Текст книги "Перелом. От Брежнева к Горбачеву"

Автор книги: Олег Гриневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 47 страниц)

КТО БЫЛ ДУШОЙ ПЯТЁРКИ

Этими вопросами вплотную занялась Пятёрка. В 1987 году она заметно приобрела вес – особенно после Рустового побоища. Все военно– политические решения проходили теперь предварительную обкатку сначала на Малой пятёрке, или как её ещё называли – в Рабочей группе, а потом уже и на Большой пятёрке.

Ещё весной Виталий Катаев –энергичный заместитель заведующего Отделом оборонной промышленности ЦК, ставший «душой –двигателем» Пятёрки, подготовил Записку в ЦК «О порядке подготовки документов по военно– политическим вопросам для доклада в ЦК КПСС». [249]249
  Её подписали Л.Н. Зайков, Э.А. Шеварднадзе, С.Л. Соколов, В.М. Чебриков, А.Ф. Добрынин и Ю.Д. Маслюков. 19 мая 1987 года эту Записку утвердило Политбюро.


[Закрыть] Коротко, суть её сводилась к  тому, что все решения по военно– технической и военно– политической тематике, а также безопасности государства должны подготавливаться на Пятёрке с участием специалистов. При этом чётко обозначались следующие правила: приоритет интересов государства, коллегиальность и оперативность реагирования.

Особое внимание уделялось Рабочей группе. Её мог созвать любой участник и в этом случае он становился координатором заседания. Но, как правило, эту роль доверялось исполнять первому заместителю Начальника Генштаба генералу армии В.И. Варенникову. [250]250
  После него эту роль исполняли В.И. Лобов и Б.А. Омеличев.


[Закрыть] А собиралась Малая пятёрка чуть ли не каждый день. И в этом не было ничего удивительного – ежегодно ей приходилось готовить 80– 90 решений Политбюро по военно– политическим вопросам и все они требовали тщательной проработки.

Тогда же Горбачёв утвердил и состав Межведомственной рабочей группы (Малой пятёрки):

– Минобороны, Генштаб – С.Ф. Ахромеев, Н.Ф Червов;

– МИД – Ю.М. Воронцов, В.П. Карпов, (Г.С. Сташевский);

– КГБ – В.А. Крючков;

– Комиссия по военно– промышленным вопросам – Н.Н. Детинов, (Г.К. Хромов);

– ЦК КПСС, Отдел оборонной промышленности – В.Л. Катаев, (В.А. Попов); Международный отдел – Г.М. Корниенко, В.П. Стародубов.

Группа эта действовала, как своего рода ситуационный аналитический центр. Помимо названных выше лиц в её работе обычно принимали участие ещё 30– 40 человек, в основном военные, учёные и представители промышленности. Все они были крупными специалистами, знатоками своего дела. У каждого за спиной был не только военный, дипломатический или технический опыт, но и устойчивые доверительные связи в делегациях, институтах, промышленности. «Аппаратчиками» их никак нельзя было назвать. Но и там почти сразу чётко обозначилось противостояние позиций МИДа и Минобороны. Представители Международного отдела ЦК зачастую выступали на стороне военных, а представители Отдела оборонной промышленности больше тяготели к мидовской позиции. Ну а представители КГБ болтались где– то в промежности, вели себя уклончиво.

Однако над всеми дискуссиями довлело мнение Генсека. А доступ к уху Горбачёва имели главным образом Шеварднадзе, Зайков и Ахромеев. Теперь всё чаще и чаще в его кабинете происходили закрытые «посиделки» с участием узкого круга лиц, на которых и принимались принципиально важные решения по вопросам безопасности. Затем эти решения спускались вниз, обычно на Малую пятёрку, и там снова начинались дискуссии, но уже с учётом того, что «на верху есть мнение...» Этому мнению на Пятёрках придавались надлежащие формы и обличие. А после Рустового побоища сопротивление военных заметно ослабло, и они стали сдавать одну позицию за другой.

Так, например, после долгих споров и пререканий 23 июля на свет появилось знаменитое интервью Горбачёва индонезийской газете Мердека: Советский Союз не настаивает на сохранении своих РСМД в Азии и готов их ликвидировать. И там же Горбачёв призвал к переговорам о радикальном сокращении обычных вооружённых сил в Европе.

В Вашингтоне быстро сориентировались и отказались от размещения своих ракет на Аляске. Больше того, объявили о согласии не переоборудовать РСД в ракеты с меньшей дальностью. Теперь обе стороны вели речь о двойном нуле – по РСД и РМД. Нигде в мире больше не должно было оставаться ни американских, ни советских ракет как средней, так и меньшей дальности.

В общем, к августу 1987 года главные препятствия на пути к соглашению были устранены. Серьёзные подвижки с обеих сторон по ракетам средней и меньшей дальности были налицо.

* * *

Однако в советско– американских отношениях в целом царил застой. Рейган продолжал говорить о намерении развивать диалог и провести следующий саммит с Горбачёвым в Вашингтоне. Но при этом на чём свет стоит ругал Советский Союз за его политику в отношении прав человека, в региональных конфликтах и в Европе. И хотя Москва делала серьёзные подвижки по всем этим вопросам, Вашингтон не отвечал взаимностью. Там признавали, что в советской системе происходят кое – какие изменения, но объясняли их твёрдостью американского курса и требовали большего. Причём порой били по самому больному.

12 июня 1987 года Рейган появился в Западном Берлине и произнёс речь у Браденбургских ворот – прямо напротив Берлинской стены. Отметив, что Горбачёв говорит о реформах и открытости, президент поставил вопрос ребром:

– «Является ли это началом глубоких изменений в советской системе? Или это пропагандистский приём, рассчитанный вызвать напрасные надежды на Западе?И призвал Горбачёва дать миру безошибочный сигнал: – Г– н, Горбачёв, если Вы стремитесь к миру, если Вы стремитесь к процветанию Советского Союза и Восточной Европы, если Вы стремитесь к либерализации... разрушьте эту стену!» [251]251
  Presidential Documents, Vol. 23 (June 22, 1987) p.p. 658 – 659.


[Закрыть]

Но разрушением стены дело не ограничилось. На следующий день он объявил 14 июня «Днём свободы для Балтики». А месяц спустя, 17 июля в обращении по поводу недели порабощённых народов говорил уже о «народах порабощённых советским империализмом». Причём не только в Восточной Европе. «Борьба, начатая на Украине 70 лет назад, идёт по всей советской империи... в Казахстане, Латвии, Молдавии и среди крымских татар». [252]252
  Presidential Documents, Vol. 23 (July 23, 1987) p. 827.


[Закрыть] И США будут на стороне этих народов.

Тем же летом Рейган изложил стратегические цели своей политики под броским лозунгом, как «найти выход из тупика Холодной войны». Суть их: «разогнать, а не жить под двумя огромными, тёмными тучами послевоенного периода – угрозы ядерного холокоста и распространения тоталитарного правления». Отсюда вытекали две новые доктрины Рейгана, хотя сам он их так не называл: «новая политика помощи демократическим повстанцам в их борьбе за самоопределение и права человека в своих странах» и «переход к оборонительному сдерживанию» путём создания СОИ.

  В той же речи 26 августа президент бросил другой вызов Горбачёву: нужен не только контроль над вооружениями, но и большая военная открытость. «Настало время перейти к гласности в ваших военных делах. Во– первых, публиковать обоснованный военный бюджет ваших военных расходов так, как это делаем мы. Во– вторых, раскрыть советскому народу и всему миру численность и состав советских вооружённых сил. В третьих, начать дебаты в вашем Верховном Совете по крупным вопросам военной политики и вооружениям так, как это делаем мы». [253]253
  Presidential Documents, Vol. 23 (Аugust 26, 1987) p.p. 965 – 967.


[Закрыть]

Эти выпады Рейгана создавали серьёзные проблемы для Горбачёва. Он и его команда весьма болезненно воспринимали вмешательство Запада в деликатные процессы трансформации советского общества при проведении перестройки. Разумеется, Горбачёв хотел перемен и проводил их, но он не хотел, чтобы это выглядело так, что он действует по указке из Вашингтона. В этом плане он был лично уязвим перед обвинениями, что капитулирует под давлением Запада.

Понимали это в Вашингтоне? Судя по выступлениям Рейгана, – нет. Или же предпочитали демонстрировать силу и непримиримость во внешних делах, чтобы отвлечь внимание от жёсткого внутреннего кризиса Ирангейт.

Но Горбачёв не стал втягиваться в непродуктивную полемику с президентом США, хотя соблазн был велик. И упрямо продолжал политику «не слов, а дел», шаг за шагом устраняя наслоения конфронтации в советско– американских отношениях. Это была дальновидная политика и она принесла плоды. Потом. А тогда этого не было видно.

РЕЙГАН НЕ ЗНАЛ, КОГО ОБНИМАЛ

Вот в такой обстановке Шеварднадзе вместе с большой командой своих экспертов прибыл в Вашингтон для подготовки встречи в верхах Рейгана и Горбачёва.

Во вторник 15 сентября в 8.00 утра он вошёл в кабинет Шульца на седьмом этаже в здании госдепартамента. Обычно суровый и неулыбчивый госсекретарь источал доброжелательства и широким жестом пригласил советского министра в маленькую комнату позади его огромного кабинета, где они вдвоём с переводчиками приступили к делам. Но не успели начать, как в комнату буквально ворвался охранник и задёрнул шторы на окне. На недоумённый взгляд Шульца он ответил:

– Какой– то парень с автоматом у памятника павшим во Вьетнаме угрожает открыть огонь.

Шеварднадзе потом удивлялся, как такое может происходить в цивилизованных странах. Ни в Москве, ни в Тбилиси такого и представить нельзя. И назвал Вашингтон столицей криминального мира.

Но этот эпизод министры не обсуждали. Первым делом, уже по традиции они образовали 4 рабочие группы – разоружение, права человека, региональные конфликты и двусторонка. А сами приступили к обсуждению этих же проблем, но в широком плане, не вдаваясь пока в детали. При этом Шеварднадзе делал упор на необходимость скорейшего заключения Договора по РСМД, а Шульц на ситуацию с правами человека в Советском Союзе, и поддержку им тоталитарных режимов в Афганистане, Анголе, Никарагуа, Камбодже...

Начал Шеварднадзе с того, что передал Шульцу послание Горбачёва Рейгану. В нём тоже основное внимание уделялось заключению Договора по РСМД и подчёркивалось, что он станет прочной основой не только новых советско– американских отношений, но также международных отношений в целом и на многие годы. И далее, Горбачёв убеждал президента, что настало время поднять опасную завесу секретности с военных доктрин СССР и США, а для этого проводить встречи военных обеих стран на высоком уровне.

Затем началась дискуссия. В ней не было ничего нового. Кроме, пожалуй, одного момента. При обсуждении прав человека вместо обычного советского контраргумента – «а у вас негров вешают» Шеварднадзе сказал:

– Передайте мне ваш список отказников и мы его внимательно рассмотрим.

На этом в 10.40 переговоры в госдепартаменте были прерваны. Шульц отправился в Белый дом на доклад президенту. А за ним вскоре последовала и вся советская делегация с министром во главе: в Белом доме предстояла церемония подписания соглашения о создании Центра по уменьшению опасности ядерной войны, а потом ланч, который давал президент.

Это было первое соглашение в области безопасности, которое Шеварднадзе подписывал с американцами. И оно имело свою предисторию.

В далёком 1963 году было разработано и подписано соглашение об установлении линии горячей связи между Москвой и Вашингтоном. Происходило это в бурную эпоху шестидесятых годов по ещё не остывшим следам Кубинского кризиса,  когда Кеннеди и Хрущёв, оказавшись на краю ядерной бездны и заглянув в неё, в ужасе отступили. Своим делегациям в Женеве они дали указание срочно договориться об установлении линии прямой связи на случай чрезвычайных ситуаций, чтобы избежать войны в результате просчёта, ошибки и непонимания действий другой стороны.

Такое соглашение было нами разработано и его подписали в женевском Пале дэ Насьон американский посол Чарльз Стелл и советский посол Семён Царапкин. «Горячая» связь между столицами устанавливалась по двум каналам: телефону Москва -хельсинки – Стокгольм – Копенгаген – Лондон – Вашингтон; и радио Москва – Танжер – Вашингтон. Один канал подстраховывал другой.

В ту пору эта линия была задействована нечасто, [254]254
  Во время арабо– израильской войны 1967 года США передали информацию о переброске своего флота в Средиземное море. Задействован был этот канал и в тревожные дни арабо– израильской войны 1973 года.


[Закрыть] но для проверки исправности по ней регулярно передавалась сакраментальная фраза из послания Остапа Бендера подпольному миллионеру Корейко: «Графиня изменившимся лицом бежит пруду». Почему была избрана именно эта фраза  – не знаю.

Теперь в новой обстановке выхода из Холодной войны первым соглашением стали меры доверия, и вторым – создание Центра по сокращении опасности ядерной войны. Старая, но усовершенствованная линия горячей связи по прежнему служила самому высокому руководству – президенту и Генсеку. А по каналам нового центра через космос устанавливалась прямая связь между правительствами СССР и США. Помимо информации по предотвращению риска случайной войны, по ней передавались теперь сообщения о запусках ракет, а также уведомления об инспекциях и других контрольных мероприятиях по разоружению и мерам доверия.

Подписание этого нового соглашения происходило в знаменитом Роуз гарден – Саду роз в Белом доме. На высоком подиуме стоял стол, за которым восседали Шульц и Шеварднадзе – они подписывали это соглашение. Чуть справа от стола стояла трибуна, с которой должен был выступать президент Рейган. А полукругом позади стола должны были стоять мы – советские и американские участники переговоров в Вашингтоне.

Существует большая разница в проведении подобных церемоний в Кремле и Белом доме. В Москве на них царит давка – все стараются пробиться поближе к месту, где подписывается документ, и попасть в объектив. А в Вашингтоне это проходит чинно и благородно – все стоят, как по ранжиру. Почему? На полу пришпилена табличка с твоим именем: стой и не рыпайся.

Табличка с именем  «О. Гриневский» оказалась в ряду, что позади стола, крайней справа – прямо около трибуны. Церемония началась. Министры подписали соглашение. На трибуну взошёл Рейган и по бумажке прочёл речь. Выглядел он неважно и был, что называется, не в себе – иногда путался. Кончив читать, под аплодисменты сошел с трибуны и сделал шаг к столу, где подписывалось соглашение. Шеварднадзе вскочил и бросился было ему навстречу. Но Рейган остановился около меня и протянул руку. Что было делать? Я пожал ему руку. Он обнял меня. Я обнял его. И тут почувствовал, что наше объятие немного затягивается. А Шеварднадзе, очень ревниво относящийся к своему имиджу, стоит в ожидании с почти протянутой рукой. Поэтому я тихонечко подтолкнул президента в сторону министра. Рейган отстранился, с удивлением посмотрел на меня и снова протянул руку. Я опять пожал ему руку. Он снова обнял меня – на этот раз крепко. Я опять обнял его и понял, что моя дипломатическая карьера на волоске. Поэтому довольно сильно подтолкнул Рейгана к Шеварднадзе и они, наконец, тоже обнялись.

Вот такие вот курьёзы встречаются в дипломатической практике. Видимо Рейган меня с кем– то спутал. Но эпизод борьбы с президентом США показывали в тот вечер по телевидению.

* * *

А в рабочих группах в те дни шли жаркие дискуссии и там были свои заторы. Днём 16 сентября министры «вызвали на ковёр» региональщиков – главным камнем преткновения у них был вопрос об Афганистане. Но Шеварднадзе неожиданно отозвал Шульца в сторону и сказал, что хотел бы переговорить с ним наедине.Они уединились в комнатку позади кабинета госсекретаря и там начались откровения.

– Мы уйдём из Афганистана,– заявил Шеварднадзе. – Это произойдёт в течение следующих пяти месяцев или одного года. Но не в отдалённом будущем – так вопрос не стоит. Я говорю это с полной ответственностью и политическое решение об уходе уже принято.

И вот, что интересно: советский министр просил американцев оказать содействие в устранении угрозы исламского фундаментализма в Афганистане.

– Нейтральный, неприсоединившийся Афганистан – это одно, а реакционный, фундаменталисткий Афганистан – это совсем другое.

Однако эти обещания Шеварднадзе не проняли государственного секретаря. В ответ он говорил о важности быстрейшего ухода Советского Союза из Афганистана. Но озабоченности Шеварднадзе обошёл молчанием, сказав лишь, что в интересах США становление Афганистана нейтральным, неприсоединившимся государством, которым будут управлять сами афганцы. Вот и всё. Ни о чём договариваться тогда не стали, а к откровениям Шеварднадзе американцы отнеслись скептически. Тем более что на заседании рабочей группы советские представители излагали прежнюю позицию, а Шеварднадзе молчал. Однако Шульц в своих мемуарах пишет, что поверил ему. [255]255
  Shultz, Ibid, p. 987.


[Закрыть]

Но не Афганистан и не региональные конфликты, а подготовка к встрече на высшем уровне доминировала на переговорах в Вашингтоне. Тут были две проблемы: завершение работы над Договором по РСМД и разработка предлагаемого Советским Союзом соглашения об основных, базисных положений Договора по сокращению СНВ и соблюдения Договора по ПРО.

Ещё в Женеве Кампельман сказал Воронцову:

– Я не буду просить президента о каких–либо изменениях в позиции по СОИ, пока мы не будем иметь подуровней по баллистическим ракетам, которые удовлетворят наших начальников штабов.

Сигнал был груб и понятен. В качестве награды за принятие подуровня по МБР и БРПЛ американцы обещали нам какие– то туманные подвижки по ПРО. Такой же по сути дела была позиция США и в ходе прошлой встречи Шульца с Шеварднадзе в Женеве 7 августа. Американцы предложили тогда подуровень в 4800 боеголовок на МБР и БРПЛ, подчеркнув, что в этом ключ к решению проблем стратегических вооружений. Если Советский Союз пойдёт на установление такого подуровня, США не будут настаивать на подуровне в 3300 боеголовок на МБР.

Однако в Москве тогда имелась информация об этом замысле США. По оценкам Пентагона при общем уровне в 6000 боеголовок для всей стратегической триады, комбинация из подуровня в 4800 боеголовок для МБР и БРПЛ и сокращения на 50% советских тяжёлых ракет СС– 18 снизит возможности Советского Союза в его традиционной опоре на МБР. Он будет вынужден переключиться на строительство тяжёлых бомбардировщиков, чтобы заполнить остающиеся 1200 боезарядов.

Эти оценки Пентагона практически полностью совпадали с выводами советских военных. Поэтому Шеварднадзе ответил тогда, что предлагаемое установление подуровня на МБР и БРПЛ задумано в качестве инструмента для слома существующей структуры советских стратегических сил. И отказался обсуждать это американское предложение.

А теперь, в сентябре советский министр приехал в Вашингтон с контрпредложением, хотя и не новым: установить подуровень в 3600 боеголовок как на МБР, так и на БРПЛ. Это был адекватный ответ: вы хотите заставить нас провести реорганизацию структуры советских СНВ, а мы заставим вас поломать структуру американских СНВ. Американцы, естественно, отвергли это предложение.

Но у специалистов напрашивался такой компромисс: США откажутся от установления подуровня на МБР, а СССР –от подуровня на БРПЛ. При этом стороны договорятся о приемлемом для них общем подуровни на МБР и БРПЛ. Но для советских военных на улице Фрунзе это звучало как анафема. В общем, тут был глухой тупик.

Зато по РСМД крупных расхождений уже не было. Существовало общее понимание, что будущая договоренность будет предусматривать ликвидацию двух классов вооружений. А именно: советских и американских ракет средней и меньшей дальности, а также крылатых ракет наземного базирования, с дальностью действия от 500 до 55000 километров.

Оставался, однако, один весьма болезненный для СССР вопрос – судьба ракет Першинг– 1А на территории ФРГ.

Проблема здесь была в том, что эти ракеты американского производства принадлежали ФРГ, но ядерные боеголовки на них были собственностью США. Ранее вопрос этот широко не обсуждался – речь шла главным образом о ядерных средствах Англии и Франции. Но теперь, когда вопрос об этих средствах был снят с повестки дня, советские военные остро поставили перед Горбачёвым проблему с немецкими Першингами: без их ликвидации договор с американцами заключать нельзя. Поэтому Горбачёв дал строгий наказ своему министру добиваться их уничтожения.

Этот наказ Шеварднадзе выполнил. С присущей ему проникновенностью в голосе он убеждал Шульца:

– Вопрос этот для нас особенно болезненный, так как ракеты эти в руках у немцев. А у нас горький опыт общения с ними.

Но Шульц, видимо, был готов к постановке этого вопроса. Уже летом 1987 года он начал закулисные переговоры с Бонном об уничтожении  этих ракет, а Рейган направил канцлеру Колю секретное послание на сей счёт. В результате, 26 августа, Коль объявил, что ФРГ ликвидирует Першинги– 1А после того, как Договор по РСМД будет подписан и ракеты уничтожены. После такого заявления договориться уже не составляло труда. Что и было сделано: со своей стороны американцы просто взяли обязательство ликвидировать боеголовки к этим ракетам.

В общем, можно было рассчитывать на заключение Договора по РСМД и это был реальный успех на переговорах в Вашингтоне. Поэтому на заключительное заседание, которое проходило в зале Джеймс Мэдисон в госдепартаменте, были приглашены все участники переговоров в рабочих группах – а их было более 50 человек и всем даже места не хватило. Хотя принесли стулья, многим пришлось постоять. Советские и американские эксперты по очереди докладывали о проделанной работе. Однако на этот раз обошлось без полемики. И всё это походило больше на торжественное заседание, нежели на деловую встречу.

После этого Шульц и Шеварднадзе поехали в Белый дом на встречу с президентом Рейганом. Там тоже доминировала тема успеха и неожиданно говорить стало не о чём. Но заканчивать встречу ранее запланированного времени тоже нельзя – в прессе пойдут нехорошие слухи – домыслы. Положение спас президент: он устроил нечто вроде экскурсии по своему кабинету, с особой гордостью показывая коллекцию ковбойских скульптур Ремингтона.

Потом был ланч в Белом доме. Но и там никаких серьёзных проблем больше не поднималось. К удивлению присутствующих Рейган заявил:

– Я фермер. Поэтому мне интересно знать, как проходит реформа сельского хозяйства в Советском Союзе.

Шеварднадзе, хотя и не был фермером, стал долго говорить о перестройке в сельском хозяйстве, которой на самом деле не было. А вице – президент Буш рассказал о подготовке к президентским выборам в США. Так прошёл этот ланч.

В заключительном коммюнике было объявлено, что достигнуто «соглашение в принципе» о заключении Договора по РСМД. Для подписания этого соглашения и рассмотрения всего комплекса вопросов советско– американских отношений Рейган и Горбачёв встретятся в Вашингтоне этой осенью. Однако конкретная дата встречи тогда не была названа. Нужно было утрясти ещё остающиеся разногласия и с этой целью Москву должен посетить госсекретарь Шульц.