Текст книги "Черная маркиза (СИ)"
Автор книги: Олеся Луконина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Дидье остановился, не доходя до пристани, в ожидании Морана и Грира. Почему-то он не сомневался, что те его быстро догонят.
Он не ошибся.
* * *
Грир и Моран торопливо спустились к причалу и замерли.
Чёртовы цикады выводили прямо-таки соловьиные трели, полная луна заливала всё вокруг светом поярче бальных люстр, одуряюще разило ароматом роз и глициний, а Дидье Бланшар, растрёпанный и странно уязвимый, стоял у причала и ждал их.
Боже, Грир весь вечер опасался, что тот что-нибудь натворит. Станет хохотать во всё горло, напьётся, начнёт травить какие-нибудь непристойные байки или горланить моряцкие песни, а также запускать пальцы в декольте к губернаторше или к губернаторской дочке. И Грир готовился, если надо, силком запихать его в лодку и отправить обратно на «Маркизу», с сожалением думая о том, что напрасно он ради забавы подверг парня такому испытанию. Потешились, но надо и меру знать. И он нисколько бы не винил Дидье, выкинь тот что-нибудь эдакое.
Но Дидье ничего эдакого не выкидывал. Другие гости, аристократы по крови, пили больше него и нахально увивались за женщинами. Дидье же почти не пил и ни за кем не увивался. Бабы пялились на него, как обычно, а сейчас, когда он был в этом убийственном наряде, и больше обычного – ещё бы! – но Дидье и танцевал, и разговаривал только с губернаторской дочкой Абигайль, тихонькой мышкой в белом платьице. Но и за ней он не увивался, что было бы как раз понятно. Нет, этот повеса смотрел на неё, как на свою малышку Ивонну… и, о Господи, даже подарил ей свистульку, которую вырезал, сидя на палубе «Маркизы» в ожидании их с Мораном прибытия. Чёрт знает что…
Правда, губернаторская чета была этим всем весьма и весьма тронута. Особенно когда Моран, способный, если хотел, казаться чистым Божьим ангелом во плоти, вполголоса поведал им приглаженную, очень приглаженную историю женитьбы Дидье Бланшара и находки им галеона, ставшего приданым для его маленькой дочери. Губернаторша даже прослезилась, слушая всё это, и Грир был очень доволен. Потому что именно такого сановного расположения к их авантюре он и добивался, затевая этот светский визит.
Был бы очень доволен, если бы…
Если бы всей кожей не чувствовал, как застыл в странной печали Дидье.
Гриру не надо было глядеть на Морана, чтобы понять – тот тоже это чувствует.
Господи, да если б парень просто был не в своей тарелке! Но Дидье словно погас. Словно сам потушил тот весёлый жаркий огонь своего сердца, который, казалось, был неиссякаем, который манил к нему всех жаждущих тепла – вплоть до бродячих шавок!
Как манил этот огонь Морана, да и самого Грира.
И вот теперь Дидье стоял прямо перед ними – вновь расхристанный, как оборванец, чёрт бы его побрал. Рубашка и камзол его были распахнуты, шея обнажена до ключиц, манжеты на запястьях расстёгнуты, русые вихры взлохмачены, как у школьника, и он глядел на них с Мораном странно беззащитными глазами.
Грир стиснул кулаки в карманах. Боже, вот же искушение, вот же настоящее умерщвление грешной плоти, какое и не снилось святым отцам-пустынникам, питавшимся сраными акридами. Вольно же им было сохранять свою хвалёную святость – ведь перед ними не стоял доверчиво на них пялящийся Дидье Бланшар! Да Грир проглотил бы сейчас мешок этих самых акрид, если бы всемилостивый Господь избавил его от такой пытки!
Но акрид не было, поэтому приходилось справляться самому.
И…. чёрт побери, что же такое творилось с парнем?!
– Ди… что с тобой? – вновь будто подслушав мысли Грира, взволнованно спросил Моран и шагнул вперёд – песок захрустел у него под ногами.
Дидье отвёл глаза, и Грир мрачно решил, что оголец, находясь в здравой памяти, ничего им не расскажет, что бы его ни терзало. В конце концов, этот балабол столько лет помалкивал о своём треклятом галеоне…
Грир поглядел на Морана, безмолвно требуя, чтобы тот спросил что-нибудь ещё. Чтобы наконец поддел ту броню, в которую добровольно заковал себя Дидье Бланшар.
– Ты только с дочкой губернатора и разговаривал, – мягко сказал Моран, подходя к тому ещё на пару шагов. – Ей уже семнадцать, а ты с ней… как с Ивонной.
Да уж, подумал Грир, в отношении Дидье к Абигайль Стил не промелькнуло ни тени плотского интереса. Но почему тогда она вообще его заинтересовала?
Потому что Дидье Бланшар, чтоб ему пусто было, привык возиться со всякими брошенными птенцами, жадно впитывавшими тепло, которое он так щедро им дарил! И малышка Абигайль расцвела в этом тепле, как до неё – Ангелина, Клотильда, Моран, близнецы, Жаклин Делорм и, наверно, десятки других живых существ, чёрт бы их совсем побрал.
Но никому в целом свете Дидье не позволял позаботиться о себе, хотя сам был таким же… брошенным птенцом.
Эта нежданная мысль настолько поразила Грира, что он выпалил:
– Ей не нужна твоя защита, garГon. Отец обожает её, а мачеха заменила ей мать. По-настоящему заменила.
– Я это сам понял… когда поговорил с ней, – негромко отозвался Дидье. – Они хорошие люди.
– А если б это было не так, что б ты сделал? – так же тихо спросил Моран, подойдя к нему вплотную и внимательно вглядываясь в его серьёзное лицо.
– Попробовал бы ей помочь, – без колебаний ответил Дидье. – Придумал бы что-нибудь.
О Господи…
Он бы придумал, конечно!
Ну что за наказание такое!
– Проклятье, это дочка губернатора! – процедил Грир. – Ты бы выкрал её прямо из губернаторской резиденции, что ли, bougre d'idiot!
– Да, если понадобилось бы, – твёрдо проговорил Дидье.
Постучав себя кулаком по лбу, Грир собрался было что-то добавить про самоубийственную рыцарскую дурь, но вдруг хмуро проронил – совсем не то, что намеревался:
– Сто чертей тебе в глотку, Дидье Бланшар, я вот только губернаторских дочек ещё не крал!
– Ты? – одними губами вымолвил тот, сдвинув брови. – Ты тут ни при чём, кэп!
– А что же, одного тебя, остолопа, отпускать, что ли, тебя ведь не остановишь! – безнадёжно махнул рукой Грир, и Моран кивнул в подтверждение. – Разве что оглоушить тебя по башке твоей упрямой, да в трюм… – Он запнулся, сообразив, что несёт несусветную чушь… которая, тем не менее, являлась сущей правдой, и неловко добавил: – Я за тебя отвечаю.
Дидье помотал этой самой упрямой башкой, – недоверчиво и протестующе, – и пробормотал:
– Я сам… один… всегда за себя отвечаю.
И Грир негромко и решительно ответил, глядя прямо в его смятенные глаза:
– Ты никогда больше не будешь один.
А Моран снова спросил вполголоса:
– Ди… твой отец женился, когда твоя мама умерла? У тебя была мачеха? Там, в Квебеке?
Дидье вздрогнул и замер, и Грир понял, что канонир всё-таки нашёл его самое уязвимое место, поддев броню. И ещё одна мысль мелькнула у него в голове и пропала – как Моран догадался? Почему спрашивает об этом таким сдавленным, будто от боли, голосом?
Взглянув канониру в лицо, Дидье на миг прикусил губу, но потом ответил с таким же напряжением, но очень просто:
– Когда мама умерла, я никак не мог поверить. Ревел всё время, прятался от всех и ревел. Всё думал – как же так, она ведь ничего плохого не сделала, она… так нужна была Мадлен и мне… и Франсуа…. моему брату. Но выходит, что Богу она была нужнее. – Он опустил голову, уставившись себе под ноги, и продолжал ровно: – Я ревел… а отец… я думал, он совсем рехнётся. Руки на себя наложит. – Он прерывисто вздохнул и криво усмехнулся, подымая голову: – Но он женился через год. На Адель. И Франсуа женился. На Инес. Мне тогда было тринадцать, а Мадлен – год… и это было хорошо для Мадлен – как же ей без матери? Она ведь тогда была совсем кроха.
Грир пошевелил губами, но его вопрос задал Моран:
– А ты как же?
Дидье опять помолчал, а потом, облизнув губы, отрывисто произнёс:
– А я… не пришёлся ко двору. И… ушёл.
– Сколько тебе тогда было? – бесстрастно спросил Грир.
– Пятнадцатый год, – спокойно отозвался Дидье. – И я… не вспоминал про них. Совсем. Как отрезал. Просто было… очень больно. – Он запнулся и тряхнул головой. – Неважно. Но сейчас я всё время думаю… что я оставил Мадлен… совсем одну.
«Почему же одну?» – хотел спросить Грир, но прикусил язык. В этой простой истории, так просто рассказанной, не было ничего страшного или странного… но у него почему-то мороз прошёл по спине, как тогда, когда он думал о возможной гибели Дидье в бою с «Эль Хальконом».
Что-то очень тёмное и тяжелое крылось за этим простым рассказом.
И… ледяное.
Грир вдруг вспомнил, что ответил когда-то Дидье на его мимоходом брошенный вопрос о том, почему он ушёл из дома – ответил легко и со всегдашней своей улыбкой.
«Холодно», – вот что он тогда сказал.
Словно прочтя его мысли, Дидье так и передёрнулся. Проклятие, стояла безмятежная и жаркая тропическая ночь, в розовых кустах надрывались цикады, тёплые волны прибоя с шорохом набегали на песок в двух шагах от них… а парень вздрагивал от холода, будто в своём чёртовом ледяном Квебеке!
Сердце у Грира перевернулось, и он шагнул вперёд, не раздумывая – одновременно с Мораном, и так же одновременно оба они обняли Дидье – крепко, тесно, горячо, сплетя руки за его спиной, на его плечах.
Тот снова вздрогнул, его глаза в смятении расширились, и Грир хрипло пробормотал, даже не задумываясь о том, что именно говорит, повторяя слова, которые сам Дидье сказал, обнимая Морана наутро после той виноградной отчаянной ночи:
– Тихо, тихо, garГon… успокойся. Постой вот так. Просто постой.
Моран тоже посмотрел на Грира – растерянным, совсем незнакомым взглядом, не похожим на его обычный вызывающий прищур.
А Дидье вдруг глубоко вздохнул и молча прикрыл глаза.
Будто сдаваясь.
Опустив оружие и сбросив броню.
«Бог ты мой…» – пронеслось у Грира в голове.
Он и сам почти зажмурился.
Одна его ладонь легла на плечо Морана, чувствуя его почти горячечное тепло, а вторая скользнула по телу Дидье, – под распахнутым камзолом и рубашкой, по прохладной гладкой коже, – почти целомудренно, но Грир с ликованием ощутил бешеные толчки его сердца под своей рукой. И собственное его сердце тоже болезненно и часто забилось. И сердце Морана – совсем рядом, настолько тесно они прижались друг к другу, все трое, и, приоткрыв наконец глаза, Грир затаил дыхание, увидев, что и у Морана веки опущены, и на бледные щёки легла тень от ресниц.
Дидье тоже раскрыл глаза – очень глубокие, и еле слышно прошептал:
– Мне уже не холодно, garГons. Tres bien.
И почти что беззаботно улыбнулся, отстраняясь от них.
Грир нехотя разнял руки, и его самого вдруг пробила дрожь.
К «Маркизе» они причалили в полном молчании, и Дидье, бросив только: «Bonne nuit», не оглядываясь, взлетел на борт своей посудины и исчез из виду.
* * *
Волны мерно и сильно раскачивали «Маркизу» – подымался западный ветер, обещавший вот-вот упасть яростной мглой урагана на море и берег.
Едва появившись на борту, Дидье содрал с себя осточертевшие роскошные тряпки, натянул привычные портки и рубаху и теперь безмолвно лежал, прикрыв локтем глаза, на койке в своей каюте. Но мысли в его голове метались стремительнее надвигавшегося урагана.
Он умел оставлять заботы вчерашнего дня дню вчерашнему же. Будто, выходя из комнаты, накрепко закрывал за собой дверь и отправлялся прочь, не оглядываясь.
Как, не оглядываясь, ушёл когда-то из родного дома, не просто закрыв за собой эту дверь, но прямо-таки заколотив её в своей душе.
Но теперь эта дверь рухнула под напором воспоминаний и всё нараставшего чувства вины.
Его мать когда-то на речном берегу указала ему, семилетнему, на его тогдашнюю подружку по играм, пятилетнюю Леони, со словами: «Ты мужчина, ты за неё отвечаешь».
Его мать теперь лежала под холодным могильным крестом на деревенском кладбище, оставив на него совершенно беззащитную крохотную Мадлен.
На него, на отца и на Франсуа.
А он ушёл, захлопнув дверь и отрезав себя от воспоминаний.
Оставив Мадлен с отцом, Франсуа и с теми женщинами, которых они привели под крышу своего дома, переставшего быть домом ему, Дидье.
Он обязан был вернуться.
Немедленно.
Боже, как же он не хотел туда возвращаться!
В несправедливость.
Позор.
Боль.
Но его мать хотела от него именно этого, он точно знал.
«Ты мужчина, ты за неё отвечаешь».
Дидье перевернулся и лёг на живот, беспомощно упёршись кулаками в подушку и уткнувшись в них лбом.
«Ты никогда больше не будешь один».
Так сказал капитан «Разящего».
«Я за тебя отвечаю».
Но за свою сестру отвечал только он сам.
Дидье на миг зажмурился, а потом рывком поднялся с койки.
Он должен был делать то, что должен, не ища ни у кого защиты, не прося помощи, как делал это всегда.
Эдвард Грир и так, не раздумывая, шагнул за него под пулю.
А он сейчас собирался обойтись с ним так подло и бессовестно.
Но у него не было иного выхода.
Глубоко вздохнув, Дидье шагнул на палубу и пристально оглядел горизонт. Ночное небо было непроглядно тёмным, луну за какой-нибудь час совсем затянуло набежавшими тучами.
Надвигалась буря.
Он распахнул дверь в каюту близнецов. Те, как обычно, сладко дрыхли, так тесно переплетясь руками и ногами, будто всё ещё находились в материнской утробе, и Дидье крепко встряхнул за плечо лежавшего с краю. Тот приподнял с подушки лохматую голову, сонно щурясь, и братец рядом с ним тотчас вскинулся.
Дидье невольно позавидовал обоим огольцам. Воистину они никого и ничего не искали, будучи так неразрывно и прочно связаны друг с другом.
Разбуженный первым мальчишка быстро и умело разжёг маленький светильник, и по этой сноровке Дидье распознал Лукаса.
– Кэп… ты чего?.. – удивлённо моргая, пробормотал тот и пригладил свои светлые лохмы обеими ладонями. – Ураган?
Лукас тоже чувствовал дыхание бури.
Нетерпеливо мотнув головой, Дидье властно распорядился:
– Garcons, собирайтесь. Берите своё барахло, усаживайтесь в шлюпку – и на «Эль Халькон». Побудьте там. Когда Грир вас найдёт… скажете, что я вас связал, рты заткнул и силой выкинул за борт.
Глядя, как у близнецов округляются не только глаза, но и рты, он хмуро пояснил:
– Иначе он вам всыплет.
– А ты? – поёжившись, выпалил Лукас.
– А у меня есть дело, – отрезал Дидье. – Семейное. Срочное. Грир о нём не знает, хотя догадывается… но я свой долг выполню один. И для этого мне нужна только «Маркиза». Больше ничего. Если мне понадобится экипаж, я найму пару смекалистых ребят на побережье, а пока что и ваших механических матросов хватит.
– Там ведь ураган надвигается… – прошептал Марк, жалобно уставившись на него. – И потом… Грир же помчится за тобой!
– Вряд ли, – подумав, уверенно отозвался Дидье. – Он не оставит галеон без присмотра. И он не знает точно, где меня искать. А я скоро вернусь.
– Куда ты?! – Марк вцепился ему в локоть, и Дидье сказал уже мягче, глядя в его наполнившиеся слезами глаза:
– Вам лучше не знать, garcons. От греха.
«От Грира», – добавил он мысленно.
– Почему ты не хочешь взять нас? – сердито выкрикнул Лукас. – Мы всегда…
– Потому что это моё дело, – решительно повторил Дидье, нахмурившись. – И если кэп вздёрнет кого-то на нок-рее по возвращении, то только меня. А вы ему будете нужны здесь – чтобы достать галеон. Я без того забираю у него бриг… и не могу забрать вас. Я ему сейчас записку напишу. Не бойтесь, с «Маркизой» всё будет в порядке, клянусь Богом!
– Да хрен ли с ней, с «Маркизой»! – воскликнул Лукас, вскакивая и сжимая кулаки. – Что будет с тобой?
– Patati-patata! – пробормотал Дидье, поспешно шаря в тумбочке в поисках бумаги и грифеля. – Всё отлично со мной будет, garcons. Давайте собирайтесь.
– Но… – начал снова Марк.
– Собирайтесь и выметайтесь! – гаркнул Дидье, вскидывая глаза, и сунул Марку листок. – Передашь Гриру… когда он вас найдёт, morbleu!
И он крепко обнял повисших на нём близнецов.
* * *
С рассветом Грир поднялся на мостик «Разящего» и не поверил своим глазам. «Маркизы» рядом с его фрегатом не было. А на палубе «Эль Халькона» восседали Марк с Лукасом и обречённо таращились в его сторону.
– Шлюпку на воду! – гаркнул Грир, обретя дар речи. – И вон тех двух паршивцев – ко мне!
Паршивцы так же обречённо и смирно сидели в отправленной за ними шлюпке, а потом проволоклись по трапу на мостик и застыли с опушенными головами.
Грир вымолвил только:
– Ну?!
– Вот, – выдохнул Марк, разжимая ладонь, и подлетевший Моран выхватил у него из рук листок бумаги, на котором было написано несколько корявых строк. Украдкой глянул на них и торопливо вручил записку Гриру.
«Я верну «Маркизу», но это моё семейное дело, и я сам его сделаю. Моя вина».
Моя вина!
– Прибью, – негромко обронил Грир, катая желваки на скулах. – Поймаю и прибью его задницей к планширу, чтоб и шагу больше не смел… – Осекшись, он бешено глянул на Лукаса. – Когда он сорвался?
– В три пополуночи, – уныло сообщил Лукас.
За четыре прошедших часа «Маркиза» с её быстроходностью могла уже быть… да где угодно!
Какого дьявола он, Грир, с вечера не засадил Дидье Бланшара в трюм вместе с его виной! Видел же, что парень не в себе!
– Кто нёс вахту в три пополуночи? – зловеще поинтересовался Грир, пристально глядя на своего понурившегося боцмана. – Кто этот слепоглухонемой болван, прохлопавший «Маркизу»? Старпом? Пусть мне на глаза не попадается! А вы, засранцы! – Он повернулся к близнецам, и те так и подскочили. – Почему вы сразу не явились ко мне, когда этот прохвост спустил вас в шлюпку?
– Потому что Дидье велел нам идти на «Эль Халькон», – чуть дрожащим голосом отозвался Лукас. – И… я помню, что ты сказал тогда… что должен первым всё знать. И что я это тебе обещал, тоже помню. Я виноват… – Он переглотнул и закончил шёпотом: – Прибей мою задницу к планширу тогда.
– Не надо! – отчаянно завопил Марк, вцепляясь в него.
– Уносите отсюда свои чёртовы задницы, вы оба! – прогремел Грир, и близнецов как ветром сдуло с мостика, только босые пятки простучали по доскам.
Он не желал больше слышать ни про чью растреклятую вину!
Но что же ему теперь было делать? Проклятье, ему не на кого было оставить чёртов галеон!
– Кэп… – взволнованно окликнул его Моран, протягивая ему подзорную трубу и указывая на горизонт, где виднелась небольшая точка.
Корабль.
– Кого там ещё..? – рыкнул Грир, поднося к глазам трубу, но тут же облегчённо выдохнул. – Отлично! Вот эта маленькая мегера и присмотрит за своим драгоценным галеоном. А я присмотрю за её драгоценным супругом, чтоб ему пусто было!
Точка на горизонте была спешившей сюда на всех парусах «Сиреной», принадлежащей Жаклин Делорм. Вернее, Жаклин Бланшар.
– Он не говорил, как именно называется его паршивая деревушка? – отрывисто спросил Грир, поворачиваясь к Морану, но тот только устало покачал головой:
– Говорил как-то, что она не так далеко от устья реки. Там одна река – Святого Лаврентия. Она судоходна, «Маркиза» пройдёт.
– Тогда и «Разящий» пройдёт, – уверенно произнёс Грир, и, видя, что Моран опять открывает рот, раздражённо посмотрел на него: – Что ещё?
Тот криво усмехнулся, глядя на него исподлобья с какой-то странной тоской:
– Ты ради него на всё готов… а ведь ты его даже не… – Он всё-таки запнулся.
В один шаг оказавшись возле своего канонира, Грир сгрёб его за плечи и хорошенько тряхнул. Прижал к переборке и спросил шёпотом, склоняясь к его уху:
– Ты ему что, завидуешь, что ли? Завидуешь тому, что я ради него на всё готов… или тому, что я его даже не…?
Моран упрямо молчал, с прежним вызовом глядя на него из-под ресниц.
– Так я и ради тебя готов на всё, чёртов ты гордец! А ты считаешь, что я упырь, который только и делает, что ловит и жарит хорошеньких котяток! – таким же яростным шёпотом продолжал Грир, беря его за подбородок. И подумал, что впервые прикасается к Морану после той дикой виноградной ночи. – А я считал, что ты этим как раз доволен.
– Я, знаешь ли, не котёнок! – вызверился вдруг Моран, отталкивая его. – И… я вовсе не считаю, что ты – упырь! И… – Голос его сорвался. – И ты меня тоже уже не…
– А ты этого хочешь? – сглотнув, отозвался Грир едва слышно.
Губы Морана шевельнулись.
– Я не…
Он осёкся.
Они смотрели друг на друга долго – пока Грир не выронил на палубу подзорную трубу и не выругался замысловато, отходя от Морана:
– Не время сейчас болтать всякую ерунду. Пора готовиться к встрече мадам Бланшар. Передать ей, так сказать, штурвал. – Он устало потёр глаза ладонью. – И мне нужна карта североамериканского побережья с обозначением всех портов вплоть до этого сраного Квебека. Если Дидье Бланшар думает, что ему удастся от нас улизнуть, пусть даже не мечтает!
Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как на лице Морана проступает неуверенная, но почти радостная улыбка.
* * *
Дидье Бланшар вовсе ни о чём не мечтал.
Он стоял у штурвала своей «Маркизы», над головой его, раздуваемые ветром, разворачивались паруса, звенели натянутые, как струны, шкоты, и тот же ветер развевал ему волосы.
«Надо мною никого, кроме Бога одного», – снова припомнил он.
Дидье знал, что спать ему теперь придётся вполглаза, есть кое-как и носиться по вантам как ошпаренному – за всю команду сразу.
Но ему было наплевать на это.
Он знал, что справится.
Его сестрёнка ждала его, и он не мог её подвести.
– Потерпи, Мадлен, m'amie, я скоро, – пробормотал Дидье, поворачивая штурвал. И добавил почти неслышно: – Прости, капитан.