Текст книги "Перелом. От Брежнева к Горбачеву"

Автор книги: Олег Гриневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

НОЧНАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Вернувшись на теплоход, Горбачёв позвал в кают – компанию делегацию и основных советников. А Павлу Палажченко, который переводил переговоры с Рейганом, велел зачитать, что там говорилось. Все слушали, а Горбачёв комментировал. Это был его стиль. Потом подвёл итог. По СНВ в основном договорились – остались одни технические детали. По РСД прогресса нет, но он возможен – директивы Политбюро позволяют это. Но полный тупик по ПРО. Как быть?

Все выступавшие говорили, что уступать по ПРО нельзя ни в коем случае. Особенно усердствовал маршал Ахромеев. А на дальнем конце стола сидел недавно назначенный директор Института мировой экономики и международных отношений, мало известный тогда Е.М. Примаков. Неожиданно он встал и сказал:

– Давайте попытаемся ответить на вопрос – возможно ли создание ПРО вообще и, если да, то когда? Сокращение СНВ – это реальность, а ПРО во многом пока химера. Не получается ли аналогия: что лучше – журавль в небе или синица в руках?

На Примакова тут же набросился маршал Ахромеев. Горбачёв любил такие потасовки и с удовольствием слушал. Потом спросил мнение академиков Сагдеева и Велихова. Велихов стал юлить, а Сагдеев подтвердил: уверенности в отношении создания ПРО нет. Даже Эдвард Теллер выражает сомнение.

Тем не менее Горбачёв принял позицию Ахромеева и назначил его руководителем рабочей группы экспертов – разоруженцев. В неё также вошли: В.П. Карпов, В.М. Фалин, Г.А. Арбатов, Е.П. Велихов, Н.Ф. Червов.

А в 8 часов вечера 11 октября они встретились со своими американскими коллегами. Их возглавил Поль Нитце – один из старейшин американской внешней  политики. Советские дипломаты на переговорах в Женеве промежду собой называли его «Дед» – ему было уже 79 лет. После Второй мировой войны он активно участвовал в разработке американской стратегии Холодной войны и был одним из авторов её программы – знаменитой директивы NSC – 68. Потом участвовал в переговорах по Ограничению стратегических вооружений, искал компромисс по ракетам средней дальности во время известной «прогулки в лесу» над Женевой... А теперь возглавил американских экспертов в рабочей группе в Рейкьявике.

Кроме него туда вошли М. Кампельман, Р. Перл, Э. Рауни, К. Эдельман, Р. Линард, Дж. Тимби и др. – всего 12 человек. Все – известные специалисты – разоруженцы.

Ахромеев начал с того, что представился – он не дипломат и не переговорщик, а кадровый военный. И предложил: при изложении позиций не повторять старые, уже набившие оскомину аргументы. Реплики Ахромеева были краткими и точными. Если сказанное противной стороной подходило, просто говорил «да». Когда Виктор Карпов начал подробно обосновывать известные советские предложения и обвинять американцев в неуступчивости, маршал остановил его, положив руку на плечо. А потом спросил, обращаясь в зал:

– Итак, где мы остановились?

Этот новый стиль сразу отметили американцы. Но и он мало помог. Правда за короткий срок удалось пройтись по всем главным вопросам повестки дня – СНВ, РСД, ПРО. Однако американцы своего стиля не меняли и примерно к двум часам ночи стало ясно – дискуссия зашла в тупик.

Столкнулись советская и американская позиции в отношении способов сокращения СНВ. Советские эксперты предлагали горбачёвскую формулу сокращения наполовину всей стратегической триады – МБР, БРПЛ и ТБ, не называя конечных потолков. А американцы, хотя Рейган согласился с 50%– ным сокращением СНВ, говорили о конкретных потолках сокращений – 1600 носителей и 6000 боезарядов на них. Но до 50% такое сокращение явно не дотягивало.

В чём тут была загвоздка? Специалистам было ясно: всё дело в разной структуре стратегических сил у СССР и США. Одна сторона делает упор на МБР, причём тяжёлые, а другая – на БРПЛ и ТБ. У Советского Союза преимущество по ракетам, а у Соединённых Штатов – по тяжёлым бомбардировщикам. Отсюда, естественно, возникает вопрос, как подсчитывать эти вооружения? Как, например, засчитывать бомбардировщик с ракетами или бомбами по отношению к баллистической ракете? В Общем, обе стороны были согласны, что после сокращения должно быть равное количество. Вот только как его подсчитать.

Если согласиться с  предлагаемым американцами правилом засчёта каждого бомбардировщика с ракетами и ядерными бомбами на борту как одного носителя и одного ядерного боезаряда, то соотношение сил во всей стратегической триаде СССР и США выглядело бы следующим образом.

– По носителям: СССР – 2480; США – 2208.

– По боезарядам: СССР 10000; США – 14800.

Поэтому их сокращение до уровней 1600 носителей и 6000 боезарядов до 50% никак не дотягивало. Для СССР в процентном отношении это было бы по носителям 30% и по боезарядам 40%, а для США соответственно – 27,5% и 60%.

Тоже неплохо. Поэтому выход из положения был: советские директивы предусматривали возможность согласия с таким американским подходом. Но в качестве запасной позиции. Ахромеев начал было искать развязку на этой основе, но тут воспротивился Карпов. Он вообще придерживался жёсткой позиции и считал, что с уступками спешить не следует – пусть их американцы делают. В стане советских экспертов возник спор и американцы с интересом за ним наблюдали.

В результате Ахромеев предложил сделать перерыв на час. Советская группа отправилась на теплоход докладывать ситуацию Горбачёву и просить его разрешение использовать запасную позицию. Было уже около трёх ночи, когда возбуждённые эксперты подняли с постели Генерального секретаря. Он выслушал Ахромеева и разрешил дать согласие на сокращения СНВ до 1600 носителей и 6000 боезарядов на них. При этом не возражать против засчёта каждого тяжёлого бомбардировщика с ракетами СРЭМ и ядерными бомбами на борту как одного носителя и одного ядерного боезаряда. Это была, пожалуй, самая крупная уступка американцам в Рейкьявике.

Той ночью и в то же время американские эксперты докладывали обстановку, но не Рейгану, а госсекретарю. Шульц вспоминает, что его разбудили в пол четвёртого утра. Было холодно и он натянул свитер прямо на пижаму. А Нитце с воодушевлением рассказывал, что намечается договоренность по СНВ. Ахромеев вроде бы склоняется к тому, чтобы принять американскую позицию о потолках 1600 и 6000. Но против выступает посол Карпов. Шульц удивился:

– Получается, что военный занимает разумную позицию, а дипломат из МИДа блокирует её. Это противоречит информации ЦРУ, полученной 24 часа назад.

После этого в спальне Шульца перешли к вопросу, как быть дальше. И тут с жёстким заявлением выступил генерал Рауни. Он убеждал, что на переговорах нельзя показывать даже малейшего признака готовности к движению вперёд, пока русские не примут все американские позиции от начала и до конца. Если согласиться на 50%– ное сокращение СНВ русские будут иметь больше вооружений в тех категориях, где у них и сейчас преимущество.

Но Шульца, видимо, убеждать не было нужды. Он дал указание американским экспертам твёрдо стоять на прежней позиции по СНВ. А по ракетам средней дальности добиваться их ликвидации также в Азии. [195]195
   Shultz, Ibid. p.p. 763 – 764.


[Закрыть]

С такими разными позициями, уже под утро эксперты вернулись за стол переговоров. Ахромеев объявил о согласии с походом США к сокращению СНВ. Американцы были довольны – они не ожидали такой уступки. Поэтому договоренность об основных положениях будущего договора была достигнута быстро и без проблем. Тем более, что маршал подтвердил: Советский Союз готов к существенному сокращению тяжелых ракет. Больше времени заняло обсуждение вопроса о судьбе крылатых ракет морского базирования (КРМБ). Однако здесь американцы сделали маленький шаг вперёд. Они согласились учитывать эти ракеты, но не в самом Договоре, а отдельно, в приложении к нему. В общем, дело по СНВ было сделано.

Перспектива соглашения маячила также и по ракетам средней дальности. После того как Горбачёв согласился не учитывать ядерные средства Англии и Франции, договориться о сокращении РСД в Европе проблем не составляло. Но в отношении Азии полной ясности не было: с советской стороны делались только заверения о готовности к их значительному сокращению. Американцы посчитали это недостаточным.

Был ещё один важный вопрос, за которым скрывались принципиальные расхождения и который эксперты в ту ночь практически не затрагивали. Это будущее тех стратегических вооружений, которые останутся у сторон после пятилетних сокращений. США говорили о полной ликвидации только баллистических ракет, СССР – о ликвидации всех остающихся стратегических вооружений – МБР, БРПЛ, ТБ.

Наконец, около пяти утра, приступили к обсуждению проблем ПРО. И тут нашла коса на камень – полный тупик. Стороны ни на шаг не сдвинулись со своих старых позиций. Внешне дело выглядело так, что они упёрлись в разные сроки невыхода из Договора по ПРО: советские эксперты настаивали на 10 годах, а американские называли 7 с половиной лет. Однако дело было не в сроках и суть расхождений сводилась к двум главным вопросам:

1. Как проводить исследования и испытания в области противоракетной обороны? Позиция США: в соответствии с положениями Договора по ПРО (в широком его толковании). Позиция СССР: ограничить их рамками лабораторий. В этом случае США лишались бы возможности провести три четверти намеченных испытаний СОИ.

2. Что намерены предпринять стороны после завершения срока не выхода из Договора по ПРО? СССР предлагал начать переговоры о том, как быть с этим Договором дальше. США оговаривали свободу действий, чтобы приступить к развёртыванию СОИ.

И в этом споре, как бы за кадром, осталась проблема запрещения ядерных испытаний. Американцы к ней интереса не проявляли, а советские эксперты на её обсуждении не настаивали, сконцентрировавшись на сокращении СНВ и ПРО. В итоге подготовить общий документ – Директивы министрам так и не удалось. На том и разошлись – было это в 6.15 утра.

Уже светало, когда советские эксперты вернулись к себе на теплоход. Как вспоминает Ахромеев, только он зашёл каюту, чтобы умыться, как позвонил Горбачёв: «срочно заходи». Так, даже не умывшись, он вступил в следующие сутки переговоров.

В каюте Горбачёва был полный сбор. Ахромеев доложил о результатах и началась дискуссия, что делать дальше. Но маршал твёрдо стоял на том, что уступать по ПРО нельзя ни в коем случае. В итоге была выработана такая тактика: твёрдо придерживаясь нашей принципиальной линии по ПРО, показать американцам всю масштабность и значимость достигнутых договоренностей по СНВ. Поэтому вся ответственность за безрезультатность встречи ляжет на их плечи. В общем, давить, давить и давить. [196]196
   С. Ахромеев и Г. Корниенко. Глазами маршала и дипломата. стр. 116 – 117.


[Закрыть]

Тем же утром американские эксперты докладывали Рейгану о результатах своих ночных бдений. Как вспоминает генерал Рауни, происходило это... в туалете президентских апартаментов. Это была маленькая комнатка, большую часть которой занимала ванна. Сам президент сидел на толчке, а перед ним сгрудились 10 – 12 советников. Больше комнатка не вмещала.

Результатами работы своих экспертов Рейган был доволен и наметил такую линию поведения: закрепить успех по СНВ, прояснить ситуацию по РСД, а по ПРО – никаких уступок. На том и порешили – давить, давить и давить. [197]197
    Understanding the End oft he Cold War, Reagan/Gorbachev Years. An Oral History Conference, May 7– 10, 1988, Brown University, p. 188.


[Закрыть]

ДАВИЛОВКА

В таком решительном настрое лидеры СССР и США встретились в Хофди Хаузе утром 12 октября. Рейган жаловался, что доклад рабочей группы его разочаровал. А Горбачёв, наоборот, твердил о масштабности проделанной работы. Но, в конце концов, согласились: минувшей ночью достигнута принципиальная договорённость об основах сокращения стратегических вооружений.

Однако по ракетам средней дальности оба с раздражением говорили, что прогресса нет. Причина в том, утверждал Рейган, что эксперты не смогли решить проблему их сокращения в Азии.

– Я не могу допустить создания ситуации, когда мы сократим эти ракеты до нуля в Европе и не произведём пропорционального сокращения советских ракет в Азии. Вопрос здесь в ракетах СС– 20. Они мобильны, легко могут перебрасываться с одного места в другое, их наличие оказывает влияние на наших азиатских союзников, не говоря уже о союзниках в Европе.

И предложил сократить эти ракеты СССР и США до потолков по 100 ракет в Европе, до 100 ракет для Советского Союза в Азии и зарезервировал право США развернуть 100 таких ракет на американской территории. Имелось в виду, что они будут размещены на Аляске.

Но Горбачёв отделывался общими рассуждениями о готовности приступить к переговорам по этим ракетам, от конкретики уходил и упор делал на другом:

– Сейчас сложилась уникальная ситуация для американской администрации, —говорил он с намёком. – Такого положения в том, что касается выдвижения Советским Союзом крупных компромиссных предложений, не было ещё год назад, не говоря уже о двух – трёх годах. Тогда у меня просто не было такой возможности. Не уверен, что она у меня останется через год или два – три... —И требовал: – Я всё жду, когда же Вы начнёте делать мне уступки!

 Не дождался. Сам уступил. Согласился на ликвидацию всех советских и американских РСД в Европе, замораживание с последующими переговорами по ракетам дальностью менее 1000 км, а также на сохранение 100 боеголовок на советских РСД в азиатской части СССР и соответственного числа боеголовок на таких ракетах в США. Это была другая крупная уступка – она означала, что Советскому Союзу придётся сокращать ракет в несколько раз больше чем американцам.

А по ПРО всё было глухо. Горбачёв настойчиво побуждал Рейгана уступить. Подчёркивая принципиальную важность достигнутого согласия по СНВ и РСД, он говорил:

– Раз мы согласились заняться глубокими сокращениями ядерных вооружений, то мы должны создать такое положение, при котором не то что фактически, но и даже в мыслях не должно быть сомнений в том, что другая сторона захочет поколебать стратегическую стабильность, обойти договорённости... А отсюда – ключевая задача укрепления режима ПРО. Мы предлагаем взять обязательство не использовать в течении 10 лет имеющееся у сторон право выхода из Договора по ПРО ... и сделать запись о том, что лабораторные исследования в области СОИ не будут запрещаться.

Но Рейган твёрдо стоял на своёми предложил сконцентрироваться на трёх, как он выразился, критически важных вопросах:

Первый – как можно синхронизировать по времени создание СОИ с ликвидацией всех баллистических ракет.

Второй – каковы условия и временные рамки перехода к тому, чтобы стороны в обеспечении своей безопасности стали полагаться на стратегическую оборону.

Третий – какие договорённости могли бы привести к постепенному переходу от Договора по ПРО к новой системе, основанной на СОИ.

Однако Горбачёв обсуждать эти вопросы не хотел. Затянувшиеся переговоры приближались к рубежу, когда надо было определяться в отношении конечных результатов. Поэтому Горбачёв стал подводить черту:

– Мы с Вами говорили о возможности крупных сокращений ядерного оружия, но если не будет ясности о судьбе Договора по ПРО, то тогда вся концепция рушится и мы возвращаемся к прежней ситуации. На этом мы можем закончить встречу.

– Неужели мы должны будем разъехаться ни с чем?С тревогой спросил Рейган.

– Фактически да,– ответил Горбачёв. [198]198
   Мировая экономика и Международные отношения № 7, 1993, стр. 88 – 100


[Закрыть]

Наступило тягостное молчание. И тут Горбачёв напомнил, что ещё не обсуждались гуманитарные и региональные проблемы, а также вопросы двусторонних отношений. Но и здесь движение вперёд было незначительным. Минувшей ночью в рабочей группе был подготовлен текст возможной договоренности, в котором содержались лишь общие слова: «...придать дополнительный импульс обоюдным усилиям по достижению договоренности там, где в позициях двух сторон имеется общая основа». А далее шло простое перечисление этих областей: нераспространение ядерного оружия, создание центров по уменьшению ядерной опасности, укрепление безопасности ядерной энергетики, мирное использование космического пространства и т.д.

В тех же общих и не к чему не обязывающих словесах выражалась «готовность продолжать обмен мнениями по гуманитарным проблемам», высказывалась поддержка мирному политическому урегулированию региональных конфликтов. В общем, ничего серьёзного.

Время шло, было уже пол второго по полудни, а окончание встречи в Рейкьявике было назначено на 12 часов дня. Тогда Горбачёв делает последнюю попытку разрубить узел расхождений по главной проблеме – противоракетной обороне. Он предлагает сделать перерыв на 1– 2 часа – тем более, что время обеденное, – и дать возможность встретиться Шеварднадзе с Шульцем: может быть они что– нибудь придумают.

Рейган кивает головой в знак согласия.

ЗА КУЛИСАМИ

Прежде чем покинуть Хофди Хауз, Горбачёв позвал разоруженцев и дал такой наказ Шеварднадзе:

– Надо поискать выход из тупика. Постарайся.

Но тут же поднял голос Ахромеев:

– По ПРО нельзя отступать ни на шаг! Мы и так уже исчерпали все директивы.

Горбачёв промолчал и уехал на корабль.

А министры в окружении экспертов, так и не перекусив, уселись за стол переговоров. Начал Шульц и стал рассказывать о преимуществах американской позиции по стратегическим вооружениям. Но Шеварднадзе прервал его и весьма жёстко заявил:

   – Перед нами только один вопрос: готов или нет президент США согласиться на 10 летний срок невыхода из Договора по ПРО при строгом соблюдении всех его положений. Если мы договоримся об этом, все остальные вопросы могут быть решены. Если нет, – не будет никаких соглашений!

А затем, уже совсем иным, доброжелательным тоном спросил, обращаясь к Максу Кампельману:

– Вы творческая личность, неужели Вы не можете придумать что– нибудь эдакое?

И тут же к Полю Нитце:

– Вы обладаете непревзойдённым опытом. Неужели ничего нового не приходит к Вам в голову?

В рядах американских экспертов наступило замешательство и они стали перешёптываться. Но голова сработала не у матёрых разоруженцев, а у самого молодого – полковника ВВС Роберта Линхарда, который совсем недавно стал главным экспертом по разоружению в Совете Национальной Безопасности при Белом доме. Он стал что– то быстро писать на листке бумаги, советуясь с Ричардом Перлом, который сидел рядом.

Советские эксперты с интересом наблюдали, как они передали эту бумагу Джону Поиндекстеру. Тот прочитал, кивнул головой и передал её Шульцу. Теперь госсекретарь, как бы позабыв, что перед ним советский министр, стал внимательно изучать это творение, а потом передал его Нитце и Кампельману. Те согласно кивнули головами и тогда Шульц, широко улыбаясь, заявил:

– Вы, г– н министр, только что видели, как что – то творилось на этом конце стола. Это была попытка некоторых из нас найти выход из возникшего тупика. У меня нет инструкций от президента Рейгана выдвигать подобные идеи и, возможно, когда он узнает о них, он расшибёт мою голову о стену.

И после столь интригующего вступления зачитал текст в качестве неофициального американского предложения:

«Стороны соглашаются ограничиться исследованиями, разработками и испытаниями, разрешёнными по договору по ПРО на период в 5 лет до 1991 года включительно, в ходе которого будет осуществлено 50 – процентное сокращение стратегических ядерных арсеналов. После этого обе стороны продолжат теми же темпами сокращение ещё остающихся наступательных баллистических ракет с целью полной ликвидации наступательных баллистических ракет к концу второго пятилетнего периода. При продолжении сокращений соответствующими темпами остаются в силе те же ограничения в связи с Договором по ПРО. В конце этого периода стороны будут иметь право развернуть оборонительные системы».

 – Но зачем же в таких условиях развёртывать ПРО? —тут же нашёлся Шеварднадзе.

А затем, посовещавшись с экспертами, стал сетовать, что Горбачёв едва ли согласится с этим предложением. Прежде всего потому, что оно предусматривает право развернуть ПРО пусть даже через 10 лет.

Их долгий спор по противоракетной обороне прервал приезд в Хофди Хауз руководителей обоих государств. Министры поспешили докладывать им, разумеется, каждому по отдельности, о результатах проделанной работы.

С АМЕРИКАНЦАМИ КАШИ НЕ СВАРИШЬ

Советская делегация сгрудилась в маленькой комнатке на втором этаже. Шеварднадзе явно нервничал и его доклад сводился к тому, что США пошли на большую уступку, согласившись с советским предложением о 10 летнем сроке невыхода из Договора по ПРО. Но этот срок они делят на две части. В первые 5 лет стороны проведут 50%– ное сокращение своих СНВ, как об этом уже фактически договорились Горбачёв и Рейган. А в следующие 5 лет завершат ликвидацию всех стратегических баллистических ракет. С этим, по мнению Шеварднадзе, можно было бы согласиться, ужесточив формулировки касающиеся невыхода из Договора по ПРО.

Но резко против выступил маршал Ахромеев:

– Во втором 5 летнем сроке американцы предусматривают не завершение программы ликвидации СНВ, а только ликвидацию стратегических баллистических ракет. Это ловушка. В результате американцы сохранят свой основной стратегический потенциал: тяжёлые бомбардировщики, крылатые ракеты и базы вокруг СССР, где расположены тактические  ракеты с ядерным оружием, способные достигать территории Советского Союза. Таким путём они рассчитывают обеспечить стратегическое преимущество над нашей страной.

– Но ведь и мы можем сохранить тяжёлые бомбардировщики и крылатые ракеты —пробовал спорить Шеварднадзе.

Однако Ахромеев твёрдо стоял на своём. При создании и развёртывании своих СНВ, говорил он, СССР и США делали и делают разные акценты, исходя из разницы географического положения и оценки геостратегической ситуации. Советский Союз делал ставку на МБР наземного базирования и в первую очередь тяжёлые ракеты с РГЧ. А США – на тяжёлые бомбардировщики, баллистические ракеты подводных лодок и крылатые ракеты. Теперь они предлагают нам ликвидировать полностью наш основной стратегический потенциал и сохранить свой практически нетронутым. С этим соглашаться никак нельзя.

Что ж, логика тут была железной и с ней фактически все были согласны. Только Карпов заметил:

– Это не новая, только что родившаяся инициатива. Отцом этой идеи является министр обороны Уаинбергер, который выдвинул её в ответ на наше Заявление от 15 января, в котором предлагается ликвидация всего ядерного оружия. По мнению американцев, это даёт огромные преимущества Советскому Союзу, сохраняя нетронутыми его обычные вооружённые силы, которым Запад противостоять не в силах, особенно в Европе.

Горбачёв никак не прореагировал тогда на эту ремарку Карпова. Только внимательно посмотрел на него. Но, судя по всему, запомнил.

В результате недолгой дискуссии в американскую формулу были внесены три существенные поправки:

1. Запрещаются испытания всех космических элементов ПРО в космосе, кроме исследований и испытаний, проводимых в лабораториях.

2. В течение второго 5 летнего срока будут сокращены оставшиеся 50% СНВ.

3. Не должно быть никаких ссылок на право развернуть противоракетную оборону после окончания 10 летнего срока невыхода из Договора по ПРО. Сказать: этот вопрос можно было бы обсудить потом.

Горбачёв прочитал эти поправки и угрюмо буркнул:

– Судя по всему, мы с американцами каши не сварим.

А в это же время в небольшой комнатке напротив, на том же втором этаже Хофди Хауза, Шульц рассказывал Рейгану о новых предложениях, выдвинутых американскими экспертами. Но по началу президент не ухватил суть дела. Правильно ли я понимаю, спросил он, что в этом случае – по истечении 10 летнего срока все советские тяжёлые ракеты СС– 18, а также другие МБР на земле и под водой должны быть уничтожены? Ему подтвердили, что именно это имеется в виду:

– Они впереди нас по баллистическим ракетам, которые являются наиболее опасным видом оружия. Поэтому они хотят сохранить их. А мы впереди по бомбардировщикам и крылатым ракетам. Поэтому они хотят ликвидировать их, а мы нет.

Рейган был доволен. Он сказал, что это предложение поражает его воображение: Горбачёв «получит свой драгоценный договор по ПРО, а мы получим все его баллистические ракеты. И после этого развернём СОИ в космосе. Это будет уже игра по новому.» [199]199
   Don Oberdorfer, Ibid. p. 199; Adelman, Ibid. p. 72.


[Закрыть] Но чтобы устранить последние сомнения обратился к Ричарду Перлу – известному противнику разоружения – можно ли за 10 лет уничтожить все баллистические ракеты. Перл с энтузиазмом подтвердил: можно.

На этом получасовое совещание у Рейгана было завершено.