Текст книги "Открытый брак (СИ)"

Автор книги: Ольга Джокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

Глава 72

– Господи, при чем тут игрушка? Что ты творишь? – повышаю голос.

В висках громко отстукивает пульс. Кровь в венах вскипает. Море невысказанных претензий нависает над нами густыми грозовыми тучами.

Можно защитить свою семью от бури, но я предпочту, чтобы наконец прорвало и накрыло. Потому что слабая. Потому что больше не тяну.

– Что я творю, Поля? Что за хуйню исполняешь ты?

Наиль находится в бешенстве и с трудом держит себя в руках. Отцовство для него – это нечто святое и неприкосновенное. Знаю, он многое сложил и интерпретировал, но наверняка неправильно и по-своему, а у меня нет особого желания рьяно разубеждать его хоть в чем-то.

Тон пугающий и резкий. Как атомный взрыв среди мирного существования. Я инстинктивно вздрагиваю от каждого вопроса, поэтому прямо сейчас подойти и поднять Снупи – не рискую, хотя хотелось бы.

– Я его не приглашала – ясно тебе?

Цежу сквозь зубы, будто выплёвываю каждое слово. После ответа становится только хуже.

Смотрю отстраненно. Сжимаю тонкую ножку бокала. Вино в моей руке уже, должно быть, давно нагрелось и вскипело. Как жаль, что больше пить его я не планирую.

– Не звала, но Журавлёв посчитал, что почему-то вправе провести время не только с моей женой, но и с моей, сука, семьей!

Я усиленно пытаюсь вспомнить, видела ли мужа хоть когда-нибудь в подобном состоянии, но не могу. Обычно я нападала, а он сглаживал. Теперь ситуация становится кардинально другой – мы не меняемся ролями, увы. Всё куда хуже – нападаем оба, а сглаживать и вовсе не пытаемся.

– Прекрати на меня орать!

Ноздри на красивом мужественном лице широко раздуваются. В чёрных глубоких омутах вспыхивает огонь. Пальцы сжимаются в кулаки и упираются в стеклянную поверхность стола. Кажется, если стукнет разок – всё пойдет трещинами. Прямо как наша личная жизнь.

– Как ты представила его Марине? – продолжает сыпать претензиями. – Знакомься, это наш новый папа? Запасной? Будущий? Какой, блядь?!

Тряхнув головой, разрываю мучительный зрительный контакт и, подойдя к столу, с грохотом ставлю бокал вина на поверхность, проливая сладкие капли и не слишком заботясь об аккуратности.

– Ты не пытаешься меня услышать, Иль! Это была короткая спонтанная встреча без какого-либо подтекста! Ничего лишнего ни я, ни Саша при Мышке себе не позволяли!

– А без неё?

В груди ощутимо клокочет, а мелкая дрожь скатывается от макушки до пят и обратно, потому что муж знает, что да – позволяли.

Я даже не протестую.

Просто мне давно не было настолько морально и физически плохо, как сейчас. Хотела бы я хоть что-то отмотать? Скорее нет, чем да.

Наиль звучит чуть тише – немного контрастируя с началом разговора. Казалось бы, успокоился и принял, но в кухне фонит скрытой агрессией. Это только начало.

– Не я первая это начала.

Муж кривится, получив ответ, а я издаю истерический смех и обнимаю себя руками за плечи, чтобы согреться.

– Тебе не кажется, что это откровенно слабый аргумент для взрослой тридцатилетней девочки? Я начал – ты подхватила и продолжила, хотя в любой момент могла остановиться.

– Ты не озвучил долбанное стоп-слово.

– Ты тоже!

Направившись к холодильнику, разгоняю озноб по коже. Перед глазами мутнеет с каждой секундой.

Мы будто стоим у обрыва и готовимся прыгнуть.

Это нелепая дискуссия. В ней нет правых и виноватых. Мы оба заигрались, запутались… Но так хочется перекинуть вину и остаться чистенькой.

Резко открыв дверцу холодильника, достаю из овощного контейнера помидоры, авокадо и зелень. Даже в столь взвинченном состоянии не забываю ни про включенную духовку, ни про то, что нужно накормить семью. Семью, которой, возможно, совсем скоро не станет.

Хотя почему… Есть ли она прямо сейчас?

Боковым зрением улавливаю, как Наиль закрывает глаза и ударяет ладонями по столу.

Хочется подпрыгнуть от страха, но я не пасую – нет. Раззадориваюсь сильнее. Жечь – так до самого пепла.

– Это тебе не хватило адреналина в наших отношения! Это тебе недоставало новизны и ярких впечатлений! Это тебе, блин, захотелось вырвать нас из спокойной уютной жизни и перетащить в столицу!

Я беру разделочную доску и нож. Мечусь от раковины к островку, на котором обычно готовлю.

Пульс бьётся на уровне гланд. Сердце вылетает. Я осознаю, что брать в руки режущие предметы в момент скандала чертовски опасно, но мне нужно хоть чем-то себя занять, чтобы не плюхнуться на пол и не забиться в истерике от безысходности.

Наиль некоторое время стоит ко мне спиной, а затем отрывается и шагает навстречу. Высокий, строгий и разъярённый. Я никогда не боялась его, а сейчас – да. Воспринимаю, будто чужого и безумно далекого.

– Пока весь мир активно развивается и пиздует вперёд, я не собираюсь стоять на месте. Не хочу жить в дыре. Не хочу экономить. Не хочу ишачить на стройках!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Озвученное проносится в голове чёткими рубленными фрагментами, но такими подзабытыми, будто из прошлой жизни.

Уютные вечера на тесной кухне.

Быстрый секс в ванной комнате под работающую стиральную машину.

Спонтанные, но нужные поездки на базу отдыха.

Рыбалка, костёр, уха.

Старый, вечно ломающийся Форд.

Улыбки, шутки, смех, гармония и любовь. Куда всё это делось? И было ли или мы всё это просто-напросто придумали?

– Вот видишь, всюду твои хотелки и амбиции. А ты спросил: чего хочу я? Может мне нравилось жить в дыре? Там, между прочим, случились самые счастливые моменты в моей жизни! Там, а не здесь!

Наиль упирается бедром об островок и напряженно всматривается в мое лицо. Я не решаюсь поднять взгляд, делая вид, что сильно занята, выкладывая мокрые овощи на разделочную доску.

– Чего ты хочешь, Поля? Вернуться? Откатиться назад?

Муж проводит рукой по короткостриженым волосам и крепко сжимает челюсти. Такая перспектива его пугает. Возможно, больше, чем потеря семьи, потому что он грёбаный гений. Будущий Линус Торвальдс. Пришлось погуглить, кто это – самый знаменитый программист в мире.

– Мы много раз обсуждали возможность переезда, затем планировали и реализовывали – это заняло даже не один год. Ты за это время и слова не сказала против!

Взяв в руку нож, аккуратно нарезаю помидоры тонкими ломтиками. Даже удивительно, насколько ровными они получаются несмотря на то, что настроение качается из плохого в ужасное.

– Ты можешь что-то ответить, Поля?

Молчу. Чувствую, как жжёт щёку. Что тут скажешь? Что я хотела бы, но не вижу для нас ни одного приемлемого варианта, кроме как пойти разными дорогами?

– Полина…

Я сцепляю зубы и беру в руки новый помидор, отрывая зелёный хвостик. Внутри всё кипит, но я продолжаю играть в молчанку, чтобы не скатиться на дно в своих необоснованных претензиях.

Дело не в переезде. Да и глупо об этом рассуждать, стоя в брендовом костюме и в дорогущих украшениях.

– Оставь уже в покое эти ебучие овощи!

Я смаргиваю и отшатываюсь, когда Наиль одним махом сметает нож, доску и то, что на ней лежит прямиком на пол.

Слышится звон о кафель. Обоюдное учащённое дыхание. Стук сердец.

– Из-за меня ты дохрена упустил, Иль! Из-за меня! Об этом все и всегда талдычили – если не в лицо, то за спиной! Если бы я не залетела – ты женился бы на мне? Только честно?

Наиль прижимает ладонь к запястью, вытирая капли крови от пореза ножом. А ещё он чересчур долго думает. Очевидно, сомневаясь в ответе или боясь обидеть.

– Понятия не имею, Поля. Я не рассматривал других вариантов.

Качнув головой, издаю короткий смешок. Этих вариантов я ему и не дала, потому что билась в панике и плакала, увидев две яркие полоски на тесте.

– Никогда не думал – может нам вообще не судьба быть вместе?

– Судьбы не существует. Мы сами строим свою жизнь, – тут же осекает.

Я хмыкаю и покачиваюсь на пятках. Продолжаю и дальше развивать тему.

– Если бы я только выпила чёртову таблетку экстренной контрацепции… Если бы сделала аборт… Всем было бы легче, а в первую очередь тебе!

– Не неси хуйню!

Муж обходит островок и рывком разворачивает меня к себе. Легонько встряхивает. В его движениях больше нет нежности – для меня так точно.

Сжав пальцами подбородок, Наиль вынуждает меня поднять голову. Не смотрит, а полосует. В глазах злость, ненависть, раздражение. Целый коктейль негативных эмоций.

А я стою и размышляю – на Журавлёву он тоже подобное выплескивает? Или она понимает, чувствует и не доводит его до крайности?

– То, что я упустил – планировал наверстать вместе с тобой!

– И именно поэтому закрутил роман с Настей?

Наиль вскидывает брови и на секунду затихает. Не спорит, что это хуйня, а внутри меня с каждой секундой дотлевают остатки надежды.

– Я не кручу с ней роман. В отличие от тебя, я могу сдерживаться.

– А сорваться хотелось?

Вопрос слетает с губ куда раньше, чем я пытаюсь его обдумать. Получать подтверждение больно. Ещё невыносимее – заранее читать это в глазах мужа.

– Хотелось.

– Сильно?

Плыву взглядом ниже – к шее и подбородку. Тело мелко колотит.

– Блядь, да.

Я тяну губы в вымученной улыбке. Стараюсь сделать вдох-выдох, но захлёбываюсь чем-то горьким и ядовитым.

Супер.

– В какой момент остановился?

Звучу жалобно. В какой-то момент всхлипываю. Должно стать хоть на миллиграмм легче от того, что красная линия не была пройдена, но становится только невыносимее, что ради стопа приходилось прилагать усилия. В нормальных семьях такой вопрос даже не стоит. Нет – и точка.

– Поля…

– Что, Поля? Когда? Когда перевозил шмотки?

Наиль качает головой, а я теряюсь в догадках. Позже? После кальяна?

– Как это было? Ты её уже раздел? Поцеловал? Вручил ей член? Чтобы не обижалась – трахнул хотя бы пальцами?

Когда пытается притянуть меня ближе, чтобы прекратить и заткнуть – я выставляю ладони вперёд и решительно отталкиваю.

В ноздри вбивается запах кожи, парфюма и крови. Дикая смесь. Ненормальные эмоции и чувства. Адский накал и агония. За всем этим последует одна маленькая мучительная смерть.

– Не трогай. И не отвечай – лучше молчи.

Мои просьбы не действуют. Я не слабая, просто муж во много раз сильнее. Пресекает любое сопротивление, притягивает.

Я что есть мочи дёргаюсь и изворачиваюсь, но тщетно. Ни хочу ни тепла, ни близости. Ничего больше. Меня нечем наполнить. Я пустая, вот честно.

– Мне неприятно, Иль! Пусти! Пусти, слышишь!?

Слёзы срываются и катятся по щекам, а в груди разрастается бездонная чёрная дыра, которая всасывает последние остатки хорошего.

Я сжимаю зубы до хруста. Замахиваюсь. Смотрю с ненавистью. Осознаю, что муж зеркалит мои же поступки, но кто сказал, что мне от самой себя ни разу не тошно?

– Я мудак, согласен. Ну давай, бей. Хочешь же? Бей!

Голос Наиля звучит, будто под водой – глухо и отстраненно. Доводит, подначивает.

Я чувствую, как кровь приливает к лицу. Как вздуваются вены на висках. Как горло стискивает огромная обида.

Поддаюсь. Поднимаю руку, целюсь. Завожу за голову и бью.

Последнее, что вижу, прежде чем разорвать зрительный контакт – горечь и сожаление в глазах мужа.

Если он мудак, то кто я? Понятия не имею.

Тишину комнаты разрывает звонкая сильная пощёчина. Я никогда не замахивалась на мужа. Даже в планах не было. Он на меня тем более – не так воспитан.

Наши отношения были лёгкими и беспроблемными, а сейчас я не испытываю даже грамма вины за то, что вложила в удар максимум из возможного.

Это очень плохо, да?

Ровные чувственные губы, которые я обожала зацеловывать, заметно дёргаются и кривятся в улыбке. На щеке остается красный отпечаток моей руки.

– Легче?

Наиль не двигается и продолжает стоять передо мной с часто вздымающейся грудной клеткой.

Я не знаю, что чувствует он, но мои реакции пугают. В них доза утешения и удовлетворения. В них ясное осознание того, что у нас больше не получится. Правда. Мы собираем осколки, а они, сука, не клеятся и отваливаются. Напрасная и каторжная работа.

– Можешь больше не сдерживаться – выеби её как следует. Уже можно. Уже похуй.

Новый виток разговора поднимает очередной шторм за рёбрами. Я вспоминаю, что нахожусь в плотном кольце крепких рук и отчаянно пытаюсь вырваться.

– Поля, заткнись!

Наиль наклоняется и задевает горячими губами висок. Прерывается, дует на кожу. Затем продолжает покрывать поцелуями каждый воспаленный сантиметр. Везде, где может дотянуться и куда попадает.

Странно, что при этом я не испытываю брезгливости, а только мазохистское удовольствие. Мне приятно. И невыносимо, просто до ужаса больно.

– Вот только не думай, что я буду терпеливо ждать, пока ты ею переболеешь!.. Господи, ненавижу!

Я ужом изворачиваюсь, взвизгиваю. Сжимаю пальцы в кулаки. Больше не требую разрешения, чтобы ударить и без спросу молочу по плечам, шее, грудной клетке… Менее активнее. И ещё. И ещё.

– Сильнее. Ну же, давай! Делай из меня самого хуевого мужа на свете. Мсти, проклинай, ненавидь. Всё то, на что заслужил.

Наиль требует громким раскатистым голосом, а затем вдруг послабляет хватку и замирает. Я не сразу понимаю, в чем дело. Размыкаю пальцы, опускаю руки вдоль туловища. Оборачиваюсь и… леденею.

– Да разведитесь вы уже!

Детский голосок врывается в непростой взрослый разговор чересчур неожиданно. Я открываю и закрываю рот. Рассматриваю запыхавшуюся Мышку со всклоченными волосами и горящими глазами.

– Солнышко…

Нужно произнести какую-нибудь утешительную фразу и ловко придумать отмазку, но в горле ком, а Наиль ничуть не выручает.

– Разведитесь наконец!

Маришка с презрением выплевывает последнюю фразу, а затем разворачивается на пятках и уносится прочь.

Я слышу шаги в прихожей и то, как хлопает тяжелая металлическая дверь.

Следом на плечи обрушивается осознание того, что мы не только себя убиваем – мы калечим психику ребёнка. Это хуже. В миллион раз хуже нашей собственной.

Было глупо думать, что почти десятилетний ребёнок ничегошеньки не понимает. Было наивно делать вид, что мы спасаем семью только ради неё. Кто сказал, что Мышка потом оценит и скажет спасибо за эту пропитанную негативом атмосферу?

– Будь дома – я догоню.

Наиль срывается следом за дочкой, а я подхожу к окну и, вцепившись пальцами в подоконник, с беспокойным дребезжанием в сердце жду.

Глава 73

Спокойно ждать дома у меня не получается. Это каторга.

Земля уходит из-под ног с каждой минутой незнания, а в грудной клетке разрастается такая мощная паника, что сложно сделать новый выдох и вдох.

Недолго подумав, я нахожу телефон и набираю номер Мышки. В какой-то момент даже посмеиваюсь с себя: почему сразу не догадалась? И хотя мне совершенно не весело, именно так срабатывает защитная реакция.

– Пожалуйста, малышка… Ответь…

Идут длинные монотонные гудки, но проходит время и ни с первого, ни со второго раза никто не снимает трубку, а я продолжаю прижимать телефон к уху и молиться, чтобы мне удалось исправить ситуацию с наименьшими потерями: попросив прощения, утешив и вернув назад ребёнка.

Следом за одной правильной мыслью приходит и другая.

Я вспоминаю, что не так давно Марина предоставила мне доступ к геопозиции. Честно говоря, ни разу не доводилось пользоваться этой функцией, но сейчас хочу верить, что это будет как никогда актуально.

Захожу в настройки, открываю карту. Замечаю маячок, который дает понять, что телефон находится чуть ли не у самого подъезда.

Я успеваю преждевременно порадоваться и воодушевиться. Вылетаю на балкон, но почти моментально падаю духом.

Дура. Идиотка.

Ни Наиля, ни Мышки поблизости нет – только припаркованный автомобиль, где, вероятнее всего, остался мобильный дочери после поездки по городу.

– Вот же гадство…

Я мечусь из угла в угол. Кусаю губы, звоню мужу. Когда тот отвечает на звонок – требовательно спрашиваю:

– Догнал?

Прошло больше двадцати минут – за это время можно было сто раз подряд найти ребёнка! И хотя я осознаю, что слишком предвзята, не пойму, почему он до сих пор этого не сделал?

– Нет, Поль. Я оббегал всю территорию ЖК, но нигде не нашёл Марину. По камерам пусто. Скорее всего, она пробралась через металлические прутья ограды и выбежала на проезжую часть, а куда дальше – не знаю.

Наиль продолжает говорить, а я не могу поверить своим ушам. Тело бросает то в жар, то в холод. Я сжимаю пальцами мобильный и не слишком ласково выкрикиваю:

– Сделай что-нибудь, Иль! Найди её! Ну что же ты…

Ринувшись в спальню, выворачиваю полку и наспех надеваю примятую уличную одежду, вовсе не беспокоясь о собственном внешнем виде.

– Я думаю, нужно вызывать полицию.

Прижимая плечом телефон, чувствую, как внутренности разъедает кислотой от каждого озвученного слова. Неужели всё настолько плохо? Неужели сами мы больше не справимся?

Я почему-то жду чуда. Пройдет минута и Мышка появится на пороге дома или во дворе. Скажет, что пошутила и всего лишь хотела нас напугать и приструнить.

Но если всегда спокойный и уравновешенный Наиль настаивает на полиции – то дело, наверное, плохо. Вопрос только в том: насколько?

В голову лезут ужасающие мысли, которые в самом начале я упрямо откидывала и не подпускала. Теперь же они свободно прорываются и атакуют, сволочи.

Вдруг Марина попала под машину? Провалилась в канализационный люк? Встретила серийного убийцу и стала жертвой?

Я обливаюсь липким потом и вылетаю на улицу.

Как нахожу мужа – не помню, как и то, о чем с ним общаюсь. Он обошел почти всю округу и расспросил соседей, но нигде не нашёл дочь. Нервный, взвинченный. Впервые настолько пугающе-обреченный.

– Иль, она совсем не знает город! Она без телефона! Одна! В стрессе!

Наиль выслушивает мои претензии, ничуть не споря. Я не обвиняю его, но со стороны звучит, будто да, хотя по сути – косяк здесь совместный.

Как в тумане звоним в полицию и оформляем заявку. Я готовлю фотографии Мышки, а охрана активно помогает нам напечатать их на цветном принтере.

Удивительно, что в столь сломленном состоянии всё получается чуть ли не с первого раза, хотя искреннее хочется забиться в угол и покорно ждать, пока ситуация чудесным образом не разрулится по щелчку пальцев.

Когда прибывает следственно-оперативная группа – поиски приобретают больше формальности и серьезности.

Мы предоставляем необходимые данные, описываем внешность, родинки и шрамы. То, в чем была одета.

Приходится так же пояснить, что причиной побега стал конфликт между родителями. Это мучительно и унизительно, но меньше всего на свете я думаю о том, как мы с Наилем выглядим в глазах посторонних.

Оказывается, мы всё сделали правильно, потому что шансы разыскать ребёнка в первые часы после обращения в полицию – крайне высоки, но постепенно снижаются. Полагаться на собственные усилия можно, но довольно рисково.

Сотрудники правоохранительных органов действуют слажено и быстро. Создают ориентировку и приступают к поискам.

– Всё будет хорошо, Поль…

Голос мужа звучит не так уверенно, как мне того хотелось бы, но из оцепенения всё же получается выйти.

Мы едем по ближайшим дворам и всматриваемся в полумрак, почти не разговаривая. Сейчас это сложно. Можно сделать только хуже, скатившись к тому, кто прав, а кто виноват.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Хотелось бы, – выдавливаю из себя.

Я слизываю выступившую капельку крови с губы и осознаю, что, если с Мариной что-то случится – мы никогда друг друга не простим. Не просто не простим – видеть не сможем.

На улице довольно скоро начинает темнеть.

Страх усиливается и ядовитым плющом оплетает конечности. Мне сложно концентрироваться и брать себя в руки, но я выхожу из автомобиля в каждом переулке и что есть силы выкрикиваю имя дочери в пустоту.

Наиль в свою очередь обращается к случайным прохожим, тыча тем под нос фото Мышки и задавая стандартные, выученные назубок вопросы.

Не останавливаясь. Не унывая. Делая минимально необходимое и нужное.

Я осознаю, что Марина не могла далеко уйти. Чувствую, что находится где-то совсем рядом. Испуганная и одинокая. Возможно, много раз пожалевшая о том, что сбежала.

Сердце часто колотится, когда я встаю на её место и всё это представляю.

Раньше мы обсуждали, как вести себя в подобных ситуациях. Я показывала людей, к которым можно обращаться за помощью, если она нужна. Это могут быть полицейские, охранники или женщины с детьми. И, конечно же, Мышка осведомлена, что с незнакомцами никуда и ни при каких обстоятельствах не стоит идти, что бы ни обещали взамен.

– Полиция проверяет камеры и дороги, по которым могла идти Марина. Уже внесли информацию в базу данных и разместили на сайте.

Я коротко киваю, получив отчёт от мужа, и утыкаюсь лбом в окно автомобиля. Именно он на связи с правоохранительными органами вот уже три часа подряд. Жаль, что положительных результатов нет. И я не знаю, что мне думать, как быть и жить дальше.

Руки холодеют. Я в отчаянии. Не хочу визуализировать плохой исход, но и хороший не получается.

Мне ничего не нужно, клянусь. Только бы дочь была жива и здорова. Разве это так много?

Сотрудники полиции подбадривают и утешают, хотя я и ожидала вовсе другого отношения – осуждения и презрения.

Любой человек в состоянии эмоционально стресса не думает о рисках в своих действиях, а что говорить о ребёнке? В такие минуты ему срочно нужно выплеснуть негатив, и он просто убегает. Не предполагая, какие люди встретятся ему на пути, что будет дальше и как после этого возвращаться домой.

Звонок мобильного телефона вырывает меня из гнетущих рассуждений. Больше всего я боюсь, что это окажется Галина Сергеевна, а я сейчас не в том состоянии, чтобы объясняться и подбирать слова.

Но номер на дисплее мне незнаком, и я быстро снимаю трубку.

– Мам, забери меня…

За рёбрами происходит резкий стремительный взрыв. Я издаю какой-то нечленораздельный пугающий звук и цепляюсь руку Наиля не то, чтобы остановился, не то, чтобы скорее ехал вперёд.

– Солнышко, скажи, где ты! Просто скажи, откуда тебя забрать?!

Мой голос прорывается и переходит на крик. Я сыплю вопросами. Медленно умираю и плавно возрождаюсь, хватаясь за появившийся шанс, как за последнюю спасительную соломинку.

В динамике раздается шорох. Трубку берёт незнакомая женщина и монотонно поясняет, что к ней в магазин пять минут назад пришла наша девочка и попросила о помощи. Она напугана и дико хочет домой.

Последние метры я доезжаю, не в силах усидеть на месте, и открываю дверь автомобиля почти на ходу, едва вижу вывеску с нужным названием супермаркета.

Бегу быстро, не чувствуя почвы под ногами. Дёргаю дверную ручку. Попадаю внутрь. Мажу взглядом по скромному тесному помещению и наконец замечаю Мышку, которая сидит рядом с кассой и болтает с миловидной женщиной лет шестидесяти.

Следом опять наступает провал. Я заключаю дочку в объятия и прижимаю к себе. Успокаиваю, хотя она и не плачет.

– Мам, я хотела вернуться, но заблудилась…

Звуки доносятся, будто в вакууме. Лишние чувства притуплены. Меня лишь топит теплом и любовью, когда я наблюдаю, как Наиль подхватывает на руки Маришку и крепко зажмуривается.

Казалось бы, счастливый конец, но нет.

Дальше предполагается долгая бумажная волокита с полицией. Мы с Мышкой свободны, поэтому забираемся на заднее сиденье автомобиля и выдыхаем, а муж продолжает заниматься всем сам.

Так странно. Я всегда считала нашу семью более, чем благополучной, но всё перевернулось вверх дном и вот уже мы отчитываемся о том, почему должным образом не исполнили родительские обязанности относительно воспитания ребёнка.

Понятия не имею, что будет дальше? Штраф, другая ответственность? Проверки опеки? Но это становится совершенно неважным.

Дочь опускает голову на мои колени и тихо всхлипывает. Я ничего не требую и не включаю поучительный тон, просто глажу мягкие волосы и ловлю дозу умиротворения.

– Мы с папой сильно тебя любим.

Моргает и молчит. Знает, конечно же.

– И мы так сильно испугались – как никогда в жизни, что чуть с ума не сошли.

Марина успокаивается и рассказывает, как провела последние три часа. Сначала была злость и обида. Затем принятие и смирение. А потом – долгие попытки найти дорогу домой.

Из-за жуткой растерянности дочь думала, что сама справится со своей бедой, но чужие незнакомые улицы только путали и путали… Пока Мышка не взяла себя в руки и не вспомнила, чему я когда-то её учила. Она нашла магазин и попросила у продавца телефон, чтобы позвонить.

В какой-то момент рассказ становится тихим и вялым. Маришка зевает и закрывает глаза. Худенькая, трогательная. Я поправляю плед и продолжаю гладить спину и волосы до тех пор, пока она не засыпает.

На душе должно стать легче, что всё вернулось на круги своя, но пока не получается. Зубы до сих пор отстукивают, сердце в панике мечется по телу, а неуместные догадки «что было бы, если…», всё лезут и лезут в голову, не оставляя в покое.

Я перевожу взгляд в окно и наблюдаю за мужем. Как благодарит продавца, общается с полицией и заполняет документы. Спустя минут сорок разворачивается и направляется к нам.

– Спит… – говорю Наилю шепотом.

На хлопок двери дочь не реагирует, продолжая мирно посапывать на моих коленях.

– Мы отделались строгим предупреждением, – произносит муж, бросая в бардачок какие-то бумаги. – В первый и, надеюсь, последний раз.

Шумно выдохнув, он откидывается на спинку сиденья и находит меня взглядом в зеркале заднего вида.

Я набираю в лёгкие больше воздуха. Медлю, но все же решаюсь:

– Нам нужно разъехаться…

В полной тишине рушится привычный устойчивый мир, превращаясь в тот самый пепел, которого я хотела.

Мы с Наилем оба понимаем, что это самое правильное и взвешенное решение, которое принималось за последнее время. И, тем не менее, замираем и не двигаемся – выдерживаем зрительный контакт, проверяем реакции. Живы, дышим. Кажется, даже существуем.

Будет ново и непривычно. Местами дико. Потом, возможно, ничуть не хуже, а даже лучше.

Мы обязательно продолжим быть лучшими родителями для Мышки. Вместе её воспитаем и поставим на ноги. Разделим обязанности, в том числе и финансовые. Будем рядом, когда нужно. Подхватим, утешим. Залюбим. Всё как и прежде.

А ещё мы продолжим быть самыми близкими людьми друг для друга. Первое время так точно. Шутка ли, прожить бок о бок больше десяти лет? Не просто прожить, а вполне счастливо.

Просто дальше это счастье по кирпичикам посыпалось. И ладно бы его отсутствие сказывалось только на нас, но сегодня мы ясно увидели, что это чуть не привело к катастрофе.

– Да, – Наиль кивает и устало прикрывает глаза, полностью соглашаясь с моим решением. Глубоко вдыхает, слегка хмурится. Между бровей появляется привычная глубокая морщинка. Я не знаю, что творится у него на душе, но уверена, что такая же агония, как у меня. – Завтра съеду, Поль.