Текст книги "Влюбленные антиподы (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
– Ты сделала то, что никогда бы не сделала без меня. Ты сделала то, что никогда бы даже не рискнула сделать моя сестра. Ты просто гигант, – и он поднял меня еще выше, и я с испугом ухватилась за его мокрые плечи.
Кузьма запрокинул голову, чтобы видеть мои глаза, и угодил подбородком мне в пупок, обнаженный и мокрый.
– Так я услышу наконец спасибо?
Он улыбался, и я улыбнулась тоже, сильнее вжимая пальцы ему в плечи, а пупок – в собственный позвоночник.
– Спасибо, – мои губы растянулись в неконтролируемую чеширскую улыбку.
Он покачал головой.
– Ну разве так взрослые девочки говорят спасибо?
Я не успела даже задуматься над ответом, как снова оказалась на земле. Только ногами, а руками я все еще висела на его плечах. Мокрые футболки приклеились друг к другу, как и взгляды – такие же влажные.
– Тогда я первым скажу тебе спасибо за то, что ты побежала со мной…
Возможно, он даже не договорил этой фразы – и поставил точку на моих губах, а потом передумал и превратил ее в многоточие. Поцелуй был горьким от блестевших над верхней губой капелек пота, но Кузьма не спешил отпускать мою нижнюю губу, как и я – его плеч.
Если бы кто-то, сжалившись над нами, полил сейчас наши головы водой, то все равно бы не разлил нас. Руки Кузьмы скользнули мне под задравшуюся футболку, и спина высыхала под его пальцами, точно ее гладили полотенцем, которое дожидалось нас в тени римского фонтана. Но до него надо было еще бежать, идти, ползти… Если только ползти, потому что я не чувствовала ни ног… Ни рук – те слились воедино с плечами Кузьмы… Его руки тоже были единым целым с моей спиной, пока не наткнулись на застежку бюстгальтера…
– Извини… – разорвал наш бесконечный поцелуй Кузьма, когда застежка разошлась в стороны. – Повернись, я застегну…
Я повернулась, но голова продолжала кружиться, точно я только-только спрыгнула с грации.
– Держи воду…
Кузьма достал на этот раз вторую бутылку. Пока еще полную. Но я думала, что никогда от нее не оторвусь. Даже если Кузьма скажет, что умирает от жажды. Пусть лучше умрет, чтобы мне не краснеть за содеянное… Я даже не пыталась его оттолкнуть. Мне этого не хотелось делать.
– Пей еще, если хочешь, – сказал Кузьма, когда я наконец протянула ему бутылку.
Дрожащей рукой. Да, мои руки дрожали, как и ноги, как и голос – внутренний, и я не стала его проверять и просто отрицательно замотала головой. И лицо Кузьмы расплылось перед моими глазами или наоборот задвигалось и побежало куда-то, как в "движущихся картинках".
– Как же болят ноги, – простонала я в оправдание, когда схватилась за коленки, чтобы унять предательскую дрожь.
– То ли еще будет, ой-ё-ёй, – пропел он нахально и вдруг прекратил улыбаться.
Я выпрямилась, расправила плечи, вздернула нос.
– Даш… – он хотел прикусить язык. Во всяком случае, я видела, как кончик языка мелькнул между блестящими зубами Кузьмы. – Спасибо за поцелуй…
Он не смог его прикусить, а лучше бы сделал это… со своим языком, как только что делал это с моим. Я же свой проглотила и просто кивнула, а потом, отвернувшись, брякнула:
– Не за что… – зажмурилась и добавила: – Пошли, что ли?
Бежать я уже точно не могла.
Глава 33 «Поцелуи»
– Даш, хочешь мороженого?
Дурацкий вопрос. Совсем дурацкий, когда все равно нужно разменять сотку, чтобы попасть в туалет и привести себя в более-менее божеский вид. Сменить цвет лица на обычный простым облачением в сухую футболку, конечно, не получится – я прямо вот чувствую, как у меня горит даже кончик носа. Так хоть нести от нас за версту, как от козлов, не будет. Сама я уже как-то принюхалась, но от всего сердца пожалела покупателей крошечного магазинчика, в который ушел Кузьма.
С мороженым, по моей просьбе, мы присели в отдалении от людей, а по просьбе Кузьмы – под куст, типа спрятались от жары, хотя солнце по-садистки легко проникало даже сквозь плотную листву. Впрочем, солнечный удар пугал меня намного меньше состояния ног, которое на данный момент оценивалось моим внутренним доктором как особо тяжелое. И плачевное. Но я не плакала – глаза щипало от солнца и капелек пота, все еще дрожащих на самых кончиках ресниц. В глаза грязными руками и мокрой футболкой я не лезла, но то и дело сгибала и разгибала в колене правую ногу, болевшую больше левой.
– Болит?
Видимо Кузьма перенял у меня эстафету по количеству задаваемых дурацких вопросов в одну минуту – понятное дело, что у меня все болело. И думать я могла лишь о зудящих ногах и… немного – правда, что совсем немного – о горящих губах. Сколько бы я ни окунала их в мороженое, они не остывали. А Кузьма, кажется, остыл и перестал ждать от меня ответного "спасибо", которого я ему все равно б не "сказала".
– Даша, ты свинья!
Из-за спасибо? – чуть не выкрикнула я, но Кузьма слишком быстро провел по моему подбородку указательным пальцем, ловя упавшее мороженое, да и я сама с трудом, но дошла до понимания того, что читать мысли он не умеет, а я пока, слава богу, не дошла до разговора с альтер-эго у всех на виду.
А вот его общественное место вовсе не смущало, как и то, что мы как бы с ним совершенно чужие друг другу люди – он послюнявил палец и принялся стирать с моей щеки шоколад. Это я поняла, когда оттолкнув его руку, увидела на пальце коричневатые разводы.
– В чем дело?
– Да ни в чем?!
Раз он такое сделал, то в его вселенной правила хорошего тона явно не живут. Вместо всяких слов я протянула к нему раскрытую ладошку – и он снова не понял.
– Позолоти ручку, дорогой, и я умоюсь под краном.
Он молча сунул руку в карман и протянул мне пятикроновую монетку. Я не сообразила сразу зажать ее в кулак, и Кузьма сумел забрать выданную монету со словами:
– Она мужская, с медведем, – и протянул мне другую, с птичкой.
С медведем? С козлом тебе надо! Только есть ли у хорватов такая монета?
Хорошо, я своевременно засунула в рот остаток вафельной трубочке, и потому всю дорогу до туалета молчала.
– Даш, а во что ты собралась переодеваться?
А я об этом даже не подумала.
– Стой здесь, я один сбегаю за рюкзаком.
И убежал. Резво. А как иначе – это для него даже не пробежка была в горах. Это у меня тело ноет, точно по нему катком проехались.
– Хай!
Опять эта дура! Я чуть не заорала – вернее не послала ее в ответ. Впрочем, ответный "хай" у меня походил на плевок.
– Передавай привет своему другу…
Нет, дословно по-английски это звучало, как "скажи пока своему другу", чего я делать в ближайшую неделю точно не собираюсь, а хорватка собиралась уезжать – ее "ведро" было припарковано прямо у входа в старый город. Только застрянь мне тут! Вали уже, пока Кузьма не вернулся. Но откуда-то вновь взялась куча машин, и хорватка долго не могла выехать задом на дорогу. Я даже подпрыгнула, радостно маша ей рукой, когда она все же поехала, да еще и в противоположную сторону от той, откуда должен был прибежать с вещами Кузьма.
Никакого привета я ему, конечно, не передала, молча забрала вещи и, всучив довольной консьержке "пытычку", посмотрелась в зеркало – встреча с "красным крестом" закончилась помидорной рожей, ну да и … скатертью дорожка ей и зелёный свет. Теперь хоть не надо будет оглядываться по сторонам, боясь наткнуться на красную футболку.
– Пойдем в музей? – спросил Кузьма, когда мы встретились с ним на свободе. Футболка у него тоже была красная. – Он включен в наш входной билет, – добавил он зачем-то. – Вот эта башня.
Та самая, которая стояла напротив поля, где дожидалась нас машина. По меньшей мере ещё час у нас оплачен – не терять же его. Но вот крепость, пусть ее и отреставрировали и еще кое-где даже держали в лесах, не стоила того, чтобы мы на нее поднимались. Пушки как-то не особо интересуют девочек. И мальчиков тоже, когда раскалены похлеще чугунной сковороды. Я тоже нагрелась не меньше орудий обороны – от солнца и воспоминаний, как мы покоряли стену, сейчас кажущуюся на фоне гор совершенно непреступной.
– Хочешь в сторожке посидим?
Сторожка? Каменную будку, наверное, все же стоило обозвать караульней – где бедный солдат мог хоть на время укрыться от нестерпимой жары.
– Может, все же пойдем?
– Здесь прохладно…
Кузьма сунулся в будку и уселся прямо на пол, предлагая мне сделать тоже самое. Ага, согнуть негнущиеся ноги.
– Ну не на пол же! – поймал он меня за талию и усадил к себе на колени.
Лицом к лицу лицо виделось прекрасно. Красное с блестящими, точно в лихорадке, глазами. Я боялась пошевелиться и сидела на его коленке, точно курица на насесте, боясь свалиться. Хотя падать было некуда – его ноги упирались в стену крохотной будки, а руки держали меня в тисках, так что я и пошевелиться не могла… и не хотела.
– Тебе понравилось?
Сколько там в человеке литров крови? И все они сейчас шибанули мне в голову.
– У меня все болит… – проговорила я, не зная, о чем именно он меня спрашивает.
– Я не про бег…
Я так и думала… И не знала, что ответить, да и отвечать через секунду стало нечем. Он сжал мне губы еще сильнее чем талию, а я с таким же неистовством стиснула зубы, и Кузьме хватило пары попыток, чтобы сдаться и использовать язык по назначению – для того, чтобы говорить:
– Даш, ну в чем дело? Ты что, стесняешься? Так нас же никто здесь не видит.
Он даже на секунду не предположил, что я могу просто не хотеть с ним целоваться… Да и как предположить такое, если я сама вцепилась ему в шею. А у меня просто закружилась голова, я просто не хотела разбить голову о камни…
– Вот так-то лучше…
Сколько градусов за стенами будки – явно меньше, чем внутри. Температура тела давно уже перевалила сорокоградусную отметку, у обоих… Мои пальцы соскальзывали по влажной шее на спину, и я чувствовала, как под моими ладонями дрожат Кузины лопатки, как и то, что его руки под моей футболкой ловять вместо груди горячие капли, стекающие по подмышкам. Но я не хотела об этом думать, как и о том, что ответить влажными губами на его совершенно дурацкую фразу:
– Я тоже считаю лифчик ненужной частью дамского туалета…
А я-то всего-навсего забыла сунуть в рюкзак чистый, но привычные чашечки сейчас явно были бы малы, как стала мала и ладонь Кузьмы, на вид, казалось бы, такая большая… Он хотел поменять руки – а вдруг другая ладонь окажется больше, ведь глаза-то у человека разного размера, а вот моя верхняя губа стараниями Кузьмы сравнялась по объему с нижней. Я это поняла, пытаясь поймать его нос, когда его губы убежали к подбородку, хотя по нему сейчас не текло никакого мороженого…
– Блин, нас застукали…
Он почти выпихнул меня наружу. От солнца и дрожащих на ресницах слез я не видела ничего и обрадовалась, когда он нашел мою руку. Он так быстро развернул меня, что проехался по спине рюкзаком, наскоро накинутым им на одно плечо.
– Надо было сказать им, что нехорошо подглядывать за взрослыми…
Я уже не обернулась – мне и так хватало краски, разлившейся по всему лицу.
– Впрочем, мы в их возрасте тоже подглядывали…
– Я – никогда, – брякнула я невпопад.
– Не ври…
Мы уже соскочили с последней ступеньки, и он, отпустив мои пальцы, отыскал свободную от ремня шлевку на моих шортах, а я голой кожей почувствовала заклепку на его ремне и поскорее отстранилась.
– Обиделась? – его рука, соскользнув с локтя, вновь отыскала мои пальцы. – Ты не такая, как я. Ты хорошая. Я это помню…
– Что ты помнишь?
Я попыталась высвободиться – не тут-то было, он только сильнее сжал мои пальцы.
– Не убегай…
Я снова была рядом, а его пятерня собрала в гармошку футболку чуть выше моей талии, превратившейся вдруг в осиную, потому как мой бедный живот намертво приклеился к позвоночнику. Кузьма запрокинул голову, и я тоже – хотя он и не предлагал отыскать в небе облако в виде Чебурашки. Но я нашла у парапета двух мальчишек и догадалась, что это они сыграли роль агентов международной полиции нравов.
– Пошли, – он снова взял меня за руку и потащил к выходу, будто непослушного ребенка.
Я не знаю, зачем упиралась – мне просто хотелось сохранить между нами хоть какую-то дистанцию, чтобы мой внутренний градусник не взорвался к чертовой матери от перегрева.
– Здесь еще есть музей, хочешь? Или ты голодная уже? – он больше не сокращал между нами дистанцию, но и не отпускал моей руки. – Вдруг там есть кондиционер…
Но по дороге был наш римский фонтан, и я, наплевав на что кто подумает, сунула под струю ладони и умылась, чувствуя, как прохладная вода аж зашипела, соприкоснувшись с кожей пылающего лба.
– Или лучше в церковь?
И он уже тянул меня туда, не дожидаясь никакого ответа, но нас встретили закрытые двери. Кузьма припал носом к стеклу, смешно его расплющив, но быстро спрятал от меня свой профиль в ладони.
– Ничего интересного.
Я тоже поискала ракурс, с которого было видно, вместо наших прифигевших от жары и не только жары физиономий, убранство собора – чинные ряды скамеек, монохромная светлая плитка на полу и такие же, как в монастыре статуи по обе стороны от накрытого белым кружевом алтаря: одна Иисуса, украшенная букетами, а другая – монаха с ребенком в руках.
– Пошли в музей!
Кузьма снова нашел мою талию и не отпускал, пока мы не вошли в двери музея.
– Хотите экскурсию? – поднялась нам навстречу молодая хорватка, и я чуть не выпалила:
– Нет!
– Да, конечно, хотим, – ответил за нас Кузьма, купив билеты.
Кажется, я напрочь забыла английский, или девушка говорила слишком быстро, или я только и делала, что следила за тем, куда смотрит Кузьма, но он четко смотрел то ей в глаза, то на предметы гордости музея. А мне дела не было до фрагментов средневековых фресок, которые свезли сюда с окрестных земель, где было множество древних церквей. Меня не впечатлили даже огромные серебряные и золотые кубки для причащения. Я только пару раз взглянула в глаза Божьей Матери – уж как-то очень жалостливо Дева Мария глядела на меня с картины, прижимая к груди Младенца. А я прижимала к телу влажную футболку, пытаясь вернуть рукам первородную сухость. Мне хотелось пить – безумно, но девушка все говорила и говорила.
Непонятные квадраты, виденные нами со стены, оказались солевыми разработками. Соль, которая по весу приравнивалась когда-то к золоту, и стала причиной постройки оборонительной стены. Сейчас солевые поля засыпают землёй и разводят на ней прекрасные сады, потому что соль больше не в цене. А вот наше время мы ценим больше всяких там ля-ля и разговоров про святого Блейза, которому посвящена местная церковь, куда попасть можно только по праздникам. И такое бла бла бла из зала в зал…
Наконец я снова вслушалась в ее речь, уставившись на крест, отчего-то хранящийся под стеклом.
– Это главная наша реликвия. Вообще это реликвия мирового значения. Наш священник выносит этот крест во время Пасхи, а сейчас вы можете посмотреть его вблизи. Это настоящий шип из тернового венка, в котором был распят наш Спаситель. Наш Епископ привез его самолично из Святой земли, потому что был среди тех, кто двадцать восьмого августа тысяча пятьсот пятьдесят пятого года вскрыл могилу Христа.
Простой деревянный крест, окованный серебром, а в центре окошечко, в котором действительно что-то такое да виднелось. И когда девушка ушла, оставив нас наконец спокойно побродить по пустому музею без ее назойливого гудения, я припала носом к стеклу – там действительно, под бумажкой, на которой можно было латиницей прочитать слово "корона" был какой-то шип – ладно, допустим, что терновый, а внизу какая-то другая веточка, ниточка и еще непонятно что очень и очень ценное для католиков и не только без всякой там сигнализации и вездесущей бабульки.
– Можно?
Что, можно? – почти что спросила я, почувствовав руки Кузьмы на талии и его горячее дыхание на моей ледяной теперь щеке. Хорошо, что не спросила – он поднял бы меня на смех, потому что всего-навсего хотел сдвинуть меня в сторону, чтобы сфотографировать реликвию. Он хуже инстаграмщиц, постящих ресторанную еду, блин…
– Даш, тебе чего-нибудь здесь нравится?
Это он развернул меня к ювелирному прилавку – здесь только ценников не хватало рядом с выложенными на черную поверхность украшениями. Скорее всего золотыми. Серьги, цепочки, бусы при этом походили на современную бижутерию. Только кольца проплывали, да и то не тонкой чеканкой, а тем – вот ведь идея какая простая – что были нанизаны на свернутую жгутом тканевую салфетку.
– Нет, ничего, – пресекла я на корню возможные разговоры об ювелирке. – Лучше римские монеты пойдем посмотрим.
Хотя нумизматика интересовала меня еще меньше. Меня занимал совсем другой вопрос. Он не давал мне ни свободно дышать, ни трезво соображать – что мы будем делать с Кузьмой дома, где за нами некому подглядывать?
Глава 34 «Фига»
– Даш, тебе не кажется, что мы надули бабульков?
Кузьма смотрел в раскрытый багажник, в котором я пыталась поаккуратней, чтобы не помялись, разложить между рюкзаком и кроссовками несколько синеньких пакетиков с инжиром, сливой, нектаринами, помидорами и… Нет, картошку мы не купили, хотя нам и предлагали. Картошка в готовом виде со вчерашнего ужина ждала нас в холодильнике. Рынок – пару лоточков – примостился в тенечке за каменными городскими стенами, и мы бы прошли мимо, если б нас не позвали: по-хорватски, но мы как-то догадались, что являемся единственными возможными покупателями.
В итоге мы удостоили вниманием всех бабульков – так похожих на тех, что торгуют дарами своих приусадебных участков на станциях метро. Только у одной ничего не купили – она продавала живой базилик в горшочках.
– Ты о чем?
Прищурившись, я подняла глаза на Кузьму – тот копался в кошельке.
– Да у меня кэша не уменьшилось вообще. Мы последней бабульке дали сотню, верно?
Я кивнула, хотя и не помнила, что и кому мы платили. На нас накинулись со всех сторон, но мы не отбивались – учили заодно хорватские числительные.
– Она похоже нам ее просто разменяла…
Я выпрямилась и присела на раскаленное железо кузова – будущий ожог не так страшен, как уже имеющаяся боль в ногах.
– А сколько у тебя там было с утра?
– Я, думаешь, считал?
Нет, я не думаю, что ты считал! Но ты ведь снимал определенную сумму!
– Поверь, бабки себя не обманут. Они на это живут. Радуйся, если не обсчитали…
– Обсчитали? – он даже перебил меня на полуслове. – Даш, это меньше, чем в ресторан сходить, а у нас полный багажник фруктов. С огорода, учти…
– Учту! – я уперлась ладонями в колени, так ужасно зачесались руки. От желания ему врезать! – С какого огорода? Ты видел, что инжир весь мелкий и зеленый еще висит – я специально потрогала, когда мы шли на пляж. И персики точно только-только завязались…
Но он не смутился. Он всегда прав, даже когда не прав.
– Но они пахнут фруктами… И вообще надо помогать людям, которые в этом нуждаются.
И что это он так на меня смотрит? В чем он, интересно, помог мне?
– В следующий раз еще купим. Ведь мы приедем еще раз? С утра, часам к шести… Не пойдем уже на стену, вокруг побегаем…
– Беги! – я даже руку выставила, на манер дедушки Ленина или "Хайль Гитлер" а. – А я на пляж…
Теперь я терла уже икры и, подняв голову, увидела, что Кузьма смотрит на мои пальцы.
– Завтра все пройдет. Ну, может, послезавтра…
– И надо снова сделать, чтобы все заболело? Спасибо!
– Даш, будешь тренироваться, ничего не будет болеть…
– Нам неделя отпуска осталась…
– У тебя на бег вся жизнь осталась. Это, Дашенька, модно сейчас – бегать, – почти издевательским тоном добавил Кузьма.
– И ты бегаешь, потому что во всем должен быть модным?
Он замер – видимо, соображая, как бы заткнуть меня в самом начале…
– Я бегаю, потому что это мне нравится.
А я парирую, что уж!
– А мне не нравится!
Я даже выкрикнула это. Парковка пустая. И это в субботу-то. Где вы все?! Ау!!! Неужели таких дураков, как я, настолько мало в ваших широтах… Ау, дураки!!!
– Понятно, что сейчас тебе не нравится.
Кузьма неожиданно присел подле меня на корточки и принялся массировать мне икры. Именно массировать: поглаживанием это нельзя было назвать даже с натяжкой. Стало еще больнее, и я чуть не пнула его, вырывая ногу…
– Даш, – он поднялся. Повезло еще, что покачнувшись, не рухнул в пыль. – Ну ты же девочка, ты же должна понимать, что так во всем: сначала больно, а потом хорошо.
Я смотрела в его прищуренные глазами своими, тоже прищуренными, и все равно жалела, что не достала из машины солнцезащитных очков – хоть какая-то защита была б от его оценивающего взгляда!
– Даш, ну ты же от секса не отказалась после первого раза. Чем бег-то отличается, а? От него можно получать такое же удовольствие, уж поверь мне… Впоследствии.
Я в самом начале знала, на что он намекал, но не думала, что он озвучит свою мысль до конца, как для тупой. И вообще – другого сравнения найти не мог? Или это намек на продолжение поцелуя?
– Не сравнивай несравнимое!
Я соскочила с машины и захлопнула багажник с такой силой, точно давала ему в нос или в пах, чего хотелось намного сильнее.
– А я и не сравниваю…
А что он делает? Его руки обвились вокруг меня, и я почувствовала затылком, за пять минут без кепки, раскалившимся до состояния сковородки, его губы… Точно губы… Но пальцы его сомкнулись не на моем пупке, а на кнопке машины. Пришлось откинуться головой ему на грудь, чтобы не схлопотать открывающимся багажником по носу. Зато этот самый нос получил короткий поцелуй.
– Хоть бы какой фрукт предложила… Может ты не голодная, а я помираю с голоду…
Кузьма так и не отпустил меня – пришлось нагнуться теперь уже вперед, чтобы он мог вытащить из пакета две огромные пузатые инжирины, зеленые с красноватыми прожилками у хвостика. Ну хватит! Я изогнулась и сумела подлезть Кузьме под руку – вернее вылезти на свободу!
– Будешь? – ничего не сказав про мое бегство из его объятий, Кузьма протянул мне фруктину.
– Она немытая…
– Не надоело быть такой правильной?
Он сунул руку обратно в багажник, достал бутылку и нацедил на инжирину пару капель, последних. Это даже не грибной дождик получился.
– Считай, что вымыта…
Он улыбался. Я пыталась не… Но с ним "не" у меня не получались.
– Вкусно? – спросил засранец, когда я уставилась на розоватую мякоть инжира, от которого откусила сразу чуть ли не половину.
С полным ртом я могла только кивнуть. С полным ртом я не смогла даже возразить, когда Кузьма, резко нагнувшись к моей руке, откусил оставшуюся половинку, оставив в моих пальцах лишь хвостик.
– Э? – только и смогла буркнуть я, вместе полноценного "Что ты делаешь?"
– Ем мытый инжир, чтобы ты не ругалась… – выдал он, не переживая о том, что нарушает запрет на разговор с набитым ртом.
Это я глуха и нема не только за столом.
– Кузь, ты чего, перегрелся?
В ответ он схватил мою руку, в которой все еще был зажат хвостик от съеденного инжира, и приложил к своему лбу. Горячему.
– Ну как? Здоров или болен?
Я вырвала руку и замахнулась. Шутливо, но с большим желанием ударить.
– Болен, точно болен… Если не будешь больше ничего жрать, поехали… Мы уже просрочили парковку…
– Так никто ж не проверяет…
Действительно, не только никто не проверял, никто здесь и не припарковался, кажется, после нас.
– Дай машине еще пару минут проветриться, а то никакой кондей не поможет. Что-нибудь еще съедим? Еще по фиге?
Я кивнула – а, была ни была… Хуже мне уже не будет.
– Немытый… – покрутил он лакомством перед самым моим носом, и я, стиснув зубы, вырвала инжир из его цепких пальцев. – А ты исправляешься, Даша… На глазах… Теперь ты тоже не очень хорошая девочка, прямо как я… – он хихикнул. – Не очень хороший мальчик.
Под моим испепеляющим взглядом он не покраснел, но… Ему краснеть дальше было некуда. Он и так был сеньором Помидором то ли от жары, то ли потому, что плохо намазался с утра кремом и обгорел. Свой инжир я съела первой и, наплевав на жару, села в машину. Иначе он никуда не поедет, пока не сожрет весь рынок.
– Купаться или домой? – Кузьма начал водить пальцем по "коврику" между сиденьями, и карта на экране то уменьшалась, показывая море и острова, то увеличивалась до размера дороги, на которую нам предстояло выехать. – Можем поехать вперед…
– Давай назад. У нас дома есть еда…
Я с трудом произнесла слово "дом", но мое лицо тоже заранее покраснело – так что не страшно.
– Я мяса в жару не хочу. Пойдем к братьям-хорватам за мидиями с белым вином… Ты обещала…
– Когда?
Я вжалась в дверь, чтобы оставить между нами хоть какое-то пространство, а то от движения горячих воздушных масс произойдет возгорание!
– Вчера, когда я предложил тебе осьминога.
– Разве я такое говорила? Я говорила, что в день делаю только одну новую вещь. Сегодня я бегала…
– Боже, ну жрачку мы не будем к этому причислять. Давай на пляж. Мы же все равно взяли купальники. Поедим, поболтаем, покупаемся и пойдем домой… ужинать, – добавил он после паузы.
В этот момент мой внутренний градусник взорвался.
– Может, включишь наконец кондиционер?
– Я хочу немного с открытыми окнами проехать. Пристегнулась?
Пристегнулась… Только не чувствовала себя больше в безопасности.
