Текст книги "Живой смерти не ищет (Роман)"

Автор книги: Олег Финько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Фамилии не знаю, – пожал плечами Паркаев. – Слышал, что он из Якутска родом, но в наших краях часто бывал и раньше. Он по знакомству коронки делает, зубы вставляет. Отсюда и кличут – Зуботехник.

– Как вставляет, в больнице или нелегально? – заинтересовался Жарких.

– Раньше, говорили, в больнице работал. А потом с золотом связался, его и посадили. Сбежал он вроде. У нас в районе про него всякое болтали.

– А как выглядит?

– Лысый такой, а в середине головы плешь светлым пятном выделяется.

– Он! – переглянулись офицеры. – Гошка косолапый, ногами внутрь загребает? – вдруг уточнил Жарких.

– Ага. Коронки он делает хорошо, ничего не скажу. А зубы дергает больно. Меня мужики предупредили, ты, говорят, терпи, не подавай вида, что тебе больно, и кричать не вздумай, а то он заводной, как почувствует, что клиенту страшно, так с подковыркой рвет, подольше; бедняга до визга доходит, а ему в радость. Псих, одним словом, но мастер хороший. Во-о-о, – ощерился мужик, – поставил мне зуб с коронкой, так я никаких хлопот уже несколько лет не знаю. Но избави меня господи еще раз к нему в руки попасть! Говорят, что старика кассира Гошка до смерти запытал?

Когда Паркаев ушел, Жарких сообщил капитану Богачуку:

– Выходит, Витя, я тоже знаю этого Гошку. Хорошо знаю, его фамилия Налимов. Мы с ним в одном общежитии в Якутске жили. Не помню, рассказывал тебе или нет? До армии я в строительном управлении работал, сначала печником, потом в бетонщики перебрался. Мы с Гошкой недельки две даже в одной комнате квартировали, а потом он нашему коменданту чуть ли не всю челюсть у себя в поликлинике привел в порядок, тот его за такую услугу поселил отдельно в комнатушке. Когда ребята подняли шум, комендант пояснил: мол, медик, и лекцию может прочитать о достижениях медицины, и любому врачу порекомендовать внимательнее относиться к работникам нашего управления, и медицинский бюллетень в общежитии выпустить. Я был доволен тем, что он отселился. К нему столько народу приходило, хоть караул кричи. Кто за консультацией, кто с просьбой без очереди на протезирование устроить. А мне его гости учиться мешали, я тогда вечернюю школу кончал. Он как ключи от своей комнаты получил, так попросил меня ремонт в ней сделать, я от радости, что он уходит, ему даже накат на меловой основе сделал. Это, знаешь, какой шик – накат елочкой! Хотел мне деньги за помощь дать, но я отказался, неловко как-то было со своего брать. Ну, говорит он мне, если зуб заболит или зашатается, приходи, по знакомству так вырву, что и не заметишь.

– Как же ты в нем не разгадал тогда гниду такую?

– Смеешься, что ли? Как отгадать можно? Он ведь все с улыбкой делал, она у него как приклеенная. У меня теперь после ранения голова часто болит, так до улыбок ли тут? А он, бывало, все лыбится, чудно. Но злой мужик был. У нас как-то в общежитии драка случилась. Все как люди, кулаками друг друга мутузят, а он сбил парнишку и давай его сапогом по голове бить. Я мужик здоровый, а, веришь – нет, с трудом его оттащил, в такую лютую ярость он вошел.

– А говоришь, разгадать трудно. Хорошему человеку трудно бандитом стать. Такая мразь рано или поздно покажет свое нутро, даже сквозь приклеенную улыбочку.

– Да, вот как оно, оказывается, бывает. Жил с ним под одной крышей, даже кровати рядышком стояли, а теперь ловить подлеца нужно, может быть, и допрашивать придется. Ей-богу, на фронте проще, там через передовую ползешь и знаешь: своих тут нет.

– А у нас тоже среди бандитов своих нет и быть не может. Как перешагнул закон, так пожалуйте бриться, – зло сказал Богачук. – Его при тебе посадили?

– Нет, к тому времени мне как ударнику комнату в коммуналке дали. Полгода всего и пожил в шикарных условиях, а потом война. Меня, как имеющего среднее образование, сразу направили в военное училище, а оттуда уже с офицерскими кубарями на фронт.

– Если тебе в него, к примеру, стрелять придется, не дрогнет рука? – прощупывал Семена Жарких капитан Богачук. – Ты, если слабинку в себе чувствуешь, скажи, не стесняйся, найдем какой-нибудь выход.

– С чего это моя рука должна дрогнуть, скажи на милость? Ты ведь сам только что говорил, что у нас среди бандитов своих не может быть. Он мне не отец, не брат, так что не переживай.

– А если бы на его месте отец или брат оказался, тогда как бы ты поступил? – не отставал Богачук.

– Тут ты хватил! Непрост ты, Виктор! То вежливый, заботливый, а то такие подковыристые вопросики подбрасываешь, что голову впору сломать, решая их. У меня такого быть не может. Единственный брат в первый год войны погиб. А отец умер, когда я мальцом был.

– Ну а если бы живы были и в банде оказались?

– Тьфу ты, репей несчастный, – выругался Семен Жарких, – что ты от меня хочешь услышать? Не стал бы я стрелять ни в брата, ни в отца, вот хоть убей ты меня здесь на месте, но стрелять бы не стал, – убежденно повторил Жарких. – От участия в деле отказался бы или рапорт об увольнении из органов подал, но поднять руку на родных не сумел бы. Теперь докладывай о моем мнении куда хочешь, а я все то же повторю.

– Дурак ты, Семен, зачем же мне куда-то докладывать, хреново ты обо мне думаешь. Я для себя хотел выяснить.

– Выяснил, и что?

– Вижу, что ты еще слабоват в коленках. Не проникся важностью нашей службы.

– Не пойму я тебя, Богачук. Ты же сам Молодцова ругал за то, что он арестовал Дарью. Она отца защищала, значит, по твоей теории, должна нести ответственность или хотя бы вину за это чувствовать. Выходит, прав Молодцов.

– При чем тут Дарья? Во-первых, она женщина, а во-вторых, простой человек, то есть который не служит в органах, какой с нее спрос? Ты ее воспитай, задачу перед ней поставь, тогда она, может быть, подвиг Зои Космодемьянской повторит. А с нас, кадровых офицеров, спрос должен быть куда строже. – Богачук поднялся с места, взволнованно заходил по комнате, говоря с большими паузами.

– Хорошо, Богачук, мою позицию выяснили. Добавлю только, что, на мой взгляд, государство сильно миллионами семей, крепких семей, в которых каждый уверен в том, что его в любой момент поддержать может мать, сестра или брат. А теперь отвечай: сам бы ты как поступил? Чего молчишь? Меня ведь выспрашивал?

– Не зна-аю! – по слогам произнес Богачук. – Прости, друг, действительно не знаю. И тебе такой вопрос по глупости задавал. По Уставу мне понятно, как поступить. Но вот представить себе, что такое могло бы произойти, а тем более как я бы себя повел, – не могу.

– Так какого же черта ты мне мозги полоскал?

– По недомыслию, значит. Обещаю никогда больше не вести таких разговоров, от которых не только у тебя, но и у меня башка затрещала.

Поздно вечером умельцы из оперотряда, включенные в него в районном центре, сумели отремонтировать радиостанцию прииска, поврежденную бандитами и едва не сгоревшую, благо рабочие успели потушить пожар. Однако брала она не все волны, и наладить прямую связь с Якутском не удалось. Связались с Аллах-Юнем. К счастью, заместитель начальника ОББ майор Квасов был еще в районе.

Обменявшись приветствиями и информацией общего плана, перешли на местный шифр.

– По имеющимся сведениям, – сообщил майор Квасов, – действовавшая на прииске «Огонек» банда пошла вниз по течению Юдомы. Не исключено, что бандиты группой, а возможно, и поодиночке попытаются выйти на водораздел к Аллах-Юню. В целях обнаружения и поимки бандитов на обслуживаемой территории вам необходимо сейчас приступить к проведению следующих мероприятий: в устье реки Утайки выставить заслон, провести усиленную разведку, то же самое проделать в сторону ключа Дагор. Организовать проверку документов у всех проезжающих на судах и прочих плавательных средствах по Юдоме, а также у всех подозрительных лиц, пробирающихся берегом. Не имеющих документов задерживать.

– Все поняли, – отвечал майору капитан Богачук. – Получили аналогичную информацию. Молодцов с большей частью опергруппы ушел к Утайке. Завтра утром, как только в поселок пригонят лошадей, с оставшимися бойцами ухожу следом за основным составом группы. Докладываю, что по делу банды Молодцов арестовал пять человек, о чем вам, вероятно, не сообщил. Считаю эти действия неправильными и вредными, прошу принять немедленные меры по исправлению ошибки, так как арестованы люди, которых нецелесообразно держать под стражей. Думаю, что следствие по делу банды лучше вести в районном отделе НКВД.

В конце радиограммы Богачук сообщал имена, клички и приметы бандитов, подробно остановился на Гошке Налимове, подчеркнув, что его хорошо знает старший лейтенант Жарких.

Это сообщение пришлось по душе Квасову, бандиты теряли маски, значит, работать с ними становилось несколько легче.

В заключение Квасов просил начальника районного отдела вместе с Богачуком выяснить, насколько обоснованны аресты, произведенные Молодцовым, и в случае необходимости отпустить людей.

– Ну, что я тебе говорил, – довольно обратился Богачук к Жарких, когда они вышли из будки радиста. – У Квасова светлая голова, он противозаконные действия нашего маленького наполеона поддерживать не станет, так-то.

– Я иного и не ожидал.

Не откладывая в долгий ящик, втроем допросили арестованных капитаном Молодцовым, составив подробные протоколы. Всех решили отпустить до особого распоряжения. После этого Семен Жарких долго слонялся по поселку в районе барака, занимаемого бригадой Дениса Старикова. Но Надежда так и не вышла, а самому являться в барак третий раз за день показалось неудобным. И ни за что бы Семен Жарких не согласился, если бы ему сказали, что бродит он из-за того, чтобы увидеть красивые карие глаза и услышать девичий голосок. При чем тут голосок? Обещал восстановить справедливость – и вот, пожалуйста, Дарья на свободе. Жарких слов на ветер не бросает.

Ночью, когда бойцы оперативного отряда уснули, Жарких еще долго донимал капитана Богачука вопросами.

– Слушай, Виктор, ты не спишь?

– Теперь не сплю, раз разбудил.

– Прости, не хотел. Скажи, а ты на своей Зинаиде по любви женился?

– С чего это ты такое спрашиваешь? Или пригрезилась будущая жена и ты от этого кошмара проснулся? Могу успокоить: среди женщин не больше пяти процентов мегер, остальные нормальные и достойные любви женщины. Поэтому спи спокойно, тебе обязательно повезет.

– Ты все зубоскалишь, Витя, а я серьезно. Рассказал бы.

– Вот выловим банду, Сема, тогда на досуге я тебе все расскажу, а сейчас разве только в двух словах: я же не граф какой-нибудь там, который из-за приданого женился; и не племенной жеребец, которого для этого самого дела держат. Любил я свою Зинаиду, Сема, так, что аж дух захватывало, когда хотя бы голос ее слышал. Меня как-то в Иркутск на курсы повышения квалификации отправили, так я из-за тоски на них не доучился, сбежал домой. Еле-еле дело о моем побеге в отделе замяли, а то уж хотели выговор в приказе дать за недисциплинированность. Но в служебную характеристику этот факт вставили, наверное, и сейчас в личном деле запись сохранилась.

– Чего ж ты с Зиной все не поделишь? Женщина она красивая, хозяйственная, Митюшку любит, на других не глядит, чего тебе, Виктор, еще нужно? Ну, побурчит иногда на тебя, а ты не подавай виду, что тебе это не нравится, перетерпи.

– С чего это ты меня учить взялся? Сначала наберись опыту, познай на деле, что такое семья, а там поговорим. Неспроста ты обо всем этом заговорил, Сема, признайся. Уж не Дарья ли тебе приглянулась? Что ж, одобряю, видная женщина. И отец у нее твердых убеждений, для семьи чекиста лучше тестя не придумать. Банду переловим, а там я готов сватом ехать.

– Не то говоришь, Виктор. Какая там Дарья! Симпатичная она девушка, согласен, но не в моем вкусе. Мне бы, понимаешь, такую… пониже меня ростом и с глазами большими, карими. Чтобы посмотрела и навек бы покой потерял…

– Спи, Сема, хватит болтать. А о благополучной семейной жизни тебе лучше с Молодцовым поговорить. Для него семья на первом месте, недаром же моя Зинаида так его жене завидует. Ты только заикнись об этом, для него лучше темы для разговора не придумать, соловьем будет заливаться, у него в голосе сразу доброта появится, засюсюкает словами с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Думаю, что, если бы была на свете такая должность – семейный человек, так кандидатуры лучше Алешки Молодцова на нее не сыскать.

Глава VI
НЕУДАЧИ

«Принято по прямому в двадцать часов пятьдесят минут местного. Расшифровать немедленно. Якутск. НКВД. Скирдину.

Получено сообщение о том, что первого августа в десять утра банда в составе пяти человек замечена ниже Сарданаха. Вооружены карабинами. Имеют двух собак. Могут произвести нападение на базы по трассе, где имеются разбросанные грузы. Квасов».

«Якутск. НКВД. Скирдину.

Данные Квасова проверяем. Отряд могу отправить только завтра. Пять человек, больше полуглиссер не поднимает. Мое мнение, подождать до проверки, только после этого решать. Жду указаний. Вечером выйду на связь. Гончаров».

«Квасову. Из Якутска.

Гончаров сообщил, что данные о появлении банды на Сарданахе не подтвердились. Проверка выяснила, что это были не бандиты, а охотники. Требуйте от подчиненных тщательнее уточнять факты. Данных о местонахождении банды пока не имеем. Скирдин».

…Следующий день для группы капитана Молодцова был не из легких. Отшагав изрядно километров, решили устраиваться на обед. Командир выставил охранение, назначил дневального, который, распалив костер, занялся приготовлением немудреной еды, а сам, велев расисту готовить аппаратуру для сеанса, подошел к остальным бойцам, развалившимся на травке. Группа эта была довольно разношерстной по составу: старатели с окрестных приисков, инспектор райфинотдела, колхозники, волею случая ставшие в военное время охотниками-промысловиками, так как профессионалов-охотников призвали в армию. Люди местные, знающие тайгу и цену рабочей копейке, но боевым опытом они похвалиться не могли. Вот разве еще два солдатика из числа новобранцев внутренних войск, закрепленных за группой…

– Товарищи! – обратился к отряду капитан Молодцов. – Вы еще успеете полежать, пообедать, я вам для этого выделю часик свободного времени, а сейчас, пока я буду связываться с руководством в Якутске, сделайте марш-бросок по окрестностям, оглядитесь получше, чтобы ни землянку, ни следы костра, ни примятую веточку, ни травинку не прозевать. Нам теперь втройне осторожными надо быть, бандиты за любым кустом оказаться могут. Через час жду всех на обед. – Старшим дозорной группы он назначил инспектора райфинотдела Белохвостова.

Вскоре полянка приобрела вполне обжитой вид. Потрескивал костер, булькал на огне котел, неподалеку набирали силу дымокурчики, отгоняя гнус от походной радиостанции, возле которой примостился капитан, составляя шифрованную радиограмму.

Новости из центра были неутешительными, банда как будто растворилась в тайге, не давая о себе знать. По оперативным непроверенным данным, она должна была находиться в том районе, куда направлялся капитан Молодцов. Сеанс был в полном разгаре, когда на полянку, запыхавшись, выбежал один из тех, кто ушел в разведку.

– Готово, товарищ капитан. Двух бандитов задержали! – радостно закричал он, размахивая ружьем над головой.

– Тш-ш-ш, – успокоил его капитан Молодцов, – чего орешь? Потише докладывай, что у вас случилось, да вразумительно.

– B двух километрах отсюда идем, значит, вдоль закрайка, опушки леса, а они к реке вдвоем топают. Мы к ним бегом, «руки вверх!» кричим; куда там, припустили к лесу, чуть было не ушли. У каждого винтовка, опять же ножи. Товарищ Белохвостов отсек их от леса, стали мы их к Юйде прижимать. Озерцо вроде бы и маленькое, мелкое, но они в него побоялись идти, да и то правильно: сразу бы на чистом месте оказались, стреляй в них – не хочу. Едва они поняли, что нас больше и отступать некуда, так руки вверх задрали, сдались, значит.

– А остальная их братия где? – возбужденно подавая сигнал радисту, чтобы он не прекращал связь, спросил Молодцов.

– Вот и мы им такой вопрос задали, товарищ капитан. Молчат зверюги, не отвечают. Тогда товарищ Белохвостов велел их связать, рты мы им заткнули, чтобы они часом сигнал не подали своим. Я вперед прибежал, доложить.

Не скрывая радости, Молодцов тут же, не откладывая в долгий ящик, набросал в центр короткое сообщение о том, что героическими усилиями его группы задержаны два бандита и он преследует остальных. Подробности обещал во время вечернего сеанса.

– Первую мою шифровку теперь не передавай, – велел он радисту, – она уже морально устарела. Стучи вот эту, друг, да побыстрей.

– Как же так, – начал оправдываться радист, – я ведь уже начал…

– Так, дай гляну. – Молодцов пробежал глазами блокнот с записями, поглядел в черновики и, сориентировавшись, ткнул в лист пальцем. – Тогда досюда стучи старое и сразу же переключайся на новый текст.

Едва радист, закончив связь, приступил к демонтажу радиостанции, как на поляне появился весь отряд. В середине его под надежной охраной шли бандиты со связанными руками.

– Товарищ капитан, – лихо бросив ладонь к неприкрытой голове, доложил инспектор Белохвостов, – группа задержала и обезоружила двух бандитов. Давать показания отказались.

– Благодарю вас, товарищи, за службу. Думаю, что не только наше командование, но и райком отметит вашу инициативу и самоотверженность. Пока я буду допрашивать бандитов, быстренько перекусите и готовьтесь к преследованию банды. – Капитан Молодцов самоуверенно посмотрел на задержанных. – Думаю, что у меня эти субчики быстро заговорят.

– А мы и не собираемся молчать, – вдруг возразил один из бандитов. Он поглядел на своего товарища, как бы пытаясь заручиться поддержкой. – Мы думали, что это нас бандиты захватили, те, которые прииск «Огонек» ограбили, потому и молчали. А сейчас слышим, они вас товарищем капитаном величают, вы о райкоме говорите. – Он оглядел ошеломленных услышанным членов опергруппы. – Они, конечно, на чекистов не похожи, – кивнул он в сторону тех, кто задержал их, – зато вы при форме, значит, действительно наши.

– Вам, товарищ капитан, мы на любой вопрос ответим, – послышался голос его напарника.

В группе бойцов оперотряда послышались с трудом сдерживаемые смешки, перешептывание. Инспектор Белохвостов, стараясь не привлекать к себе внимания, попятился, надеясь скрыться от командира за спинами других.

– Отставить смех! – не скрывая раздражения, приказал Молодцов. – Кто вы такие? Откуда? – последовали его вопросы.

– Из Эльдикана мы, товарищ капитан, направлены от Золотопродснаба на заготовку дичи. Вы не сомневайтесь, у нас и документы есть. Велите развязать, я достану, – предложил первый, – они у меня в левом сапоге припрятаны, за голенищем.

– Мы как вооруженных людей увидели, – подтвердил второй, – так от греха подальше решили их перепрятать. Отберут документы, думаем, а потом пока новые выбьешь, объяснишь, что к чему, так наплачешься, время-то военное.

Нашлись и паспорта, и справки о временной отсрочке от призыва на воинскую службу, и даже еще чистые накладные о сдаче заготовленного мяса на склад Золотопродснаба.

– Белохвостов, – рассерженно рявкнул Молодцов, – куда же вы смотрели? Какой из вас, к черту, руководитель? Вы что же, бандитов от охотников отличить не можете?

– Да это Вахрамеев первый воду мутить начал, – оправдывался Белохвостов, – бандиты, говорит, идут, окружать надо. Вот и окружили. Да что вы так расстроились, товарищ капитан? Ну задержали мы не тех, кого следовало, так сейчас же и отпустим. Мы из хороших побуждений, как сказать, по части бдительности маленько перегнули. А какой я руководитель, – запоздало обиделся он, – так это моему начальству виднее. Я, можно сказать, товарищ Молодцов, собой рискую, с астмой по тайге бегом бегаю, стараюсь, а вы ругаетесь. Ну не устраиваю я вас, назначайте в следующий раз Вахрамеева, он вас еще не так поводит вокруг да около, баламут несчастный.

– Ладно, не до обид теперь, – рассерженно отмахнулся Молодцов, – в том, что ошиблись, большой беды нет. С Эльдиканом свяжемся, если все подтвердится, держать их не станем. Плохо то, что я поверил вашему донесению и сию минуту с ваших слов без разбору доложил руководству в Якутск, что поймано два бандита. Понятно теперь, в чем дело?

– Да, вот это конфуз, – соболезнующе покачал головой Белохвостов, – чего же это теперь будет?

– Врежут мне по первое число за поспешность, – уныло пожаловался Молодцов. – Так что, товарищи, вы теперь не жалуйтесь на жизнь, зажму я вас, приучу к дисциплинке. На войне как на войне.

Бойцы, пересмеиваясь, не в силах справиться с возбуждением после поимки заготовителей, с аппетитом ели, вспоминая, кто как держался во время погони. И только Молодцов вяло ковырялся ложкой в котелке, думая о том, какая гроза разразится над его головой после того, как в центре получат очередную его шифрограмму.

С Эльдиканом связаться не удалось и пришлось обращаться за посредничеством в районный центр. Через полчаса задержанных освободили и, вернув охотничьи ружья, разрешили идти на все четыре стороны. Проводив их до тропы, Вахрамеев оглянулся и, увидев, что за ними никто не смотрит, с удовольствием дал пинка одному из охотников.

– За что? Что руки распускаешь? – вскричал обиженный. – Сейчас капитану расскажу, он тебе покажет, как своевольничать.

– А что он мне сделает? – ухмыльнулся Вахрамеев. – Я вольнонаемный, в энкэвэдэ не состою, мне можно и пенделя тебе дать, чтобы ты в следующий раз сам кричал, что к бандитам не имеешь отношения. Опозорил меня перед товарищами…

И снова опергруппа шагала по таежным тропам. Возбуждение у бойцов спало, и на смену ему пришло чувство едва уловимого раздражения, неудовлетворенности. Ведь надо же такому случиться! Казалось, что уже и местонахождение бандитов раскрыли, и даже первых «языков» поймали, ан нет, на колу мочала, начинай сначала. И уже все шагавшие по тайге понимали, насколько они отличаются от настоящего воинского подразделения НКВД, которое, конечно же, не допустило бы такой промашки. А тут еще и сам капитан Молодцов способствовал общему упадку настроения и деморализации, всячески ругая районные организации, которые, по его мнению, не удосужились подобрать ему в группу народ поопытнее.

Часов в пять вечера устроили очередной привал. Вначале расположились метрах в десяти от тропы, составив здесь ружья в походный козел, но потом непоседливый Вахрамеев нашел поблизости, в пятнадцати метрах, уютный и сухой олбут – травянистую котловинку, образовавшуюся на месте спущенного озерца. Разморившиеся преследователи не удосужились даже забрать с собой вещички – перебрались туда, оставив на старом месте караульного.

– Золотые места, – огляделся вокруг Вахрамеев, – несколько таких олбутов, да побольше размером, и любой план по сенокосу можно было бы выполнить, как думаете, товарищ капитан?

Молодцов, далекий от сельских забот, не поддерживал разговора, молча растянувшись на густой траве.

– Сейчас сенокосов в тайге немало, – поддакнул Вахрамееву Белохвостов, – беда только в том, что косить некому. Как война началась, так мужиков в тайге в два раза меньше стало. А забот прибавилось: золото мой, руду давай, людей корми, подкрепление в армию отправляй. Тяжелое время. Мне иной раз завидуют, хорошо, мол, устроился, сидишь себе в конторе, только распоряжения отдаешь. А меня, поверьте, тоска берет. Разве все, что нужно, успеешь выполнить за двадцать четыре часа. Вот сейчас я по тайге за бандой гоняюсь, а ведь мое дело никто за меня не сделает. Вот и будут копиться старые и новые бумаги, и каждая срочная, каждую давай-давай.

– Так ты, Белохвостов, в армию просился бы, – посоветовал Вахрамеев. – Там только одна забота – бей немца да себя подстрелить не позволяй. Или после сытой жизни в конторе уже и не захочется в окоп?

– Ну вот, и ты забубнил о сытой жизни. Хотя какой сытой она может сейчас быть? Подумай своей головушкой. В армию я уже несколько раз просился. Пока врачи разрешения не дают из-за астмы. В Покровске, болтают, старичок живет, травками промышляет, иглоукалывание знает. Вот он мою болезнь может излечить. К осени попрошу у председателя райисполкома недельку, поеду к нему за здоровьем, а там и в армию начну собираться. Но, с другой стороны, ты, Вахрамеев, на нашу опергруппу посмотри, тут или хворые, или престарелые. Кто же с прииска подобру здорового старателя отпустит? Ему и на промывке дел хватит. На местах надеются на работников НКВД, на их опыт, хватку.

Они лежали на склоне олбы и, пощипывая травинки, равнодушно глядели в сторону стежки и дальше на сопку, покрытую густым лиственным лесом. Было покойно, тихо, даже ветерок замер.

– Гляди вперед! – толкнул локтем соседа Вахрамеев. – Да тише ты! Раз… два… три… – шептал он, – с десяток будет, а?

С укутанного густым зеленым подлеском залавка – небольшой высокой террасы на склоне сопки – в сторону тропы тихо скользили всадники, ведя на поводу запасных лошадей, нагруженных мешками.

– Наблюдай за ними, в случае чего свистнешь, а я к капитану, он начальник, пускай меры принимает. – И Вахрамеев тихо отполз вниз, где на солнышке нежился Молодцов.

– Товарищ капитан, банда вдет! – тихим голосом доложил он.

– Какая там банда? – умиротворенно потянулся вздремнувший Молодцов. – Опять с панталыку народ сбиваешь? Вот же неугомонный ты какой, Вахрамеев. Придется тебя откомандировать из отряда к чертовой матери.

– Тс-с-с! Не кричите, они рядышком, метрах в пятидесяти отсюда, а может быть, уже и ближе подъехали. Не сомневайтесь, на этот раз я не ошибаюсь. Только вы не высовывайтесь особенно, заметят, – шептал он вслед капитану, вмиг забывшему о дреме.

Молодцов, добравшись до края котловины, осторожно выглянул. И тут же у него исчезли последние сомнения. На стежку, в ту сторону, куда должны были идти они сами, выезжал последний всадник. То, что это воистину бандиты, было понятно сразу. Хорошо вооружены, а последние прямо-таки с армейской выправкой. Вон вроде и Гошка, а тот очкарик похож на Сан Саныча. Положение у капитана Молодцова было – не позавидуешь: оружие внизу, рядом с тропинкой, там же, где-то в кустах, и часовой, а вся его гвардия усталых, вспомнивших о болезнях и возрасте людей сидит в крохотном травяном оазисе и теперь уже не посмеет даже носа показать.

В это время со стороны кустов раздался выстрел. То ли от неожиданности, то ли от того, что стреляли совсем рядом, показался он Молодцову оглушительным. Метнувшись от склона к склону, вернулось эхо – будто второй выстрел, только потише.

– Наш часовой им вслед вжарил, – шепнул оказавшийся рядом Вахрамеев, – молоток парень.

Миг, и на тропе уже никого нет, только еще шевелились на противоположной ее стороне кусты. На минуту снова воцарилась тишина, а затем послышался резким командирский басок:

– Огонь! – раздался оглушительный, нестройный залп. И снова стихло.

– Ну, че, капитан, давай на рывок, к оружию? – по унимался рядом Вахрамеев.

– Какой рывок?! – поникшим голосом ответил Молодцов. – Предупреди людей, чтобы сидели тихо как мыши. Они ведь всех нас, как куропаток, перестреляют, пока до винтовок доберемся.

Но таких отчаянных, как Вахрамеев, в оперотряде больше не нашлось, остальные, безоружные, сами притихли, ни живы ни мертвы, мечтая, чтобы опасность пронесло.

В кустах, где скрылся противник, выждали еще какое-то время, потом раздались звуки раздвигаемых веток, топот, через несколько минут, судя по глухим ударам по твердому грунту, бандиты снова выбрались на тропу чуть дальше; мелькнули под кронами деревьев головы всадников, и вскоре снова воцарилась тишина.

– Фу-у, – вытер мокрый от пота лоб Белохвостов, – а я уже думал, конец, что нам отсюда никогда не выбраться. Повезло!

– Опасливые мужики, – нервно вколачивая кулаком росток крапивы в землю, отметил Вахрамеев. – Нет, чтобы оглядеться, поискать того, кто стрелял, а они пукнули хором да тикать.

– Сами мы хороши. – Молодцов зло заталкивал в кобуру пистолет. – Чуть в штаны не наделали. Это же надо, с такими лопухами связался! Жалко, вы оружие еще на тропе не оставили. Они бы собрали его – на всякий случай, пригодится.

– Да чего вы все ругаетесь, капитан? – огрызнулся Белохвостов. – Ну ладно, мы олухи, годные только в обоз, необученные. Почему же вы нам не подсказали? На то вы и командиром над нами поставлены, чтобы уму-разуму поучить, подсказать.

– Поздно учебой, заниматься, – не успокаивался Молодцов, – нам бандитов ловить надо, а у вас как в пословице: на охоту ехать, собак кормить. Ведь эти субчики почти в наших руках были. Сейчас бы дать отсюда, сверху, залп-другой – и конец банде. Верно умные люди говорят: если не повезет, так это уже всерьез.

– Ну что дальше-то будем делать, капитан? – поинтересовался Вахрамеев. – За ними вслед погонимся?

– Они теперь знают, что здесь кто-то есть, а коли так, то должны поставить на тропу засаду. Нельзя сейчас нам за ними ехать. Останемся здесь ночевать; завтра разведку вперед вышлем, потом и сами осторожненько двинемся.

Не доверяя больше ни Белохвостову, ни кому другому, капитан Молодцов сам выставил караул со всех сторон олбы, тщательно проинструктировал часовых и велел остальным отдыхать.

Тем временем бандиты, подумав, что стрелял случайный охотник, отъехали километров на пять до етёха – старого якутского стойбища, давным-давно оставленного людьми, – и тоже разбили бивак, не желая искать для ночевки места получше. И только недоверчивый, ко всему подозрительный Дигаев не поверил в то, что выстрел мог быть случайным. Вечером, когда солнце закатилось за горизонт, он сам, никому не доверяя, ужом прополз до хорошо запомнившегося места, которое сумел опознать даже в темноте. Неподвижно пролежав в кустах около часа, он заметил и отблески костра, горевшего в ложбине, и часовых, которые, боясь темноты, жались к огню и хорошо выделялись на фоне отсветов пламени. Когда в олбе заскребли ложками и зазвякали котелками, часовые утеряли остатки бдительности, и Дигаеву удалось подойти еще ближе. Он пересчитал людей, вгляделся в оружие, уложенное неподалеку от костра, прислушался к разговорам. Несколько раз его рука тихо сползала к ремню, нащупывая чеку гранаты, но рисковать он не осмелился и убрался к своим. Вернувшись в банду, Дигаев отозвал в сторонку под каким-то незначительным предлогом Сан Саныча и Ефима Брюхатого и поделился тревожной новостью, предупредив, чтобы они ни в коем случае не пугали остальных.

– Так чего ждем, Семеныч? – оживился Ефим Брюхатов. – Подползем к голубчикам, сначала пару гранаток бросим, а оставшихся в живых в шашки возьмем.

– Когда, Ефим, думать научишься не только о сегодняшнем дне? Этих убрать немудрено, но нами в таком случае НКВД займется всерьез. К чему нам тогда это золото, если надежды выбраться из Сибири не будет?