Текст книги "Остров Колдунов (СИ)"

Автор книги: Ольга Белошицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

34. В тупике

(Сезон Холода, Риаллар, Дарнейт)

Около кондитерской Лейт не удержалась и купила булочку. Уже несколько дней она здесь, и каждый раз, проходя мимо этой маленькой беленой лавочки, она останавливалась, привлеченная аппетитным запахом сдобы, и покупала то слойку, то кекс, то булочку. Удержаться не было сил. Здесь, в веселом солнечном Дарнейте, хотелось есть вкусности, слушать уличных певцов и глазеть на разноцветную толпу. И улыбаться, забыв про всю отчаянность положения.

Несмотря на разгар сезона холодов, солнце здесь грело ласково, небо, чистое и яркое, редко когда хмурилось облаками. Город, окруженный крепостной стеной, стоял на высоком холме, на самой макушке которого находился замок эн-райна, наместника риалларского правителя. Улицы здесь были узкие, заканчивались лестницами, часть из них вилась кругом вокруг холма. Дома, тщательно выбеленные, были украшены разноцветной майоликой. За крепостной стеной находились ремесленные кварталы, разделенные по карнам, и кварталы иноземцев. Дом и лавка Ас-Вардена располагалась там, где селились переехавшие сюда майрцы.

Лейт вздохнула, вспомнив о Жевре. Как ее и предупреждали, появившись в Дарнейте, она столкнулась с вежливым недоверием. Партнер Ас-Вардена, риалларец Нейрад, выслушал ее печальную повесть со сдержанным подозрением. Несмотря на внешнюю вежливость, в глазах его она прочла насмешку: как же, явилась девка, заявляющая, что жена, и что муж погиб в схватке с пиратами, разбойничающими в Проливе. Что-то не слышно про тех пиратов…

Гнать он ее не стал, но и в дом Жевра не пустил, а признавать какие-либо права отказался до выяснения обстоятельств. Во-первых, требовалось доказать, что Жевра нет в живых. Во-вторых, требовалось подтвердить, что она действительно вышла за него замуж. В-третьих, требовалось засвидетельствовать ее личность.

А пока что он разрешил ей жить в собственном доме до разрешения спорных вопросов, при этом повел себя вызывающе нагло, намекая, что, мол, проживание и стол надо отрабатывать. От его плотоядного взгляда Лейт делалось тошно, и она понимала, что еще день-два – и хилый замочек на двери ее не спасет. Тем более что обитавшие тут же три наложницы Нейрада заверяли ее, что все совершается в соответствии с местными обычаями, и заступаться за нее никто здесь не будет: сама пришла, сама согласилась жить в его доме, никто ее силой к этому не принуждал.

Можно было бы, конечно, пожаловаться Джеру, уж он-то быстро окоротил бы наглого. Хотя… Он ведь риалларец, а значит, вырос и воспитан в тех же самых обычаях. Да и стыдно как-то.

Уже дважды она разговаривала с отцом через Окно. Потрясенный случившимся, он потребовал дождаться старшего брата. Тот собрался пройти в Дарнейт через Ворота, расположенные в святилище Келар в нескольких днях пути от Мениды. Такой путь был гораздо безопаснее, хоть и на два дня дольше, чем морское путешествие через Пролив. Несмотря на убежденность Джера, что на них напали не хильды, отец в последнее время много слышал о хильдских грабежах вдоль майрского побережья. Кроме того, до Неллима докатилась эпидемия болотницы и илларские погромы.

Отец не мог сам связаться с ней. Хэльды в Улле умирали один за другим. В городе не осталось больше действующих Окон, один за другим гасли такие родные и привычные Тепло, Свет, Исцеление. Лейт сама ходила в святилище, благо денег у нее было достаточно, чтобы оплатить скромные услуги илона-служителя. Но уже и здесь, в веселом солнечном Дарнейте, не знавшем ни лихорадки, ни голода, ни погромов, попадались храмы, где отказывали хэльды. Правда, Окна пока что работали почти везде. Погасло несколько хэльдов на побережье, да доходили слухи, что на юге Риаллара, ближе к Ахтану, да на юго-востоке страны, это бедствие ширится и медленно подступает к Поднебесным горам.

Чтобы не бывать в ненавистном ей доме Нейрада, днем Лейт старалась больше гулять по улицам, а после захода дневного солнца отправлялась в гости к людям, у которых остановился Джер.

Джерхейн Холгойн.

Лейт была глубоко потрясена, когда узнала, кто он такой. Зато теперь все странности, подмеченные ею в пути, стали ей понятными, кроме одной: как же он все-таки оказался в той канаве на границе Майра и Ард Эллара. Впрочем, тогда, в лесу, он что-то говорил о двух своих спутниках, один из которых погиб, а другой – предал. Расспрашивать его подробнее у нее теперь не поворачивался язык.

До Дарнейта они добрались без приключений, разве что очень сильно устали. Переночевав в маленькой деревеньке рядом с маяком, они подкрепились, взяли припасов в дорогу и вечером благополучно миновали стражу на въезде в город.

Эн-райн Дарнейта встретился с Джерхейном только один раз – на следующий день. Джерхейн послал наместнику перстень с печаткой и записку, где его можно найти. Он остановился в безликой крохотной гостинице недалеко от крепостных стен; он предлагал и Лейт снять отдельную комнату, но она отказалась, надеясь на помощь Нейрада и быстрое разрешение проблемы родства. Тогда Джер заставил ее взять половину имевшихся у него денег, заявляя, что в ближайшее время получит все, что ему нужно. Хорошо, что она согласилась.

С наместником он встретился в шумной, дымной, вонючей и полутемной трайте. Место, по его словам, было выбрано так, чтобы желающим полюбоваться на них в хэльд Окно было трудно сообразить, где оно находится; кроме того, веселые песни подвыпивших работяг создавали надежную шумовую завесу. Там он и узнал многое из того, о чем не говорили в Карре и не обсуждали в трайтах Неллима.

Кианейт, его законная супруга, по словам эн-райна, почти не правила сама, только сидела в кресле риана во главе Совета Карн, да ставила печать на составляемые островитянами бумаги, а на самом деле заправлял всем третий жрец Илбара агвалларец Кимр, ее отец. Риан Ал Джар был занят островитянами, которые не просто контролировали власть в Эргалоне, но и привели с собой небольшую, но весьма опасную дружину хильдов, охранявшую теперь королевский замок. Ее командир возглавил эргалонскую дружину Хэллиха, прежний командир которой отказался подчиняться Кианейт и был казнен. Во все крупные города, к наместникам, были направлены по два-три островитянина в качестве советчиков, поэтому эн-райн, желая сохранить в тайне возвращение законного наследника, предложил ему больше не встречаться, а держать связь через надежных людей, пока Джерхейн не разберется в сложившейся ситуации и не подготовит план возвращения в Эргалон.

На следующий день он переселился в дом верного человека, чья семья приняла его как родного. Семейство, шумное и многочисленное, с трудом скрывало, кто именно у них остановился. Лейт здесь считали за подругу обожаемого аш-чи, а поэтому встречали с неизменной радостью и гостеприимством. Впрочем, ей казалось, что так здесь встречали бы любого.

Она поднялась к замку на вершине холма. Здесь была устроена смотровая площадка, откуда открывался роскошный вид на лежащий чуть севернее порт и на покрытые лесами кней берега Пролива. Дневное солнце садилось, разливая в небе яркий огненно-оранжевый свет. Ощутимо холодало, и Лейт тщательно перевязала платок, надвинув его на лоб. Так здесь почти никто не ходил – здешние женщины шили нарядные шляпки или, на худой конец, носили разноцветные узорчатые шали, накинутые на голову и плечи. Здесь вообще одевались не так, как дома или в Майре. Тем не менее, она пока что не готова была менять свои привычки. Да и надо ли – на несколько дней. Вот приедет брат, и они вернутся домой…

Посидев еще немного, она отправилась в гости.

Джерхейн оказался дома. Она застала его сидящим на подушках, усеявших пол, с кубком в руках. Вместо хэльдов в комнате горели свечи, скрывавшие большую часть помещения. Выражение лица его не предвещало ничего хорошего.

– Она ждет ребенка, – сказал он, увидев входящую Лейт.

– Кто? – не поняла та.

– Кианейт. Блевотина Прародительницы, – прорычал он. – Выкидыш Ейра… Вернусь – накрошу мелкий фарш из нее, ее папаши, и всех прихвостней, что загадили мой дом.

– Разве вы не рады? – растеряно спросила Лейт, искренне не понимая причину его гнева. – У вас будет наследник.

– Я с ней не спал, – неожиданно рявкнул он. – Ты не поверишь! Эта колдунская отрыжка захлопнула дверь у меня перед носом!

Он грохнул кулаками по низкому столику, на котором стояло нехитрое угощение, отчего тот крякнул, а кубок подскочил и опрокинулся на пол.

– Ненавижу, – прошептал он, поднимая кубок и снова наливая в него арали из кувшина рядом.

– Успокойтесь, аш-чи, – сказала Лейт со смущением и строгостью в голосе, надеясь, что такой тон приведет его в чувство. – Как бы она ни была перед вами виновата, не стоит лишать ее жизни, не разобравшись в причинах, побудивших ее совершить этот проступок.

– Все мои родные лежат в фамильном склепе! – рявкнул он. – Разве это не причина? Это ее рук дело!

– Кажется, вы упоминали, что маленькая Итта жива, – напомнила Лейт.

Он кивнул, успокаиваясь.

– Жива, к счастью. Хотел бы я знать, кто заделал моей благоверной этого ублюдка, – сказал он с насмешкой. – Интересно было бы…

В этот момент дверь отворилась, и Джерхейн был вынужден прерваться. В комнату вошел невысокий, невзрачно одетый толстячок. Коротко поклонившись Холгойну, он с подозрением покосился на Лейт, но Джерхейн лишь покачал головой и велел ему садиться. Толстяк уютно устроился на низкой софе с гнутыми ножками (Лейт никак не могла привыкнуть, что вся мебель здесь была в два раза ниже чем дома, а в некоторых местах и вовсе сидели на подушках, подогнув под себя ноги), взял кувшин, и, не найдя второго кубка, отпил прямо из горлышка. Улыбнувшись Лейт, он заговорил, поглядывая на аш-чи пронзительными, глубоко посаженными и прищуренными глазами.

– Поговорил я вчера с нужными людьми в Эргалоне. Не волнуйся, уехал далеко за город, в глухое деревенское святилище, поздно вечером, илон местный меня чуть не съел, пока я ему монет не насыпал. Замок охраняют хильды. Тридцать человек. Бойцы хорошие, но не лучше наших.

– И наши не могут справиться всего лишь с тремя десятками каких-то варваров? – с тяжелой яростью в голосе сказал Джерхейн.

– Погоди, не горячись, – отмахнулся толстяк. – Островитяне охраняют замок заклинаниями. Войти можно только через два входа – парадный, где бдят варвары и колдуны, и через кухню, где они тоже бдят. Все остальные двери и ворота заколдованы каким-то странным способом. С них сыпется то огонь, то тьма, с башен время от времени соскакивают молнии, а вдоль стен вообще что-то светится, а подойдешь – отбрасывает. Или пугаешься до мокрых штанов.

– Ясно, – буркнул Джерхейн. – Грязь кипящая им в задницу! Колдуны драные. Извини, – глянул он на Лейт, втянувшую голову в плечи.

– Командир хильдов, по словам моих людей, очень приличный человек. Порядочный и вообще… не мерзавец. Кимр многих хотел казнить, когда явился в Эргалон, так он не дал. Сказал, что если островитяне хоть одного горожанина повесят за убеждения, то он заберет своих и уйдет домой. Но в остальном колдунов он слушается, охраняют их вполне надежно. Даллан исчез на следующий день после воцарения Кианейт, – продолжил толстяк. – Но он жив. Островитяне объявили награду за него живого и за сведения, где он находится. В хэльдах он почему-то не отражается. Рейна, главу храма Хэллиха, убили, когда он пытался поднять мятеж против островитян. Кирин, глава храма Илбара, жив и здоров, и, кажется, пользуется доверием у островитян. Мне сообщили, что он целиком и полностью поддерживает оппозицию, но очень осторожен. Он, кстати, один из самых надежных поставщиков информации, только передает ее сложным путем: пишет шифром и посылает с разными гонцами.

– Что за оппозиция? – спросил Холгойн уже спокойно.

– Командиры отрядов дружины, знать, весь Совет Карн и Старейшин некоторые главы святилищ. Не все. Часть илларов преданы Острову, но не одобряют кровавый захват власти. Но и они стараются держаться в стороне. Полностью поддерживает островитян только новый глава Ильфейна, Мейр, Фиал.

– Ильфейн? – лицо Джерхейна опять потемнело от ярости. – С-с-скотина… Мы всегда опирались на Ильфейна, а не на Илбара! Самое могущественное, самое богатое святилище в Эргалоне – и они позволили островным колдунам себя подмять? Не верю, – в отчаянии воскликнул он.

– Опираться теперь не на кого, – хмыкнул толстяк. – Даллан исчез, его первый помощник Ройг – тоже. Его, кстати, тоже ищут, так же, как и Даллана. Награда за живого Ройга больше, чем за Даллана. Чем это, интересно, они оба так островитянам не угодили, – усмехнулся рассказчик.

– Так Ройг жив? – подскочил Джерхейн. – Ну да, и его так же не видно в хэльде… – он о чем-то задумался, потом добавил. – Насчет Ройга – я знаю, что именно нужно колдунам. Жив, значит… Отлично. Только как его найти, если уж сами колдуны не знают, где он. Кстати, а кто теперь глава Ильфейна?

– Некто Вельг. Знаешь такого?

Джерхейн скрипнул зубами.

– Знаю этого… упыря. Это он по приказу островитян напоил меня травленой интой. А Ройга с тех пор я не видел и через хэльд его не нашел. И он меня не искал. Может, поверил, что я погиб? Так он бы все равно попробовал восстановить истину с помощью хэльдов, не верю я, что он этого не сделал, – он снова замолчал, потом спросил. – Еще что?

– Кианейт ждет ребенка, – сказал толстяк, понизив голос.

– Это уже не новость, – усмехнулся Джерхейн. – Весь город болтает. Значит, как я понял, главное – взять Риан Ал Джар. Падет замок – падет власть Острова.

Толстяк усмехнулся.

– Не так-то просто его взять. Если узнают, что ты жив и готовишься напасть, замок укрепят так, что таффи не проскочит. Тебе придется раскатать его по камешку, чтобы выкурить оттуда колдунов. Кроме того, Итта находится именно там, ее мигом возьмут в заложницы.

– Грязь кипящая, – ругнулся Джер. – У меня был план, там, в Карре, но этот упырь Вельг знает его в подробностях, он участвовал в обсуждении.

– Значит, надо менять, – спокойно сказал толстяк.

Джерхейн долго молчал. Потом поднялся с подушек, опустошил кубок и подошел к окну.

– Если бы в замке был надежный человек… вывести Итту. К дьяволам тогда замок, я бы нашел способ стереть его с лица земли.

35. Арта Сач Сал. Небесный остров

Результат его работы потряс мастера до глубины души. Остров-шар, замкнутый в оболочку, висящий высоко над земной твердью, странный, чудной мир, состоящий из множества ячеек наподобие пчелиных сот, с плавающими в воздухе радужными шарами, гигантскими гроздьями пузырей, похожих на разросшуюся до неузнаваемости виноградную лозу арали. Тем не менее, здесь уже зарождалась жизнь, ничем не похожая на ту, что была там, внизу. «Неужели это сделал я?» – ужаснулся мастер, исследуя вновь рожденный мир. Не иначе, руку его водила в этом деле чья-то другая, более могущественная рука. «Творцы, – подумал он со странным волнением. – Кто ж еще, кроме них?»

Но он уже любил это странное место, любил, как отец любит своего младшего сына, как мастер любит самое лучшее свое творение. Он захотел спуститься вниз, но для этого ему пришлось создать путь – нечто, похожее и не похожее на хэльд. Огромный разноцветный столб, соединивший небо и землю…

Земля лежала в руинах. Жара медленно спадала, пошли первые дожди, робко, неуверенно проклюнулась зелень. Он упорно и упрямо отыскивал тех, кому посчастливилось остаться в живых. Их оказалось чертовски мало, но все-таки…

Выжившие быстро освоились на повисшем в небесах странном куске земли, обжились, принялись отыскивать уцелевшие ка-эль и Книги Свода. Кэлленар им удалось возродить быстрее, чем мастер рассчитывал. Восстанавливать некоторые хэльды он отказался наотрез. Здесь, на Острове-в-небесах, была растительность и живность, способная прокормить небольшую колонию. Он решил, что физический труд и ответственность за будущее своих детей пойдут теллам на пользу. Первые годы урожаи были небольшими, зерна и овощей едва хватало на то, чтобы прокормиться впроголодь да высадить следующий, но постепенно они научились хозяйничать сами, без помощи хэльдов.

Колония росла, богатела, появились дети, подросли, народили новых… Жизнь текла стремительно и незаметно, мастер был так занят, так увлечен возрождением искусства и философии Кэлленара, что не заметил, как ушли те, кого он собрал на Острове в самом начале. Подросло еще одно поколение, затем – следующее, он старел, но медленно, а уж болезни и старческая дряхлость и вовсе обходили его стороной. Он радовался долгожительству: жизнь его была наполнена смыслом, и он с ужасом думал, что когда-нибудь она все-таки оборвется. Но она не обрывалась, и он перестал бояться смерти, забыл о ней. Забыв о возрасте, он женился во второй раз. У него опять появились дочери и сыновья, они росли на его глазах, юные, чистые, сильные. Жизнь в других природных условиях изменила их внешность: исчезли складки-мозоли на лбу, кожа лица разгладилась, кости стали тоньше, рост – выше. Теперь они больше напоминали мать, уроженку четвертого поколения детей Острова, чем истинного телла-отца.

Именно они, его дети, пятое поколение людей, решили вернуться обратно на Теллар и попытаться возродить его. Он был счастлив, когда его ученики наперебой, взахлеб излагали ему идеи возрождения Наземного мира, он благословил тех, кто ушел первыми, он напутствовал тех, кто уходил следом, он помогал им советами, радовался их победам, горевал над поражениями.

Годы шли, он по-прежнему был бессмертен и неуязвим, он пережил их всех, в очередной раз познав горечь потери, он запретил себе любить и привязываться душою даже к бессловесным животным, боясь, что не переживет очередной разлуки. Бремя воспоминаний оказалось непомерным для него. И только мир, живой, полный красок, энергии, веселья, счастья, мир внизу, под Островом, видимый только в особые, построенные им хэльды, те, через которые он наблюдал за своими детьми, чтобы успеть вовремя прийти на помощь, – только этот мир приносил ему радость и отдохновение. Этот мир жил… Он не был похож на старый, исчезнувший под грудой пепла, он был проще, грубее, жестче – и в то же время чище и справедливее. И мастер почему-то считал всех людей, обитающих в Наземном мире, своими собственными детьми. Родными детьми.

…И все повторилось снова, как раз тогда, когда ему казалось, что возрожденная цивилизация Наземного мира достигла своего расцвета. Ослепленный уверенностью, отвлеченный мелочами, он пропустил начало конца, а когда спохватился, было уже поздно. Он хотел спуститься туда, на землю, чтобы погибнуть вместе с детьми, но ему не дали, не позволили так глупо и бессмысленно рисковать собой. Островитяне были теперь не те, что прежде, почти тысячелетие назад, они отъелись и обленились, они настроили храмов и превратили Кэлленар сначала в религию, потом в особое искусство, доступное только избранным. Они убедили его, что Катастрофа неизбежна, что нужно лишь пережать ее, что их задача – сохранить жизнь и учение, а потом снова возродить Наземный мир. Зачем, подумал он тогда с ненавистью и отчаянием. Если через какое-то время они опять погубят себя? Зачем…

Шаг за шагом, в небесной голубизне Окна, он видел то же самое, что пережил когда-то очень давно. Ему казалось, что он навсегда забыл те годы, но теперь, увидев пылающий синим огнем Колодец, боль и ярость, отчаяние и страх вспыхнули в нем с новой силой. Будь проклят тот, кто создал этот убогий мир неспособным изжить зло из себя самого, тот, кто сделал людей неспособными очистить души от яда и нечистот. Будь они прокляты, Творцы, кем бы они ни были – богами, стихиями, философской абстракцией или такими же, как и он сам, людьми, наделенными властью и бессмертием. Будь они прокляты… Потому что перестав ненавидеть, жаждать славы, власти, богатства, мести, перестав мечтать о подвигах, они перестанут любить, жалеть, сочувствовать, страдать – они перестанут быть людьми, а значит, его детьми – и он перестанет любить их…

…Катастрофа затронула Остров, но в меньшей степени. Здесь не было бесчинств, войны и варварства, падения нравов и осквернения храмов. Был только сам хаос, горящие колодцы, рушившиеся хэльды, смерч, пронесшийся по всем ячейкам Острова и натворивший много бед, но все закончилось гораздо быстрее, чем он ожидал. Погибших оказалось немного. Все-таки оба Великих Колодца располагались очень далеко от Острова. Мастер помогал людям восстанавливать Агваллар как мог, но уже без прежней страсти и желания сделать лучше, чем было. Что-то умерло в нем, отгорело, отболело, осталась одна оболочка, все еще достаточно крепкая, чтобы продолжать жить. И он жил.

…А потом все опять повторилось, и Наземный мир умер и возродился, и снова он был похож и не похож на прежний. Мастера он уже не интересовал. Жизнь текла мимо него, он устал и одряхлел, но все еще был относительно крепок телом и ясен разумом. Те, кто теперь управлял Небесным островом, обращались с ним, как с богом, но ни почет, ни власть, ни слава не затрагивали его чувств. Он жил и жил, а когда в очередной раз увидел приметы надвигающейся беды, решил уйти. Спустившись на землю, он старательно вспоминал те слова, что в самом начале конца помогли ему вырвать у смерти неожиданный островок спасения. И слова снова пришли, всплыли неизвестно откуда, но теперь смысл их был понятен и прост, и он радовался, вкладывая в них все свои силы. Восторг творения оживил прах его души, Огонь жизни пылал в ней как никогда ярко, водопадом изливаясь на свободу, но теперь образы, рождавшиеся в его распаленном воображении, были совсем иными, чем прежде. Ему чудилась не обитель богов, прекрасная, воздушная, возвышенно-изящная, а обыкновенная земля, такая, какой была она в его молодости, с яркими, сочными красками, синим безоблачным небом, буйной зеленью, свежим ветром, живительными ливнями, жарким и щедрым солнцем…

Очутившись на новорожденном Острове, он поначалу решил, что заснул по дороге в Сагир – прилег отдохнуть в стороне от обочины, там, где трава была зеленее и гуще, да и задремал от усталости. В тот самый день, когда император пригласил его в столицу империи, чтобы обсудить нечто важное. Он огляделся, не узнавая места. Потом вдруг вспомнил. Что-то внутри его закричало от возмущения – нет, не было этого, не было пылающих колодцев, не было безумного смерча, из которого родился первый Остров, не было бессчетных лет бесполезной жизни. Всего лишь сон, тяжелый сон, какие часто снятся на закате солнца. Но представший его глазам мир, столь дорогой сердцу, был пуст и безлюден, хоть и полон жизни. И тогда он решил – сюда он никогда не приведет ни одно живое существо. Он устал и хотел одиночества. Он пробудет здесь до конца времен…