Текст книги "Живой смерти не ищет (Роман)"
Автор книги: Олег Финько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
– Черт-те что, – опять не утерпел Семен Жарких, – не могли они ограбить прииск где-нибудь в районе Алма-Аты или Тбилиси. Какое бы облегчение для нас было: и тепло, и фрукты, по сравнению с нашими краями – просто рай.
– А на мой взгляд, дорогой Семен, рай – это место, где ты родился или вырос и где ты по-настоящему нужен, – протирая стекла очков, задумчиво сказал майор Квасов. – Я в тридцатых годах до того устал от холода, от авитаминоза и разных гриппов, что подался работать в Ташкент. И дело у меня там было интересным – уполномоченный экономического отдела Ташкентского областного отдела ОГПУ, это тебе не шутки. И с людьми познакомился золотыми, с одним сослуживцем я до сих пор переписываюсь, правда, в основном обмениваемся к праздникам поздравительными письмами, а вот не смог я обойтись без Якутии. Как только там слюнтявая краткосрочная зима наступает, так мне бегом хочется в Сибирь. Помаялся я, поскучал, да и уехал. Руководство местного ОГПУ долго не могло понять, чего же все-таки мне не хватает, отпустили неохотно. Однако мы отвлеклись, товарищи. Добавлю, что на притоках Аллах-Юня и Юдомы часты ущелистые участки на склонах, продолжительные террасы – моренные валы, крутые склоны долин в осыпях. Есть где бандитам спрятаться и отсидеться, но этого мы им позволить не должны.
– А если они в другие районы сбегут или в Хабаровский край, к примеру? – поинтересовался Виктор Богачук.
– Другие опергруппы постараются перекрыть им дорогу. Семен Жарких уезжает на прииск «Огонек» сегодня, а вы, Алеша, – обратился он к капитану Молодцову, – завершайте все дела по формированию группы, а завтра мы перебросим вас на «Огонек».
На том и порешили.
К вечеру, переговорив с добрым десятком человек и сопоставив их рассказы, старший лейтенант Семен Жарких уже мог точнее очевидцев рассказать о том, что произошло на прииске.
«Огонек» раскинулся на двух террасах сопок, разделенных узким неглубоким ущельем, по которому шумливо неслась небольшая речонка, впадавшая через несколько десятков метров в реку Юдому. Жилые дома, магазин и несколько административных строений разместились ближе к реке, а сам прииск, на котором трудилось несколько сотен рабочих, находился километрах в десяти по ущелью.
За день до налета Витька Охотников, дебильный, вечно сопливый парень лет восемнадцати, подслушав разговор двух незнакомых рабочих, которые долго бродили по улицам, ожидая открытия магазина, бегал по поселку и, брызгая слюной, сообщал каждому встречному о том, что бандиты собираются брать кассу. Над ним посмеивались, подзадоривали, требуя деталей, и тут же забывали услышанное: мало ли что взбредет в голову дурачку.
Но вот на двух связанных бревнах Юдому переплыл охотник из зимовья, по наименованию ручья, на котором оно стояло, известного как Волчье. Охотник весь день искал вдоль берега свою лодку, угнанную налетчиками, которые к тому же еще избили и ограбили его. Все, что он говорил подвыпившим мужикам на берегу, уполномоченный прииска попросил его повторить в конторе, в присутствии двух-трех своих доверенных лиц.
– А что тут говорить, – недовольно косился на уполномоченного охотник, возвращение которого в тайгу на некоторое время откладывалось, – пришли ко мне в зимовье, для знакомства прикладом ребра пересчитали. Доставай, кричат, меха, которые скопил. А откуда у меня меха, если я только на охоту вышел? Еще и обустроиться толком не успел, так у них же никакого понятия нет. Потом забрали мою бердану и заставили на веслах переправлять всю их шатию на ваш берег. Вот я их в четыре приема и переправил. Тут Лысый, они его Гошкой кличут, у меня часы отобрал. Потом слышу, его на берегу атаман отчитывает: мы, мол, Гошка, на крупное дело идем, а ты, как шпаненок, на мелочь кидаешься. Тот оправдывается, дескать, по запарке часы взял, вроде бы и не хотел. Но часы мне так и не отдал. Потом они мне приказали лодку сразу не брать, потребовали, чтоб постояла чуток.
– Какое же крупное дело они замыслили, не помял? – уточнил уполномоченный.
– Кто их знает, мне они не докладывали, а спрашивать я побоялся, вдруг, думаю, еще схлопочу зуботычину, кому это понравится?
К ночи уполномоченный прииска организовал в поселке дежурство. Охрану несли человек тридцать рабочих с охотничьими ружьями. Не веря в серьезность опасений уполномоченного, они слонялись вокруг конторы и магазина, жгли костер на берегу. Утром разошлись, рабочего-то дня никто не отменял.
Часов в одиннадцать дня, когда рабочие были уже на полигоне, а в домах оставались только женщины и дети, банда действительно налетела на прииск. Налетчики обошлись без пальбы, без криков и конского топота. Несколько человек молча окружили контору и кассу, остальные вошли в помещение. Всех присутствующих согнали в одну комнату и велели лечь на пол, ослушаться безоружные люди не посмели.
– Кто кассир? – поинтересовался атаман Семеныч.
С пола, отряхиваясь, поднялся пожилой человек, низенький, хрупкий, как мальчишка, и, если бы не усталое морщинистое лицо, увенчанное седеньким чубчиком модной прически «под полубокс», никогда бы ему не дать его возраста – пятидесяти пяти лет.
– Давай ключи, чего ждешь, – протянул руку атаман Семеныч.
– Нет у меня ключей, – развел руками кассир.
– Как нет? – удивился бандит. – Дома, что ли, забыл?
– И дома их нет. Директор прииска в Якутск поехал, вот и забрал ключи с собой.
– Ты поскладнее ничего не мог придумать? – понимающе похлопал его по плечу приятель атамана – холеный, одетый в полувоенную форму мужчина в очках. – Отдай Семенычу ключи, и тебе ничего не будет.
Кассир смущенно улыбнулся:
– Вы правы, но что тут можно придумать? А если хотите слышать правду, то никакого ключа я вам не отдам. Я несу и за деньги, и за золото, и за чеки полную ответственность.
– Какая ответственность и перед кем, когда у тебя остались считанные минуты, чтобы выбрать, что важнее: твоя собственная жизнь или чужая казна?
– Как вы не поймете, что я не имею права отдать вам ключи, там ведь государственное золото.
– Нам оно и нужно!
– Но вы сами никогда не отдали бы ключи, отвечая за золото, – с наивной искренностью убеждал бандитов кассир.
– Бросьте его уговаривать, Сан Саныч, сейчас с ним Ефим поговорит или Гошка.
– Погодите, Семеныч, попробую уговорить. – И Сан Саныч снова повернулся к кассиру: – Вот я бы, милый ты мой, сразу отдал ключи, да еще помог бы отнести золотишко к лошадям. Оно у тебя как упаковано – в мешочках?
– Да, в мешочках, только зачем вам знать это? Этот сейф весит полтонны, значит, целиком увезти его нельзя и открыть без ключа невозможно.
– Ефим, – распорядился атаман Семеныч, – берите его с Гошкой, пойдем в кассу разбираться.
Потом из кассы раздались такие душераздирающие крики, что сотрудники конторы, лежавшие на полу в бухгалтерии, еще плотнее прижались к деревянным половицам, боясь, что и их оторвут для допроса. Крики кассира становились все слабее, а бандиты, судя по их раздраженным голосам, уже нервничали, боясь упустить время.
В бухгалтерии снова появился деликатный, вежливо разговаривающий Сан Саныч.
– Попрошу всех подняться с пола и встать вдоль стены, – скомандовал он негромко.
Дважды приказ повторять не пришлось. Близоруко сощурив глаза, Сан Саныч протер очки и пристально поглядел на каждого. И тот, на ком он задерживал взгляд, замирал, как перед ударом.
– Вы все слышали, как мучился ваш товарищ. Я сожалею, что у меня не было в достаточной степени свободного времени для того, чтобы переубедить по-хорошему его. За что он умер? Скажите мне, за что? За какие идеалы? За золото? Но взамен того металла, который мы заберем, рабочие прииска намоют еще. Разве из-за того он умер, что боялся потерять свою должность? Но он всегда сумел бы на вашей родине заработать в два раза больше, не будучи кассиром.
– Для чего это вы нам говорите, гражданин бандит? – зло улыбнулся уполномоченный прииска. – Мы к кассе не имеем отношения, и вы понапрасну теряете время. Если хотите, я дам вам совет.
– Какой совет вы мне можете дать, дорогой мой? Говорите!
– Вам бы лучше уезжать подобру-поздорову. Скоро обед, и часть рабочих вернется с прииска в поселок. Боюсь, что вам может не поздоровиться. У каждого второго рабочего сын, брат или отец воюет на фронте. А это золото предназначено для покупки оружия за границей. Мы не можем его отдать.
– Я не желаю слушать вашу агитацию. Вы, вы лично знаете, где находятся ключи от сейфа?
– Никто здесь этого не знает, – угрюмо поглядел на своих товарищей по несчастью уполномоченный. – И я не знаю, а если бы знал – не сказал.
– Сиплый! Ефимушка! – ласково позвал Сан Саныч палача. – Пойди, дружок, сюда, тут еще одному нужно крепость голосовых связок проверить.
Ефим с Гошкой схватили уполномоченного и, пиная его, потащили из комнаты.
– Не надо, не смейте, бросьте его! – закричала одна из женщин. Она сжала перед собой кулачки и вся дрожала от страха перед происходящим, заливаясь слезами.
– А что вы можете предложить нам взамен, дама? – устремил на нее внимательный взгляд Сан Саныч. – Вы знаете, где ключи?
– Не смей им ничего говорить, Дарья! Замолчи сейчас же! – рвался из рук бандита уполномоченный. – Прокляну, прокляну тебя, дочка! Молчи!
Женщина отшатнулась и замолчала. Тогда атаман Семеныч, появившийся в комнате, спокойно распорядился:
– Никуда его вести не нужно, Ефим. Вгони-ка ему шомпол под ребро, чтобы он скорее заговорил, а доченька пускай полюбуется, как отец умирает.
Атаман рассчитал верно. Дарья так ничего и не сказала, но пальцем она указала на корзину для мусора, стоявшую у входа.
Заперев служащих в комнате, бандиты шумной гурьбой ушли в кассу.
Девяносто килограммов металла – золота, пистолет ТТ и карабин с патронами – забрали бандиты из сейфа, а деньги и золотые чеки они, не считая, вывалили в мешок из-под зерна и унесли во двор вьючить на лошадей. Погрузив золото, бандиты повеселели. Они быстро рассчитались с радистом, оказавшим им сопротивление, разбили аппаратуру в радиорубке и подожгли избушку вместе с несчастным. Потом, пока Гошка с Ефимом угоняли из конюшни лошадей, остальные придирчиво отбирали на складе магазина продукты: ящики с маслом, мешки с мукой и сахаром, мясные консервы и сгущенное молоко.
– Черт знает что, – ворчал Сан Саныч, – я не нашел на складе ни одного зернышка кофе. Как можно так жить? Не пойму. За полгода я не выпил ни чашечки.
– Не переживайте, Сан Саныч, – гарцуя на коне, успокоил Семеныч, – скоро вы себе сможете позволить все, чего только вашей душеньке захочется, любую роскошь.
Ушла банда в сторону деревни Ытыга, вниз по течению Юдома.
На другой день на прииск самолетом доставили оперативную группу. Высадили на подходящей поляне неподалеку от «Огонька», оттуда она быстро добралась до поселка.
– Докладывайте, старший лейтенант, что удалось выяснить за это время? – начальственным тоном приказал капитан Молодцов, который за сутки, казалось, подрос на пару сантиметров.
– Ты хочешь сказать, Алеша, чтобы я поделился с тобою информацией?
– Что за фамильярность?! Я как командир группы требую обращаться ко мне по уставу. Докладывайте!
– Да пошел ты к черту! – враз разрушил все начальнические иллюзии Молодцова Семен Жарких. – Я тебе не подчиняюсь, у меня отдельное задание. Будешь чваниться, ничего тебе не скажу. Что у тебя за манера, Алексей, только тебя выделят чуточку, доверят операцию, как ты сразу же в болванчика какого-то превращаешься: доложите, подойдите, отрапортуйте.
Поняв, что переборщил, Молодцов снисходительно улыбнулся:
– Ты уж шуток не понимаешь, парень, а еще фронтовик. Ну что ты здесь разузнал, поделись, если не секрет.
Подождав, когда начальник райотдела и капитан Богачук освободятся, Жарких подробно рассказал всей группе о том, что сумел узнать.
– Значит, всего десять бандитов, – задумчиво произнес Богачук, – а вы, Филиппов, кажется, сообщали в Якутск, что их около двадцати человек?
Начальник райотдела пожал плечами:
– У страха глаза велики. Я в том сообщении подчеркнул, что информация не проверена. Это Жарких с товарищами вмиг добрались сюда самолетом, раз, два и в дамках. Два дня назад из района отправились сотрудники райотдела, так они только сегодня к вечеру могут сюда прийти, столбовых дорог у нас в районе нет, да и рейсовые автобусы не ходят, так что, мужички, не обессудьте. А что касается имен, так ни одного не припомню. Думаю, что все бандиты в нашем районе люди случайные.
– Случайные бы уже заблудились. А эти ориентируются неплохо, неделю назад были на прииске Юр, потом сюда забрались, а где они ныне? – вздохнул Молодцов. – Видно, есть среди них местный человечек, он и на кассу навел.
– Выслушал я рассказ Жарких и никак не могу отделаться от мысли, что уже где-то слыхал и о Сан Саныче, и Семеныче, и Ефиме, – вопросительно поглядел на собеседников капитан Богачук. – Ну, предположим, Сема Жарких в наших краях человек новый, с него и спрос соответствующий. А вам эти имена, описание внешности людей ни о чем не говорят? Ну? Филиппов, Молодцов, подумайте!
– Не опережайте события, капитан Богачук, кому надо – и вспомнят, и разберутся, а вам сейчас о людях подумать надо, расквартировать, ужин обеспечить. Без напоминаний учитесь работать.
– Пока ты, Алеша, окрестностями любовался и с Жарких спорил, мы с Филипповым уже все сделали. Группу разместили в клубе, там же и перекусим, костерчик уже наладили.
Жарких ушел к радисту опергруппы готовить передачу в Якутск о первых итогах своей работы. Богачук с Филипповым отправились поглядеть место происшествия: контору и кассу, захваченные бандитами. А Молодцов, заложив правую руку за портупею и сощурив глаза, отчего они у него становились, по его мнению, суровыми и всевидящими, решил прогуляться по поселку, поговорить с людьми.
В результате его прогулки через три часа несколько жителей поселка уже были арестованы и сидели возле клуба под охраной, ожидая, пока для их содержания найдется более подходящее место.
– За что ты их арестовал? – поинтересовался у Молодцова капитан Богачук.
– Ну, подумай сам, садовая голова, за что их можно было арестовать, – довольным тоном отвечал ему капитан Молодцов, – за пособничество бандитам. Жарких здесь прослонялся целый день, а соучастников выявить так и не сумел. Но ничего, я его ошибку уже исправил. Однако доложить об его инертности руководству наркомата – обязательно доложу.
Минут через десять появился и сам Жарких.
– Слушай, Леша, что случилось? Почему ты задержал людей?
– За связь с бандитами и поддержку, которую они им оказали. Неужели тебе это непонятно?
– Дарья из бухгалтерии и так до сих пор не может в себя прийти после всей этой жуткой истории. Такие события женщине пережить! Это же надо понимать!
– Вот и думала бы, когда ключи от сейфа бандитам отдавала. Теперь пускай расхлебывает. Вот интересно, почему ты ее сразу не арестовал? На смазливенькое личико клюнул? Знаешь, как это называется?
– Да ты мне-то дело не шей, Алексей. Подумал бы сам головой, девка ведь от страха, от горя указала на ключи. Они же почти на глазах у женщин кассира убили.
– Кассир выдержал пытки и не сказал ничего, хотя и знал, что они его убьют.
– Кассир погиб как герой. Его именем, может быть, когда-нибудь еще и прииск назовут, мужик был что надо. Но разве могут быть героями все? На ее глазах отца хотели пытать, тут железным надо быть, чтобы промолчать. Ключ все равно бы нашли, о том, куда его кассир бросил, все присутствующие в конторе знали.
– Ты что здесь пропагандируешь, Жарких? Что значит – не все могут быть героями? Если надо, если им прикажут, то обязаны стать! Таково время.
– Да не было с ними в то время такого указчика, как ты. Может быть, и Дарья сможет совершить в бою подвиг, но ведь для этого и условия, и душевный подъем должны быть. Я, Алексей, на фронте сам видел, как здоровенный мужик, бывший грузчик, поначалу плакал в окопе, смерти боялся. Зато через три месяца его не узнать было – лучший разведчик полка. А тут молодая баба, кровь, смерть, отца родного пытать собрались. Ну посуди, а если бы над твоей матерью издевались.
Молодцов опешил от такого поворота и уже не так уверенно ответил:
– Если бы да кабы… Ишь закидоны у тебя какие. Указала ключи, вот теперь пускай посидит, подумает.
– Никакими доводами тебя не проймешь, Молодцов, толстошкурый ты. Даже если Дарья виновата, то зачем ее сейчас под замком держать? Она ведь не опасна, вреда не принесет, пускай живет нормально, суда-следствия ждет.
– Нет уж, пусть посидит, чтобы другим неповадно было. И ей урок, впредь умнее будет, не пойдет на поводу у бандитской шайки.
– Ты что думаешь, ей с бандитами еще когда-нибудь встретиться придется? Если такое случится, так нас с тобой наказывать нужно будет…
– Ты в нашей работе пока еще мало соображаешь, Жарких. Это тебе не на фронте, здесь и гибкость нужна, и хитринка, и беспощадная суровость.
– А почему Наумова арестовал? За какие такие грехи? Он чем твою беспощадность заслужил?
– Ну, ты как маленький, Жарких, – хмыкнул Молодцов, – все тебе объясняй, все рассказывай, а мы ведь не в школе сержантов войск НКВД. Тебе же за звездочки на погонах платят, сам должен мозгами шевелить. Наумов – рабочий магазина Золотопродснаба, который бандиты ограбили, – снисходительно поглядел Молодцов на Жарких. – Они на складе вмиг разобрались, что к чему, не стали, к примеру, растительное масло брать, прихватили сливочное.
– Ты в этом складе был? Помещение большое, а продуктов горка. Сразу видно, где что лежит. Наумов во время налета в соседнем бараке спал. Он услышал о бандитах, только когда они уже уезжали из поселка. Свидетели подтверждают его показания.
Молодцов сам успел допросить Наумова и прекрасно знал все, о чем ему рассказал Жарких. Наумов ему тоже показался простым человеком, незаметным, ограниченным, вялым. Когда не было дел на складе магазина, он отправлялся с лотком в бригаду мыть золотишко в заброшенных хвостах. «Вот вкалывал до этого, ни черта не мог найти, хоть весь поселок перебери, – жаловался он Молодцову, – а недавно заработал тысячу рублей бонами, и тут же арестовали. Невезуха». Но Молодцов и здесь не поддался чувству жалости. Наумов может быть пособником бандитов. Близок к конторе, вроде бы тих – чего лучше для маскировки.
Третьим арестовали сторожа магазина Дудакова, тоже не из затейливых.
Сейчас он сидел на корточках, прислонившись спиной к стене клуба, и, часто моргая больными закисшими глазами, торопился повторить свою историю капитану Богачуку, который слушал его не перебивая.
– Часов в одиннадцать налетела банда. Кто в контору, кто в магазин. Ну о том, что в кассе было, я потом узнал, а у нас в помещении они закрыли ставни на окнах, на дверях бумажку вывесили, переучет, мол. Стали брать необходимые им продукты. Я свое ружье в сторонку отставил и по просьбе энтих стал им помогать вытаскивать из магазина муку, пряники, конфекты и приторачивать все к седлам лошадей. Вначале-то они меня спиртом напоили, пей, говорят, старик: я, конечно, выпил. Дал им седло наше, магазинное, они из-за него хотели к продавцу на дом идти, громить его. Чего, думаю, людей будут на дому беспокоить, еще сопрут что-нибудь, вот и отдал. Да вы не подумайте чего худого, там не седло, а беда. Оно уже давно разошлось, плоским стало из-за ленчика. Как кобыла под седлом пройдет разок, так глядишь – холка сбита, а кобыла бюллетенит. Перед отъездом мне предложили выпить еще одну полную кружку неразведенного спирта, я и ее выпил, чего добру пропадать. После этого уж ничего не помню. Говорят, что я окно в своей избе выламывал, бабку ругал, кричал что-то. Но сейчас во всем этом честно признался, так что никуда не денешься.
Двое других задержанных, по всему видно, были случайными свидетелями.
– Алексей, можно тебя на минуточку, – отозвал Богачук Молодцова в сторонку.
Тот поднялся неохотно, всем своим видом показывая, что мог бы и не идти, но он окажет такое одолжение.
– Может быть, не будем лошадей ждать, а отправимся сразу по следам? Нельзя нам время терять, вот попомни мое слово, начальство из Якутска сегодня по рации браниться будет. Да и поделом – золото пропало, это тебе не рваную простынь с чердака стянули.
Упоминание о начальстве подействовало на Молодцова. Он лениво хлестал себя по сапогу хворостиной, не торопясь с ответом.
– Они на лошадях, а мы пешком – так не скоро догоним, только люди устанут. Это не выход, капитан Богачук.
– Давай на две группы разделимся. Я вперед пойду, а ты подождешь коней, потом нас догонишь. У меня такое чувство, Алексей, что не могли они еще далеко уйти. Старатели рассказывали, что кто-то из охотников в прошлом году видел Гошку-бандита у зимовья Мишки, это возле рассохи, там, где речушка Утайка в Юдому впадает. Если так, они могут сейчас сидеть себе спокойненько, в зимовье погоню пережидать, к дальнему переходу готовиться. Я, может, там их и прихвачу.
– Подумать надо, капитан, не могу же я такое ответственное решение на бегу принимать. Давай радиосеанса с Якутском дождемся, с руководством обсудим, что да как.
– Что ты тут тумана напускаешь, Лешка? Время идет, начальство за это по головке не погладит.
– Хорошо, уговорил, только давай мы с тобой наоборот поступим: я по следам банды пойду, до зимовья Мишки, а ты дождись лошадей, сдай арестованных и со второй частью отряда догоняй меня, понял? Рацию я с собой возьму, буду держать руководство в курсе преследования.
– Задержанных я бы на твоем месте, Алексей, отпустил. С ними же все ясно. Допустим, в действиях сторожа Дудакова и суд найдет криминал, но Дарью с Наумовым и остальных напрасно под стражей содержишь. Освободи их, не бери грех на душу. Если Дарья от нервных потрясений и от позора залезет в петлю, это сколько же разговоров будет? Подумал?
– Чего ты меня все учишь, капитан Богачук? Кого из нас старшим поставили, тебя или меня? Если меня, то я в советах не нуждаюсь. Я сеть с мелкой ячейкой в воду запустил и полюбуйся – вытащил живность, теперь разберемся, кто из них виноват, кто прав. А ты только языком чешешь. Пособников врага я жалеть не стану, ты меня знаешь.
– Ну и я тебя с твоими загибами оправдывать не буду, ты меня тоже знаешь. Если сегодня их не выпустишь, то я во время радиосеанса в Якутск доложу.
– Жаль, что помочь тебе ничем не смогу, – с самоуверенном улыбкой парировал Молодцов. – Я бы тебе оставил рацию, но она мне самому нужна. Ладно! Хватит терять время, капитан Богачук, соберите в клубе личный состав оперотряда, я должен проинструктировать люден.
Минут через пять все были в сборе. Капитан Молодцов солидно откашлялся, не торопясь расправил гимнастерку под широким кожаным ремнем.
– Вы, товарищи, уже несколько часов в поселке. И поесть успели, и с местными достопримечательностями познакомились. Зато я ни минуты покоя не имел. Сам работал и своим помощникам, – кивнул он в сторону Богачука и Жарких, – поручений надавал. Удалось выявить нескольких пособников врага, прояснить обстоятельства этого дела, узнать приметы и клички бандитов. Сделано много. Но это не значит, что мы теперь должны сидеть и ждать, пока нам приведут лошадей, чтобы на них продолжать погоню. По моим сведениям, банда вполне может сделать передышку перед дальним марш-броском по тайге; место известно – километрах в тридцати отсюда. Отряд мы сейчас разделим на две части. Половина отправится со мной для преследования, а если понадобится – и уничтожения банды. В поселке останется часть группы, которая, дождавшись обоза, догонит нас. Командиром назначаю своего заместителя капитана Богачука. Соответствующие указания я ему уже дал. – И, копируя манеру заместителя наркома полковника Скирдина, он снял с руки часы, не торопясь завел их и тогда только распорядился: – Если все ясно, товарищи, вы свободны. Отправление из поселка, – он постучал по стеклышку часов ногтем, – через полчаса.
Отряд ушел, а Богачук, Жарких и присоединившийся к ним младший оперуполномоченный местного райотдела Петр Афонский отправились на прииск, по баракам и жилым домам отыскивать очевидцев, с которыми еще не успели поговорить, чтобы уточнить и осмыслить детали налета, познакомиться с людьми и расспросить о событиях, предшествовавших трагическим событиям. Но число свидетелей резко убавилось после арестов, которые провел Молодцов, и даже те, кого видели неподалеку от центра поселка в злосчастное время, неохотно давали показания, ссылаясь на плохую память. Вот и из очередного барака Жарких вышел несолоно хлебавши: рабочие дружно утверждали, что все в тот день находились на промывке и в бараке не оставалось даже дежурного. Уже под взлобком, на котором стоял барак, Жарких окликнули. Его догоняла молодая женщина, несмотря на летний зной, закутавшая лицо едва ли не по глаза цветастым платком.
Работала она мамкой в бригаде Старикова и уже несколько раз попадалась на пути Жарких, отчего он самоуверенно подумал, уж не понравился ли он ей? А почему бы и нет, чем он парень нехорош? Пожалуй, дело портит только лиловый шрам, рассекший его широкий, массивный лоб до брови, отчего лицо приобрело лукавое выражение, будто он все время игриво подмигивает.
– Чего лицо укутала, мамка? – шутливо потянул Жарких за кончик платка.
– От солнца, отчего же, – ответила девушка, хлопнув Жарких по рукам, – спалит кожу, ходи потом с шелушащимся носом.
– Ну и модница ты, таких сейчас и в городе не сыщешь! Народ воюет, а она о красоте думает.
– Так не вечно воевать, чего же женихов отпугивать.
– Бойкая ты девка, не успели мы с тобой и на лавочке посидеть, а ты меня уже в женихи произвела. Под таким натиском я, пожалуй, и не сдержусь, дам вскорости согласие на законный брак.
– Тю, жених нашелся, – хмыкнула девушка, – тебе небось за тридцать? Да? Зачем мне такой старик. Я помоложе хочу, ровесника. А таких, как ты, у нас в бригаде пятьдесят человек. И получше тебя есть, им только мигни.
– Чего же ты в такой мужской монастырь работать пошла? Обидеть могут, принесешь в подоле, так мать из дому выгонит.
– Дурак ты, хоть и при должности. Я у них одна, они меня берегут, балуют, – похвасталась девушка, – а если кто только подумает ссильничать, так его братан в старый шурф сбросит. Стариков мой брат, бригадир.
– Чего же ты за мной по поселку гоняешься? – с обидой спросил Жарких.
– По делу, помочь тебе хочу, только у меня условие есть. Примешь, скажу, а нет, так иди себе с богом.
– Принимаю с ходу! – уверил ее Жарких. – Твое условие – мое условие, как у нас в роте один грузин говорил.
– Освободи Дарью, чего вы ее схватили? Как бандитку какую под ружьем держите, стыд какой!
– Думаешь, она не виновата?
– Мужики золото не устерегли, а на девку пеняют; что, слабее себя нашли? И отец с ней не разговаривает. Проклял, старый олух, а за что? За то, что она его от мук спасла? Ты вот после нашего разговора, только не сразу, а хоть через час, вернись снова в барак и потолкуй с Егором Паркаевым. Он сказал, будто хорошо знает одного из бандитов, даже имя его называл.
– Что же этот Паркаев такой несознательный? Пришел бы и рассказал сам.
– Он и хотел, а когда вы стали народ хватать, он испугался. Говорит, посадят ни за что ни про что, а у него в Аллах-Юне детишки.
– Как тебя зовут-то, девонька? Полчаса с тобой разговариваю, а все еще не познакомились, – протянул Жарких девушке руку.
– Еще чего придумал, за руки держаться, а если увидят, что скажут?
– Скажут, за руку девку брал – женись! Ты сама откуда, куда сватов засылать?
– Из Чертова Улова я, деревня таежная, в ста километрах отсюда. А зовут Надеждой, только мне твои сваты ни к чему, я ведь сказала, старый ты для меня. А ты что, на фронте был? Где это тебя, бедненького, так задело? – Она легонько, лишь на какое-то мгновение прикоснулась пальчиками к шраму на лбу у Жарких, и ему показалось, что боль в голове, беспокоившая его с утра, сразу утихла. Он потянулся к ней и тут же получил ощутимый толчок остреньким локотком.
– Но-но!.. Так помни, ты обещал Дарью отпустить. Похлопочи за нее. Хорошая девка, ей, кто понимает, так цены нету. И не замужем, понял?
– И ты не забудь, что меня Семеном зовут, а фамилия Жарких, – кричал он вслед.
Когда некоторое время спустя Жарких зашел в барак, к его огромному огорчению, Надежды там не было. Отсутствовал и Егор Паркаев. Бригадир Стариков сидел на краешке длинных, во всю стену нар и, опустив ноги в тазик с желтоватого цвета водой, громко кряхтел. Рядом с ним стоял огромный чайник, из которого вилась струйка пара.
– Понравилось тебе у нас, начальник? Или ты тоже пришел ноги попарить в пихтовом отваре? Садись, я подвинусь, жалко, что ли. У тебя работа не лучше нашей, весь день на ногах, да все вприпрыжечку. А пихтовый отвар боль и усталость снимает.
Тазик из-за его ножищ казался непропорционально маленьким, и Жарких улыбнулся.
– Попарил бы, да не поместимся. Ты лучше скажи, где Паркаев?
– Чего это он вдруг тебе понадобился?
– Разговор к нему есть, лучше с глазу на глаз, но могу и в твоем присутствии парой слов перекинуться.
– Вот чертова девка, болтанула все-таки! Ведь просил ее, не вмешивай мужика и сама подальше будь, нет, мокрохвостая, влезла. В шурфе Паркаев, где ему еще быть. Со смены придет, пришлю его к тебе в клуб. Только ты не стращай мужика, попробуй понять его. Вот прибрось: не дай бог вы не поймаете банду, а в ней узнают, что Паркаев вам наболтал. Этого он и боится.
– Поймаем, Стариков, обязательно мы их поймаем. Я вот удивляюсь, как это вы их прошляпили. Восемьсот работяг на прииске, а десятка ублюдков побоялись.
Стариков усмехнулся:
– Да если бы мы в это время в поселке были, от них мокрого места не осталось бы, потому они и выбрались утречком, знают, что с рабочим людом лучше не связываться. А вот вас они долго будут по тайге водить.
– Почему это ты так решил?
– Тайги вы не знаете, понаехали, понимаешь, из города. Пока вы тут кого попало хватать будете, они за тридевять земель ускакают. А вы попытайтесь к старателям с душой подойти, с тонким обращением, помощи у них попросите, не стесняйтесь, они с охотой помогут. В тайге ворья не любят. Если понял, иди с богом. И еще, паря, совет на прощание: к Надежде больше не подходи, не смущай девку разговорами.
– Да ты откуда знаешь?
– А у меня свои энкэвэдэ есть, когда надо – докладывают.
Вечером в клуб пришел Егор Паркаев.
– Знаешь, зачем я тебя сюда позвал? – поинтересовался Жарких.
– А чего ж не знать, – открыто улыбнулся Паркаев, – Денис Стариков рассказал, велел обо всем доложить. Так что спрашивай, чека.
– Кого из банды знаешь?
– Гошку знаю.
– А фамилия как? Где познакомились? Как он выглядит? – поторопил его присутствовавший при разговоре капитан Богачук.
