Текст книги "Русские масоны. От Романовых до Березовского"
Автор книги: Олег Соловьев
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)
Поскольку во время Гражданской войны иностранные державы постоянно вмешивались во внутренние дела России и еще не завершилась Первая мировая война, на первый план выдвигались международные проблемы, касавшиеся заключения нашей страной мира, который старались не допустить союзники, опиравшиеся на масонов и Л.Д. Троцкого. Еще 25 сентября 1917 г. по предложению большевиков его избрали председателем исполкома Петросовета. Однако Военно-революционный комитет (ВРК) возглавил левый эсер П.Е. Лазимир, а руководил им партийный центр внутри ВРК (Свердлов, Сталин, Бубнов, Урицкий и Дзержинский). Явно преувеличивая роль Троцкого в исторических событиях ноября 1917 г., даже его искренний почитатель Волкогонов отделывается общими словами и пропагандистскими клише, будто тот проявил себя «как один из главных руководителей революции», затем распространяется о его действительно ярком ораторском искусстве. Но в заключение пишет, что наш герой «положил на алтарь восстания не столько перо и организаторские способности, сколько свое влияние трибуна». Иными словами, он не являлся организатором и, следовательно, не мог быть «одним из главных руководителей». Да и сам Троцкий признает, что решающую ночь с 25 на 26 октября «мы провели вдвоем с Каменевым, в помещении ВРК, отвечая на телефонные запросы и отдавая распоряжения»249. А вот последующее уточнение самого Льва Давидовича в мемуарах. По его словам, в день восстания он остался наедине с Каменевым и потерял сознание. «Склонность к обморокам при физической боли или недомогании я унаследовал от матери. Это и дало повод одному американскому врачу приписать мне падучую болезнь. Очнувшись, я вижу над собою испуганное лицо Каменева. Он предложил достать какое-нибудь лекарство. Нет, лучше какой-нибудь пищи, не мог припомиить, в котором часу ел». На самом деле он действительно страдал эпилепсией, и ничего зазорного в этом нет. Обмороки у него часто случались и раньше, и позже. Но спрашивается, как он мог осуществлять руководство и отдавать распоряжения в подобном состоянии? Организацией восстания в первую очередь занимались Я.М. Свердлов и другие большевики. Все остальное выдумки.
Далее мировая политика концентрировалась на отношениях иностранных держав с советским правительством. Чтобы просветить читателя по поводу первого состава Совнаркома под председательством Ленина, утвержденного Всероссийским съездом Советов, приведем его полный состав. Это А.И. Рыков, В.П. Милютин, А.Г. Шляпников, В.А. Антонов-Овсеенко, К.В. Крыленко, II.Е. Дыбенко, В.П. Ногин, И.И. Скворцов-Степанов, А. Ломов (Г.И. Опиоков), Л.Д. Троцкий, И.А. Теодорович, Н.П. Авилов, И.В. Сталин, т.е. кроме одного еврея, одного грузина и двух украинцев, остальные 11 членов были великороссами, вопреки многочисленным заверениям иных политиков, журналистов, ученых о преобладании еврейского элемента. Главной задачей правительства было добиться всеобщего мира между враждующими коалициями, а при невозможности этого обеспечить выход России из войны на возможно лучших условиях, что было поручено подготовить наркому по иностранным делам Троцкому, который, однако, не стремился проявить дипломатические таланты, продолжая уповать на мировую революцию. Выступая на съезде Советов 26 октября 1917 г., он во всеуслышание говорил: «Надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены, – это несомненно. Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу». Общая установка на возможность подавления большевиков иностранными штыками сочеталась у наркома с реверансами в сторону США. «Америка, – говорил он на заседании ВЦИК 8 ноября, – может терпимо отнестись к факту Советского правительства, так как она достаточно удовлетворена истощением союзных стран и Германии. Кроме того, Америка заинтересована в помещении своих капиталов в России»250. Иными словами, агент влияния заявлял, что приступил к выполнению полученных им от зарубежных центров инструкций, чтобы расшатать большевистскую систему изнутри, вызвать ее быстрое падение или катастрофическое ослабление. Но партийные лидеры, включая Ленина, в эйфории победы этого не замечали или отчасти подыгрывали Троцкому, который располагал единомышленниками в составе Центрального Комитета.
В то же время для поддержания контактов с заграницей вблизи его оказались два новых фигуранта. Первым из них был капитан французской военной миссии, социалист Жак Садуль, масонская принадлежность которого тщательно скрывалась и была установлена нами лишь по архивным документам, его ментором и дублером являлся сотрудник той же миссии Этьен Антонелли, довольно известный у себя дома «вольный каменщик»251. Оба выполняли не столько официальные поручения, сколько задания уже известного нам социалиста А. Тома, масонство которого не установлено, хотя отражение им подлинных интересов Великого Востока Франции или Великой Ложи той же страны сомнений не вызывает. Недаром Садуль опубликовал письма на имя патрона, почему-то названные в своей книге «Записками о большевистской революции». Почти одновременно в Париже вышел популярный очерк «Большевистская Россия», посвященный президенту США Вильсону. Дарственная надпись на имеющемся у нас экземпляре гласит: «Г-ну Альберу Тома от «одного весьма известного ему человека» Этьена Антонелли». Особенно первая и отчасти вторая книга содержали в целом позитивные отзывы об Октябрьской революции в сопровождении благожелательных характеристик Троцкого.
Сравнительно молодой Садуль, выходец из рабочей семьи, еще в юности заручился покровительством одного американского миллионера и при его содействии отправился в США для освоения профессии ковбоя. Однако ему не повезло: упав с лошади, он повредил ногу и стал прихрамывать, вернулся на родину и занялся журналистикой при полном освобождении от военной службы. Чин капитана он, очевидно, выхлопотал через министра вооружений А. Тома, по заданию которого прибыл в Петроград за месяц до вооруженного восстания. Несмотря на отсутствие известности в своей стране, эмиссар пользовался определенным весом в высших эшелонах международной социал-демократии, ибо в Стокгольме его принимал видный шведский социалист Брантинч, изложивший «общее положение в Европе и подробнее положение» в собственном государстве. Мало того, в Стокгольме оказался и председатель II Интернационала, бельгийский масон К. Гю-исманс, который поведал французу о своих планах и высказал пожелание в адрес самого Тома заниматься активнее международными вопросами и руководством социалистической партией. По прибытии же в столицу России Садуль прямиком направился к тяжело больному Г.В. Плеханову, кипящему прямо-таки злобой на большевиков, призывая «раздавить эту нечисть, потопить ее в крови» и спасти Россию. По словам Садуля, как раз на 25 октября 1917 г. у него была назначена встреча с Гальпериным, «секретарем Совета министров» для представления Керенскому, которому еще не было передано какое-то письмо Тома. Поскольку же Зимний дворец уже находился в окружении большевиков, предприимчивый француз поспешил в Смольный по пропуску в Совет крестьянских депутатов для передачи «записки» французского социалиста Лонге члену ВЦИК и редактору газеты «Известия», перешедшему к большевикам, Ю.М. Стеклову (Нахамке-су). Они встречаются, тут появляются Каменев и польский коммунист Лапинский, встречающие незваного гостя «по-братски», а также подробнейше отвечающие на «самые нескромные вопросы». Получив из первых рук важную информацию, Садуль отправляется в свою военную миссию, затем вновь появляется в Смольном252.
В письме на имя Тома эмиссар сообщает, что познакомился с Лениным и Троцким и уже 26 октября «долго интервьюировал» последнего, еще не назначешюго наркомом. По его словам, он уверен, что Германия не примет советских предложений о перемирии на условиях отказа от аннексий и контрибуций, а также Предоставления народам права на самоопределение. На вопрос собеседника о дальнейшей линии большевиков следует ответ: «Тогда мы объявляем революционную войну, священную войну, веду1цуюся не на пришцшах национальной обороны, а на принципах обороны интернациональной, социальной ревоолюции. Мы добьемся от наших солдат военных усилий, которых русские правительства, включая царизм, не сумели потребовать от армии». Далее пошли типичные для Льва Давидовича псевдореволюциоп-ные фразы. Но Садуля трудно ввести в заблуждение, он появляется в Смольном, предъявляя постоянный пропуск, и терпеливо выслушивает длинные монологи тайно опекаемого иностранцами агента. В них непрерывно повторяется заверение в неизбежности ведения против немцев войны в случае отказа от предложенных РСФСР условий. И француз, смеясь в душе, рисует патрону истинное положение дел. «Я знаю, в каком чудовищном состоянии находятся русские войска: отсутствие дисциплины, разложение анархия... На передовой 80% личного состава сложили оружие и перебрались подальше от фронта в города. Сколько из того количества штыков, которые пока еще есть в окопах, станут сражаться по-настоящему?»253
С немалой долей преувеличения и тщеславием эмиссар докладывал 5 ноября 1917 г. в Париж: «Долго беседовал с Троцким, который все настойчивее зовет заходить к нему каждый вечер. Он принимает меня, отложив все дела. Я остаюсь единственным связывающим звеном между революционным правительством и союзниками». Оказывается, нарком вообще редко оставляет Смольный, проводит бессонные ночи, и его вклад в работу огромен.
При помощи Ленина «он почти в одиночку осуществляет управление революционным правительством. Сам Ленин часто присутствует при наших беседах. Он отлично понимает по-французски, но говорит на нем не так хорошо, как Троцкий, и никогда не включается в разговор». Явно тот не жалует Садуля особым уважением, и на то есть причины. В отличие о соратника, он почти год относился с подозрением к назойливому французу, отметив, в частности, что капитан Садуль, «на словах сочувствующий большевикам, на дате служивший верой и правдой французскому империализму, привел ко мне французского офицера де Любер-сака»1.
Оценка соответствовала действительности, пусть Ленин и переменил мнение о нем после прочтения его писем, специально предназначавшихся доя опубликования за рубежом. Они Ленину понравились, и он распорядился об их издании сперва в Швейцарии, затем в других государствах, способствуя в значительной степени популяризации Троцкого и политики Советов вообще, хотя в РСФСР они никогда не выходили из печати и полностью увидели свет на русском языке в нынешней России лишь в 1990 г. Несомненно, Садуль направлял патрону и другим адресатам также иные письма и телеграммы, содержащие другие сведения, которые пока остаются неизвестными.
В обстановке откровенной вражды союзных представителей в России, как и остальных партий к большевикам, считавших их узурпаторами власти и уповавших на судьбоносные решения Учредительного собрания с преоблданием в нем эсеров, Садуль ловко сыграл роль беспристрастного и независимого посредника между7 противостоявшими лагерями, опираясь на всемерное содействие Троцкого и его соратников, что позволяло также добывать важную информа1цно. В этом плане заслуживает внимания посредничество капитана в организации 5 декабря 1917 г. встречи посла Нуланса и наркома, изволившего пожаловать в посольство Франции. Нуланс был назначен на свой пост не без протекции того же А. Тома, ибо принадлежал к верхам близкой масонству партии радикалов и радикал-социалистов. Встреча была согласована с Лениным, но в советской центральной печати и в мемуарной литературе нашла слабое отражение. По свидетельству Саду-дя, она протекала «в сердечной атмосфере и продолжалась около двух часов». По взаимной договоренности участники согласовали коммюнике для прессы и расстались «очень удовлетворенными друг другом»254.
В архиве МИД Франции нам удалось обнаружить подробную телеграмму посла министру иностранных дел масону С. Пимону и впервые опубликовать ее полный текст. 6 декабря 1917 г. дипломат писал: «Сегодня генерал Ниссель (глава французской военной миссии. – О. С.), предупрежденный одним из офицеров, Са-дулем, сообщил мне о намерении Троцкого зайти в посольство Фраи иди, дабы осведомиться, примут ли его там». После изъявления согласия «тот действительно пришел и подробно беседовал со мной». Не станем касаться затронутых рутинных вопросов, остановимся только на самом существенном. «Троцкий прекрасно понимает, что максималистское правительство Петрограда не может быть признано. Но, на его взгляд, обстоятельства диктуют продолжение некоторых сношений, поскольку это отвечает интересам союзников». Нарком был озабочен положением на Украине, провозгласившей независимость при поддержке офицеров военных миссий Англии и Франции. Затем перешли к вопросу о мире, причем Троцкий выразил сожаление по поводу нежелания держав Антанты присоединиться к переговорам большевиков с немцами о перемирии. В ответ ему было указано на нарушение Россией своих обязательств в отношении союзников. «Тогда он стал заверять в привязанности к Франции, утверждая, будто ставит наш народ выше всех других, и при упоминании наших жертв у него выступили слезы на глазах, и он умолк, сказав: «Видите, как я взволнован, я говорю о Франции»255.
Затем были изложены условия РСФСР о мире без аннексий и контрибуций. На сакраментальный вопрос о линии в случае отказа Германии от принятия подобных условий последовало обычное заверение: «Тогда мы мира не подпишем и нам, возможно, придется вести революционную войну. В случае если общественное мнение нас не поддержит, мы вынесем наши и немецкие предложения на рассмотрение Учредительного собрания. Ему и придется выразить свое мнение». Дипломат не придавал беседе сколько-нибудь серьезного значения.
По собственному длительному опыту в области внешних сношений автор настоящей книги не раз убеждался в том, что официальные телеграммы послов любых стран своим ведомствам нередко подвергаются шлифовке и опускают вольно или невольно весьма существенные детали. Поэтому стоит обратиться к дневниковым записям секретаря французского посольства де Робие-на, который, по всей вероятности, участвовал в беседе шефа и даже делал заметки. «Троцкий, – отмечает он, – сделал новый шаг в нашу сторону, объявив через капитана Садуля о своем визите, пришел в посольство и разговаривал с Нулансом свыше часа». Далее следует версия трактовки затронутых вопросов, в том числе о «демократическом мире без аннексий и военных контрибуций в соответствии с правом народов на самоопределение. Он должен распространяться на все угнетенные народы, а проблема Эльзаса и Лотарингии должна решаться по свободно выраженной воле их жителей». Нуланс же придал высказыванию Троцкого иной смысл: «Тем самым Богемия, Эльзас и все другие угнетенные народы получат право выразить мнение о собственной судьбе посредством плебисцита». Следовательно, нарком якобы ничего не сказал о Лотарингии, и посол приписал собеседнику мысль о необходимости проведения плебисцита в обеих областях, когда центральный пункт французских требований состоял в присоединении к Франции этих аннексированных ранее областей без всякого опроса населения, тем более плебисцита. И еще серьезное разночтение, закавыченные слова Троцкого: «Вы меня видите взволнованным, так как я говорю о Франции, и для меня ее народ значит иное, нежели другие народы. Придя сейчас в посольство Франции, я вам хотел показать отличие Франции от остальных союзников». Далее он сразу перешел к личным воспоминаниям, рассказав о своих злоключениях в годы войны, преследованиях и изгнании в Испанию, потом в США, об аресте канад скими властями в порту Галифакс при возвращении на родину1.
Это было уже персональным обращением, своего рода сигналом, Признанием приоритета названного государства только для наркома, чему Нуланс значения не придал, а также несколько исказил видение собеседником крупных международных проблем с учетом позиции Парижа в «русском вопросе».
Еще 3 ноября 1917 г. французское правительство возглавил крупный деятель правоцентристского толка Ж. Клемансо по прозвищу Тигр, ставивший кардинальной целью разгром Германии любой ценой, он был известен ярой ненавистью к Советам. Ему преданно ассистировали масоны-радикалы, министры иностранных дел С. Пишон, внутренних дел Ж. Паме, финансов Л. Клотц, образования JI. Л афер. В то же время масонские центры Великий Восток и Великая Ложа проводили не столь жесткую линию, даже несколько дистанцировались от своих коллег во власти, принимая во внимание настроения значительного числа социалистов и анархо-синдикалистов в ложах, которые питали симпатии к ре-валкнцюнной России и не верили резким и оскорбительным выпадам буржуазной печати против большевиков. Отсюда и разночтения в телеграмме Нуланса и дневниковых заметках секретаря его посольства. Старший дипломат, и так относившийся враждебно к РСФСР, в надежде на ее скорый неизбежный крах постарался принизить значимость визита Троцкого, Напротив, де Ро-биен относился к новой власти терпимее, в определенной мере разделял взгляды Садуля, вел дневник для себя и не собирался отдавать в печать записи в нем, потому мы отдаем им предпочтение перед официальной телеграммой посла.
Наконец, предоставим слово Антонелли, который так обрисовал психологию и поведение Троцкого: «Этот человек совершенно не похож на Ленина. Высокого роста, стройный, с умными глазами и ясным взглядом, крючковатым носом над широким чувственным ртом, огромной черной спутанной шевелюрой, маленькой мефистофельской бородкой на выбритом лице, он исполнен важ-аости, проявляет беспорядочную активность, как и ум, являясь прекрасным комедиантом. Когда 6 декабря он наносит визит французскому послу Нулансу, то, проявив ловкость и вкрадчивость, вдруг в ходе беседы заговаривает о Франции и восхищается ее шачением для человечества. Затем умолкает со слезами на главах и переполненный волнением, будто великолепный актер на иодмостках сцены». А через три дня на многолюдном народном митинге Троцкий заявляет населению Петрограда, усиленно жестикулируя, что вскоре надеется «услышать красного галльского петуха, который объявит о победе Революции на развалинах Парижской биржи»256. Здесь верно схвачена двойственность наркома, говорящего одно послу Франции и совершенно другое русским слушателям.
Если Нуланс даже не обратил внимания на данный ему сигнал, то правители Англии и Франции поняли и приняли к сведению отличие его намерений от большевистских. Недаром на совместной конференции в Париже 10 декабря 1917 г. при участии высокопоставленных лиц высказывания Троцкого учитывались без всякого упоминания правительства РСФСР и Ленина, словно нарком являлся наиглавнейшим деятелем, а других можно было не принимать в расчет. Как отмечено в стенограмме конференции, Клемансо, выступивший сразу после главы британской делегации, военного министра, масона лорда Милнера и министра блокады лорда Сесиля, отметил так беседы в Петрограде: «Нуланс спросил о намерениях Троцкого в случае отклонения немцами ет мирных условий. В ответ тог заявил о ведении в подобном случае револклцюнной войны, что бы это ни значило». По мнению главы правительства Франции, «все это свидетельствует о понимании Троцким угрозы для своей позиции». Им было также подчеркнуто заявление, что тот «говорил о своей большой любви и симпатии к Франции, сообщив о неприемлемости сепаратного мира и о желании всеобщего мира». Касаясь положения на Украине, Сесиль и Милнер высказались за желательность поддерживать ее сепаратистское правительство. «Но поскольку Троцкий заявил, что, поступая таким образом, мы разжигаем гражданскую войну, мы это должны прекратить, или он пойдет на сговор с Германией (Клемансо здесь вмешался, отрицая разжигание им гражданской войны)». В ходе дальнейшего обсуждения Сесиль высказал мнение, с которым согласился и Пишон, о том, что «Троцкий очень желает нашего признания, отдавая себе отчет в изоляции от западных держав, следствием чего явилась потеря престижа у собственного народа»257.
По предложению англичан было решено «немедленно всту-
пить в сношения с большевиками через неофициальных агентов». Главным же следует считать соглашение двух стран «относительно действий в Южной России», которое фактически предусматривало раздел нашей страны на зоны или сферы влияния. Английская зона распространялась на «казачьи территории, территории Кавказа, Армению, Грузию, Курдистан», французская – на Бессарабию, Украину, Крым. Позже особым соглашением британцам отводились также наши Север и Прибалтика. Предусматривалась финансовая помощь союзниками силам контрреволюции, прежде всего усилиям генерала Алексеева но созданию Добровольческой армии «для противостояния врагам», т.е. большевикам, на что Франция выделяла кредит в 100 млн. франков1. Как можно убедиться, то был конкретизированный к сложившейся тогда обстановке план французских масонов 1905 г., который был рассчитан на длительную перспективу.
Пути русских масонов еще не раз будут соприкасаться в дальнейшем с деятельностью французского «вольного каменщика», агента влияния мондиалистов в нашей стране Л.Д. Троцкого на почве обоюдного неприятия советского государственного строя. Возможно, те и не подозревали о близкой направленности вроде бы несовместимых действий, продолжая острые баталии, которые не меняли существа дела.
Октябрьская революция, разумеется, ие прервала братских контактов членов Верховного Совета, прекратившего прежние заседания. Некоторое время продолжали работу и ложи, особенно на территориях, подконтрольных белым, о чем сохранились весьма скудные данные. Масонская активность в индивидуальном качестве адептов, как говорилось выше, протекала главным образом подпольно на территории РСФСР и открыто в областях, занятых белыми на национальных окраинах. Особешюстью ее было ограничение рамками существующих антибольшевистских партий и вновь созданных аналогичных группировок при тесном контактировании с официальными представительствами союзников или немцев на оккупированных ими областях. Масоны проявили себя прежде всего в ноябре 1917 – ноябре 1918 гг., в период демократической контрреволюции. Сперва они делали попытки выступлений против властей в обеих столицах и отдельных городах единым фронтом либералов, меньшевиков, эсеров и трудовиков. Затем как бы размежевались географически на три течения: адепты из кадетов отошли на казачьи земли юга России, националисты сосредоточились в Закавказье, на Украине и в Прибалтике, эсеро-меньшевистские элементы преобладали в средней части страны, на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке, где возглавили ряд местных правительств под опекой западных держав или подчинявшегося им чехословацкого корпуса.
Дабы избежать повторения общеизвестного о развитии Гражданской войны, ограничимся выявлением причастности к основным ее событиям наших масонов, которые, естественно, поддерживали связи между собой без получения руководящих установок, ввиду отсутствия прежнего центра, действуя согласно решениям партий, куда они входили нередко в качестве лидеров. А эти партии сразу же после свержения Временного правительства провозгласили главной своей целью борьбу, в том числе вооруженную, против большевистской власти. Первым знамя войны поднял Керенский, организовавший силами казачьих частей генерала Краснова поход на революционный Петроград, причем они заняли Царское Село в 25 км от столицы. Тем временем эсеры и меньшевики при участии кадетов образовали там новую структуру – Комитет спасения родины и революции, по их примеру аналогичные органы появились во многих городах. Комитет возглавил масон Авксентьев, ему ассистировали члены бывшею Верховного Совета Гальперин и Оболенский, братья Зензинов, Скобелев и др. Подпольное Временное правительство в составе товарищей министров Временного правительства избрало своим председателем А.А. Демьянова, также члена бывшего Верховного Совета. По их призыву начался саботаж чиновников государст-венных учреждений с участием члена бывшего Верховного Сове та Ф.А. Головина и нескольких адептов. Масоиы из кадетов Шингарев и Кокошкин неоднократно выступали в том же духе на митингах и собраниях. В конце октября 1917 г. Комитету спасения удалось поднять мятеж юнкерских училищ и захватить телефонную станцию, прервав связь со Смольным и Петропавловской крепостью. Однако частичные успехи решающего значения не имели, они были жестоко нодавлены отрядами Красной гвардии, верными большевикам солдатами и моряками. Провалились попытки вызвать подкрепления из фронтовых частей и использовать в интересах контрреволюции Ставку верховного главнокомандующего, несмотря на все усилия Авксентьева, Савинкова и Скобелева. Ничего конкретного не дало посещение иностранных миссий союзников для получения вооруженной помощи делегацией Комитета спасения во главе с тем же Авксентьевым и с участием брата Н.В. Чайковского. Успешнее поначалу складывалось вооруженное сопротивление «узурпаторам» в Москве под главенством эсера, городского головы Руднева, в товарищах которого ходил текстильный фабрикант, в будущем деятельный представитель эмигрантского масонства II.А. Бурышкин, которым помогали спешно прибывшие из столицы масоны С.Н. Прокопович,
С.А. Котляревский и др. Ожесточенные бои здесь затянулись на неделю, после чего натиск противника был сломлен. На советской стороне активно действовал бывший масон Скворцов-Степа-нов, видный большевик. Ничего не дала эсерам и либералам попытка воспользоваться открытием Учредительного собрания 5 января 1917 г., манифестация в ее защиту была разогнана, а оно распущено.
Почти одновременно враги Советов, включая масонов, перенесли усилия по консолидации основного очага контрреволюции в казачьи области Дона и Кубани, где формировалась Добровольческая армия под командованием генералов Алексеева, Корнилова, Деникина. Вербовкой офицеров для тайной отправки на Дон занимался в Москве и Петрограде член бывшего Верховного Совета, кадет В.А. Степанов и отдельные «вольные каменщики». Керенский после провала наступления на Петроград бросился за поддержкой к донскому атаману Каледину, но тот даже отказал ему в приеме. Там очутился и записавшийся в казаки исключенный из партии эсеров Савинков, участник корниловского мятежа. Он был, естественно, радушно встречен бывшими царскими генералами. И по их поручению отправился в Москву стимулировать подпольную работу против большевиков, о чем речь позже.
На Украине еще в период господства Временного правительства образовалась частично автономная Центральная рада с подобием правительства в виде генерального секретариата, взявшая курс на постепенную независимость от России. При получении вестей о вооруженном восстании в Петрограде они заявили о взятии государственной власти на украинской территории. Местные большевики не сумели дать отпор самостийникам и ушли в тень. Центральная рада объявила создание Украинской народной республики при сохранении прежних социальных устоев. Генеральный секретариат возглавил местный социал-демократ Винниченко. Ведущую роль играл видный националист, масон Грушевский, председатель Рады, которая в целом стояла на эсеро-мень-шевистских позициях, разделяемых другим масоном С.В. Петлю-рой. Группа националистов, включая масонов, ориентировалась на Германию в ожидании благоприятного момента для учреждения гетманства под началом генерала П.П. Скоропадского. Из четырех бывших членов Верховного Совета от Украины Григоро-вич-Барский, Демидов и Штейнгель были кадетами, поддерживали формирование Добровольческой армии Алексеева-Корнилова с лозунгом единой и неделимой России, лишь Чебаков позднее примкнул к Скоропадскому. Как убеждаемся, их масонство мало помогало проведению общей линии.
Закавказье фактически отделилось от России, разделившись на несколько частей. Так, в Тифлисе действовал Закавказский комиссариат во главе с меньшевиком-масоном Е.П, Гегечкори, соратник его Чхеидзе возглавил сейм Закавказской Федеративной Демократической Республики, комиссаром внутренних дел Секретариата стал А.И. Чхенкели. Вся троица Верховного Совета ВВПР превратилась из меньшевиков в националистов. Наконец, мятеж атамана Оренбургского казачьего войска А.И. Дутова получил полную поддержку националистического правительства Казахстана Алаш-Орда во главе с масоном А.Н. Букейхановым. Они захватили Челябинск и еще несколько городов, освобожденных вскоре войсками красных.
Как свидетельствуют факты и документы, бывшие масонские руководители среди кадетов, эсеров, меньшевиков, энесов, вновь созданных организаций, предприняли в конце 1917 г. многочисленные попытки свержения большевистского правительства, развязав Гражданскую войну на стороне буржуазии и помещиков при опоре иа близкую им интеллигенцию, но потерпели поражение. Коренные причины этого состояли в отсутствии поддержки широких социальных слоев, требующих скорейшего выхода страны из войны и передачи земли крестьянам, а также в неспособности отстаивать свои цели в обстановке острой классовой борьбы и враждебности большинства населения. Лишь в Закавказье и на Украине были достигнуты относительные успехи благодаря умелому использованию националистических лозунгов, что противоречило всей сущности масонства. Углубление обнаружившихся ранее в его среде идейных разногласий привело теперь к расколу даже враждебных большевизму элементов, ибо антисоветская платформа не являлась надежным скрепляющим элементом для совместных действий.
Сложившееся у нас положение довольно объективно нарисовал в заметках для руководства от января 1918 г. начальник французской военной миссии генерал Ниссель. Касаясь «морального состояния России», он отмечал: «Характерная черта всего населения – желание мира любой ценой и беспредельное слабоволие, твердая решимость уклониться от любого сопротивления... Это большевиков к власти привело всеобщее стремление к миру, а не правительство навязало мир». Что же касается «просвещенных классов», почти общая «характерная черта: приход немцев приведет к восстановлению порядка: для собственников, знати, офицеров и т.д. возврат прежних привилегий; для торговцев – ожидание поступления немецких товаров, поскольку союзники не в состоянии прислать что-либо для интеллигентов, в прошлом поголовно революционеров. Лишь ничтожное меньшинство не разделяет настроений масс либо в силу искренней дружелюбности к Франции (Маклаков, Стахович, Милюков), либо патриотизма (Савинков), либо боязни слишком тяжелого германского ига, равно как и влияния последствий теперешнего предательства (страна, предав союзников, вряд ли найдет таковых в будущем). Но для большинства, столь бесхребетных как остальные, прежде всего необходимы спокойствие и внутренний порядок»258. Следовательно, страна жаждет мира, но Антанте на это наплевать, главное, соблюдение собстве1шых интересов.