Текст книги "Николай II в секретной переписке"

Автор книги: Олег Платонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 72 страниц)

“С особенно тяжелым сердцем отпускаю я тебя в этот раз”

1 июня 1915 года императорский Дом Романовых постигает тяжелая утрата:умирает Великий князь Константин Константинович, поэт (К.Р.) и выдающийся деятель русской культуры.

Положение на фронте приобретает угрожающий характер. Австро-германские войска, продолжая наступление в мае-июне, заставили русскую армию оставить Галицию. Главная причина поражений состояла в плохом управлении войсками и подборе кадров. Сильно сказывался также недостаток боеприпасов и вооружения. Главная ответственность за эти поражения была на верховном главнокомандующем, Великом князе Николае Николаевиче, поглощенном честолюбивыми замыслами. Сам же Николай Николаевич главным виновником поражений считал военного министра Сухомлинова, в чем сумел убедить и Царя. В июне Сухомлинов был смещен, дело о нем передано в следственную комиссию, а на его место назначен генерал Поливанов, как позднее выяснилось, активный масон и заговорщик, умевший скрывать свои низкие замыслы под личиной преданности.

В июне 1915 года Царь проводил время в ставке почти безвыездно. Только 22 июня совершил поездку в Беловеж через Слоним, Ружаны и Пружаны.

В отсутствие Государя начинается новая клеветническая кампания против Распутина, так называемое дело о кутеже в ресторане “Яр” в Москве. Враги России придают этой кампании большое значение для дискредитации Царя. Одна из главных ролей в этой кампании принадлежит масону Джунковскому.

Ц.С. 10 июня 1915 г.

Мой родной, бесценный,

С особенно тяжелым сердцем отпускаю я тебя в этот раз – положение так серьезно и так скверно, и я жажду быть с тобою, разделять твои заботы и огорчения. Ты все переносишь один с таким мужеством! Позволь мне помочь тебе, мое сокровище. – Наверное, есть дела, в которых женщина может быть полезной. – Мне так хочется облегчить тебя во всем, а министры все ссорятся между собою в такое время, когда все должны бы работать дружно, забыв личные счеты, и работать лишь на благо Царя и отечества. – Это приводит меня в бешенство. – Другими словами, это измена, потому что народ об этом знает, видит несогласие в правительстве, а левые партии этим пользуются. – Если б ты только мог быть строгим, мой родной, это так необходимо, они должны слышать твой голос и видеть неудовольствие в твоих глазах. – Они слишком привыкли к твоей мягкой, снисходительной доброте. – Иногда даже тихо сказанное слово далеко доходит, но в такое время, как теперь, необходимо, чтобы послышался твой голос, звучащий протестом и упреком, раз они не исполняют твоих приказаний или медлят их исполнением. – Они должны научиться дрожать перед тобой. Помнишь, m-rPh.[249]249
  Филипп Низьер Вашоль, уроженец Лиона, спирит, предсказатель, врачеватель.


[Закрыть] и Гр. говорили то же самое. – Ты должен просто приказать, чтобы то или иное было выполнено, не спрашивая, исполнимо это или нет (ты ведь никогда не попросишь чего-нибудь неразумного или невозможного). Прикажи, например, чтобы, как во Франции (республике), те или другие заводы выделывали бы гранаты, снаряды (если пушки и ружья слишком сложно), пусть большие заводы пошлют инструкторов. Где есть воля, там найдется и способ ее осуществления. Они должны все понять, что ты настаиваешь на том, чтоб твои приказания немедленно исполнялись. – Они должны подыскать людей, заводчиков, чтобы наладить все, пусть они сами наблюдают за ходом работы. Ты знаешь, как даровит наш народ...

Двинь их на работу, и они все смогут сделать, – только не проси, а приказывай, будь энергичен, на благо твоей родины. – То же относительно другого вопроса, который наш Друг так принимает к сердцу и который имеет первостепенную важность для сохранения внутреннего спокойствия – относительно призыва 2-го разряда: если приказ об этом дан, то скажи Н., что так как надо повременить, ты настаиваешь на его отмене. Но это доброе дело должно исходить от тебя. Не слушай никаких извинений (я уверена, что это было сделано ненамеренно, вследствие незнания страны). – Поэтому наш Друг боится твоего пребывания в ставке, гак как там тебе навязывают свои объяснения, и ты невольно уступаешь, хотя бы твое собственное чувство подсказывало тебе правду, для них не приемлемую. – Помни, что ты долго царствовал и имеешь гораздо больше опыта, чем они. На Н. лежит только забота об армии и победе – ты же несешь внутреннюю ответственность и за будущее, и если он наделает ошибок, тебе придется все исправлять (после войны он будет никто). – Нет, слушайся нашего Друга, верь ему, его сердцу дороги интересы России и твои. Бог недаром его нам послал, только мы должны обращать больше внимания на его слова – они не говорятся на ветер. Как важно для нас иметь не только его молитвы, но и советы! Министры не догадались тебя предупредить, что эта мера может быть гибельной, а он сделал.

Как тяжело не быть с тобою, чтобы поговорить обо всем и помочь тебе быть твердым! – Мысленно и в молитвах буду всюду сопровождать тебя. – Да благословит и сохранит тебя Господь, мой мужественный, терпеливый, кроткий! Осыпаю твое дорогое лицо нежными поцелуями без конца. – Люблю тебя несказанно, мой ненаглядный, солнышко и радость моя. – Крещу тебя. – Грустно не молиться вместе, но Ботк. находит, что благоразумнее оставаться в покое, чтобы поскорее поправиться.

Женушка.

Нашей Марии 14-го исполнится 16 лет. Подари ей от нас двоих бриллиантовое ожерелье, как и двум старшим.

Царское Село. 11 июня 1915 г.

Мой родной, бесценный,

Мои нежнейшие мысли несутся к тебе с любовью и тоской. – Было таким чудным сюрпризом, когда ты неожиданно появился здесь, – я молилась, плакала и была несчастна без тебя. – Ты не знаешь, как мне тяжела разлука с тобой и как ужасно для меня твое отсутствие! Твоя милая телеграмма была большим для меня утешением, так как я была очень грустна, а возмутительное настроение Ани по отношению ко мне (не к детям) отнюдь не вносило оживления. – Мы обедали и пили чай на балконе. Сегодня опять дивная погода. Я все еще лежу в постели, отдыхаю, как видишь, так как сердце не в порядке, хотя и не расширено. Разбирала фотографии, чтобы наклеить их в альбомы для здешней выставки на базаре. – Подумай, муж Марии Барят.[250]250
  Барятинский Иван Викторович.


[Закрыть] умер 9-го в Бережанах от удара, в имении Рай – его тело перевезут в Тарнополь. – Он былуполном. Кр. Креста при 11-й Армии. – Воображаю отчаяние Марии и Ольги[251]251
  Барятинская Ольга Викторовна, сестра умершего.


[Закрыть], – они так любили своего брата Ивана. Затем умер старый граф Олсуфьев[252]252
  Олсуфьев Алексей Васильевич, член Александровского комитета о раненых.


[Закрыть], – они жили, как голубки, она, наверное, в ужасном горе. – Отовсюду слышишь, мне кажется, только о смертях. – Отгадай, что я делала вчера вечером в постели? – Я откопала твои старые письма и перечла многие из них, и те немногие, которые были написаны до нашей помолвки, – и все твои слова, исполненные горячей любви и нежности, согрели мое больное сердце, и мне казалось, что я слышу твой голос.

Я перенумеровала твои письма; последнее №176 из ставки. – Нумеруй мое вчерашнее, пожалуйста, №313. Надеюсь, что мое письмо тебя не огорчило, но меня преследует желание нашего Друга, и я знаю, что неисполнение его может стать роковым для нас и всей страны. – Он знает, что говорит, когда говорит так серьезно. – Он был против твоей поездки в Л. и П.[253]253
  Литва и Польша.


[Закрыть], и теперь мы видим, что она была преждевременна[254]254
  Г. Распутин считал, что до тех пор, пока победа России в Галиции и Польше не закреп лена, поездка Царя в эти районы нежелательна.


[Закрыть], Он был сильно против войны, был против созыва Думы (некрасивый поступок Родз.) и против печатания речей (с этим я согласна).

Прошу тебя, мой ангел, заставь Н. смотреть твоими глазами – не разрешай призыва 2-го разряда[255]255
  Речь идет о призыве ратников 2-го разряда на военную службу, что отвлекало от народного хозяйства миллионы трудоспособных мужчин и усиливало военное бремя. Армия России численно значительно превышала армию Германии, а численность вооруженных сил Антанты, куда входила Россия, была намного больше вооруженных сил держав Тройственного Союза.


[Закрыть]. – Отложи это как можно дальше. Они должны работать на полях, фабриках и пароходах и т.д. Тогда уж скорее призови следующий год. Пожалуйста, слушайся Его совета, когда говорится так серьезно, – Он из-за этого столько ночей не спал! Из-за одной ошибки мы все можем поплатиться. – Интересно, какое настроение ты нашел в ставке и очень ли у вас жарко?

Феликс[256]256
  Юсупов Ф.Ф. (младший).


[Закрыть] сказал Ане, что в карету Эллы (тогда) бросались камни и в нее плевали, но она не хотела с нами говорить об этом; там на днях опять опасаются беспорядков, не знаю почему[257]257
  Великая княгиня Елизавета Федоровна, как и ее сестра Царица по происхождению немка, во время войны испытала на себе антинемецкие настроения. Косвенно они были направлены и против Царицы. В Москве, где жила Елизавета Федоровна, антинемецкие беспорядки были особенно сильны, когда главноначальствующим там был князь Ф. Юсупов (отец).


[Закрыть]. – Старшие девочки сейчас в госпитале, вчера все четыре работали в складе – делали бинты, а позднее пойдут к Ирине. – Как ты себя чувствуешь, моя любовь? Твои дорогие грустные глаза все меня преследуют. – Милая Ольга написала прелестное письмо и спрашивает много про тебя, как ты все переносишь, хотя она говорит, что ты с веселым лицом будешь скрывать и молча переносить трудности. – Я так боюсь за твое бедное сердце – ему столько приходится переживать. Откройся твоей старой женушке, твоей невесте прошлых дней, поделись со мной твоими заботами – это тебя облегчит. Хотя – иногда чувствуешь себя сильней, если держишь все про себя, не позволяя себе размякнуть. Но это так вредно сердцу физически, – я слишком хорошо это знаю.

Моя птичка, целую тебя, прижимаю твою дорогую голову к моей груди, полной невыразимой любви и преданности. – Твоя навсегда старая

Аликс.

Привет старику и Н.П.

Я приму сегодня г-жу Гартвиг[258]258
  Жена русского посланника в Сербии Н.Г. Гартвига.


[Закрыть], Раухфус, четырех дочерей Трепова (2 из них замужем). – Не забудь поговорить о раненых офицерах, чтобы им позволили оканчивать лечение на дому до возвращения во 2-й, 3-й или 4-й раз на фронт – это ведь так жестоко и несправедливо. Н. должен дать Алеку об этом приказание.

Царское Село. 12 июня 1915 г.

Мой родной, бесценный,

С таким нетерпением ожидаю я весточки от тебя и жадно читаю утренние газеты, чтобы узнать, что происходит!

Опять дивная погода. Вчера во время обеда (на балконе) полил страшный дождь; дождь льет каждый день, но я лично ничего против этого не имею, так как всегда боюсь жары. Вчера было очень жарко, и настроение Ани было отвратительное, а это не улучшает моего самочувствия. Она ворчала против всех и всего и отпускала сильные, скрытые шпильки против тебя и меня. – Сегодня днем я поеду кататься, а завтра надеюсь (после недельного перерыва) пойти в госпиталь, так как одному офицеру надо вырезать аппендицит.

Ногу Дмитрия положили в гипс и сегодня ее будут просвечивать рентгеновскими лучами, чтобы определить, правда ли, что она сломана, или только вывихнута и раздроблена, – всегда ему не везет!

Дорогой мой, прошу тебя, помни насчет Тобольских татар – их надо призвать, – они великолепны, преданны и, без сомнения, пойдут с радостью и гордостью. – Я нашла бумагу старой Марии Фед.[259]259
  Жена Императора Павла I.


[Закрыть], которую ты мне однажды принес, посылаю ее тебе, – она очень забавна.

Вчера я видела г-жу Гартвиг, и она мне рассказала много интересного про наше отступление из Львова. Солдаты были в отчаянии и говорили, что не хотят идти на врага с голыми руками. Ярость офицеров против Сухомлинова безмерна бедняга, – они проклинают самое имя его и жаждут его отставки. Я думаю, для него самого было бы это лучше, во избежание скандала. Это его авантюристка-жена окончательно погубила его репутацию, и за ее взятки он страдает. Говорят, что он виноват в том, что у нас вовсе нет снаряжения, что является нашим проклятием и т.д. Я пишу тебе все это, чтобы ты знал, какие она вынесла впечатления.

Все страстно желают чуда, успеха, чтобы снаряжения и оружия стало вдвое больше. – Каково настроение в ставке? – Как бы я хотела, чтобы Н. был другим человеком и не противился Божьему человеку! Это всегда приносит несчастье их работе, а эти женщины[260]260
  Великие княгини Анастасия и Милица Николаевны.


[Закрыть] не дают ему перемениться. Он получил бесчисленные награды и благодарности за все, но слишком рано. – Больно подумать, что он столько получил, а мы почти все опять потеряли. – Но я убеждена, что Всемогущий Бог поможет, и настанут лучшие дни. Какие испытания ты переносишь, мое солнышко! Жажду быть с тобою и знать, как ты себя нравственно чувствуешь – спокоен и мужествен, как всегда, скрывая боль, как всегда? – Да поможет тебе Бог, мой дорогой страдалец, и да даст тебе силу, веру и мужество! – Твое царствование было полно тяжелых испытаний, но награда должна когда-нибудь прийти – Господь справедлив. – Птички так весело поют, и легкий ветерок доносится через окно. – Я встану, когда кончу это письмо. Спокойствие последних дней благоприятно отозвалось на состоянии моего сердца.

Передай горячий привет старику и Н.П.; я рада, что последний с тобою, я чувствую вблизи тебя теплое сердце – и это успокаивает меня за тебя, милый. Постарайся написать несколько слов Марии, в воскресенье ей минет 16 лет. – Татьяна ездила вчера верхом, я ее в этом поддержала, остальные девочки, конечно, поленились и пошли вместо этого в ясли играть с детьми. В Лозанне умер кн. Серг. Мих. Голицын. – Кажется, это тот, у которого много жен.

Теперь, мой дорогой Ники, – я должна проститься. Жалею, что мое письмо так неинтересно. – Четыре дочери Трепова глубоко тебе благодарны, что ты позволил им похоронить их мать рядом с отцом. Они видели его гроб, он совершенно не тронут.

Благословляю без конца тебя, любовь моя, осыпаю твое милое лицо поцелуями и остаюсь навсегда твоя

Солнышко.

Ставка. 12 июня 1915 г.

Возлюбленная моя женушка,

Горячо благодарю тебя за два твоих милых письма, они освежили меня. На этот раз я уезжал с таким тяжелым сердцем! Думал обо всех разнообразных и трудных вопросах – о смене министров, о Думе, о 2-м разряде и т.д. По прибытии нашел Н. серьезным, но вполне спокойным. Он сказал мне, что понимает серьезность момента и что получил на этот счет письмо от Горемыкина.Я спросил его, кого бы он рекомендовал на место Сухомлинова. Он ответил – Поливанова[261]261
  Поливанов Алексей Андреевич, масон, начальник главного штаба и помощник военного министра, с 13 июня 1916 года назначен военным министром.


[Закрыть].

Просмотрев ряд фамилий генералов, я пришел к выводу, что в настоящий момент он мог бы оказаться подходящим человеком. За ним послали, и он явился нынче после полудня. Я совершенно откровенно поговорил с ним и сказал ему, почему я был недоволен им раньше – А. Гучков и т.д.[262]262
  Царь был недоволен, что Поливанов поддерживает тесную связь с А.И. Гучковым, которого Царь знал как своего активного врага (впоследствии выяснилось, что Гучков являлся активным масоном и его сближение с Поливановым произошло на масонской почве, оба они были участниками заговора против Царя).


[Закрыть] Он сказал, что знает это, и уже 3 года носит это бремя моего неудовольствия. В этой войне он утратил своего сына и много и хорошо помогал Алеку.

Я надеюсь, поэтому, что его назначение будет удачным.

Нынче я видел и Кривошеина, имел с ним продолжительную беседу. Он меньше нервничал, и потому был более рассудителен. Я послал за Горемыкиным и некоторыми из более старых министров, завтра мы обсудим некоторые из этих вопросов и ничего не обойдем молчанием. Да, моя родная, я начинаю ощущать свое старое сердце. Первый раз это было в августе прошлого года после Самсоновской катастрофы, и теперь опять – так тяжело с левой стороны, когда дышу. Ну, что ж делать!

Увы, я должен кончать, они все собираются к обеду у большого шатра. Благослови тебя Бог, сокровище, утеха и счастье мое! Горячо целую вас всех. Всегда твой муженек

Ники.

Божественная погода.

Царское Село. 12 июня 1915 г.

Мой единственный,

Начинаю письмо сегодня вечером, п.ч. завтра утром надеюсь пойти в лазарет, и тогда будет меньше времени для письма. Мы с Аней ездили сегодня кататься до Павловска – в тени было совсем прохладно; мы завтракали и пили чай на балконе, но к вечеру стало слишком свежо. – От 9 1/2 до 11 1/2 ч. вечера мы были у Ани, я работала на диване, а 3 девочки играли в разные игры с офицерами. – Я устала после своего первого выхода. – Мой Львовский склад находится на время в Ровно, около станции, – дай Бог, чтобы нас оттуда не вытеснили дальше. – Тяжело, что нам пришлось оставить тот город[263]263
  Львов.


[Закрыть], – хотя он не был вполне нашим, все же горько, что он попал им в руки. – Теперь Вильгельм, наверное, спит в постели старого Франца-Иосифа, – которую ты занимал одну ночь. Мне это неприятно, это унизительно, но можно перенести. Но при мысли, что те же поля сражения будут опять усеяны трупами наших храбрых солдат, сердце разрывается. – Я знаю, я не должна говорить с тобою об этих вещах – у тебя и без того достаточно скорби, мои письма должны быть веселыми, но это немного трудно, когда тяжело на душе и на сердце. – Надеюсь повидать нашего Друга на минутку у Ани, чтобы проститься с ним – это меня ободрит. – Сергей Тан.[264]264
  Танеев Сергей Александрович, церемониймейстер, брат А. Вырубовой.


[Закрыть] должен был выехать сегодня вечером в Киев, но получил телеграмму, что Ахтырцы переведены в другое место, и поэтому он уезжает завтра. – Интересно, какие новые комбинации. – Как было бы хорошо, если бы Алексеев оставался с Ивановым, – дела пошли бы лучше – Драгомиров все портит.

Я молюсь, молюсь, и все недостаточно. – Злорадство немцев приводит меня в ярость. – Господь должен, хочется верить, внять нашим молитвам и послать успех нашим войскам! Теперь они направятся на Варшаву, около Шавли уже много войск – о, Боже, какая ужасная воина! – Дорогой мой, мужественный, как бы я хотела обрадовать твое бедное, измученное сердце чем-нибудь светлым, какой-нибудь надеждой! – Я жажду крепко обнять тебя, положить твою дорогую голову на мое плечо – тогда я могла бы покрыть поцелуями твое лицо и глаза и нашептать тебе сладкие слова любви. – Я ночью целую твою подушку – это все, что мне осталось, – и крещу ее. – Теперь я должна идти спать. – Спи спокойно, мое сокровище, крещу и целую тебя горячо и ласкаю твое дорогое чело.

Июня 13-го. Как мне благодарить тебя за твое дорогое письмо? Я получила его, вернувшись из госпиталя. – Так обрадовалась этой весточке от тебя, мой ангел, благодарю тысячу раз! – Но я обеспокоена, что твое милое сердце не в порядке. Прошу тебя, вели Боткину осмотреть тебя, когда ты вернешься, – он может дать тебе капли, ты будешь принимать их при болях. – Я так сочувствую всем, у кого больное сердце, так как столько лет сама этим страдаю. Скрывать и таить все горести и заботы – очень вредно для сердца. Оно физически устает от этого. Это иногда было видно по твоим глазам. – Только всегда говори мне об этом, потому что у меня достаточный опыт в этом отношении, и м.б. я сумела бы тебе помочь. Говори обо всем со мной, поделись всем, даже поплачь – это иногда физически как будто облегчает.

Слава Богу, Н. понял про 2-й разряд. – Извини меня, но я не одобряю твоего выбора военного министра – ты помнишь, как ты сам был против него, и наверное правильно, и, кажется, Н. тоже. – Он работает с Ксенией. Но разве он такой человек, к которому можно иметь доверие? Можно на него положиться? Как бы я хотела быть с тобою и узнать причины, побудившие тебя его назначить! – Я боюсь назначений Н. – он далеко не умен, упрям, и им руководят другие. – Дай Бог, чтобы я ошибалась и чтобы твой выбор оказался удачным, но я все же каркаю, как ворона. – Мог ли этот человек так измениться? Разошелся ли он с Гучковым[265]265
  Речь идет о назначении военным министром Поливанова (см. сноску 262).


[Закрыть]. Не враг ли он нашего Друга, что всегда приносит несчастие? – Заставь милого старого Горемыкина хорошенько поговорить с ним, нравственно на него повлиять. – О, дай Бог, чтобы эти 2 министра оказались действительно подходящими к своим местам! Сердце полно беспокойства и так жаждет единения среди министров, успеха. – Дорогой мой, предложи им по возвращении из ставки представиться мне, – я буду горячо молиться и употреблю все усилия быть тебе действительно полезной. – Это ужасно – не помогать и допускать, чтобы ты один справлялся со всей работой.

Наш Друг опять обедал (кажется) с Шаховским[266]266
  Шаховской Всеволод Николаевич, управляющий Министерством торговли и промышленности.


[Закрыть], он ему нравится. – Он может направить его на верный путь. – Подумай, как странно: Щербатов[267]267
  Щербатов Николай Борисович, управляющий Министерством внутренних дел.


[Закрыть] написал очень любезное письмо Андроникову[268]268
  Андронников Михаил Михайлович, князь, аферист, пытавшийся втереться в окружение Г. Распутина, преследуя корыстные цели.


[Закрыть] после того, как говорил тебе против него. Есть еще один министр, который, по-моему, не на месте (в разговоре он приятен), это – Щегловитов[269]269
  Щегловитов Иван Григорьевич, министр юстиции.


[Закрыть]: он не слушает твоих приказаний, и каждый раз, когда думает, что прошение исходит от нашего Друга, не желает его исполнять, и недавно разорвал одно, обращенное к тебе. Это рассказал Веревкин[270]270
  Веревкин Александр Николаевич, товарищ министра юстиции.


[Закрыть], его помощник (друг Гр.).И я заметила, что он редко исполняет то, что у него просишь. Он упрям, как Тимирязев[271]271
  Тимирязев Василий Иванович, председатель совета Русского для внешней торговли банка и русско-английской торговой палаты.


[Закрыть] – и держится “буквы”, а не души. – Хорошо быть строгим, но надо быть более справедливым и добрее к маленьким людям, снисходительнее.

Наша операция с аппендицитом сошла благополучно; видела вновь прибывших офицеров; бедному мальчику, у которого тетанос, немного лучше, – больше надежды.

Чудная погода, я лежу на балконе, птички так весело поют. А. только что была у меня, она видела Гр. сегодня утром. – Он в первый раз после пяти ночей спал хорошо, и говорит, что на фронте стало немного лучше. – Он тебя настоятельно просит поскорее приказать, чтобы в один определенный день по всей стране был устроен всеросс. крестный ход с молением о даровании победы. Бог скорее услышит, если все обратятся к нему. Пожалуйста, отдай приказание об этом. Выбери какой угодно день и пошли свое приказание по телеграфу (открыто, чтобы все могли прочесть) Саблеру[272]272
  Саблер Владимир Карлович, обер-прокурор Святейшего Синода.


[Закрыть]. Скажи об этом же Шавельскому. Теперь Петр. пост, так теперь это еще более своевременно, это поднимет дух и послужит утешением для наших храбрых воинов. – Прошу тебя, дорогой, исполни мою просьбу. Пусть приказание исходит от тебя, а не от Синода.

А., Аля и Нини[273]273
  Воейкова Евгения Владимировна, жена дворцового коменданта.


[Закрыть] поехали в автомобиле в Красное, чтобы переговорить с Гротен. – Сейчас я должна поскорее отослать это письмо. – Мария Барятинская обедает с нами сегодня, а завтра с Ольгой уезжает в Киев, кажется.

Да благословит и сохранит тебя Господь! – Сердцем и душою с тобою, мои молитвы о тебе непрестанные. Я грустна и подавлена, ненавижу быть разлученной с тобою, особенно когда у тебя столько забот. Но Бог поможет! Когда эти кр.ходы будут устроены, я уверена, Он услышит молитвы твоего верного народа.

Да сохранит и наставит тебя Господь, мой дорогой друг!

Если у тебя есть какие-нибудь вопросы для нашего Друга, напиши мне немедленно.

Осыпаю тебя нежными поцелуями. Навсегда твоя старая

Женушка.

Привет старику и Н.П.

Ц.С. 14 июня 1915 г.

Мой любимый,

Поздравляю тебя от всего моего любящего сердца с 16-тилетием рождения нашей, уже взрослой Марии. – Какое было холодное, дождливое лето, когда она родилась! – До этого у меня были ежедневно боли, в течение 3-х недель. – Жаль, что тебя здесь нет. – Она так обрадовалась полученным подаркам: я подарила ей от нас ее первое кольцо, сделанное с одним из моих бухарских бриллиантов.

Она такая веселая сегодня!

Пишу на балконе, мы только что кончили завтрак, а до этого были в церкви. Бэби днем едет в Петергоф, а позднее к Ане. – Погода дивная, и благодаря ветру не жарко, но вечера свежие. Мария Барятинская обедала с нами и сидела до 101/2, a затем я легла, так как у меня болела голова.

У девочек была репетиция в “маленьком доме”.

Мой любимый, все мои мысли и молитвы с тобою все это время, так много забот и горя на сердце! – Надеюсь, что ты распорядишься относительно крест. ходов. – Старый Фредерикс, конечно, напутал: он продолжает выплачивать Ольге Евг. ее жалованье как моей фрейлине, а не пенсию ее отца, которая гораздо меньше и которую она просила. Она совершенно смущена твоей добротой.

Вчера я видела 10 англ. автомобилей – очень хороши, гораздо лучше наших: есть 4 койки для раненых, место для сестры или санитара, и всегда можно иметь горячую воду; они надеются достать еще 20 таких автомобилей для мама и меня. Как только она их осмотрит, их надо отправить немедленно на фронт, я думаю. туда, где кавалерия больше всего в них нуждается теперь. – Но я не знаю куда именно, может быть, ты узнаешь, и тогда я намекну об этом дорогой мама. – Она теперь на Елагине.

К чаю придет Павел, а потом дети пойдут к Ане, может быть, и я к ней забегу на минутку, если не слишком устану. Сегодня вечером или завтра утром увижу нашего Друга. Днем мы поедем кататься – Аня со мной, а девочки за нами в двух маленьких экипажах. Должна кончать письмо, мой любимый.

Как бы я хотела знать, каковы известия с фронта! – Такая тревога на душе!

До свидания, мой Ники, мой единственный, мой родной. Да благословит и защитит тебя Господь! Покрываю твое дорогое лицо поцелуями. Навсегда твоя

Солнышко.

Ц.С.

14 июня 1915 г.

Мой родной, любимый Ники,

Как я благодарна тебе за твою дорогую телеграмму! – Бедняжка, даже по воскресеньям у тебя заседания министров. Наша прогулка в Павловск была очень приятной; на возвратном пути маленький автомобиль Георгия (как у Алексея) налетел на наш экипаж, но, к счастью, не опрокинулся, и машина его не испортилась. Павел пил со мной чай и просидел 1 3/4 часа. Он был очень мил, говорил откровенно и просто, благожелательно, без желания вмешиваться в дела, которые его не касаются, – только расспрашивая о разных вещах. С его ведома я о них и рассказываю. Ну, во-первых, – недавно у него обедал Палеолог и имел с ним долгую интимную беседу, во время которой он очень хитро старался выведать у Павла, не имеешь ли ты намерения заключить сепаратный мир с Германией, так как он слыхал об этом здесь, и во Франции распространился об этом слух; – они же будут сражаться до конца. Павел отвечал, что он уверен, что это неправда, тем более, что при начале войны мы решили с нашими союзниками, что мир может быть подписан только вместе, ни в каком случае сепаратно. Затем я сказала Павлу, что до тебя дошли такие же слухи насчет Франции. Он перекрестился, когда я сказала ему, что ты и не помышляешь о мире и знаешь, что это вызвало бы революцию у нас, – потому-то немцы и стараются раздувать эти слухи. Он сказал, что слышал, будто немцы предложили нам условия перемирия. Я предупредила его, что в следующий раз он услышит, будто я желаю заключения мира. Затем Павел меня спросил, правда ли, что Щегловитов сменяется и тот противный Манухин[274]274
  Манухин Сергей Сергеевич, член Государственного совета.


[Закрыть] назначается на его место. Я ответила, что ничего об этом не знаю, и не понимаю, почему Щегл. собрался именно теперь ехать в Солов. монастырь. Затем он мне сказал о другой вещи, которая хотя и неприятна, но лучше тебя о ней предупредить, – а именно, что последние 6 месяцев говорят о шпионе в ставке, и когда я спросила его имя – он назвал генерала Данилова (черный)[275]275
  Слух этот не соответствовал действительности, и впоследствии Царь назначал Г.Н. Данилова на важные посты, в частности, командующего 5-й армией.


[Закрыть]. Он от многих слышал, что чувствуется что-то неладное, а теперь и в армии об этом говорят. Друг мой, Воейков хитер и умен, поговори с ним об этом и вели ему умно и осторожно следить за этим человеком. Конечно, как Павел говорит, у нас теперь мания на шпионов, – но все же, раз такое сильное подозрение возникло, раз делается известным загранице все, что могут знать лишь близкие посвященные лица в ставке, Павел счел своим долгом спросить меня, упоминал ли ты мне об этом. Я ответила, что нет. Только не говори об этом Николаше, пока не будешь иметь достаточно материала, так как он все может испортить своей горячностью и сказать Данилову все в лицо, или не поверить. Но я считаю вполне справедливым наблюдать за ним, хотя он и может казаться вполне честным и симпатичным. – Пока ты там, желтые и другие должны насторожить уши и глаза и последить за его телеграммами и за людьми, которых он видит. Говорят, что он часто получает крупные суммы. Я это все тебе пишу, не зная, есть ли основания для этих слухов, – все же лучше тебя предупредить. – Многие не любят ставку и неприятно чувствуют себя там, и так как у нас было, увы, много шпионов (а также и невинных людей, обвиненных Ник.), тебе следует теперь осторожно все разузнать, прошу тебя. Павел говорит, что назначение Щербатова было встречено с восторгом; сам он его не знает. – Извини меня за то, что так к тебе пристаю, мой бедный усталый друг, но я так жажду помочь тебе, и, может быть, могу быть полезна тем, что передаю тебе все эти слухи.

Мария Васильчикова живет с семьей в зеленом угловом домике и наблюдает из окна, как кошка, за всеми, кто входит и выходит из нашего дома. и делает свои замечания. Она извела Изу своими расспросами, почему дети один день вышли из одних ворот пешком, а другой раз на велосипедах, почему один офицер с портфелем угром входил в одном мундире, а вечером одет по-другому. Она сказала графине Фред., что видела, как Гр. сюда въезжал (отвратительно). – Чтобы наказать ее, мы сегодня пошли к А. окольным путем, так что она не видала, как мы выходили. Он был с нами у нее от 10 до 11 1/2. Посылаю тебе Его палку (рыба, держащая птицу), которую Ему прислали с Нов. Афона, чтобы передать тебе. Он употреблял ее, а теперь посылает тебе, как благословение, – если можешь, то употребляй ее иногда; мне так приятно, что она будет в твоем купе рядом с палкой, которой касался m-r Philip. Он много и прекрасно говорил, – что такое русский император: хотя и другие государи помазаны и коронованы, только русский император уже 300 лет является настоящим помазанником Божиим. Он говорил, что ты спасешь свое царствование тем, что не призовешь сейчас 2-го разряда, и говорил, что Шаховской был в восторге, что ты сам это приказал, потому что все министры того же мнения, но сами не подняли бы этого вопроса.

Он находит, что ты должен приказать заводам выделывать снаряды, просто дай распоряжение, чтобы тебе представили список заводов, и тогда укажи – какие, – лучше сделай это сам, а не через комиссии, которые неделями болтают и ни на что не могут решиться. Будь более самодержавным, мой дорогой друг, покажи свою волю!

Выставка-базар началась сегодня в Большом Дворце на террасе. Она не очень велика (я еще там не была), и наши работы все уже распроданы, – правда, мы их сделали немного, но мы еще будем работать и пошлем туда. Продали более 2100 входных билетов по 10 коп.; раненые солдаты не платят, так как они должны видеть работы, которые сами делают. Я послала несколько наших ваз и две чаши, потому что они всегда привлекают публику.

Скажи старику, что я вчера видела его семью мельком, когда ходила к Нини за Аней, – у всех трех дам вид хороший. Скажи Воейкову, что, по-моему, его кабинет очень красив (к счастью, там не пахнет сигарным дымом).

Сейчас иду спать и допишу письмо завтра. Мы завтракали на балконе, было очень свежо, – всего только 9 градусов. Бэби очень наслаждался поездкой в Петергоф и играми с офицерами. Дмитрий поправляется и надеется быть в состоянии уехать в четверг, хотя бы на костылях, – он в отчаянии, что должен был остаться здесь.

Алексей, последний из Долгоруких, умер недавно в Лондоне[276]276
  Долгорукий Алексей Сергеевич, светлейший князь, умер в Париже 13 июня 1915г.


[Закрыть]. Спи спокойно и отдохни хорошенько, мое сокровище, – я перекрестила и поцеловала твою подушку, так как – увы! нет тебя здесь, чтобы приласкать и прижаться к тебе. Спокойной ночи, мой ангел!

Июня 15-го. Чудная погода, пишу на балконе, где мы завтракали. Я приму несколько офицеров, а затем пойду к Мавре. В госпитале мы снимались в саду, а затем, когда кончили все дела, сидели на балконе.

Я так жажду известий! Сколько времени ты будешь отсутствовать? Аня в первый раз поехала в город в автомобиле к своим родителям, так как ее мать больна, а потом к нашему Другу.

Теперь прощай, мое сокровище, горячо тебя целую и молю Бога сохранить и наставить тебя. Твоя старая

Женушка.

Хватит ли у тебя терпенья прочесть это длинное письмо?

Ставка. 15 июня 1915 г.

Моя возлюбленная душка-Солнышко,

Самое нежное спасибо за два твоих милых письма. Вчера у меня не нашлось и минутки написать тебе, так как весь день я был занят. Это был день рождения Марии, и я счастлив был, что мог утром пойти в церковь.