Текст книги "Один из… Дилогия (СИ)"

Автор книги: Олег Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Олег Петров Один из… Дилогия

Петров ОлегОдин Из Шестнадцати (рабочее название)Книга Первая

Полигон Тюра-там, май 1957 года

Удивительно, но, несмотря на пекло, хрустящий на зубах песок и горящий во рту ржавый вкус от нескольких глотков теплой воды, Сергей Королев уснул. Он едва успел прилечь на жалобно скрипнувшую кровать, и ему не смог помешать ни свет единственного фонаря с улицы, пробивавшего хилую занавеску, ни топот Бориса с Василием в соседней комнате.[1] Не помешало даже адское напряжение, почти всегда лишавшее его сна в предпусковые дни. Раньше он вряд ли смог бы так легко уснуть, зато просидел бы пол-ночи, закрыв глаза и перебирая снова и снова все, что может или не может пойти не так. И каждую минуту ожидая ночных звонков от замов, которые не так часто приносили хорошие новости.

Но сны! Может быть, именно поэтому сегодня, после довольно нервного совещания с Шубниковым,[2] отбив очередные атаки замов на полковника он отправился не на «третий подъем», где круглые сутки кипела работа, а в свой «домик №2», чтобы поспать хотя бы пару часов… И увидеть еще один такой сон, ничем не похожий на его прежние, где яркое крымское небо рвалось яркими солнечными струями, расступаясь между крыльями его «Коктебеля», и он парил на восходящих потоках, так высоко, но все же недостаточно высоко…

Небо, которое он видел вчера во сне, было совсем другим. Ночным? Нет, не ночным. Просто черным, потому что «ничто» – оно обычно черное. То, что над его головой было бесконечное черное «ничто» – Сергей понял мгновенно, еще до того, как заметил в вышине яркую голубую горошину Земли. Он понял, что попал на Луну и стоит, высунувшись по пояс из верхнего люка какого-то аппарата, а в его руках фотокамера с огромным длиннофокусным объективом. Что вокруг него вовсе не близкие холмики, а огромные пятикилометровые горы, от тоже понял почти сразу. Но что за горы? Земля почти над головой, смещение всего несколько градусов, значит, где-то недалеко от центра диска. Кавказ, Аппенины? Может быть. Красиво, черт возьми! «Великолепное запустение» – прозвучала фраза в его голове, и он сразу же согласился с таким определением.

Он попытался переключить внимание с пейзажа на технику, но внезапно проснулся, а когда несколько минут спустя уснул снова, то проспал до самого утра без всяких помех и сновидений. И что самое интересное, Сергей уже даже не помнил, как давно он чувствовал такой прилив сил и энергии, как в то утро. Словно скинул лет двадцать и вернулся в тридцать седьмой, еще до того, как… Эх, что было, то было! Вчерашний сон вспомнился лишь на мгновение. Что он увидит и узнает сегодня?

Темно в степи, но вечер не поздний. Яркое пламя взлетает вверх, лижет бока снежно-белой от инея «Семерки».[3] Как много там огня, разве так должно быть? Но двигатели выходят на режим, мощные воздушные потоки утягивают пламя вниз, и ракета уходит со старта, набирая скорость. Со стороны кажется, что все красиво и хорошо, но он видит, он чувствует огонь! Тугая струя керосина хлещет через зазор в стыке трубопровода, тысячеградусным пламенем размягчая металл баков и кронштейнов, пожирая механизмы и кабели. И как ракета умудряется до сих пор лететь? Но спустя несколько секунд все кончено – подточенная огнем конструкция не выдерживает, тяга двигателя резко падает и «боковушка» отваливается, разрушая «пакет»…

Сергей резко проснулся и ошарашенно посмотрел на часы. Почти четыре утра, скоро за ним придет машина, есть еще немного времени. Он встал, почти вылетел из кровати, плеснул в лицо теплой воды из крана. Оделся, равнодушно поглядывая на оставленное вчера на столе зеленое яблоко. Все это время мысль о пожаре продолжала биться в его голове, будто это не его ракета, а он сам сгорел в керосиновом пламени и распался на части над казахской степью. Итак, ракету угробил (или угробит?) негерметичный трубопровод горючего! Но как такое возможно, ведь все трубопроводы испытываются на… Мать!

Последнее слово он выкрикнул вслух. Валентин! Мать! Курбатов! А я сам! Мать! Как так можно было опростоволоситься?! Все трубопроводы всех ракет начиная с Р-1 проходили пневмоиспытания на герметичность. Перевозка частей ракеты по железной дороге часто разбалтывала соединения и даже ломала трубопроводы! Так какой же «гений» забыл включить эту элементарную процедуру в подготовку «Семерки»?! Мать!

Сергей мрачно взглянул в окно. Фонарь за занавеской расплывался желтоватым ореолом и был очень похож на факел улетающей ракеты. Ракеты, которую он едва не погубил. Это ведь его вина, в первую очередь. Валентин, конечно, получит свой втык и остальные тоже, но он сам в ответе за все. Должен был учесть, не имел права забыть.

Теперь не забудет. От этой причины ни одна ракета больше не погибнет, в этом он был уверен. Как и в том, что остались сотни других причин, которые смогут убить его детище ничуть не хуже лопнувшего трубопровода. Но он найдет все причины будущих неудач и заставит «Семерку» летать. Отступать некуда, и теперь он знал – этот сон не последний! Точно не последний…

За окном бибикнул сигнал, машина пришла точно по часам. Задержавшись еще на минуту, Королев смотрел на «факел» уличного фонаря и улыбался. Полетишь как миленькая, тихо сказал он про себя и, прихватив со стола яблоко, с вновь охватившим его молодым азартом выскочил на крыльцо.

Москва, май 2057 года

Иван Родин не спеша брел сквозь толчею улиц, иногда сворачивая в уютные московские переулочки и скверы, чтобы найти какую-нибудь старомодную деревянную скамейку и спокойно посидеть, подставив лицо солнцу и легкому ветерку. Простое и естественное человеческое поведение, с какой стороны ни посмотри. Можно даже закрыть глаза и немного расслабиться, ведь импланты никогда не спят, а с ними не было вообще никакой опасности, кроме, разве что, ядерного взрыва прямо над головой.

Немного напрягала «пластика», искаженные силовыми полями щеки, нос и уши слегка отекли, но это не было какой-то прихотью, любой сканер над входом в самый обыкновенный магазинчик распознал бы его физиономию за долю секунды. Для властей его персона была безразлична, но саму возможность вытащить его «следы» из баз данных десятков тысяч городских систем видеонаблюдения следовало исключить.

Уже месяц он бродил по этим улицам под личинами разных людей, стараясь не выделяться из толпы. В остальное время ел, спал, наблюдал и думал. Иногда прямо на ходу знакомился с понравившейся девушкой, чтобы через пару часов, поцеловав ручку и оплатив счет в кафе безо всяких претензий удалиться. Слушал уличных музыкантов на Арбате, кидал им монетки в шляпу. Жевал на ходу купленные в автоматах горячие многоэтажные бутерброды с хренком, зеленью и ароматными ломтиками ветчины. Поддавшись ностальгии, переплатил сумасшедшие деньги, чтобы попасть в Большой на премьеру сезона – «Жизель», и это здорово, ведь сто лет не смотрел живьем… Ну, не сто, но двадцать точно. Нынешних звезд он, к стыду, своему, не знал, но главная героиня была прекрасна – не Уланова, кто ее сейчас помнит, но легка как перышко и ужас как хороша собой! Зато Альберт тяжеловат на ее фоне… Остальных почти не заметно, значит, все на своем месте. Прекрасный спектакль, и денег ничуть не жаль!

Согнав видение порхающего над сценой ангела, Иван снова переключился на свою задачу. Время ожидания почти вышло, и честно говоря, ему уже до изнеможения надоело бездействие. Город жил своей жизнью и не показывал никакого подозрительного интереса к формально давно умершему человеку. Его мало интересовала периферия города, где за последние полвека набухли и разрослись высокотехнологичные новые кварталы, где всегда светло и все на виду. Гораздо лучше было в центре, среди тяжеловесных старых домов, где до сих пор почти в каждом полутемном дворе жили свои легенды и имелись свои тайные ходы. Иван еще помнил время, когда другой Москвы и в помине не было, а чтобы позвонить по телефону, нужно было обежать пару кварталов в поисках исправной будки-автомата…

Тем, кто мог это помнить, сейчас за восемьдесят, и у них уже нет той ясности ума в сочетании с физическим здоровьем, которыми сейчас может похвастаться Иван. Нет, похвастаться он, конечно, никому не может, но благодаря имплантам время для его «биологических часов» остановилось уже давно, а в здоровом теле, как известно, живет здоровый дух. Если бы эта вчерашняя красотка знала, что общалась с 85-летним старцем, хмыкнул про себя Иван, удивляясь, как лихо его мысли опять скакнули в сторону очередного милого создания. Вот она, моя дурная молодость, всегда со мной, подумал он. Пора с этим заканчивать, хотя бы на время.

Иван мысленно кликнул интерфейс имплантов, отозвавшийся тихим звоном, и мысленно погрузился в каталог «демонов», представление которых висело перед его взглядом подобно гроздьям разноцветных шаров. Добавляя фильтрацию каталога, Иван отсеял лишние и быстро нашел нужный ему шар, активировав ярко-белую мембрану мысленным прикосновением. Шар с теньканьем схлопнулся и переместился на периферию поля его зрения, изменив форму на ярко-красную вертикальную полоску. Иван даже не пытался почувствовать изменения в организме, хоть и точно знал, что сейчас происходит – постепенно подавляется выработка тестостерона гормонами гипофиза, блокируются активирующие его действие ферменты, созданные внутри сосудов микромембраны из силовых полей фильтруют кровоток, вычищая все лишнее. Прошла минута, красная полоска стала желтым овалом с расплывчатыми краями. «Демон» работает, можно сосредоточиться. Еще минута – и овал стал ярко-зеленым и резко очерченным. Пару раз мигнув, значок «демона» исчез из виду, окончательно перейдя в фоновый режим.

Иван редко прибегал к такому мухлежу со своим организмом, но следующие несколько часов были критически важны для его миссии и никакие случайные или намеренные мысли, не относящиеся к делу, не должны были его отвлекать. «А то попадется навстречу вот такая рыжая», – усмехнулся он про себя, равнодушно скользнув взглядом по шедшей навстречу цветастой фигурке, – «А у меня демон защиты зевнет, или маска от избытка чувств отключится. Зачем мне такое счастье?»

Иван сделал еще один круг по Манежу, вернулся к Большому театру, постоял у фонтанов, жмурясь от летящих по ветру брызг, и не спеша побрел вверх по Петровке. Потом свернул на Столешников и, едва перейдя Большую Дмитровку, подался во дворы, просочившись через небольшой лаз между древней многоэтажкой и ажурным железным заборчиком. Убедившись, что никто его не видит и камер рядом нет, он сменил схему маскировки, вновь изменив черты лица и фасон одежды и перелез через еще одну декоративную ограду. Там, в одном из полутемных дворов-колодцев он уселся на скамеечку у самого дома, не спеша достал планшет и стал пытаться соответствовать своему новому имиджу – сухощавому, но жилистому дедку лет шестидесяти в потертой джинсе, читающему «газетку».

Время ползло медленно, но вскоре небо начало темнеть и неизвестно откуда налетел ветерок. Никто не обращал внимание на «дедка», который и в темноте прекрасно видел всех, кто входил и выходил из подъезда. Специальный «демон» исправно считывал коды с электронных ключей входивших и выходивших жильцов, и вскоре у него уже скопился их целый десяток. При желании с таким же успехом можно было открыть и сам подъезд, вытащив код непосредственно из замка. Но в самом подъезде есть камеры – а где их нынче нет? Правда, камер всего две, и обе на первом этаже. Электронные дверные глазки стоят почти у всех, но они автономные, к сети не подключены, и их можно задавить по одиночке, заставить видеть пустоту. Уже половина одиннадцатого вечера, объект скоро прибудет, пора готовиться.

Фонарь над подъездом сам собой погас, «дедок» поднялся со скамейки, в полной темноте резко скакнул вверх по креплениям козырька и, оттолкнувшись от газовой трубы, аккуратно влез в приоткрытое окно подъезда на втором этаже, вне поля зрения камер. Список нужных «демонов» вновь висел перед ним гроздьями разноцветных шаров, и он активировал все разом, мысленно проведя по ним рукой. Шары исчезли и тут же появились на краю поля зрения, рапортуя о готовности. Иван прикрыл за собой окошко и зашагал по лестнице на третий этаж, уже не беспокоясь о камерах и глазках – их примитивные маленькие «мозги» автоматически забивались одним повторяющимся статичным кадром.

Вот впереди нужная дверь, а электронный замок не может быть помехой для «демона», который только что препарировал этот замок вдоль и поперек и подсунул ему правильный код, при этом не дав сделать отметку о срабатывании. Иван закрыл за собой дверь и резкой командой с облегчением сдернул с себя личину «дедка», вновь став самим собой, то есть спортивным молодым человеком лет двадцати пяти со слегка безалаберной внешностью начитанного троечника. Пройдя через длинный коридор в гостинную, он уселся на простой стул, потому что негоже встречать хозяина дома, по-барски развалившись в его кресле. Оглядевшись по сторонам, он отметил про себя довольно скромную мебель и недорогую отделку. Столы и полки были в основном заставлены книгами и древними дисками, и только роскошная видеосистема с новомодным голографическим проектором во всю стену слегка выбивалась из этой старомодной картинки.

Ну что же, скромный вкус хозяина квартиры только подтверждает правильность планов и надежд того, кто проник сейчас без приглашения в его жилище. Ждать оставалось совсем недолго, в коридоре послышались шаги, и резко пискнул ничего не подозревающий о взломе замок, открывая входную дверь.

Хантсвилль, штат Алабама, июль 1957 года

Всего лишь чуть больше десяти лет назад Вернер фон Браун, погружаясь с головой в доводку своих «Фау», старался не думать, что случится лично с ним и с его работой, если Германия проиграет войну. Он гнал от себя эту мысль каждый раз, когда с поворотом стартового ключа очередная «двойка» с воем уносилась на границу космоса, чтобы оттуда, из почти черной пустоты обрушить тонну аматола на головы англичан, бельгийцев и разных прочих французов. Теперь же он даже втихаря жалел, что не успел довести до ума свою «четверку» и ни одной ракеты тогда не долетело до Америки, а особенно до штаб-квартиры их флота.

После войны флотское лобби в Штатах было воистину всемогущим, в результате чего все готовые к пускам «Юпитеры» отправили на склад собирать пыль, чтобы освободить место этим флотским недоучкам с их «Авангардом». То, что эта поделка накроется, не оторвавшись толком от Земли, Вернер уже не сомневался. Пара секунд полета, потеря тяги, ракета свалится обратно на площадку и исчезнет в огненном шаре взрыва. Он уже видел все это не раз. Ну и что же, что во сне? Зато теперь он точно знает, что после такого позора ему дадут шанс запустить спутник! И в отличие от этих неумех, его ракета полетит! Собственно, она уже неплохо летает! Если бы не категорический приказ не заправлять четвертую ступень, то еще в сентябре прошлого года носовая часть «Юпитера» могла оказаться на орбите!

Вернер закрыл глаза, откинувшись в мягком кресле и снова вспоминая странные обрывки снов, которые он видел уже несколько ночей подряд. Он видел как наяву все семейство «Редстоунов», которые станут рабочими лошадками на следующие несколько лет. И он также знал, что это, по сути, тупик. Такой ракетой, даже четырехступенчатой, можно запустить на орбиту футбольный мяч, ну или два мяча. Поднять на орбиту корабль с экипажем они не смогут, но зато в недалеком будущем это смогут сделать ракеты конкурентов, и он, Фон Браун, опять останется не у дел. И ему еще не раз будут припоминать черный мундир с рунами, и не столько из благородного негодования в адрес бывшего «бумажного» штурмбанфюрера, сколько из желания задвинуть его самого и его команду подальше от будущей славы, не говоря уже о многомиллиардных заказах. Что эти заказы будут, Вернер тоже не сомневался. Вот уж черта с два им удастся его отодвинуть!

«Юпитеры» отработают свое, в связке с четвертой ступенью спутник окажется на орбите, и пусть точность выведения будет отсутствовать как класс! Это уже пройденный этап. Нужно планировать дальнейшие действия, и у него есть, что предложить – наработки и расчеты Кёлле,[4] и свои собственные, по новой ракете. Целое семейство, начиная с 500-тонного прототипа, баки от текущего семейства «Юпитеров», а вот движки…

Браун резко поднялся с места и стал прохаживаться, и мысль сразу вернулась к расчетам, выстраиваясь в мозгу в четкие таблицы, которые, как говорят, предпочитал Циолковский вместо графиков. Тот двигатель, что хотел Кёлле, пока никто не сделает. Ничего, у Рокетдайна есть интересные прототипы двигателей попроще. Главное – не увлекаться и не закладывать запредельных характеристик, делать все просто и надежно… Вторую ступень можно взять готовую, тот же Титан вполне впишется. Понятно, что это временное решение, вот если бы поставить на верхнюю ступень водород…

Ладно, а как назвать новое семейство? Эта проблема не заняла и нескольких секунд времени будущей легенды и покорителя Солнечной системы. Элементарно! Какая планета идет после Юпитера? Конечно же, Сатурн! Ну, так и запишем…

Москва, май 2057 года

Борис Сергеевич Мельников, ранее простой университетский профессор, бывший декан, а ныне заслуженный член Академии наук, лауреат Госпремии и всемирно известный физик-универсал никак не рассчитывал найти в своей квартире постороннего человека. Не то, чтобы он испугался – и возраст не тот, и особого смысла пугаться в такой ситуации нет. Захотят прибить – прибьют, хотя уже лет двадцать он не слышал про такие случаи, а тем более, в центре Москвы… Скорее, появилось любопытство и захотелось узнать, что нужно этому шустрому наглецу, в лице которого ему сразу почудилось что-то знакомое.

– Прошу прощения, что влез – глухим голосом спокойно сказал «наглец», поднимаясь со стула. – Но нам очень нужно поговорить, и желательно наедине. Поэтому я выключил ваш планшет, когда вы вошли.

Борис Сергеевич молча вынул их чехла планшет и повертел в руках. Тот был выключен.

– Любопытно, – хмыкнул академик, – Однако, представьтесь, молодой человек. Сдается мне, что вы меня знаете.

– Вы тоже меня знаете неплохо, – со странной усмешкой ответил незванный гость, – То есть знали. Как студент, еще в том веке. Присмотритесь.

Мельников не спеша шлепнул по сенсору на стене, усилив освещение. Потом всмотрелся в лицо гостя еще раз.

– Господи Иисусе, – пробормотал он через минуту. – Хорошо быть у всех на виду! Если бы я сошел с ума, мне бы давно сообщили…

– Медленно соображаешь, Борька-Бугай, – рассмеялся Иван, подходя ближе. – Узнал?

– Ты двойник или клон? – неуверенно спросил Борис Сергеевич. – Все, кто знал про это погонялово, давно померли, и костей не осталось. Иван Родин, под которого ты косишь, давно умер.

– Не совсем, – поправил его Иван, усмехаясь. – Ты мой труп видел?

Мельников промолчал.

– Не видел, – заключил Иван, – хоть на дворе были «лихие девяностые», и трупов этих было… Я все постепенно расскажу, и тебе придется поверить.

– Помнишь Алину с параллельного? – вдруг мрачно спросил Мельников. – За которой мы оба бегали?

– Алена, а не Алина, спокойно ответил Иван. – И она еще жива и выглядит получше тебя, бугая.

– Я знаю, – пробормотал Мельников. – Наша медицина за это время сделала огромные успехи, так ее разэтак…

– Еще загадки будешь загадывать? – добродушно спросил Иван. – Полчасика можем на это убить.

Борис Сергеевич снова внимательно присмотрелся к собеседнику. Похож, очень похож. На память пожилой академик, слава богу, не жаловался. В памяти сами собой всплывали мелочи, вроде манеры Ивана говорить или слушать, смеяться или грустить, веселиться или отчаиваться. Похож, очень похож…

– Значит, Алену помнишь, – наконец проговорил Борис Сергеевич. – А помнишь, что ты мне потом на ухо сказал, когда в общаге с ней застукал? А?..

Иван на секунду задумался, а потом от души расхохотался, утирая выступившие слезы. Отсмеявшись, он снова успокоился, но улыбка осталась, словно приклеенная.

– Я сказал: «любитесь конем», – Сказал он. – А ты боялся, что я задумал какую-то месть в духе Монте-Кристо и боялся со мной общаться. Пока меня Катерина не взяла в оборот. Ты тогда на радостях весь наш «Ройял» в дело пустил, последние два пузыря. Потом две недели по ночам вагоны разгружал, и Алена тебя чуть не бросила.

– Я уже лет пятьдесят не пью, – проворчал профессор, не зная, что ответить. – А Катерина все равно скоро от тебя ушла…

– Да, нашла более перспективного кандидата, нежели нищий постсоветский физик. В малиновом пиджаке, как положено, – Несмотря на прошедшие годы, у Ивана в груди кольнуло от почти забытой боли. – С другой стороны, после этого я полностью сосредоточился на нашей науке.

Впечатленный Мельников кивнул.

– Помню, и в Америку не поехал, хотя звали. А вот я не устоял…

– Знаю, я следил за твоей карьерой, – продолжил за него Иван. – Потом ты с подачи Алферова вернулся.

– А ты задолго до этого пропал, – заметил Мельников. – Я слышал про авиакатастрофу, но никаких общих знакомых у нас не было, и я ничего не узнал. Значит, все неправда?

– Это как посмотреть, – вздохнул Иван. – После Кати у меня в жизни осталась наука и полеты. Я в аэроклуб пошел, учиться. Тогда вариантов было много, но и риск больно велик, никто ни за что не отвечал при несчастном случае. А я хотел научиться летать и попробовать в отряд пробиться. Тогда желающих почти не было, а тут молодой и якобы перспективный ученый…

– В отряд космонавтов?! – поразился академик. – Я не думал, что ты такой мечтатель.

– Я сам не думал. Но не срослось. А летать я научился. Потом расскажу.

– Ты сначала расскажи, – саркастически проворчал Борис Сергеевич, – зачем мой одногруппник решил воскреснуть из мертвых и явиться сюда посреди ночи. Ты очень похож на Ивана, которого я знал, но манеры немного не те…

– А шестьдесят пять лет просто так прошло? – слегка повысил голос Иван. – Я все эти годы не в гробике лежал и не в склянке с формалином плавал. Мне восемьдесят пять, как и тебе! Жизнь целую прожил, даже несколько!

– Вспылил, – довольно пробурчал академик, – Вот это больше на тебя похоже. Рассказывай, тень отца Кабани, зачем пришел.

Иван молча сел за стол и пригласил собеседника сесть с противоположной стороны. Борис Сергеевич артачиться не стал и сел напротив, выстукивая на столешнице какой-то марш. С минуту Иван молчал, а потом внезапно улыбнулся.

– Прохладно тут у тебя, Борька, – заметил он. – Сейчас согреемся.

В следующий миг Мельников увидел ярко-красный свет на кончиках пальцев своего визави, а еще через секунду на столешницу с характерным скрипом прямо из его ладоней высыпалась целая гора пышущих жаром углей. Едко запахло дымом, жар ударил в лицо, а угли продолжали гореть. Борис Сергеевич оцепенел. Он понимал, что нужно бежать, хватать огнетушитель и тушить пожар, но почему-то не тронулся с места и продолжал смотреть на угли, которые Иван как ни в чем не бывало ворошил руками, насыпая в кучки и снова распределяя по столу ровным слоем. Самое интересное – на столешнице раскаленные угли не оставляли ни малейших следов. Впрочем, как и на руках самого Ивана.

Решившись на собственный эксперимент, Мельников протянул руку и осторожно взял двумя пальцами один из угольков. Было горячо, но терпимо, уголек легко крошился, осыпаясь меж пальцев серой крошкой.

– Твою мать!.. – вырвалось у почетного академика спустя еще минуту.

– Ты матом тоже пятьдесят лет не ругался? – иронично подколол Иван. – Можешь выложить из угольков неприличное слово, если вслух стесняешься.

Ничего не отвечая, Борис Сергеевич в полной прострации продолжал ворошить угли. Наконец, Иван решил прервать забаву. Он поднял руки над столом ладонями вниз и все угольки ярко вспыхнули оранжево-красными точками и пропали, словно их и не было.

– Объяснять будешь? – тихо спросил Мельников.

– Это программа, «демон», – охотно ответил Иван. – Она создает трехмерную модель настоящих угольков. Только не таких горячих.

– Иллюзия? Внушение?

– Нет, объекты реальные, то есть настолько реальные, насколько человек их может ощутить. Силовые поля образуют контуры объектов и «красят» их в нужные цвета. Они же создают тактильные ощущения и тепловое излучение.

– Силовые поля?! – оживился академик, чуть ли не вскакивая с места.

– Потом расскажу, – снова отмахнулся Иван. – Тут главное, что ты знаешь рамки возможного в технике. Все это далеко за их пределами, как ты понял.

– А запах откуда? – подозрительно спросил Мельников.

– Запах настоящий, синтезированные частицы дыма.

– А почему пожарка не работает? – Академик все еще пытался за что-то зацепиться, чтобы не верить до конца…

– Я ее выключил.

Борис Сергеевич поглядел вверх и не увидел на потолке красную звездочку включенной пожарной сигнализации.

– Ловко, – вздохнул он. – Ты так любой прибор можешь?..

– Любой, если он сделан на Земле, – тихо сказал Иван и умолк, следя за реакцией уважаемого академика, который в этот момент словно язык проглотил. Наконец, до него дошло.

– Ты хочешь сказать, что…

– Какие еще у тебя варианты?.. – веско спросил Иван. – Ты бы в своей лаборатории смог такое сделать? Хотя бы за пять лет и с бюджетом в триллион рубликов?

– Да хоть в десять триллионов, не поможет, – признал Борис. – А как ты это сделал? Где вся эта техника спрятана?

– Она не спрятана, она перед тобой, – ответил Иван. – Это мои импланты. Целая система, сорок восемь основных частей и несколько сотен вторичных, или вспомогательных. Большинство их них в нано-размерах, но есть и более крупные. Почти все они в костях, внутри.

– Докажи, – решительно заявил академик. – Ты же понимаешь, как это все звучит…

По комнате словно прокатился мрачный вздох – мощная инфразвуковая волна действовала угнетающе. Оконные стекла мгновенно стали непрозрачными, и вдоль стен ярко вспыхнули длинные оранжевые полосы, словно светильники, которых тут никогда не было. Еще через пару секунд они погасли, а потолок и стены исчезли, сменившись черной пеленой космоса. Лишь стол и два человека за ним оставались посреди этой холодной черноты.

Оробевший Борис Сергеевич заставил себя оторваться от созерцания пустоты и взглянуть на Ивана, в глазах которого ярко сияли фиолетовые ободки, особенно хорошо заметные в почти полной темноте.

– Что у тебя с глазами? – Любопытство настоящего ученого перевесило робость.

– Мультиспектральные сенсоры, очень полезная штука, – охотно объяснил Иван. – Обычно их не видно, я специально для тебя так сделал. Я могу видеть и через проекцию, прямо в мозги, но своими глазами, пусть слегка улучшенными, все же приятнее…

– Охренеть, – прошептал Борис Сергеевич.

– Я все это тебе показываю не ради любви к искусству, – терпеливо начал Иван, – Посмотри вон туда, наверх. Проникнись. Красиво? Очень. И опасно. Тоже очень. Все эти игрушки оттуда.

– Значит, «они» существуют, ты к этому ведешь? – медленно проговорил Борис Сергеевич. – Подумай, Иван, подумай, если это все-таки ты. Как это все звучит? Инопланетники. Импланты. Твое фаер-шоу. Скажу честно, я всю жизнь очень хотел в это верить. Ну, что мы не одни и все такое…

– Но наука пока не в курсе дел, – иронично договорил за него Иван. – Очень хорошо знаю. Есть тысячи известных экзопланет, но до них не долететь, леталка не выросла. Спектроскопия за полвека неплохо продвинулась, и у нас есть четкие следы органики в атмосферах некоторых планет, но и только. Есть такие планеты, где имеется жидкая вода, и их даже много. Есть огненные миры, есть ледяные миры. Есть кислородные, есть метановые, есть намеки на фтор. И ни одного радиосигнала, так? Все эти огромные новейшие космические антенны достают до самой «эры рекомбинации», космологи в экстазе, а правнуки основателей SETI [5] продолжают деньги собирать и обещают, что вот-вот найдем?

– Примерно так, – вздохнул Мельников. Все это было горькой правдой. Настолько горькой, что хотелось и за соломинку ухватиться…

– А сигналов нет, – уже более эмоционально продолжил Иван. – И скорее всего, не будет. И из этого мы делаем далеко идущие выводы, что «там» никто не живет! Только вот есть один вопрос! Причем тут радиосигналы?!

Пауза получилась эффектная, выпуклая и театральная до дрожи. Мельников целую минуту молча переваривал услышанное.

– А иначе-то как?!.. – пробормотал он наконец.

– К этому я и клоню, – Понимающе кивнул Иван. – Представь, что на дворе XIX век, пятидесятые годы. Спектроскопия делает первые шаги, про радио никто не слышал. Вот ты крупный ученый, не побоюсь этого слова, Мельников своего времени… Не ржи! Как ты будешь решать проблему поиска внеземных жителей?

– Ну, это, – дар речи почти оставил академика, в отличие от чувства юмора. – Соберу дворовых девок посимпатичнее… Поснимаю с трюмо в поместье все зеркала, раздам… Будем зайчики в Луну пускать…

– Молодец! – захохотал Иван. – Понял теперь? Полдня пропаритесь, а потом тебе надоест и ты объявишь, что на Луне никто не живет, и начнешь этих девок по одной на сеновал водить… Или по две, ты же самых симпатичных отобрал. С таким же успехом можно большой дымовой костер развести, или как индейцы, плоскогорье птичками и букашками разрисовать. Офигенно увлекательно и даже красиво, только научный результат будет не очень.

– А радио все же посильнее солнечных зайчиков будет, – усмехнулся Мельников.

– Конечно! – согласился Иван. – До поры, до времени других варантов нет. Но кто сказал, что радио – это навсегда и что это вершина? Просто времени прошло всего-то полторы сотни лет, а для следующего прорыва нужно намного больше знаний, чем для радио. У Попова его «грозоотметчик» из какого барахла был сделан! Две катушки и стеклянная трубка с опилками!

– Плюс две тысячи лет опытов с электричеством и умы вроде Герца и Максвелла, – сварливо добавил Мельников.

– Вот именно! – Иван легонько пристукнул кулаком по столу. – И только к концу позапрошлого века начали разбираться! С другой стороны, с технологией летания полный застой. Борька! В этом году сто лет первому спутнику! А мы только на Луну со скрипом начали возвращаться, а о Марсе все так и мечтаем! Ну не маразм?

– Маразм, – согласился академик. – Но давай вернемся к теме. Если радио – это чуть лучше, чем дымовой костер, то чем его заменить?

– Можешь сам что-нибудь предложить? – тихо спросил Иван. – Что-нибудь более быстрое, а?..

– Разве что тахионы, – подумав, неуверенно припомнил Мельников. – Но это же концепция, гипотеза. До сих пор не было ни намека на их реальность. Даже если они есть, то информацию перенести не могут. То есть могут, но не быстрее света. Это если по-простому.