Текст книги "Перелом. От Брежнева к Горбачеву"

Автор книги: Олег Гриневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 47 страниц)

КАК  ДЕЛА  ДЕЛАЛИСЬ

Седьмая сессия в Стокгольме началась в нервозной обстановке. В кулуарах прошел слух, что американский посол был в Москве и обо всем договорился. О чём конкретно – толком никто не знал, и разговоры об этом, зачастую преувеличенные, будоражили умы.

Я сразу же встретился с Гудби и он сказал, что информировал Вашингтон о содержании наших консультаций и получил добро на работу в этом направлении. Перечень «областей» для переговоров тот же, что обсуждался в Москве. Сегодня, сообщил Гудби, соберется группа НАТО и он информирует ее о московской договоренности. Затем нам вместе, или лучше порознь, нужно попросить финского посла Кахилуотто стать координатором в продвижении этой новой инициативы. А в самом конце разговора Гудби сказал доверительно:

– Учти, обстановка непростая, и я работаю на основе «ad referendum».

Я и сам видел, что обстановка непростая. Американская делегация бурлила почти в открытую и военные в ней не скрывали своего недовольства московской договоренностью.

Посол Франции Гашиньяр первые несколько дней вообще уклонялся от разговора на эту тему. Только 13 сентября, оговорив, что делает это в предварительном порядке, выразил согласие очертить круг вопросов, которые могли бы составить контуры будущей договоренности. При этом перечисленные им вопросы практически полностью совпадали с теми, которые мы обсуждали с Гудби. Гашиньяр сказал, что такое взаимопонимание может быть зафиксировано в виде устной договоренности или даже положено на бумагу, так что у всех сторон будет идентичный, но неофициальный текст.

Постепенно из наших разговоров в кулуарах стало видно, что большинство натовских делегаций не возражают против такого взаимопонимания. Они направили его в столицы, и теперь ждут ответа. Сдержанную позицию, однако, занимали Англия, Голландия и Португалия. Колебалась Турция. А нейтралы вроде бы были «за».

И вдруг в кулуарах прошел слух, что Гудби в Москве действовал на свой страх и риск, не имея на то согласия Вашингтона. Ряд влиятельных ведомств в американской столице – прежде всего Пентагон – выступают против достигнутой договоренности относительно контуров будущего соглашения, прежде всего, потому что она не предусматривает такой меры, как обмен информацией. Причем слух этот шел не откуда– нибудь, а из самой американской делегации. Об этом же, почти в открытую, говорил также английский посол Майкл Идес.

Слухи эти оказались правдой. Много лет спустя Гудби подтвердил: «Министр Уайнбергер не одобрил всю эту затею с договоренностью и сказал Макфарлейну, что я превысил полномочия». [118]118
   См. James Goodby, Ibid. p.152.


[Закрыть] Примерно через неделю Гудби покинул Стокгольм. И хотя его отъезд имел сугубо личные причины, в кулуарах опять стали шептать, что американский посол пал жертвой нескончаемых распрей между Шульцем и Уайнбергером.

26 сентября советская делегация сообщила в Москву:

«Внутри группы НАТО существуют серьезные разногласия в отношении путей перехода к деловым переговорам. Откровенно тормозят дело англичане. По имеющейся у нас информации, на совещаниях группы НАТО они призывают проявлять «терпение», поскольку – де через 2 – 3 месяца Советский Союз согласится на все натовские требования, включая инспекцию. Им подпевают португальцы и турки. Однако за всеми этими инсинуациями явно стоят американцы. В кулуарах они распространяют слухи, что бывший руководитель делегации США Гудби отозван в Вашингтон, поскольку – де пошел слишком далеко навстречу позиции Советского Союза».

Тем не менее, хотя и медленно, дело двигалось. После долгих споров группа НАТО передала нам 2 октября свои предложения. В целом они были очень близки к тому, что мы обсуждали ранее с Гудби. Но были незначительные отступления в вопросах о неприменении силы и ограничениях. Внимание привлекало другое – пассивность американцев. Казалось порой, что они не просто ведут дело к затяжке, но хотели бы вообще поломать московскую договоренность. Весьма характерна в этом плане была наша первая встреча с новым американским послом Робертом Берри.

Это был типичный американец – живой, энергичный, доброжелательный, но внутренне очень жесткий. Кроме того, он был профессиональным советологом – занимался в госдепе Советским Союзом, служил в генконсульстве в Ленинграде и был директором советского отдела на радиостанции Голос Америки. Все это, разумеется, накладывало отпечаток на его поведение. К тому же, раньше он никогда не участвовал в международных переговорах.

Чтобы сохранить колорит того времени, приведу полностью отчет о беседе с ним, который был направлен в Москву 5 октября.

«Берри начал разговор в подчеркнуто пессимистическом тоне. На переговорах, по его словам, сложилась тупиковая ситуация. Соображения, которые были высказаны бывшим руководителем делегации США Гудби, вызвали – де противоречивые отклики не только в ряде европейских столиц, но и в Вашингтоне, поскольку под вопрос ставится основная концепция  НАТО – «просвечивание» европейских государств, фактически снимаются положения об информации и проверке, как самостоятельных мерах доверия. Поэтому, по словам Берри, было бы лучше вообще отказаться от какой– либо договоренности и просто начать неофициальные дискуссии.

Скорее всего, это был зондаж, так как после твердого отпора с нашей стороны представитель США стал говорить, что они не против достижения договоренности на той основе, которая ранее обговаривалась с американцами в Москве и здесь, в Стокгольме. Хотя и с неохотой, он сказал, что можно было бы вернуться к прежним, устраивающим Советский Союз формулам, касающимся неприменения силы и ограничения определенных видов военной деятельности. Однако это встречает, будто, сопротивление у некоторых стран НАТО, а он, Берри, не может – де оказать на них никакого воздействия».

* * *

Пока мы выясняли отношения с американцами, дело взяли в свои руки нейтралы. Финский посол Матти Кахилуотто действовал энергично и смело. 4 октября группа Н+Н выдвинула собственные «упрощенные» предложения. В целом они нам подходили, так как сохранялась основа, согласованная с Гудби в Москве. Поэтому группа соцстран немедленно заявила, что берет эти предложения за основу. Но группа НАТО все еще колебалась.

11 октября в пятницу текст «джентльменской» договоренности был в основном готов. Конец недели был самым подходящим временем для принятия решения на конференции. Отложить это дело на два – три дня было опасно – всякое может случиться за это время. Но требовалось ещё согласие Парижа и заседание пришлось отложить.

В понедельник утром позвонил Гашиньяр и сказал, что Париж согласен. Не успел я вздохнуть с облегчением, как позвонил Кахилуотто и сказал, что Мальта блокирует договоренность. И не потому, что с ней не согласна – дело в другом. Министр иностранных дел Мальты Тригона позвонил из Нью– Йорка послу Салибе и сказал: поскольку группа Н+Н при разработке своих предложений не намерена учитывать мальтийскую позицию, то Мальта не даст согласия на «джентльменское» соглашение.

Это был типичный мальтийский шантаж, не раз применявшийся на переговорах СБСЕ. Но положение было серьезным. Заседание было уже назначено. О нем знала пресса. Очередной перенос мог разрушить хрупкую договоренность, и тогда потребуются месяцы, чтобы собрать черепки.

Мы договорились с Кахилуотто немедленно встретиться на конференции. В маленькой комнате финской делегации нас было трое – Матти Кахилуотто, шведский посол Курт Лидгард и я. Мы сидели и лихорадочно соображали, что делать. Уговаривать посла Салибу – дело бесполезное: он действует по инструкциям. Обратиться в столицы, чтобы они  надавили на Мальту – дело долгое и неэффективное. Тут нужен человек, хорошо знакомый с мальтийским министром Тригоной, который мог бы повлиять на него. Конечно, послы из блоковых групп, если они и знают Тригону, для этого не подходят. Здесь нужен нейтрал. Кто бы им мог быть?

Мы перебрали всех послов одного за другим и остановили свой выбор на Александре Божовиче – югославском после. Ветеран СБСЕ, он хорошо знал всех и умел искусно вести дипломатический торг. Узнав, что от него требуется, он без лишних слов прямо из комнаты финской делегации позвонил в Нью– Йорк. Разговор с мальтийским министром длился полчаса. Божович обещал, что до конца этой сессии документ нейтралов не будет положен на стол переговоров. На этих условиях Тригона смилостивился и дал добро на «джентльменское» соглашение. Что ж, цена была не столь уж велика – до конца сессии оставалась всего неделя, а документ в группе Н+Н все равно не был готов. Впрочем, министров обычно такие мелочи не интересуют.

Однако за эти полчаса напряжение на конференции возросло. Делегации собрались, как обычно, но заседание не начиналось. В кулуарах распространилась весть, что теперь договоренность блокирует Мальта. Разумеется, об этом немедленно пронюхала вездесущая пресса, и телекамеры были сфокусированы на мальтийской делегации.

Но в зал вошел сияющий Кахилуотто с улыбкой до ушей и все поняли – инцидент исчерпан – мальтийцев удалось уломать. Председатель зачитал текст «джентльменской» договоренности, потом выдержал паузу и, поскольку возражений не последовало, объявил, что оно согласовано.

* * *

«Джентльменским» это соглашение было названо потому, что ни в одном официальном документе конференции оно не значилось и основывалось как бы на честном слове и доверии участвующих сторон. Его еще называют «cоглашением двух Г» – по именам его авторов – послов Гудби и Гриневского.

По своей сути оно было очень простым. В обеих рабочих группах начиналось неформальное изучение вопросов, которые затем могут стать предметом редактирования формулировок будущего соглашения. Но стороны все еще не доверяли друг другу и опасались, что в ходе редактирования их предложения окажутся за бортом. Поэтому был разработан жесткий график работы на каждый день недели с перечнем следующих тем.

– Неприменение силы;

– Обмен военной информацией и проверка;

– Ограничения и обмен ежегодными планами военной деятельности;

– Уведомления;

– Наблюдение.

Это был прорыв. В совокупности перечень названных тем чётко обозначал скелет будущего соглашения в Стокгольме. Теперь оставалось нарастить его мясом.

Внешне всё выглядело так, что ничего не изменилось на конференции. На столе переговоров лежали все те же предложения, и на официальных заседаниях делегации с жаром доказывали их жизненную важность для мира и безопасности в Европе. И только в рабочих группах эксперты начали, казалось бы, ни к чему не обязывающее изучение некоторых областей будущей договоренности.

Но зачем все это нелепое представление? – может спросить читатель, неискушенный в интригах Холодной войны.

Слишком велико было недоверие на переговорах по обеспечению доверия. Поэтому и подстраховывались дипломаты на тот случай, если дело сорвется или кто– нибудь из партнеров обманет и отыграет назад. Тогда будут все основания заявить: мы знали о коварстве американцев (русских). Глядите – все наши предложения остаются неизменными.

Однако сквозь эти подозрения проступала уверенность: на конференции произошли глубокие сдвиги и стороны достигли первого серьезного компромисса.

1. Восток отказался от политических мер доверия, кроме неприменения силы и то не в форме договора. Запад снял свои требования об обмене статической информацией.

2. Восток согласился на обмен ежегодными планами военной деятельности, а Запад – на ее ограничение.

Настоящие переговоры, наконец, начались. Если в прошлой главе мы перечислили шесть крупных проблем, камнем преткновения лежащих на пути переговоров, то теперь три из них были решены «джентльменским» соглашением.

Обычно спрашивают, кто больше выиграл от этого дипломатического торга – НАТО или ОВД? Этот вопрос долго еще муссировался в печати. Шведская газета «Свенска Дагбладет» писала, например, 14 октября:

«Складывается впечатление, что вначале Восток пошел на большие уступки, чем Запад. На практике, однако, нет никаких сомнений в том, что Запад сделал существенную уступку, принизив, таким образом, требование об обмене информацией. В этой связи следует также упомянуть о том, что Гудби, согласно данным некоторых западных дипломатов, в своем предварительном соглашении с Гриневским пошел еще дальше в «приглушении» предложения об обмене информацией, но после консультаций внутри группы НАТО его позиция ужесточилась.»

Думаю, это беспредметный спор: каждый может изобразить ту или другую уступку – большой или маленькой, в зависимости от аппетита. Критерий должен быть другим: ни один из этих шагов не нанес ущерба безопасности Запада или Востока. Скорее, наоборот, – способствовал ее укреплению, и это главное. Важно и другое. В то время были совершенно непроходимыми как политические меры, предлагаемые Советским Союзом, так и обмен информацией, предлагаемый Западом. Это был балласт, и его нужно было убрать, чтобы расчистить переговорное поле.

Результат был налицо. Переговоры в Стокгольме сдвинулись с мертвой точки. Та же шведская газета писала: «Главная причина, почему дела стали двигаться на Стокгольмской конференции, кроется в предварительной договорённости между главой советской делегации Олегом Гриневским и его предыдущим американским коллегой Джимом Гудби, которое было достигнуто минувшим летом, когда они встречались в Москве».

ГЛАВА 9

РАЗОЧАРОВАНИЕ ГОРБАЧЁВА

Нам казалось, что депеши из Стокгольма читались в Москве с большим интересом. Во всяком случае, они, как правило, рассылались по «большой разметке», то есть всем членам Политбюро и заинтересованным ведомствам.

Велико же было наше изумление, когда окольными путями через болгарских друзей к нам в руки попал текст закрытого выступления Горбачёва на совещании Политического консультативного комитета Варшавского договора в Софии 22 октября 1985 года. В нём чёрным по белому было написано:

«Общими усилиями нам удалось поставить на Стокгольмской конференции такие вопросы, как неприменение силы, создание безъядерных зон, очищение Европы от химического оружия и создание коридоров, где такое оружие не размещалось бы». Тем самым, подчёркивал Горбачёв, государства социалистического содружества «выдвинули комплексную программу мер, осуществление которых позволяет создать перелом в международных отношениях, вернуть их в русло разрядки».

Это было хуже, чем удар грома среди ясного неба. Совсем недавно мы подробно информировали Москву, что, следуя директивам утверждённым Политбюро, делегации удалось разменять этот пропагандистский балласт на отказ Запада от обмена чувствительной информацией, которая, по мнению наших военных, могла подрывать безопасность Советского Союза. В результате нам удалось выйти на договорённость, которая обрисовывает контуры будущего соглашения и стала основой для практической, а не пропагандистской работы на конференции. И что же? Неделю спустя, Генеральный секретарь выступает с речью, в которой провозглашает главной целью осуществление тех мер, от которых мы только что благополучно отказались. Что, в Москве не читают наших телеграмм? Или это очередная смена курса? Но почему нас тогда не поставили в известность? Забыли?

А в Москве о Стокгольмской конференции и её проблемах тогда мало заботились. Это было «мелкотемье». Там готовили мирное наступление Горбачёва, которое должно было потрясти мир. Правда о реальности предлагаемых мер их творцы мало задумывались. Главное было потрясти, вздыбить сторонников мира, заручиться поддержкой Европы.

Наступление это должен был начать Шеварднадзе, который в конце сентября 1985 года впервые прибыл в Нью– Йорк для участия в сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Но главным в его поездке были встречи с госсекретарём и президентом США.

И тут вышла осечка. После долгой беседы с Шульцем было объявлено, что она была «откровенной и полезной». Но никакого продвижения вперёд не получилось. Накануне они обменялись довольно резкими речами. Шульц снова нажимал на больные мозоли – права человека и «коммунистический колониализм» в Афганистане, Анголе, Камбодже. А Шеварднадзе страстно говорил о прекращении гонки вооружений и нераспространении её на космос. Шульц от всего этого отмахивался, называя пропагандой, и теперь при встрече они снова говорили о том же, хотя и без ругани.

Шеварднадзе стал было укорять госсекретаря, что делегация США играет роль тормоза на переговорах в Стокгольме. Но Шульц, видимо, имел другую информацию и потому твердо ответил, что конструктивный подход требуется с советской стороны. Вот и всё.

27 сентября Шеварднадзе посетил Рейгана в Белом доме и передал личное послание Горбачёва, где излагались соображения в связи с предстоящей встречей в верхах в Женеве. Там – то и была заложена бомба. Советский лидер предлагал:

Первое: договориться о радикальном, на 50% сокращении (до 6 тысяч боеголовок) ядерных вооружений СССР и США, достигающих территории друг друга. Но только при условии полного запрещения ударных космических вооружений.

Второе: заключить соглашение о ядерных средствах  средней дальности вне связи с проблемами космических и стратегических вооружений. Но при этом должны учитываться ядерные средства Англии и Франции.

Это было уже нечто новое в позиции Советского Союза. Однако на Рейгана оно почему– то не произвело впечатления и он по– прежнему защищал своё любимое детище – «Звёздные войны.» А американских экспертов насторожило, что осуществление этих предложений было связано условиями, неприемлемыми для Соединённых Штатов.

 Неприемлемым было и советское определение стратегических ядерных средств, подлежащих сокращению. Согласно предложению Горбачёва это должно быть оружие, достигающее территории другой стороны, – то есть не только межконтинентальные ракеты, но и американские ракеты средней дальности, тактические средства, расположенные на базах в Европе и на Дальнем Востоке. Значит, американцам пришлось бы сокращать раза в два больше вооружений, чем Советскому Союзу. Поэтому предложение Горбачёва было объявлено очередным упражнением в пропаганде.

Не лучше обстояло дело и по результатам широко разрекламированного визита Горбачёва во Францию в начале октября. Он прилетел в Париж, произвел там фурор, показав себя советским лидером новой генерации, который может говорить без бумажки, улыбаться и нормально общаться с людьми. Запад был поражен этим, но каких– либо практических результатов, кроме пропаганды, от его визита не было.

Горбачёв с помпой объявил об одностороннем сокращении советских ракет средней дальности СС– 20 в Европе до 243 и предложил Англии и Франции вступить в прямые переговоры с Советским Союзом относительно сокращения их ядерных средств. Но не тут то было. Париж сразу же отказался, а Лондон холодно дистанцировался от этого предложения. В общем, ничего не получалось от ожидаемого единения с Европой.

Однако особые надежды возлагались на соглашение с французами о прорыве в Стокгольме. Выступая в парламенте, Горбачёв подчеркнул, что на конференции «прорисовываются контуры будущих договорённостей». Они предусматривают конкретизацию и придание действенности принципу неприменения силы, а также набор мер доверия в военной области. И демонстрируя готовность Советского Союза к достижению таких договоренностей, объявил о согласии с западным предложением об обмене ежегодными планами уведомляемой военной деятельности.

Это была первая серьёзная уступка, сделанная Горбачёвым. Во всём мире специалисты восприняли её как сигнал: Советский Союз готов к поиску компромисса в Стокгольме. Но, как положено в таких случаях, промолчали, ожидая, что будет дальше. Французы это сигнал тоже восприняли, но утопили в потоке общих фраз. После встречи с Горбачёвым президент Миттеран сказал в своём близком окружении:

– «У этого человека захватывающие планы. Но отдаёт ли он себе отчёт в тех непредсказуемых последствиях, которые может вызвать попытка их осуществить». [119]119
   См. Андрей Грачёв Горбачёв, М. Вагриус, 2001, стр. 165.


[Закрыть]

В общем, парижская встреча Горбачева и Миттерана, на которую столь много надежд возлагал новый министр, никак не помогла достижению договоренности в Стокгольме. К тому же обстановка в мире и особенно в советско– американских отношениях тоже не свидетельствовали о переменах к лучшему. Публичные призывы к диалогу по– прежнему перемежались жёсткой риторикой с взаимными обвинениями во всех смертных грехах. Кроме того, 1985 год стал воистину годом шпионских скандалов. Разоблачения и аресты скрытых агентов следовали один за другим и газеты всего мира ярко их освещали.

В октябре по радио выступил Рейган и повторил все прежние позиции: США «отстали» от СССР в области стратегических вооружений и потому, прежде чем говорить о сокращении, «необходимо восстановить нарушенное равновесие». Кроме того, советские лидеры занимаются «опасным обманом», когда говорят, что не осуществляют милитаризацию космоса. И обвинил Советский Союз в нарушении ранее заключённых договоров об ограничении стратегических вооружений и отказе от создания ПРО.

В общем, это было не лучшее время для доверительного диалога. Переговоры в Женеве по вопросам ядерных и космических вооружений находились в глухом тупике. Возникла проблема с двойным толкованием Договора по ПРО и просветов не было видно. Советская делегация докладывала из Женевы, что в нарушение достигнутой в январе договорённости США фактически отказались обсуждать нераспространение гонки вооружений на космическое пространство. Из Стокгольма тоже стала поступать информация, что делегация США меняет курс и притормаживает договоренность, которую прежде сама предлагала.

 А впереди маячила встреча Рейгана с Горбачёвым в Женеве. Что от неё ждать?

Вернувшись из Америки, Шеварднадзе мрачно доложил на Политбюро, что по– прежнему не ясно о чём можно договориться с американцами на встрече в верхах.

Горбачёв был обескуражен: что происходит? Мы не просто предлагаем диалог, а выдвинули ряд новых, далеко идущих инициатив. Предложили 50% сокращение стратегических ядерных вооружений, резкое сокращение ракет средней дальности в Европе и прямые переговоры с Парижем и Лондоном по вопросам ядерных вооружений. И всюду отказ. Нам что – не доверяют?

Он, видимо, искренне верил в реалистичность предлагаемых им инициатив и не понимал, почему Запад не хочет по ним договариваться. Кроме того, его раздражало брюзжание недоброжелателей в Политбюро и партийном аппарате о «наивности» нового Генсека, вздумавшего таким путём изменить мир.

Поэтому Горбачёв решил лично взяться за подготовку к встрече с Рейганом и с этой целью пригласил Шульца в Москву – он сам с ним разберётся. Белый дом ответил согласием, и визит госсекретаря был назначен на 4 – 5 ноября 1985 года.