Текст книги "Влюбленные антиподы (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 49 «Минералка»

– На что похож осьминог? – спросил Кузьма, укладывая щупальцу мне на тарелку.

Мы знали, что у хорватов и русских цифра "два" хоть и звучит очень похоже, но обозначает абсолютно разное количество – еды уж точно! Мы убедились в этом с мясом – теперь убеждались с морепродуктами. Только тут наоборот – слишком много было гарнира: жареного лука-порея, на котором лежали креветки, кальмары и прочие морегады, а на деле в соседней пустой тарелке выросла груда очисток, хотя съели мы всего ничего. Можно сказать, понадкусывали. И я от всего сердца, и уж точно от желудка, поблагодарила Кузьму за дополнительный салатик. А вот с белым вином я нынче осторожничала.

– Ну, на что похож?

Вот же банный лист! Какой ответ он ждёт? Пошлый? Нет, осьминог не похож на презик с пупырышками, он похож на…

– Свернутый в трубочку коврик для ванны с присосками. У нас в ассортименте такой имеется…

Ну что, съел? Осьминога…

Блин, жевался он, как недоваренный говяжий язык, резина резиной… Вот она награда за то, что я полчаса срезала ножом все эти пупырышки…

– Никогда бы не подумал…

– Ты никогда просто не пользовался таким ковриком, – парировала я с усмешкой, не в силах без смеха взирать на расстроенную Кузькину физиономию. – Черт, хочу плавать… Да хоть в ванне. Но ванны нет и купальника тоже нет.

Дура, сама виновата. Мы же заехали домой, чтобы бережно донести до кухни две бутылочки с домашней сливовой наливкой. Одну для мамы Кузьмы. Вторую – для нас с ним. В гости мы не заходили, отмазались тем, что жутко устали. И вообще-то не врали. Мы выглядели марафонцами, а не курортниками. В пору собирать чемоданы. Кстати, нам сбагрили старый чемоданчик под наливочку, чтобы по прилету в Питер его выбросить. Кузя-Кузя, столько всего накупил, а про контейнер для транспортировки вина даже не вспомнил! О чем только думал?

– Давай пойдём ночью купаться? – Ах, вот, оказывается, о чем! – Без купальника.

Так… Это вопрос или утверждение?

– Знаешь, я лучше прямо сейчас и прямо в сарафане.

Да, а почему собственно нет? Пусть спишет такое мое желание на бокал белого вина. Я же его выпила. Нет, я его пила, потягивала, глядя с террасы на море, ну и на сумасшедших бегунов, которым невтерпеж было выскочить на беговую дорожку. Хоть бы заката дождались, что ли… Мой бегун, выходит, не совсем ещё чокнутый…

– Потонешь… – меланхолично заметил он, а потом подался вперёд, ко мне, через стол, с горящими глазами. – Или тебя схватит осьминог, чтобы отомстить за сожранного тобою брата.

Все, кому-то пить противопоказано здравым смыслом. Ну, не может он даже минуты умным со мной побыть!

– Не схватит! – Что уж, будем придуриваться на пару. – Он в курсе, что я к их семейству больше не притронусь… Ни за какие шиши!

– Тебе сначала надо попробовать жареные во фритюре кольца… – не унимался Кузьма. Баран бараном!

– Да иди ты нафиг! Никаких осьминогов в моей диете не будет…

А на диету пора садиться. Мало-мало съели, а не встать…

– А бананы в ней будут?

Блин, Кузя, ну можно не пошлить?

– А это от тебя зависит, – увильнула я от прямого ответа.

– Тогда я заказываю банана-сплит. Каждому или возьмем один на двоих?

Кузя, блииин… Ну почему я мгновенно становлюсь тупой в твоём обществе?! Банан, мороженое, сливки… Ага, с утра уже были сливки, мороженое… Наверное, всё-таки полезнее для здоровья остановиться на другом банане.

– Кузь, как насчет простого фруктового салата?

– Который у них непременно будет подан со сливками и мороженым… – перебил меня Кузьма, снова с коварной усмешкой перегибаясь через стол, да еще и ногу мне поддал под столом.

– А вот и проверим!

В отместку я тоже врезала ему ногой, но, кажется, сильнее, чем он мне, потому что бедняга резко отдернул ногу, точно от молоточка невропатолога. Но ничего не сказал – джентльмен! Или от боли язык прикусил. Наконец-то! Или же подбирал правильные слова, чтобы сделать заказ.

Впрочем, после блюда морепродуктов, по цене не уступившим итальянскому платью, можно было б закруглиться с едой на сегодня. Мы и так им кассу каждый день делаем, а впереди еще семь. Или шесть… В последний день мы вряд ли успеем пообедать. И мне вдруг сделалось безумно грустно оттого, что скоро – ох как скоро – все это станет сумбурными, но все же приятными воспоминаниями. В кулинарном плане уж точно приятными… Наверное, я перебрала с вином. Надо скорее остудить мозги.

– Извините, у нас нет фруктового салата, – улыбнулся официант.

Выражение лица у него в тот момент было настолько детским, что я чуть не выдала: "Бэби, донт край!" Мне бы самой не разреветься – что за фигня со мной происходит в Хорватии, никогда после вина меня на слезы не пробивало, а тут…

– У вас что, фруктов нет? – Кузьма не смог спокойно проглотить отказ. – Бананы-то есть. И мороженое вы тут домашнее сами делаете с фруктами. Я видел…

А я не видела, чтобы он пил что-то крепче вина! Вот что значит полдня под палящим солнцем без шапки шляться и потом еще сорок минут на горной болтушке крутиться… Не для его тощей тушки такие приключения. Да что ж меня ведет-то так? Только б не начать выдавать всю эту чушь вслух.

– Кузьма, пошли купаться! – попыталась я спасти бедного официанта от допроса с пристрастием.

Сейчас еще всю ресторанную логистику запросит!

– Я обязательно скажу вам, когда у нас будет фруктовый салат, – ретировался находчивый хорват, за три дня поняв, что мы тут прописались.

Вот ему на зло пойдем завтра ужинать к конкурентам – близко ж, через дорогу! У них такой миленький садик…

– Кузя, я хочу в воду!

Я хочу протрезветь, вот что я хочу!

– В платье?

– Голой я не пойду.

– Можно в трусах. Тут это не проблема.

Вот он и холодный душ. Хотя бы его первые капли…

– Для меня это проблема, – отчеканила я. – Я пойду в платье. А ты можешь не идти…

– В платье я уж точно не смогу пойти!

Смешно! И страшно… Воскресенье. На пляже полно отдыхающих с детьми. Маленькими. А я тут в платье лезу в морскую пучину… Впрочем, что такое "полно"? Шезлонги заняты и все…

– Даша, может не надо?

– Надо, Кузя, надо!

И я пошла. И даже успела вспомнить про сандалии, не замочив их. Я – молодец.

– Про ежей помнишь?

Ну ёлы-палы, Тихонов!

Я встала, как вкопанная, по колено в воде. Вода прозрачная – белые камушки и больше ничего, но ноги дальше не идут. Ну совсем не идут.

– Тебя же осьминог ждет!

Кузя в новой хорватской футболке и в шортах ринулся в воду, схватил меня и под вопли, которые сдержать у меня не получилось, зашвырнул далеко в море. Ну, далеко, наверное – от волос и воды я не видела дальше собственного носа, а ногами боялась коснуться дна. Вдруг там еж?

– Осьминог!!!

Он схватил меня за ноги и вынырнул прямо мне под подбородок, но я со злости утопила его обратно. Так мы и боролись в воде, уже наплевав на соль, попадавшую нам в рот, извергающий всевозможные и невозможные ругательства. Наши ноги и руки в тандеме с набухшими шортами и юбкой действительно чем-то напоминали осьминога, и вцепились мы друг в друга уж точно прочнее щупальцев.

– Тихонов, тебе не кажется, что для человека, прожившего четверть века, ты ведешь себя, как полный идиот? – выдала я, выжимая волосы.

– Просто, Комарова, это заразно. С тобой быть серьезным не получается. Вот вернусь в контору, буду строить из себя умного. Там мне за мозги платят…

Я отвернулась, якобы для того, чтобы выжать подол, но на самом деле меня покоробило сравнение… Ну да, тут его просят другим местом думать. Так пусть и думает – может, и я начну его ценить…

– Даш, сюда!

Кузьма зачем-то поволок меня в сторону ресторана.

– Мы же мокрые! И ты что, не наелся?

– У меня от морской воды все горло горит.

– Так какого фига ты нас топил?!

– Это не я, это осьминог, – выкрутился придурок. – Я возьму минералки. Вообще нам срочно нужно в магазин.

– Так и пошли в магазин. Заодно обсохнем.

– Сегодня воскресенье. А в воскресенье у них даже продуктовые закрыты. Коммунизм в отдельно взятой капиталистической деревне.

Кузьма довольно быстро вернулся с литровой бутылкой минералки, которую открыл тут же, под увитой цветами аркой, обозначавшей вход в садик ресторана.

– Напомни, завтра принести им бутылку. Хотя нет… Сегодня, – он лукаво подмигнул мне. – Ведь мы же пойдем ночью купаться.

Я не стала спорить – просто заткнула себе рот горлышком бутылки. С Тихоновым действительно безопаснее пить, чем говорить, а то договоришься и до ночного купания, и до прочих безобразий.

Глава 50 «Троечка»

– Вот мы и дома…

Не знаю – чувства дома у меня не было, но привалу я несказанно обрадовалась. День выдался до безобразия долгим. Хотя до основного безобразия мы еще не дошли. Я закрутила крышкой уже пустую бутылку и поставила в уголок кухонной столешницы, чтобы, ненароком не разбить. Нарушать хорватам отчетность за стеклотару не входило в наши планы. А что входило?

– Даш, хочешь сливянки? – спросил Кузьма, касаясь губами моего уха, прикрытого мокрыми волосами. Руки его в это время проверяли, где в моем животе спряталась щупальца осьминога. – Или сливовицы? Как у них там правильно говорить…

Правильно было вообще ничего не говорить, и я просто вывернулась в его руках и ткнулась носом в теплую грудь. Кузьма-то снял по дороге мокрую футболку, потому успел впитать в себя тепло заходящего солнца, а меня по-прежнему холодил сарафан. Он понял мой ответ и, вместо подаренной бутылки, потянулся к перекрученной бретельке, которая для виду малость посопротивлялась его пальцам, но через пару секунд я уже вытирала ноги о мокрую ткань сарафана.

– В душ? – спросила я безразлично: меня устраивал любой ответ.

– Потом…

Потом так потом…

Я чувствовала губами соль, подсушенную солнцем на его шее. Кузьма дернулся – ну почему он так дергается?

– Ты как соленая карамелька, – усмехнулся он, едва коснувшись моих губ.

Врет, соль с них точно смыло минералкой. Значит, выдал комплимент авансом и пошел по моему пути – добывать соль у меня на шее, и я зажмурилась, пытаясь унять пронзившую тело дрожь. Страх, желание, холод кондиционера, напротив которого мы стояли, – все сейчас стремилось затушить разгоравшееся во мне пламя, и я сама нашла губы Кузьмы, чтобы высечь новую искру.

– Тебе холодно?

Я кивнула, и он потащил меня за руку к кровати, которую утром успел застелить. Как он все успевает…

Мы не скинули покрывало – простыня не согреет, и юркнули через откинутый край в постель, точно в спальный мешок. Наши тела оказались теплее белоснежного хлопка, но он не остужал, а наоборот давал лишний повод усилить ласки. В полутьме одеяло светилось лунным светом, и придавала нашим лицам загадочную бледность, или просто мир не успевал вспыхнуть всеми красками в те короткие мгновения, когда я открывала глаза. Мы точно барахтались в белой пучине волн, и Кузьма все боялся, что я захлебнусь, если он хоть на мгновение выпустит мои губы из своих. Море бушевало, и я вкладывала в ответные поцелуи весь свой не многогранный опыт.

Да какой там опыт… Теперь кажется, что между поцелуем во втором классе и нынешними и не было ничего другого. А Кузьма так не думал, потому в ответ на мой напор с еще большим ожесточением втягивал в себя мои губы. Потолок сделался по-штормовому черным, а мы так и не перешли от поцелуев ни к чему другому. Но я сама продолжала целовать его, боясь спросить о причине промедления, потому что, мне казалось, я знала ответ – он боится, что мне снова будет больно. Кто знает, может так и будет…

Только эту боль я готова была выдержать с улыбкой, потому что сполна ощутила себя ведьмой, к которой подбираются языки пламени. Их искры ранили мою нежную кожу, точно тысячи мельчайших осколков. И когда я снова оказалась сверху в поиске ускользающей простыни, я накрыла ею нас обоих, будто парусом, и прошептала в губы Кузьмы, что сейчас сбегу от него купаться.

– Не убежишь. Я бегаю быстрее.

Его руки держали меня за шею, но я сумела выгнуться, отстраняясь от очередного поцелуя, и он беспомощно ткнулся губами мне в грудь.

– Кузь, чего ты тянешь?

Ничего не ответив, он откатился к краю кровати, увлекая за собой одеяло, но мне оно не было нужно и поползла я не за одеялом, а чтобы не выпускать Кузьму из объятий – когда он отдалялся даже на сантиметр, сердце сжималось чувством жуткого одиночества, которое владело мною ночами даже по соседству с сестрой. Пусть обнимала я, и всего лишь со спины, скрестив руки на его вздымающейся груди. Наше физическое единение на миг да переходило в духовное, затмевая мысли о конце отпуска, когда вся эстетика сосредоточится не на красиво сложенной салфетке, а в ровным рядком разложенных наборах постельного белья для чужих теплых постелей.

Когда Кузьма разорвал мои объятья, я снова почувствовала в груди предательский холод – пусть всего на секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы содрогнуться всем телом. Еще секунда, и меня согрело новым поцелуем. Я снова радостно сомкнула руки, теперь уже у него на спине, и когда Кузьма потащил на нас край одеяла, я занырнула под него, словно под волшебный балдахин: никто ничего не увидит, никто ничего не узнает – мы в своем воздушном шаре, и пока горит огонь, шар из простыни не опустит нас с небес на землю. Не должен…

– Даш, только не молчи…

Кузьма бросил мои губы – распухшие, их невозможно было б закрыть даже при самом большом желании, но откуда взяться такому желанию, откуда? Дыхание сделалось настолько горячим, что лежи мы в ледяном иглу, на нас бы радостно капала со снежного свода весенняя капель, но мы были на юге, где жара к ночи только усиливается, и лишь к утру на лица ложится прохладная роса. Но до утра еще далеко, и если Кузьма и дальше будет мучить меня поцелуями, роса ляжет уже на груду пепла в форме свернувшейся змеи. Я извивалась под ним – его губы и руки превратились в острые шипы, и я мечтала от них спрятаться – куда угодно, пусть даже под кровать, собрав там влажным телом всю пыль.

– Даша…

Снова губы… Я ненавидела всех его баб, которые во краю угла ставили поцелуи. Вчера Кузя сделал монтаж, сегодня же снимал дубль за дублем, бракуя их, чтобы не подойти к кульминационной сцене до самого утра.

– Кузя, пожалуйста…

Я чуть ли не за уши подтянула его к себе и схватила за шею с твердым намерением придушить…

– Даш, куда ты торопишься?

Тороплюсь? Кажется, прошла вечность, как он одел своего друга, нет?

– Я не могу больше… – выдохнула я, и вся сжалась: сейчас он возьмет да и уйдет, не так расценив мои слова. – Я хочу тебя…

Да, именно так, кажется, говорят об этом в фильмах…

Я смотрела ему в глаза, ничего в них не видя, но я поклялась себе, не закрывать глаз до самого конца. Пусть не думает, что я боюсь… Нет, не боюсь, я умираю… от любопытства. Ведь существует в природе что-то, чего я еще не получила и чего он может, но не хочет мне дать. Все, как кошку, дразнит подвязанным на веревке фантиком, но кошки умеют царапаться. И я могу впиться когтями в спину…

И я вдавила пальцы ему в плечи, как только подо мною прогнулся матрас. Глаза в глаза. Я не моргнула и он тоже. Я не закрыла рот, он не приблизил губы. Чего он ждет?

– Все хорошо, – шепчу ему, чувствуя его все глубже и глубже.

Только так – его и ничего более. Как же так?

– Не представляешь, как у тебя там хорошо…

Не представляю. Спасибо, что сообщил. Хоть кому-то от этого дела хорошо. Да что же это такое… И я зажмурилась от злости, нарушив данное себе обещание… Но обняла его сильнее, чтобы не подумал, что я от него бегу… Это он бежит, в бездну, не затягивая туда меня… Мне остается только считать толчки – и я начинаю считать их по-английски, медленно, чтобы не сбиться…

– Что?! – почти выкрикиваю я, когда он резко отрывает меня от подушки.

– Ничего, – он гладит меня по щеке.

Ничего? Догадался?

– Мне просто захотелось с тобой посидеть… У тебя красивая грудь. Я тебе говорил уже об этом?

Мотаю головой – хотя не помню, ничего не помню. Он тянется ко мне губами, а я откидываюсь назад, чтобы убежать от них: я не хочу его поцелуев, не хочу… А он хочет и нагло тянет меня обратно, а я снова тянусь от него, точно маятник…

– Даша…

Он что-то сказал? Не слышу – в ушах звенит. Что это? Да? Нет…

– Кузя, нет!

– Так будет лучше…

Кто так решил? Он? Он снова надо мной, на расстоянии вытянутой руки, но я не тянусь к нему, мне плевать… Его рука дрожит, как и мое тело, но меня уже вышвырнуло на берег из кипящего моря, и я слышу каждый его вздох, но перестаю дышать сама… Что это было? И почему ничего больше нет? Есть только губы… Они дарят тепло, но мне нравилась дрожь. Верни ее! И я сжимаю его плечи, пытаясь вытрясти из него ответ – почему так? Почему у меня только так?!

Но он молчит. Просто тихо лежит у меня на плече, а я жую нижнюю губу – она такая противная сейчас, такая же резиновая, как у осьминога.

– На тройку хоть натянули? – шепчет Кузя мне в плечо, не поднимая головы, а я еле сдерживаюсь, чтобы не оторвать ее за волосы!

Хотя пусть не видит меня. Я не улыбаюсь. Лицо не резиновое, оно из гипса. Твердое и холодное. С капельками росы.

– Даш, это нормально… – он восстал из мертвых и коснулся губами моего влажного лба. – В другой раз… В другой раз все получится. Должно получиться.

До меня все еще долетал пепел тлеющего костра – внутри противно жгло, и я отвернулась от Кузьмы, который рухнул на подушку и уставился в потолок. Уже почти абсолютно черный.

– Предлагаю идти купаться, а потом…

Он не закончил фразу и сполз с кровати.

– Потом в душ… – и повторил это свое: – Потом. Берешь купальник или нагишом?

Я откинула ногой край одеяла и села.

– Давай голыми. Пошло все нафиг, – Я имела в виду и секс тоже. – В первый вечер на пляже никого не было.

– Пошло все нафиг, с этим я согласен.

С сексом тоже? Пошел нафиг? Я тоже согласна.

Глава 51 «Шампанское»

– Даш, ты не уснула тут?

Хорош вопрос, нечего сказать! Во-первых, сижу голая, завернувшись в полотенце, с мокрыми волосами, пусть на улице до сих пор и плюс двадцать семь. Во-вторых, его не было всего минуту. Не больше!

– Но глаз не открывай пока, – поспешил добавить Кузьма.

Ну, тогда я точно усну. После банана-сплита, за которым мы зашли, чтобы возвратить тару из-под минеральной воды, мы доплыли аж до буйков. В полной темноте. Нет, вру – вода, конечно, шла бликами от береговых фонарей, но о цивилизации в тот момент думалось меньше всего. По-детски верилось, что это так звезды играют с волнами или, в крайнем случае, на дне дочери царя морского зажигают для гадания свечи… Мне бы кто погадал – случится, не случится у меня с Тихоновом женского счастья? Но пока я тихо радовалась, что он хотя бы не трогает меня в воде – сейчас я бы точно приняла его за осьминога!

Мы взяли, во что переодеться, но я решила для начала просохнуть. И заодно согреться, а Кузьма с моего позволения куда-то исчез. Сейчас я сперва услышала, как он опустился на край полотенца, и только потом почувствовала – когда уже он коснулся своими влажными плавками моего высохшего бедра.

– Держи!

В моей руке появилась ножка бокала. Точно бокала! – это я без разрешения открыла глаза. Шампанское – я унюхала его и только потом увидела бутылку, зажатую между коленями Кузьмы.

– Зачем? – довольно громко изумилась я.

– А просто так, – ответил он каким-то совсем уж мультяшным голосом и уставился на темную блестящую воду. – Даш, почему ты во всем ищешь подтекст?

Он не смотрел на меня, а я краем глаза смотрела на его профиль, и в этот момент он поднял свой бокал, чтобы основанием ножки почесать нос. Чешется? Интересно, хочет выпить или получить в нос?

– Ничего я не ищу, – буркнула я и тоже почувствовала, как чешется нос, но воспользовалась все же уголком полотенца. – Пить будем или ждём, когда шампанское выдохнется?

– Давай!

И ничего не добавил, он просто стукнул мой бокал своим и сделал глоток. Я не поняла своей реакции – ведь боялась, что скажет "за нас", "за ночь" или "за пятерку", а получилось, что тишина испугала меня куда сильнее. О чем он сейчас думает?

– Без тоста? – спросила я осторожно.

– Есть предложения? – отозвался он каким-то очень уж безразличным тоном.

Может, устал? Но ведь сам растянул этот день до невероятных размеров!

– Нет.

– Тогда просто пей, – Так все и смотрит на воду. – У нас ещё полбутылки. Так что если придумаешь, скажешь…

Я уткнулась в бокал и стала ловить носом пузырьки. Шампанское сладкое. Типа, девчачий вариант.

– Зачем ты его купил?

– Захотелось…

Он действительно пил короткими глотками. А вот говорить ему явно не хотелось. Я тоже уставилась на воду – романтика, блин. Море, тёплый вечер, тихая музыка, даже не слышны чужие голоса – почти все составляющие романтического вечера на лицо, но радости в сердце никакой.

– Романтики… – вдруг закончил с опозданием начатую фразу Кузьма, отстранив ото рта пустой бокал.

И я аж вздрогнула от совпадения наших мыслей.

– Мне тоже, – поддакнула я зачем-то и тут же почувствовала на талии его горячую руку.

– Но ведь ты делаешь все, чтобы убить ее зачатки, – выдал он глухо, не притягивая меня к себе.

Может, решил руку погреть под полотенцем? Замёрзла небось на бутылке шампанского.

– Я не нарочно, – прошептала я ответ в темноту, буравя взглядом спокойную воду.

Всем хорошо, одной мне – плохо.

– Налить ещё?

Он наполнил свой бокал и коснулся горлышком бутылки моего, из которого я не выпила даже половину.

– Тост созрел? – осведомился Кузьма без какой-либо заинтересованности в голосе.

– За романтику! – выдала я, чтобы молчанием не усугубить ситуацию.

– За романтику… – повторил он грустно и снова уткнулся в бокал. – Знаешь, Даш, ничерта у нас не выйдет.

Он снова смотрел в воду, теперь уже водрузив подбородок на бокал.

– Ты не знаешь своего тела. Не знаешь, что тебе от меня нужно. А у меня нет времени искать твою точку "джи". Не хочу убивать на это отпуск. И трахать тебя просто так не хочу. Игра в одни ворота противна. Ты не думай, что мужики бесчувственные, и им только слить главное…

Я бросила на него беглый взгляд – позы не поменял. Сейчас бокал треснет!

– То есть спим через стенку, да? – решила я то ли уточнить, то ли просто логически заполнить образовавшуюся паузу.

– Даш, я изначально говорил, что секс все нам испортит. Конечно, я и предположить не мог, насколько… Я понимаю, что просто забыть не получится, но мы можем хотя бы не усугублять ситуацию.

Я залпом допила шампанское и еле справилась с взорвавшимся внутри меня вулканом.

– Я согласна. Давай больше не будем…

Я ведь сама об этом подумала, вылезая из кровати, так отчего сейчас на глазах наворачиваются слезы, если мы с Тихоновым просто сошлись во мнениях? Ведь никто никого не обидел. Но откуда-то взялись эти дурацкие слезы! От шампанского, от этого дурацкого шампанского…

– Даш, ну ты что…

Он смотрел на море. Как же увидел, что я плачу? Вторая рука скользнула под полотенце, и он крепко-крепко прижал меня к себе и ткнулся губами в темечко… Да, да, подолби меня ещё…

– Даша, ну не надо… Я не хотел тебя обидеть…

Он гладил меня все сильнее и сильнее, и я отстранилась, испугавшись, что ещё минута и останусь без кожи! Его глаза сейчас цвета ночного моря. И лицо тоже – серое.

– Даш, ты не виновата, что ошиблась со мной. Так бывает… И… Даш, – его руки переместились мне на щёки. – У вас это в голове, понимаешь? Да даже у нас это не совсем чистая физиология, хотя да, нам легче… Но и труднее, когда долго нет секса… Но… Даш, я чувствую, что просто не нравлюсь тебе… Но в темноте, даже под простыней, я остаюсь собой, я не превращаюсь в нечто резиновое бесчувственное и крепкое… Если тебе нужно только это, то лучше пошли меня на эти три буквы, пока ты не…

Не договорив, он отпустил меня и отвернулся. Я тоже проследила за его взглядом. Бокал валялся на камушках. Наверное, целый, хотя Кузьма, должно быть, швырнул его не глядя, чтобы быстрее обнять меня.

– Не разбился? – спросила я тихо, незаметно шмыгнув.

– Плевать, – выплюнул Кузьма. – Это всего лишь деньги… Разбилась ты, это куда хуже…

– Ничего я не разбилась! – я подтянула коленки прямо к носу. – Не драматизируй, пожалуйста…

– Для себя ты, может, и цела. Для меня – нет, – точно отрезал он и повернулся ко мне, держа бутылку наготове. – Хочешь?

Я замотала головой. Полтора бокала хватит. Башка кружится совсем от другого – от круговерти Кузькиных мыслей. А вот товарищ, похоже, решил напиться. По-гусарски! Допив шампанское из горла.

– Возьми мой бокал! – попыталась я остановить этот беспредел.

Он мотнул головой, не оторвавшись от горлышка, а потом выдал:

– Так есть хоть какой-то шанс, что оно ударит мне в голову. Я сейчас.

Он забрал у меня бокал, поднял свой и ушел в ресторан возвращать пустую бутылку. Шатался он или нет, я проверять не стала – ночное море манило больше. Хотелось влезть в него и отмыться от случившегося между нами романтического разговора.

Оставив полотенце и убедившись, что на пляже по-прежнему никого нет, я пошла в воду. Уплывать далеко не буду – не дура, гадать с русалками больше не хочу. Чего гадать – он все сказал. И, может, в чем-то прав. Хотя бы в том, что мы друг другу не подходим. Мы антиподы. С чего я взяла, что с ним получится секс? Вставил, вынул и пошел – может, его кредо именно потому такое, что девушки к нему не возвращаются.

Вода казалась теплее, чем днем, или у меня внутри так все горело, что даже Северно-Ледовитый океан сейчас бы меня не охладил. И все же проплыв туда-обратно вдоль берега, я решила выйти – поздно, спать хочется… Но не тут-то было! Кажется, дурной пример заразителен, и на пляж, вслед за нами, вылезла для романтического трепа какая-то парочка. Возраст в темноте не определить, да и какая разница – я ни перед молодыми, ни перед стариками не стану расхаживать нагишом. Не русалка же я в самом деле…

И я снова проплыла туда-обратно, щупая ногой дно, чтобы встав не светить голую грудь, а эти двое, как назло, смотрели именно в мою сторону – ну интересно же, какой дуре дня не хватило поплавать! Люди, блин, имейте совесть – у меня сейчас хвост вырастет и жабры откроются! А им хоть бы хны, и хорошо, если просто не догадываются об отсутствии купальника, а не на зло мне тут торчат! И где этот черт? Виновник дурацкого ночного купания!

– Даша!

Легок на помине! Только где он? Ведь не кричит…

– Даш!

Я зажмурилась, когда мне на голову что-то свалилось – полотенце, млииин… Он притащил его в воду.

– И как дальше? – спросила я, поднимая вверх мокрые руки.

– Иди прямо на меня, пока не выйдешь по пояс…

Голос командирский – но сейчас лучше подчиняться ему без слов. И вот уже Кузьма замотал меня в полотенце, намочив его по низу, и поднял на руки. Я по инерции ударила пятками по воде и обдала нас брызгами.

– Сейчас брошу! – то ли игриво, то ли предупреждающе выдал Кузьма.

В ответ я ткнулась носом ему в шею и замерла. Он начал активнее загребать воду ногами – входить в море куда легче, чем выходить, а потом еще и по камушкам идти, и по травке, прямо до кабинки, в которой Кузьма поставил меня на ноги.

– Спасибо! – я перехватила полотенце, чтобы оно не упало. – Где так долго был? – спросила и пожалела.

– Гадал, выйдешь, не выйдешь. Или постесняешься…

Он флегматично подпирал спиной железную стойку кабинки.

– Надо было выйти, да? – попыталась произнести я примирительным тоном. – Я уже, честно, была готова к этому…

– Я поспешил и помешал такому подвигу? – и тут же добавил: – Как всегда, впрочем…

– Спасибо! – повторила я.

– Это, типа, выйди? – скривился он.

– Нет, – я тут же размотала мокрое полотенце и перекинула его через стенку кабинки. – Я тебя не стесняюсь. Спасибо за спасение из водного плена…

Я хотела всего-навсего чмокнуть его в щеку, но наткнулась на губы, которых там не должно было быть. Но они были… Пьяные губы… Однако сахар шампанского быстро смешался с морской солью, а наши пальцы друг с другом – не разрывая поцелуя, я пыталась скинуть его руки со своего тела, но они исчезали с одной выпуклости и тут же оказывались на другой, точно взяли на себя обязанности полотенца, которое слишком вымокло, чтобы работать на все сто…

– Кузя…

Вот и все, что я успела сказать, схватив ртом воздух. Сильные руки сжали мне скулы, чтобы я точно перестала дышать и говорить.