Текст книги "Влюбленные антиподы (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Глава 64 «Коньяк»

– Явление Христа народу… – открыла дверь моя сестренка.

Я молча прошла в квартиру и так же молча, разувшись, без тапок в нашу с ней комнату. Душ я приняла утром, теперь мне нужно было только переодеться. Я вынула из шкафа костюм и встряхнула – можно надеть без проблем. Затем достала коробку с туфлями. Не шик-блеск, но и не дешевое уродство.

– Ты это куда намылилась? – выросла у меня за спиной Машка.

Мама, к счастью, была на работе.

– На работу.

– У тебя ж выходной… Или тебя на новую доску почета снимают?

– Я ухожу из магазина. Я теперь буду бухгалтерией заниматься.

– Серьезно, что ли?

– Да.

И больше я ей сообщать ничего не стала, кроме:

– Я вечером зайду за вещами.

Сейчас я скинула, что могла, в рюкзак, на дне которого продолжал лежать новогодний сверток и розовый крем.

– Надеюсь, мама к тому времени еще не вернется.

– Ты серьезно уходишь?

Я кивнула.

– Маш, ни о чем меня не спрашивай. У меня все хорошо.

– Да лучше и быть не может! Тихонова прикарманила!

– Маша, хватит! У нас с ним…

Я запнулась. Сестра продолжила:

– Любовь! Держите меня, я падаю… – добавила она голосом Нюши из "Смешариков".

– Да пошла ты…

Я развернулась и вышла – такси я вызвала уже от подъезда и явилась в офис на четверть часа раньше. Меня приняли абсолютно спокойно, хотя я ужасно боялась косых взглядов. Хотя, может, никто ничего и не знает. Меня спросили про опыт – которого не было, про учебу – тут у меня было, что показать. Должность самая низкая. Тут уж точно краснеть не придется не за блат, не за навыки. Я научусь, я всему научусь. Зарплата оказалась ровно такой, как я получала в магазине. Очень странно, но я не стану выяснять тонкости беседы отца с сыном. Но это офис, это удобное кресло, компьютер и никаких стеллажей и торговых залов. И вообще у меня еще диплома нет!

Я позвонила в магазин, чтобы выяснять, на месте ли нужный мне человек. Пришла. Согласилась отработать две смены. Теперь домой. С родственниками договориться будет куда сложнее. Вот уже и достают! Я вытащила из кармана телефон. Кузьма. У меня аж затряслись руки. Да ладно, может просто звонит, чтобы узнать что да как. Не пошлет же он меня так просто и так сразу…

– Даш, ты в восемь сможешь быть на Фонтанке?

Сейчас почти шесть.

– Смогу, а что?

Сердце ходило ходуном.

– Ужин с очень неприятным человеком. Я не могу пойти на него один.

– Что я должна надеть?

Господи, у меня для ресторанов ничего нет!

– Ты мой новогодний подарок не потеряла?

– Нет.

– Я что-нибудь новое тебе придумаю. Будем же в сентябре в Дубровнике. Даш, там итальянское платье, от которого ты отказалась. Надень его для меня сегодня, пожалуйста.

– Хорошо.

Сейчас вообще все – для тебя.

Я почти что бежала к дому. Теперь мне точно нужен душ. И высушить волосы, и причесаться, и успеть и суметь нормально накраситься. На стуле у кровати висело кружевное платье. Рядом валялась упаковочная бумага. Господи, как страшно!

– Что это? – Машка крутила в руках две хорватские куколки, которые я не позволила Кузьме купить в той рождественской лавке.

– Украшение на ёлку. Нравится?

– А это что? – сестра ткнула пальцем в платье.

– Униформа для делового ужина, – отрезала я, проверяя подсохли ли у меня подмышки.

– О как! Повышение по всем фронтам. Лимузин подадут?

– Маш, зачем ты издеваешься? – спросила я с вызовом, хватая платье.

– Я завидую. По-доброму, – ответила она серьезно. – Желаю тебе счастья, а ты злишься.

Я бросила платье и прижала к себе сестру. Она дурочка, но такая хорошая…

– Машка, мне страшно…

– Все у тебя будет хорошо. Ты – умная, хотя иногда такая дура! – добавила она уже со смехом. – Ты там только не упейся, а то шпильки сломаешь!

– У меня нет шпилек.

У меня действительно не оказалось ничего подходящего под кружевное бежевое платье. Но были сандалии, коричневые. Я их протерла и обулась. Пляжный вариант. Самое то для питерского зимнего лета. И я схватила ветровку.

– Действительно, как дура выглядишь! – не удержалась Машка.

– Какая уж есть!

Я вызвала такси из дома, вбив адрес ресторана. С Кузьмой я созвонилась из машины.

– Я встречу тебя на улице.

И я вышла к нему в одном платье, а он держал наготове шаль. Успел сбегать в магазин, чтобы не упасть перед неприятным деловым партнером в грязь. Мне бы не поблекнуть на фоне чужой спутницы. У той и шпильки будут, и накаченные губки!

– Это твой босс? – спросила я тихо, когда Кузьма забрал куртку из моих дрожащих рук.

– Нет, твой…

Я застряла в дверях, которые он для меня придерживал.

– Почему ты не сказал?

– Чтобы ты не отказалась. Даш, ну чего ты встала?

– Какое у него отчество хотя бы? Не могу же я его дядя Боря звать?

– Всегда могла, а сейчас что?

– Не смешно!

– Даш, расслабься. Семейный ужин, мать его, а не смотрины. Что он тебя, не видел?

Кузьма повесил мою ветровку на вешалку и сжал руку. Стиснул до хруста в пальцах. И впервые его ладонь оказалась мокрой. Нет, она была такой в подземной тюрьме в Дубровнике.

– Я думал, ты один будешь…

Дядя Боря окинул меня таким оценивающим взглядом, словно действительно видел впервые.

– Ты не сказал, что я должен быть один, – ответил спокойно сын, пожимая отцу руку. – Я просто никуда теперь один не хожу. Мы даже бегаем вместе, – почти не соврал Кузьма.

– Я видел ваши фотки. Ты, Дашка, молодец!

И я не знала, что он имеет в виду – молодец, что бегаю, или молодец, что охмурила его сына.

– Спасибо! – прошептала я за момент до того, как его щека коснулась моей в приветственном поцелуе.

Он целовал меня раньше? Что-то не могу припомнить. Вот коньяк я с ним пила. Лет так в четырнадцать первый раз. Я даже помню, в каком кресле тогда сидела. Таська плевалась, а я выпила все. Крепкие напитки были только в их доме и только с ним. Он всегда, как я себя помню, много рассказывал из истории, но Таська всегда злилась, когда отец начинал разглагольствовать. Голос у него – глубокий баритон, а сейчас он басит и хрипит одновременно. Это другой человек. Постарел. Сильно. Но часы на руке те же. Или такие же. Большие с двумя циферблатами. Прямо-таки горят, хотя рука не загорелая и рубашка не белая, а светло-голубая.

Чего я глаз-то не поднимаю? Не могу. Мне стыдно. Стыдно за то, что он обо мне теперь думает. Хотя я тоже теперь не считаю его идеалом отца. А, было дело, втайне от всех любила. Он, наверное, тоже меня любил за то, что я вытягивала его дочку из болота лени и тупизны – Таську даже специально оставили в обычной школе. А теперь он, небось, ненавидит меня за то, что я затаскиваю в такое же болото его единственного сына.

– Как все прошло сегодня? – поинтересовался дядя Боря совершенно безразличным тоном, и я ответила просто и коротко:

– Все хорошо. Спасибо. Надеюсь, я вас не разочарую.

Теперь я смотрела ему в глаза. Ну не изучать же скатерть, сидя за столом!

– Будем вино или коньяк?

Я так и знала, что этот вопрос прозвучит!

– Здесь хороший армянский коньяк.

Ресторан при этом грузинский.

– Я буду вино.

– Мы не пьем крепкий алкоголь, – вмешался Кузьма, который, наверное, ничего и не знал про коньяк из нашего с Таськой детства. – Нам марафон бежать в сентябре.

– И как ты этого придурка терпишь?! – то ли с издевкой, то ли с реальным интересом воскликнул дядя Боря, делая знак официанту подойти.

– Она меня любит. Терпеть меня невозможно, – выдал Кузьма тихо, но твердо, и я почувствовала, как у меня по спине под кружевами потек горячий пот, но тут же сменился ледяным.

Он протянул мне руку – я заметила это боковым зрением, которым почти ничего не видела из-за скопившейся в глазах влаги, поэтому вложила свои пальцы в его ладонь на ощупь. Мне б сейчас не шаль, а шубу. И то бы я окоченела! Что за игра, блин…

– Будете выбирать или мне сделать заказ за вас? – спросил дядя Боря серьезно, а потом со злостью добавил: – Потому что тут нет овсянки на воде.

– Мы сами сделаем заказ, – огрызнулся Кузьма и отпустил мои пальцы. – Харчо по-аджарски должно быть интересно, верно? – поднял он глаза на застывшего с блокнотиком официанта.

Тот нервно кивнул. Наверное, наша нервозность оказалась заразной. Хотя белые стены ресторана призваны были успокаивать душевнобольных. Только бы эти двое не вскочили и не принялись бить глиняные горшки из интерьера.

Дядя Боря заказал бутылку домашнего вина, которая оказалась глиняной – даже жалко было открывать такую красоту. Официант щедро наполнил бокалы. Особенно мой – задумался? Или знал, что девушек тут принято спаивать?

– Ну что, за вас? – поднял бокал дядя Боря.

Голос его по-прежнему оставался на басах.

– А, может, за встречу? – подала я тихий голос и чуть не сползла под стол под его уничижающим взглядом.

– Надо чаще встречаться, да? – он продолжал держать бокал на весу. – Ты почему к нам не приходишь больше? И к Тасе не пришла.

– Нас не приглашали! – отрезал Кузьма. – А мы никому не навязываемся. И, по хорошему, Таська первой должна извиниться перед Дашей за себя и за Кристину. От Шаровой извинений не дождешься.

– Не надо, пожалуйста! – почти взмолилась я. – Это в прошлом. Я уже все забыла.

– Зато я помню!

– А ты, Кузьма, вообще злопамятный, – прорычал на него отец. – А я вот нет, – и положил на стол ключи, прямо на салфетку. – Твоя мать мне плешь проела. Но я делаю это не ради тебя, а чтобы наша Даша жила в нормальных условиях и могла нормально функционировать на работе.

Кузьма не взял ключи.

– У нас нормальная квартира…

– Я в курсе, какая она нормальная! – оборвал его отец. – На деньги за съем лучше устрой себе нормальный отпуск!

– У нас был нормальный отпуск, – цедил Кузьма сквозь зубы, и я испугалась за бокал, который он сжимал пальцами все сильнее и сильнее.

– У тебя ничего нормального быть не может. Ты ненормальный. Непонятно в кого такой уродился! Жаль, здесь Даша, а то я бы поговорил с тобой без купюр. Забирай ключи и прекрати строить из себя святую невинность! И трепать матери нервы!

Все, еще секунда и сын взорвется! Двойная мораль на лицо. И в это лицо сейчас выльется это домашнее вино.

Я успела схватить под столом руку Кузьмы и стиснуть его пальцы. Однако неловко повернулась и нечаянно задела ногой ногу его отца. Чувствительно, и наши взгляды встретились. Секунда, две, три…

– У тебя был тост за встречу? – вдруг проговорил дядя Боря своим обычным голосом.

Он точно решил, что я специально его пнула. Может, и хорошо. Они оба на грани. Ни о каком мире между ними не может идти и речи. Но хоть перемирия на этот вечер можно достичь? Какой же дорогой на нем костюм. Жаль, нет бутиков, в которых богатым мужикам продавали бы житейскую мудрость! Как два петуха дерутся!

– Да, за встречу! – я кивнула и стрельнула взглядом в сторону Кузьмы, руку которого все еще сжимала под столом. – Не за последнюю.

– Хороший тост, Дашка. Мы сработаемся.

Ну да, вам тут еще работать и работать над отношениями.

– Что это? – уставилась я в тарелку с непонятной, пахнущей грецким орехом, тюрей, которую в этот момент принес официант.

– А это ты у своего Кузьмы спроси, – усмехнулся мой будущий босс.

– Харчо с грецким орехом! – распетушился тот. – Что непонятного? Попробуй. Должно быть вкусно.

– Всяко лучше овсянки! – не сдержался Тихонов-старший.

Боже, дядя Боря, где вся ваша выдержка и вальяжность, которой я так восхищалась в детстве, не понимая еще стоимости костюмов, которые вы носили…

– Кузьма очень вкусно готовит овсянку.

Наши взгляды снова встретились.

– Может, мне тебя сразу в продажи взять? – в голосе дяди Бори чувствовалась гремучая смесь сарказма и еле сдерживаемого смеха.

Может, он сыну подыгрывает больше, чем злится на него в реальности?

– А я не собираюсь Кузю никому продавать. Мне он самой нужен.

Я не успела сжать Кузьме пальцы еще сильнее – их пришлось разжать под насмешливым взглядом его отца, когда Кузьма зачем-то водрузил наши сцепленные руки на стол.

– Столько лет не был нужен и вдруг понадобился. Ты меня удивила, Дашенька, – заявил без всякой улыбки дядя Боря.

Я бы так и смотрела на него, молча хлопая ресницами, если бы Кузьма вдруг не открыл рот не для плевка, а для фразы:

– Она ждала, когда я повзрослею.

– Интересно, а я когда-нибудь этого дождусь? – и, перегнувшись через стол, дядя Боря схватил ключи и сунул их мне почти что в тарелку, поэтому я вырвала брелок из его рук. – Я даже теряюсь, кто из вас двоих мужик.

– Главное, мы не теряемся, – на сей раз выплюнул в отца Кузьма.

Ну зачем Кузя согласился на встречу, если продолжает быть упрямым ослом!

– Вино у них очень вкусное, – сумела я опередить новый выпад дяди Бори.

Моя рука немного дрожала – бокал был большой, тяжелый и полный.

– Я это что-то не заметил. Раз нравится, пей.

– А я потихоньку. Я не умею пить.

– Да неужели?

Понятное дело, он подумал о том же, о чем и я. Ну так пусть думает о коньяке, а не о том, как побольнее проехаться по бедному сыну. Но дядя Боря вдруг снова утонул в телефоне. Ему бы тоже не помешало устроить с сыном "но-бизнес-ивент". Может, и отношения б наладились.

– Прошу меня извинить, – он поднял к уху зазвонивший телефон и, поднимаясь на ноги, произнёс "да", а остальную беседу вел уже на улице: мы видели его в окно размахивающим руками.

– Даш, извини за этот ужин, – буркнул Кузьма, уставившись в тарелку.

– Все обалденно вкусно, – ответила я, отламывая кусок лаваша, чтобы подобрать с краев тарелки ореховый соус, пока никто не видит.

Ключи лежали теперь между нашими тарелками, но Кузьма их не брал. Дядя Боря вернулся, но задержался у барной стойки в соседнем зале. Я испугалась, что он принесет коньяк. Наконец размашистым шагом он двинулся к нашему столику – к счастью, с пустыми руками.

– У меня встреча нарисовалась. Вы допивайте, доедайте. Я уже заплатил. Десерт не заказывал. Вам ведь нельзя. И вот ещё что! – он демонстративно потёр нос. – Мать написала, что уборщица забыла закрыть окна, так что прогуляйтесь до Лиговки. Надеюсь, адрес помнишь?

Кузьма ограничился тихим "пока". Я громко сказала "до свидания". Дядя Боря просто кивнул.

Глава 65 «Горчинка»

– Добро пожаловать домой! – почти пропел Кузя, привычным движением поворачивая ключ в замке своей старой квартиры.

Это был дворец, даже если в глазах дяди Бори квартира оставалась шалашом. Светлый холл – ясное дело, что в потолке зажглись мириады мелких лампочек. От кристальной чистоты я машинально скинула сандалии. Хорошо ещё, не начала искать бахилы! Две пары домашних тапочек ждали нас в миллиметре от входа.

Окно открыто и потому холодно. Или ежусь я совсем по другой причине. Мне все ещё неловко перед Тихоновым-старшим, в глазах которого я теперь обычная искательница легких денег. И он их вернул в качестве квартиры, чтобы помочь дураку-сыну, раз тому приспичило обзавестись такой вот неправильной бабой. Была же отличная партия из дочки бизнес-партнера.

– Чего стоишь? Ищи окно.

Кузьма выглядел грустным. Непонятно, чего он ждал от встречи с отцом. Возможно, дядя Боря не просто так разозлился на то, что сын притащил в ресторан меня.

– Иди сюда! – голос Кузьмы стал немного таинственным.

Или в холле он всего лишь отлетал от пустых стен. Я вошла под арку: белый диван, кресла и чёрный столик прямо передо мной, но Кузьма указывал направо: там стол у окна, стеклянный с чёрными стульями. Но Кузьма снова указывал не туда, а на кухонный островок, где в окружении алых роз стояло ведерко с бутылкой шампанского, а рядом, на хрустальном блюде, красовался торт со взбитыми сливками, украшенный апельсиновыми корками – хорватское чудо.

– Сама скажешь спасибо?

Он протянул мне телефон, но я нервно затрясла головой.

– Ну я же материться буду! – засмеялся Кузьма. – А с мамой так не говорят. Но они меня реально…то самое слово. Какого хрена весь этот спектакль? Он, видимо, с мамой чатился во время ужина, идиот! Тянул время… Я ей говорил, что приду с тобой… Она еще сказала, что это правильно.

Я пожала плечами. Кузьма тяжело выдохнул и набрал что-то в телефоне. Наверное, послал матери спасибо буквами. Потом поднял на меня глаза и лукаво улыбнулся.

– Она поймёт, что мы пьём шампанское и нам не до неё. И не до ее торта. Может, уберём до утра в холодильник?

Он прав. У меня живот что упругий футбольный мячик после грецких орехов. Я легко подхватила блюдо, и Кузьма открыл обе створки холодильника. Тот был полным. Там даже лежал один из привезенных нами сыров. Но я все же нашла место для торта.

– А папе ты написал?

– Ещё чего… Сама пиши. Дать телефон?

– Кузя…

– Борис Касьянович сделал это для тебя. Сам же сказал. Со мной мириться он не собирается.

– Кузь, ты ревнуешь? К собственному отцу?

– Нет. Я ревную к дяде Боре…

Я обняла его за шею и вжалась макушкой в высоко вздымающуюся грудь. Моя тоже дрожала, и Кузьма, чуть подержав руки на талии, накрыл горячими ладонями обе мои груди.

– Даша, ради тебя я не стану возвращать ключи. Но это именно для тебя. Здесь хорошо и близко до учебы и до работы. И вечером есть где погулять…

– Кузя, здесь красиво.

– Ты ещё спальню не видела. Там зеркало во всю стену.

– Зачем? – вскинула я голову.

– Мама ее с ремонтом уже купила. Наверное, кому-то вдвоём в постели было скучно. А мне вот нет. Может, пойдём на диван?

– А шампанское? – как-то сумела вырвать я губы.

– У моей девушки от шампанского болит голова. Зачем мне ее спаивать? Потом, мы же не расскажем родителям, что и по трезвому друг другу нравимся. Пусть думают, что устроили нам романтический вечер. Будто мы сами не в состоянии…

Я была уже не в состоянии стоять на ногах. Диван так диван, хотя там и ковёр мягкий. Впрочем, можно, успеть поваляться везде, пока прозвенит будильник…

– Черт! – я вскочила и снова села на кровать (уснули мы все же в спальне). – Как я на работу в этом…

Сейчас на мне ничего не было, но вчерашнее платье – это все, что у меня есть. Сейчас половина седьмого.

– Даша, открой шкаф…

Я отодвинула зеркальную дверцу. Он знал или догадался? Там висело пару платьев с магазинными этикетками и рубашки. Что-то ещё лежало стопочкой на полочках.

– Мамы все предусмотрят…

Я повернулась обратно к кровати: Кузя продолжал валяться. Даже руки за голову закинул.

– Она это за один день все сделала? И магазины, и торт? Как думаешь?

– Не знаю.

От всей этой заботы стало окончательно не по себе. Точно я оказалась по ошибке в люксовом номере пятизвездочного отеля. Нет, наверное, там круче, но здесь все чужое. Как– то матрас на полу куда комфортнее. Чувство, будто мне ещё нагляднее

продемонстрировали, какая большая пропасть лежит между мной и ними.

– Я сварю кофе к торту, – Кузьма вылез из кровати и потянулся. – Мы же не дегенераты пить с утра шампанское.

Вы – аристократы. Вам это привычно. Парню на восемнадцатилетние такое подарить. Квартирку в центре города. Понятно, что он баб каждую ночь менял…

– Даш! – прокатилось по квартире эхом. – В ванне есть халат, так что иди в душ!

Я пошла. Чтобы согреться. Меня колотило.

– Можно к тебе?

Нужно, чтобы не было так страшно с тобой новым. В таком окружении ты снова отдалишься от меня.

– Даша, а что у вас бывает за опоздание? Выговор? Лишение премии?

Кузьма уже тащил меня обратно в спальню, оставляя на полу и на ковре мокрые следы, а теперь и на кровати мокро. Я закрыла глаза, чтобы не видеть окружающие предметы. На ощупь Кузьма все ещё оставался прежним.

– Кофе остыл, – простонал он, отталкиваясь руками от изголовья, чтобы встать ногами на ковёр. – Любишь холодный кофе?

– Люблю, – ответила я, сжимая в руке влажные волосы.

– А меня любишь? – спросил он почти сразу, и я осталась с поднятыми к голове волосами.

Сердце трепыхалось в ушах.

– Разве тебя можно терпеть? – нашлась я с минутным опозданием.

– Можно и нужно, пока я не надоем. Давай в душ. Я новый кофе сварю.

Я на негнущихся ногах прошла в ванную, залезла под горячие струи, которые все то время, когда мы занимались любовью, так и бежали, так и бежали… Чем мы занимались? Ну явно не сексом, давно уже не сексом. Но сказать это словами трудно. Ох, как трудно! Легче, наверное, испечь хорватский торт. Он в исполнении тети Томы получился нежным, но не таким, как в Дубровнике – ее цукаты не горчили, она переборщила с сахаром.

– Я пройдусь до конторы пешком. Ты давай на такси, – заявил Кузьма, одевшись.

Я впервые увидела его в рубашке. Хорошо еще без галстука! Он как-то резко повзрослел. Из парня превратился в мужчину.

– Вечером я возьму машину, заберу тебя от метро и съездим к твоим за рюкзаком, – только голос остался прежним. – После такого завтрака нам просто необходимо бегать. Сентябрь не за горами. И нам необходимо помириться с обеими мамами.

Свою я предупредила. Не стала устраивать сюрприз. Нас даже ужином накормили и ни о чем не спрашивали. А перед уходом, когда Кузьма уже закинул рюкзак за плечо, он вдруг сказал моей маме:

– Спасибо за дочь!

– Береги ее, пожалуйста.

– Буду.

Но только не во время пробежек вдоль набережных. Он доводил меня до полного изнеможения. Так что мне потом и целоваться с ним уже не хотелось. Но под хорватским солнцем, дождавшись его на финише, я повисла у него на шее и счастливо поймала его горькие губы своими.

– Я тобой горжусь!

И пусть он лишь в первой двадцатке, но зато пробежал всю дистанцию, а не как я, жалкую стену, и сдохла.

– И только? – Кузьма еле дышал, но все равно приподнял меня в воздух, чтобы я могла смотреть на него сверху вниз. – Только гордишься?

– Нет, – покрутила я головой и припала к его губам, чтобы прямо с поцелуем признаться, что я его… – Ещё и люблю…

– Для этого стоило бежать! – прижал он меня к себе такую же мокрую, хотя после бега я и успела подсохнуть на лёгком ветерке, но сейчас сама погрузила себя в кипяток страсти.

Я отвела глаза или скорее губы, чтобы перевести дыхание, и поняла, что нас снимают на камеры многочисленные зрители со всех уголков Земли.

– Даш, не отвлекайся, – Кузьма снова поймал мои губы.

Пусть снимают второй дубль. Нам не жалко.

– По мороженому? – кивнул Кузьма в сторону знакомого магазинчика.

Но я не успела ответить. К нам подошла индийская пара, у всех нас на груди болталась медаль. У меня – первая. Завязалась беседа и обмен впечатлениями. Узнав, что это мой первый забег, индийские бегуны стали ещё более разговорчивыми, и мы с Кузьмой поняли, что остались без мороженого.

– Мы вообще на марафоне познакомились три года назад, – наконец закончили они свою тираду.

– Мы тоже. Прямо вот на этих стенах, – Кузьма махнул рукой в сторону камней.

– Вау… А у нас вот медовый месяц и марафон. Символично.

– Поздравляем! – сказал Кузьма. – У нас тоже. Медовый месяц…

– Надо же, совпадение! Тоже поздравляем!

– Почти, – успел ввернуть Кузьма.

– Все равно поздравляем. Может, посидим где-нибудь?

Ребятам из Индии явно было скучно, а у нас уже был запланирован на вечер наш любимый ресторан и ночное купание.

– Увы, мы улетаем, прямо вот сегодня, – соврал Кузьма.

Ложь во спасение нашего романтического ужина ведь не ложь совсем, верно? Мы ещё и мороженое купили.

– Это было тяжело, – выдохнул Кузьма у машины.

В этот раз ему дали Бэху, пусть и снова чёрную.

– Но ты добежал. Молодец!

Я взяла полотенце, смочила его водой и вытерла бегуну лоб и шею. Кузьма перехватил мою руку и притянул запястье к губам. А потом, глядя исподлобья, пробубнил:

– Я не про бег. Бег фигня. Тренировка и только. Я про признание. В любви. Без тренировки. Первый раз.

Мне сейчас нужно было вылить себе на голову остаток воды, но мы снова забыли купить пару бутылок про запас.

– Аты не признавался…

– Да ладно! – перебил Кузьма бодро. – А про медовый месяц как же?

– Ты лгал…

– Не-а… Он у меня медовый… Уже который по счету? Третий? – Кузьма осторожно прикоснулся к моим губам, как в первый раз. – С горчинкой. И я люблю эту горчинку. И зовут её Даша.