Текст книги "Ох уж, эти детки!"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 2
DOOM по-изжёвински

Калитка открылась и вошел Макс. Федька находился в таких угнетённых чувствах, что даже не удивился появлению угнетенного друга – подвинулся, давая место и спросил:

– Чипсы будешь?

– Угу, – угу также скорбно ответил Макс. Федька указал за спину; Макс исчез и через пару минут вернулся с большим пакетом «Lays», который поставил между собой и Федькой.

Минут десять мальчишки прикладывались к пакету, потом Федька сказал: "Да-а…", поднялся и вошел в дом, чтобы вскоре появиться с другой стороны дома с двумя длинными шестами в одной руке. В другой он нес новодельную копию европейского меча Х века. Прислонив шесты к крыльцу и повесив на них пятнистую безрукавку, Федька по-боевому перехватил меч и молча, размеренно, словно выполняя надоевшую, но необходимую работу, закружился по двору. Это был странный танец, ничуть не напоминавший работу с мечом в китайском у-шу или японском кэмпо – Федька не принимал красивых поз и не делал ненужных движений. Только пел воздух, рассекаемый сталью, да повисали в воздухе на миг размазанные полосы ударов. Минуты через две, отложив меч, Федька подхватил шест и перебросил второй Максу. Тот, зажав палку коленками, стянул фирменную майку и ловко выпрыгнул через перила, в прыжке перехватив шест обеими руками. Но как раз в тот момент, когда друзья готовились вступить в схватку, калитка открылась во второй раз.

Пришла Саша.

– Я гляжу, на арест все наплевали, – заметил Федька, вместо удара ставя шест на носок кроссовки. – Не слишком ли нагло?

Саша хрустнула чипсом и сделала знак ладонью. Макс, перебросив ей шест, пожал плечами:

– Ну, определённый элемент наглости тут есть. Но дома никого нет, а честного слова я не давал. Поэтому счел возможным покинуть место заключения.

– Так, – Федька прокатил шест по руке. – Александра?

– А я просто сбежала, – независимо ответила девчонка. – Мать сказала, что выпорет, если хоть шаг сделаю за порог. Посмотрим – все-таки новые ощущения… Ударимся, вождь? – она хрустнула вторым чипсом и, соскочив с крыльца, приняла стойку, делая легкие выпады то одним, то другим концами шеста. Светлые волосы, собранные в хвост на макушке и широкий браслет на правом запястье придавали Саше воинственный вид.

Но и на этот раз схватке не суждено было произойти. Пока Федька и Саша готовились, Макс, бросивший взгляд на высокий забор, подавился чипсом и замер, моргая глазами. Потом нерешительно сглотнул и сказал:

– Э…

Получилось достаточно громко. Федька и Саша, посмотрев друг на друга, проследили взглядами направление его изумления – и тоже остолбенели.

На заборе – метрах в десяти от калитки – сидел тяжело дышащий Юрка. само по себе это не могло удивить – кипучий разум Юрки, конечно, мгновенно просчитал: пробежать десять метров до калитки – секунда, открыть – еще одна, войти – ноль пять секунды; взлететь на забор – полторы секунды, на тридцать процентов быстрее. Удивляло то, что Юрка был не только босиком, но еще и одет в какую-то невообразимую хламиду, намотанную на него на подобие римской тоги. Юрка никак не мог отдышаться, и этим воспользовалась Саша, пришедшая в себя первой:

– Ты, что в кришнаиты записался? – с вкрадчивым ехидством спросила она. Юрка сделал какое-то движение взлохмаченной русой головой, которое можно было расценивать как «да», «нет», пожелание долгой жизни и предложение проваливаться к черту, – "Тятенька, купите книжку в поддержку Кришны! – Да я, милки, в Кришну-то не верю… – Тятенька, а Кришне это по фигу, вы книжку купите!"

– Мамка всю одежду забрала, – пояснил Юрка, оставаясь в прежней позиции, – Влупила полотенцем, и заперла на верху в нашей комнате. Сказала: буду до вечера сидеть и оставшуюся картошку перебирать. Я перебираю сижу, в окно смотрю, увидел, шторку, из окна выпрыгнул и сюда!

– Погоди! – Федька взялся за подбородок. – Ты что, так через пол города бежал?

– Ну, – энергично кивнул Юрка.

– Нас с ним в дурдом заберут, – угрюмо сказал Федька. – Прямо по улице бежал, что ли?

– Нет, по воздуху! – разозленный тем, что старшие его то и дело перебивают, Юрка сделал движение, словно хотел взмахнуть подолом своей «тоги», но покосился на Сашу и передумал. – Я же говорю, сижу! Перебираю! Вижу!

– Ты когда последний раз ноги мыл? – снова вмешалась Саша.

– Микробы от грязи дохнут, – отмахнулся Юрка, ловко спрыгивая вниз. – Я вам что говорю: пилят!

– Удивил, – Макс пожал плечами. – Пилят, а ты чего хотел? Нас всех пилят, кроме вон Федьки. Да и то, я сильно подозреваю, что у него ещё все впереди.

– Да не то! – завопил выведенный из себя Юрка. – Тополя пилят! Тополя! Понимаете?!

Через десять секунд во дворе остался только он.

Калитка медленно закрывалась….

…Тополиный Ручей получил свое название, когда строили Изжевино. Вдоль одного из

ручейков, несшего свои воды в Ворону, те, кто строился на его берегу, сохранили кайму из старых тополей, раскидистых, тенистых и кряжистых. Позже мимо тополей проложили пешеходную тропинку, а еще позже Тополиным Ручьем стали называть улицу, нависшую на откосе над тропинкой.

Тополя любили все. По крайней мере, все, кого знал ЮК. Даже алкаганы в тени тополей переставали выяснять, кому сколько наливать и становились слегка похожими на себя лет десять-двадцать назад, когда они под этими тополями гуляли со своими будущими жёнами – еще не располневшими и замотанными жизнью «стервами», а весёлыми девчонками в «мини-юбках». Поэтому мысль о том, что тополя могут срубить, просто не укладывалось в головах.

Но это было правдой. Небольшая толпа негодующих взрослых и молчаливых детей и подростков наблюдали за тем, как восемь человек с бензопилами, огородив место побоища "официальной лентой", расправляются с пятым по счету гигантом. Своей очереди ждали укладчик и трактор с платформой. Пузатенький типчик в новеньком рабочем жилете наблюдал за происходящим с важно-озабоченным видом и по временам передавал бессмысленные, но исполненные чувства собственной значимости команды. ЮК его хорошо знал – это был глава комитета мэрии по благоустройству.

Вопреки той стремительности, с которой трое друзей покинули место сбора в федькином дворе, они отнюдь не сразу помчались на берег. Макс заскочил домой за видеокамерой. Саша – за мобильником, по которому вызвала друзей и союзников, так что Федька дождался на берегу уже дюжину разгоряченных бегом и решительно настроенных мальчишек и девчонок.

– Это что? – насторожился толстячок, увидев, что тощий мальчишка наводит объектив на происходящее. – Что это, я спрашиваю?!

– Это видеокамера, – любезно объяснил Макс, не отрываясь от съемки. – Я запечатляю ваше варварство для потомства.

– И очень хотелось бы знать, кто все это разрешил, – добавил Федька, хотя уже знал ответ: толстячок помахал в воздухе папкой с застёжками и победоносно сказал:

– Все разрешения получены в положенном виде и законном порядке. Мы же не собираемся оставлять тут голое место, понимаем – экология. Тут посадят новую аллею, только это – пирамидальных. Без пуха, от которого такие, как вы, – и он протянул указующий перст в сторону подростков, – пожары устраивают.

Ход был сильный. Но над притихшими ребятами зазвучал голос Саши:

– Ага, понавтыкают крысиных хвостов с корявыми ветками – одно название, что тополя! А от этих, между прочим, никакого пуха и не бывает, это же мужские экземпляры!

Толстячок заморгал глазками – он явно впервые слышал, что бывают тополя мужские и женские. Зато рабочие захохотали, с их стороны послышались похабные шуточки насчет мужских и женских деревьев и всего такого. Федька стиснул зубы. Отец несколько раз говорил ему: "Федор, запомни, нет на свете ничего хуже смеха над серьёзными вещами. Эти занятия для тех, у кого рабская душонка и интересы дождевого червяка." Поэтому ржание его разозлило. А толстячок между тем, ободренный поддержкой, перелез через ограждение и направился к Максу со словами:

– Давай-ка сюда камеру… – и столкнулся с Федором. Светловолосый мальчишка безо всякой угрозы посмотрел на главу комитета сверху вниз и вежливо спросил:

– Вы на самом деле хотите забрать у Максима его собственность? Я бы не советовал вам это делать, честное слово.

Толстячок открыл рот… и полез обратно. Он бы и сам себе ни за что в этом не признался, потому что это было глупо и смешно, однако в какой-то момент он ИСПУГАЛСЯ. По-настоящему испугался, когда поглядел в глаза мальчишки.

Саша между тем, окончательно выведенная из равновесия зрелищем непрекращающегося беспредела, продолжала взывать к рабочим:

– Ну взрослые же! Как вы не понимаете, этим тополям, может быть, по пятьсот лет! Ну ведь не только нас, даже города нашего не было, а они уже росли! Какое же право мы имеем их пилить просто так, без нужды?! Нам что, дома строить не из чего, или печи нечем топить?! Зачем?!

– Постояли пятьсот лет – и хоре, – парень лет 20 в комбинезоне на голое тело примерился гудящей пилой к еще стоящему дереву, – пусть теперь молодые постоят… опа!

Лента с визгом вгрызлась в тополь. Федька увидел на глазах Саши слезы и напрягся. Он не был таким уж ревностным древолюбом… но эти тополя помнил, сколько себя, а главное – сколько раз по вечерам он тут пробегал и думал о… в общем, думал. И что же теперь – все?

А Саша, похоже, уже не в силах была думать. Она нырнула под ленту и, подскочив к парню, попыталась выхватить пилу из его рук.

– Куда лезешь, – равнодушно отозвался тот и оттолкнул Сашу. Может, не так уж и сильно, но девчонка запнулась о поваленный ствол и полетела наземь, вскрикнув от удара плечом об пень.

Через две секунды парень, выпустив истошно завывшую пилу, молча покатился по опилкам и вытоптанной траве, закрывая лицо руками – кричать он не мог от скрутившей все его существо боли. Никто толком не понял и не увидел, как Федька, тремя прыжками преодолев расстояние, быстро и безжалостно ударил рабочего в глаза и углы рта расставленными пальцами, и теперь замер над ним, похожий на оскаленного пса.

– С девчонками воевать?! – хрипло и страшно произнес подросток чужим голосом: – Задавлю, гад!

– Наших бьють! – заорал кто-то из рабочих заполошно, пилы взревели в руках уже с другой целью, в толпе кто-то ахнул, закричали женщины. Вокруг ядра ЮКа молниеносно сплотились сочувствующие. Но пожилой рабочий, который всё это время не пилил и не участвовал в перебранке, крикнул:

– Да вы чего, мужики?! На пацанов с пилами?! А ну!..

Все опомнились. Только кто-то сказал:

– Да это… он же Лёху изувечил…

– Цел ваш Леха, – Федька отступил за ограждение. – Глаза поболят, и голова. А может и голова болеть-то не будет – нечему там болеть…

– Немедленно покиньте место работ по благоустройству! – фальцетом заорал толстячок. – И будьте уверены, что о вашем поведении будет сообщено родителям и по месту учебы!

– А как твои с пилами на детей хотели броситься, – послышалось из толпы, – куда сообщать будем?

Толстячок поперхнулся и не возникал больше. Макс, переставший снимать, помог подняться Саше, спросил встревоженно:

– Сильно ушиблась? Саш, сильно?

– Ерунда, – Саша смахнула с глаз злые слезы, обожгла взглядом рабочих и пошла прочь. За ней молча потянулись остальные ЮКи. Пожилой рабочий несколько секунд смотрел им вслед, потом вдруг плюнул, бросил пилу и зашагал прочь. Его окликнули:

– Николаич, ты куда?!

– А никуда, – на ходу бросил он, – увольняюсь я к… – остановился вдруг и, обернувшись, ожесточенно сказал: – Живем – как в гостинице, ночь переночевали – и ладушки! А они, – он ткнул в сторону спиленных тополей, листва которых, зеленая и веселая, была уже неживой, – они, может, и правда еще Петра Первого видали! И-их-х, лю-уди-и!.. – со злой тоской заключил он и решительно двинулся дальше. Молодой белокурый парень в тельняшке, обтягивающей мускулистый торс, секунду размышлял, потом что-то пробормотал и пошагал следом за пожилым, окликнув:

– Николаич, погоди, я с тобой!

Остальные рабочие повинуясь командам толстячка, разобрали бензопилы.

За всем этим никто не заметил, как возле берега ручья, около спиленных тополей, мелькнула мальчишеская фигурка…..