Текст книги "Мой домовой — сводник (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Глава 15: Любовь вдвоем и жизнь втроем
Вадим опустил мне на колени клетчатую переноску, и я закрыла глаза – может, это все сон? Может, я грежу наяву? И как же не хочется просыпаться в серую реальность. Но вот за моей спиной Вадим гулко шарахнул багажником, и пришлось широко распахнуть уже влажные глаза. Серая реальность осталась. Без изменений. И елозила в переноске, но вынимать Чихуню было нельзя.
– Может, все-таки у нас заночуем?
Вадим не заводил машину, буравил меня взглядом, но я осталась непреклонной.
– Нет, едем к Чихуне.
Договорились, что Вадим сбегает к себе за спальниками. Они уже год пылились на антресоли – последний раз мы выбирались в лес на день рождения его одноклассника. Сейчас, без палатки, они нам очень пригодятся.
Я осталась внизу с котом, и Вадим, навьюченный, как верблюд, притащил еще и мою сумку с одеждой и ноутбуком. И даже какой-то еще пакет.
– Маман полотенца дала. Ты ж утром в душ захочешь…
– Спасибо твоей маме, – сказала я совсем не зло, хотя понимала, что Марина Александровна думает обо мне сейчас не очень хорошо: дура, потому что кота взяла, и дура в квадрате, потому что устроила из квартиры уголок туриста. Плевать, я не хотела коту нового стресса. Пусть возвращение домой произойдет сейчас.
Замок на двери поддался легко, и в нос ударило бытовой химией. Я нащупала на стене выключатель. Стало светло, даже слишком. Вадим с шумом свалил в коридоре вещи, а я, найдя предложенные мне в прошлый раз хозяйкой тапочки, прошла в комнату прямо в куртке. Раздеваться не стоило. Если мы не откроем окна, завтра головная боль нам обеспечена.
– Разбери продукты! – крикнул из прихожей Вадим, и я быстро вернулась к нему, чтобы напомнить о времени.
Он поджал губы. Переноска осталась на диване. Я ее даже не открыла, потому в спешке загружала в пустой и чистый холодильник йогурты, молоко, сыр и колбасу. Сукула туда даже хлеб, но вовремя спохватилась и оставила его на столешнице подле плиты вместе с пакетом сахарного песку и коробочкой с чайными пакетиками. Вадим предпочитал чай. Я не помнила, что здесь за кофеварка, потому не купила ни фильтров, ни кофе. Оказалось, что капсульная. Зинаида Николаевна оставила мне несколько коробочек с кофе. Какая заботливая…
– Эй, мясо убери!
Я подлетела к остальным пакетам – в них были пельмени, вареники, котлеты… Решила, что первые дни мне будет явно не до готовки. Я еще не особо представляла себе, как совместить обустройство нового дома, работу и не разориться. В магазин явно придется сходить не один раз. Главное – не покупать лишнего. Сейчас на кассе расплатился Вадим, но я не хотела вешать все расходы на него. Хотя, возможно, это была разовая акция в честь моего дня рождения. Людей портит не только квартирный вопрос, а любой финансовый. Завтра сама между занятиями сбегаю за вещами первой необходимости, о которых, надеялась, узнать к утру. И еще надеялась, что для их приобретения не нужна будет машина… И Вадим к ней.
– Он и здесь не выходит.
Я обернулась от кухонного окна, которое тоже открыла. Вадим стоял какой-то потерянный. Неужели думал, что кот сразу выпрыгнет из переноски и радостный начнет носиться по своему дому?
– Ты расстегнул сумку? – задала я зачем-то глупый вопрос.
– А ты как думала? Сколько ему можно в одиночке сидеть?
Вадим улыбнулся по-мальчишески открыто. Кажется, он уже с радостью включился в кошачью игру. Но Чихуня пока нас игнорировал, хотя я встала перед переноской на колени и сказала "кис-кис".
– Скажи лучше "Золотой ключик", – буркнул Вадим за спиной, и я даже не сразу сообразила, что тот шутит про конфеты-ириски.
Мне как-то было не до шуток. Время перевалило за полночь. День рождения закончился. Праздник тоже. А чуда так и не произошло. Чихуня не почувствовал себя дома. Мы, впрочем, в этом от него не особо отличались.
– Отойди, я разложу диван.
Переноска уже стояла на полу, но я все равно осторожно перенесла ее в угол, подальше от окна. Полчаса мы его еще точно не закроем.
– Ты решила с открытым спать? – поинтересовался Вадим, раскладывая по дивану спальники.
Один он уже расстегнул и расстелил в качестве простыни.
– Мы что, вторым укрываться будем? Замерзнем.
– Так ты окно закрой, я тебе сказал, – и добавил, когда я сильнее запахнула куртку. – Блин, ну что, как школьники младших классов, каждый в своем спальнике, что ли, будем?
– Так теплее, – повторила я и закрыла окно.
Воняло уже меньше, хотя я бы продержала окно открытым всю ночь. В кухне точно закрывать не буду. Как и чистить зубы. Лень было копаться в сумке. Скинула брюки и в кофте опустилась на ледяной спальник.
– Когда ночью писать пойдешь, про кошачий туалет не забудь, – буркнул Вадим, раздеваясь, хотя это он, а не я, в то утро наступил на лоток.
– Будильник ставить? – спросила я, обнаружив в телефоне почти сдохшую батарею.
Пришлось вылезти и на ощупь и под отсвет фонарей, проникавший в комнату сквозь полупрозрачные занавески, искать сначала зарядку, а потом розетку. Она оказалась за кошачьей переноской.
– Мне не ставь. Я на машине. Не просплю. К тому же здесь одна дверь. Слышимость ужасная. Если народ с утра топать будет, будильник заглушат.
Я все равно включила свой обычный режим. Заглянула в переноску. Поиграла с котом в гляделки и поползла к дивану. Новый, упругий, не проваливается даже под весом Вадима.
– И все? – спросил Орлов, когда я, скомкав верхний край спальника для имитации подушки, повернулась к нему спиной.
А что он собрался делать? Нет, я не спросила. Не успела – рука скользнула мне под талию и выше под футболку и полоску лифчика.
– Давай не сегодня, а?
Мне было холодно, скользко, неуютно, обидно и тяжело… От руки Вадима, и в животе – от маминых салатов. Вадим то ли зарычал, то ли застонал мне в ухо:
– Ирка, я не смогу завтра работать, понимаешь ты или нет эту дурацкую мужскую физиологию? Десять дней я держался, как ты велела, но сегодня все – чаша переполнилась…
Я чувствовала эту чашу и свой долг перед ним – я обещала ему эту ночь. Он выполнил все, о чем я его просила. Даже больше – взял кота. Неужели я не вытерплю две минуты? Он и сам прекрасно понимает, что толка сейчас не будет никакого…
Я развернулась к нему и тут же наткнулась на губы. Он не побрился вечером, кололся, но не замечал этого. Пришлось отстранить его лицо рукой. Вадим понял и извинился, но почти сразу же уткнулся губами мне в шею. Там тоже кололо, но куда еще он мог деть свою голову? Руки он спустил вниз, оставив в покое одежду на груди.
– Я быстро…
Я на это надеялась. И еще на то, что сумею ухватиться за валик и не свалиться вместе со спальником с дивана. Не получилось. Вадим затормозил ногой о пол, потом шикнул "брысь" и снова подтянул меня кверху.
– Куда пришел?
Я повернула на его шик голову – Чихуня стоял всеми четырьмя лапами на диване.
– Пошел вон, я сказал…
Кот спрыгнул с дивана, и Вадим ткнулся лицом мне в грудь, прохрипев при этом:
– Я не собираюсь тебя с ним делить…
Я улыбнулась и натянула ему на голову верхний спальник. Стало совсем темно, и кот больше не мог за нами подглядывать. Если он вообще понимал, чем мы тут занимаемся… Он всю жизнь прожил с бабкой. Ему просто стало интересно… Вот и вышел из укрытия. Какое счастье, что Вадим не наступил на него в темноте, и второе счастье, что сумел выполнить еще одно обещание – сделать все быстро.
А потом я снова уткнулась в скомканный край спальника и попыталась заснуть. Вадим отвернулся, но от его спины шло нужное мне сейчас тепло. А вот сон куда-то ушел. Вадим начал присвистывать, и я пару раз толкнула его локтем, чтобы перестал. Помогло. Но не уснуть.
Вдруг спальник зашуршал, и я догадалась, что по дивану шествует кот. Он шел по самому краю, и мне пришлось чуть оттаранить Вадима, чтобы дать коту место улечься. Но Чихуня предпочел забраться мне на голову. Я совсем скрючилась. Великолепно – мужик, одним словом. Все для себя…
– Чихуня, это свинство, а ты ведь кот…
Но "мяу" в ответ не последовало. Может, он всегда спал на этом диване? Если так, то он не уступит нам своего места. Так и будем спать… втроем. Любовный треугольник прямо. Ах ты, Чихуня, Чихуня… Ты, видимо, мультик не смотрел: либо кот, либо я… Ну я тебя выбираю. С тобой я давно живу, а этого кота впервые вижу… Или как там было в "Простоквашино"? Так что, Чихуня, придется тебе приспосабливаться к новым правилам совместного проживания.
Глава 16: Первая ночь и первая потеря
– Ир, ты тоже это слышишь?
Что именно? Я с трудом различала голос Вадима, а продрать глаза не могла вовсе. Но когда он зашевелился и нечаянно толкнул меня ногой, я тоже села.
– Чего? – произнесла я через зевок, даже не прикрыв рот.
– Скребется.
И? Я тряхнула головой и окончательно проснулась. Про Домового я Вадиму не рассказывала… Чего струсил? Это у меня по делу похолодело в груди и зазвенело в ушах.
– Дай телефон!
Эту его просьбу я услышала четко.
– Зачем? – уже не зевала я.
– Посветить! Кота боюсь раздавить! – взвился голос Вадима. – Он где-то застрял. Слышишь же… Не под диваном точно! Где телефон?
– Далеко… За переноской…
– Ну, тогда молись… Я пошел!
Вадим не крикнул, но прошипел достаточно громко. Затем неуклюже поднялся с дивана и сделал первый шаг. Мое сердце колотилось. В тишине. Вместе с продолжающимся скрежетом. А если Домовые действительно существуют? Нинка вон в Лешего серьезно верит, и Людмила Михайловна не высмеяла ни внучку, ни меня с вопросом про домовых. А вдруг…
Вадим уже добрался до двери и выключателя. Я зажмурилась от яркого света.
– Ну что тебе там надо? – Вадим вывалился в коридор как был, в футболке, но без боксеров. – Видишь же, закрыто…
Скрежет продолжался.
– Ты глухой? А мы вот нет. Дай людям спать… Иди отсюда!
Скрежет не прекратился. Босые ноги шлепнули по линолеуму, и раздался кошачий визг. Потом брань Вадима.
– Зараза!
Куда делся кот, не знаю. А Вадим явно направился в ванную комнату, откуда тут же громко позвал меня, наплевав на глубокую ночь. Неужели кот так разодрал его, что снова йод нужен?!
Я скинула верхний спальник и без тапочек и тоже без трусов побежала в ванную. Вадим стоял перед раковиной, не включив еще воды. Вернее, боком к ней. Лицом к
ванне.
– Что б не говорила, что это я…
Я заглянула через его плечо и увидела вокруг слива желтые разводы.
– Нассал, зараза, – буркнул Вадим. – Так вот вам, вместо спасибо!
– Расслабься! – похлопала я по плечу новоиспеченного кошатника. – Я бы на тебя все равно не подумала… И какая экономия, лоток менять не надо!
Вадим тихо рассмеялся и приобнял меня за талию.
– А по большому он тоже в ванну ходить будет? Или нам в кровать?
– А это мы завтра узнаем…
– Сплюнь! – почти ущипнул меня Вадим и поднес руку к свету. – Скоро как тигр полосатый буду. Может, котов за шкирку надо брать?
Я пожала плечами и позвала:
– Чихуня!
В ответ тишина.
– Пусть эта скотина до утра носа не высовывает, – проворчал Вадим, ополаскивая ванну из душа.
Потом вытер руки, и мы, так и не найдя кота, погасили везде свет и улеглись обратно спать, но не уснули. Не успели. Снова из коридора послышалось царапанье.
– Чихуня, брысь! – шикнул Вадим в темноту, но кот никак не отреагировал на просьбу.
Тогда Вадим вскочил.
– Убью заразу!
Кот не испугался.
– Чего тебе там надо? Нет там твоей бабки, нет. Умерла она.
Вадим минут пять сидел в коридоре. Наверное, вприсядку, я не выходила проверить, и увещевал кота. Вдруг стало тихо. На мгновение. Потом Вадим с шумом поднялся и затопал обратно. С котом на руках, но Чихуня быстро спрыгнул с рук на кровать и снова устроился у меня в головах. Вадим погрозил в темноту пальцем:
– В первый и последний раз, понял?
Я не стала говорить, что это уже во второй раз, и Вадим ментарно продолжал:
– В виде исключения, понял? Соболезнуя твоей утрате.
И мы уснули. Все трое, кажется. Я открыла глаза первой. На улице продолжали гореть фонари, а передо мной – зеленые глаза. Чихуня сидел на краю с моей стороны и стонал. На мяуканье это мало походило.
– Ты спать будешь? – заворочался Вадим, но глаз не открыл. – Ну?
Кот мявкал, мерно открывая зубастый рот.
– Спать будешь?
Может, это уже был вопрос ко мне, потому что я села и уставилась на кота.
– Ты есть хочешь?
– У него полная миска жратвы. Я ночью проверял, – зевнул Вадим и за плечо утащит меня обратно под спальник. – Давай попытаемся поспать…
– Как? Он ворчит…
– Сделай вид, что не слышишь.
Как? Чихуня придвинулся почти вплотную к моему лицу, и кошачий вой сделался еще громче.
– Пошел отсюда!
Вадим по привычке думал вытащить из-под головы подушку, но нашел лишь свой кулак и замахнулся на кота. Тот огрызнулся в ответ, но все же спрыгнул с дивана и снова поплелся в коридор к двери, но карябанья мы больше не слышали… Вернее, сумели убедить себя, что не слышим, и проспали до моего будильника. Вадим не встал, отвернулся к окну и сделал вид, что спит, а может спал на самом деле. Я же на автопилоте добралась до кухни. Окно Вадим, наверное, закрыл ночью, проверяя наполнение мисок. И хорошо, а то меня и так колотило. Никакая бы близость к батарее не спасла, оставь он окно на проветривании. Особенно после ледяного питьевого йогурта со злаками.
На всякий случай, чтобы не разбудить Вадима, я прикрыла дверь и лишь затем сварила для себя кофе. Ему я собиралась оставить на тарелке бутерброды. Йогуртом он не наестся. Ему на работу к одиннадцати, а у меня в детском саду занятие начинается в десять. Вместе позавтракать не получится никак… Или да, получится?
Скрипнула дверь, и на кухню ввалился заспанный Вадим, а следом гордо прошествовал Чихуня и, запрыгнув на раковину, свесил в нее хвост.
– Высоко сижу, далеко гляжу, – зыркнул на него зло Вадим и плюхнулся на стул.
– Эта серая сволочь меня измордовала. Свари мне кофе, а то я не человек. Ну что? – он снова буравил кота взглядом. – Ты за меня работать сегодня будешь? И за нее тоже?
Сейчас Вадим ткнул пальцем в меня, и я сообразила, что выгляжу не меньшим чучелом, чем он сам. Надо срочно в душ! Малыши не заметят синяков под глазами, зато их воспитательницы за чаем будут живо обсуждать, где и с кем я провела эту ночь. Уж явно не с котом! И поставив перед Вадимом дымящуюся чашку, я ушла в ванную, откуда, впрочем, быстро высунулась:
– Твоя мама забыла положить тебе бритву.
– Плевать… На работе побреюсь.
– Тебе купить станок или зайдешь к ней?
Я вовремя остановилась и не произнесла "зайдешь домой". Вадим должен полностью осознать, что его дом здесь, рядом со мной… Вот мне и надо было собирать его "умывалки", но у меня же был кот!
Я мылась без мыла и шампуня. Это тоже нам не положили, и это первое я занесла в свой мысленный "шоппинг-лист". Стиральный порошок стоял на стиральной машине, а рядом, на полу – пара бутылок с чистящими средствами, которые я, еще толком не вытеревшись, запихнула под ванну, подальше от кота. Надо, наверное, спрятать еще что-нибудь опасное для детей и животных…
– Эта зараза из крана воду лакает! – высунулся в коридор Вадим, когда я искала в сумке фен для волос. – Что делать? Он не дает выключить воду. Шипит.
– Не выключай, – бросила я с такой же растерянной улыбкой и вытащила из сумочки вторую связку ключей. – Убери к себе. А то ведь так бы и ушла, а ты бы до половины девятого под дверью с котом переговаривался б.
Вадим поймал ключи и обогнул меня, чтобы взять из-под вешалки барсетку.
– Что за х…
Так Вадим ругался крайне редко, и я обернулась. Как раз в тот момент, когда он решил ткнуть мне в лицо своей барсеткой. Я отпрянула, но успела разглядеть на гладкой черной коже следы кошачьих когтей. Я не выругалась. Но только лишь потому, что онемела от удивления. Действительно, ну что за…
– А-ну, зараза, иди сюда!
Вадим, размахивая барсеткой, хотел шагнуть в кухню, но я успела схватить его за руку:
– Это же животное, неразумное…
– Да это чудовище! Спать не дает, ссыт в раковину, портит чужие вещи…
– Заметь, в своей квартире. Он же не знает, что мы ее сняли! Он не знает, что мы
– его новые хозяева. Мы без его разрешения приперлись в его дом и завалились на его диван.
– Замечательно! – Вадим опустил руку. – Почему он не разодрал твою сумку? Почему мою? Когда твоя лежала на полу. Дери не хочу…
– Не захотел, – пыталась улыбаться я, не в силах видеть на лице Вадима трагическую маску греческого театра с опущенными уголками губ. Я поднялась на носки и поцеловала эти губы. Вадим не ответил на мой поцелуй, но на кухню не пошел и сунул ключи в располосованную барсетку.
– Новая ведь была…
– Ей скоро год. Марина Александровна тебе ее на день рождения подарила. И я сколько раз говорила, что это уже неактуально, мы не в девяностые живем. Купи обыкновенную сумочку через голову носить. Хочешь, я тебе ее на день рождения подарю?
Вадим ничего не ответил и повесил барсетку высоко на пустой крючок.
– Это кот, – едва сдерживала я смех. – Коты умеют лазить по деревьям.
– Так не вешай сюда куртки! Вешай в кладовку.
Вадим злился. И я его понимала. Думал, как и я, что берем милого несчастного котика, а взяли… Чихуню… Кот гордо прошествовал мимо нас в комнату. Вадим поднял ногу, чтобы погрозить ему вслед.
– А вот этого не делай! – уже без всякого смеха сказала я, пиная его самого в босую ступню.
– Я что, дурак?! Сам знаю! Ношусь с ним, как с ребенком, а он…
– А он и ведет себя, как ребенок, – прижалась я щекой к плечу Вадима. – Плюет на родителей, не жрет еду, которую ему дают, будит по ночам…
– Устроила мне тут курс молодого отца?! – процедил Вадим сквозь зубы и легонько оттолкнул меня.
Я прижалась спиной к стене и, склонив голову на бок, сказала:
– Вообще-то ты сам его взял…
– Потому что ты ныла! – Вадим глядел на меня исподлобья и тяжело дышал. – Мне лично никакой кот не нужен.
Я выпрямилась.
– Так и терпи его ради меня.
– А я что делаю? Терплю! Не ору, не бью его… – Вадим всплеснул руками. Это было так на него не похоже. Даже голос дрожал. – Я с ним полночи, как с человеком разговаривал, разрешил даже спать со своей девушкой, а он пошел разодрал мне барсетку. Кто он после этого?
– Кот. Он просто кот. Вот если здесь еще и Домовой живет, то мы с тобой явно пропали, – сказала я с улыбкой, но почувствовала спиной неприятный холодок.
Надо будет позвонить Людмиле Михайловне, чтобы она сказала веско и твердо: "Никитина, ты двоечница. Домовых больше не существует как класса. Они были уничтожены все поголовно с приходом Советской Власти!"
– После этого кота никакой домовой не страшен! – Вадим потянулся и зевнул. – Блин, твой кофе нифига не действует.
– Оставь машину. Иди пешком. Проснешься. Я в школу тоже сонная выходила. А сейчас в детский сад тоже пешком пойду.
Только высушусь, причешусь и накрашусь. А то пока выгляжу так, будто всю ночь с Домовым на сеновале валялась.
Глава 17: Чужие проблемы и свои неприятности
По дороге на работу я действительно набрала номер мобильного Людмилы Михайловны, но не для анти-домовой лекции, а сообщить, что мы взяли кота к себе и о нем можно не переживать. Сегодня она шла к третьему уроку. Однако ответила тетя Лариса. Я сначала опешила, решив, что случайно вызвала их домашний номер, но Нинкина мама опередила меня:
– Ира, у тебя что-то срочное? Просто у мамы сильно поднялось давление, и мы ждем скорую.
Я еле промямлила про кота, а тетя Лариса уже извинялась, что не пошла сегодня на работу и не сможет взять для меня данные о квартире. Да к черту квартиру! Я почти так и сказала и умоляла послать мне эсэмэску, когда приедет врач.
Весь урок я просидела на нервах. И пару раз под дружный хохот старшей группы поднимала карточку не с тем изображением. Ночное и утреннее недоразумение с котом я уже забыла. Разве это проблемы?
После занятий я сразу бросилась к телефону. Тишина. А звонить я боялась. Даже Нинке. Все тыркалась в телефон у каждого угла, пока шла в магазин за шампунем. Даже дверью промахнулась. Зашла в соседний обувной. Решила, это знак и купила Вадиму домашние тапочки сорок пятого размера. Затем пошла за шампунем, но не успела положить ничего в корзину – пришла эсэмэска. Увы, не от тети Ларисы. А из банка. О зачислении на мой счет десяти тысяч рублей. От кого? Антонина Тюкина.
– Тоня, что за хрень? – я от нервов позвонила ей на мобильник и заорала на весь зал.
Пришлось оглянуться и смущенно улыбнуться. Дальше говорила я уже шепотом.
– Это не от меня. Это от нашего козлика, – сообщила Тоня. – Я сказала ему, что кота забрали. Насовсем. Чтобы он перестал мне звонить. Сказал, чтобы я переслала владельцам деньги на корм. Кот ест только дорогой. И это правда. Я пыталась кормить его тем, что попроще, нос воротит.
– Да он и от своего воротит.
– Так стресс, что ты хочешь! Как прошла ночь?
– Замечательно!
Вдаваться в подробности не хотелось. Да и говорить сейчас о коте не было сил. Я собралась звонить Нинке.
– Как бабушка? – начала я без приветствия, выйдя из магазина на улицу.
Мешок оттягивал плечо, но сердце ныло сильнее. У меня бабушки уже не было, и я безумно завидовала Нинке. Но не сейчас.
– Не знаю. В больницу забрали. Мать ревет. Ничего толком не добилась от нее. Сейчас обзваниваю клиенток. Хочу поехать в больницу.
– Можно с тобой?
– Нет, – оборвала она резко мой вопрос. – Иди детей учи. А то они не только историю, но еще и английский знать не будут. Я тебе позвоню или напишу…
Я стала ждать. Она не писала. Не писал никто. Будто мир странным образом понял, что мне сейчас не до него. Даже Аришка не позвонила спросить, как квартира. Про кота она не знала. Мне бы тоже позвонить узнать про Андрея, но я боялась разбередить сердечную рану сестры. Вот надо же было двум придуркам – Виктору и Роману – ворваться в нашу размеренную жизнь и потрепать нервы нашим достаточно надежным мужикам. Бред какой…
Я снова сунулась в телефон. Тишина. Сердце стучало в висках. Мое давление тоже не стояло на месте. Чтобы хоть как-то успокоиться, я зашла в зоомагазин, предварительно переложив из кошелька в карман куртки тысячную банкноту. Если бы стала расплачиваться картой, скупила бы половину магазина. А так взяла только кошачьего лакомства, мышку-неваляшку и палочку с перьями. А потом пять минут рассматривала мышь на радиоуправлении. И вынула кредитку, хотя и понимала, что эта игрушка достанется взрослому мальчику. Но Вадим заслужил награду – и пусть Роман за нее платит. Идиот! Хорошо еще Тоня не рассказывает кому ни попадя, где теперь живут брошенные коты.
С расстройства я зашла в пиццерию и съела две маленькие пиццы-маргариты, а надо было только снять с них сыр, помидоры да рукколу… Нинка, ну отзвонись уже! У меня скоро три урока подряд. Я не смогу ни телефон проверить, ни нормально функционировать. Не выдержала, позвонила сама.
– Извини… – последовал быстрый ответ.
Да не проблема. Понятно все. Кто я такая… Сама себе внучка. Примазавшаяся. Но по голосу Нинки поняла, что самого страшного не произошло.
– Оставили на терапевтическом отлежаться. Подберут препараты от давления. Сказали, в вашем возрасте надо на лавочке сидеть, а не в школе преподавать. Ага, на лавочке. Видели мы этих бабушек на лавочке. Под капельницей лежит и по телефону дает указания практикантке, какую тему рассказывать, а какую не трогать. Она сама, типа, когда выйдет…
Я улыбнулась. Да, это наша Людмила Михайловна. На таких учителях наше образование и держится. Пока… Смена им не особо самоотверженная подросла. По себе знаю… Меня тянуло домой. Со страшной силой. Вернее, к Чихуне. И плите. Надо будет хотя бы омлет на ужин сделать, если, конечно, Вадим не слопал всю нарезку колбасы. Но встретил меня запах борща. А не кот.
Я поставила к стене пакеты и повесила на вешалку куртку, отметив про себя, что многострадальной барсетки нигде нет. Затем прошла на кухню с тапочками в руках. Вадим стоял на плитке в носках и мешал в кастрюле борщ, а в раковине стояла грязная литровая банка из-под огурцов.
– Где кот? – спросила я, сунув ему под ноги тапочки.
– Тепловые ванны принимает, – и заметив мои большие глаза, Вадим снизошел до пояснения: – Жопу на батарее греет! Паленым запахнет, я не виноват. Раз пять пытался его согнать. Уйдет, через минуту опять там. Слушай, – Вадим швырнул ложку в раковину, и та звякнула о банку. – Все коты такие трахнутые, или нам только такой достался?
Я вынула из шкафчика две тарелки и поставила на стол. Новые, не дореволюционные. И не из Икеи. Бабкины, или Зинаида Николаевна настолько гостеприимная хозяйка? Не только денег не берет, но еще и вкладывается в чужой уют. Ради чего-то непонятного. И этот Домовенок… За кого они меня держат? За дуру, схватившуюся за дармовую квартиру? Может, это психологический эксперимент такой? Роман же сказал, что деньги их не интересуют. По нему это заметно. Холеный, козел! Ничего, я смешала им карты котом. Пусть они пока этого и не знают.
– Что это?
Шум был непонятный. Не похожий ни на что. Будто град. Но за окном дождя не наблюдалось.
– Твой кот в прошлой жизни был барабанщиком, – выдал Вадим флегматично.
Я побежала в комнату убедиться, что из батареи действительно можно выбивать подобные звуки хвостом. Чихуня даже не повернул в мою сторону морды, а я уверена, что в тот момент она была у него чрезвычайно довольной. Не то что моя собственная! Я, дура, понадеялась, что меня-то он признал и теперь пытается поделить с Вадимом. По-мужски. Грубо. Нет, он с ним дерется от скуки, а меня просто игнорирует.
А вот Вадим – нет. Диван остался разобранным с ночи, но сейчас был перестелен моим постельным бельем, которое я покупала в съемную комнату. Подушки выгнутые. Явно местные. Но, может, дорогие, как и все тут, и удобные? Спальники Вадим, наверное, отвез обратно к матери. В ванной я обнаружила новое полотенце для рук: то ли Марина Александровна выдала, то ли Вадим сам купил. Ведь может же такое случиться, что отдельная квартира вдруг пробудила в маменькином сыночке хозяйственный дух?
Я вернулась за борщом и взглянула на полную кошачью миску.
– Ты его второй раз накормил? – спросила я, надеясь на чудо, но Вадим покачал головой.
– Та еда вся заветрилась. Я выкинул. Насыпал сухого корма. Не подошел даже. Смешал с консервами, а он, гад, пять раз отходил от миски и орал на меня, а потом снизошел слизать по краям. И все. Надо его голодом поморить пару деньков.
Я все время смотрела на миску, не понимая, что меня в ней так смущает. И тут меня осенило:
– Так нельзя было смешивать корма!
Дура я! Сама выслушала ликбез от Тони, а Вадиму ничего не рассказала.
– Одними консервами кормить? Совсем рехнулась! – Вадим даже у виска покрутил. – Я зашел в магазин, взглянул на цены и понял, что мои клиентки не шутили, говоря, что у них на детей меньше уходит, чем на кошек и собак!
Я уже открыла рот, чтобы сообщить про материальную помощь от "внучка", но у Вадима зазвонил мобильник.
– Мам, что-то случилось?
Почему Вадим всегда начинает разговор с матерью с вопроса? Давно надо понять, что названивает она ему просто так. Или для того, чтобы в моих объятьях он случайно не забыл про нее. Я съела еще одну ложку. Вернее, сжевала. В ее борще ложка стоит. А мой борщ можно спокойно разделить на бульон и гущу, чем я все детство и занималась.
– Мам, это полная дурь!
Что? С каких это пор он говорит с мамочкой в таком тоне?
– Ну что ты мне кота в сапогах сделаешь? Да какая разница, что они из силикона. Это против кошачьей природы. Все кошки царапаются. Да где глубокие? Какие шрамы? Слушай, что ты там читаешь? Какие форумы! Мам, елы-палы, мы только кота взяли! Взрослого! Ну понятно, что я ему чужой…
Началось… Что-то странное. Вадим спорит с "маман"! Чихуня волшебник прямо!
– Передай спасибо за борщ! – перебила я спор полушепотом.
Вадим на секунду задержал на моей почти полной тарелке взгляд и сказал в трубку:
– Ира передает тебе спасибо за борщ, – и после паузы: – Мама говорит, на здоровье…
И потом, опустив отключенный телефон экраном вниз, прорычал:
– Ты знаешь что-нибудь про силиконовые накладки на когти?
Я на автомате глянула на свои пальцы – ногти настоящие, лак – нет, и, перехватив мой взгляд, Вадим расхохотался в голос.
– Ты не царапаешься. Но вот кляп бы тебе порой не помешал…
– Мама так считает?
Снова злость вылезла сама собой, и Вадим резко перестал смеяться, и даже – улыбаться. Но у меня сработала самозащита, и я выпалила:
– У Нинки бабушка в больнице. У меня просто нервы сдали. Не передергивай мои слова…
Какие слова? Я же вообще ничего не говорила. И Вадим не проглотил мою адвокатскую речь.
– Я не про сейчас. Я вообще…
И я превратилась в обвинителя. Сразу же!
– А когда? Я десять дней вела себя замечательно. Я ни слова твоей матери не сказала. И это с учетом того, что ты поселил меня у нее без моего согласия…
– А я тут теперь живу со своего согласия?! – Вадим повысил голос, и мне сделалось как-то не по себе.
До этого самого момента мне казалось, что мы умеем говорить друг с другом тихо. Хотя бы за столом. Пусть не всегда идеально, но не переходя на истеричные вопли, которые могут услышать соседи. А тут у нас еще и одна дверь…
– Да, со своего, – ответила я змеиным шепотом. – Через шесть лет я имею право требовать хотя бы имитации семьи. А семья – это два человека, без нагрузки в виде родственников. Я не мучаю тебя своими, вот и ты оберегай, пожалуйста, мое личное пространство. Я не хочу, чтобы твоя мать выбирала цвет моего лака, и нижнее белье тоже…
И снова мой язык вышел из-под контроля мозга. Лицо Вадима сделалось каменным, и я заговорила почти шепотом.
– Мне не нужны подарки, мне нужно внимание. И внимание – от тебя, а не от твоей мамы. Чтобы ты знал, что мне нужно. А мне нужна свобода от всех и вся. Я хочу жить так, как я хочу. И я делаю все от меня зависящее, чтобы не быть никому обязанной ни жильем, ни едой. И мне очень странно и обидно, что через столько лет ты это так и не понял.
Вадим взял пару секунд на раздумье, или ему просто не хватало воздуха для первой фразы:
– Я понял лишь одно: тебе вообще никто не нужен. Даже я…
– Это не так, – я не дала ему развить эту мысль до логического конца. – Мне хорошо с тобой. Но только с тобой. Я готова приходить к твоей матери ужинать раз в неделю и все. Так живет весь мир. И это правильно.
– Что именно правильно? – Вадим бросил ложку в почти пустую, но все же не пустую тарелку. – Ты являешься домой почти каждый вечер около девяти…
– В восемь двадцать, – перебила я. – И это не я являюсь, а так работает библиотека, и этого требует моя профессия. И ты не можешь сказать, что тебе у меня когда-нибудь было нечего жрать…
– Ага, пельмени из магазина…
– Но в этот магазин я успевала сбегать утром сама! И ты не смеешь меня упрекать в том, что я не хлебосольничала на чужой кухне, с которой бабка никогда не выходила, но ни разу мне даже чайку не предложила попить вместе.