Текст книги "Николай II в секретной переписке"

Автор книги: Олег Платонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 72 страниц)

Здесь ожидал нас ген. Радко-Дмитриев возле чудного почетного караула 4-го драгунского Екатеринославского полка. Недалеко был плац, где состоялся смотр двум смешанным полкам сибирских стрелков, – среди них полки мама и Алексея. Вид у них был очень хороший. Издали доносилось буханье наших орудий, – тогда как раз происходила наша удачная атака. На обратном пути к поезду мы зашли в большой лазарет, который был полон тяжело раненными беднягами.

Так как мы выехали с опозданием на час, то проехали Псков в 12ч. 15м. ночи, и мне пришлось в течение почти часа принимать Рузского, так что не удалось лечь в постель раньше 2 ч. Спал отлично до 10 ч. 30 м. утра пятницы.

Погода была теплая, но дождь лил потоками.

В 2 часа мы прибыли в Витебск и отправились прямо на смотр 78-й пехотной дивизии. Дождь лил, и поле было усеяно лужами воды, к великому удовольствию Бэби.

Эта дивизия отличилась в Карпатских боях. Когда она прибыла сюда месяц тому назад, то насчитывала всего 980 человек – это дивизия-то! Теперь она вновь достигла состава 15000. Свыше 3000 вернулись в свои полки – все с георгиевскими крестами. Вид у них был великолепный – как у гвардейцев. По дороге на станцию мы зашли в собор, битком набитый народом. После обеда прибыли в Могилев – но ночь провели в нашем уютном поезде. Нынче утром мы в 10 переехали. Алексей побежал в сад, а я пошел на доклад, который, разумеется, оказался продолжительным. Сегодня по всему фронту было спокойно – только перестрелка. Все наши иностранные друзья встретили нас с любезными лицами – Алексей и его толстый бельгиец улыбнулись друг другу через стол. Мы предприняли нашу обычную поездку в моторе, гуляли и развели костер у шоссе.

Ну, моя возлюбленная душка, мне пора кончать. Я так благодарен тебе за твои письма! Нежно, нежно целую тебя и девочек.

Благослови вас Бог!

Неизменно твой муженек

Ники.

Царское Село. 1 ноября 1915 г.

Мой дорогой душка,

Только что получила письмо Бэби. От души им наслаждалась, – он так забавно пишет! Как жаль, что был такой дождь и слякоть, но зато, по крайней мере, Двина не замерзнет!

Очень беспокоит меня Румыния, – если правда то, что Веселкин телеграфировал (бумаги Григор.), будто в Рущуке говорят, что Румыния объявила нам войну, – я надеюсь, что это ни на чем не основано, и они нарочно распространяют такие слухи, чтобы угодить Болгарии. Это было бы ужасно, потому что я боюсь, что тогда и Греция будет против нас. Черт побери эти балканские государства! Россия всегда была для них любящей матерью, а они изменяют ей и сражаются с ней. Поистине конца нет заботам и беспокойству!

Читаю описание путешествия в газетах – сколько ты сделал! M-r Ж. все так мило описывает.

Вчера вечером мы обедали наверху, в угловой комнате, – ужасно грустно и пусто без Солнечного Луча. Я потом молилась в его комнате – нет там маленькой кроватки! А затем я вспомнила, что там, где он сейчас находится, с ним рядом спит другое любимое существо. Какое счастье, что вы можете все друг с другом разделять, для него так хорошо быть в твоем обществе! Это его быстро развивает, я надеюсь, что он не слишком шалит при гостях. Он пишет, что очень счастлив опять быть в ставке. – Сегодня я простилась с своими Крымцами, Губаревым, Вачнадзе и сыном Боткина, которые теперь возвращаются на фронт. Все Крымцы спешат вернуться в свой полк, так как их отправили на новый фронт.

Серая дождливая погода. Сегодня утром сердцу моему лучше, но я себя чувствую нехорошо, так что совсем не выйду, даже в церковь, – надо еще поправиться. Посылаю тебе трогательную телеграмму от Грузинского полка Алексея. Я им ответила, что перешлю ее ему – может быть, ты поблагодаришь их от его имени?

Как ты нашел бедного Канина? Надеюсь, что ему не очень плохо. Сестра Ольга пишет, что она очень довольна своей работой. Дорогая матушка весь день бегает по лазаретам и находит Ольгин лазарет милым и уютным.

Мой дорогой, я лежу в постели после приема Хвостова, который просил быть срочно принятым. Ну, наш милый Фредерикс опять колоссального дал маху, что доказывает, что ему нельзя говорить ничего серьезного или чего-либо секретного! – Хвостов получил письмо от Дрентельна (своего бывшего зятя). Он принесет его тебе, чтобы показать, в каких выражениях оно написано. Он ему пишет, что Фредерикс послал за ним и сказал ему, что желал бы знать, почему Хвостов так неправильно судит о Джунковском и т.д. Дрентельн в ярости, видит результат темной силы (нужно подразумевать нашего Друга) и говорит, что жалеет тебя и Россию, если Хвостов коверкает все донесения таким образом. Хвостов будто бы сказал, что нужно остерегаться Джунковского из-за некоторых его поступков, полиции и т.д., из-за поведения его на съезде московского дворянства, – где он выставлял себя мучеником из-за Гр. и т.д., и в обществе и в клубах, – где ему хочется обратить на себя внимание своими разговорами, – и что поэтому нельзя давать ему назначения на Кавказ. – О, этот ужасный путаник! Теперь это передается среди Преображенцев и губернаторов, бывших товарищей, и страшно вредит Хвостову. Он просит тебя ничего не говорить ни Фредериксу, который все еще более испортит, ни Дрентельну, который будет в бешенстве, узнав, что я видела письмо. Такое несчастное положение, – оно связывает Хвостова по рукам! Увы! полк совсем не безупречен и ненавидит нашего Друга, так что он надеется, что ты скоро дашь Дрентельну повышение, – дай ему армейскую бригаду, чтобы он не получил еще большего влияния в своем полку. Дрентельн пишет, что Орлов посылал за Джунковским (будто бы его брат опасно заболел), и Н. предложил ему пост атамана Терских войск, но Джунковский отказался. Из перлюстрированных писем видно, что Н. намеревается предложить ему место своего помощника.

Ради Бога, не соглашайся, иначе там образуется целое гнездо злодеев, замышляющих зло и вред. Дай ему лучше назначение на фронт – он слишком опасный человек, чтобы играть роль мученика.

Я велела Хвостову впредь обращаться к Воейкову вместо старого выжившего из ума болтуна. Нет, действительно, это ужасно, ужасно! Скажи об этом В., если он даст обещание держать язык за зубами, пока не увидит Хвостова. Он просит тебя принять его на этих днях по делу. Он пришлет мне свой ответ Дрентельну, – я просила хорошенько его обдумать, так как многие его будут читать, и он должен дать такие объяснения, которые могут быть оглашены.

Так как в движении находится недостаточно вагонов, я думаю, что было бы хорошо немедленно послать одного из сенаторов, например, Дм. Нейдгардта, который часто бывал в подобных командировках. Это ничего, что у него комитет Михень, – и ведь недолго обревизовать уголь в главном центре. Там огромные скопления угля, которые должны быть перевезены в крупные города, и если ты пошлешь его немедленно, то это не может быть обидой для нового министра. Он не знаком с Треповым[496]496
  Трепов Александр Федорович, министр путей сообщения.


[Закрыть], – многие против него, потому что он человек слабый и не энергичный. Наш Друг очень огорчен его назначением, потому что Он знает, что тот против Него, – его дочь сказала об этом Гр., и Он опечален, что ты не спросил у Него совета. Я тоже жалею о назначении. Я тебе, кажется, об этом говорила, что он человек несимпатичный – я его знаю довольно хорошо. Его дочери были не совсем нормальны и пробовали отравиться несколько лет тому назад. Киевский брат[497]497
  Трепов Федор Федорович, бывший киевский генерал-губернатор.


[Закрыть] гораздо лучше. Нужно будет заставить этого поинтенсивнее работать.

Ежедневно должно приходить 400 вагонов муки, приходит же только 200. Нужно наладить все поскорее и поэнергичнее, – мысль о ревизии кажется мне превосходной – Сенат. ревизия для угля. – Если мы его получим, народ не будет мерзнуть и будет спокоен. Нужно послать ревизора в важнейшие угольные центры, откуда уголь переправляют уже сюда. Мне неловко, что я надоедаю тебе со столькими вещами. Прилагаю прошение моего Галкина[498]498
  Галкин-Врасской Михаил Николаевич, член Комитета попечения о трудовой помощи под председательством Царицы.


[Закрыть] о сыне. Он заставил А. написать нескольким генералам, но все ответили, что это касается маленького генерала (не умею писать его имя) – Конозаровского[499]499
  Правильнее Кондзеровский Петр Константинович, дежурный генерал при верховном главнокомандующем.


[Закрыть]. Ты, может быть, попросишь Киру передать ему это прошение от меня? Он хороший офицер, – был, кажется, в артиллерийской академии, – Костя слыхал о нем, – так смешно, что он сын Галкина. Лио[500]500
  Камердинер Царицы.


[Закрыть] лучше, слава Богу, – теперь Волков дежурит – мне стыдно, что я увезла его из ставки.

Я надеюсь, что когда ты получишь это письмо, милой маленькой ручке будет лучше, и она не будет мешать спать по ночам.

Бедной Сербии пришел конец. Но такова, видно, ее судьба, ничего не поделаешь! Вероятно, это наказание стране за то, что они убили своих короля и королеву. Погибнет ли Черногория или ей поможет Италия? А Греция? Что за позорную комедию разыгрывают там и в Румынии, – как бы мне хотелось, чтобы все выяснилось! Мое личное мнение, что наших дипломатов следовало бы повесить. Савинский[501]501
  Русский посланник в Софии.


[Закрыть] был всегда другом длинноносого Фердинанда (говорят, у них общие вкусы), – он это всегда раньше говорил и всегда туда ездил. П.-Козелл[502]502
  Поклевский-Козелл С.А. (о нем см. сноску 435).


[Закрыть] не исполнил своего долга, а Елим[503]503
  Демидов, князь Сан-Донато, Элим Павлович, русский посланник в Афинах.


[Закрыть], по-моему, тоже дурак. Не могли бы они работать поусерднее? Посмотри, как германцы все пробуют, чтобы только добиться успеха.

Наш Друг был всегда против войны и говорил, что Балканы не стоят того, чтобы весь мир из-за них воевал, и что Сербия окажется такой же неблагодарной, как и Болгария.

Мне очень неприятно, что у тебя столько беспокойств, а меня с тобой нет. Я нахожу, что Сазонов мог бы запросить греческое правительство, почему они не выполнили своего договора с Сербией – греки ужасно фальшивы.

Как понравилось иностранцам пребывание на фронте? Должна скорее кончать. Страшно тоскую по тебе и стремлюсь к тебе, нежно целую и обнимаю.

Во вторник Ольге будет 20 лет.

Твоя старая

Женушка.

Царское Село. 2 ноября 1915 г.

Мой дорогой,

Горячо поздравляю по случаю 20-ой годовщины со дня рождения нашей дорогой Ольги. Как бежит время! Я хорошо помню каждую подробность этого памятного дня. Мне кажется, что все это происходило лишь вчера.

Серо и дождливо, унылая погода. Как ручка дорогого Бэби? Надеюсь, что не хуже, и что он не очень страдает, бедный малютка!

Жадно жду известий. В Афинах приняли австро-германскую депутацию, – враги напряженно работают для достижения своих целей, а мы всегда доверяемся и всегда нас обманывают. Всегда надо энергично следить за Балканами и показывать им нашу силу и настойчивость. Я предвижу ужасные осложнения по окончании войны, когда надо будет разрешить вопрос о балканских государствах, и опасаюсь, что эгоистическая политика Англии резко столкнется с нашей. Надо ко всему хорошенько подготовиться, чтобы не иметь неприятных сюрпризов. Надо их прибрать к рукам теперь, пока у них большие затруднения.

Вчера Андрон. рассказал А., что Волжин призвал к себе Живахова и сказал ему, что ты и я желаем его назначения, и дал ему список всех чиновников Синода, чтобы он решил, кого удалить и заменить. У одного 8 человек детей, у другого 6 и т.д. Конечно, Ж. отказался, и министр внутренних дел устроит его пока у себя, чтобы нe терять этого превосходного человека, отлично знающего церковные дела. Это просто трусость и гадость! Почему не взять его в качестве одного из помощников? Он[504]504
  Волжин.


[Закрыть] кому-то сказал, что боится нас, но Думы еще больше. Он хуже Саблера, – что поделать с таким трусом? – Если у тебя имеются бумаги от него, то непременно напиши ему, что ты желаешь знать, “назначен ли уже Ж.”? Тебе это все может показаться пустяком, но, правда же, дружок, он знает все их тайны, интриги, все ходы и выходы и мог бы принести большую пользу. Он очень решителен и мог бы поддержать В. советом, хотя и молод. Зачем увольнять из-за него бедняка, почему не назначить его помощником, неужели только потому, что мы за него просили? Это почти твое первое желание, и он его не исполняет и, несомненно, свалит вину на Ж. О, люди! такие все ничтожества, только о себе и думают, – масса прекрасных слов, а когда надо действовать, то одна трусость!

Посылаю тебе полученную нами прелестную телеграмму от Эриванцев. Я нахожу, что у Ольги лучший вид, – с тех пор, как она больше стала лежать, она выглядит менее утомленной и не такая зеленая.

Сейчас идет снег и дождь вместе, такая слякоть!

О, родной мой, благодарю еще и еще за твое милое письмо! Я была несказанно рада его получить. Каждое словечко от тебя так много для меня значит, мой ангел! Как интересно все, о чем ты пишешь! Я только беспокоюсь о Бэбиной руке, так что просила нашего Друга подумать о ней. Он просил меня передать Хвостову, чтобы тот не отвечал на письмо Дрентельна, так как ответ будет показываться направо и налево и породит еще больше сплетен, – будет еще хуже. Он не обязан отвечать, потому что это дерзость и оскорбление так писать твоему министру. А. передала ему это по телефону. Она мне дала письмо от Келлера тебе на прочтение, – когда будет свободная минута, – и затем прошение, по обыкновению.

Я дам Ольге подарки в ее спальне, так как мы обедаем наверху. Гротен уезжает на 2 дня для сдачи полка, а затем останется в Двинске, так как его перевели в резерв (это очень его огорчает). У него цветущий, молодой вид; он опять может ездить верхом. Завтра придут ко мне мой Веселовский, Выкрестов и несколько младших офицеров, которые бежали из плена.

Должна кончать, дружок, так как надо прочесть до обеда кучу бумаг.

Прощай, мой любимый, да благословит и сохранит тебя Господь!

Целую тебя без конца, нежно и страстно.

Навсегда твоя старая

Солнышко.

Могилев. 2 ноября 1915 г.

Моя милая птичка,

Большое, большое спасибо за милые письма. Как досадно, что ты опять чувствуешь себя хуже и что у тебя расширено сердце! Береги себя и хорошенько отдыхай. Но я знаю, что это безнадежный совет, ибо нельзя жить вблизи столицы, никого не принимая.

Когда мы вечером прибыли сюда в поезде, то Бэби дурил, делал вид, что падает со стула, и ушиб себе левую руку (под мышкой), потом у него не болело, но зато распухло. И вот, первую ночь здесь он спал очень беспокойно, то и дело садился в постели, стонал, звал тебя и разговаривал со мной. Через несколько минут засыпал, – это повторялось каждый час до 4-х ч.

Вчерашний день он провел в постели. Я всем объяснял, что он просто плохо спал, и я тоже, – да это и было так.

Слава Богу, нынче все прошло, – только он очень бледен, и было маленькое кровотечение из носу. В остальном он совершенно такой, как всегда, и мы вместе гуляли в садике.

В 4 ч. пополудни мы отправились в театр, где нам показывали кинематограф, между прочим, снимки твоего пребывания здесь.

5-го, в четверг вечером, мы отправляемся в поездку на юг. Она продлится неделю, а потом мы вернемся сюда.

Я боюсь, что мне трудно будет подробно сообщать тебе все по телеграфу, – а может быть, я найду время писать тебе, так как расстояния между этими городами и местечками невелики, и мы будем спокойно стоять на некоторых станциях – так надо полагать. Только что получил твое последнее письмо от 1 ноября, в котором ты пишешь о разговоре с Хвост. Я понятия не имел, что Дрентельн был его зятем. Не могу понять, что тревожит Хв. в этой истории с письмом. Я хотел бы, чтобы ты обращала поменьше внимания на такие мелочи. Несколько дней тому назад я говорил тебе, что предложил Дрент. командовать Преображ., и не могу этого отменить.

Прими, пожалуйста, генерала Муррея перед его отъездом в Англию.

Ну, мне надо кончать, так как нужно прочесть целую уйму. Бэби лег спать. Благослови Бог тебя и девочек, прощай, мое милое, родное Солнышко! Крепко целую тебя и ужасно тоскую по тебе.

Твой муженек

Ники.

Царское Село. 3-го ноября 1915 г.

Мой родной, любимый,

Поздравляю тебя по случаю 20-й годовщины со дня рождения нашей Ольги! У нас в 12 1/2 час. будет отслужен молебен в большой комнате с нашими дамами – так менее утомительно для нее и для меня. Утро очень туманное. Татьяна пошла в лазарет. Рита Хитрово была вчера у Ольги и тронула меня, сказав, что раненые очень огорчены, что я больше не хожу на их перевязки, так как доктора делают им больно. Я всегда перевязываю самых больных. Так досадно, что не могу взяться опять за работу! Но мне нужен полный покой – один день у меня сердце более расширено, другой день менее, и я себя скверно чувствую, так что даже несколько дней не курила. Довольно с меня одних приемов и докладов!

Видела бедного Мартынова на костылях. У него одна нога на 4 сантиметра короче другой. Вот уже скоро год, как он ранен, и в мае, надеются, он сможет опять служить. Прямо чудо, что он в живых! Он счастливо каждый раз избегал смерти под ним убило двух лошадей, когда он был уже ранен, и обе ноги прострелены и переломлены.

Я говорила с Ниродом про пасхальные подарки для армии. Мы еще не истратили тех 3 миллионов рублей, которые ты дал из удельных сумм и которые Кабинет должен возместить. Осталось немного больше миллиона, и мы хотим на это заказать подарки к Пасхе. Только каждый получит гораздо меньше, так как все сильно вздорожало и даже нельзя достать в требуемом количестве. Затем приходил опять m-r Малькольм с предложением от общества бывших суфражисток заняться нашими беженцами, в особенности беременными женщинами. Они прекрасно работали во Франции. Можно было бы их присоединить к Татьянинскому комитету. Бьюкенен должен еще поговорить об этом с Сазоновым. Я просила Малькольма повидать Ольгу – он сегодня вечером уезжает в Киев, а затем в Одессу. Тебе было бы интересно его повидать, он такой милый и услужливый человек. Он написал в Англию, прося собирать деньги для наших пленных, – так добр, генерал Вильямс его знает. Они меня просили быть попечительницей их госпиталя, который находится в Эллином доме, – он, кажется, будет назван в честь тети Аликс.

Затем приняла четырех моих стрелков, – посылаю тебе их имена, – прямо молодцы – один бежал, но его поймали, 50 человек уже вернулись – через Бельгию и Голландию, – теперь они там одного оставили в качестве переводчика, – с ними хорошо обращались, заботились о них, кормили и одевали. Они шли ночью по компасу. Их взяли в плен 11 ноября прошлого года. Брат Выкрестова тоже с ними, только под другим именем и одетый солдатом, так легче бежать. Один из них, Знаменец[505]505
  Знаменщик.


[Закрыть], рассказывал, что они сохранили клочки знамени и верхушку его, которую старый фельдфебель не успел сжечь. Видела также Ольгиного командира.

Аля со своими двумя детьми пробыла у нас 3/4 часа, что меня сильно утомило. Если увидишь Н.П. наедине, посоветуй ему быть осторожным насчет книги Джунковского, из-за Дрентельна, который может сделать из этого грязную историю. Только Дрентельн ни за что не должен знать, что это идет от А. Хвост, и Бел. обедают у А. Это, по-моему, напрасно, – похоже, что она хочет играть роль в политике. Она так горда и самоуверенна, и недостаточно осторожна. Но они просили ее принять их. Вероятно, опять надо что-нибудь передать, и они не знают, как это сделать иначе, а наш Друг желает, чтобы она жила исключительно для нас и для таких вещей.

Сокровище мое, должна кончать теперь. Да благословит и сохранит, и да подаст тебе мудрость Господь! Какие новости относительно Румынии и Греции? Хотелось бы, чтобы нашим летчикам удалось что-нибудь сделать в Болгарии на железной дороге и на Дунае, куда немцы столько всего навезли! Интересно, приедет ли Кирилл туда вовремя и удачно ли – это очень важно. Без конца целую, нежно люблю и тоскую.

Навсегда твоя старая

Солнышко.

Царское Село. 3 ноября 1915 г.

Мой любимый,

Начинаю мое письмо сегодня вечером, чтобы не забыть просьбы Хвостова, переданной мне через А.

I. Оказывается, старик предложил министерство[506]506
  Министерство земледелия.


[Закрыть] Наумову[507]507
   Наумов Александр Николаевич, министр (управляющий) земледелия, как выяснилось позднее, активный масон.


[Закрыть] в такой нелюбезной форме, что тот отказался. Хвостов виделся после этого с Наумовым и уверен, что тот согласится и будет счастлив, если ты его просто назначишь. Он очень порядочный человек – он нам обеим нравится. Белецкий, кажется, раньше работал с ним. Так как он очень богат (его жена – дочь Форосского Ушкова[508]508
  Владелецимения “Форос” в Крыму.


[Закрыть]), то не будет брать взяток. А тот, кого предлагал Горемыкин, немногого стоит – я забыла его имя.

II. Затем о Родзянко из Думы. Хвостов находит, что ему надо бы дать теперь орден. Это ему польстило бы, а вместе с тем, он упал бы в глазах левых тем, что принял от тебя награду. Наш Друг говорит, что это было бы правильным образом действий. Конечно, это очень несимпатично, но – увы! теперь времена такие, что нужно из благоразумия делать такие вещи, которых бы не хотелось делать.

III. Затем он просит, чтобы не сменяли сейчас московского полицмейстера, потому что у него много нитей в руках, так как он принадлежал раньше к сыскной полиции. Наш Спиридович[509]509
  Спиридович Александр Иванович, генерал-майор, бывший начальник отдельного корпуса жандармов, управляющий дворцовой комендатурой, сопровождающий Царя в ставку.


[Закрыть] туда не подойдет. Оказывается, он вторично женился на какой-то сомнительной особе, бывшей исполнительнице цыганских песен, – так что ему, кажется, предлагают губернаторский пост подальше.

IV. Просит тебя не ссылать Ксюнина[510]510
  Сотрудник “Нового времени”.


[Закрыть] в Сибирь, так как два генерала дали ему ложные известия о нашем десанте в Болгарии (он передаст тебе имена). Он талантливо пишет в газетах – достаточно будет выговора.

V. Получил ли ты телеграмму от какой-то женщины с советом заточить меня и Эллу в монастырь? Он что-то об этом слыхал, и если это правда, то желательно было бы, чтоб за ней наблюдали и выяснили, кто она такая.

Это, кажется, все. Он боится встречи с Дрентельном и находит, что не может подать ему руки после такого письма (попроси его показать тебе это письмо); если ты его заставишь, то он должен будет послушаться, – а если нет, то публика будет недовольна и будет об этом говорить. Мне так жалко этого бедного человека! Он привез мне твои секретные маршруты (от Воейкова), и я никому ни слова об этом не скажу, только нашему Другу, чтобы Он тебя всюду охранял. Только бы Кирилл имел успех! Наш Друг сказал еще одну вещь, а именно: если будут предлагать большие суммы (с тем, чтобы получить награды), их нужно принимать, так как деньги очень нужны; поощряешь их делать добро, уступая их слабостям, и тысячи от этого выигрывают, – верно, но все-таки это безнравственно. Но в военное время все по-иному. Поговори с Хвостовым о Живахе (неужели я до сих пор неверно пишу это имя?) Андр.[511]511
  Андронников М.М.


[Закрыть] передал все не совсем так, как было.

4-го ноября.

Густой снег выпал за ночь, все бело, термометр на нуле.

Ты получишь это письмо за несколько часов до своего отъезда. Да сохранит тебя Бог под Своим Покровом, и да охранят тебя и дорогого Бэби ангелыхранители, св. Николай и Пресвятая Богородица! Сердцем и душой буду все время вблизи вас. Как тебе будет интересно! Если тебе представится возможность, то передай мой привет и благословение моим Крымцам, а также офицерам Нижегородского полка через Ягмина. Как бы мне хотелось быть вместе с тобой – столько переживаний!

Я читала в “Новом времени” краткое описание очевидца из Риги. Я не могла читать без слез. Что же чувствуют те тысячи, которые видят тебя и Бэби вместе, таких простых и доступных? Могу себе представить, как глубоко ты все это переживаешь, мой дорогой. Слава Богу, что ты теперь командуешь и сам себе начальник! Посылаю тебе цветы, чтобы они сопровождали тебя в твоем путешествии. Они стояли у меня сегодня в комнате и дышали тем же воздухом, что и твое старое Солнышко, – фрезии долго держатся в воде.

Если ты увидишь наших любимых матросов и моих великанов, то вспомни нас и поклонись им от нас, если представится случай. Я надеюсь, что погода будет хорошая и теплая и что твоя поездка принесет много пользы. Вероятно, Ольга Евгеньевна будет откуда-нибудь за тобой наблюдать, так как она живет в Одессе.

Если ты получишь какие-нибудь достоверные известия о Румынии или Греции, то будь ангелом и сообщи их мне. Елена[512]512
  Елена Петровна, дочь сербского короля, жена Великого князя Иоанна Константиновича.


[Закрыть] боится за своего отца, потому что он сказал, что в случае несчастия он умрет со своей армией или покончит с собой.

Игорь рассказал нам это за завтраком – он говорит, что с бедной тетей Ольгой[513]513
  Греческая королева, вдова Георга I.


[Закрыть] нельзя касаться в разговорах Греции.

Обоих вас мне недостает этот раз более, чем когда-либо. Так стремлюсь к тебе, только бы слышать твой милый голос, смотреть в твои дорогие глаза и чувствовать твое дорогое присутствие! Слава Богу, что Бэби с тобой (он тебя утешит) и что он в таком возрасте, что в состоянии тебе сопутствовать. Хороню мою тоску по тебе в своей усталой душе и больном сердце – невозможно привыкнуть к таким разлукам, особенно когда остаешься дома одна. Но все же хорошо, что тебя здесь нет – “атмосфера” тяжела и удушлива. Я очень жалею, что твоя матушка вернулась в город. Боюсь, что прожужжат ей, бедной, уши нехорошими сплетнями. О, милый, до чего я устала в этом году от жизни и постоянных тревог и страхов! Хотелось бы заснуть на время и забыть все и этот ежедневный кошмар. Но Бог поможет! Когда себя плохо чувствуешь, все это еще более угнетает, – хотя другие этого и не видят. Наш Друг находит, что Хвостов не должен бы подавать руки Др. после такого дерзкого письма. Но я думаю, что Др. будет сам избегать его. Очень жаль бедного толстяка[514]514
  Хвостов А.Н.


[Закрыть].

Гр. просил меня повидаться с ним завтра в маленьком доме, чтобы поговорить о старике, которого я еще не видала.

Должна кончать. Да благословит Бог твое путешествие! Спи спокойно, чувствуй меня в своем купе, осыпаю нежными поцелуями каждое любимое местечко и кладу мою усталую голову на твою грудь. Твоя старая

Женушка.

Горячо благодарю моего дорогого за последнее письмо, которое меня более чем обрадовало. Если не можешь телеграфировать подробностей, то я все-таки смогу понять. Если напишешь “наши”, то будет означать Гвардейский Экипаж, если “твои”, то Крымцы, если Иедигаров – Нижегородцы. Всегда смогу более или менее догадаться, и затем сообщай о погоде. У меня есть список городов, которые ты посетишь, полученный от Хвостова, так что я могу следить за вами. Я не хотела, чтобы ты теперь отнял Пр.[515]515
  Преображенский полк.


[Закрыть] уДр., лучше позднее.

Прочти это раньше, чем примешь Хвостова. Он просил меня подготовить тебя по некоторым вопросам.

Могилев. 4 ноября 1915 г.

Мое возлюбленное Солнышко,

Спасибо за твои милые письма, которые опять приходят сюда вечером. Надеюсь, твое бедное сердце скоро снова будет в порядке. Я ненавижу разлуку в такие моменты и хорошо понимаю, что угнетенное состояние вполне естественно временами, когда есть внутренняя боль.

Вчера мы устроили молебен ради милой Ольги, – церковь была полна генералов, офицеров и солдат, – все больше живущих здесь, – я заказал этот благодарственный молебен для Бэби и себя. Теперь к столу приглашается много народа (это по предложению Н.П.), – таким образом, они все проходят перед глазами. Некоторые иностранцы уехали на фронт, другие в Петроград. Высокий черногорец возвращается домой, так как понадобился королю. Завтра мы уезжаем на неделю, и я рад, что мы отправляемся на юг, а особенно что увижу любимые войска, которых не видел с начала воины. В Одессе мы увидим Гвард. Экип., который присоединится ко всем гвардейцам, также посылаемым туда – в Бессарабию – недели через три.

Впоследствии я объясню тебе, какие будут приняты меры в том случае, если Румыния не позволит нашей армии пройти через эту страну.

На нашем фронте все спокойно? Спроси генерала Муррея, каково его мнение о наших делах – тебе это будет интересно, потому что он много видел и слышал во время своей поездки на наш фронт.

Родненькая – я так нежно люблю тебя, так нуждаюсь в тебе!

5 ноября. Вчера Алексеев, Сазонов и я совещались насчет Рум. и Греции. Мы пришли к заключению, что пока благоразумнее будет оставить первую в покое и не посылать Кирилла. Франция и Англия, по-видимому, поняли, наконец, что Грецию надо заставить вести себя прилично по отношению к ним и бедным Сербам!

Мне пора кончать. Да благословит Бог тебя, мое сокровище, и девочек и да сохранит Он вас! Осыпаю тебя поцелуями и остаюсь неизменно твоим старым муженьком

Ники.

Царское Село. 5 ноября 1915 г.

Мой родной ангел,

Как очаровательны фотографии Алексея! Ту, на которой он стоит, следовало бы напечатать на открытках для продажи, – пожалуй, даже обе. Снимись с Бэби, тоже для продажи, чтобы мы могли разослать карточки солдатам. На юге снимитесь с крестами и медалями, в фуражках, а в ставке или по дороге туда на фоне леса, в шинелях и папахах. Фредерикс спросил, можно ли разрешить в публичных представлениях синематографов снимки Бэби с Джой[516]516
  Собака Наследника.


[Закрыть]. Я не могу судить, потому что я их не видела, так что предоставляю решить тебе. Бэби сказал m-r Ж., что смешно показывать его “выделывающим пируэты”, и что собака выглядит гораздо умнее его, – мне это нравится. У нас завтракала m-me Зизи. Она докладывала о разных прошениях и дамах, желающих меня видеть. Рощаковский[517]517
  Рощаковский Михаил Сергеевич, принимал участие в строительных работах на Мурмане.


[Закрыть] был очень интересен, – я велела ему написать памятную записку для тебя. Дело идет об Архангельской жел. дороге, которая, как он думает, могла бы работать в 7 раз интенсивнее, чем теперь. Угрюмов[518]518
  Угрюмов Алексей Петрович, вице-адмирал, принимал участие в строительных работах на Мурмане.


[Закрыть] прислал его по делам, главным образом – относительно П. заводов, но он воспользовался этим, чтобы увидеть меня и сказать мне, как трудно Угрюмову что-либо сделать, так как ему до сих пор не дано никаких официальных полномочий.

Теперь говорят, что там вводится военное положение, чтобы помочь ему. Но это вовсе не требуется, так как там все спокойно – ни скандалов, ни беспорядков или чего-либо подобного. Когда он просил формального назначения обревизовать железные дороги, то военный министр передал это Рухлову и т.д. Если бы у него было особое назначение, он мог бы издавать более строгие распоряжения, ведь он очень энергичен. Инженеры были бы обязаны его слушаться, – он мог бы сменять неисправных и награждать усердных, – мог бы заставить увеличить число товарных поездов, ускорить работу по прокладке ширококолейной дороги и т.п. Он ничего не просит, но Рощаковский просил меня сегодня, для пользы дела, замолвить перед тобою словечко. Место генерал-губернатора является, – особенно теперь – во время войны, очень важным, и многое зависит от распорядительности и исполнения приказаний вовремя.

Я тебе очень надоела всеми этими вещами, мой бедный? Теперь я, конечно, прибавлю еще одно прошение. Генерал Муррей еще не приезжал, но когда он приедет, я, конечно, с удовольствием его приму.

Только что был у меня князь Голицын со своим докладом о наших пленных. Мы посылаем 4 раза в неделю по несколько вагонов, нагруженных различными вещами. Как Синод скупится! Я просила Волжина послать побольше священников и церквей в Германию и Австрию, а Синод захотел, чтобы платили мы. Но это стоило бы слишком дорого. Тогда он потребовал, чтобы деньги были выданы из военного фонда – это прямо позор в военное время! Их монастыри, особенно московские, очень богаты, но они и не думают помогать. Он написал в Троице-Сергиеву Лавру, чтоб они прислали нам для пленных крестики и образа; если они не хотят сделать этого бесплатно, то мы заплатим – и они даже не отвечают! Я теперь попробую через Эллу. Мы уже послали 10000, но это ведь ничтожное количество.