Текст книги "Живой смерти не ищет (Роман)"
Автор книги: Олег Финько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Десятника Ильи на месте не оказалось По тропинке дошли до рощицы и углубились в лес. Вот тут майор оценил предусмотрительность бандитов, отыскавших место для своего стана. Лес был очень густым, а ветви деревьев, прихваченные зимой сильным морозом, высохли и легко ломались при небольшом нажиме. И каждое движение сопровождалось таким шумом, который был слышен издалека. Когда все три группы, сжав кольцо, собрались возле стана, на нем уже никого из бандитов не было. Горел костер, в котелках булькало пахнущее лавровым листом варево, стояла открытая банка с мясными консервами, валялись вещи, продукты. Но ни Дигаева, ни Бреуса, ни их оружия или золота уже не было. Хорошо изучив окрестности, они незаметно выскользнули из облавы и скрылись, не оставив следов.
– Богачук! Молодцов! Берите людей и продвигайтесь обратным путем, осмотрите каждое дерево, ищите хотя бы направление, в котором они исчезли. Нам сейчас никак нельзя упустить их, двоим в районе раствориться будет легче.
На обратной дороге Гошка Налимов указал Квасову место, где он зарыл свое золото.
– Вот здесь, гражданин начальник, видите, кусок дерма подрезан? Так под ним металл.
Подняли пласт дерна и действительно увидели небольшой, но чрезвычайно тяжелый мешочек золота.
– Больше иуда, – прибросил в руке майор Квасов.
– Килограммов двадцать, – уточнил Гошка, – отметьте, гражданин начальник, что Налимов сам вручил вам золото, собственными руками, не припрятав для себя в заначке ни одного грамма.
– А куда ты землю из-под дерна дел? – оглянулся по сторонам майор.
– Я ее подальше за тропинку отнес, чтобы в глаза не бросалась.
– Если и Ефим Брюхатов так же предусмотрителен, то без собаки нам его золото не найти.
– Найдем! – усмехнулся Гошка. – Я одним глазком видел, где он вошкался. Думаю, если вдруг с Ефимом в поселке что-нибудь приключится, так не пропадать же добру? Жаль, что вы нас арестовать поторопились. Хотя бы на денек позже хватились. Чуял я, что Ефиму из Усть-Аллаха до стана все равно не добраться…
Золото Ефима действительно нашли довольно просто. Было оно зарыто под кустом, а сверху земляной холмик был засыпан пожелтевшей от зноя травой и ворохом веток.
Гошка с сожалением протянул майору большой брезентовый пояс, сшитый по типу патронташа. В каждом его отделении лежало по мешочку с золотом.
– Ефим без этого патронташа, гражданин начальник, очень скучать станет. Он его каждый вечер перед сном перебирал, каждый мешочек погладит, на руке взвесит, видно, боялся, а не отсыпал ли кто из его поросят.
Ефим, увидев на столе перед Квасовым свой патронташ с золотом, и впрямь был убит. Он с жалостью уставился на него и, кажется, даже не слышал вопросов майора.
– Так вы будете отвечать на мои вопросы, Брюхатов?
– Какие, в задницу, теперь вопросы, гражданин комиссар, коли золото у вас. Скажите лучше, как нашли? Наверное, Гошка сказал? Выследил, черт лысый? Эх, предлагал ведь я Семенычу прибить его еще в Чертовом Улове, так нет же, не позволил. Мне бы с Гошенькой сейчас где-нибудь минут на пять вместе оказаться. А? Гражданин начальник, устройте мне с ним такую встречу? А после этого спрашивайте меня о чем угодно, много интересного расскажу. Но только сначала Гошеньку мне подарите, Гошеньку…
– Я вам уже пояснил, гражданин Брюхатов, что мы в понятие «комиссар» вкладываем другой смысл, называйте меня гражданином майором, ясно? А с Налимовым вы встретитесь или на очной ставке, или уже на суде.
Вечером после возвращения из тайги с облавы в Усть-Аллахе Квасов узнал новость: к Раисе приходил сынишка Ильи-десятника. Он уже слышал об аресте бандитов, молва о том, что бандиты сидят в КПЗ, быстро облетела поселок; новые знакомые через мальчишку просили Раису узнать подробности.
– Я передала Семенычу, что Гошку с Ефимом поймали из-за их собственной неосторожности и глупости, – рассказывала она майору Квасову. – Будто бы случилось это так: они напились и ходили по поселку без всякой опаски, их опознали и схватили прямо на улице. Сказала, что документы у меня будут на руках через два дня. А за это время я постараюсь узнать, что с Гошкой и нельзя ли установить с ним связь, у меня в милиции завхозом работает хороший знакомый.
– А где они сейчас, мальчишка не говорил?
– Сказал, что в тайге, на новое место перешли, часах в двух ходу от стана.
– Небогато информации, но все же зацепка. Ты, Рая, только не спугни их. С мальчишкой поласковей будь, конфет ему дай или посули в будущем подарок. Когда мальчишка еще придет?
– Обещал завтра быть, продукты им снова понадобились, сапоги просят, видно, уходить скоро собираются. Они ведь понимают, что по лезвию ножа ходят, теперь их очередь настала с вами встречаться, Дмитрий Данилович.
На следующий день сын десятника Миша Зубровский забрал продукты. Унес он и записку, написанную Раисой под диктовку майора Квасова. В ней Шишкина сообщала, что поговорила со своим знакомым, работающим вольнонаемным завхозом в милиции, и тот согласился организовать побег одному из арестованных. «Двум он помочь не может, – писала Раиса, – так как они сидят в разных камерах и сделать это очень трудно». Раиса просила решить, кто из них нужнее Семенычу, и требовала прислать килограмм золота за освобождение.
Майор Квасов думал, что задал бандитам непосильную задачу – а ну-ка решите, кого из своих друзей оставите в тюремной камере, а кого захотите увидеть рядом на свободе.
– Ефима нужно выкупать, – задумчиво сказал Семеныч, – мы с ним вместе из самого Хайлара пробирались. Сколько пережили, сколько раз смерти в глаза глядели. Тут даже думать не о чем, давай-ка полкилограмма своего золота, и я пять порций отсыплю. Да не переживай, мы потом это золото с него с процентами возьмем.
– Так раз возьмем, чего же ради я должен по своим мешкам рыться? Отсыпай, Семеныч, а там сквитаетесь.
– Вот ты, Сан Саныч, зараза какая худая, у тебя этого металла столько, что скоро во вьючного осла превратишься, а от пятисот граммов избавиться не торопишься. Будь по-твоему, я за Ефима свои отдаю.
– А почему, собственно, Семеныч, ты Ефима освобождать собираешься?
– Я ведь уже объяснял, потому что он наш товарищ. Нам вместе и в Хайлар возвращаться нужно.
– Пустое это. Твоему Ефиму сейчас цена – гнутая полушка. Местной тайги он не знает, с людьми сходится плохо, чуть что – сразу за нож хватается или винтовку, а здесь народ обидчивый. Какой от него прок, скажи, Семеныч? Кобылу в последний раз и то толком зарезать не смог, вырвалась она у него, как петух из-под топора.
– По-твоему, я друга должен на растерзание оставлять?
– Какой он тебе друг, побойся бога? Он тебе не доверяет, а ты ему. Нам Гошку вызволять нужно. Тот и места эти вдоль и поперек облазил, и в каждом селе у него по товарищу, и в Якутске знакомых полно. Вот с ним действительно не пропадем. И служить ом нам будет верно, ему ведь за убийства смерть полагается, а мы его выручили, собственного золота не пожалели. Раз жизнь подарили – значит, мы ему вместо мамы и папы будем.
– Все правильно говоришь, ротмистр, но для меня узы братства важнее: этот здесь, а Ефим нам немало услуг в Хайларе окажет. У него ведь там и связи и деньги.
– Если ты думаешь, что я не знаю, почему Ефим пошел с нами в поход, то ты глубоко ошибаешься. Если бы его хайларская полиция не разыскивала за то смертоубийство, которое он в своем трактире учинил, никакие японцы не смогли бы его выпихнуть в Сибирь. Он ведь и в Хайларе как сыр в масле катался. Ему сейчас даже с золотом туда нельзя возвращаться, о каких же ты связях говоришь? Гошка для нас с тобой сейчас как палочка-выручалочка, давай на жизнь трезво смотреть. Но коли ты на Ефима ставишь, сделай милость, я потом посмеюсь. Только ответь-ка, а как ты с ним свое золото делить будешь?
– Почему это я с ним должен свое золото делить?
– Ну как же, здесь он песок не оставил перед тем, как идти в поселок, потому что, как я уже говорил, тебе он не доверяет. А если милиция схватила его вместе с золотым патронташем? Значит, он нынче на мели. Придет и потребует новой дележки.
– Этот номер, Сан Саныч, у него не пройдет. Взаймы я ему на обратную дорогу могу дать маленько, да и то подумаю. Но тогда чем лучше твой Гошка? Его, верно, тоже выпотрошили, и он захочет у нас урвать.
– А мы ему пообещаем. И даже можем доверить поносить песочек какое-то время, ну, к примеру, до тех пор, пока до Якутска не доберемся. А дальше лично мне и Гошка не нужен. Тут мы можем, понимаешь… – Сан Саныч сделал паузу, – можем его следом за дружком Афонькой отправить. Ну, чье предложение лучше?
– Уговорил, давай освобождать Гошку. Он и впрямь ничего малый, пускай посуетится пока. Только мучает меня, Сан Саныч, одна закавыка. А вдруг этот завхоз по заданию НКВД нас в сети завлекает? И Райку дурит? Тогда как?
– Тогда потеряем этот килограмм золотого песка и будем уносить ноги. Только думаю, что, если бы это НКВД, оно бы пообещало обоих вытащить из камеры. И потребовало бы не один килограммишко, а два, а то и три заломило бы. Ну, согласись, если бы за двух человек два килограмма попросили, мы ведь отдали бы их? Отдали. А завхоз просит только кг и обещает немного.
– Верю, логика в этом есть, давай рискнем. Но главное, чтобы Райка не только побег организовывала, но и документы быстрее доставала.
Миша Зубровский отнес Раисе Шишкиной килограмм золота, зашел и на следующий день. Раиса отправила с ним немного продуктов и, чтобы оправдать оттяжку с освобождением Гошки, передала записку следующего содержания:
«Семеныч! Почему вы не цените Гошку? Вместо одного килограмма послали девятьсот граммов, неужели вы не знаете лягавых? Они народ дошлый, из-за этих ста грамм большая задержка. Гошка для вас шел на все, а вы для него жалеете песку. Ну что ж, буду сама как-нибудь стараться, если вы откажетесь. Думаю, что Афанасий из-за этого не будет на меня в обиде. Сама я отдаю все, чтобы спасти друга своего мужа, и вас очень прошу – помощь нужна материальная. Семеныч, хочу с вами переговорить, где? Пошлите мальчишку. Жду недоданного. Рая».
Вечером Миша Зубровский заглянул снова и сказал, что золото ей отдаст сам Семеныч, который хочет ее увидеть и просит встретиться с ним на бывшем кирпичном заводе в пяти километрах от поселка.
Поздно вечером на квартиру, где остановился майор Квасов, пришли начальник опергруппы капитан Богачук и капитан Молодцов.
– Раиса искала вас, товарищ майор, но вы были на связи с Якутском. Бандиты приглашают Раису Шишкину на свидание к кирпичному заводу, – доложил Богачук.
– Как она настроена?
– По-боевому, хоть сегодня готова идти.
– А ты что по этому поводу думаешь, Богачук? – внимательно посмотрел на капитана Квасов.
– А мне это, откровенно говоря, не нравится, товарищ майор. От сельских жителей не удалось скрыть, что брали мы бандитов на квартире у Шишкиной, об этом сейчас много говорят. А вдруг Семеныч и Сан Саныч тоже узнали об этом? Тогда мы ее на верную гибель посылаем. Так?
– При чем тут гибель или не гибель? – вмешался Молодцов. – Она пускай идет на свидание, а мы кирпичный завод окружим и возьмем их там.
– А ты, Молодцов, был хоть раз на этом кирпичном заводе? – перебил Квасов. – Там остатки навесов в чистом поле. Все просматривается великолепно, и подойти нам незаметно не удастся.
– Тогда пускай она идет к ним и договаривается о новых встречах, – не успокаивался капитан Молодцов. – Не только Шишкина рискует, но и мы все каждый день рядом с опасностью ходим. А ей, как никому, постараться нужно, ведь это ее муж в банде был, в ее доме они встречались, ели-пили. Да ей теперь век не замолить такой вины.
– Бессердечный ты парень, Молодцов, – удивленно посмотрел на него Квасов, – женщина сама, по собственной воле согласилась нам помочь и уже сделала все, что могла. Но раньше мы страховали каждый ее шаг, и жизнь ее была в полной безопасности, а теперь нужно ли толкать ее на явный риск? Нет, капитан Богачук прав, к кирпичному заводу ей самой идти не стоит. И вообще, Раису пора выводить из этой игры. Никаких встреч я больше не допущу. Самое большое, что она теперь может для нас сделать, это написать записку или поговорить с Мишей.
Майор Квасов отправил Петра Афонского за Раисой и, когда та пришла, укоризненно сказал:
– Ты, Раиса, совсем страх потеряла, снова хочешь с бандитами встретиться? А вдруг они тебя пристрелят?
– В одно место пуля два раза не попадает, Дмитрий Данилович. Афанасия моего они убили, вот и хватит, а мне жить нужно, детей растить. Меня убить нельзя.
– Еще как можно, милая. Нет, с такими настроениями, что теперь тебя пуля побоится, я тебя никуда не пущу. Мишка вроде бы у тебя ночевать остался, вер но? Завтра с утра ему скажешь, что пойти к кирпичному заводу не можешь, так как занемогла, а идти далеко. Но заверь, что документы уже достала, осталось только завтра сапоги взять. Отдадут они тебе недостающие сто граммов золота, а через два дня, положим, в девять часов вечера ты и Гошка будете ждать их на развилке дороги, которая ведет от поселка в Усть-Маю. Пускай приходят, забирают своего бандитского дружка, платят за документы и идут от тебя на все четыре стороны. Если они поверят в эту сказку и явятся, мы с ними сами повстречаемся, без тебя. Если побоятся, не придут, тогда тебе придется им написать еще одну записку. Только я думаю, что они поверят, потому что у них попросту нет другого выхода. Здесь задерживаться им не хочется, а без документов они далеко не уйдут. Согласна?
– Воля ваша, Дмитрий Данилович.
– Тогда иди. И прошу тебя, Раиса, никуда в эти дни не ходи: ни в гости, ни на прогулки. Из дома на работу и снова домой. Потерпи, дня через два, думаю, за детьми поедешь.
На следующий день половина оперативной группы, переодевшись в брезентовые робы, вышла на развилку по дороге на Усть-Маю. Дорога была разбитая, давно нуждалась в ремонте, и поэтому никого не удивляло, что рабочие старательно выравнивают ее, засыпают гравием и утрамбовывают.
Раза два на дороге появился Миша Зубровский, покрутился возле строителей, попросил закурить, а когда его решили приобщить к работе и наполовину всерьез вручили лопату, быстро ретировался. К концу второго дня бригада, закончив рабочую смену, незаметно рассредоточилась вокруг развилки, в заранее приготовленных местах, и когда за час до встречи по дороге прошел майор Квасов, придирчиво оглядываясь вокруг, даже он, зная, что поблизости затаились люди, никого не заметил. На его осторожный свист отозвался капитан Богачук. Они залегли рядышком.
За полчаса до назначенного срока на дороге появился Семеныч. Он неторопливо прогуливался, внимательно оглядывая окрестности, и, не заметив ничего подозрительного, так же медленно пошел обратно к лесу. Ровно в девять вечера они появились на дороге уже с Сан Санычем. Дошли до самой развилки и остановились. В это время капитан Богачук, не поднимаясь из-за кучи песка, лежавшей на обочине, крикнул:
– Вы окружены! Сдавайтесь!
Реакция бандитов была незамедлительной: отстреливаясь, они попытались отойти к лесу, но огонь был настолько плотным, что отступить им удалось лишь немного дальше обочины. Патронов у них было немного, и они стреляли прицельно и точно. Уже несколько раз вскрикивали от боли бойцы опергруппы.
– Если сейчас же не сдадитесь, уничтожим гранатами! – раздался голос Квасова.
Бандиты о чем-то переговорили, и из укрытия послышался голос Сан Саныча:
– Не стреляйте! Сдаюсь! – И следом за этими словами на дорогу полетел его револьвер.
Подняв руки, озираясь, Сан Саныч вышел на гравий. Навстречу ему поднялся майор Квасов. Все глаза опергруппы были устремлены на них. В это время Семеныч метнулся из своего укрытия и попытался прорваться через кольцо, но тут же понял безнадежность своего плана. Его глаза нащупали стоявшего возле Сан Саныча майора Квасова, и он дважды выстрелил в него, почти не целясь.
Квасов схватился за ворот гимнастерки, как будто пытался разорвать его, и, ни слова не сказав, упал навзничь. В тот же момент по Дигаеву хлестнуло несколько выстрелов, и он, бросив револьвер, медленно осел. К нему уже бежали бойцы опергруппы.
Глава XI
ПОБЕГ
«Якутск. НКВД. Скирдину.
Сегодня ночью бежавший подходил к квартире Хмелева. Бойцы из засады стреляли в него, но промазали. Я организовал еще четыре засады в местах возможного появления бандита. Не исключено, что он будет пробираться в Якутск, где может остановиться у Галины Нахабиной, проживающей за Кружалом. Они друг друга хорошо знают.
Продолжаем изъятие розданного золота. Весь основной состав опергруппы хочу пароходом отправить в Якутск.
Трех человек полагаю послать на Юр, чтобы они провели ряд допросов.
Сколько времени я сам буду находиться в районе?
Богачук».
«Богачуку.
С направлением на Юр трех работников согласен. Тщательно проинструктируйте их, дайте точные сроки командировки. Подлежащих суду арестованных пособников этапируйте в Якутск. Подозреваемых аресту подвергайте только при наличии прямых уликовых данных в связи с бандитами, с последующим сообщением нам кратких установочных данных для получения санкций. От арестов женщин по косвенным уликам воздержитесь, при необходимости производства арестов по косвенным уликам шлите нам обоснованные данные с краткими установочными данными. Примите дополнительные меры по изъятию розданного золота до единого грамма. Розыск бандита в Якутске организуем. Однако со своей стороны не ослабляйте его поиски. Разрешение на ваше возвращение в Якутск дадим только после поимки бандита. Скирдин».
Капитану Богачуку уже доводилось сообщать в Якутск о гибели своих товарищей, бойцов оперативной группы. Но докладывать о смерти майора Квасова было особенно тяжело. Будто о собственной смерти сообщал. Несмотря на разницу в возрасте, все трое: он, Квасов и Скирдин – начинали когда-то вместе. Начинали с рядовых милиционеров, не нюхавших толком пороха, не знавших, насколько серьезной, опасной и поистине универсальной была профессия, которую они выбрали на всю свою жизнь. И пусть на людях они всегда придерживались служебной субординации, и пусть с тем же Семеном Жарких ему было проще, так как возраст их сближал, Виктор Богачук всегда знал, что может надеяться на помощь друзей. Это был как раз тот случай, когда тылы его были обеспечены.
После того как в Якутске приняли радиограмму, заместитель наркома подполковник Скирдин, словно надеясь на ошибку в шифровке, потребовал подтвердить сообщение.
И полетела в эфир все та же горестная весть: устроенной засадой задержаны бандиты: Сан Саныч, он же Александр Александрович Бреус, и атаман шайки Семеныч, он же Георгий Семенович Дигаев, последний тяжело ранен. На их стане, обнаруженном с помощью пособника бандитов Ильи Зубровского, изъято семнадцать килограммов сто тридцать пять граммов золота.
В бою погиб заместитель начальника ОББ майор Квасов.
А в ответ только одна короткая, но емкая фраза, направленная в нарушение всех инструкций:
«Как же ты, Витя, не уберег его?»
Родственников у майора Квасова в Якутске уже не было. Двое сыновей погибли на фронте, недолго прожила, узнав об этом, и его жена. Один был на свете майор Квасов, один, если не считать друзей, если забыть о конторе, как шутливо называл отдел по борьбе с бандитизмом Дмитрий Данилович, отдававший этому отделу и все свое личное время, и все свои физические силы. Вывезти тело в Якутск в течение одного-двух дней не представлялось возможным. Поэтому руководство наркомата решило похоронить майора там, где он погиб. В той же радиограмме Якутск настойчиво требовал отыскать и вернуть государству оставшиеся двадцать килограммов золота. Вот так и пришлось капитану Богачуку, принявшему по приказу свыше завершение операции на свои плечи, разрываться на части: между скорбью, отданием последних почестей другу, своему командиру, и службой.
Капитан Богачук только один раз был в больнице у Дигаева. Тот был в сознании, благополучно прошла операция на простреленном правом легком, проведенная хирургом из районного центра. Однако узнав, с какой целью к нему пришел капитан, раненый отвернул лицо к стене и не сказал ни слова.
Идти в больницу вторично Богачук не рискнул. Он не ручался за себя: вновь столкнувшись с наглым упорством убийцы, он, пожалуй, мог бы не сдержаться…
С Сан Санычем Бреусом говорить было просто. Опережая вопросы со стороны капитана, он сам торопился выложить как можно больше и о себе, и о своих товарищах. Едва только его привели на допрос, как он тут же попытался выразить соболезнование по поводу смерти майора.
– Поверьте, я не знаю, что произошло с Семенычем в тот момент. Наше положение было безнадежным, он согласился на сдачу и вдруг выкинул такой фортель. Зачем ему это понадобилось? Не пойму. Дураку ясно, что этим он резко ухудшил свое и мое положение. Он ведь тоже теперь может умереть?
– Теперь уже до суда не умрет ваш атаман, – ответил капитан Богачук; не сдержавшись, добавил: – А жаль, такой сволочи жизнь продлили.
Сан Саныч Бреус неловко пожал плечами и спросил:
– Почему вы так думаете, он ведь был серьезно ранен?
– Ранение в ногу – пустяк, в мякоть попали, а операция на легком завершилась благополучно, и ваш приятель изволит с охотой пить морс. Впрочем, меня сейчас больше интересует не столько его здоровье, сколько золото. Куда вы его спрятали?
– Оно находится на стане, гражданин капитан, и я с удовольствием покажу вам, где расположено наше убежище.
– Спасибо, стан ваш мы сумели отыскать сами, без вашей помощи. Но там было только семнадцать килограммов. А где остальное?
– Остальное? А вы спрашивали уже Семеныча? Что он сказал?
– Вы излишне любопытны, гражданин Бреус, я предпочитаю задавать вопросы сам. Так где же остальной песок? Учтите, что вам не удастся умолчать. Речь ведь, как вы сами понимаете, идет не о пустяке. Золото нужно фронту, оно нужно для защиты нашего Отечества. Мы найдем возможность выяснить это и без вас, будьте уверены! Но только мне бы не хотелось тянуть время понапрасну.
– Хорошо, я все скажу, господин капитан.
– С господами мы покончили еще в гражданскую войну, Бреус, старайтесь не забывать об этом. А я для вас гражданин.
– Слушаюсь, гражданин капитан. Я смогу вам помочь, надеюсь, вы это оцените должным образом? И скажете за меня доброе слово.
– Попробовали бы вы мне не помочь, Бреус. А индульгенций я не даю, я не папа римский. Так где золото? Хватит вам торговаться.
– Золото я припрятал в тайге. Видите ли, на стане его было оставлять небезопасно, все-таки место открытое. Вы же сами знаете, атаман зарыл свою долю возле костра, а вы копнули и очень быстро нашли.
– В каком месте вы его храните? Объяснить сможете?
– Пожалуйста, за чем дело стало, гражданин начальник. И нарисую, и объясню, и даже, если понадобится, покажу.
Бреус еще долго корпел над схемой, пытаясь привязать место своего тайника к карте, но капитану Богачуку было понятно, что, ориентируясь только по карте, отыскать золото будет очень трудно.
Богачук отправил Бреуса в КПЗ, а сам пошел на поселковую площадь, где возле сельсовета рыли могилу майору Квасову. Затем в мастерских он придирчиво проверил, как рабочие варили четырехугольную пирамидку и выбивали из стального листа зубилом пятигранную звездочку. Отыскал младшего лейтенанта Петра Афонского.
– Петро! Возьмешь с собой трех бойцов из оперотряда и отправишься в тайгу.
– Товарищ капитан, как можно в такое время уходить? Ведь похороны, старшего товарища провожаем. Стыдно мне.
– Нам обоим будет стыдно, если мы срочно не разыщем золото и не доложим об этом в Якутск. Для нас это важнее всего. И ты знаешь, младший лейтенант, что, если бы майор Квасов был жив, он рассуждал бы точно так же. Вот мы и помянем Дмитрия Даниловича делом. Еще вопросы есть?
– Теперь вопрос только один, товарищ капитан, куда идти?
– Возьмете из камеры предварительного заключения бандита Бреуса, которого все они Сан Санычем кличут. Он и поведет вас к своему тайнику. Быть предельно внимательными. Золото выгрести все до грамма, до крупинки. Это последнее золото банды. Понимаете важность задания?
– Все понятно, когда идти?
– Прямо сейчас, не теряя ни минуты. Я бы, может, сам пошел, но полковник Скирдин велел мне быть на похоронах, да по-другому мне и нельзя – друзья столько лет, как же не проститься.
Группа младшего лейтенанта Петра Афонского ушла.
День был воскресный, и народу на похоронах собралось много. Первым о самоотверженной жизни майора Квасова говорил он, капитан Богачук. Говорил коротко, запинаясь и побаиваясь, как бы кто-нибудь из окружающих не заметил влаги на его глазах – не положено вроде такое капитану ОББ. Потом долго и красиво выступал капитан Молодцов, поднаторевший на всяких митингах. Его охотно слушали, одобрительно покачивая головами. А Богачук, глядя на мраморно-бледное лицо Дмитрия Квасова, почему-то подумал о себе, о том, что и он мог оказаться сейчас на месте майора, но судьба опять уберегла его.
…После окончания второго курса учительской семинарии в Якутске Богачуку пришлось забыть о дальнейшей учебе. В декабре девятнадцатого года Виктор участвовал в вооруженном восстании против колчаковцев. Тогда же поступил на службу в милицию. И потекли служебные будни: милиционер, помощник уполномоченного и так до нынешней должности.
И все эти годы, начиная с двадцать первого, рядом был бывший старатель Дмитрий Квасов. Их вдвоем посылали даже на девятимесячные курсы при коммунистическом университете имени Свердлова. Виктор учился легко, он схватывал суть уже на лекциях, но так же просто и забывал. Квасов к учебе подошел по-мужицки, серьезно. Он усердно ходил на занятия и на консультации, до самого закрытия сидел в читальном зале, а потом допоздна сидел в коридоре общежития возле трехлинейной керосиновой лампы. То, что он не спеша прочитал на курсах, осталось в памяти до последнего часа.
– Дима, – тормошил его Виктор Богачук, – побежали в Политехнический музей, там Маяковский выступает.
– Никак не могу, Витек, ты уж иди один, потом расскажешь.
– Имей совесть, Дима, какой прок от твоего одностороннего развития, бубнишь и бубнишь в углу над книжками. В Сибирь вернемся, мужики в отделе тебя спросят: в театрах был? С Маяковским встречался? Есенина слушал? Что станешь отвечать им?
– Правильно ты говоришь, все правильно, но что делать, если мне в жизни толком поучиться не пришлось? А тут такая возможность: и профессоров послушать, и вволю книг почитать, и со знающими людьми поговорить. Я ведь домой вернусь и не беседы о современной поэзии буду проводить, а с бандами бороться. Поэтому мне и законность знать нужно, и в марксизме разобраться. А то как же я его защищать буду, если сути не пойму. Вот мы с тобой уголовный элемент в наших краях прижмем, а там и о росте своей культуры подумаем. Языки изучать начнем, я вот еще нотной грамотой овладеть хочу.
– Параллельно постигать все это нужно, Квасов, – не соглашался Виктор Богачук, – а то молодые нас обскачут и на обочину столкнут, вы, дескать, деды, отслужили свое, а для новых дел всесторонняя образованность нужна.
– Мне параллельно не потянуть, потому что задела нет. Я, Витек, после первых лекций понял, что для милиции четырех лет моей церковноприходской школы маловато. Я зарок себе дал: пройти самостоятельно курс гимназии, а по-нынешнему – средней школы.
И он действительно на пятом десятке экстерном сдал экзамены за курс десятилетки, сдал даже без особых натяжек.
Так же настойчиво, до занудливости, он усваивал и оперативные задачи: в то время когда Виктору Богачуку все казалось уже понятным, он мог задавать десятки вопросов. Но каждый вопрос Дмитрия Квасова, несмотря на кажущуюся простоту, помогал учитывать, казалось бы, непредвиденные случайности.
В тридцать седьмом году их пути разошлись. Виктор Богачук по настоянию жены уволился в запас с назначением ему пенсии в двести восемьдесят рублей, суммы, по тем временам смехотворной. Проработал два года директором нефтебазы, вытаскивая ее из хозяйственной неразберихи. Душевное равновесие нарушал Дмитрий Квасов. Встречаясь с Виктором, он с таким запалом и любовью рассказывал об отделе, о завершении дел, которые начинал Богачук, что тот пришел к своему прежнему руководству и, повинившись, попросился в милицию. Беглецов в органах не терпели, и исключение сделали только по настойчивым просьбам Скирдина и Квасова. Обрадованный Богачук помчался к своему руководству просить характеристику. Управляющий за полдня написал ее и лично отнес Скирдину, который в то время возглавлял отдел. Характеристика эта запомнилась в отделе навсегда:
«…Тов. Богачук, несмотря на продолжительный срок работы, слабо освоил работу нефтебазы. Недооценивал значение техники безопасности, промсанитарии и пожарной охраны, в силу чего им допускалась крайняя неисполнительность. Должного значения борьбе с естественными тратами не придавалось. Тов. Богачуком до сих пор не освоена техника приемки нефтепродуктов во всякого рода нефтехранилища.
Эти недостатки зародились вследствие допущенной тов. Богачуком ошибки – он разменялся на мелочи, вроде критических выступлений на совещаниях вышестоящих инстанций и непомерной требовательности к кадрам базы. А основную работу директора считал делом второстепенной важности. Политическое лицо Богачука зыбко. Считаю, что органы НКВД совершенно справедливо занялись его персоной. Управляющий главнефтесбыта Захарцев В. П.».
– Извините, товарищ Захарцев, – ознакомившись с характеристикой, поинтересовался Скирдин, – каким же образом за последнее время база вырвалась в число передовых в городе? За что Богачуку вручены часы, объявлена благодарность?
– Виноват, товарищ Скирдин, мы не учли, что Богачук – это опасный тип.
– С чего это вы взяли?
– Как с чего? Но ведь вы интересуетесь им? Просите на него характеристику? Значит, моя обязанность помочь вам.
– Мы предполагаем взять его на работу в органы НКВД, в связи с этим и поинтересовались вашим мнением.
– На работу? Товарища Богачука? Так чего же об этом мне раньше не сказали? Весьма достойный руководитель. Честный, принципиальный большевик, режет правду-матку в глаза. Дисциплинку на базе наладил, там теперь о разгильдяйстве и прогулах забыли.
Эта история с характеристикой Богачука потом упоминалась на городском партийном активе как пример угодливости и политической незрелости.
Так Виктор Богачук снова пришел служить в милицию, правда, он немного отстал от товарищей и в звании и в должности, но это могло исправить только время…
Отгремел прощальный залп, засыпали землей прах товарища, все разошлись, а капитан Богачук никак не мог отделаться от воспоминаний. На площади его и нашел младший лейтенант Петр Афонский. Он еще только подходил, а Богачуку было понятно: что-то случилось.
