Текст книги "Мой домовой — сводник (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
– Послушай, – зашептала я ему прямо в усы. – Твой Герман притащил его сюда. Не я. Но я теперь мучаюсь. А все почему? Да потому что ты, зараза, выгнал Вадима. Сейчас ты можешь выгнать только меня. И тогда кто, скажи, будет тебя кормить? Принципы принципами, а кушать хочется всегда, верно? Иди спать на кровать и не смей будить нас, понял?
Кот шикнул на меня и прошествовал в бабкину комнату с гордо поднятым хвостом. Я показала ему язык и вернулась в нашу комнату. Виктор ничего не спросил. Я тронула коленом диван и поняла, что он спит.
Фу… Нога моя самостоятельно вернулась на пол. Я тихо вытащила из шкафа халат, схватила куклу и вышла в коридор. Кот лениво приподнял голову, когда я вошла в комнату.
– Двигайся, зараза!
Я тронула кота рукой и отодвинула к стенке. Положила между нами куклу, легла поверх одеяла и закрыла голые ноги халатом. Ничего. Такое соседство всяко лучше Чихуни-старшего. Доброй нам всем ночи!
Глава 37: Домовой и квартирант
Я открыла глаза до рассвета, чувствуя в теле безумную тяжесть. Явно не выспавшись. И прислушалась к тишине, решив, что меня все же что-то разбудило. Ни шороха. Ни вздоха. Дышать, конечно, мог только кот, но Чихуня из гордости уполз, наверное, в самые ноги. Рядом я его не нащупала. Вставать, только всех будить, и я закрыла глаза, но сон не возвращался. Ни в какую.
Но окончательно я проснулась, когда кто-то чихнул. Не за стенкой, а совсем рядом. Под боком. Я дернулась в сторону и едва не свалилась на пол. Нервы ни к черту… Кот. Ну, конечно же, это был кот. Кто ж еще! Может, бабка назвала его вовсе не в честь внука. Я сама не раз уже слышала это тихое чихание.
Я улеглась поудобнее и закинула руку за голову. За моей головой оказалось что-то мягкое… Кот? Нет… Глеб! Елки-палки! Я перевернулась, резко… Возможно, именно поэтому у меня поплыло перед глазами настолько, что я увидела за изголовьем живого Германа. Он стоял там, без чьей-либо помощи… Нет, все же в вертикальном положении куклу держали мои волосы… Но я рванулась и оказалась на полу, от страха и неожиданности даже не почувствовав удара и боли от почти снятого скальпа. Но встать не встала и глаз не подняла: под моей распростертой пятерней лежало кольцо. Я зажала его в кулак в тот самый момент, как на мои плечи опустились тяжелые руки.
– Что случилось?
Виктор без очков и, понятное дело, без штанов опустился рядом со мной на колени, и удержал за плечи, когда я попыталась отвернуться… Нет, я не спасалась от него, я хотела убедиться, что за спинкой кровати никого нет. Оставалась ли кукла на кровати, с пола не видать, а сон был слишком уж явственным.
– Я свалилась, – сказала я, чтобы не молчать.
– Это я и сам вижу. Почему ты ушла от меня?
Я подняла голову, почти запрокинула ее, чтобы Виктор не видел, как я судорожно просовываю палец в чудом найденное кольцо.
– Кота стерегла…
Полумрак не скрыл улыбку Виктора:
– Ясно. Мог бы сам догадаться, зная, что мужикам ты предпочитаешь котов. Ушиблась?
Я с радостью потерла коленку. Болел еще и бок, но устраивать тут почти в голом виде кардабалет не хотелось. Виктор подал руку. Я приняла ее и встала, но обратно пальцы не получила: он поднес их к губам.
– Спасибо за такой ответ. Именно его я и ждал.
Я замерла и перестала дышать. Его большой палец перевернул на моем безымянном пальце кольцо, чтобы камень смотрел строго в потолок. Сердце все еще не вернулось в грудь, но язык я с трудом, но сумела провернуть. Пусть фраза и вышла безнадежно короткой:
– Это несерьезно.
– Нет, кошка, все серьезно. Я давно не был настолько серьезен. В бизнесе.
– Я не про школу сейчас.
Он усмехнулся в голос:
– Ну так и я не про школу, а про нас с тобой и того, кто спит за стенкой. Кот не считается. Я помню, что он является неотъемлемой твоей частью. Но я его чуть– чуть подвину, ладно? Каждый в семье должен знать свою роль и свое место, тогда хлипкая конструкция не развалится.
– Для тебя семья что, сродни лего? – мой голос так же трясло, как и тело.
– Нет, скорее модель из железного конструктора с уроков труда. Или у вас таких уже не было? С винтиками. Я так закручивал из отверткой, что по второму разу детали использовать уже не мог.
Меня колотило то ли от его слов, то ли от холодного пола, на котором я стояла босыми ногами, впрочем, как и он сам, то ли просто от его близости. Теплые ладони переместились мне на шею и поднялись к ледяным щекам, но губы Виктора так и остались далеко от моих.
– Чего ты так нервничаешь? Будто тебе есть что терять. Ты со мной только приобретаешь. Впрочем, как и я с тобой.
– Выходит, ты меня приобретаешь, так?
В глазах Веселкина ничего не отразилось. Спишем на темноту, а не знак согласия с моими выводами.
– Ведь именно так твое предложение и смотрится, – не унималась моя гордость.
– Купи-продай, правда?
– Господи, в кого ты такая дура? – Виктор вдруг до боли прижал меня к груди. – В папу, маму или в сестру? – К счастью, он быстро отстранил меня от себя, не переломив пары ребер, но рук с плеч не убрал. – Я скажу тебе одну вещь, которой меня научила жизнь: женятся по расчету, а по любви только разводятся. Скажи, что я не прав?
– Ты не прав.
– Ну как же… – его голос дрожал от смеха. – Доказательства твоей теории где? Возьмем хотя бы нас с тобой. Мы уже раз поверили в силу любви и обожглись. Стоит ли ждать чуда во второй раз? Или стоит строить свое счастье вот этими руками, – он сильнее сжал мне плечи и поцеловал в лоб, – и вот этой головой. Сердце насиловать не надо, а то моторчик раньше времени забарахлит. Ну чего все молчишь? Хочешь, чтоб как в сказке, принц на колени перед тобой встал? Так я могу…
Я еле удержала его за плечи и почти плюнула в лицо:
– Ты не принц!
И он не задержался с ответом:
– Да и ты, знаешь ли, не принцесса…
Я не успела обидеться на замечание Виктора. Его руки переместились на мою талию, и ноги перестали касаться пола, но теплее не стало – когда Виктор ткнулся носом мне в грудь, я заледенела до кончика ногтя.
– И именно этим ты мне нравишься. И еще тем, что не жалуешься Морозко, что тебе жутко холодно.
Он подсунул руку мне под колени и осторожно, ступая бочком, вынес меня в коридор.
– Только посмей пойти следом! За шкирку и в мусоропровод…
– Ты сейчас серьезно? – спросила я, с опаской вглядываясь в темноту, скрывающую Чихуню и мой ночной кошмар.
Из бреда, который Веселкин выдает пулеметной очередью со вчерашнего вечера, практически невозможно вычленить здравые мысли и, главное, реальные угрозы. С увольнением сестры он, скорее всего, не шутил… А с котом?
– Нет, конечно, но он меня понял, – Виктор коснулся кончиком носа моего носа. – Ни оливок, ни сыра больше не увидит. А он за жратву и душу, и бабу продаст… Так что с ним я договорюсь, не переживай.
– А с кем еще договоришься?
– А что, с кем-то еще надо договариваться? – почти в голос рассмеялся Виктор, переступая порог жилой комнаты. Конечно, в этот момент мы оба подумали о Вадиме. – Я с кем угодно договорюсь.
– Даже со мной? – это я уже спрашивала с дивана, откинувшись головой на подушку. Ту, на которой Виктор спал.
Он нагнулся ко мне, но не поцеловал.
– А эту задачу я оставлю Ирине Павловне. Она с ней справится. Уговаривать глупых школьниц быть умными как-никак часть ее работы.
Он продолжал нависать надо мной.
– Что? – спросила я, не вынеся его туманного взгляда.
Виктор чуть тряхнул головой:
– Не могу решить, чего больше сейчас хочу: поцеловать тебя или просто смотреть… На тебя.
Я сглотнула слишком громко и, спасая свою честь, выдала:
– Надень очки и смотри хоть до утра. Рядом ребенок…
– To есть не будь рядом ребенка…
Его губы были теперь в миллиметра от моих, и я пустила в ход руки. Он сел и потер грудь, будто я действительно его ударила.
– Не будь этого ребенка, тебя бы здесь не было… – огрызнулась я для пущей важности.
Виктор лег рядом и попытался вытащить из-под моей головы край
подушки для себя, но моя голова была сейчас слишком тяжелой от неприятных и малость опасных мыслей, и Веселкин остался ни с чем. Потому просто заложил за голову руку.
– Я же сказал, что собирался приехать…
– Я бы тебя на порог не пустила, – отрезала я громким шепотом.
– Я это знал и планировал пригласить тебя на бизнес-ланч, чтобы потянуть время до воскресенья, когда можно было взять с собой тяжелую артиллерию…
Глеб зашевелился, и мы затихли. Глазки открылись, губки что-то прошептали, и Рыжик снова провалился в сон. Однако выдохнуть я не успела. Во сне он подполз ко мне и водрузил на талию маленькую ручку, чтобы крепче прижаться к моей спине. Видимо, перепутал с мамой…
– Ну вот, опередил, – шепотом рассмеялся Виктор и громко театрально вздохнул:
– Встану в очередь.
– Твой номер шестнадцатый…
Я отодвинулась от Виктора на два лишних сантиметра. Это в рамках дивана была аж целая нейтральная полоса!
– Огласи, кто в списке. Я договорюсь пройти без очереди.
– Не смешно!
Я забыла про шепот и замерла, но Глеб не пошевелился. Фу…
– А я разве пытаюсь тебя рассмешить? Я ни с одной женщиной не был настолько серьезным.
Я уставилась в потолок, чтобы думать если не об Англии, то хотя бы о побелке, пусть тот и не требовал ремонта. Его требовала я, чувствуя себя с ног до головы липкой от присутствия в моей постели двух абсолютно незнакомых мне мужчин. Хотя и сомневалась, что контрастный душ остудит мозг и женскую природу, которой Веселкин-старший играл так же легко, как и словами.
– Так какие планы на завтра? Павловск? Или ты предпочитаешь такое место, где детей развлекают не родители?
Я зажмурилась, почувствовав на ресницах влагу. К чему слезы? К злости или отчаянию? Я не желала, чтобы меня включали в эти "родители"!
– А если я скажу, что никуда не поеду с вами? Ты говорил про одну ночь. На эту ночь я тебя и пустила.
Он молчал, наверное, секунд десять, а для него это было уже очень долго.
– Ира, давай не начинать с начала… Что, думаешь, я у Гордеевых не мог остаться? Я пришел к тебе, потому что хочу, чтобы ты была с нами. С этого дня и "со-он", если по-английски тебе будет понятнее.
Я повернула к нему голову – тело, стараниями Глеба, и до того смотрело на его отца, а вот моя шея безумно затекла от необходимости быть подальше от незваного квартиранта. Темно… Моих влажных глаз все равно не видно.
– А ты спросил, хочу ли этого я? – шепот дрогнул, на некоторых звуках сорвавшись на фальцет.
– Спросил. И ты согласилась, – из голоса Веселкина исчез весь смех до последней ноты. – Посмотри на свой палец, если у тебя память девичья. Мне казалось, ты взрослая женщина и понимаешь, что к чему… Понимаешь, где кончается игра.
Он вдруг сел и уставился в зашторенное окно, ко мне спиной. Ссутулился и явно проверял кулаком наличие щетины. Он отлично вечером побрился. Как на свидание, прямо…
– Я соглашалась только на игру, – почти проплакала я срывающимся шепотом. – Не больше…
– Иногда жизнь решает за нас, а мы просто подчиняемся ее решениям. Кто-то называет это, плыть по течению, а я считаю это несопротивлением судьбе. Порой кажется, что обстоятельства тебя давят, а бог тебя по какой-то непонятной причине ненавидит, а потом понимаешь, что просто надо было взобраться с крестом на Голгофу и чуть пострадать…
– Странная аналогия, – сказала я уже более твердо. – С бизнес-планом ты тоже ходишь к гадалкам?
– Я – нет, а некоторые – да.
Он наконец обернулся.
– Ира, неужели ты не понимаешь, что все это не просто так, что наша встреча не случайна? Сама подумай, ну какой шанс был у твоей сестры устроиться на работу именно в мою фирму и мой шанс – отдать кота именно твоей подруге как раз в тот момент, когда ты искала квартиру, а моей матери надо было ее срочно сдать… И что в момент нашей встречи ты оказалась свободной от прошлых отношений? Никакого, – ответил он, не дав мне и рта раскрыть. – Это звезды сошлись, или моя бабушка кому-то там на небесах нашептала…
– Или домовому, – буркнула я зло.
– Ну, возможно… Тут и в домового поверишь… Отчего нет-то? Ира, ну будь взрослой. Ну пожалей ты меня! Ну как я объясню теперь ребенку, что ты ушла?
– Ты делаешь это все ради ребенка, верно?
Веселкин кивнул и опустил глаза.
– Ну, конечно. Не ради себя ж! – он снова смотрел мне в глаза. Наверное, те достаточно ярко из-за невыплаканных слез светили в ночи. – Ира, я не буду врать, что у меня тут любовь с первого взгляда. Ты мне нравишься, но не более того… Все это ради Глеба, да… Так все закрутилось… Я не собирался жениться, я никого не искал себе даже просто для более-менее серьезных отношений… Да, от Карины я пытался избавиться уже полгода, но на ее место пришла бы другая дура… Ира,
– он тронул меня за плечо, но остался в полоборота, – обещаю тебе, никаких Карин. Я не хочу вытаскивать на свет все наше грязное белье, но Оля поступила со мной подло. Как и мать, впрочем. Понимаешь, секс и дети – это две разные вещи. Я не хотел от нее ребенка, но раз так получилось, то я не снял с себя отцовских обязательств, но видеть ее женой – нет, боже упаси… И мне до безумия жаль, что у моего сына вот такая мать, но я могу сделать так, что у него будет еще и вторая мама…
Теперь он уже привалился ко мне, судорожно убирая с моего лица волосы, но явно не для поцелуя, а словно боялся, что я пропущу даже одно слово, если на глаза мне падет хотя бы одна волосинка.
– Мне не нравится, какой Аркашка отец. Мне не нравится, какой он муж. Мне вообще не нравится атмосфера у них дома, а парню это важно. Важно видеть, как отец ведет себя с матерью, как она ведет себя с ним. Это формирует его отношение к женщине. И чем это раньше бессознательно отложится с его мозгу, тем лучше. Я не хочу, чтобы он нашел себе жену, как Оля. Не хочу…
– А чем я лучше? – спросила я, вложив в голос всю скопившуюся в моем теле злость, сделав его похожим на бас. Или у меня просто пересохло во рту, как в Сахаре.
– Ты лучше. Просто поверь мне… Или ему, – Виктор освободил от моего плеча руку и ткнул пальцем в стенку. – Эта серая сволочь всех кусал, а тебя вот нет. Это тоже знак. И вообще, знаешь, как моя мать с Костровым познакомилась? Через кота. Она Барсика возила в ветеринарку, а Костров как раз давал там согласие на усыпление своего старого кота, на котором врачи крест поставили. Матери они тогда тоже говорили, что все, не спасут, хватит, лет уже, дескать, восемнадцать… Но Костров какие-то там лекарства за баснословные для нас тогда бабки купил, Барсик под капельницами лежал, и еще шесть лет у бабушки потом прожил. Ну мать в общем была Кострову хорошей женой, и друзья по бизнесу удивлялись, чего тот по молоденьким девкам не бегает и на хрена ему сдался чужой ребенок. Но я тоже был ему хорошим сыном и потом, можно сказать, спас фирму… Так что коты в нашей семье – хороший знак. Они знают, кого выгонять, а кого приманивать. Моя мать тоже предпочла кота моему отцу. И я с ней в общем-то согласен. Он редкостное дерьмо, и все, что тебе во мне не нравится, можешь смело валить на него…
Я кивнула. Чего уж там, речь замечательная. Сам себя не похвалишь…
– А почему у тебя фамилия деда? Чтобы совсем на отца не походить?
Виктор отодвинулся от меня на расстояние вытянутой руки, не пожелаю скрыть удивление.
– А это ты откуда знаешь?
– Навела справки. Думаешь, это можно сделать только Вконтакте?
Виктор усмехнулся.
– Выходит, ты мной тоже интересовалась? Хороший знак.
– Нет, не тобой. Квартирой. Тебя я тогда знала только по рассказам сестры, и ты мне заочно не понравился.
– Не, ну я ее точно уволю!
Судя по голосу, он не шутил, но я ничего не сказала. Мы и так перевыполнили разговорную норму на сегодня.
– Ну, и семейка… Думаю, твоя мать меня тоже заочно ненавидит. Вот, не делай добра… Впрочем, покажи мне тещу, которая любит зятя, но я не ваш Андрей, я умею кусаться… Впрочем, и ты не Арина. Вы небо и земля, с трудом поверишь, что сестры.
– Ты не представляешь, какой там был скандал. Ты испортил мне день рождения. Хотя тогда я не взяла бы кота…
Виктор хихикнул и снова согнул руку в локте.
– Снова знак. Кошачье проклятье. Так ты возьмешь мою фамилию?
Я стиснула губы. Кто о чем, а вшивый о бане! И попыталась отшутиться:
– А какая она у тебя на самом деле?
– А у меня другой никогда не было. Папочка не пожелал мне ее дать. Меня дедушка кормил, пока был жив, а потом бабушка с мамой… Папочки рядом не было. Папочка только лет десять, как объявился, когда его сыночка в вуз надо было устроить и свадьбу дочке оплатить… Мать говорит, дверь закрой, номер заблокируй… А я не могу, постоянно ему деньги на карту кидаю. Знаешь, будто взятку богу даю… Но иногда все же завидую его детям, а потом говорю себе – дурак. Будь у тебя отец, не было б Кострова и ничего бы у тебя тогда не было… – Виктор на мгновение зажмурился. – Слушай, извини… Я что-то тебя загрузил по самые уши. Ложись уже спать. Кто знает, когда наш монстр проснется.
Наш… По спине побежал холодок, а маленькие ручки, забравшиеся под пижаму, стали горячее утюга. Кирпичи на голову просто так не падают. Что я в жизни сделала не так? Или наоборот, что так?
Виктор лег, и я освободила ему подушку почти полностью, но он вытянул мою голову из промежутка между подушками и уложил к себе на плечо.
– Если думаешь, что мне не страшно, ошибаешься. Так страшно мне еще никогда не было. Но волков бояться, в лес не ходить… Так что, пожалуйста, стань моему сыну второй мамой, а я постараюсь стать тебе хорошим мужем. Я не знаю, что такое хороший отец, но хорошего мужа я видел. И отца, наверное. Костров развернул машину так, чтобы удар полностью пришелся на него. Он на кладбище, а она синяками отделалась. Прости, опять гружу, – Виктор прижался щекой к моей щеке: – Хороших тебе снов на оставшийся час или два…
Хороших мне снов…. Будто я усну!
Глава 38: Серьезный завтрак и картина «Не ждали»
– А что мы будем есть?
Я все же уснула, раз эта фраза прорвалась в мой мозг не из тишины, а из темноты. Я открыла глаза – слишком серо, чтобы уповать на позднее утро. Глеб перевесился через мое окостеневшее тело и смотрел в глаза папиным взглядом, под которым невозможно было шевельнуть даже пальцем. Придавил он меня не только уже довольно ощутимым весом своего маленького тельца, но и тяжестью вопроса: предложить ребенку кофе с крекером я не могла.
– Кашу? – то ли ответила, то ли спросила я тихим, чуть хриплым спросонья голосом.
– Не хочу кашу.
– Я тоже не хочу.
Каша напоминала о Вадиме. Одной лишь мыслью о ней к горлу поднимался горький ком необходимости разговора по душам, хотя я до конца так и не поняла, что творилось сейчас в моей груди. В голове тоже не было порядка… Или я не спешила там его наводить.
– Пойдем на кухню, и решишь, что будешь есть.
Глеб перекинул через меня вторую ногу, но я поймала его и вернула на прежнее место.
– Дай папе поспать.
Хотелось добавить, что двух Веселкиных за раз я не выдержу. Да и вообще кто-то хорош лишь тогда, когда спит зубами к стенке или, в нашем случае, к окну…
Я отыскала на полу крошечные тапочки и за руку вывела маленького монстра из комнаты, оставив большого за закрытой дверью.
– А где кот? – вернулся Глеб ко вчерашнему вопросу.
Я приложила палец к губам и сказала "тсс"
– Кот спит. Его тоже будить нельзя. А то, не выспавшись, он кусается. Ты же не хочешь, чтобы он тебя покусал?
Глеб судорожно затряс головой, и я сумела дотащить его до ванной комнаты, минуя кота, а потом мы чинно уселись на кухне за стол.
– У меня есть йогурт. Только в нем нет фруктов, но я могу добавить варенье. Будешь?
Глеб замотал головой.
– Могу сделать омлет.
Снова отказ.
– Могу…
В общем-то, больше я ничего и не могла. За отсутствием навыков и продуктов в холодильнике.
– Хорошо, тогда омлет сделаешь ты, а есть его буду я.
– А я не умею.
– Как не умеешь? Любой мужчина должен уметь делать омлет…
Да, да, а некоторым желательно использовать для него собственные яйца! Для мирового, так сказать, спокойствия!
Я поставила на стол миску и вручила довольному поваренку веничек… Потом мы, правда, минут пять вылавливали из миски микроскопические кусочки яичной скорлупы… Но я не жаловалась, я тянула время… Пусть за это мне придется потом намывать и стол, и поп, но полдела будет сделано: ребенок занят и почти накормлен.
– Тебя еще никто не звал!
Это явился на странные звуки Чихуня и по привычке уселся в коридоре. Глеб хотел было бросить взбивание яиц с молоком, но я не позволила. Делу – время, коту – час. Вот когда омлет уже пыхтел под крышкой, мне пришлось провести с обоими монстриками воспитательную работу. Чихуня слушал правила поведения с детьми куда внимательнее, чем Глеб – правила безопасного обращения с котом. Если произойдет ЧП, то мне влетит и от мамы, и от папы. Ну, и от самой себя, и потому я уселась на плитку, наплевав на короткие пижамные шортики. Однако уже через пять минут приняла решение передислоцироваться в бабкину комнату. Пусть Герман принимает удар на себя. Да, да, за то, что напугал меня ночью, заявившись в мой сон.
Чихуня запрыгнул на кровать первым, следом – Глеб, а я стояла и, застегивая халат, тупо радовалась, что кукла по-прежнему чинно лежит вдоль моего воображаемого тела.
– Это любимая игрушка твоего папы, – представила я друг другу двух монстров и отогнала рукой серого, который традиционно уже пытался улечься на Германа. – Будь с ней осторожным. Ты ведь знаешь, что куклам тоже бывает больно?
И глядя в глаза мальчику, я подумала почему-то о Карине. Бросил бы ее Веселкин или нет, не случись этого конфуза в ресторане, большой вопрос – выходит, я отчасти виновата в ее беде. И девочке, пусть она даже стопроцентная потребительница, сейчас ой как больно. Ни любовника, ни работы… О чем она думала, крутя роман с якобы женатым мужчиной, фиг его знает – должно быть, как и все они, надеялась его развести… Не только на деньги. И сейчас об нее просто вытерли ноги: во-первых, сообщением, что женат он никогда не был, и, во-вторых, что за ее спиной нашел ей замену… Или нет, не так… Карина попала под горячую руку с этой фотографией. Если Виктор и строил в отношении меня планы, то не факт, что собирался расставаться с Кариной. А, может, врет? Карина хороша. От таких любовниц по собственной воле не отказываются… Хотя чего ему врать-то… Он же меня откровенно покупает! Как и ее… Просто от меня, по его мнению, будет больше толка.
– А можно взять его с собой?
Я тряхнула головой: черт, я совсем не слушала, что все это время говорил ребенок.
– Куда? За стол? – добавила я тут же, сообразив, что омлетный дух заполнил уже всю квартиру. – Конечно, бери!
Разумный ребенок захватил с собой подушку, о которой я бы даже не подумала. Глеб положил ее на папин стул и сверху усадил куклу. Мне пришлось немного подвинуть Германа, чтобы его голова касалась стены, даря равновесие, и теперь Домовенок глядел на меня почти так же, как вчера разглядывал меня Веселкин – искоса, низко голову наклоня. Ну, да, ну да… Еще и ты против меня, хотя сам заварил эту кашу. Если бы не ребенок за столом, я бы сказала Герману все это вслух и не скупясь в выражениях!
А вот Чихуня свое огреб, когда взобрался на стол охранять своего кукольного приятеля. Впрочем, я не отступилась от литературного языка, и кот не обиделся. Он уселся у ножки стула, задрав на меня наглую морду и пока еще тихо, но все же требовал еды.
– Он есть хочет, – весомо заявил Глеб.
Конечно, хочет! Уступать первенство другому мужчине, даже ребенку, не в правилах этого кота. Пришлось встать и бросить в миску горстку сухого корма.
– Доедай свой омлет и накормишь кота.
– Я?
– Ну, а кто же еще? Ты кормил меня, – А я действительно снова ковырялась вилкой в омлете, соревнуясь с ребенком в черепашьей скорости поглощения пищи.
– Теперь очередь за котом.
– Это теперь мой кот? – спросил Рыжик тонким, но таким папиным голоском.
– Нет, он наш, – проговорила я с трудом вместо "мой". – Но ты же хочешь с ним подружиться, а Чихуня очень любит кушать. И тех, кто его кормит. Давай, кто первый! – И я подцепила вилкой отрезанный от края кусочек омлета. – А то он сейчас начнет вопить от голода и разбудит папу. Ты же не хочешь, чтобы папа проснулся?
Этого не хотела я. Но и мальчик вдруг судорожно замотал головой, и у меня внутри все похолодело – может, Веселкин не такой уж и хороший отец? Может, его вчерашнее поведение – обычная манера общаться с сыном?
– Тогда ешь быстро, но не забывай жевать.
Глеб жевал, старательно. Но я подумала, что в следующий раз стоит все же нарезать омлет чуть помельче. В следующий раз… Мое подсознание затмило разум. О чем я думаю сейчас?
Я смотрела на опускающиеся и поднимающиеся глаза мальчика и думала о нем. Да, да… Именно о нем, о его любви, планомерно покупаемой все новыми и новыми игрушками, которые он ломает, чтобы ему принесли новые или чтобы просто к нему пришли… Он не дитя любви, он плод неудачи… И что он рождает в душах своих родителей непонятно. Я видела такие глаза на практике в садике и не понимала тогда, почему дети тихо плачут во время тихого часа. Интересно, плачет он в садике или нет? И я задала вопрос в лоб – в маленький, спрятанный под рыжей челкой.
– Нет, – Глеб смотрел на меня большими серо-зелеными глазами. – Меня там любят.
Дальше попытать его не получилось. Хлопнула дверь, и Веселкин заявился на кухню в джинсах, но босиком…
– Ира, ты мои очки не забирала?
Да, еще и без очков. И без "доброго утра".
– Нет, а куда ты их положил?
– Куда-то…
Видимо, утро у него было совсем не добрым.
– Поможешь найти?
Глеб первым спрыгнул со стула.
– Я не тебя просил! – почти огрызнулся папаша, и малыш замер, как по команде "смирно".
– Мы вместе будем искать. Втроем, – выдала я достаточно зло, чтобы Виктор не подумал сказать мне поперек даже одно слово.
Я взяла Глеба за руку и обошла его отца, стоявшего на дороге фонарным столбом. Рыжик тут же залез под диван и вылез оттуда с тапками. Я схватила их и швырнула в коридор, как бросают гранату.
– Их ты тоже потерял!
Ирочка, держи себя в руках при ребенке. Так нельзя! Но меня колотило. Если он такой отец, то на кой-фигон нужен Рыжику…
– Спасибо, – донеслось из коридора, но благодарностью там и не пахло. Однако Веселкин понял правила игры и ничего не добавил про то, что ему нравятся кроткие воспитанные девочки…
Я огляделась: в комнате не так много горизонтальных поверхностей, на которые можно положить очки. Это же не иголку в стоге сена искать! Но очки потерялись как иголка и не желали возвращаться на нос владельца. Может, потому что несли в себе взрослость, а от нее в Веселкине что-то ничего не осталось.
– Во сколько аптека открывается?
Нет, чувство юмора в нем осталось. Но когда он вальяжно привалился к косяку, я тут же поднялась с колен.
– Собери диван. Может, тогда найдешь…
– А вечером снова разбирать…
Он не сменил позы, даже не одернул футболки. Весь какой-то помятый, будто черти чем ночью занимался. Ну да, черти чем… Убеждал меня в том, в чем ни один разумный мужчина не вздумает убеждать женщину!
Я схватила подушку, и Веселкин аж дернулся – неужто подумал, что я сейчас запулю в него подушкой? Значит, он все же чувствует накал страстей. Запустить ой как хотелось, но я прижала подушку к груди и уставилась на скомканное одеяло.
– Слушай, домовенок. С очками не играют. Верни! А то мы тут целый день тебе мешаться будем.
Веселкин не стал смеяться в голос, просто хмыкнул. А вот Глеб, который все еще стоял на четвереньках, вскинул голову:
– У тебя живет домовенок? За веником?
– За веником? – не поняла я.
– Она эту книжку не читала.
Виктор схватил вторую подушку и открыл ящик под шкафом. Я сунула туда вторую подушку и начала сворачивать одеяло. Очки съехали по нему на пол. Виктор нагнулся за ними со словами:
– Я положил их на пол. Это точно.
– Значит, ночью у них выросли крылья! – Я впихнула одеяло к подушкам и сдернула простынь. – Все равно собирай диван.
– Глеб, иди сюда, помогать будешь…
Рыжик пошел к отцу, а я вышла вон. На кухню. Чихуня продолжал сидеть подле стула, а вот кукла свалилась на пол.
– Спасибо за очки, – сказала я тихо в бесстрастное лицо Германа. – А то твой старый друг и в них дальше собственного носа не видит.
Я взяла со стула подушку и отнесла вместе с куклой в бабкину комнату. Теперь стоило сварить кофе и быстро доесть то, что осталось на моей тарелке, а то с Веселкиным за столом легко подавиться.
– Тебе омлета хватит? Или сделать бутерброды? – спросила я, когда Виктор вернулся на кухню. – Чихуня весь сыр не съел, кстати.
– Ты ему его не дала просто. Но я не ем этот сыр. Любой твердый за милую душу, а всякие там бри для котов и женщин.
Да, да, именно в такой вот последовательности: первым делом коты…
– Глеб, доедай и будем кормить кота, – напомнила я мальчику.
– Сыром? – спросил он.
– И сыром тоже.
– Ира, где мой телефон?
Это был вопрос уже от его отца.
– Что?
– Он звонит. Не слышишь, что ли?
Теперь слышала, но с трудом. Домовой и айфон взял поиграть? На манер сына.
– Глеб, ты взял телефон? – спросил между тем Веселкин.
Рыжик затряс головой. Я вышла в коридор – больше ничего не было слышно. Потому схватила свой телефон, сбросила сообщение сестры, не читая, и набрала нужный номер. Где звонит? О, елки… Я рванула на себя дверь кладовки, вытащила спортивную сумку, а из нее – телефон.
– Спрятала от кота, – я виновато улыбнулась, протягивая айфон владельцу. – Зная, как Чихуня поступает с мужскими вещами…
Виктор ничего не ответил и повернулся к сыну:
– Хочешь поговорить с мамой?
Рыжик тут же вскочил со стула, и отец протянул ему телефон. Малыш отвечал на вопросы быстро, захлебываясь от волнения слюной. Ну, да… Я чувствовала себя хорошим работником зоопарка: накормила, спать уложила, снова накормила, дала игрушку… Да, да… А может они тоже родители, которых американцы любят величать zoo-кеерег'ами, которых заботит лишь внешняя сторона родительства, а не то, что их ребенок в пять лет жутко дерганный и лезет обниматься к посторонней женщине!
Виктор забрал телефон, односложно на что-то ответил, спросил про Агату – явно из вежливости и выключил телефон, но мне сказать ничего не успел. Сумел лишь положить его на стол и выскочил в коридор, чтобы громко чихнуть. Таблетка больше не действовала, или Чихуня отлично наследил с утра на кухне.
– Ира, я в душ!
Я с трудом сумела разобрать его слова за чиханием, но он подтвердил их действиями. Я вернулась на кухню и попросила ребенка доесть омлет. А потом мы вдвоем открыли консервную банку и вывалили в миску кошачью еду.
– А сыр? – спросил Глеб.
Я вымыла руки и пошла к холодильнику, но открыть дверцу не успела. Во входную дверь позвонили. Еще нет девяти. Суббота. Какого фига ехать в булочную!
– Я открою!
Глеб сорвался с места. Я – за ним. Одному ему с замком не справиться. Да и нечего открывать посторонним дядькам!
