Текст книги "Перелом. От Брежнева к Горбачеву"

Автор книги: Олег Гриневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)

КТО СОТВОРИЛ ЭТО ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА?

Вопреки устоявшемуся мнению далеко не все в Советском Союзе приветствовали новую программу советского руководства о ликвидации ядерного оружия. О реакции мидовских специалистов я уже писал и они были не одиноки. Ворчали также и в КГБ.

«Мы в разведке, пишет в своих мемуарах бывший заместитель начальника Первого главного управления Н.С. Леонов, были неприятно поражены появлением 15 января 1986 года заявления Генерального секретаря ЦК КПСС  М.С Горбачёва... Поражены не только тем, что нас никто не привлекал к работе над этим документом, но и самим его содержанием, волюнтаристским характером, оторванностью от реальной мировой действительности, политической, пропагандистской направленностью. Даже самый элементарный просчёт возможной реакции в мире на это выступление мог бы убедить авторов в том, что оно не встретит никакой поддержки со стороны ядерных держав». [142]142
   Н.С. Леонов. Лихолетие, М. Международные отношения, 1995, стр.319.


[Закрыть]

Тут Николай Леонов как в воду глядел. На Западе Заявление Горбачева получило в целом однозначную оценку – пропаганда, хотя там обратили внимание на новые звучания и по РСД, и по контролю. Журнал «Тайм» писал: «План Горбачева – мучительная смесь старого и нового, неопределенности и конкретики, очередных уступок и прежних требований». [143]143
   Time, 27.01.1986, p.9


[Закрыть] Примечательной была и первая реакция Поля Нитце, занимавшегося советскими делами еще со времен президента Трумэна:

–х отел бы я знать, кто в Советском Союзе сотворил это произведение искусства?

Макс Кампельман – главный переговорщик США в Женеве сказал, что в Вашингтоне имеются серьезные основания ставить под сомнение искренность Заявления Горбачева. Прежде всего потому, что оно было опубликовано почти одновременно с вручением послания президенту. «В тот день у меня был ланч с Карповым в Женеве, и он даже не намекнул об ожидаемом послании, а спустя три часа, его передали информационные агентства всего мира. Все это я сообщил в Вашингтон, и там многие считают, что основной целью этого послания является пропаганда».

Но был один человек, который сразу же принял идею горбачевского плана ликвидации ядерного оружия. Это был президент США Рейган. Когда Шульц ознакомил его с посланием Горбачева, президент воскликнул:

– А зачем ждать до конца века, чтобы освободить мир от ядерного оружия? [144]144
   Shultz G. Ibid, p.700.


[Закрыть]

На следующий день он публично заявил на пресс – конференции:

– Мы очень благодарны за это предложение... Фактически это первый случай, когда кто– либо предлагает ликвидировать ядерное оружие. [145]145
   Time, 27. 01.1986, p. 9.


[Закрыть]

Журналисты ушли, пожимая плечами и пересмеиваясь. Начиная с 1945 года, ликвидировать ядерное оружие неоднократно предлагали Сталин, Барух, Вышинский, Хрущев... Впрочем с Рейганом это случалось – знанием деталей он себя не утруждал.

Самое интересное, однако, что в Вашингтоне, как в зазеркалье, происходило все с точностью наоборот, чем в Москве. Министерство обороны, Объединенная группа начальников штабов, ЦРУ, специалисты по разоружению и советологи – все были против ликвидации ядреного оружия. «Любителей сказать нет», по словам Шульца, было предостаточно и в госдепартаменте. Они считали, что последние 40 лет ядерное оружие служило гарантом против глобальных войн. Без него мир ждет катастрофа: распадется НАТО, Советский Союз получит огромное преимущество в обычных вооружениях, вся Европа и Азия попадут в сферу советского влияния.

Шульц, как видно из его мемуаров, разделял эти опасения и считал безъядерный мир утопией. Но он понимал, что выступать в лоб против этой идеи нельзя, прежде всего потому, что президент «за». Кроме того, он считал, что в предложениях Горбачева содержится ряд позиций, которые могут быть выгодны США. Поэтому умный Шульц решил взять советскую форму и влить в нее американское содержание.

– Не беспокойтесь,– сказал он одному из главных своих противников Ричарду Перлу из Минобороны, – мы скажем «прекрасно» трёх этапному подходу, а затем ограничимся нашей программой первого этапа. Формулировки Горбачева делают «нулевой вариант» достижимым. Все остальное является подходом к нему.

С этого момента, пишет Шульц, я начал осознавать, что нулевой вариант по средним ракетам «должен стоять в центре наших усилий».24 января он пришел к президенту и сказал, что хочет создать межведомственную группу для выработки широкого подхода США к разоружению, имея в виду необходимость парировать советские инициативы. Он предупредил Рейгана, что американские политики против безъядерного мира. Президент удивился:

– Если какая– либо страна способна нанести первой удар, так это Советский Союз. Почему же тогда это не та проблема, от которой мы хотели бы избавиться?

Тем не менее, Каспар Уайнбергер и многие другие влиятельные лица в Вашингтоне были против договоренности с Советским Союзом, даже в отношении нулевого варианта по РСД, который выдвинул американский президент. Стало известно, что два «высокопоставленных чиновника» из Минобороны просили в Париже и Токио помочь США заблокировать договоренность по ракетам средней дальности. Разгневанный госсекретарь доложил об этом Рейгану, и тот велел Уайнбергу принять меры против нарушения дисциплины и проявления нелояльности к президенту. Однако министр обороны никого не наказал. «Эти люди неконтролируемы», –  сетовал Шульц. [146]146
   Shultz G. Op. Cit. p.p. 701 – 703.


[Закрыть]

Вот в такой обстановке проходила выработка ответа Рейгана на Заявление Горбачева. Было подготовлено два расходящихся проекта. Один – группой Розалин Риджуэй из Госдепартамента, а другой – аппаратом Белого Дома. В итоге 22 февраля 1986 года посол США в Москве Хартман передал Горбачеву послание Рейгана, написанное его собственной рукой.

Суть его практически полностью отражала линию Шульца: не отклоняя прямо программу Горбачёва о запрещении ядерного оружия, выделить из неё наиболее привлекательные для США элементы, оговорив, что они не должны увязываться с другими частями этой программы.

В соответствии с этим Рейган сообщал Горбачёву, что его программа «представляет собой значительный шаг вперёд». Но выделялось и особо приветствовалось советское предложение о ликвидации ракет средней дальности в Европе с оговоркой, что такие ракеты должны быть уничтожены также на азиатской территории Советского Союза. А сокращение стратегических ядерных арсеналов Рейган обусловливал согласием СССР на осуществление программы СОИ и одностороннее сокращение советских обычных вооружений.

В общем, официальная реакция на предложение о безъядерном мире была весьма сдержанной, если не сказать больше. В одном только преуспел новый советский лидер: его предложение обсуждали на все лады газеты и телевидение всего мира. А разоружение в те годы было одной из самых модных тем на страницах печати. Её опережали только секс и шпионские скандалы. Так что тут Горбачёв попал в точку. Если только в этом был его замысел.

МИ НЭ ВРЭМЕННОЕ ПРАВИТЭЛЬСТВО

Перед отъездом делегации в Стокгольм меня вызвал Шеварднадзе. Отношения наши после сражения на Пятерке складывались как нельзя лучше – он снова улыбался, шутил и стал даже называть по имени. Начали мы с директив, но времени они много не заняли. Неожиданно, отодвинув их в сторону, министр сказал проникновенным голосом:

– Как Вы оцениваете результаты Пятерки? Помогут ли они Вам, как переговорщику, в Стокгольме?

– Конечно, если бы не Заявление Горбачева, —ответил я, – нам никогда не удалось бы добиться подвижки по ВМФ. Это я прекрасно понимаю. Но, откровенно говоря, мне, как переговорщику, это мало что дает. Заявление сделано, перенос объявлен. Ну и что? Американцы выслушали это и молча положили уступки в карман. А в Стокгольме они мне скажут: это мы уже получили – что дальше? Нам же останется только упрекать их, что нет взаимности. Другое дело, если бы это решение поручили исполнять делегации в Стокгольме. Мы не дали бы согласия на перенос ВМС, пока не получили от них согласия на охват мерами доверия деятельности ВВС. Это были бы настоящие дипломатические переговоры.

Шеварднадзе рассмеялся:

– Это в Вас переговорщик говорит, негоциант от дипломатии. А тут нужен широкий политический подход – Михаилу Сергеевичу, Советскому Союзу, нужно создать новый имидж в мире, и мелочиться здесь нельзя.

Меня беспокоит другое – наши отношения с военными. Вы находитесь с ними в постоянном общении. Скажите, удалось нам сломать их сопротивление? Ведь то, что сейчас делается, это только начало. Нам нужно будет серьезно заняться расчисткой всех заторов, оставшихся от прошлого, чтобы построить нормальные цивилизованные отношения с Западом.

Я откровенно ответил, что отношения с военными складываются ненормально. Они строятся на том, чтобы их сломать, а не убедить. На экспертном уровне существуют хорошие связи, но выше их уже нет. Был эффективный канал первых замов – Ахромеев и Корниенко, но теперь он не работает. Министр обороны Соколов [147]147
   Министр занимал еще более жесткие позиции, чем маршал Ахромеев, и нередко упрекал, что тот идет на «недопустимые уступки».


[Закрыть] устранился от решения военно– политических проблем – даже на Пятерки не ходит. А с Ахромеевым у МИДа прямых контактов нет. Поэтому получается так: встречаются эксперты, но если они не договорятся, то военных «ломают» уже на высшем уровне Горбачев – Зайков. Средний уровень не работает. Взять тот же вопрос об учениях ВМС. Ахромеев разумный человек с цепким умом, и когда на Пятерке ему объяснили, что к чему, он согласился. А почему бы это не сделать до Пятерки? Раньше Громыко постоянно встречался с Устиновым и Андроповым. Они обсуждали все проблемы, договаривались между собой, а потом давали указания своим замам, и переговорщики готовили позиции...

По мере того, как я это говорил, лицо министра из доброжелательного делалось холодно– каменным. Не дослушав, он прервал меня:

– Возврата к прошлому не будет, —сказал он резко, а сильный грузинский акцент, от которого Эдуард Амвросиевич так никогда и не избавился, придавал особое значение его словам. – Ми нэ врэменное правительство. Ми взяли власть в свои руки и будэм ее удэрживать по крайней мере до конца нынэшнего тысячелетия.

С этого диалога наши отношения с министром стали резко портиться. А тут еще встреча с экспертами подлила масла в огонь. Шеварднадзе не обманул – он, как обещал, пригласил наших экспертов, когда были готовы директивы к очередному, уже 1Х раунду переговоров. Но эксперты, воспользовавшись встречей, стали выкладывать министру все свои проблемы и заботы. Их можно было понять. На этих днях они должны были вылетать в Стокгольм и там сесть за стол и начать редактирование текста соглашения.

Министр, естественно, не знал деталей и откровенно злился, отделываясь общими и высокопарными фразами о необходимости широкого и непредвзятого взгляда на переговорах. В общем, расстались недовольные друг другом. Когда прощались, Шеварднадзе кивком головы указал мне остаться.

– Вы что, специально устроили весь этот спектакль? —гневно спросил он.

Я ответил, что он сам хотел поговорить с экспертами. Их беспокоит, что у нас нет разработанной, глубоко эшелонированной позиции, когда вся делегация и каждый эксперт знает свой маневр, пределы возможного и невозможного. Один только пример. Сегодня нам дали разрешение снизить потолок уведомлений с 20 до 18 тысяч человек. Эта цифра явно для начала торга. А что дальше? Американцы, к примеру, предложат 6 тысяч человек. Мы что, опять будем входить в ЦК и просить сократить на 2 тысячи, а потом еще на 2 тысячи? Почему заранее не определить, что интересам нашей безопасности отвечали бы рамки в пределах, скажем, 10 – 18 тысяч человек. Ниже него опускаться нельзя. Будет выше – вам спасибо. Но в этих пределах делегация может вести торг и разменивать одно на другое.

– Вот Вы и займитесь разработкой этих позиций, а не перекладывайте это на меня,– холодно резюмировал министр. – Пишите.

Г Л А В А  10

ОПЯТЬ КТО – КОГО

В Стокгольме советская делегация с нетерпением ждала встречи с послом Берри, хотя и виду не подавала. После Заявления Горбачева 15 января мяч был в американских воротах. В Вашингтоне шла межведомственная борьба – что ответить Горбачеву, и в этой ситуации посол высовываться не хотел.

Поэтому встретились мы только 3 февраля через неделю после открытия очередного, девятого раунда переговоров в Стокгольме. Мягко улыбаясь, Ричард Берри сказал, что в Вашингтоне с интересом ознакомились с советскими предложениями и сейчас там готовят ответ. Это были дежурные, ничего не значащие слова, которые в таких ситуациях обычно говорят дипломаты. Тогда я надавил:

– Свою часть пути мы прошли. Горбачев объявил о готовности переноса ВМС. Как насчет американского обязательства в отношении ВВС?

– О чем ты? —сделал вид, что не понимает, Берри.

– О нашей беседе в конце седьмой сессии, в середине октября, о размене ВВС на ВМС.

– Ах, ты об этом? —широко улыбнулся Берри. – Но это было так давно. Поезд уже ушел. Да и ты все это время ни разу не поднимал этот вопрос.

По законам дипломатической торговли все было правильно. Уступка уже лежала у американцев в кармане. К тому же пробный шар, пущенный тогда Берри, так и остался без ответа, а три месяца спустя вдруг обернулся инициативой Горбачева, публично провозгласившего о таком переносе.

На встрече в Брюсселе, – продолжал в том же доброжелательном тоне американский посол, – страны НАТО обозначили следующие четыре области разногласий, которые требуют первоочередного внимания на переговорах:

1. Ключевой вопрос – это инспекции на местах.

2. Предоставление информации о дислокации вооруженных сил, которая позволит судить, что является обычной или, наоборот, необычной военной деятельностью.

3. Решение проблем ВВС и ВМС в соответствии с мандатом конференции.

4. Отказ от ограничения военной деятельности. Речь может идти только об обмене ежегодными планами.

Конечно, это был откат от наших прежних договоренностей. По– видимому, дотошные специалисты в Брюсселе, когда внимательно ознакомились с Заявлением Горбачева, обнаружили много неясных моментов, объединенных многозначительной и непонятной пока концепцией «нового мышления». Но они увидели, что Советский Союз сделал ряд подвижек, причем значительных: впервые заговорил о «нулевом варианте» по РСД в Европе; пошел на перенос военно– морской деятельности на второй этап конференции в Стокгольме; и даже согласился на инспекции по химии и ядерным испытаниям. Что это – начало оттепели в замороженной почти на десятилетие советской позиции? Или очередной пропагандистский трюк?

Естественно, первая реакция специалистов в Брюсселе была подождать и посмотреть. Тем более, что в Москве на подходе XXVII съезд партии. А на таких съездах обычно происходят перемены. Если начался пересмотр советской позиции по контролю, почему не попытаться выдавить инспекции и для Стокгольма? А перенос военно– морской деятельности уже фактически обеспечен. Теперь надо попробовать отстоять ВВС. Это была нормальная дипломатическая реакция – на их месте мы поступили бы точно так же.

Но что оставалось делать советской делегации? Пришлось ужесточать позиции и показать, что мы не отступим ни на шаг. Тем более, что директивы не позволяли ничего другого. А перенос ВМС – это еще не факт. Он может состояться только при условии охвата мерами доверия всей деятельности ВВС. Причем само понимание о переносе должно быть оформлено в виде какой– либо зафиксированной договоренности.

Вся девятая сессия прошла в этом обоюдном нажиме – кто кого. Правда, зам главы делегации США посол Хансен осторожно обозначил возможный компромисс: о чем мы спорим? Если посмотреть на реалии, то 90 % всей воздушной деятельности в Европе связано с сухопутными войсками. Если подойти к ней как самостоятельному блоку и выработать специальный параметр в виде числа самолёто – вылетов, то, может быть, это и есть выход из положения?

Долго, очень долго американцы тянули с ответом. И только 7 марта Берри сказал, что получил, наконец, указания. Суть их сводилась к тому, что США приветствуют предложения Горбачева отказаться от обсуждения военно– морской деятельности. «Но договоренности о переносе быть не может, так как стокгольмская конференция не уполномочена обсуждать какие– либо мероприятия после венской встречи СБСЕ». В то же время Берри дал понять, что взаимопонимание могло бы состоять в следующем: Советский Союз поднимет вопрос о военно– морской деятельности на следующем этапе конференции, а США против этого возражать не будут. Но как– либо фиксировать такое понимание они не могут.

В общем, Заявление от 15 января, преследуя пропагандистскую цель поднять имидж Горбачева, привело к ужесточению позиции на переговорных форумах не только в Стокгольме, но и в Вене, и в Женеве, особенно по РСД. Там американцы выдвинули новое жесткое условие – ликвидацию советских средних ракет в азиатской части страны. Что ж, в дипломатии как на рынке: если хочешь получить имидж – плати. А бесплатный сыр бывает только в мышеловке. В результате очередной раунд советско– американских переговоров в Женеве по ядерным и космическим вооружениям завершился 4 марта взаимными обвинениями. История повторялась.

ГОРБАЧЁВ ЖАЛУЕТСЯ

Пока в Вашингтоне спорили, что ответить на Заявление от 15 января, в Москве нарастали обида и раздражение.

МИД под влиянием нового «серого кардинала» А.Г. Ковалева усиленно предлагал «дружить» с Европой. Таким путём – через раздувание противоречий в НАТО и изоляцию американского империализма, через усиление пропаганды и рост борьбы за мир во всем мире нужно заставить Запад пойти на сотрудничество с Советским Союзом в деле строительства новой системы безопасности в мире.

Не получилось. Ставка на Европу, как главного партнёра, себя не оправдала. На заседании Политбюро 20 марта 1986 года Горбачёв сетовал:

– «Сразу же после съезда мы взялись последовательно претворять его линию в международных делах, хотя, по сути дела, мы не получили ответа на свою программу от 15 января 1986 года. Мы предложили реальные вещи. Мы действительно хотим добиться разоружения. Нечестная игра в таких вещах невозможна. Обмануть друг друга никому не удастся. В ответ на нашу программу безъядерного мира нам говорят об обычных вооружениях. Мы готовы и к этому. Мы – за баланс по всем видам вооружений, а значит, и по обычным...

А что мы видим со стороны Европы и США? Увёртки, уход от сути, попытки отделаться полумерами, обещаниями. На словах – за мир, а на деле? Нет, не обнаруживаем мы серьёзного подхода ни со стороны Франции, ни со стороны Англии. А мы ведь не предлагаем им разоружаться. Европейцы обращалась к нам с просьбами освободить континент от евроракет. Мы пошли на это. И что же? Что мы слышим? Оказывается, они теперь расхотели, теперь они хотят еще больше Першингов».

Поэтому ещё в начале января Горбачев, как пишет его помощник А.С. Черняев, поменял приоритеты: сделал ставку на прямой диалог с американцами. [148]148
   А.С. Черняев Шесть лет с Горбачёвым. М. Прогресс, Культура 1993, стр. 73, 78.


[Закрыть] Во многом на это повлияла встреча с Рейганом в Женеве, а ХХV11 съезд партии поддержал этот выбор Горбачёва. Но и с американцами «дружба» не заладилась. 24 марта на узком совещании в Кремле, где обсуждался вопрос о выходе из моратория на прекращение ядерных испытаний, Горбачёв жаловался:

– «Женева породила надежды. Везде и в американском обществе тоже. А теперь наступает разочарование, ибо в реальной политике США всё осталось по– прежнему. Что же произошло? Мы сделали много, и свои обязательства перед миром выполнили. Продлили мораторий. 15 января выступили с программой ликвидации ядерного оружия. На съезде выдвинули целую новую концепцию и т.д. Т.е. отнеслись к своим обязательствам в Женеве с чувством ответственности.

А что США? Время показало, что если раньше мы строили догадки, могли делать только предположения, то теперь в нашем распоряжении факты, которые свидетельствуют о стремлении прикрыть нежелание выполнять Женеву, но одновременно «успокоить» общественность и продолжать всё  по– старому. 

Возникает вопрос, чего же хочет Америка, если судить не по заявлениям, а по реальной политике? Очевидно, администрацию не устраивает не только разрядка, но и всякое потепление». [149]149
   Узкое совещание по поводу выхода из моратория, 24 марта 1986 г. Запись А.С. Черняева (Архив Фонда Горбачёва) Understanding the End of the Cold War, 1980 1987, An Oral History Conference, Brown University, May 7 – 10, 1998. A Compendium of Declassified Documents and Chronology of the Events.


[Закрыть]  

А в Америке в эти дни шли жаркие дебаты: что происходит в России –кардинальные перемены или очередная пропагандистская компания? Эти сомнения нашли отражение и в секретном докладе ЦРУ «27й съезд КПСС: незаконченная игра Горбачёва», представленном президенту в апреле 1986 года.

В нём указывалось, что Горбачёв получил полную поддержку на съезде в проведении реформ, ведущих к возрождению экономики советского Союза. А его внешняя политика, утверждённая на съезде, «направлена на создание благоприятной окружающей среды для внутреннего переустройства путём более решительных усилий остановить возобновлённое наращивание американской оборонной мощи» [150]150
   The 27th CPSU Congress: Gorbachev’s Unfinished Business (U). An Intelligent Estimate, April 1986. Ibid. p. III


[Закрыть] .

Поэтому американская политика сводилась к тому, чтобы выжидать и наблюдать за переменами в этой непонятной стране. А в Москве тем временем раздражение нарастало. Мы к американцам с открытой душой, можно сказать, протянули руку, сделали уступки, а из Вашингтона -холодное молчание. Да еще пресса как всегда шумит, что Советский Союз занимается пропагандой. В гневе стали искать, чем ответить, да побольнее. И очень скоро нашли.

Еще в начале года Шульц предложил провести следующую встречу в верхах в июне в американской столице. Об этом просил и президент Рейган в Женеве. Значит, американцы в ней заинтересованы. Поэтому ответ был простым и казался эффективным: следующая встреча должна означать шаг вперёд в советско– американских отношениях, причём шаг конкретный. Дату встречи мы подвесим, пока не получим встречных подвижек от США. Об этом Горбачев прямо сказал заезжему американскому сенатору Эдварду Кеннеди: он не будет принимать решения о дате следующего саммита, пока не получит ответа на его Послание от 15 января и пока не обозначится прогресс на переговорах по разоружению.

Шульц тут же откликнулся. 20 февраля посол Добрынин уезжал на ХХVII съезд партии и зашел попрощаться, а заодно узнать, нет ли чего важного для передачи советскому руководству. Тут Шульц его и огорошил:

– Это не конструктивная увязка, —сказал он. – Если Советский Союз не готов сейчас ко встрече в верхах, то она может состояться только в 1987 году.