Текст книги "Григорий Распутин - царь без короны"

Автор книги: Олег Рыбаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Откуда они у вас?

– Эти глупцы сами привезли их сюда… – За пеленой дыма лицо Вейнберг исказилось до звериного. – Эксперимента ради. Они хотели получить демографический рост, а теперь мы возьмём то, что нам положено.

– Ты же понимаешь, если этот путь будет продолжен, то отродье, что спит под городом, поднимется? – Капитан непроизвольно вспомнил о Стагете. О последнем Нисхождении, что предзнаменовало продолжительное затишье в этом бесцветном умирающим мире. – Вы можете хотеть жить в новом – переделанном – мире, но для этого вам придётся пройти войну. Войну новую, войну против людей.

Вейнберг равнодушно пожала плечами.

– У нас… у меня нет иного пути, Тони. – Когда голос её смягчился, Кемром начал невольно вслушиваться. – И не только у меня. Многие из нас от рождения были лишены выбора: нас продавали и отдавали, кого куда – в Красмор, Чёрным Зорям… а то и сразу поленьями бросали в огонь ради светлого будущего. Если мне уготовано сгореть, я хочу сама выбрать, во имя чего мне обратиться прахом. Неужели тебе это ничего не напоминает?

Действительно. Она звучала настолько убедительно, что на какое-то мгновение капитан мог проникнуться тем, что счёл бы безумием. Лжи в словах покровительницы не было: о своём происхождении она и вправду ничего не знала, и Чёрные Зори выкупили её у Красмор – уже годами позже в Карпее это стало опекунством. Архивы не помнили ни рождения Вилены, ни её родителей – этих оснований было достаточно, чтобы предположить, что семья её служила одному из ныне запрещённых культов. История зацикливалась…

Не будь Кемром демиборцем, он бы поверил.

Вместо этого он только усмехнулся.

– Хочешь воззвать к моему трагическому прошлому? – с издёвкой спросил капитан. – Не выйдет. Я всё это слышал уже тысячу раз… Вы, язычники, так ничего нового и не измыслили. В чём дело? Ты настолько сильно боишься смерти?

– Нет, – нарочито легко отвечала покровительница, – не её я боюсь… а умирания. Момента, когда ты остаёшься один на один со своей агонией. Тебе не хуже меня должно быть известно, что мгновенная смерть – это миф. Умирать не бывает просто: сначала ты опустишься в горнило боли…

– Поэтому ты эту боль хочешь растянуть?

– У меня нет иного выбора, – упёрто, с тенью одержимости повторяла она. – Я слышу его голос, Тони. В самом сердце… Я была рождена, чтобы вернуть его к жизни, ибо он единственный, кто может говорить с деми и со мной.

– Мир, к которому ты стремишься… тебе не понравится. Как и всё здесь, он будет построен на останках и сгниёт, когда появится новая Вилена.

– Пусть так.

Наступило молчание: затихла даже пробуждённая Церны. Едва Кемром повернулся к покровительнице, как ноги его подкосились, и он с трудом сохранил равновесие.

– Тебе нездоровится. Опять, – презрительно констатировала Вилена. – Пожалуйста, оставь меня.

В тот момент оба чётко осознали, что дольше их союз не протянет. Кемром не противился и ушёл – Вейнберг, устало выдохнув, проводила его брезгливым взглядом.

На город опустился смог. Густым маревом он оплёл всё, вплоть до Чековки. Видимость ухудшилась. Не осталось ни одного безоблачного участка, и улицы заплыли свинцовой синевой. Только набережные обеих сторон алели в полумраке.

Скрипнули половицы. Ушей ласково коснулась кровавая капель. Оглянувшись на забрызганную кровью маску, Вилена пожаловалась:

– Он солгал мне. Снова.

Одежда и руки Файдалома запятнались кровью. Он вытер её полотенцем, и то вмиг окрасилось красным.

– Он никогда не разделял наших идей, – прошелестел из-за сплющенного клюва голос.

– Я знаю. Поверь, когда я выбрала его, его здоровье… При всей своей альтернативности, именно обладателя таким даром стоило иметь на своей стороне.

– То, что ты считала здоровьем, обусловлено болезнью, терминальной стадией Федры. Его дело лежит в «Кемистри»: исходя из анамнеза, могу предположить, что фактически любая травма головы может привести к непредсказуемым последствиям… – затем бросил окровавленное полотенце в костёр. – Рискованная цена за бессмертие.

– Верно, – согласилась Вейнберг, словно что-то предчувствуя. – Если он потеряет рассудок, нам несдобровать. Нужно избавиться от него… как можно скорее.

***

Покуда маскарад продолжался, территория учебного заведения жила своей особой жизнью. К чёрному входу подошли два красморовских странника с нашивками балтийского подразделения. Лица их закрывали клювы, а на плечах они держали по пакету. Местами полиэтилен натягивался, и за его стенками слышалось хриплое подобие дыхания. Навстречу агентам из недр санкторийских катакомб вышла пара волчиц. В отличие от тардиградских, они носили облегчённую форму, а шлемы обладали более тонкими чертами, из-за чего их можно было принять за лисьи морды.

– Нашли близ синекамского погоста, – рассказывал один из черноклювов во время передачи пакетов. – Их теперь там много. Видать, звон колокола привлёк их.

В отличие от андеров, существование ревенантов не зиждилось ни на памяти живущих, ни на присутствии элегии. Они были материальны и крайне живучи, однако без своего предводителя практически не представляли угрозы. Вопросы этики и морали не касались их, посему фрагменты ревенантов без осуждения со стороны общественности использовались как для поддержания жертвенных огней, так и при создании трофеев.

Вскоре начался отток среди посетителей бала. Они покидали здание через главный вход, в то время как к чёрному проворно подбирались падальщики. Для многих градеминцев мероприятие стало последним, что застала ещё мирная столица. В суматохе пьянства и веселья они не заметят ни оставшихся посмертно в залах друзей, ни прототипов, пауками облепивших карнизы. Слабая паника назреет только к утру, а к началу поискать искать уже будет некого.

В отличие от прочих гостей, Кемром после завершения торжества не сразу покинул ВАД. Около получаса он прогуливался по лабиринтам её многочисленных коридоров и будто не замечал происходящего вокруг хаоса. Того, что пышно украшенные залы буквально захватили падальщики. Как полы залили игристое и кровь. Взгляд капитана не касался лежащих тел и людей, из последних сил цепляющихся за жизнь. Запечатанных розоватой пеной ртов пострадавших. Тщетных попыток некоторых подняться с пола. Падальщики также игнорируют все попытки жертв. Они хватают живых точно мёртвых и тащат, тащат к потайным ходам, тянущимся до самого Санктория.

Раскуривая триумф, Кемром погрузился в ностальгические воспоминания о своей молодости. О времени, проведённых в стенах ВАД. Без тонированных стёкол капитан видел, что за годы внутри ничего не изменилось – даже кариатиды выглядели так же, как и сто лет назад. Фрески, украшающие не учебные помещения, по-прежнему полнились сочными цветами. Сюжет их не отличался новаторством: конец света. Разверзнутая земля, горящие дома и великаны, тенями стоящие вдали. Десятки катаклизмов – от пожаров до потопов – были запечатлены на стенах главного зала. Совершенно случайно Кемром заметил и пару новых фресок, уже с техногенными катастрофами. Капитан нервно усмехнулся, когда на одной из них обнаружил поражённый элегией город.

Незаметно для самого себя мужчина свернул в тёмный коридор, ведущий к анатомическому театру. В сравнении с остальными переходами в здании, этот оказался более узким, и даже двум людям разминуться в нём было бы непросто.

Внезапно в темноте коридора вспыхнула пара огней. Издевательски сработала память: на мгновение Кемрому показалось, что перед ним Оскар Неупокоенный. Заминка оказалась фатальной: плечо пробил болт. Металлический наконечник насквозь пронзил плоть и застрял. Мужчина с тихим хрипом дотронулся до поразившего его снаряда.

– Прости, что не удостоил тебя тёплого приёма раньше, – пророкотал голос в полутьме, и навстречу вышел сплющенный клюв. Наваждение вмиг рассеялось, – Аверс.

– Когда ты говорил, что нашёл себе женщину, я предполагал, что ты идёшь рядом с ней, а не под, – съязвил тот в ответ. – С каких пор демиборцы вступают в секты, Файдалом?

Файдалом не торопился повторно стрелять. Вместо этого он выжидающе отвёл арбалет в сторону.

За масками отречённых отсутствовали лица. Немёртвые могли управлять своей формой, контролировать собственную материальность, но такая роскошь, как обычное человеческое лицо, им была недоступна. Даже самое уродливое – с врождёнными пороками или приобретёнными – вызывало у них зависть.

Кемром помнил каждого, кто умер в Стагете, но лучше – тех, кто волей Царевны вернулся к жизни. Файдалом был там. Однако не возникало сомнений, что, как и Рагнару, только имя роднило демиборца с событиями почти вековой давности.

– Прежде Парада я поклялся в верности Вендиге, каэльтине Дунарийской, – отчеканил в ответ отречённый, – Аверс.

– И в итоге предал всех… Сомнительное достижение, – с мрачным весельем заметил тот. – Ха-х, какой капитан, такой и взвод. Что, неужели моя deemoire опять решила не пачкать свои руки и поручила кому-то другому разобраться со своими проблемами?

Эта фраза стала спусковым крючком. Отречённый выстрелил. Болт по касательной задел Кемрома. Тогда он резко выбил арбалет из рук немёртвого и ударил его. Тот едва удержался на ногах.

Капитан достал из-за пояса кинжал с искривлённым лезвием. Острие его мелькнуло в миллиметрах от клюва. Файдалом увернулся. Выпрямился. Нанёс удар прямо в солнечное сплетение. У Кемрома перехватило дыхание. Едва он отшатнулся, как отречённый, схватив его за волосы, ударил голову противника об окно. Стекло разбилось. Осколки впились в искажённое гневом лицо.

Не успел Кемром опомниться, как отречённый схватил его за горло и, притянув, свернул шею. Всё произошло настолько быстро, что Файдалом поначалу проигнорировал отзвучавший хруст. Немёртвый ещё несколько раз ударил капитана лбом о стену. Только после отпустил.

Убедившись в его смерти, отречённый отвернулся. Едва он сделал несколько шагов, как позади послышался шорох. Хриплые вздохи. Немёртвый, замедлившись, обернулся. Увидел, что Кемром вновь двигался. Руки его вслепую тянулись к стене. Не дожидаясь продолжения, Файдалом вновь в него выстрелил и полушёпотом сказал:

– Отдохни, – и, когда капитан, вздрогнув, снова упал, добавил: – Твоё тело приносит слишком много проблем… Не беспокойся, я кого-нибудь за тобой пришлю.

Пока болт торчал из бока, чёрная густая кровь заливала пол.

***

Мёртвым быть проще. Так, во всяком случае, подумал Кемром, когда разлепил веки. Тогда ночная жизнь в ВАД подходила к своему логическому завершению: тишина омывала опустевшие коридоры, а все запахи – будь то литфий, кровь или алкоголь – уже смыли хлоркой ли, отбеливателем. Чистота неприятно скрипела в носовых пазухах.

Кемром, поморщившись, надсадно закашлял. Заболели лёгкие. Приподнявшись, он оглянулся. Шея хрустнула – голову потянуло набок. Капитан сел. Осторожно вправил позвонки. Получилось не с первой попытки, но вскоре голову он смог держать прямо. После этого Кемром вытянул впившиеся в лицо осколки, поразившие плоть болты – части наконечников ломались, и оставшиеся в ранах фрагментах царапали кости.

Всё это капитан проделывал со свойственной ему отрешённостью. Так, будто боли не существовало для него.

Отражение в осколках стекла наглядно демонстрировало тщетность проведённых операций. Всё восстановление рассосалось вместе с хирургическими нитями и повреждениями, а кожа истончилась настолько, что иной раз можно было увидеть проползающих под ней гельминтов.

Тело ему больше не принадлежит.

Эта мысль назойливой мухой жужжала прямо над ухом. Стучала кровью в висках и пульсировала болью в ранах, что находились лишь на полпути к заживлению.

Ещё несколько минут ушло на адаптацию к жизни. Сердце, старое и изношенное, то и дело ускоряло ритм при новой агонии. Гул его оглушал. По этой причине Кемром не заметил, как к нему подобрался оплавленный падальщик.

Прототип спустился со стены и, встав на задние конечности, стал для капитана опорой. Тот нехотя принял помощь, и падальщик вывел хозяина из ВАД. Машина верно сопровождала карпейца на улицах просыпающегося города. Голова мужчины продолжала раскалываться – он не соображал, куда его ведут, а меж тем за площадью начался Чековский проезд с дорогами, тянущимися артериями в самое сердце Новограда.

Они оказались у дома № 12 по Чековскому проезду. Когда падальщик подвёл хозяина к аварийной лестнице, тот будто окончательно потерял связь с реальным миром. Кемром не сопротивлялся, когда его толкали по металлическим ступеням и подводили к одному из приоткрытых окон. Дальше – туман.

Глава девятая. Без надежды на будущее

Сторонники ABICO верят, что естественное состояние мира – отсутствие жизни; бездна, которую наполнило первое деми – Каорельдер, Рождающее Хаос. Его существование не имеет доказательств, однако некоторые демиологи верят, что наличием «незримого божества» и «прародителя» можно объяснить нескончаемость Восхождений.

Ныне ABICO считается деструктивным культом. Классического иерархического устройства не придерживается. Как такового лидера у них нет, и все решения принимаются посредством открытого голосования. Секта обладает целой системой паролей, построенной на основе карпейского языка образца VI века (реформа, нацеленная на упрощение языка, произошла только в середине IX века – с приходом к власти Ортеги Ганноморт).

Главной загадкой для всех культологов и биологов является феномен, связанный со зрением участников культа: несмотря на отсутствие глаз и отказ от использования электронных протезов, неизвестным образом они сохраняют способность видеть. Более того, острота их зрения выше, чем у обычных людей. Подобная особенность также была отмечена у Джестерхейла Опустошённого: он лишился глаз при контакте с элегией. Травма, как после в своих дневниках отмечал создатель литер, только обострила все его органы чувств и «позволила увидеть то, что он не видел прежде».

По неподтверждённым данным, не менее 70 % последователей ABICO являются носителями элегического манифеста. В немногочисленных свидетельствах вызволенных из секты людей содержатся упоминания о том, что культисты положительно оценивают большинство болезней и воспринимают их дарами Немока,

– Д. Дамион, «ABICO: как Бездна стала культом?»

Эпизод первый

Карпейское Каэльтство: Градемин

Чековский проезд 12-12

2-21(22)/995

В комнате резко похолодало – Анастази проснулась от сильного сквозняка. Окно в прихожей было настежь распахнуто. Закутавшись в плед, вестница подошла к нему и, передёрнув плечами, закрыла. Подоконник, как и пол, был запачкан чьими-то следами. Встрепенувшись, Лайне посмотрела по сторонам и спросила:

– Здесь кто-нибудь есть? – Голос её звучал простуженно. Прокашлявшись, Анастази вновь обратилась к пустоте: – Чет, это ты?

Ничего.

Сердцебиение ускорилось. Включив свет, Анастази с непривычки зажмурилась. Заслезились глаза. Потом, когда они привыкли яркости ламп, девушка прошла немного вперёд. Обрывались следы перед ванной комнатой. Из-под прикрытой двери сочился тусклый свет. Лайне, заглянув на кухню, схватила с подставки нож. Напряжённо сжала рукоять. Вслушалась. Несколько секунд было абсолютно тихо. Затем в ванной что-то захрипело. Закапала вода.

Анастази подкралась к двери и, толкнув её, увидела сидящего у туалета визитёра.

– Кемром? – Испуг сменился возмущением. Лайне нерешительно шагнула вперёд. – Какого лира ты здесь делаешь?

Вторженец заторможено отреагировал её голос. Когда мужчина поднял взгляд, казалось, ему не сразу удалось найти её. Сфокусироваться на ней. Зрачки его выглядели разноразмерными, а тело, пахнувшее прежде парфюмом, источало омерзительный медовый запах.

– Мне нужна помощь, – прохрипел Кемром и нахмурился. – Пожалуйста, Ана…

Атакованный болезненным спазмом, он вновь склонился над туалетом.

Кемрома рвало. Кровью. Его лицо, руки, одежда – всё было в ней.

Плечо капитана имело ужасающий вид. Изорванное, изодранное: среди кишащей червями плоти торчал арбалетный болт.

Анастази сама с трудом сдерживала рвотные позывы, когда видела это.

– Я… – Отклонившись от туалета, Кемром выдохнул. Его лихорадило, трясло. На мокром от пота лбе проступили вены. Нечто, протянувшееся от виска до линии роста волос, шевельнулось под кожей. – Кажется, я сейчас сдохну.

– Только не здесь, – спохватилась Анастази. Совладав с собой, она помогла капитану подняться. Ноги его дрожали, подкашивались. Вестница, едва удерживая мужчину, пыталась довести его до комнаты. Усадив Кемрома на кровать, девушка с сочувственным вздохом сетовала: – Бедняга…

– Не надо меня жалеть, – подавляя болезненный стон, слабо огрызнулся тот. – Лучше принеси аптечку.

Лайне выполнила его просьбу. Затем поднесла таз с чистой водой. Сама села немного поодаль и, носом уткнувшись в пахшие шампунем волосы, отвела взгляд. Она старалась не смотреть на то, как гельминты сыпались на её кровать. Как склизкие чёрные черви заполнили покрывало в радиусе десятка сантиметров. Воображение, что разыгралось не на шутку, в какой-то момент добавила к мелькающей на периферии картине писк.

Анастази знала, что экзитус не пищал. Вот только повернуться она всё равно не могла.

Кемром тем временем достал спирт, иголку. Всё продезинфицировал. По ходу операции он обходился без нергета: пинцетом достал кусочки раздробленного наконечника и, закончив, принялся шить. Лицо его при этом оставалось спокойным, хотя руки его дрожали так, как не дрожат при треморе.

– Я не убивал Корвина Рейста, – меж тем сообщил Кемром. Анастази обмерла. – Я хотел, но не успел. ВААРП это сделал раньше.

– Он его увидел? – Да. – Значит, каждый получил то, что хотел.

Время отточило действие Кемрома. Поумерив воображение, Анастази начала искоса следить за операцией и поражаться, насколько велик его самоконтроль. Девушка наблюдала, как бегали его желваки, как напряжением вздувались вены, и покраснениями всплывали старые раны. Некоторые из них, раскрывшись, кровили.

– Что с тобой произошло? – наконец поинтересовалась Лайне.

– На меня напали… Я не смог с этим ничего поделать.

– Серьёзно? – недоумение. – Недавно тебя в прямом смысле пристрелили, и ты… выжил, а сейчас что-то пошло не так?

– С моей головой… что-то, – заплетающимся языком рассказывал Кемром, и пальцы его задрожали возле виска. – Твой друг, и пуля, полагаю, она не полностью…

Не успел он договорить, как сознание покинуло его. Анастази сразу бросилась к нему. Попыталась прощупать запястья и шею в поисках пульса. Обнаружив его, выдохнула. Несмотря на то, что был тот совсем слабым, девушка расслабилась. Ненароком скользнула взглядом по ранам, до которых Кемром добраться не успел.

– Уф… – Лайне скривилась, когда заметила выглянувшего из рассечённой брови гельминта. – Нет, с этим что-то надо делать.

Прежде чем продолжить обработку оставшихся повреждений, Анастази надела перчатки: не стерильности ради, но во имя своей безопасности. К дезинфекции вестница подошла не с меньшей тщательностью. Спирт с ватными тампонами и швейная игла с горящей свечой были под рукой.

Я справлюсь, внушала себе Анастази. Она промыла оставшиеся раны. Обработала пинцет. Потянулась браншами к впёкшимся в ткани деметалловым осколкам наконечника. Едва инструмент погрузился в отверстие, как Кемром слабо застонал. Периодически ему удавалось вырваться из плена бессознательного, но наяву он держался недолго.

– Тише, – проговорила Анастази, когда Кемром в очередной раз дёрнулся. Она упёрла руку в его здоровое плечо и осторожно толкнула на кровать. Выждала несколько секунд. Повторила: – Тише.

Зацепив осколок наконечника, девушка вытянула его наружу. Кровь у Кемрома была тёмная, практически чёрная. Болотной слизью она потянулась вслед за инородным фрагментом. Выложив кусочек деметалла на салфетку, Лайне убедилась в чистоте раны – во всяком случае, внутри вестница больше ничего не обнаружила – и заметила её. Как умела. После перешла к другим повреждениям.

Закончила Анастази только к девяти часам утра. Глаза её совсем уже слипались. Перед тем, как оставить Кемрома, она стянула с него ботинки и накрыла пледом. Уставшая, девушка отправилась утилизировать выползших червей, грязные ватки и извлечённый деметалл.

Только с уборкой было покончено, как раздался стук в дверь. Анастази неуверенно подошла к ней. Прильнув к лакированной древесине, спросила:

– Кто там?

– Это я. – Вестница услышала голос Четырнадцатого. – Давай, открывай, у меня нет ключей.

Растерявшись, Анастази открыла дверь.

Выглядел Четырнадцатый потрёпанным – на шее цвёл засос, а следом тянулся въедчивый шлейф алкоголя и табака. Парень посмотрел вглубь коридора и увидел следы на полу. Пошатнувшись, прошёл вперёд. Заглянул в спальню бывшей покровительницы и нахмурился.

– Ты вообще в своём уме?! – Четырнадцатый вспыхнул возмущением, когда увидел на кровати Анастази лежащего мужчину. – Ты вообще знаешь, кто это?!

Визит друга стал для Анастази сюрпризом. Причём, как выяснилось уже через пару минут, весьма неприятным: появления бывшего гарда девушка никак не ожидала и даже не успела прикрыть дверь в свою спальню. Комната Четырнадцатого, впрочем, всё это время оставалась нетронутой. Вот только интересует его, предположила девушка, не она.

– Да-а, – скрестив руки на груди, подтвердила балтийка и встала посреди дверного проёма, – ты же съехал, и я решила найти себе нового соседа. Чего тебе надо, Чет?

– Это преступник, Нази! – не унимался Четырнадцатый. Осуждающий взгляд вестницы вынудил его перейти на шёпот: – На таких не распространяются ни кодексы, ни дела чести!.. Трупоед, трупокур… Распространитель курительного каннибализма!

– Он меня спас, – упрямилась Лайне. В конце концов, она и так знал, что Четырнадцатый прав, – значит, я должна отплатить ему тем же.

– Кому должна?.. – спросил карпеец и, хлопнув себя по лбу, отвернулся. – Кажется, нас всё это время обманывали, и Домахта не низвели!..

– Эй! Ты сейчас намекаешь, что я глупая?

– Ля, ну, на последовательницу глупости ты точно похожа. – Четырнадцатый недовольно сжал губы. – Делай как знаешь, Нази.

– Чего тебе надо, Чет? – Та вскинула бровь.

– Я только хотел убедиться, что ты не отсохла прошлой ночью – на этом твоём маскараде пропало несколько людей, и мне не хотелось увидеть твоё имя в этом списке.

Четырнадцатый, хлопнув дверью, ушёл. Анастази ещё несколько минут стояла на месте, не в силах переварить сказанное. Она не знала, что её тревожило сильнее: что они могут больше не увидеться или то, что она в самом деле могла вчера погибнуть.

***

Проснулся Кемром только на следующий день. В груди нестерпимо жгло. Гудела голова. Едва капитан открыл глаза, как сердце неприятно ёкнуло, и рёбра сковала боль. Подорвавшись с кровати и поморщившись, мужчина приподнял край рубашки. Обнаружил обработанными даже те раны, до которых он сам не успел добраться. Швы были наложены немного неумело, но… наложены. Это вынудило капитана улыбнуться. Похоже, роботарий знал, к кому его привести.

Оклемавшись, Кемром оглянулся. Матрас скрипнул, когда он спустил с кровати ноги. Перед собой карпеец увидел незнакомую квартиру. С кухни тянуло газом и свежими фруктами. На плите со свистом закипал чайник. Комнаты наполнились запахом свежезаваренного кофе.

– Доброе утро, – замерев в дверном проёме, поздоровалась Анастази, – Антон.

– Fon, – неуверенно ответил тот и коснулся занывшей головы. – Прости за…

Он хотел рассказать, что привёл его сюда падальщик. Что к последнему у него самого вопросы. Что, по правде говоря, он до этого и не знал о местонахождении Анастази. Впрочем, не успел:

– Ты меня напугал. Ты сейчас как? Лучше?

– Будто умер, – хмуро отвечал Кемром, – но забыл остановиться.

Вместе они переместились на кухню. Рядом с раковиной Кемром заметил бутилированную воду. Водопроводные трубы хрипели и выли. Изредка из-под крана капала ржавая слизь.

– Это правда? – поставив на стол чашки с кофе, спросила девушка. Кемром вопросительно вскинул бровь. – Что ты бессмертен?

– Можно и так сказать. Это… Один из даров Немока.

– Ты говорил что-то о пуле…

– Анастази, – перебил капитан вестницу, и, попробовав кофе, поморщился, – я благодарен за гостеприимство и помощь, но послушай меня внимательно: дальше будет хуже: мы запустили Церну, и… с её помощью Вилена хочет распространить воздействие мощей Живамиж. Под Староградом спит одна из первых деми, Мать Войны…

– Постой! Пожалуйста, не так быстро. – Анастази выставила перед собой руки. – Хочешь сказать, что Вилена собирается пробудить деми? Раге, я правильно понимаю? Не-е, я слышала о горах, но чтоб под землёй… Как такое могли допустить?

– Это было ещё во времена, когда литеры Хейла не были запрещены. Части… части скелета Раге использовались для строительства подземных коммуникаций.

– Ты это сейчас о катакомбах?

– Nof, – вяло мотнул головой. – Метро, но… Не это важно. Важно то, воскресение Раге начнёт новую войну: между людьми. Гражданскую ли, мировую – это не имеет значения. Тогда то, что называли «войной с демиургами», покажется игрой в песочнице. Редкий деми даёт отпор… Люди другие.

Фоном работала кухонная радиола. На муниципальной частоте транслировалась новостная передача: дикторша зачитывала ужасающую статистику, собранную в градеминской больнице. За прошедшую ночь в ней скончалось около сотни человек – большая часть из них была вакцинирована «Миротворцем». Сразу после оглашения данных передача выпала из эфира.

– Я предлагал использовать останки вакцинированных, – прокомментировал услышанное Кемром, – но Церне они не подходят. «Панацея» лишает плоть… посмертной ценности.

На мгновение Лайне задумалась. Вновь вспомнила Линейную и вызов на чтение Ранайне – единственный случай в её практике, когда мёртвое тело не породило немёртвую форму.

– Не даёт формироваться андерам, – пробормотала вестница и отвлеклась на завибрировавший протофон. – Вот только почему?..

– Полагаю, в «Панацее» содержится элемент, родственный по свойствам элегии. Если она способствует формированию андеров, то он – препятствует, нейтрализует действие, побочное, элегии… и убивает.

– Проклятье! – Анастази зло посмотрела на экран устройства. Кемром поднял на неё внимательный взгляд. – Они отменили все рейсы. Теперь только…

– Я могу отвезти тебя. В Родополис.

Лайне удивлённо приоткрыла рот. Тем временем производимый радиолой белый шум будто распространился на уличные репродукторы.

– «Внимание-внимание! Внимание-внимание!» – воззвали к людям они, и столица с трепетом замерла. – «Граждане Карпейского Каэльтства! Правительственный Дом Монтгомери вынужден сообщить прискорбное известие: Советом Сателлитов Единой Высоты запад Сибири Российской Империи официально признаётся отчуждённым. Западная Сибирь мертва! Тардиградск мёртв! Просьба сохранять спокойствие и почтить память их молчанием!»

Эпизод второй

Балтийская Республика: Родополис

Оутилканис 9-1-9

2-22/995

Когда голову оставили реминисценции с последнего чтения, Элиот столкнулся с проявлениями собственной памяти. Чем бы он ни занимался, мысли всякий раз возвращались к Линейной: то и дело среди прохожих мерещились лица умерших друзей, и они, точно живые, сливались с толпой и растворялись с ней. Так, часом ранее, парень видел Даналию и Фрица – они, размахивая пакетами из центрального универсама, гуляли по старым улочкам города и о чём-то весело разговаривали, смеялись. Элиот готов был поверить в чудо, пока собственными глазами не увидел, как друзья исчезли за проехавшим мимо автобусом.

Успокоился Элиот только тогда, когда вернулся в свой спальный район. Окраина встретила парня промозглыми объятиями тишины. Цветущая событиями и светом столичная жизнь доходила до сюда лишь по инерции – под масками афиш, спешащей в центр молодёжи и возвращающихся оттуда работяг.

Элиот сам был только оттуда. Посетил врача, заглянул в аптеку – теперь возвращался домой. Однако, пусть его путь проходил не через кладбище и даже не мимо, призраки сопровождали его на каждом шагу.

Наваждение завершилась, стоило подъездной двери захлопнуться за спиной. Когда огни и шум мегаполиса остались за металлом и бетоном, тревога сменилась тоской, и Элиот потонул в одиночестве.

При подъёме он подумал, что лестница – его самый худший враг. Уже на третьем пролёте отдышка атаковала с такой силой, что парень вынужденно остановился восстановить дыхание. Когда из лёгких вырвался хрип, в ход пошёл апейрон. Ингаляция – даже на неполный вдох – помогла спокойно продохнуть и наконец осилить подъём.

Оказавшись в квартире, Элиот закрылся и разложил на столе содержимое принесённого пакета: десяток упаковок с апейроном да пузырьки с «Локмипаном» да «Инсенсебалом». Из кармана достал использованный рецепт и талон с записью к врачу. Фоном включил протовизор.

Без Анастази стало тихо. Конечно, в сравнении с Шарлоттой сестру было сложно назвать разговорчивой, но её отсутствие оказалось более значимым, чем представлял Элиот прежде. Они не успели обжиться в Родополисе, и даже самая незначительная вещь – вторая зубная щётка или брошенная у зеркала косметичка – помогала сделать съёмную квартиру уютней. Сейчас этого не было.

Небольшая студия наполнилась поставленными голосами и боем курантов. Экран заполосил помехами. По международному каналу шла трансляция внеочередного собрания Высшего Совета Сателлитов Единой Высоты. Это – редкий случай, когда мероприятие превратилось в конференцию с участием журналистов. За широкими столами сияли, причём в прямом смысле, лидеры Тризонии – российский царь, альвионская королева и ханьский кормчий. Лица каждого из основателей покрывали маски: не защитные, но декоративные.

Каждый из носимых ликов символизировал смерть. Не из злого умысла или насмешки, но как дань неписанному правилу Совета, что участвующие в нём осознавали, что от их решений зависели не только победы, но и поражения своего народа.

Лицо Трувора X скрывал золотистый череп; на плечи была накинута жёлтая епанча. Маска, плавно переходящая в корону, альвионской королевы сияла рубинами и изумрудами; шёлковое – насыщенного красного цвета – платье было вышито золотом. Лицо ханьского сателлита покрывал чёрно-белый череп, парадный халат серебрился, а голову венчала меховая шапка с перьями.

– Несомненно, последние новости из Карпейского Каэльтства огорчают нас. Как страна-участница Тризонии, Россия готова оказать поддержку и гуманитарную помощь карпейскому народу, пока каэльт Монтгомери не оправится от потери своего сына и не поправит здоровье, – в завершении своего выступления объявил Император и встал из-за стола. Крупный план: сателлит стоял на фоне имперского флага. – Но если Карпея пожелает вернуться к своим истокам, то мы вернёмся к своим. Россия никогда не отменяет своих героев.