пером, как кажется на первый взгляд. Линии плавные и точные. Рисовальщик не использовал набросок, а наносил тушь сразу, без подготовки. Значит, либо тысячу раз это делал, либо у него твердая рука и отличный глазомер. А у кого руки «твердые» и глаза… хорошо видят? Девочка, говоришь?

– Алабар, а почему ты решил, что это именно дракон и именно девочка? – Серго даже не пытался скрыть удивление. – Ты серьезно считаешь, что драконы на Даре водились?

Кажется, надо спасать ситуацию. И чем быстрее, тем лучше, а то этот перепончатый ушами хлопает.

– Еще бы ему не считать, – я постарался сказать это как можно ехиднее. – Он же у нас в Академии всю библиотеку перерыл! Он все сказочки об этих ящерицах знает наизусть. Он у нас фанат!

Про ящериц я специально брякнул. Потому как надо этого белобрысого умника в себя приводить. А то расслабился! Совсем не думает, когда что-то болтает.

Алабар запыхтел, Саня поперхнулся, а Серго тут же выдал экспромт в стиле провозглашения непреложной истины:

– Алабар! Нельзя путать реальность и вымысел. Нельзя верить в вымысел, только потому, что не знаешь реальности. Знания, вот главная вера мудрого человека. И именно недостаток знаний порождает безграмотную химеру под именем «фанатизм». Запомни, мальчик! Драконов на Даре никогда не было, нет, а, значит, и не будет! – и палец вверх поднял. Для убедительности.

Саня сдавленно хрюкнул за моей спиной.

Дракон стоял пунцовый, как вареный омар, но внезапно возразил:

– Вы непоследовательны, Серго. Вы точно знаете, что драконы это сказка? Или вы уверены, без доказательств? Не кажется ли вам, что вы противоречите сами себе? Вы утверждаете, что главное не вера, а знания. И тут же призываете поверить вам на слово.

Серго ошеломленно открыл рот, а Саня моментально сориентировался и возможности подначить бывшего монаха не упустил:

– Что Серго, уели тебя? – видимо, лекарю и раньше приходилось выслушивать монашеские нравоучения. – Это тебе не прихожане, которые вроде как обязаны трепетно внимать вашему брату, верить вам и соглашаться со всяким вашим бредом только потому, что на вас ряса напялена.

– Уж ты-то мне никогда не внимал, – смущенно буркнул смотритель.

Что ему там Саня ответил и какой там между ними завязался спор, я слушать не стал – я снова уткнулся в рисунок, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться. Не найдя ничего необычного в картинке «миленького дракончика», уже закрывал тетрадь, как взгляд наткнулся на помятый уголок листа. Там чернел отпечаток пальца – видимо рисовальщик испачкался и неаккуратно нажал на бумагу. Безотчетно я потер грязный след и… отдернул руку. Показалось, я обо что-то… порезался. Ох, ты ж! Не показалось. Даже кровь выступила. Что за?..

Саня как истинный лекарь почувствовал кровь – вот только про акул не надо! – и тут же сунулся посмотреть.

– Это ты как? – удивился он.

Я пожал плечами, показал на уголок и сунул палец в рот.

И это великовозрастное дитятко оказалось ничем не лучше меня. Оно тут же поковыряло отпечаток и тоже порезалось. Но в отличие от меня еще и зашипело.

Зато, через миг нам всем стало не до разговоров.

5

Присевший было, Серго вскочил и попятился, с грохотом опрокинув табурет. Саня слегка побледнел, а я… наверно, примерз к табурету. Что делал Алабар, не знаю, не до него было.

Черные линии на картинке слабо засветились.

Подернулись алым, как раскаленные угли. Сильнее и сильнее разгораясь, замерцали золотистым светом, а к нам в комнату словно натекли сумерки, и вокруг сгустилась темнота. Только рисунок дракончика светился красными искрами на столе. Он медленно разгорался всё ярче и ярче, и вдруг вспыхнул, оторвался от листа, плавно подлетел вверх и завис над поверхностью стола переливаясь тёмно-золотым контуром. И увеличился почти втрое!

Это было так завораживающе красиво, что мы замерли, боясь вздохнуть.

Ярко пылающий рисунок начал вращаться. Он заиграл разноцветными огненными сполохами, и вдруг распался-расслоился, один под одним, на несколько силуэтов, меняя очертания линий и превращаясь в странную конструкцию, похожую на невиданный кристалл с тонким светящимся каркасом и причудливыми знаками по вершинам.

Где-то сбоку я услышал шорох и осторожно скосил глаза.

Саня, чуть не скинув на пол все свои записи, схватил карандаш и лихорадочно черкал набросок конструкции на чистом листе. Пальцы у него дрожали, на лбу проступили капельки пота, он как будто боялся оторвать взгляд от огненного кристалла! А тот медленно и торжественно вращался в воздухе, словно хвастаясь перед нами невероятной, потрясающей гармонией своих граней.

Через несколько ударов сердца, «кристалл» распался. На тысячи искр! И… снова собрался! В другой! Еще сложней и удивительней! И снова закружился в беззвучном танце. Следом за ним, настал черёд третьего, четвертого, пятого…

Я сбился со счета, а Саня как сумасшедший рисовал и рисовал на подобранных с пола листах, на бумажных огрызках, прямо на записях во второй тетради, и уже тяжело дышал от напряжения.

Не знаю, сколько прошло времени, пока мы затаив дыхание и боясь пошевелиться, наблюдали за диковинной игрой огненных линий, но, наконец, они неспешно погасли, растаяв в темноте.

Последний лист записей Баяна был чист.

Вот, что хотите говорите, но если это была иллюзия, то настолько потрясающая, что мы еще некоторое время сидели тихо, как мыши. И не шуршали.

Только через время я заметил стоявших в дверях двух индивидуумов, которые как и мы, не шевелились. И если на Машкином лице был написан благоговейный трепет, то хануровская мордочка, хозяин которой пристроился на Машкином плече, трепета не выражала совсем. Она демонстрировала бесконечное терпение и недоумение всякой человеческой ерундой.

– Это что тут такое было? – шепотом спросил Машка.

Мы промолчали.