Текст книги "Григорий Распутин - царь без короны"

Автор книги: Олег Рыбаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Того, кто это сделал, уже нет в живых.

– Это ты так отомстил… или он просто носил клюв? – издевательским тоном уточнила Вилена. – Тогда изволь объясниться: где же крест, Кемром? Неужели ты на самом деле решил оставить его в той трясине? Или забыл? Не хотелось бы, чтобы он попал не в те руки.

Но Кемром упрямо сохранял молчание. Он и думать забыл обо всех этих ключах, когда на первый план вышла месть. Вместо поддержания видимости разговора капитан по-хозяйски подошёл к шкафчику с зеркальными дверцами и достал из его недр аптечку. Нашарил чистые тряпицы, смочил антисептиком. Приспустив маску, наложил ткань на лицо и глухо зашипел.

– Неужели ты думал, что сможешь обмануть меня? – меж тем продолжала Вейнберг. – Я уже выучила все твои пороки. Если тебе безразлична я, то постыдился бы перед памятью Рагнары. Давай же, поговори со мной, – с напором потребовала жрица, и губы её расплылись в ехидной улыбке. – Ну же, посмотри на меня. Что ты от меня прячешь?

Убрав пропитанную антисептиком тряпку с лица, Кемром скинул капюшон и повернулся.

– Любуйся, – прорычал мужчина.

Человеческого в нём осталось мало. Элегия иссушила его лицо. Выжгла кожу до карикатурного рельефа. Кончик носа деформировался и стал казаться совсем уж плоским. Губы – разъеденные точно кислотой – исчезли. Кожа истончилась настолько, что на правой щеке просвечивали зубы. Левый глаз почти сросся.

Вилена стоически рассматривала своего гарда. Как и тогда, ни один мускул не дрогнул на её лице. Несомненно, Вейнберг хотела бы верить, что подобные метаморфозы – следствие пагубных пристрастий и скверного образа жизни. Если элегия не убивает сразу, её носитель может прожить ещё долго. На апейроне ли, реминисценографии… Достаточно, чтобы живой позавидовал мёртвому. Кемром зашёлся хриплым смехом. Вилена поморщилась.

Они оба знали, что безобразие – следствие болезни, смертности, ибо иные так выглядеть не могут.

– Наконец твоя форма сходится с сутью, – презрительно бросила жрица. Всё её существо сжалось от отвращения к поражённому Немоком лику. – Сомневаюсь, что хирургия вернёт твою прежнюю мордашку, но постарайся исправиться к нашей следующей встрече.

– Ха-х, с каких пор тебя заботит мой внешний вид?

– С тех самых, как нас стали видеть вместе. Колокол не позвонит без звонаря, Антон, и только от нас зависит, когда он отзвучит в третий раз. Мне нужно, чтобы ты был в форме. В самой лучшей из… ныне возможных. Мне нужен инструмент, чтобы заготовить топливо.

– Какой ещё инструмент? Hor тебе нужны тела, воспользуйся плодами «Панацеи». Этих запасов должно хватить не только на реки, но и на моря.

– Я пробовала. Эти тела не подходят… пройденный этап, – обескураженно. – Здесь понадобятся иные твои таланты… Если их можно так назвать. Я хочу, чтобы ты раздобыл нечто, что не вытравит из тел человеческую суть. Нечто, что сможет ублажить Церну.

– Церну? – напряжение скользнуло в его словах. – Зачем она тебе понадобилась?

– Я намерена вернуть его: на границе его рождения и смерти…

Кемром отозвался с усмешкой:

– Поверить в твои способности к воскресению после того, как ты переливала трупам мою кровь, сложно.

– Любопытный был опыт… – украдкой предавшись воспоминаниям, отметила Вилена. – Напрасно ты сомневаешься. Теперь, когда в меня никто не верит, у меня всё получится.

– Fon, так точно, – не изменяя своей скептичности, согласился Кемром. – Надругательство над телами, гемотрансфузия… Теперь примкнула к ABICO и воплощаешь идеи пророчества… Тебе не стоит…

Договорить ему Вилена не дала. Нахмурившись, она приказала:

– Убирайся, – и пальцем указала на дверь. – Чтоб я тебя больше в таком виде не видела.

Бросив тряпку, Кемром раздражённо кивнул и направился к выходу. Вейнберг, скинув пеньюар, кинула вслед:

– И помни, ты принадлежишь мне.

В ответ Кемром промычал что-то невнятное и ушёл. Когда двери за ним закрылись, из-за дальней колонны вышел Файдалом. Как и прежде, его лицо скрывала искажённая клювастая маска. Когда он оказался рядом, Вилена сжала свой кулон. Прикосновения её полнились трепетом и необъяснимой нежностью.

– Ты дразнишь его, – заговорил немёртвый. В голосе его прозвучало не осуждение, но отстранённое любопытство. – Зачем?

– Не могу удержаться, когда вспоминаю, что мне служит нечто столь старое… и бессмертное, – промурлыкала Вилена и опустилась в полную чернилами купальню. – Подумать только, в девичестве я просила его сделать меня такой же, как он сам… До чего я была наивна… Но ты не волнуйся, он мне ничего не сделает: Кемром из той породы, что ценит договора – в противном случае он бы давно разорвал наш прекрасный союз.

– Как скажешь. В любом случае, подлинник уже у нашей сторонницы, и она готова стать катализатором: совсем скоро мы положим конец этой войне, и этот тебе больше не понадобится, – сообщил собеседнице гость и пообещал – Ты услышишь, как кровью запоёт Дунари, и мощами Живамиж я проложу твой путь к Коройск-кер-Абико.

Вилена удовлетворённо кивнула и посмотрела в запотевшее от пара окно. Большая часть Новограда, за исключением пары объектов, была построена за последнюю пару десятилетий. Женщина собственными глазами видела, как на костях Ганноморт возводилась недоступная массам роскошь. Вместе с Виленой вырос Новоград, потому она всегда говорила своему гарду, что вместе с ней он и уйдёт под землю.

Глава вторая. Кровоточащая земля

За последнее столетие Градемин стал центром трёх революций: Мартовской, Апрельской и Майской (в народе этот перечень сокращают до МАМ). Во многом эти события были вызваны Свинцовой свадьбой и последующим Нисхождением династии Ганноморт – последняя была отменена из-за следования каэльтского рода учениям демиургического Культа.

Не одно десятилетие имперские войска пробыли в Карпее. После того, как в 967 г. временным правительством страны были выполнены все требования Российской Империи и её союзников, Ганноморт были заменены Монтгомери – согласно генеалогическому древу, дальними родственниками прежних каэльтов, проживавшими прежде изгнанниками в Российской Империи.

Несмотря на восстановление прежнего режима, среди граждан Карпейского Каэльтства нашлись противники подобных изменений: в политике каэльта Андреаса Монтгомери многие видели «российскую сопричастность», и никакие меры, принимаемые соседней державой, не могли нивелировать ухудшение отношений между странами после Свинцовой свадьбы,

– А. Вровал, «Карпейские Первопроходцы № 13–11/4».

Эпизод первый

Карпейское Каэльтство: Градемин (Староград)

площадь Дангери

2-13/995

Площадь Дангери, сердце Старого Города, озарилась огнями – самые яркие из них светили на деметалловый памятник Джестерхейлу Опустошённому. Демитирами сверкала его распахнутая мантия: за ней виднелось перевязанное бинтами туловище статуи. Ноги её напоминали уголь. На лице скульптор изобразил терминальную стадию элегического манифеста: были переданы и тонкость кожи, и острота костей, а пустые глазницы закрывала повязка.

В сгущающихся сумерках площадь пересекала златоглазая брюнетка. Нина Нойр, работающая в службе доставки «Табакерка» посыльной. Одета она была в почтовую форму. На голове – фуражка с логотипом фирмы в виде скрещенных сигарет.

– Выглядишь ты, конечно, жутковато, – проходя мимо, обратилась к памятнику юница. Она не отличалась высоким ростом: чтобы заглянуть в лицо статуи, ей пришлось задрать голову и привстать на носочки, – приятель.

Прежде на постаменте стояла последняя каэльтесса – Ортега Неспящая из рода Ганноморт. После ликвидации династии память о ней была отменена, и новым символом Градемина избрали её лекаря, Джестерхейла Опустошённого. За изобретение литер, разумеется. Его заслуги, как и имя, теперь бледнели на табличке полувековой давности. Сам памятник поддерживался в хорошем состоянии. Более того, каждую неделю пред постаментом появлялись свежие цветы – акаризы, чьи бутоны отдалённо напоминали человеческий череп. Были они размером с кулак. Издревле их лепестки славились невероятной прочностью и устойчивостью к разного рода повреждениям.

Легенды гласили, что изначально на месте каэльтессы собирались воздвигнуть памятник Оскару Неупокоенному, но в ночь перед установкой к скульптуру пришла сама Вендига, Царевна Немёртвых: наутро статуя была найдена уничтоженной, а автор её – мёртвым.

Когда Нина подошла к остановке, поднялся ветер. Девушка, придерживая фуражку за козырёк, оглянулась.

На углу площади находился закрытый за нерентабельностью свадебный салон. У дверей его стояла устаревшая марионетка в потрёпанном платье. Прежде в её руках был цветочный букет, но теперь – свёрнутые в трубку листовки. Под гнётом усиливающегося ветра проволока, фиксировавшие конечности куклы, не выдержала, и шарнирные пальцы расслабились. Листовки разлетелись по улице.

– Откуда это здесь? – подобрав вырванный стихией листок, проворчала Нина. Только она повернулась к урне, как взгляд случайно зацепился за его содержимое. – А, какого лира?

«СКАЖИ ДЕМИ „НЕТ“ – „УБИРАЙСЯ“ ТВОЙ ОТВЕТ».

Лозунг набрали на нова эспере. Помимо него на бумаге вывели великана – очевидно, догадалась Нина, демиурга – с противопоставленными ему простенькими палочными человечками. Часть из них изобразили мёртвыми: на это указывали кресты вместо глаз. Другие, вооружённые мечами, окружили лидера с вырванным из груди сердцем и будто что-то гневно кричали.

– Никогда не понимала современное искусство. – Нина нахмурилась и, смяв листовку, выбросила её. Устало посмотрела по сторонам. – Сколько ещё ждать?

Через пять минут у остановки со скрипом затормозил старый трамвай. Модель полувековой давности – со времён, когда благоустройством и инфраструктурой Карпейского Каэльтства занимались градостроители Российской Империи. Вместе с другими Нина поднялась в пыльный салон. Села у окна. Напротив неё – пара девушек, старше на пару лет.

– Да они опять что-то блокируют, – возмущённо засопела одна из них. На плече её виднелась нашивка с гербом ВАД: полумесяц с символом правившей прежде династии – лисьей мордой, – и как я с такой скоростью успею посмотреть к завтрашнему семинару курс Тихотёмовой?

– Это где ты пытаешься? – удивилась соседка студентки. Та протянула ей планшет. – Тогда понятно. Я же говорила тебе, лучше скопировать из библиотечного архива! «Videre» сейчас замедляют – из-за новых правил они ужесточают фильтрацию контента.

– Зачем?!

– Пишут, что из-за публикации нежелательных материалов. Моя альвионская подруга говорит, мол, у них так же.

– Так а что публикуют-то? В «популярном» одни котики да Даймонд.

– Если бы то, из-за чего замедляют, оказалось в «популярном», «Videre» бы точно заблокировали, – таинственно понизив голос, отвечала вторая. Она почти вплотную придвинулась к подруге и зашептала той на ухо: – Там кто-то опять загрузил записи из Линейной. Говорят, целый регион пал со звоном первого колокола!..

Новость об отчуждении Синекама распространялась неконтролируемо, пусть и неспешно: до граждан Карпейского Каэльтства слухи стали доходить только к концу зимы. Пока ни балтийское правительство, ни Красмор не делали каких-либо заявлений, оппозиционные издания начали активно публиковать со ссылкой на скрытого информатора данные из родополисского мурмурация. Согласно им, в Синекамском очаге Воздействия погибло не меньше тысячи человек, а несколько тысяч по-прежнему считалось пропавшими без вести – немногочисленных беженцев буквально вынуждали подписывать документы о неразглашении.

Всё это шокировало мировую общественность, для которой война со всеми её катаклизмами существовала где-то на периферии. Среди людей нарастали волнения, недоверия к Красмор. Если Жимавиж стала толчком, то Линейная – катализатором, и вот уже новая волна агитационных листовок опрокинулась на Градемин.

– Если там что и произошло, – смерив подругу недоверчивым взглядом, возражала студентка, – то явно не из-за какого-то там колокола…

Разговор этот Нина слушала украдкой. Она даже не была уверена, что знала, где эта Линейная находится. Для школьной географии такого города не существовало, а история рассматривала только Стагет, да и то, урывками. Однако всех этих знаний посыльной не требовалось, чтобы уловить тревожный тон беседы.

Эпизод второй

Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)

площадь Чековка

2-13/995

Полуостров со Староградом, окаймлённым на севере непроходимыми горами и километровыми стенами, остался позади. Трамвай медленно проезжал по Мосту Вечности: длина его составляла около пары километров – такова ширина рассекающей Градемин реки, Дунари. Сегодня она была спокойна. Нина заворожённо смотрела на тающие вдали порт и водный вокзал с покачивающимися на волнах кораблями и лётоходами на подводных крыльях.

Через пятнадцать минут трамвай съехал с Моста Вечности и пошёл на поворот. Следующая остановка находилась в четверти километра от ВАД: пути проложили точно за главным корпусом – едва Нина приметила на Чековке непривычную оживлённость, как площадь со всем студенческим районом скрылась за комплексом сооружений, совместивших в себе модерн и новую готику.

Главный корпус Академии по праву носил звание самого высокого здания в Карпейском Каэльтстве. В основном здании были пять этажей и башня, аналогичная по свойствам крематорской: только вместо гонга на ней столетия назад установили мощные репродукторы в виде кричащих голов – Церну, как называли систему коренные градеминцы.

Чаще всего её использовали для координации населения и вооружённых сил при близости деми, а после и для отпугивания оного. По этическим причинам в нынешнем веке Церна ни разу не использовалась, поскольку пробудить механизм мог лишь жертвенный огонь, рождённый из человеческих тел. Ни ревенантов, ни прочие эрзацы Церна не принимала.

Чуть выше кричащих голов находились циферблаты – по одному на каждую сторону. Однако все часы стояли: остановились они в час смерти Вендиги, каэльтины Дунарийской – ровно в три ночи, 27-го марта 890-го года.

Сошла Нина с трамвая в улице от Чековки. На остановке внимание посыльной привлекла доска объявлений с разномастной рекламой: в самой пёстрой из них организаторы певческого конкурса «Лира Орфея» объявляли поиск талантливых исполнителей. Девушка только вздохнула, когда увидела, что актуальность предложения закончилась ещё в прошлом месяце. Чуть в стороне висело объявление о наборе учеников на вечернее отделение в консерваторию: год обучения стоил от 10 тысяч костов. Ниже – услуги репетитора по вокализу и сольфеджио.

– Нина? – Услышав своё имя, посыльная отпрянула от доски и обернулась. – Без обид, подруга, но певицы сейчас никому не нужны.

Навстречу вышла соседка по квартире, Агния Майнью. Она стояла рядом с киоском, торгующим напитками и снедью, и держала в руках пластиковый стаканчик кофе.

– О, привет, – улыбнувшись, поздоровалась Нина. – Ты тут какими ветрами?

– Да я целый день кручусь в центре, – отвечала подруга. – Сначала в Санкторий заглянула, опять… Ну, а теперь хочу попытаться найти мелкую до того, как она угодит в очередную [передрягу]. А ты ещё работаешь?

Стать полноценной служительницей градеминского Санктория у Агнии так и не вышло. Как справку об увольнении из Тардиградска, так и заявление о желании присоединиться к «единственно верным сёстрам» вкупе с дипломами и сертификатами скрипто́ры, которым доверен весь внутренний документооборот, отклоняли. К слову, от первого они избавились практически сразу – всякое упоминание российского подразделения на негласном уровне предавалось остракизму. Посему Майнью – то ли в ожидании чуда, то ли от упрямства – перебивалась случайными подработками и отказывалась от иных предложений по работе.

– Уже закончила, – поправив фуражку, уточнила посыльная. – Представляешь, последний заказ был на Староград: нужно было доставить брикет к самому Финемилию. Я, конечно, всё понимаю, но народ какой-то совсем нездоровый пошёл… Погоди-постой, а куда Аврора могла деться? Разве она не должна быть в баре?

– Если бы: она взяла отгул… Опять, – закатив глаза, отвечала Агния. Говорить она продолжила после того, как они с соседкой направились к Чековке. – Когда все эти колокола зазвонили, её как подменили. Один раз мне даже приходилось забирать её из инсектария.

– Звучит так себе, – уныло хмыкнула Нина, а после, вдруг оживившись, предложила: – Придумала! Слушай, я завтра выходная – как насчёт того, чтобы собраться вместе и устроить какой-нибудь, а, девичник и…

Неожиданно посыльная умолкла.

Подруги обратили смущённые взоры на картину, что простёрлась впереди.

На подходе к Чековке валялись снесённые шатры. Движение на дорогах было приостановлено. Повсюду маячили активисты с плакатами да транспарантами: снимки убитых, пострадавших и жертв Свинцовой свадьбы – всё демонстрировалось под лозунгами о восстановлении исторической справедливости. Со всех сторон звучали призывы о свержении действующей династии и возвращении низошедшей.

Какой уж там девичник?..

Девушки остановились в считанных метрах от толпы. Среди собравшихся Нина успела насчитать не меньше дюжины человек в серебристых масках, закрывающих глаза. Руки незнакомцев выглядели пусты, а плечи были украшены стальными эполетами в виде лисьих голов. Сами неизвестные держались настолько отстранённо и разрозненно, что только больше выделяло их на фоне остальных протестующих.

Затем девушки напряжённо посмотрели на самодельную сцену, собранную из покрышек и подгнивших досок. Стоящие по бокам колонки то и дело сипели, пищали. Едва ли кого смущало качество звука: голос с высоты и без того звучал громко:

– Парад унёс тысячи жизней! Сначала отнял у нас историю, а теперь – свободу! Помните, как нам гарантировали независимость за вступление в Тризонию? Помните, как все боялись доносов за соблюдение традиций? Как по улицам летали «Вороны»? – со сцены вещала Аврора Майнью, и её красные волосы флагом реяли над землёй.

– Да, об этом я и говорила, – меж тем устало вздохнула Агния. – Похоже, неделя в инсектарии её ничему не научила.

– Слушай, а разве Монтгомери настолько плох? Он же по факту запрещает только публичное восхваление деми, а дома… – подивилась посыльная. – Нет, я в курсе, что люди верят в законного наследника и всё такое…

– Мы – Сыны и Дочери Революции! – с раскатами грома продолжала Аврора. – В наших устах дремлет Слово – Слово, которому покорялись моря и океаны. Но Парад лишил нас этой Силы! И мы молчали. Мы слишком долго молчали. Но Время пришло! Джестерхейл создал оружие, которым мы истребим наших подлинных врагов и вернём себе нашу землю!

– Люди могут верить во что угодно, Нина, – отрезала старшая Майнью, – но пока вера производит на свет монстров, хорошего в ней нет… Если у Вендиги и впрямь был ребёнок, где он сейчас? Почему не пытается получить то, что ему причитается? Сторонников, как видишь, у него достаточно. Захват власти в такой ситуации – дело пяти минут.

– Ладно-ладно, прости! – Нина виновато подняла руки и отступила, едва не потерявшись в толпе. – Я просто спросила. Разбирайтесь сами.

Во взгляде Агнии отразилось столько боли, что поначалу Нина растерялась. Она хотела коснуться подруги, даже потянулась к ней, но вместо этого столкнулась с неприятием и резким одёргиванием плеча.

– Ты не видела то, что видела я, – чуть тише произнесла Агния и вновь повернулась к сцене. – Она не слышала то, что слышала я…

О событиях в Грустине Нина знала немного. Она ознакомилась со всеми доступными материалами, но от самой очевидицы никаких подробностей так и не получила. Ясно одно: после увольнения в Майнью что-то изменилось, и Нина сомневалась, что ей это нравится.

– Я тебе говорила, что самая безвредная служба – в Архиве, – попыталась она разрядить обстановку, – всё, что тебе пришлось бы делать, так это отгонять от погребальных костров любителей пожарить мясо.

– Поверь мне, – сдавшись, ухмыльнулась подруга, – их и в Тардиградске не меньше.

– Ну, хорошо… Что тогда будешь делать? – поинтересовалась посыльная и взволнованно вцепилась в ремень почтовой сумки. – Может, я могу тебе как-нибудь помочь?

– Не надо, – ребром ладони перерубив воздух, отказалась Агния. – Я сама. Попробую забрать её до того, как это сделает Красмор, – и, оглянувшись, дополнила: – К слову, странно, что их ещё здесь нет.

– Значит, тебя на ужин не ждать?

– Не стоит. Так что, если хочешь, можешь сегодня кого-нибудь пригласить.

Едва Агния договорила, как из-за угла донёсся вой сирены. В метре от самопальных ограждений остановилась пара красморовских бронетранспортёров. Из чадящих едким дымом «Воронов» выбрались охотники. Их форма немногим отличалась от балтийских образцов, однако невооруженным взглядом прослеживалось влияние на неё странников – белоклювые карпейцы так же предпочитали носить трофеи: отрубленные головы спятивших роботариев, вырванные языки сектантов и иные сувениры на поясах агентов уже не пугали никого в городе.

– Удачи, – шёпотом попрощалась Нина.

Переглянувшись, подруги разошлись. Агния в последний момент растворилась в толпе.

Митингующих взяли в кольцо. Пока златоклюв Бакхус пытался усмирить их через рупор, над головами окружённых замелькали дубинки да приклады. Щитами стали транспорты. Буквально перед носом Нины пронёсся штык и врезался в поднятый баннер с трупом каэльтины Дунарийской. Стоящий в метре от посыльной охотник разложил косу, спрятанную в классической винтовке Dis. Создали её не для немёртвых, но для живых. Тонкое лезвие орудия вонзилось в плечо мужчины, поднявшего оружием камень.

Красморовцы столкнулись с отчаянным, но бессмысленным сопротивлением.

Когда митинговавшие были готовы сдаться и отступить, ожили те, что в серебристых масках. Из-под мантий и плащей они достали оружие – револьверы с завода Хиленда да антикварные карабины «Стриба». Дизайн последних был настолько выразителен и ярок, что больше напоминал произведение искусства, нежели орудие смерти. Приклад, ствол – посеребрённые, их покрывала гравировка, напоминающая дуновения ветра.

– Прозрейте! – закричал один из вооружённых и, повернувшись, рывком вырвал у стоящей рядом девушки глаза. Крик случайной жертвы превратился в сирену. Падая, юница закрыла лицо руками. Напавший поднял руку с окровавленными пальцами. – Прозрейте, пока не поздно! Узрите и примите своих истинных правителей!

– Проклятье! – выругался охотник и ненароком заслонил Нину собой. Он оглянулся на своих сослуживцев и прокричал: – Здесь ABICO!

Гражданские, что ещё секунду назад оборонялись подручными средствами, бросились врассыпную. Началась давка. Паника. Разгон обратился в бойню. Некоторые митинговавшие успели прорваться через красморовское оцепление – снесли агентов, случайных прохожих, – а потом сектанты открыли огонь.

Первыми погибли обычные люди.

Нина, едва сдерживая крик, вырвалась из плена клювастых рядов, но не покинула площадь. Отойдя на безопасное расстояние, девушка взобралась на один из уличных фонарей в виде почившей героини войны. С высоты посыльная попыталась отыскать глазами Агнию, но не вышло: красного стало слишком много.

Стреляли охотники.

Один из сектантов притянул к себе молодого паренька. Использовал его в качестве живого щита. После отшвырнул за ненадобностью. Уже бездыханным оно полетело под ноги наступающих охотников. Один из них запнулся. Упал. Устоявшие агенты очередью добили культиста. Тогда другой, находящийся всего в метре от сцены, выпустил из широкого рукава лезвие и вспорол себе горло. За ним повторили оставшиеся пять сектантов.

Всё, что Нина успела заметить, так это выглядывающую из-под ворота кожу. Телесный покров, поражённый манифестом.

Когда крови пролилось ещё больше, элегический морок окончательно проглотил площадь. Несмотря на то, что охотники Красмор оперативно ликвидировали группу сектантов, загрязнение стремительно распространялось по Чековке. Спустя несколько секунд забил крематорский гонг, и со стороны депо завыли сирены.

Эпизод третий

Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)

Дунарийская набережная

2-13/995

Последняя встреча произошла там же, где и первая. У Дунари. Неподалёку от монумента, возведённого на месте одноимённой гостиницы. От реки тянуло прохладой и помесью болота с дизельным выхлопом. На другом берегу синел разграбленный собор – немым укором на воду взирал осквернённый дворец. В сумерках серебрились горные черепа.

Это мог быть хороший вечер.

– Прощай, – безразлично произнесла Аврора. Выглядела она неважно: несмотря на несколько слоёв косметики, под глазами напоминаниями о бессонных ночах проступали синяки. Девушка крепко сжимала сумку и всячески избегала взгляда стоявшего напротив мужчины, – и спокойной ночи.

Дмитрий Залерт. Так его звали. Ничто не выдавало в нём красморовского странника, но иное привлекало к нему внимание – глаза его, равно как и левую руку, заменяли протезы. Внутри него шелестели шестерёнки, а от всего вида веяло неестественностью. Волосы – тёмные, приближенные к палитре естественных цветов – казались синтетическими, тогда как некоторые участки тела – пластиковыми, с напылением светлой телесной текстуры.

– Мы… – неуверенно начал Залерт. Без того светлая, будто обескровленная, кожа побледнела ещё больше. Мужчина протянул механическую руку к возлюбленной, но та с видимой неприязнью отпрянула. – Мы больше не увидимся?

– Нет. В этом больше нет необходимости.

Аврора намеревалась уйти.

Залерт отчаянно вцепился в её сумку, но Майнью решительно вырвалась. Вместе с тем из сумки выпал бумажный пакет, и Дмитрий, сразу заметив это, подобрал его. Странник сделал несколько шагов за Авророй и позвал её:

– Аври!

Но та даже не оглянулась.

Уходя от Дунари, Аврора не смотрела по сторонам. Она целенаправленно шла в сторону Моста Вечности, и, когда её фигура скрылась на его пешеходной части, Залерт потерял её из вида. Он гневно сжал подобранный пакет. Затем бросил. Печаль обжигала и жгла изнутри. Успокоившись немного, странник выдохнул. Прошептал:

– Прощай, родная.

В этот же момент к монументу подходила Нина. Держа в руках простенький букет гвоздик, она на дрожащих ногах направлялась к памятнику. Осквернённая насилием площадь осталась в нескольких километрах, и до набережной волнения пока не успели дойти.

Внезапно посыльная запнулась о брошенный пакет. Подобрала его. Посмотрела по сторонам и заприметила впереди удалявшегося мужчину.

– Господин! – Нина поспешила следом, но остановилась, когда на пешеходном переходе загорелся красный свет. Крикнула вдогонку: – Вы обронили!

Незнакомец никак не отреагировал и скрылся из вида. Посыльная, устало вздохнув, побрела в сторону набережной. По пути проверила содержимое пакета: внутри оказались пожелтевшие от старости рукописные листы – на карпейском, и написанное Нина разобрать не смогла.

– Надо будет потом отнести в бюро находок, – поникнув, вслух решила она.

Редкий для Градемина солнечный день обращался сумраком. Алый закат, наливаясь свинцом, затягивался зеленоватыми тучами.

В дни, подобные этому, Нина переставала понимать, почему не могла оставить этот город. Задавала себе этим вопросом каждый раз, когда клала цветочный букет к монументу, возведённому на месте «Каэльтины Дуна́рии» – гостиницы, сгоревшей летом 985-го года. От здания давно ничего не осталось, но одноимённый теплоход всё ещё возил туристов по судоходному каналу. Три длинных гудка, один короткий, и корабль вновь отошёл от староградского причала.

За монументом, на месте самой гостиницы, ныне был разбит сквер. Небольшой, приятный и ухоженный. Однако даже посмотреть в его сторону Нина не отваживалась – всякий раз, когда она видела цветочную арку у входа, перед глазами восставали дымящееся здание и застрявшая на третьем этаже женщина. Та, в предсмертной агонии вцепившись в оконную раму, неподвижно стояла и больше не ждала спасателей. Голова её была чуть опущена, и вскоре дым, охвативший парализованную фигуру, сменился пламенем.

Нина не знала, почему та женщина не попыталась спрыгнуть. Не положилась на крематоров, что растянули перед входом полотно. Хотя бы просто не рискнула, чтобы выжить. Эта фигура, этот образ намертво въелись в память тогда ещё маленькой девочки. Отныне каждый раз, при взгляде на высокое здание, Нина видела её. Ту женщину, что навсегда застыла перед окном.

Посыльная вздрогнула. Привычно обвела взглядом гранитную плиту. Нашла глазами 63-ю позицию и сразу опустила голову.

«Верана Нойр. 10.5.952 – 7.10.985. Номер 47».

– Не ожидал тебя встретить сегодня, – раздался рядом дружелюбный голос. Нина повернулась и увидела одетого в китель товарища по несчастью, Евгения Ливерия. Широкоплечего мужчину с волевым подбородком. – Привет.

– Привет. – Девушка обрадовалась знакомому лицу. Улыбнувшись, она поправила ремень сумки и склонила голову набок. – Мне… Просто надо было успокоиться. Как видишь, сейчас… не очень безопасно.

Евгений согласно кивнул. Несколько минут они простояли в покойном молчании.

– Не знала, что ты сегодня приедешь, – вновь продолжила Нина.

– А что поделать? Я не мог пропустить этот день: сегодня была бы наша десятая годовщина…

78-я позиция. «Майя Ливерия. 4.26.959 – 7.10.985. Номер 56».

– Где бы она ни была, я уверена, она гордится тем, что ты делаешь.

Ныне Евгений Ливерий жил в Карпейском Каэльтстве и работал капитаном на теплоходе. Он и его сменщица являлись единственными людьми из всего экипажа, остальные – роботарии последнего поколения, наделённые, в отличие от прототипов, высоким уровнем интеллекта.

– «Внимание-внимание! Внимание-внимание!» – внезапно заговорили городские репродукторы, и улицы наполнились эхом синтезированного голоса. – «Граждане Карпейского Каэльтства! Правительственный Дом Монтгомери вынужден сообщить прискорбное известие: Советом Сателлитов Единой Высоты юг Балтийской Республики официально признаётся отчуждённым. Синекамский край мёртв! Просьба сохранять спокойствие и почтить память его молчанием!»

Едва обращение закончилось, как заиграл государственный гимн. Со всех сторон на набережную стянулись охотники. Они вооружились электрическими хлыстами и, ударяя ими оземь, призывали сограждан соблюдать порядок. Несколько десятков человек, что оказались тогда у Дунари, покорно опустились на колени. Почтительно склонили головы. Красморовцы, покуда били посмертные куранты, ходили меж людских рядов, следя за тщательностью соблюдения траура.

Для многих общественные прощальные церемонии были единственной возможностью проявить свою скорбь. Длились они обычно недолго – около часа. Впрочем, Нине казалось, что длилось это целую вечность: в конце концов, карпейка никого потеряла в балтийских краях.

Когда протофон девушки завибрировал от оповещения, она посмотрела на экран – на нём выпало сообщение об оплате выполненной доставки.