Текст книги "Перелом. От Брежнева к Горбачеву"
Автор книги: Олег Гриневский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 47 страниц)
ПОЧЕМУ ШУЛЬЦ ПЕЛ ПЕСНИ
Неудивительно поэтому, что «папа Шульц» – так звали его между собой советские дипломаты – прилетел во Внуково мрачнее тучи. Было это рано утром 13 апреля 1987 года. На полях ещё лежал снег, было мокро и холодно. Он сразу же проследовал в мидовский особняк на улице Алексея Толстого и потребовал от Шеварднадзе объяснений.
Но в Москве готовились к нелёгкому разговору на шпионскую тему. Тем более, что на следующий день предстояла встреча с Горбачёвым и Генсек не хотел выглядеть дураком, повторяющим сказки про невинное КГБ. Поэтому он сам грозно допрашивал председателя Чебрикова, что случилось в американском посольстве?
Однако руководство КГБ намертво отпиралось – никакого «физического проникновения» в посольство США со стороны советских спецслужб не было. То, что рассказывают морские пехотинцы, – сказки для детей. А вся история выдумана и приурочена к визиту Шульца, с целью сорвать поездку Горбачёва в Америку и его встречу с президентом Рейганом. Конечно, Чебрикову не поверили. Но он твёрдо стоял на своём и предлагал даже опросить его людей, наблюдавших за американским посольством. Пришлось поверить, так как другого выбора не было.
Поэтому, выслушав гневные эскапады Шульца, советский министр холодно ответил:
– Г-н секретарь, Вас дезинформировали.
На следующий день Горбачёв пошёл еще дальше и твёрдо заявил, что никакого «физического проникновения» сотрудников КГБ не было ни в посольство, ни в кабинет посла. Шульц быстро сориентировался и спросил:
– Могу я передать президенту, что Ваша политика и правила не позволяют спецслужбам физически проникать в здание нашего посольства?
– Да, – подтвердил Горбачёв.
На этом вопрос был закрыт. [230]230
Этот шпионский скандал закончился также, как и начался – с признания Лоунтри. 7 месяцев спустя, в ноябре 1987 г. при рассмотрении его дела в суде пришли к выводу, что он не содействовал проникновению агентов КГБ в американское посольство, хотя информацию им передавал. А обвинения против капрала Брейси были вообще сняты. Он отказался от своих первоначальных показаний, т.к. они были сделаны под давлением и подписаны им, не читая. Журналы дежурств по посольству, когда их внимательно проштудировали, показали, что Лоунтри и Брейси вместе даже не дежурили. А обследование помещений с помощью самой современной электронной аппаратуры не обнаружило никаких подслушивающих устройств.
[Закрыть]
* * *
Разделавшись со шпионажем, Шульц и Шеварднадзе уединились в сопровождении переводчиков и договорились о порядке предстоящей работы – создать 4 рабочих группы. В них будет рассматриваться весь спектр проблем советско– американских отношений: разоружение, права человека, региональные кризисы и двусторонние отношения – «двусторонка» на чиновничьем жаргоне. По всем этим вопросам к визиту Горбачёва в Вашингтон должны быть подготовлены конкретные решения. [231]231
Работа этих 4-х групп продолжалась и после визита Горбачёва в Вашингтон, став своего рода опорной базой подготовки решений ко всем встречам высшего руководства СССР и США.
[Закрыть]
Так начались переговоры в мидовском особняке, где Шульц стал излагать американскую позицию, обвиняя во всех грехах Советский Союз. Но жёстко проводя эту линию, он делал как бы исключение лично для Шеварднадзе. Это, по– видимому, была его тактика.
Углядев с первой их встречи, что новый советский министр неравнодушен к знакам личного уважения в чисто восточном стиле, госсекретарь постоянно играл на этом. Вот и теперь, когда прервались на ланч и настало время произнести тост, грузный Шульц тяжело поднялся из– за стола. Но вместо речи, неожиданно дал знак своим помощникам включить музыку, и сам запел известный американский шлягер «Georgia on My Mind», что звучало в переводе, как «Грузия в моих мечтах». А его команда высокопоставленных дипломатов стала подпевать.
Раздались смех и аплодисменты. Это было весьма необычное шоу для чопорной дипломатии, но Эдуард Шеварднадзе и его жена Нанули были довольны. Таким образом, отношения Шульца и Шеварднадзе крепли от встречи к встрече, несмотря на все перепады в советско– американских отношениях.
После ланча начались переговоры. Теперь они происходили следующим образом.
Министры сидели в Белом зале и обсуждали общие проблемы. А этажом выше советские и американские эксперты, разбившись на 4 группы, приступили или пытались приступить к выработке конкретных договоренностей. Время от времени министры вызывали их и они докладывали результаты. Министры слушали, обменивались мнениями, иногда спорили, а иногда что– то решали, но большей частью давали указание – доработать или поработать ещё.
Разумеется, работа экспертов протекала в строго ограниченных рамках уже заявленных позиций. И решать они могли только третьестепенные технические детали и то по согласованию со своими ведомствами. Вопросы средней степени важности адресовались уже министрам. Ну а главные, принципиальные проблемы решались на уровне глав государств.
Очень скоро в рабочих группах стала практиковаться такая игра: если там возникал тупик, кто– либо из советских или американских экспертов начинал грозить передать жгучую проблему на рассмотрение министров. Но угрозы эти мало действовали, ибо эксперты знали, что министры их обычно не решали, а отправляли обратно экспертам на доработку. И главной проблемой, которая в те апрельские дни гуляла туда и обратно, были ракеты средней и меньшей дальности – РСМД.
По ракетам средней дальности (РСД) принципиальные рамки договоренности были обговорены Горбачёвым и Рейганом ещё в Рейкьявике. Это – полная ликвидация РСД в Европе и сохранение по 100 боеголовок с соответствующим количеством ракет в азиатской части СССР и в США. Но для американцев всё ещё предпочтительным оставался нулевой вариант.
В общем, тут было всё ясно. Серьёзные проблемы существовали в отношении ракет меньшей дальности. И в Рейкьявике они были только обозначены, но не решены.
Американцы настаивали на полной ликвидации этих ракет и в Европе, и в Азии. А советская позиция была уклончивой и неопределённой. В качестве первого шага, сразу же после подписания Договора по РСД Советский Союз был готов вывести ракеты малой дальности из ГДР и Чехословакии.
Далее он предлагал заморозить имеющиеся у сторон количества этих ракет, приступить к переговорам об их существенном сокращении и в конечном счёте – ликвидации. Об этом публично заявил Горбачёв в Праге после ожесточённой схватки с военными, которые были категорически против. Сделал он это 10 апреля, накануне визита Шульца, и какой– либо конкретной разработанной позиции на этот счёт не было. Поэтому экспертам не оставалось ничего другого, как повторять эту фразу, что было явно недостаточно для согласования договорных формулировок.
Но не отсутствие разработанной позиции тормозило работу экспертов. Американцев замораживание вообще не устраивало. У США нет ракет малой дальности, говорили они. Поэтому замораживание будет означать, что СССР сохранит такие ракеты на неопределённое время, а США будут лишены права создавать и размещать эти ракеты. В общем, здесь был тупик, выход из которого мог быть найден даже не министрами, а главами государств.
Поэтому на экспертном уровне в особняке на улице Алексея Толстого обсуждались 3 конкретных вопроса, решение которых они пытались облечь в формулировки будущего Договора:
– перечень ракет, подлежащих ликвидации;
– как будет осуществляться их ликвидация и сроки;
– контроль.
И начинать нужно было казалось бы с простого вопроса – какие конкретно ракеты в арсеналах СССР и США относятся к категории ракет средней и малой дальности.
В отношении РСД проблем не было: в эту категорию подпадали все баллистические ракеты дальностью полёта от 1000 до 5500 километров. В Советском Союзе – это ракеты СС– 4, СС– 5 и СС– 20, а в США – Першинг– 2 и крылатые ракеты наземного базирования.
Проблемы, и весьма серьёзные, существовали в отношении ракет меньшей дальности. Обозначались они ещё в ходе женевских переговоров по разоружению. Там без особого труда договорились, что к этой категории относятся все ракеты дальностью от 500 до 1000 км. У США таких ракет не было, а в СССР – это СС– 12. Но американцы настаивали, что туда же должны быть включена советская ракета СС– 23, она же Ока.
Это была новая, современная, прекрасная по всем параметрам ракета. Все её составляющие –сама ракета, электронно– вычислительный комплекс, системы наведения и связи – размещались на одной четырёхосной машине, очень похожей на бронетранспортёр. Она плавала, проходила через препятствия, даже через окопы. Её можно было загрузить в самолёт, на транспортное судно и отправить в любую точку планеты. А главное –ракета летела к цели со скоростью в 4 маха, то есть в 4 раза быстрее звука. Она имела специальную ядерную боевую часть –»невидимку», которую было невозможно засечь радаром. Кроме того, ракета управлялась на всей траектории полёта, и её можно было перенацелить в любой момент на другой объект.
Но не по этим причинам советские военные были категорически против включения Оки в категорию ракет меньшей дальности, подлежащих уничтожению. И резоны для этого у них были весьма основательные. Установленной дальностью ракеты, доказывали они, считается максимальная дальность, на которую испытывался данный тип ракеты. Ока была испытана на 400 км. И ни один военачальник не решится запустить ракету на большую дальность, чем она испытана, так как нельзя обеспечить необходимую точность попадания и вообще неизвестно, как она себя поведёт в полёте.
Но американцы приводили иной довод: если бы такая же по габаритам ракета была изготовлена по американским технологиям, то она имела бы дальность 500 километров. А наши военные применяли контр довод: так можно поставить под сомнение дальность действия любой ракеты, в том числе и американской. И в таком духе дискуссии продолжались долгое время.
Незадолго до визита Шульца, министерство обороны под большим прессом со стороны Горбачёва, Зайкова и Шеварднадзе вынуждено было согласиться на включение Оки в категорию ракет меньшей дальности, но с условием: предложить американцам ликвидировать все ракеты в диапазоне с 400 до 1000 км. Их замысел был ясен: наряду с ликвидацией Оки была бы поставлена преграда для создания – а такой проект уже был – модернизированной американской ракеты Лэнс– 2 дальностью 450 – 470 км.
В рабочей группе Карпов попробовал пробить этот вариант, но безуспешно: американцы были против. Поздно вечером, когда он докладывал министру о результатах своих безуспешных баталий, Шеварднадзе негодовал:
– Что же получается? Из– за каких– то пол сотни или там сотни километров мы не можем начать ликвидацию ракет, направленных нам прямо в сердце? Приступить к масштабной программе ядерного разоружения? Это и есть пример, когда копание в технических деталях застилает нашим военным горизонт. За деревьями, причём мелкими, не видят леса!
Очевидно он поговорил по этому вопросу с Горбачёвым и Зайковым – сам он не мог бы его решить. Поэтому тем же поздним вечером, когда Шульц прямо поставил перед ним вопрос, согласна ли советская сторона включить СС– 23 в категорию ракет меньшей дальности, Шеварднадзе твёрдо заявил:
– Для нас это не проблема. Давайте попросим экспертов заняться этим вопросом. Повторяю, за нами дело не станет.
Тем самым Шульцу был дан позитивный ответ. И в рабочей группе он был той же ночью решён в соответствии с указанием министров.
На следующий день в Екатерининском зале Кремля Шульца принимал сам Горбачёв. Генсек был решительно настроен на достижение результатов и главный упор делал на развязку проблем с РСМД. После ритуального танца с изложением официально заявленных позиций, когда стало ясно, что всё дело упирается в ракеты меньшей и дальности и их замораживание не проходит, Горбачёв решительно заявил: Советский Союз готов полностью ликвидировать эти ракеты в Европе в течение короткого срока.(Позднее было уточнено – одного года.)
Это был второй долгожданный ноль. Но осторожный Шульц, памятуя о проблемах с СС– 23, закинул удочку:
– О каких средствах идёт речь, нам, я думаю, ясно.
И Горбачёв сходу подтвердил:
– Как мы понимаем, о ракетах СС – 23 и других ракетах этого класса.
Шульц не верил своим ушам. Позднее, в кругу своих соратников он назовёт это «божественным подарком» со стороны Горбачёва. Но тогда прямого ответа не дал, а стал говорить, что сначала американцам надо посоветоваться с союзниками по НАТО. Теперь не верил Горбачёв: такой практики общения с союзниками в Варшавском Договоре не существовало. Обычно Москва принимала решение, сообщало о нём своим союзникам, а те послушно одобряли. Поэтому Горбачёв продолжал давить:
– «Мы готовы на ноль, на ликвидацию ракет малой дальности в Европе. Более того, готовы идти дальше, решать вопрос о сокращении и ликвидации тактических ракет. И вот, когда мы делаем все эти предложения, вы в НАТО ходите вокруг них, как кошка вокруг миски с горячей кашей, никак не решитесь пойти на договорённость».
Но Шульц продолжал лавировать – ни да, ни нет. Только осторожно поинтересовался судьбой РМД вне Европы. На это Горбачёв ответил, что «по Азии можно было бы решить вопрос также как и вопрос по РСД», то есть оставить по 100 ядерных боеголовок и соответствующее количество ракет. Однако Шульцу такой вариант явно не понравился и он стал говорить, что эти ракеты высоко мобильны и их легко доставить обратно в Европу. На это Горбачёв сказал:
– «Так или иначе, мы за глобальный нулевой уровень».
Короче говоря, дал понять, что готов полностью уничтожить и ракеты средней дальности, но предпочёл бы сохранить небольшое их число в Азии. А Шульц намекнул, что для него предпочтительнее их полная ликвидация.
В общем, всё ходили вокруг да около и конкретно ни о чём не договорились, хотя были весьма близки к этому. Однако специалистам уже тогда было ясно: прорыв не за горами. Соглашение по РСМД в том или ином виде – будет. И оно положит начало кардинальным изменения в международной политике.
Но по другим проблемам, обсуждавшимся в Москве 13 и 14 апреля, прогресса не было.
По ПРО Горбачёв начал уступать. В Рейкьявике он говорил о 10– летнем сроке невыхода из Договора по ПРО, после чего ещё в течение 3х– 4х лет последуют переговоры для того, чтобы определить, что делать дальше. Но и после этого не должно быть автоматического развёртывания СОИ, если стороны не договорятся, в каком виде оно будет происходить. По сути дела это было как бы бессрочное обязательство соблюдать Договор по ПРО или, по крайней мере, – в течение 15 лет.
Теперь, в апреле он решил подправить советскую позицию: переговоры могут начаться за 2– 3 года до истечения 10– летнего срока невыхода из Договора. Если же стороны ни о чём не договорятся и одна из сторон решит приступить к созданию ПРО, другая сторона будет свободна от обязательств по ограничению и сокращению СНВ. Это было предупреждение: Советский Союз получит свободу рук для ответных мер в наращивании стратегических наступательных вооружений. Но американцы восприняли этот шаг Горбачёва скорее как уступку. Шульц в беседе с Шеварднадзе сказал:
– По– видимому, вы начинаете говорить о реальных 10 годах.
И со своей стороны ужесточил позицию. Если в Рейкьявике Рейган говорил о 10 годах, то теперь, спустя 6 месяцев, Шульц назвал 7 лет.
Не было движения и по другим направлениям советско– американского диалога. По правам человека продолжалось топтание на месте со взаимными упрёками. Новым здесь было, пожалуй, лишь согласие Советского Союза обсуждать эту тематику. Та же картина и при рассмотрении региональных проблем. СССР изъявлял готовность уйти из Афганистана, но жаловался, что американцы ставят ему палки в колёса. А США, хотя были совсем не против ухода советских войск, не собирались помогать Москве сохранить лицо.
Все эти проблемы подробно обсуждались у Горбачёва. Шульц уехал из Кремля только в 7.30 вечера, а в 9.30 был снова в мидовском особняке на улице Алексея Толстого, где просидел до полуночи, споря с Шеварднадзе. Но безрезультатно.
НОЛЬ В ОБЛАКАХ
Главный результат визита Шульца в Москву во всем мире восприняли однозначно: соглашение по РСМД теперь в пределах досягаемости. Но хорошо это или плохо? И как к этому относиться? Характерным был заголовок на первой полосе газеты Геральд Трибюн Интернэшенел: «Шульц сообщил о прогрессе с пактом по евроракетам: НАТО опасается эрозии американского щита». [232]232
Herald Tribune International, April 16, 1987.
[Закрыть]
Ноль по РСД был официальной политикой НАТО, начиная с 1983 года. Но там, видимо, не просчитали всех за и против, полагаясь больше на то, что Советский Союз не пойдёт на ликвидацию своих СС– 20. Но он пошёл. И предложил второй ноль – ликвидацию ракет малой дальности в Европе.
Разумеется, в правящих кругах стран НАТО прекрасно понимали, что ликвидация РСМД – это ликвидация смертоносного оружия, нацеленного на Европу. Но там испугались, что это поведёт к «денуклеаризации» Европы. Особенно после Рейкьявика, где Рейган неожиданно заявил о готовности ликвидировать всё ядерное оружие. А ядерное оружие, и прежде всего американское, компенсировало подавляющее превосходство Советского Союза в обычных вооружениях. Оно являлось средством сдерживания. Об этом вслух, кроме Маргарет Тэтчер, предпочитали не говорить, но так думали в Лондоне, Париже, Риме, Брюсселе и других столицах Европы.
Были и другие причины проявлять настороженность. Франция, например, приступила к программе модернизации и наращивания ракет с ядерными боеголовками, а соглашение по РСМД могло нарушить эти планы. Аналогичные опасения существовали и в Великобритании. Поэтому Тэтчер решительно заявила, что политику сдерживания надо крепить делами.
Но наиболее острой была ситуация в ФРГ. Ликвидация РСМД означала, что в Европе останется тактическое ядерное оружие радиусом менее 500 километров. И если раньше РСМД угрожали всем европейским странам, то теперь ядерным полем боя становились обе Германии –Западная и Восточная. По своим характеристикам тактическое ядерное оружие могло быть применено только против них. Разумеется, это резко обострило внутренние дебаты – в ФРГ и без того существовали весьма сильные антиядерные настроения. Министр иностранных дел Геншер предлагал принять ноль Горбачёва, а министр обороны Вернер был категорически против. И они представляли как бы два противоположных крыла в германской политике. А канцлеру Колю приходилось лавировать.
Вот с такими настроениями пришлось столкнуться госсекретарю США, когда прилетел в Брюссель, чтобы проинформировать союзников о своём успехе в Москве. Судя по всему, он понимал, что положительного ответа сразу получить не удастся. Поэтому в беседах особо подчёркивал, что не дал положительного ответа Горбачёву на второй ноль. Но у НАТО есть выбор:
1. Принять это предложение и ликвидировать советские ракеты, нацеленные на Европу, но тем самым одновременно лишить США возможности создавать и размещать такие ракеты на европейском континенте.
2. Предложить Советскому Союзу сохранить некоторое число этих ракет и зарезервировать за США право создать и разместить аналогичное число ракет в Европе.
В общем, как бы из двух зол, он предлагал выбрать меньшее. И оно – это меньшее зло, явно проглядывало из его речей. Если принять предложение Горбачёва, доказывал он, Советский Союз сократит в несколько раз больше ракет, чем Соединённые Штаты. А Европа от этого не пострадает: Англия и Франция сохранят свой ядерный потенциал. США также сохранят там не только тактическое ядерное оружие, но ракеты морского базирования, в том числе крылатые, и бомбардировщики с ядерным оружием. Кроме того, в Европе останутся 300 000 американских военнослужащих – они будут гарантом того, что Америка не бросит Европу в беде.
Но натовские министры в Брюсселе тогда так и не смогли сделать выбор – боялись политических бурь в своих странах. Решение было отложено. [233]233
Kenneth L. Adelman, The Great Universal Embrace, Simon and Shuster, NY 1989, p.p.207 – 208.
[Закрыть] А военное руководство НАТО было настроено однозначно: ноль Горбачёва принимать не следует, и в Европе следует разметить американские ракеты меньшей дальности. Вот с такими напутствиями Шульц улетел в Вашингтон – там тоже предстояла нелёгкая борьба вокруг этих злосчастных ракет.
* * *
Ноль Горбачёва по РМД встретил неоднозначную реакцию и в самих США. Республиканцы в Конгрессе и многие известные политики выступили против. Александр Хейг, Брент Скоукрофт, Джеймс Вулси предлагали отклонить его и оставить в Европе по 100 ракет этого класса для СССР и США. [234]234
Washington Post, March 31, 1987.
[Закрыть] Генри Киссинджер также сделал несколько весьма резких заявлений. В марте он так обрисовал ситуацию:
Так называемый ноль по РМД «не снижает сколько – нибудь существенным образом советскую ядерную угрозу Европе. Но он полностью ликвидирует американские средства ответного ядерного удара из Европы... И он представляет собой важный шаг к политическому отрыву Европы от США». [235]235
Los Angeles Times, March 3, 1987.
[Закрыть]
А в апреле, уже вместе с Никсоном, они предупреждали, что заключение соглашения по РСМД станет «роковой ошибкой», если только наряду с ним Советский Союз не пойдёт на ликвидацию своего «существенного преимущества в обычных вооружённых силах». Это соглашение сделает Европу уязвимой перед советским ядерным шантажом и нападением обычными вооружёнными силами. Оно «создаст самый серьёзный кризис в НАТО за всю его сорокалетнюю историю [236]236
Washington Post, April 26, 1987.
[Закрыть] «.
Аналогичную позицию занял министр обороны Уаинбергер. По сути дела он публично поддержал подход Киссинджера и Никсона об увязке договора по РСМД с сокращением обычных вооружённых сил в Европе. [237]237
Shultz, Ibid. p.p. 899 – 900.
[Закрыть] Но Шульц твёрдо гнул свою линию: это предложение для США выгодно. Его поддержали Начальник Объединённого комитета начальников штабов адмирал Кроу и новый глава администрации президента Ховард Бейкер. Да и сам Рейган явно симпатизировал идее скорейшего заключения Договора по РСМД в Вашингтоне, куда специально для этого прибудет Горбачёв. Но своему главе администрации Рейган жаловался:
– Ховард, мне кажется я единственный в правительстве, кто хочет попытаться заключить Договор по РСМД с Советами. [238]238
Don Oberdorfer, Ibid. p. 244.
[Закрыть]
* * *
Поэтому чёткого импульса, куда вести дело, переговорщикам в Женеву так и не последовало. Консультации в НАТО затягивались. А из поступающей информации было видно, что в фокусе проходящих там дискуссий находится не ликвидация, а сохранение ракет меньшей дальности в Европе. Затягивалось и обсуждение вопроса о РСМД на советско– американских переговорах.
27 апреля советская делегация в Женеве внесла новый детально проработанный проект Договора. Он предусматривал полную ликвидацию РСМД в Европе и сохранение их некоторого числа на азиатской территории Советского Союза и в США. Кроме того, в советском документе содержались отдельные положения и формулировки из американского проекта, что значительно облегчало работу по согласованию текста.
Однако советские переговорщики жаловались, что эти предложения явились полным сюрпризом для американцев. Им потребовалось два месяца, чтобы дать ответ. А в начавшейся дискуссии вскоре обозначились три принципиальных расхождения.
Первое.США предлагали записать в Договоре право переоборудовать находящиеся в Европе ракеты Першинг– 2 в ракеты с меньшей дальностью. На деле это бы выглядело так: с ракеты снимается вторая ступень, остаётся первая ступень с ядерной боеголовкой, заменяется кое – какое электронное оборудование и тем самым Першинг– 2 как бы перестаёт существовать.
Советский Союз, разумеется, был против. По мнению специалистов, в том числе американских, обратная операция осуществлялась бы не менее просто: привозится вторая ступень, восстанавливаются блоки электронного оборудования, и примерно через 48 часов ракета Першинг– 2 снова в боевом состоянии.
Кроме того, США оговаривали для себя право оставить в Европе крылатые ракеты большой дальности, сняв с них ядерные боеголовки или перебазировав их на морские суда.
Получалось, что американцы не только отвергают советское предложение о нуле по РМД в Европе, но и превращают в фикцию собственное предложение о ликвидации там средних ракет.
Второе.Советский Союз предлагал, чтобы процесс ликвидации советских и американских РСД в Европе происходил одновременно, так чтобы с самого начала была задействована система контроля в обе стороны. А США предлагали, чтобы на первом этапе сокращались только советские ракеты средней дальности, а американцы лишь проверяли и инспектировали эти действия СССР. Иными словами, здесь нарушался принцип равенства и одинаковой безопасности.
Третье.Советский Союз предлагал, чтобы РСД, остающиеся на национальных территориях СССР и США, размещались таким образом, чтобы их боеголовки не могли достигать территории другой стороны. США были против и резервировали за собой право размещать эти ракеты на Аляске.
Но главной проблемой была неясность относительно ликвидации ракет меньшей дальности. В Вашингтоне и Брюсселе продолжалась борьба, и её исход был неясен. В тумане была и позиция СССР в отношении РСМД в Азии. Горбачёв говорил и о сохранении некоторого их числа, и о полной их ликвидации. Но в утверждённом на Политбюро тексте Совместного заявления, который был внесён советской делегацией в Женеве, говорилось лишь об их ликвидации в Европе и ограничении минимальным согласованным уровнем в Азии и в США. Поэтому военные эксперты ни о чём другом говорить не желали.
В кулуарах американские переговорщики сетовали: мы так и не понимаем, что хочет Москва – ликвидировать все ракеты как средней, так и меньшей дальности, или же оставить какое – то их число. Этим пользуются «ястребы» в Пентагоне, которые хотят сохранить эти ракеты любой ценой. Американский посол Глитман неоднократно зондировал у своего коллеги посла Алексея Обухова возможность выхода на договоренность о двойном нуле. Обухов сообщал об этом в Москву, но...