Текст книги "Николай II в секретной переписке"

Автор книги: Олег Платонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 72 страниц)

Я только что была в Большом Дворце с Марией и Анастасией. 2 моих сибиряков сейчас там, 2 – в нашем лазарете, кроме того, один офицер 2-го сибирского полка (товарищ Мазнева) с ампутированной ногой и священник 4-го сибирского полка. раненный в мякоть ноги, произведший на меня чарующее впечатление, он с такой любовью и с глубочайшим восхищением говорил о солдатах. Утром я сделала три перевязки. Маленький крымец. которого я приняла осенью после его производства, ранен в руку – уже в Карпатских горах. У Ани легкие снова в хорошем состоянии, но она слаба, у нее головокружение, а потому ее велено кормить каждые два часа. Я сама покормила ее. Она съела обильный завтрак, больше, нежели я могу съесть.

Я подарила ей два кратких жития святых. Я думаю, это будет ей на пользу, наведет ее на размышления к заставит хоть временно не думать о себе самой, чего я усиленно добиваюсь. Старшие девочки поехали в город в маленький лазарет графини Карловой в ее доме, затем в Зимний Дворец принимать пожертвования. У Бэби сейчас уроки, он два раза в день катается в санках, запряженных осликом; он говорит, что твоя крепость начинает уменьшаться. Мы пьем чай в его комнате, это ему нравится, а я рада, что чаепитие проходит не здесь, без тебя.

Некоторые полки получают свои награды с страшным промедлением, как бы я хотела, чтоб это можно было ускорить! И они очень жалуются, говорил Вильчковский, по поводу этого шестинедельного срока. Они очень много при этом теряют, и это их ожесточает, ибо если они возвращаются слишком рано, то совершенно губят свое здоровье, если же остаются сверх шестинедельного срока, то очень много теряют.

Длинная телеграмма Николаши преисполняет сердце восторгом и глубочайшим волнением, – какое нужно было мужество, чтобы противостоять 22-м атакам в течение одного дня! Все они истинные святые и герои. Но какие ужасные потери несут немцы, – они как бы не обращают на это внимания. Большое тебе спасибо, что дал мне возможность получить эти телеграммы.

Говорят, что Родзянко[153]153
  Председатель IV Государственной думы.


[Закрыть] произнес блестящую речь, особенно хвалят конец ее, у меня еще не было времени прочитать ее.

Мать Изы будет у меня сегодня днем, она скоро едет в Данию, хотя муж ее этого не желает. Что ты скажешь по поводу того, что мне рассказала Маделэн со слов людей, хорошо ей известных, знакомые которых только что вернулись из Иены, где они прожили много лет? На границе обоих супругов раздели в отдельных комнатах, затем исследовали их..., чтобы убедиться, не спрятали ли они там золото. Какой позор и безумие! В золотых рудниках негры всегда прячут там золото, но представляешь ли ты себе европейцев, делающих что-нибудь подобное, – это было бы смешно, если бы не было так унизительно.

Я ежедневно ставлю свечки у Знамения. Вчера я легла в постель в 111/4, а спала лишь от 2 до 8 и то с перерывами, – покрыла голову оренбургским платком, и это помогло мне уснуть, но немного скучно долго ждать, пока уснешь, хотя не следует жаловаться, так как у меня нет никаких болей. Слава Богу, мое сердце в приличном состоянии и при некоторой осторожности опять могу дольше работать. У Марии уже несколько дней нарывал палец, Вл. Ник. сегодня у меня в комнате вскрыл его ~ она прекрасно держалась и не двигалась – это болезненно, я вспоминала о том, как мне пришлось вскрыть кн. Гедройц нарывы на двух пальцах, а затем перевязывать ее, и как офицеры смотрели сквозь дверь.

Дорогой мой муженек, любимый мой, сокровище мое, прощай. Бог да благословит и защитит тебя! Целую тебя так нежно, так любовно, и благословляю тебя. Твоя старая

Солнышко.

Ты получишь это письмо уже на пути к дому. Приветы Н.П. и Мордв. Стоит та же прекрасная солнечная погода. Прощай, мой маленький, жду тебя с распростертыми объятиями.

Прилагаю письмо от Марии.

Царское Село. 29 января 1915г.

Мой родной, любимый,

Горячее спасибо за твои две дорогие телеграммы. Могу себе представить, с каким волнением ты вступил на палубу наших дорогих кораблей и как твое присутствие должно было придать им новой отваги для их трудного дела. Как хотелось бы, чтобы они поскорее захватили Бреслау, раньше чем он еще навредит! Как хорошо, что было так мало раненых в госпитале! Еще и еще благодарю тебя за твое милое письмо из Ровно. – оно пришло как величайший и наиприятнейший сюрприз в то время, когда я еще лежала в постели. Вообрази, Ольга теперь будет старшей сестрой в тамошней Общине – я уверена, что она с Божьей помощью прекрасно справится со своими обязанностями. Петя[154]154
  Петр Александрович, принц Ольденбургский.


[Закрыть] вернулся и завтра будет у нас к завтраку. Мне придется повидаться с его сумасшедшим отцом, я дважды посылала к нему Ломана за различными сведениями относительно наших поездов. Он, принимая его при других, накричал на него, оскорбил его и все не так понял, хотя ему была передана бумага, которую я предварительно просмотрела. Он просто невозможен, бегает по комнатам, никому не дает слова сказать и все время кричит. Эту ночь я уснула после 4 1/2 и снова рано проснулась – такие скучные ночи! Затем у нас была операция Троицкого, слава Богу, все прошло благополучно – грыжа, – затем я сделала несколько перевязок, так что Аню видела только мельком. Наш Друг приходил туда, так как Он захотел меня повидать.

Фредерикс и Эмма[155]155
   Дочь графа Фредерикса, – Эмма Владимировна, фрейлина Царицы.


[Закрыть] завтракали с нами. Я сфотографировала их. Ольга и Татьяна вернулись только около 2, у них было очень много работы. Днем я отдыхала и поспала полчасика. Чай мы пили с Алексеем наверху, затем я приняла Ломана – Вильчковский делает свой доклад постоянно в лазарете. Бэби на ногах, надеюсь, ко времени твоего приезда, он снова будет в состоянии выходить. Палец Марии еще не совсем зажил. Ане лучше, но у нее неважное настроение, – я сама кормила ее, так что она питается как следует и вполне прилично высыпается. Я сегодня не видела большинства раненых, у меня не было на то времени. Я так рада, что ты обстоятельно побеседовал с Н. – Фредерикс прямо в отчаянии (и справедливо) от многих его неразумных приказов, только ухудшающих дело, и по поводу еще многого, о чем сейчас лучше не говорить, – он находится под влиянием других и старается взять на себя твою роль, что он не в праве делать – за исключением разве вопросов, касающихся войны. Этому следовало бы положить конец. Никто не имеет права перед Богом и людьми узурпировать твои права, как он это делает, – он может заварить кашу, а позже тебе не мало труда будет стоить ее расхлебать. Меня это ужасно оскорбляет. Никто не имеет права так злоупотреблять своими необычайными полномочиями.

Погода продолжает быть великолепной, но я не решаюсь выйти в сад. Помнишь ли ты одного из наших первых раненых офицеров – Страшевича, у которого была перевязана голова и который так долго говорил с тобой, что едва не довел до обморока? Бедняга вернулся в свой полк и теперь убит. Жалко его бедную семью он служил в банке. Я сказала Ломану, что некоторые раненые могли бы тоже идти в церковь и там причаститься вместе с нами – это было бы такой радостью для них. Надеюсь, ты ничего не имеешь против. Ломан поговорит с Вильчковским, а ты можешь предуведомить Воейкова, если только не позабудешь. Ночные “шумы” должны тебе напомнить яхту – этот грохот Севастополя.

Милый мой, как я счастлива, что ты вернешься через четыре дня! Сейчас я должна отправить письмо. Прощай, Бог да благословит и защитит тебя, мое драгоценное сокровище! Нежно целую тебя и горячо обнимаю. Навсегда, милый, твоя

Женушка.

Царское Село.

30 января 1915г.

Мой родной, любимый,

Это, вероятно, мое последнее письмо. Какие все интересные вести о Севастополе, и я так жалею, что не могу быть с тобой! Как много интересного ты видел – тебе придется много нам рассказывать. Слава Богу, что так мало раненых. Тебе, вероятно, казалось, будто это сон, когда ты на паровом катере объезжал всю эскадру, – как это должно было взволновать тебя! Благослови, Господи, наших дорогих моряков и пошли им успеха! Темнота по ночам должна быть весьма жуткой, по-моему. – Увы, опять нехорошие вести из Восточной Пруссии. Мы вторично принуждены были отступить, зато мы теснее стянем наши войска, – думаю, что наши, во всяком случае, закрепили за собой свои позиции. Я только что прочла очень интересное письмо, полученное Соней от Линденбаума, в котором он выражает свою благодарность за посланные нами вещи. Он доволен своим полком, существующим всего полгода. Кажется, коротоякцы. Он побывал в Пруссии и писал 22-го, во время самых боев. Николаша прислал сюда Петю для лечения ноги. – Карпинский думает, что она была контужена, а потому следует приступить к соответствующему лечению ее, но Петя даже не может себе представить, когда это случилось, так как он очень давно не ощущал никаких болей. – У Алека одеревенела спина, а потому он не мог прийти и прислал Петю с бумагами, а я ему передала мои бумаги, а также Вильчковского в подмогу для выяснения дела. Затем у меня были Рост. и б. Витте[156]156
   Витте Георгий Георгиевич, член руководства разных благотворительных комитетов царской семьи.


[Закрыть] относительно комитета Ксении. Утром я была на чудном молебне перед иконой Знам., – затем сделала множество перевязок, а также посидела с Аней. Девочки нашего Друга[157]157
  Дочери Григория Распутина.


[Закрыть] пришли туда, чтобы повидать нас. Ее горло много лучше, 37,1, – но вчера ночью было 38,5, неизвестно почему. Не пошла к ней, слишком была утомлена. Она говорит чуть слышным голосом и весьма мрачна, бедняжка, – едва открывает рот, разве только для еды, ест она исправно. Ее бедная спина снова в пролежнях. Сегодня уже 4 недели, как она лежит. Я должна выйти сегодня вечером, так как не успела повидать всех раненых. Завтра нам предстоит операция. Сегодня нет солнца – впервые за все время.

Теперь прощай, благослови тебя Господь, мое солнышко! Нежно, с любовью и тоской целую тебя. Навсегда твоя старая

Женушка.

Царское Село. 31 января 1915г.

Дорогой мой,

Это бумага Марии, потому что я лежу у Бэби на диване, и ничего с собой не захватила для писания. – Только что получила твою дорогую телеграмму из Екатеринослава. – Представляю себе, как интересен этот бронеделательный завод твое посещение вдохновит всех на более дружную работу.

Утренняя операция прошла благополучно – оперировали офицера Кубанцева[158]158
   Правильнее Кубатьев Николай Иванович.


[Закрыть], изобретателя пулемета[159]159
  Так в тексте.


[Закрыть], за изготовлением которых, по заказу флота, он наблюдал в Туле. – Днем мы отправились в Большой Дворец и посидели некоторое время с моими стрелками – 2 из нашего госпиталя также пришли их навестить.

Ксения и Даки завтракали у нас – обе здоровы. В 6 ч. я должна принять m-elle Розенбах[160]160
  Розенбах Лидия Николаевна.


[Закрыть], заведующую домом инвалидов. Я простилась с 5 офицерами, возвращающимися на фронт, – между ними Шевич. Он жалел, что не мог дождаться твоего возвращения, но он едет завтра, так как иначе боится потерять свой полк. Цейдлер сказал, что ему можно ехать, но он еще даже не пробовал сесть верхом. Его нога, я уверена, навсегда останется слабой, так как у него были порваны связки – соскакивание с лошади всегда будет для него связано с известным риском, а также и хождение по неровной почве, – нога его крепко забинтована. Но он ужасно стеснялся здесь дольше оставаться. – Сегодня погода более мягкая, утром выпал обильный снег. Бэби и Влад. Ник. обедают, О. и А. стреляют в цель. Аня с нетерпением ждет твоего возвращения. Она, действительно, очень похудела. Теперь, когда она лучше сидит, это более заметно. – Теперь, дорогой мой, я должна кончать, так как курьер рано выезжает. Прощай, благослови тебя Боже, мой обожаемый Ники, – такая радость, что через два дня ты уже будешь здесь! Целую тебя много раз и остаюсь твоей любящей

Солнышко.

Ты понимаешь, что я не могу так рано быть на станции.

“Твое присутствие придаст им новые силы и отвагу”

С 28февраля по 10 марта 1915 года Царь провел в ставке. Это было время ожесточенных боев. Попытки германцев окружить русские войска не удались. Русские нанесли ряд контрударов и отбросили противника к границе. На южном крыле Восточного фронта довольно успешно проходит Карпатская операция. А 9 марта 1915 года русские воины захватили хорошо укрепленную крепость Перемышль. Взято в плен 9 генералов, 93 штаб-офицера, 2500 обер-офицеров и чинов, 117 тысяч солдат. Это была большая победа. В этот день в ставке отслужили благодарственный молебен, пили шампанское.

Свидетели отмечают ликование, с каким в действующей армии встречался каждый приезд Царя.

Царское Село. 27 февраля 1915г.

Мой родной, глубоко любимый,

Да пошлет тебе Господь свое особое благословение в пути и да дарует Он тебе возможность поближе увидать наши храбрые войска! Твое присутствие придаст им новые силы и отвагу и будет наградой для них и отрадой для тебя. Не в ставке дело, ты должен показаться войскам везде, где только возможно, а благословение и молитвы нашего Друга принесут свою помощь. Для меня такое утешение, что ты в тот вечер видел Его и получил Его благословение! Грустно, что не могу сопровождать тебя туда, – но у меня дети, за которыми я должна присматривать. Я буду пай и отправлюсь как-нибудь в город перед приездом m-me Б. и посещу какойнибудь госпиталь, так как они с нетерпением нас там ждут. Мой ангел милый, я не люблю говорить тебе – прощай, – но я не хочу быть эгоисткой – ты им нужен, и тебе самому полезна смена впечатлений. Моя работа и молитвы должны мне помочь перенести эту разлуку, – ночи так тоскливы, – но ведь ты еще более одинок, мой бедный малютка!

Прощай, любимый, благословляю и целую тебя без конца, люблю тебя более, чем то слова могут выразить. Мысленно всюду с любовью следую за тобой.

Нежно прижимаю тебя к моему старому любящему сердцу и остаюсь твоей

Женушкой.

Ах, тяжело расставаться! Мне так грустно сегодня ночью – я так горячо тебя люблю. Бог с тобой!

28 февраля 1915г.

Моя возлюбленная душка,

Хотя мне, разумеется, очень грустно покидать тебя и дорогих детей, но на этот раз я уезжаю с таким спокойствием в душе, что даже сам удивляюсь. От того ли это происходит, что я беседовал с нашим Другом вчера вечером, или же от газеты, которую Бьюкенен дал мне, от смерти Витте[161]161
  Витте Сергей Юльевич, граф, бывший председатель Совета Министров, умер 28 февраля 1915 года.


[Закрыть], а может быть, от чувства, что на войне случится что-то хорошее – я не могу сказать, но в сердце моем царит истинно пасхальный мир. Как бы мне хотелось оставить его и тебе! – Я так счастлив был, проведя эти два дня дома – может быть, ты это видела, но я глуп и никогда не говорю, что чувствую.

Как это досадно всегда быть так занятым и не иметь возможности спокойно посидеть вместе и побеседовать! После обеда я не могу сидеть дома, так как сильно тянет меня на свежий воздух, – и так проходят все свободные часы, и старой парочке редко удается побыть вместе, особенно теперь, когда А. нездорова и не может явиться к нам.

Не переутомляйся, любовь моя, помни о своем здоровье, пусть за тебя иногда поработают девочки.

Благослови Бог тебя и их. Шлю тебе самую нежную любовь и поцелуи, всегда твой, беспредельно тебя любящий, старый муженек

Ники.

Я всегда буду извещать тебя о том, куда собираюсь поехать.

Царское Село. 28 февраля 1915 г.

Мойродной,

Так грустно было видеть тебя уезжающим в одиночестве, сердце кровью обливалось. – Я отправилась прямо к Ане на 10 минут, а затем мы проработали в лазарете до 1.10. После завтрака мы приняли 6 офицеров, возвращающихся в армию, тех, которых мы посылали в Крым, – они великолепно выглядят, круглые и загорелые. – Затем Иоанчик вызвал Ольгу к телефону, чтобы сообщить ей, что бедный Струве[162]162
  Струве Сергей Густавович, флигель-адъютант, штаб-ротмистр лейб-гвардии Конного полка, убит в бою 27 февраля 1915 года.


[Закрыть] убит – он ужасно огорчен, потому что он был его близким другом. Он говорил И., что если он погибнет на войне, то чтобы тот обязательно тебе сообщил, что он ни разу не снимал аксельбантов с того дня, как ты их ему дал, бедный, милый, веселый, хорошенький мальчик! Его тело будет привезено сюда. Затем я отправилась в Большой Дворец, посидела некоторое время с тяжелоранеными, – взяла с собой и показывала очаровательные ливадийские снимки, – они ими очень восторгались, – затем подошли ко мне дети, и мы прошлись по всем палатам. – Я ненадолго пойду в церковь, это так облегчает, – это да работа и уход за этими славными молодцами – вот вся моя утеха. – Вечером мы пойдем к Ане. Она находит, что я слишком мало бываю с ней, желает, чтобы я с ней подольше сидела (и при том наедине), но нам почти не о чем говорить, не то, что с ранеными.

Ангел мой, должна кончать, курьер торопится с отъездом.

Благословляю и целую тебя еще и еще, мой дорогой Ники, – нас обоих ждет одинокая ночь. Навсегда твоя

Женушка.

Дети крепко тебя целуют. Надеюсь, маленький адмирал хорошо ведет себя.

Царское Село. 1 марта 1915 г.

Мой дорогой муженек,

Благодарю от всего моего любящего старого сердца за твое драгоценное письмо, доставившее мне такую неожиданную радость. Да, дорогой мой, я видела, что ты был счастлив снова пробыть дома эти два дня, и я также жалею, что мы не можем долее пробыть вместе теперь, когда А. не живет в доме. Это напоминает былые вечера – такие мирные и тихие, ничье дурное настроение не причиняло беспокойства и не расстраивало нервов.

Вчера вечером пошла в 7 в церковь. Казаки хорошо пели. Это подействовало на меня успокаивающе. Я думала и много молилась о моем дорогом Ники, – когда я там, мне постоянно кажется, что ты стоишь рядом со мной. Бэби безумно наслаждался твоей ванной и заставил нас прийти и смотреть на него в воде. Все дочери в свою очередь также просят об этом удовольствии как-нибудь вечером – ты ведь позволишь им это? Затем мы пошли к Ане – я работала, Ольга клеила свой альбом, Татьяна работала, – М. и А. отправились домой после 10, а мы оставались до 11. Я зашла в комнату, где находилась странница (слепая) с своим фонарем, – мы побеседовали, затем она прочитала свои акафисты.

Ком. О.[163]163
  Осовецкой.


[Закрыть] крепости Шульман видел нас, когда был в Кроншт., чтобы навести там порядок, затем в Севастополе, где он командовал Брестским полком, проявившем себя с наилучшей стороны во время тех историй – я очень хорошо помню его лицо. – Докончу письмо после завтрака – сейчас спешу одеваться. Ортипо[164]164
  Собака Царицы.


[Закрыть] бегает, как безумный, по моей постели и сбросил на пол доклады Вильчковского, которые я читала. – Погода совершенно мягкая, градусник стоит на полу.

ОльгаЕ. приходила ко мне прощаться, – она уезжает на два месяца в тихий санаторий близ Москвы. После мы отправились на кладбище, так как я давно не была там, оттуда – в наш маленький лазарет и в Большой Дворец. По возвращении домой мы нашли твою дорогую телеграмму, за которую горячее тебе спасибо. – Мы все целуем и благословляем тебя без конца.

Твоя навеки, мое сокровище, очень тоскующая по своему милому Другу

Привет наш Н.П.

Женушка.

Царское Село. 2 марта 1915 г.

Мойлюбимый,

Такой солнечный день! Бэби отправился в сад. Он чувствует себя хорошо, хотя у него снова вода в колене. Девочки катались, а затем пришли ко мне в Большой Дворец. Мы осмотрели санитарный поезд № 66. Это бесконечно длинный поезд, хорошо оборудованный, принадлежащий к Ц. С. району.

Утром у нас оперировали солдата с грыжей. Вчера мы провели вечер с Аней Шведов и Забор. тоже. – Я получила письмо от Эллиной графини Олсуфьевой – ее поставили во главе 16-ти “comites de bienfaisance des 22 hopitaux militaires de Moscou”.

Им нужны деньги, а потому она спрашивает, можно ли ей получить Большой театр для большого представления на 23-е марта (это второй день пасхальной недели). Она предполагает, что они соберут около 20000 р. (в чем я сомневаюсь) для этих госпиталей. Они снабжают их теми вещами, которые министерство (военное) не имеет возможности им давать. Если ты согласен это разрешить, то я сообщу Фредериксу, а он отправит тебе официальную бумагу. Они хотят напечатать на афишах, что театр дан благодаря особому твоему соизволению. Мысль о поездке в город для посещения какого-нибудь госпиталя крайне тягостна, все же понимаю, что я должна это делать, а потому завтра днем мы туда едем. Утром Карангозову оперируют его аппендицит. Как я рада, что тебе удается ежедневно погулять! Дай Бог, чтобы тебе действительно удалось многое увидеть и иметь там случай потолковать с генералами. – Я велела Вильчк. послать толстому Орлову печатный приказ, полученный одним из раненых от начальства. Это слишком строгие приказы, совершенно несправедливые и жестокие. Если офицер не возвращается в указанный срок, то подвергается дисциплинарному взысканию и т.п. Я тебе не могу всего этого написать, бумага тебе все скажет. Приходишь к заключению, что с теми, кто ранен, обходятся вдвое хуже, – лучше быть в тылу или прятаться, чтобы остаться невредимым. Я нахожу, что это очень несправедливо, – не думаю, чтоб это везде так было, – правдоподобнее, что только в некоторых армиях. – Прости, дорогой, что я надоедаю тебе, но ты сейчас там на месте можешь помочь в этом Деле. Не следует порождать озлобления в их бедных душах. – Должна кончать письмо. Благословляю и целую тебя без конца. Твоя навеки

Солнышко.

Царское Село. 2 марта 1915 г.

Мой родной, милый,

Начинаю письмо с вечера, так как мне необходимо с тобой поговорить. Твоя женушка ужасно огорчена! Мой бедный раненый друг скончался. Бог мирно и тихо взял его к себе. Я, как всегда, побыла с ним утром, а также посидела около часу у него днем. Он очень много говорил – лишь шепотом – все о своей службе на Кавказе, – такой интересный и светлый, с большими лучистыми глазами. Я отдыхала перед обедом, и меня преследовало предчувствие, что ему внезапно может стать очень худо ночью и что меня не позовут и т.п., так что, когда старшая сестра вызвала одну из девочек к телефону, я им сказала, что знаю, что случилось, и сама подбежала принять печальную весть. После, когда Т., М. и А. ушли к Ане (чтобы повидать Анину невестку и Ольгу Воронову[165]165
  Воронова Ольга Константиновна, урожденная Клейнмихель, жена офицера Гвардейского Экипажа П.А. Воронова.


[Закрыть]), Ольга и я отправились в Большой Дворец, чтобы взглянуть на него. Он там лежит так спокойно, весь покрытый моими цветами, которые я ежедневно ему приносила, с его милой тихой улыбкой, лоб у него еще совсем теплый. – Я не могу успокоиться, а потому отправила Ольгу к ним, а сама вернулась в слезах домой. Старшая сестра также не может этого постигнуть. Он был совершенно спокоен, весел, говорил, что ему чуть-чуть не по себе, а когда сестра, вышедшая из комнаты, 10 минут спустя вернулась, то нашла его с остановившимся взглядом, совершенно посиневшего. Он два раза глубоко вздохнул, и все было кончено, – в полном спокойствии до самого конца. Он никогда не жаловался, никогда ни о чем не просил, сама кротость, как она говорит, – все его любили за его лучезарную улыбку. – Ты, любимый мой, можешь понять, каково ежедневно бывать там, постоянно стараться доставлять ему удовольствие, и вдруг все кончено. После того, как наш Друг сказал о нем, помнишь, – что “он скоро не уйдет от тебя”, я была уверена, что он начнет поправляться, хотя бы и очень медленно. Он стремился обратно в свой полк, – был представлен к золотому оружию, к георгиевскому кресту и к повышению. – Прости, что так много пишу тебе о нем, но мое хождение туда и все это мне было таким утешением в твое отсутствие. Я чувствовала, что Бог дает мне возможность внести небольшой просвет в его одинокую жизнь. Такова жизнь! Еще одна благородная душа ушла из этой жизни, чтобы присоединиться к сияющим звездам там, наверху. – И вообще сколько горя кругом! Слава Богу за то, что мы, по крайней мере, имеем возможность принести некоторое облегчение страждущим и можем им дать чувство домашнего уюта в их одиночестве. Так хочется согреть и поддержать этих храбрецов, и заменить им их близких, не имеющих возможности находиться около них! – Пусть не печалит тебя то, что я написала, – я как-то не могла больше выдержать – у меня была потребность высказаться.

Бенкендорф просил разрешения сопровождать нас в город завтра, мне пришлось дать свое согласие, хотя я раньше предполагала взять с собою лишь Ресина и Изу. – Ноге дорогого Бэби стало лучше, – он сегодня прокатился в Павловск. Нагорный[166]166
  Матрос Гвардейского Экипажа, дядька Наследника.


[Закрыть] и его кучер одни поработали над снеговой горой.

Если тебе как-нибудь случится быть вблизи одного из моих поездов-складов (у меня таковых имеется 5 в разных концах), мне было бы страшно приятно, если бы ты туда прошел или если бы ты повидал ком. поезда и поблагодарил его за его труды. Они воистину великолепно работают и постоянно находились под обстрелом.

Пишу тебе опять в постели. Я лежу около часа, но не могу ни уснуть, ни успокоиться, а потому мне отрадно с тобой говорить. Я по обыкновению перекрестила и поцеловала твою дорогую подушку. – Говорят, что Струве будет похоронен в своем имении.

Завтра к нам придут 60 офицеров, возвращающихся на фронт. Из них двое моих сибиряков, Выкрестов, д-р Матушкин и Крат – во второй раз. Дай Бог, чтобы его опять не ранили! В первый раз его ранили в правую руку, в следующий раз в левую руку и в легкие навылет. Крым ему бесконечно помог. – Нижегородцы удивляются, что их дивизию не отправляют обратно, так как им сейчас нечего делать. Шульман с тоской и тревогой думает о своем Осовце, – на этот раз его обстреливают большими снарядами, причинившими большие бедствия. Почти все офицерские дома разрушены. – Очень хотелось бы иметь более подробные сведения. Я слыхала, будто Амилахвари ранен, но только легко. – Игорь[167]167
  Великий князь Игорь Константинович.


[Закрыть] вернулся в свой полк, хотя доктора и находили, что ему еще рано уезжать. – Мне завтра предстоит утомительный день, а потому я сейчас должна постараться уснуть, – но не думаю, чтоб мне это удалось. Спокойной ночи, мое сокровище, целую и благословляю тебя.

3-е марта. Мы только что вернулись из города – были в лазарете М. и Ан. в новом здании Рухловского института. Зедлер показал нам все палаты – 180 солдат и в другом здании 30 офицеров. Операция Карангозова прошла благополучно. У него был совершенно негодный аппендикс, и операция была сделана как раз вовремя. В 12 1/2 мы были на панихиде в маленькой госпитальной церкви внизу, где стоит гроб бедняжки-офицера. Так грустно отсутствие родных, как-то особенно тоскливо. – Падает обильный снег. Должна кончать. Бог да благословит и защитит тебя, целую тебя без конца, сокровище мое! Навеки твоя

Привет Н.П.

Женушка.

Ставка.

Новый императорский поезд. 2 марта 1915 г.

Нежно любимая,

Горячо благодарю тебя за два твоих милых письма. Каждый раз, как я вижу конверт с твоим твердым почерком, мое сердце подпрыгивает несколько раз, и я скорей запираюсь и прочитываю или, вернее, проглатываю письмо.

Разумеется, девочки могут купаться в моем бассейне для плавания, я рад, что Крошка так позабавился; я просил плутишку написать мне обо всем этом!

Здесь я уже в седьмой раз – подумать только! На фронте все довольно хорошо. Н. в хорошем настроении и по обыкновению требует винтовок и снарядов. Вопрос о снабжении углем наших железных дорог и фабрик носит тревожный характер, и я просил Рухлова взять все это в свои руки. Подумать только, что у нас приостановилась бы выделка военных припасов! И притом из-за недостатка угля или, вернее, от того, что его недостаточно добывают в наших угольных копях на юге! Я убежден, что энергичные меры выведут нас из этих затруднений.

У Георгия вид оказался вполне здоровый, и он очень загорел; он рассказал мне пропасть интересных вещей, которые он потом передаст тебе. Петюша здесь и уже выздоровел. Я узнал от него, что у Романа[168]168
   Князь Роман Петрович, сын Великого князя Петра Николаевича.


[Закрыть] был тиф, но ему уже лучше. Сегодня из Галиции прибыл славный старик По – французский генерал, – он в восторге от своей поездки и от того, что был под австрийским огнем. Сегодня утром прибыл и Сазонов[169]169
  Сазонов Сергей Дмитриевич, министр иностранных дел.


[Закрыть], так что все они завтракали со мною. Завтра приезжает Палеолог[170]170
  Палеолог Морис, французский посол.


[Закрыть], который должен привезти официальный ответ Франции насчет Константинополя, а также ее пожелания в отношении турецкой добычи[171]171
  Так как Турция вступила в войну на стороне Германии, Россия и ее союзники обсуждали вопрос о судьбе этой страны после победы в войне. Христианский долг и национальные интересы России требовали передачи ей Константинополя, а также проливов Босфор и Дарданеллы. Однако Англия и Франция, боясь усиления России, закулисно противостоя ли такому решению вопроса.


[Закрыть].

3-го марта. В течение дня у нас была продолжительная беседа – П., Сазонов, Янушкевич и я, – закончившаяся к нашему взаимному удовольствию. Накопилось так много вопросов, что их невозможно разрешить в один день. Мои планы еще не выяснились. Н. и слышать не хотел о том, чтобы я съездил в Ломжу в первый же день. Он говорит, что там над нашими войсками летают германские аэропланы, выслеживая наши резервы, что все дороги забиты транспортами и вагонами и что по этим причинам он советует генералу По не ездить в этом направлении. Я посмотрю, как поступить. Я отправил Джунковского[172]172
  Джунковский Владимир Федорович, товарищ министра внутренних дел, масон, тайный враг Царя и Г. Распутина.


[Закрыть] посмотреть, что там делается. И так как он человек практичный, то сможет судить, возможна ли эта поездка.

Нынче отовсюду приходят вполне хорошие вести. Маленький Осовец успешно выдерживает бомбардировку, все поврежденное днем – исправляется ночью, дух гарнизона великолепен, и он довольно силен; я послал им свое спасибо. На этот раз германцы находятся дальше, чем в первый раз, в сентябре.

Вчера Н. принес мне донесение Иванова от Брусилова и Хана-Нахичеванского о превосходном поведении Мишиной дивизии в февральских боях, когда их атаковали в Карпатах две австрийских дивизии. Кавказцы не только отразили неприятеля, но и атаковали его и первыми вошли в Станиславов, причем сам Миша все время находился в линии огня. Все они просят меня дать ему георгиевский крест, что я и сделаю. Н. отправляет нынче вечером одного из своих адъютантов с моим письмом и приказом Мише, и я рад за него, ибо думаю, что эта военная награда действительно заслужена им на этот раз, и это покажет ему, что в конце концов к нему относятся совершенно так же, как и к другим, и что он, хорошо исполняя свой долг, так же получает награду.

Маленький адмирал ведет себя очень хорошо и часто, во время наших вечерних партий в домино, заставляет нас хохотать своими остроумными замечаниями на счет Татищева[173]173
  Татищев Илья Леонидович, граф, генерал-адъютант.


[Закрыть] и Свечина[174]174
  Свечин Владимир Владимирович, флигель-адъютант, полковник Преображенского полка.


[Закрыть], которые докучают ему своими бесконечными разговорами. Это правда, что последний любит рассказывать скучные анекдоты с французскими фразами, когда мы завтракаем или пьем чай, и он начинает изводить нас всех. Адмирал стал большим приятелем с Фед.[175]175
   Федоров Сергей Петрович, царский врач, состоял при ставке.


[Закрыть], и они говорят только о стратегических вопросах.

Ну, я наговорил довольно вздору, и ты прости меня, моя душка-женушка. Благослови Бог тебя и дорогих детей. Горячо целую вас всех.

Всегда твой старый, преданный муженек

Ники.

Царское Село. 4 марта 1915 г.

Мой ненаглядный,

С какой радостью я получила твое дорогое письмо, бесконечно благодарю тебя за него! Я его уже два раза прочла и много раз поцеловала. Как тебя должны утомлять все эти сложные разговоры! Дай Бог, чтобы удалось поскорее разрешить вопрос об угле и ружьях. Но ведь и у них, вероятно, ощущается недостаток во всем. – Насчет Миши я так счастлива, – непременно напиши об этом матушке, ей будет очень приятно это узнать. Я уверена, что эта война сделает его более мужественным. – Если бы только можно было устранить от него ее[176]176
  Имеется в виду морганатическая жена Великого князя Михаила Александровича Наталья Сергеевна Брасова. в первом браке Мамонтова, во втором – Вульферт.


[Закрыть]! Ее деспотическое влияние так вредно для него! – Я скажу детям, чтоб они достали твою бумагу и отправили ее с этим письмом. – Бэби написал, по моему совету, по-французски, он так пишет более естественно, чем с Петр. Вас.[177]177
  Петров Петр Васильевич, русский гувернер Наследника.


[Закрыть]. Нога его почти совсем поправилась. Он больше не прихрамывает, – правая рука забинтована, так как припухла, так что он, вероятно, несколько дней не будет в состоянии писать. Но все же он выходит два раза в день. – Все четыре девочки отправляются в город: у Татьяны ее комитет, М. и А. будут смотреть, как Ольга принимает деньги, затем они все поедут к Мари[178]178
  Скорее всего, имеется в виду Барятинская Мария Викторовна, фрейлина Царицы.


[Закрыть] – маленькие никогда не видали ее комнат.