Текст книги "Перелом. От Брежнева к Горбачеву"

Автор книги: Олег Гриневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 47 страниц)

БОРЬБА ПОД КОВРОМ

Ситуация в Москве была далеко не простой. На поверхности – в печати и публичных выступлениях – всё было как всегда: политика Горбачёва горячо одобрялась. Но за этим «одобрямсом» крылось глухое сопротивление. Конкретные шаги к реализации его политики искусно упаковывались в расплывчатые формулировки, которые можно было трактовать и так, и эдак. Причём, касалось это не только проблем, обсуждавшихся в Женеве. Подковёрная борьба шла вокруг главного –какой должна быть военно– политическая составляющая курса на перестройку и новое мышление.

Уже в начале 1986 года Горбачёв на Совете обороны поставил задачу разработать новую военную доктрину Советского Союза, которая отражала бы происходящие в стране перемены. А в его докладе ХХV11 съезду КПСС содержался призыв к ОВД и НАТО положить в основу своих военных доктрин принцип «разумной достаточности» военных потенциалов.

На этой основе в Москве началась разработка новой военной доктрины, получившей название «оборонной достаточности». Её вели Генштаб и министерство обороны, а МИД в этом деле не участвовал. Но отзвуки проходивших там дискуссий порой докатывались до Смоленской площади. Особенно, когда началось согласование этой доктрины с союзниками по Варшавскому договору. Тут– то многое и открылось.

Новая доктрина состояла как бы из двух частей. В первой её части –политической – декларировалось отсутствие агрессивных устремлений в военной политике СССР и подчёркивалась задача недопустимости войны как ядерной, так и обычной. Доктрина объявлялась строго оборонительной. «В нынешних условиях применение военного пути для решения любого спорного вопроса недопустимо». А мостом к переходу на оборонную достаточность было предложение странам НАТО провести «сокращение в Европе вооружённых сил и обычных вооружений до уровня, при котором ни одна из сторон, обеспечивая свою оборону, не имела бы средств для внезапного нападения на другую сторону, для развёртывания наступательных операций вообще». [239]239
  Совещание Политического консультативного комитета государств –участников Варшавского Договора. Берлин, 28 – 29 мая 1987 года. М.Политиздат, 1987, стр. 7, 10.


[Закрыть]

Это был важный шаг вперёд, который отражал позитивные сдвиги в военно– политической ситуации после принятия в Стокгольме соглашения по мерам доверия и продвижения на переговорах по ликвидации ракет средней дальности в Европе.

Однако во второй части –военно– технической –просто провозглашался переход к оборонной достаточности в строительстве и развёртывании вооружённых сил. Казалось бы и это неплохо. Но получался разрыв между словом и делом. Политическая часть доктрины не подтверждалась её военно– техническим содержанием. А отсутствие конкретных положений создавало неопределённость, которая позволяла военачальникам в рамках провозглашённой оборонной достаточности широко варьировать не только число дивизий, танков и самолётов, но и конфигурацию группировок на театре военных действий, подстраивая их для наступательных действий. И утверждать при этом, что оборонительная направленность новой доктрины вовсе не означает отказ от преимущественного упора на наступательные боевые операции. Не только у военных, но и среди политиков по– прежнему широкой популярностью пользовался лозунг: «Наступление –лучший способ обороны».

Однако эта двусмысленность, неподтверждённость политической стороны доктрины были видны не только военным специалистам.  В декабре 1986 года они стали предметом разбирательства на Совете обороны. Причём, особенно остро стояли вопросы, что такое достаточность, как определять паритет и дисбалансы. Иными словами, что считать и как считать. Первый зам начальника Генштаба генерал армии Варенников, например, утверждал, что между ОВД и НАТО уже существует полный паритет по численности вооружённых сил и по количеству дивизий. Считать надо, доказывал он, по числу боеспособных дивизий. У нас много дивизий неполного состава, а их никак нельзя считать боеспособными. В общем, как учил Сталин: «Неважно как голосуют, важно –как считать».

Горбачёв был недоволен. На заседании Политбюро 8 мая раздражённо говорил:

– «Никто на Совете обороны так и не смог толком объяснить, что такое стратегический паритет. И это вопрос не статистики, а военно– политический вопрос. Стратегический паритет в том, что мы имеем надёжную гарантию обороны страны. И противник не пойдёт на нас, ибо получит неприемлемый ответный удар. Если мы предвидим такой результат, то паритет есть. А если мы будем подсчитывать: винтовка у них и винтовка у нас –то тогда надо кончать со строительством социализма. У них 6 триллионов(долларов) трудится на вооружение. И мы что, будем подгонять под эту сумму? Кончать надо с таким подходом.

У народа всё тащим. И будем превращать страну в военный лагерь. А на Западе явно хотят втянуть нас во второй вариант гонки. Рассчитывают на военное истощение. И будут нас изображать милитаристами. И по СОИ они нас втягивают. Вот с этих позиций надо подходить в формулировании доктрины.

И когда мы говорим о численности наших войск в Европе, и если честно признаем, объявим цифры, то придётся придти к необходимости вывода войск в соответствующее время. Ведь для руководства наших союзников важно, чтобы мы держали военное присутствие у них. И им не важно, сколько там наших войск. Нам нужно присутствие, это политический момент, чтобы знали. Тронут наших союзников и будут иметь дело со всей нашей силой.

Поэтому подход: солдат у нас, солдат у них, у нас патрон, у них патрон –это не подход.

Надо внести ясность. Скажем, сохранить по 170 тысяч. Но за этим не должно быть суеты: мол, сразу будем выводить лишнее… Пусть они отреагируют. Может, скажут, что не надо. Нам нужно развязать линию на доверие, доверие, ещё раз доверие. Запад постоянно об этом твердит, а мы крутим». [240]240
  Запись А.С. Черняева на заседании Политбюро 8 мая 1987 года. Архив Фонда Горбачёва. Understanding the End of the Cold War, Ibid.


[Закрыть]  

В конце концов, министерство обороны вроде бы пошло на уступки. Но двусмысленность всё равно оставалась. «Я считаю, заявил на том Политбюро маршал Ахромеев, что по дисбалансу вооружённых сил в Европе надо искать выход и сказать открыто об этом». А в доктрину, хотя и в общей форме, было включено положение об отказе от подготовки и проведения крупных наступательных операций. Как пояснял это маршал:

– «Будем отражать нападение только оборонительными операциями и одновременно стремиться с помощью политических мер ликвидировать конфликт. Преднамеренно отдавая стратегическую инициативу в войне агрессору, будем вести оборону в течение нескольких недель. Если эти меры не приведут к успеху и параллельными политическими акциями агрессию прекратить не удастся, только тогда развернём широкомасштабные действия по нанесению поражения агрессору».

Однако это вызвало шок среди военной верхушки. Как пишет в своих воспоминаниях Ахромеев, в зале Академии и Генерального штаба, где он делал доклад о доктрине, стояла мертвая тишина, а на лицах слушателей –непонимание, недоумение и тревога. «Но что началось после доклада! Куда делась респектабильность наших военных учёных!... Посыпались обвинения чуть ли не в измене или уже во всяком случае не только в ошибочности, но и недопустимости ряда положений доклада». [241]241
  С. Ахромеев и Г. Корниенко, Там же, стр.125 – 126.


[Закрыть]

Особое неприятие вызывало намерение идти на ноль по РСМД. Министерство обороны и военно– промышленный комплекс бурлили негодованием: Горбачёв согласился на ликвидацию нескольких групп первоклассных ракет. Если соглашение по РСМД будет заключено, Советскому Союзу придётся сокращать ракет в несколько раз больше, чем американцам.

 И главный импульс здесь шёл от министра обороны маршала Соколова, а главным аргументам была Ока: сдали эту прекрасную ракету не за что ни про что, хотя по своим параметрам она не должна включаться в категорию ракет меньшей дальности.

В кулуарах министерства обороны рассказывали, что главному конструктору этой ракеты С.П. Непобедимому велели срочно ехать на полигон Капустин Яр и провести там пуск Оки на 500 километров как раз в то время, когда над полигоном будет пролетать американский спутник. Но конструктор отказался, заявив, что так далеко Ока летать не может –это не позволяют ей законы баллистики.

– Причём тут баллистика, если есть указание ЦК КПСС,– раздражённо заявил большой начальник. – Это указание надо выполнять!

– Тогда уже без меня,– отрезал Непобедимый.

На 500 километров Ока так и не полетела.

Однако открыто критиковать Горбачёва военные всё же не решались. Они сконцентрировали огонь на Шеварднадзе, обвиняя его, что это он убедил Генсека дать согласие на ликвидацию Оки. А маршал Ахромеев открестился: с Генштабом не советовались. Горбачёв вызвал его в Кремль на переговоры с Шульцем при обсуждении проблем сокращения стратегических вооружений, уже после того, как они с Шеварднадзе сдали Оку, и он, Ахромеев, ничего не знал об этом. Правда у мидовских специалистов были большие сомнения на этот счёт. Военные эксперты, хотя и не присутствовали в те дни в рабочей группе, но были полностью в курсе дела – их информировали коллеги из МИДа. И дотошный Ахромеев, отправляясь в Кремль, не мог не знать об этом.

В общем, интрига здесь была хитро закручена. Прямо против соглашения по РСМД министерство обороны не выступало. Оно лишь негодовало, что отдельные советские руководители бездумно идут на ликвидацию целых классов вооружений, столь необходимых для безопасности страны. И, что совсем уж необычно для той поры, – в министерстве обороны было проведено партийное собрание, где остро критиковали этот промах советского руководства.

Разумеется, Горбачёв знал об этом и всё больше мрачнел. А окончательное решение о заключении договора по РСМД тем временем всё больше повисало в воздухе. Нужно было действовать. Но как?

   РУСТОВОЕ  ПОБОИЩЕ

Москва, 29 мая 1987 года. Поздний вечер. Киевское шоссе перекрыто. По нему в сгущающейся тьме несутся черные ЗИЛы и сворачивают к правительственному аэропорту Внуково два. Это в неурочное время, раньше срока возвращается из Берлина Горбачёв.

Он спускается по трапу и его встречает Политбюро в полном составе. Михаил Сергеевич приветливо улыбается, здоровается с каждым за руку и говорит что– то доброе, а глаза злющие – горят. Широким жестом приглашает членов Политбюро в спец комнату в левом углу зала. Через полтора часа выходит весь красный и громко со значением говорит:

– Завтра в 11 Политбюро!

Значит, случилось что– то серьёзное.

Действительно случилось.

Накануне около семи вечера, когда вся страна отмечала день пограничника, над Красной площадью появился маленький, белый самолёт «Сесна» с флагом ФРГ на фюзеляже. Не спеша и покачивая крыльями, он сделал круг над площадью, да так низко, что чуть не задел мавзолей Ленина. Люди, толпившиеся на площади, даже пригнулись. Они решили, что снимается какой– то приключенческий фильм.

А самолёт, также не спеша, приземлился на Москворецком мосту и вырулил прямо к собору Василия Блаженного. Из него вышел парень в мотоциклетном шлеме и заявил, собравшейся вокруг толпе, что прибыл в Москву с «миссией мира» – привёз Горбачёву план ядерного разоружения на 21 странице.

Пока новоявленный миротворец раздавал автографы, а добрые москвичи угощали его сладкими пирожками, милиция и агенты КГБ в штатском, которых полным полно было на Красной площади в этот праздничный день, пребывали в растерянности – что делать? Только через час последовали указания и миротворца препроводили в Лефортовскую тюрьму. Им оказался 19 – летний авиатор из Гамбурга Матиас Руст.

Горбачев в это время находился в Берлине на совещании глав государств Варшавского Договора, где пламенно расписывал оборонительный характер советской военной доктрины. Советский Союз, говорил он, никогда и ни при каких обстоятельствах не начнёт войны против других стран, если только не станет жертвой военного нападения. И когда ему доложили, что немецкий самолёт приземлился на Красной площади, сначала даже растерялся. Но быстро пришёл в себя и велел срочно возвращаться в Москву.

В самолёте, по дороге домой началась острая дискуссия: как реагировать? Хитрый лис Шеварднадзе предлагал сделать хорошую мину и обратить всё в шутку, – мол, наши ракетчики миротворцев не сбивают. Но у Горбачева, видимо, на уме было совсем другое – он предпочёл разгневаться. На непокорных военных Генсек  давно точил зуб, а инцидент с Рустом давал  хороший предлог для расправы. К этому подзуживали и его помощники: «великую военную державу превратили в анекдот, в посмешище». Бахвалимся, что у нас сильнейшая система ПВО – 100 стартовых комплексов ракет земля– воздух, 6 авиа полков с 240 истребителями перехватчиками. А тут?

30 мая, как и грозил Горбачев, состоялось Политбюро. Открывая заседание, он обвинил министерство обороны в абсолютной беспомощности и потребовал, чтобы оно объяснило партии и народу, как мог произойти такой позорный провал. Военные оправдывались, что система ПВО рассчитана на современные боевые самолёты, а не на спортивные самолётики, летящие на низкой высоте со скоростью 150 – 170 километров в час. Но звучало это весьма неубедительно. [242]242
  Проведенное военной прокуратурой расследование вскрыло, что часть техники в войсках ПВО, предназначенной для борьбы с низколетящими целями, давно устарела и выработала сроки эксплуатации. Следствие установило также, что командиры боевых расчётов и подразделений, несущих дежурство в тот день, просто растерялись и ставили «неконкретные задачи командами неустановленной формы» (попросту говоря, – матом). А в ответ не получали от подчинённых «подтверждения об уяснения смысла полученных приказов и распоряжений» и, соответственно, «готовности их выполнить». (Московский Комсомолец 24 мая 1999 г.)


[Закрыть]

Потом началась жёсткая дискуссия. Премьер Н.И. Рыжков потребовал строго спросить с армии, которая до сего времени была закрытой зоной для критики. Шеварднадзе заявил, что перестройка совсем не затронула вооружённые силы. Происходит девальвация их авторитета, падает боеспособность, а минобороны старается лишь всячески раздувать военный бюджет и не желает участвовать в переговорах по ограничению вооружений. Даже Секретарь ЦК Лигачёв – признанный консерватор призвал решительно обновить руководство министерства обороны.

Похоже, всё это было хорошо оркестровано. И в конце, обращаясь к министру обороны, Горбачёв заявил:

– Сергей Леонидович, я не сомневаюсь в Вашей личной честности. Однако в сложившейся ситуации я, на Вашем месте, подал бы в отставку.

Маршал Соколов, не мешкая, встал и попросил отставки. Она была тут же принята. Вслед за ним лишились своих постов многие военачальники – «непосредственные виновники» происшествия, а Главная военная прокуратура возбудила уголовные дела. В результате своих постов лишились почти 300 генералов и офицеров, а к дисциплинарной ответственности было привлечено 30 военнослужащих войск ПВО. Перед судом предстало два офицера, находившихся в тот день на боевом дежурстве, – подполковник Карпец и майор Черных. За непринятие мер к уничтожению нарушителя государственной границы они были приговорены к 5 и 4 годам лишения свободы. [243]243
  Московский Комсомолец 24мая 1999 г.


[Закрыть]

В кругу своих близких помощников Горбачёв так прокомментировал эти жёсткие решения:

– «Теперь умолкнут кликуши насчёт того, что военные в оппозиции к Горбачёву, что они вот – вот скинут его, что он на них всё время только и оглядывается.» [244]244
  А.С. Черняев, там же, стр159.


[Закрыть]

А в кулуарах министерства обороны потихоньку сетовали:

– Ну что теперь бедным военным делать? Сбили пассажирский корейский лайнер над Сахалином, хотя он не реагировал на наши предупреждения, – плохо. Наказали. Не стали сбивать спортивный самолет Руста – ещё хуже: и наказали, и судили! Что же остаётся делать при следующем нарушении границы? Стрелять в самих себя?

* * *

Две недели спустя «дело Руста» снова рассматривалось на Политбюро. Докладывал Председатель КГБ Чебриков. Он предложил передать Руста немцам и пусть его судят в Гамбурге, где против него уже возбуждено дело. При этом Чебриков процитировал  показания Руста на следствии: хотел де повидать Горбачева, потому что разговаривать с Рейганом – пустое дело. А такой экстравагантный способ выбрал потому, что иначе не привлечешь внимание.

– Мои ребята пошуровали среди москвичей – они такого же мнения: отдать его на суд самим немцам. Есть признаки, что Руст «со сдвигом.» Но если мы пошлём его на экспертизу, то весь мир закричит о психушке – в этих делах, мол, русские большие мастера. И получится, что прилетел нормальным, а выпустили сумасшедшего.

Обсуждения не было – все промолчали. Только Зайков заметил:

– Представьте себе, что было бы, если бы наш парень посадил свой самолётик в Вашингтоне перед Белым домом. Что бы они с ним сделали?

– Ну, во– первых, они бы его сбили!– тут же отреагировал Чебриков под общий смех . Наши зенитчики десять раз брали Руста на «мушку» и делали фото выстрел – 100%ное попадание. Но команды на настоящий выстрел они не имели, потому что главнокомандующий ПВО узнал о Русте,  когда тот подруливал к Спасской башне.

Тут вмешался Горбачев. По свидетельству очевидцев он говорил раздражённо и зло:

– Что же это получается? Он, видите – ли, со мной хотел встретиться? Со мной многие встречаются... Нет, это провокация. Мы 150 генералов и офицеров под суд отдали, министра обороны сняли. Может быть, не стоило? А теперь мы ему говорим: гуляй, лети домой. Нет, демократия – это не слюнтяйство. Он трижды нарушил закон и по закону должен нести наказание. [245]245
  А.С. Черняев, там же, стр. 160. Руста судили и посадили в тюрьму, где он пробыл недолго, но  в довольно комфортабельных условиях. Потом простили и 4 августа 1987 года выпустили.


[Закрыть]

В министерстве обороны тяжело переживали случившееся. Маршала Соколова в армии любили и считали, что с ним обошлись несправедливо. Во время происшествия с Рустом он находился вместе с Горбачевым в Берлине, а на хозяйстве оставался Начальник Генштаба маршал Ахромеев.  Но сняли не Ахромеева, а Соколова. Почему?

Может быть потому, что министр, обладавший крутым и непреклонным нравом, твёрдо выступал против всех инициатив Горбачёва в деле сокращения вооружений – будь то обычных или ядерных? Начальник Генштаба тоже был от них не в восторге. Но, будучи человеком гибким, вёл себя на Политбюро покладисто и в конечном счёте соглашался с Горбачевым. Потом за стенами министерства обороны, но не публично, Соколов нередко ругал Ахромеева за «недопустимую уступчивость».

– Посему,– шептались в кулуарах, – Соколова сняли, а Ахромеева оставили. А Горбачеву надо было Руста не судить, а наградить орденом Ленина. Видишь, что он устроил – прямо «Рустовое побоище.» Теперь открыта дорога к заключению договора с американцами по ракетам средней и меньшей дальности.

Но ещё больше поразились в министерстве обороны, когда министром вместо Соколова был назначен другой маршал –бывший командующий Дальневосточным военным округом Д.Т. Язов. Почему выбор пал именно на него, до сих пор загадка. Никакими подвигами на ратном поприще или обучения войск он не прославился, хотя на службу являлся обычно очень рано – в 6 утра. Будучи в министерстве обороны занимался кадрами и был далёк от проблем международной безопасности…

Правда, Горбачёв знал его ещё по работе в Ставрополе.  Язов был тогда командиром мотострелкового корпуса и входил в состав  бюро крайкома КПСС. Он никогда «не высовывался» и голосовал так, как нужно было секретарю крайкома Горбачёву. [246]246
  Н.И. Кротов, А.А. Цыганов. Военные России. Рау Пресс, М. 1992, стр. 123 – 124.


[Закрыть] Кроме того, маршал обладал другим высоким качеством – был незаменимым тамадой – душой кампании в любых застольях, которыми так славно было застойное время. Он мог и тост красивый произнести, и спеть от души, и стихи часами наизусть читать, причём не только свои собственные...

Рассказывают, что во время посещения Горбачевым Дальнего Востока за одним столом с маршалом оказалась Раиса Максимовна. Язов очаровал её – он читал наизусть Евгения Онегина Пушкина! И не просто известное всем со школьной скамьи четверостишье «мой дядя самых честных правил...», а целыми главами.

– Вот какой министр обороны нужен перестройке, – сказала она потом мужу.

Так по рассказам знающих людей Язов оказался в министрах.

А затем постепенно началась чистка. К концу 1988 года были заменены все заместители министра обороны за исключением двоих, все первые заместители начальника Генерального штаба, командующий  и начальник штаба вооружённых сил Варшавского договора, все командующие групп войск и флотов, а также командующие военных округов Советского Союза. Пожалуй, даже во времена Сталина не было такой чистки армии и смены её руководства. Правда, на сей раз без расстрелов и посадок.

НАКАЗ ГОРБАЧЁВА – ДЕЙСТВУЙТЕ!

После заседания Политбюро 11 июня Горбачёв дал строгое указание Зайкову и Шеварднадзе разобраться с тупиками на переговорах в Женеве и расчистить путь к достижению соглашения по РСМД.

– В любом случае это будет нам выгодно,– говорил он. – Убрать Першинги из Европы в интересах нашей безопасности. Они – как пистолет со взведённым курком, приставленный к нашей голове. Если нет другой возможности, нужно пожертвовать нашим преимуществом в ракетах средней и меньшей дальности, но устранить эту угрозу. А если американцы не уйдут, мы всё равно останемся в выигрыше. Наши ракеты никуда не денутся, но все увидят, кто препятствует миру и разоружению на земле.

В конкретном плане нужно прежде всего для самих себя разобраться, что мы хотим и что для нас выгодней: полный ноль по РСД или же всё – таки сохранить 100 ракет в Азии. А то говорим то так, то эдак и подыгрываем разброду в НАТО, сами сеем эти их шатания.

Думаю в наших интересах публично заявить, что мы за глобальный ноль как по средним ракетам, так и по ракетам меньшей дальности и выдвинуть соответствующие предложения. Это автоматически решит проблему с размещением американских ракет на Аляске и целый ряд трудностей с контролем. Если же американцы предложат сохранить ограниченное число этих ракет в Азии и Америке, то мы сможем рассмотреть эти их предложения. Тут у нас руки развязаны.

Зайков и Шеварднадзе с ним полностью согласились: этот шаг расчистит путь к соглашению и его можно будет подписать во время визита Горбачёва в Вашингтон уже этой зимой. По имеющейся информации НАТО склоняется к тому, чтобы принять двойной ноль в Европе. Ещё в начале месяца канцлер Коль в доверительном порядке проинформировал Рейгана, что ФРГ возражать не будет. Это важный сдвиг в европейской позиции. [247]247
  12 июня 1987 года НАТО приняло решение согласиться с ликвидацией советских и американских РСМД в Европе.


[Закрыть]

После этого Горбачёв велел Шеварднадзе лично заняться проблемой переоборудования Першингов– 2 в ракеты меньшей дальности, на чём настаивают теперь американцы. Этого допустить никак нельзя, подчёркивал он, и пусть министр использует для этого свои доверительные контакты с Шульцем.

Тут Зайков заострил вопрос о ракетах Першинг– 1А в Западной Германии. Формально юридически – это западногерманские ракеты, но фактически – это американские ракеты, поставленные в ФРГ, оснащённые американскими ядерными боеголовками, и без санкции США их применять нельзя. Их немного – всего 72 ракеты, так что их присутствие или отсутствие стратегического баланса сил в Европе не изменит. Но тут важен прецедент, как способ обхода будущего Договора по РСМД. Горбачёв с ним согласился.

– Мы тоже, —сказал он, – можем передать наши СС– 23 Чехословакии или ГДР, оставив за собой контроль над ядерными боеголовками. Но что тогда будет с Договором по РСМД? Фикция!

И поручил МИДу взять под контроль этот вопрос.

А в конце стали обсуждать, что может помешать достижению соглашения по РСМД. Горбачёв сказал, что многие европейцы, которых нельзя отнести к ястребам, опасаются, что ликвидация этих ракет поведёт к нарушению баланса сил в Европе, и ссылаются на баснословные преимущества Советского Союза в области обычных вооружений. У Варшавского Договора, утверждают они, 230 дивизий против 121 дивизии НАТО, 14000 танков против 9700 натовских.

– Так ли это?– поставил вопрос Горбачёв. Каково на самом деле соотношение сил? И какие перспективы на переговорах по сокращению обычных вооружений в Европе?

Зайков ответил, что наши военные отрицают это. Они говорят, что никакого превосходства Варшавского договора нет, и в обычных вооружениях между НАТО и ОВД существует примерное равновесие. Но это не исключает превосходства Варшавского договора по отдельным видам вооружений, – например, по танкам, артиллерии и количеству дивизий. Однако у НАТО больше боевых самолётов и вертолётов. А в целом паритет. В то же время, от предоставления конкретных цифр наши военные уклоняются.

Со своей стороны Шеварднадзе доложил, что на переговорах в Вене по обычным вооружениям полный тупик. Там не могут даже договориться, что сокращать и как сокращать. Всё упирается в разные оценки соотношения сил. Наши военные говорят о равенстве, а Запад о значительном превосходстве Варшавского договора и обвиняет нас в фальсификации предоставленных данных. И так продолжается уже 14 лет без проблеска выхода хоть на какую– то договорённость.

Однако на Венских переговорах обозначилась и другая, не менее серьёзная проблема. Их формат явно не отвечает современным вызовам безопасности. Он охватывает узкую группу стран Центральной Европы как со стороны НАТО, так и Варшавского договора. Этот формат надо менять, так чтобы он охватывал всю Европу. Возможности для этого есть и весьма неплохие.

В рамках СБСЕ несколько лет назад было принято решение о созыве Конференции по разоружению в Европе в составе всех европейских государств, а также США и Канады. Первый её этап – Стокгольмская конференция успешно завершилась почти год назад принятием соглашения о мерах доверия и безопасности в Европе. Теперь предстоит её второй этап –разоружение. На Венской встрече СБСЕ сейчас как раз и разрабатывается мандат для этих переговоров.

Горбачёв так подытожил эту часть их разговора:

– Проблему сокращения обычных вооружений в Европе надо решать кардинальным образом. Сейчас эта задача выходит на первый план. С такими непомерно разросшимися армиями безопасность Европы обеспечить нельзя. Если у нас больше вооружений, – будем сокращать мы. Если больше у них, – пусть сокращает НАТО.

И велел Зайкову вместе с военными разобраться, наконец, сколько же у нас действительно танков и другого оружия, и каково действительно соотношение сил. А от Шеварднадзе потребовал, чтобы МИД обеспечил скорейшее начало переговоров по сокращению обычных вооружений во всей Европе от Атлантики до Урала.

– Действуйте! —таким был его наказ. [248]248
  При этом разговоре мне присутствовать не довелось. Информация о нём мною получена из указаний Шеварднадзе, которые он давал нам на следующий день, а также из бесед с В.Л. Катаевым, В.П. Карповым и Л.Н. Зайковым.


[Закрыть]