Текст книги "Перелом. От Брежнева к Горбачеву"

Автор книги: Олег Гриневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 47 страниц)

МАНДАТ ИЗ МАДРИДА

Теперь вопрос о созыве Конференции по разоружению переносился в Мадрид на очередную конференцию СБСЕ, которая должна была рассмотреть все аспекты выполнения Хельсинкского заключительного акта. Международная обстановка, в которой 11 ноября 1980 года открывалась эта встреча, была не простой. Неделей раньше президентом США был избран Рейган. В Москве видели в этом предвестие усиления милитаристских тенденций в политике США, а значит, обострение конфронтации.

И с первых дней Мадридской встречи там развернулась острая борьба.

В своем заявлении на открытии Мадридской встречи глава советской делегации заместитель министра иностранных дел Л.Ф. Ильичев четко определил: созыв КРЕ для Советского Союза – задача приоритетная. В числе главных проблем, стоящих перед Европой, он назвал укрепление мира, военную разрядку и разоружение. Поэтому решение о созыве конференции явилось бы важным вкладом в развитие общеевропейского процесса. [42]42
   Мадридская Встреча. Документы CSCE RM/PVR, 6 November 14, 1980.


[Закрыть]

Большинство западноевропейских участников НАТО тоже выступили в пользу конференции. Но поставили условие: её созыв должен рассматриваться на основе предложений Франции. С различными оттенками идея конференции была поддержана также нейтральными и неприсоединившимися (Н+Н) странами.

С удовлетворением, граничащим со злорадством, советская делегация сообщила в Москву, что в выступлении руководителя делегации США Гриффина Белла вопрос о конференции обойден молчанием. Он ограничился лишь туманным намеком о готовности США присоединиться к «изысканию полного потенциала мер доверия», упомянув, что эти меры должны быть важными в военном отношении, проверяемыми и применимыми ко всей Европе. [43]43
   Мадридская Встреча. Документы CSCE RM/PVR, 4 November 13, 1980.


[Закрыть] Из этого советская делегация сделала вывод, что в программе американской дипломатии на Мадридской встрече нет места для Конференции по разоружению.

Однако очень скоро оказалось, что советскому нажиму Запад довольно успешно противопоставил политику баланса общеевропейского процесса. Суть ее выглядела очень просто: любое продвижение в вопросах безопасности прочно завязывалось на соблюдение прав человека в Советском Союзе и странах Восточной Европы. Практически это вылилось в затянувшуюся «дискуссию о выполнении» положений Хельсинкского заключительного акта. Все сроки работы оказались нарушенными. Вместо одного года Мадридская встреча продолжалась почти три. И все эти три года из Советского Союза неуклонно, как клещами, вытягивали уступки в самом больном для него вопросе – либерализации внутреннего законодательства. За это он получал некую плату в виде постепенного согласия на созыв Конференции по разоружению в Европе.

В феврале 1981 года руководитель американской делегации Макс Кампельман, сменивший Г. Белла, заявил, наконец, что и США были бы готовы согласиться с созывом конференции по разоружению. Однако он жестко увязал это согласие с неприемлемыми для Советского Союза требованиями по остальным разделам хельсинкского документа.

После этого развернулась сложная дискуссия вокруг мандата будущей конференции по разоружению. Здесь вырисовались следующие основные узлы разногласий.

1. Критерии мер доверия и безопасности (МДБ).

Запад выдвинул три таких критерия – военная значимость, политическая обязательность и проверяемость. Понятия эти достаточно широки, чтобы вложить в них любое содержание. С равным успехом в данном контексте речь могла идти как о советских, так и натовских предложениях. На это, кстати, указывали в Москве многие эксперты, как в МИДе, так и в министерстве обороны.

Но сработала логика холодной войны. Советский Союз выступил против натовских критериев прежде всего потому, что исходили они от главного противника – США. В качестве противовеса страны ОВД выдвинули свой критерий: МДБ не должны наносить ущерба безопасности ни одному государству.

Казалось бы – какие возражения, кто против? Притом формула эта настолько широка, что страны НАТО всегда могли сказать, что их предложения полностью им соответствуют. Но и тут сработал закон холодной войны – Запад выступил против. В ответ советская делегация стала заявлять по любому поводу, что это лишь подтверждает намерение США и НАТО добиваться для себя односторонних преимуществ в ущерб интересам СССР.

Так продолжалось больше полугода. Развязка была банальной. Советский Союз согласился с натовскими критериями, чуть – чуть подправив формулировку о проверке. Несколько позже НАТО согласилось с советскими поправками об одинаковой безопасности. А нейтралов устраивали как натовские, так и советские критерии МДБ.

В согласованном документе они определены следующим образом:

Меры доверия «будут существенными в военном отношении и политически обязательными и будут обеспечиваться адекватными формами проверки соответствующими их содержанию». А несколько выше стояла фраза: эти меры будут строиться «на основе равенства прав, сбалансированности и взаимности, одинакового уважения интересов безопасности всех государств– участников СБСЕ». [44]44
   Заключительный документ Мадридской встречи, Мадрид 9 сентября 1980 года. John Borawski. From the Atlantic to the Urals. Negotiating Arms Control at the Stockholm Conference. Pergamon  – Brassey's International Defense Publishers, 1988. P.165.


[Закрыть]

2. Политические меры доверия.

В дополнение или даже в противовес так называемым «военно– техническим мерам», с которыми традиционно выступал Запад (уведомление, наблюдение, ограничение, обмен информацией), СССР и его союзники стали настойчиво продвигать «политические» МДБ (неприменение силы, неприменение первыми ядерного оружия, сокращение военных бюджетов и т.д.). В позиции Н+Н стран в той или иной мере такого рода идеи также присутствовали. Но Запад был категорически против. Здесь тоже работало мышление Холодной войны.

В согласованном мандате нет положений, предусматривающих выработку политических мер, на чем настаивал Советский Союз. Но нет и положений их запрещающих. Они просто не упоминаются, хотя целый ряд весьма общих и туманных выражений могут быть истолкованы в их пользу. Зато в мандат было включено прямое упоминание о неприменении силы.

Цель конференции, – говорилось в нем, – «в укреплении доверия и безопасности и в достижении разоружения, с тем чтобы претворять в жизнь и выразить обязанность государств воздерживаться от применения силы или угрозы силой в отношениях друг с другом». [45]45
   Там же стр.164.


[Закрыть]

Советский Союз считал, что это положение мадридского мандата открывает ему возможность добиваться в Стокгольме заключения Договора о неприменение силы и продвигать другие политические МДБ. Запад же полагал, что вопрос о них таким образом закрыт. Абстрагируясь пока от сути политических МДБ, можно было сказать, что в Стокгольме этот вопрос станет одним из главных камней преткновения.

3. Ядерные аспекты мер доверия.

Спор о распространении мер доверия на ядерное оружие начался давно. СССР и его союзники предлагали в качестве таких мер создание безъядерных зон и неприменение первыми ядерного оружия. Запад был категорически против, отвечая, что вопрос о ядерном разоружении рассматривается на специальных переговорах в Женеве, а неприменение ядерного оружия первыми подрывает всю концепцию «сдерживания». Тем не менее, Советский Союз продолжал настаивать. Некоторые нейтральные и неприсоединившиеся страны (Швеция, Югославия, Финляндия) также высказывались за распространение мер доверия на ядерное оружие.

В мадридском мандате о ядерном оружии не говорится ни слова. Но как внимательно не читай его, там также нигде не сказано, что меры доверия относятся только к обычным вооружениям. Было ясно, что решение этих проблем тоже переносится в Стокгольм.

4. Зона действия мер доверия и ВМФ.

Это был самый острый и больной вопрос. Оба блока начали политическую игру с далеких от реальности позиций.

Римская сессия Совета НАТО 5 мая 1981 года по инициативе США и при поддержке Англии и Франции приняла решение о распространении мер доверия «на весь европейский континент». Тем самым в зону применения мер доверия включалась бы вся европейская часть СССР, но исключались все островные территории Европы, начиная с Англии. Это было, конечно, несерьезно.

Но и Советский Союз начинал с запроса. Военные не хотели «открывать» страну за Волгой. Сама по себе Западная Европа их мало интересована. А по меркам Холодной войны просто так открыть всю европейскую территорию Советского Союза считалось большим проигрышем. Другое дело, если в обмен будут открыта территория США, примыкающие к Атлантическому океану. Поэтому первая позиция Москвы состояла в том, что меры доверия не должны распространяться на всю европейскую часть Советского Союза. Она упрямо настаивала на этом вопреки Хельсинкскому заключительному акту, который говорил о всей Европе от Атлантики до Урала.

В феврале 1981 года Москва сменила пластинку. Устами Брежнева на XXVI съезде КПСС она заявила о готовности распространить МДБ на всю европейскую часть СССР при условии соответствующего расширения зоны меры доверия и со стороны западных государств. Советская делегация в Мадриде в ряде выступлений расшифровала это таким образом, что зона мер доверия на Западе должна охватывать:

– прилегающие к Европе морские (океанские) пространства соответствующих размеров;

– территорию США и Канады, прилегающую к Атлантике;

– транзит американских войск через Европу;

– систему передового базирования США в Атлантике.

После этого началась долгая дипломатическая тяжба с перепалкой. Потом Советский Союз предложил оставить споры и решить вопрос о зоне на будущей конференции в Стокгольме. К этому склонялись и нейтралы. Но Запад был против.

Тогда попытку поиска компромисса предприняли французы. Отталкиваясь от формулировки Хельсинкского заключительного акта, они предложили, чтобы воздушная и морская деятельность в прилегающем к Европе морском районе и воздушном пространстве подлежала уведомлению только в том случае, если она функционально связана с деятельностью сухопутных сил. Например, поддержка учений войск на суше с моря и воздуха. Однако учения ВМФ и транзит американских войск через Европу, скажем на Ближний Восток, уведомлениям бы не подлежали. Таков был замысел.

Советский Союз в конечном итоге принял французскую формулировку за основу, но постарался вложить в нее собственное содержание. Для этого к ней были сделаны две «невинные» поправки.

1) Речь должна идти не только о прилегающем морском, но и «океанском» районе.

2) Уведомления о воздушной и морской деятельности должны осуществляться также и в тех случаях, когда они затрагивают «безопасность в Европе».

Советский Союз не скрывал, что, вводя столь широкие и неопределенные понятия, он имеет в виду поставить под контроль военно– морскую деятельность США в Атлантике – учения и передвижения кораблей, транзит войск и вооружений. После долгих пререканий в мадридском мандате удалось записать следующую формулировку:

«Что касается прилегающих морского района и воздушного пространства, меры будут применяться к военной деятельности всех государств– участников, проходящей там, всякий раз, когда эта деятельность затрагивает безопасность в Европе, как и составляет часть такой деятельности, проходящей в пределах всей Европы, как указано выше, о которой они согласятся уведомлять». [46]46
   Там же, стр.165


[Закрыть]

Это был типичный образчик дипломатии СБСЕ, когда в качестве компромисса принимается нарочито расплывчатая и широкая формулировка, которая позволяет вкладывать в нее двойное, а то и тройное толкование. В результате каждая сторона могла утверждать, что победила ее линия. Ироничные французы даже термин для такой дипломатической игры придумали – «конструктивная двусмысленность».

На этой зыбкой почве строится соглашение. Разногласия не разрешены – они остаются. Их лишь слегка подкрасили и заштукатурили. Но проявятся они потом, когда соглашение уже войдет в силу, и стороны начнут обвинять друг друга в нарушении договоренности. А наругавшись вдосталь, снова сядут за стол, чтобы устранить и эти препятствия. Но теперь уже на солидной основе заключенного соглашения, из которого нельзя выйти без серьезных потерь.

Так было и в случае с зоной действия МДБ. Согласованная в Мадриде формула соединила несоединимое. В нее были включены два взаимоисключающие понятия – узкое и широкое. Узкое предусматривало уведомление о морской и воздушной деятельности только в тех случаях, когда они функционально связаны с учениями войск на суше. А широкое толкование предусматривало уведомление о военно– морской деятельности, когда она угрожает безопасности в Европе вообще. Нетрудно представить, что при желании в таком качестве можно изобразить практически любую военную деятельность на море и в воздухе. Поэтому острое столкновение в Стокгольме по всем эти вопросам было тоже, как бы заранее запрограммировано в мадридском мандате.

Г Л А В А  4

СНОВА В БОЛЬНИЦЕ У АНДРОПОВА

16 декабря 1983 года утром в МИДе, в кабинете на 7 этаже, который мы делили по – братски с Квицинским и Карповым, [47]47
  Мы были тогда три переговорщика, три посла по особым поручениям. Каждому из нас были положены помощник и секретарша. Чтобы облегчить себе жизнь, мы объединили их в единый секретариат, который стал потом ядром  Управления по проблемам ограничения вооружений и разоружения в МИДе.


[Закрыть] требовательно, как всегда, заверещал телефон правительственной связи – в обиходе «вертушка». Звонил помощник Генерального Александров, который дал мне строгое указание:

– Юрий Владимирович хочет переговорить с Вами. Подготовьтесь. Через час к МИДу подъедет машина. Мой настоятельный совет – не распространяйтесь об этой встрече.

Ровно в одиннадцать у центрального подъезда МИДа на Смоленской площади стояла черная «Волга» с цековскими номерами. Помимо шофера в ней сидел впереди еще один человек, как я понял, из «девятки» [48]48
   Девятое управление КГБ по охране советского руководства.


[Закрыть] . Убедившись, что я это я, он сказал, что имеет поручение доставить меня. Куда – не сказал. А я, естественно, не спрашивал.

Но по тому, как машина, выскочив на Садовое кольцо, круто свернула на Кутузовский проспект и помчалась к Рублевскому шоссе, я понял, что мы опять едем в Кунцево – в Центральную Клиническую больницу (ЦКБ). И не ошибся. Проехав главные ворота, машина сразу же свернула налево к тем же двум домикам под развесистыми елями, где мне уже прежде довелось побывать. Мы поднялись на второй этаж, разделись и сопровождающий, коротко бросив кому – то «доставил», указал мне на дверь.

Я вошел в палату. Там за небольшим столиком сидел какой– то сгорбленный человек с лохмами седых волос. Сначала я даже не понял, кто это, и только потом дошло – передо мной сам Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов. Он очень сильно изменился –ещё больше похудел, осунулся и как– то сник.

– Проходите, Олег Алексеевич,– сказал он невзрачным голосом. – Садитесь.– Ни по тону, ни по выражению лица, я не понял, заметил ли он мое смятение. – Расскажите, как Вы представляете перспективу Стокгольмских переговоров.

Я знал, что Андропов не любит многословных докладов, старается быстро схватить суть дела и любит задавать острые, порой неожиданные вопросы. Иногда даже казалось, что он хочет не столько прояснить дело, сколько выяснить, хорошо ли владеет темой его собеседник. В общем, разговаривать с ним всегда было очень нелегко.

Поэтому я коротко изложил ему, что в Стокгольме намечается противостояние СССР – США и сейчас нет даже общих тем для ведения переговоров – настолько противоположны подходы сторон к укреплению доверия. Однако, на мой взгляд, эти расхождения не носят принципиального характера, и они легко могут быть преодолены, так как не затрагивают глубинных интересов безопасности. Если мы захотим наводить мосты с США и Западом вообще, то лучшего поля для приложения таких усилий не найти...

Я говорил минут пять, не более. Но он прервал меня.

– Вы считаете, что с американцами можно договориться? А Вы представляете, с какой позицией они выступят в Стокгольме? Вы знаете, что они будут предлагать обмениваться информацией о всех крупных воинских формированиях начиная с дивизии – их дислокации, структуре и численности? Вы знаете, что они потребуют проведения инспекций нашей, а не своей территории?

Вопросы эти были прямые и резкие, как выстрелы. Порывшись на столе в кипе бумаг, он достал какой– то документ, который по лицевой странице выглядел как доклад Чебрикова из КГБ. Накануне Громыко получил, видимо, такой же документ, и, к счастью, мне удалось ознакомиться с ним в его секретариате. Поэтому я постарался ответить ему так же четко и кратко:

– Во– первых, американская позиция не ограничивается только этими мерами, а будет предусматривать уведомление о крупных учениях и  передвижениях войск начиная с 10 тысяч человек, а также посылку наблюдателей на такие учения. Эти меры в принципе нам подходят, если изменить параметры.

– Во– вторых, то, что предлагают сейчас американцы, это их первая позиция с большим запросом. В ходе переговоров, по крайней мере, треть, а то и половину они сбросят. Сейчас американцы выступают против всех наших предложений, называя их декларативными. Но, когда дело дойдет до дипломатического торга, они не смогут отклонить такие наши предложения, как, например, соглашение о неприменении силы.

Андропов сидел мрачно насупившись. В это время нам принесли чай в кремлевских подстаканниках с гербом Советского Союза и блюдечко с неизменными кремлевскими сушками. Он сказал:

– Международная обстановка перенапряжена. Пожалуй, впервые после Карибского кризиса Соединенные Штаты и Советский Союз уперлись лбами. Они хотят нарушить сложившийся стратегический паритет и создать возможность нанесения первого обезоруживающего удара. А мы..., —он опять замолчал, – экономика наша в плачевном состоянии – ей нужно придать мощное ускорение, но наши руки связаны афганской войной. Американцы же делают все, чтобы не выпустить нас из Афганистана... Нам не удалось помешать размещению их средних ракет в Европе. Тут нужно честно признать – мы проиграли. Теперь Стокгольм. Американцы там будут исполнять песенку на мотив «Все хорошо, прекрасная маркиза», а Вас заставят подпевать. Так что Вам ни на шаг нельзя ни в чем уступать. Это будет выглядеть как наше поражение.

Нам остается одно, —продолжал он ровным, без эмоций, голосом, – как в Х1Х веке после крымской войны бросить лозунг – «Россия сосредотачивается» и набирать силу. Будем сильными – нас будут уважать и про права человека не вспомнят. Не будем сильными – все развалится.

И замолчал. Молчание продолжалось около минуты. Я понял, что разговор окончен и  стал прощаться. Но он меня остановил жестом.

– У меня к Вам просьба, —вдруг совершенно неожиданно промолвил Андропов . – У Вас в делегации работает мой сын Игорь. Он хороший человек – честный и добрый, но вокруг него вьется свора прихлебателей, которые спаивают его и мешают работать. Гоните их прочь. Создайте дружную команду. Нацельте ее на работу, а не на гуляние по кабакам. Я давно наблюдаю за Вами и знаю, что Вы это можете.

Я вышел от Андропова в полном смятении чувств от всего увиденного и услышанного. И только когда оказался на улице, вдруг понял, что тревожило меня на протяжении всей беседы, и почему Александров велел мне «не распространяться» об этой встрече: я видел умирающего Генерального секретаря.

* * *

6 января американская печать сообщила, что президент Рейган принял в Белом доме американского посла Джеймса Гудби. Их встреча выглядела помпезно и впечатляюще. В знаменитой Овальной комнате, которая на протяжении почти 80 лет служила личным кабинетом американских президентов, Рейган благосклонно пожал руку послу и дружески похлопал по плечу. Потом они сели в кресла возле мраморного камина под полосатым американским флагом, и президент дал такое напутствие.

– В Стокгольме, —говорил Рейган, – делегация США должна стремиться к выработке конкретных и прочных мер, понижая риск войны в Европе в результате внезапного нападения или просчета.

Просто и ясно. А в печати Гудби давал пояснения, что все проблемы, связанные с ядерным и обычным оружием, охватываются процессом ведущихся переговоров. Однако остается опасность войны в результате случайности или просчета, которая может начаться с применением обычных вооружений, а потом перерасти в ядерный конфликт. Конференция в Стокгольме призвана выработать такие соглашения, которые свели бы к минимуму риск подобного развития событий.

ЧТО НАКЛЁКОТАЛИ ЯСТРЕБЫ

Готовясь ехать в Стокгольм, Андрей Андреевич меньше всего думал о Стокгольмской конференции. Все попытки обратить на нее внимание встречали какое – то брезгливо – презрительное отношение: мысли его, очевидно, были далеко– далеко – в Вашингтоне. Какой будет политика США? Каким новым кризисом обернется международная обстановка? И, вспоминая, очевидно, последний острый поединок с Шульцем в Мадриде, гадал, как пройдет его новая встреча с госсекретарем США в Стокгольме.

И основания для беспокойства были. Причём, весьма основательные. В разгар Холодной войны ни один американский президент –ни Трумэн, ни Эйзенхауэр, ни Кеннеди –не употребляли столь резких выражений в адрес СССР, как это делал Рейган. А в американской печати постоянно появлялись сообщения, что в Белом доме разрабатывается новая политика, которая поведёт к тотальному краху всей советской системы. Называлось даже имя одного из главных авторов этой политики –старший советник по советским делам Совета национальной безопасности Ричард Пайпс. В Москве его хорошо знали: польский эмигрант, политолог из Гарварда, специалист по Советскому Союзу и ярый антисоветчик. В 1981 году публично заявил, что Советы должны быть поставлены перед жёстким выбором между мирным изменением своей системы или войной.

Но что действительно варится на политической кухне в Белом доме, в Москве не знали. Оставалось только гадать.

И вот, много лет спустя, работая в Гуверовском институте, мне удалось раздобыть этот сверх секретный документ, который был разработан администрацией Рейгана ещё в декабре 1982 года. Называется он NSDD 75 [49]49
   National Security Decision Directive 75, January 17, 1983.Understanding the End of the Cold War, 1980 1987, An Oral History Conference, Brown University, May 7 – 10, 1998.  A Compendium of Declassified Documents and Chronology  of the Events.


[Закрыть] . А в нём, пожалуй, впервые даётся ясный ответ на те вопросы и сомнения, которые обуревали советское руководство в начале 80х. Поэтому я привожу полностью, хотя бы первую его страницу. Выглядит она так, цитирую:

                    СЕКРЕТНО

     БЕЛЫЙ ДОМ

    ВАШИНГТОН

Секретно Чувствительно                                                                  17 января 1983

Национальная Безопасность. Решение.

Директива номер 75

  ОТНОШЕНИЯ США И СССР

Политика США в отношении Советского Союза будет состоять из трёх элементов: внешнего сопротивления советскому империализму; внутреннего давления на СССР для ослабления источников советского империализма; и переговоров для устранения на основе строгой взаимности остающихся разногласий.

1.      Сдерживать и со временем повернуть вспять советскую экспансию на всей международной арене путём эффективной конкуренции с Советским Союзом на справедливой основе –особенно в общем военном балансе и в географических регионах, являющихся приоритетными для Соединённых Штатов. Это будет оставаться главным фокусом американской политики в отношении СССР.

2.      Содействовать в узких рамках имеющихся у нас возможностей процессу изменений в Советском Союзе к более плюралистической политической и экономической системе, в которой власть привилегированной правящей элиты постепенно уменьшится. США понимают, что советская агрессивность имеет глубокие корни во внутренней системе и что отношения с СССР должны строиться с учётом того, помогают они или нет укреплению этой системы и её возможностей проводить агрессию.

3.      Втянуть Советский Союз в переговоры с тем, чтобы попытаться достичь соглашений, которые защищали бы и укрепляли американские интересы и которые были бы совместимы с принципом строгой взаимности и общих интересов. Это важно, когда Советский Союз находится в процессе политического перехода власти.

Для осуществления этой трёхсторонней стратегии США должны ясно дать знать Москве, что её неприемлемое поведение повлечёт цену, которая будет превышать любые приобретения. В то же время, США должны сделать совершенно ясным для Советов, что подлинная сдержанность в их поведении может принести важную пользу Советскому Союзу. Особенно важно, чтобы такой сигнал был ясно передан в ходе периода смены власти, поскольку это может оказаться особенно подходящем временем для внешних сил повлиять на политику приемников Брежнева.

Противоборство с Советским Союзом предусматривалось в этом документе на четырёх главных фронтах:

1.      Усиление военного противоборства и гонка вооружений.

2.      Экономическое давление.

3.      Идеологическое наступление.

4.      Борьба за Третий мир.

Пункт первый. Военное противостояние.Ставка здесь делалась прежде всего на модернизации и наращивании американских вооружённых сил, как ядерных, так и обычных. Главное –США не должны быть на втором месте. «Советские расчёты возможного исхода войны в любом случае должны всегда приводить к выводу о таком неприемлемом для них исходе, чтобы у советских лидеров не было никаких побуждений к нападению. Будущая мощь американских военных возможностей должна быть гарантирована».

И конкретика: «В Европе Советы должны быть поставлены перед лицом усиленного НАТО. На Дальнем Востоке мы должны обеспечить, чтобы Советы не могли рассчитывать на безопасный фланг в глобальной войне. В глобальном масштабе американские силы общего назначения должны быть достаточно сильны и мобильны, чтобы повлиять на советские расчёты в широком спектре различных ситуаций. В третьем мире Москва должна знать, что области интересов США не могут быть объектом нападения или угроз без риска серьёзных военных контрмер со стороны США».

Возможность первого ядерного удара со стороны США в этом документе не предусматривается и не упоминается. Зато не раз пробрасывается предупреждение, что Советский Союз может готовить такой удар. Поэтому «сердцевиной американской военной стратегии является сдерживание нападения со стороны СССР и его союзников против США, его союзников и других важных стран, а также отразить такое нападение, если сдерживание не сработает».

 А в беседе с американским журналистом Робертом Шиар президент так обозначил политику США:

«Соединённые Штаты никогда не должны оказываться в положении, как это было много раз,  когда они гарантировали врагу, или потенциальному врагу, что они не будут делать… Я не думаю, что мы должны были применять ядерное оружие во Вьетнаме. Я не думаю, что это было нужно. Но когда кто –либо убивает ваших молодых ребят, вы никогда не должны освобождать врага от опасений, что он может получить за то, что делает» [50]50
   Robert Sheer, With Enough Shovels, Random House, NY, 1982, p. 140.


[Закрыть] .

 Что ж, ещё с античных времён это был один из главных законов любой войны: заставить врага предполагать худшее. На этом, кстати, и сейчас строится ядерная стратегия Израиля в противостоянии с арабами.

Пункт второй. Экономическое давление.Цель его предельно ясна: подорвать экономику Советского Союза путём навязывания непосильной для него гонки вооружений. Для этого:

«– Прежде всего, обеспечить, чтобы экономические отношения Восток– Запад не способствовали советскому военному росту. Это требует создания препятствий для передачи технологий и оборудования, которые вносили бы прямой или косвенный вклад в создание советской военной мощи.

– Избегать субсидирования советской экономики или ненужного облегчения советскому руководству решений по размещению средств, с тем чтобы не ослаблять давления в направлении структурных изменений советской системы».

Пункт третий. Идеологическое наступление.«Политика США должна предусматривать идеологическое наступление, которое ясно подтверждает преимущество американских и западных ценностей свободы и достоинства человека, свободы прессы, независимых профсоюзов, свободы рынка и политической демократии над репрессивными проявлениями советского коммунизма».

Это касается не только Советского Союза, но и его союзников. «Имеется ряд важных слабостей и уязвимостей внутри советской империи, которые США должны использовать. Американская политика должна стремиться, где это возможно, к тому, чтобы побудить советских союзников дистанцироваться от Москвы во внешней политике и продвигаться к демократизации у себя дома». Поэтому основным театром Холодной войны объявлялась Восточная Европа:

«Главная цель США в Восточной Европе ослабить советское господство, продвигая дело прав человека в каждой восточноевропейской стране. США могут продвинуться к этой цели путём осторожной дискриминации в пользу тех стран, которые показывают относительную независимость от СССР в их внешней политики, или же демонстрируют большую степень внутренней либерализации».

Пункт четвёртый. Борьба за Третий мир.«США должны восстановить надёжность своих обязательств противостоять советскому посягательству на интересы США, их союзников и друзей, а также эффективно поддерживать те страны Третьего мира, которые хотят сопротивляться советскому давлению или противостоять советским инициативам, враждебным Соединённым Штатам, или являются особой целью советской политики». Особое место здесь отводилось Афганистану:

«Задача США поддерживать максимальное давление на Москву с целью вывода войск  и обретения уверенности, что для Советов политическая, военная и другая цена будет оставаться высокой, пока продолжается оккупация».

В общем, цели этого противоборства с Советским Союзом на всех четырёх фронтах были определены весьма чётко: « сдерживание, обращение вспять советской экспансии и содействие эволюционным изменениям внутри Советского Союза».  Правда, тут же делалась оговорка: эти задачи «не могут быть быстро решены. Предстоящие 5 – 10 лет будут периодом существенной неопределённости, в ходе которой Советы могут испытывать американскую решительность путём продолжения агрессивного поведения на международной арене, которое США считают неприемлемым».

 17 января 1983 года Рейган подписал эту директиву NSDD 75.