Текст книги "Живой смерти не ищет (Роман)"
Автор книги: Олег Финько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Глава X
ЗАСАДА У РАЗВИЛКИ
К середине следующего дня полуглиссер был уже в Чертовом Улове. От берега майор Квасов сразу же повел Раису Шишкину на сельское кладбище и указал на свежий холмик, в который дед Василий – добрая душа – уже поставил простой деревянный крест. На гладко отесанной дощечке стояли фамилии Виташева и Шишкина и дата их смерти. Майор Квасов оставил женщину у могилы. Когда минут через двадцать он вернулся за ней, Раиса сидела возле бугорка и, как ему показалось, что-то тихо говорила.
– Пора, Раиса, нам еще нужно с Семеном Жарких встретиться.
Вдова поднялась с земли, вытирая заплаканные глаза, шмыгая носом, согласилась:
– Пойдемте, коли надо.
Они подошли к дому деда Василия, и тот, еще со двора увидев их, кинулся к майору с радостным возгласом. Но, заметив осунувшуюся молодую якутку в траурном платье, как будто понял, что для восторгов не время, и сдержанно поздоровался, но потом все-таки не стерпел и облапал невысокого худенького майора, прижал его к себе, не жалея сил.
– Да ты чего, как будто век не виделись, – удивился майор Квасов.
– Так я уже и не гадал тебя тут когда-нибудь встретить, Данилыч! В какие веки ты у нас появился, та и то не стилькы гостевал, сколько с нехристями воевал. А в наши годы, друже мой сердечный, каждый денек важен, каждая встреча дорога, потому что не ты смерти ищешь, она сторожит.
– О нас потом поговорим, – мягко остановил его майор Квасов, – лучше расскажи, как тут Семен?
– Да теперь, Данилыч, уже хорошо, тьфу, тьфу, тьфу три раза, чтоб не сглазить. – Дед еще и по крыльцу постучал. – Через сутки после твоего отъезда очнулся. Анфиса с Надюшкой в доме настоящий лазарет устроили. Дежурят возле него, понимаешь, то со стаканом, то с ложкой к нему спешат. Вчера из поселка снова доктор приезжал, швы проверил. Хорошо, говорит, шо из внутренних органов осколки ничего серьезно не зачэпылы, а то бы отпевать пришлось. Шутка ли – почти в десяти местах если не продырявлен, то задет, вот як.
– Значит, надежда есть?
– А як же? Анфиса меня уже два дня по тайге ганяе. То ей корень валерианы неси, он, оказывается, микробов бьет, то веронику вынь да положь, она як ранозаживлящее хороша. А сегодня еще один бабкин рецепт вспомнила: отыщи мне, говорит, кровохлебку, есть такое растение с коричнево-красными цветками, да не вздумай, кричит, корень повредить или листик какой. Так моей старухе недолго и в ведьму превратиться, как думаешь?
– Долго ты нас, Василий, на крыльце будешь держать? Мне уж и перед Раисой неудобно.
– И то верно, простите старого балакуна, свежих людей увидел и остановиться не могу. Пошли в хату.
Вошли в дом, поздоровались.
– Вот, хозяйки, приехали Семена проведать, как он жив-здоров? И у вас спросить – не нужно ли чем помочь?
– Вы бы и о своей спутнице хоть словечко сказали, – ревниво стрельнула глазами Надежда, демонстративно поправляя под головой Семена подушку.
– Не переживай, Надя, она ему даже не знакома, но потолковать им малость нужно, общий интерес есть.
– Вот еще, – вскинулась Надежда, – нужно мне переживать! Коли он хочет, пусть говорят.
Семен заулыбался, увидев начальника, но заметно было, что ему еще не до радости. Лицо его побледнело, словно выцвело; глаза, окаймленные потемневшими впадинами, казалось, провалились. Надежда ловким движением вытерла ему влажной тряпочкой закисшие уголки глаз.
– Что, Аника-воин, разболелся? Не время, Сема, на постели лежать, скорее выздоравливай, брат, да мы с тобой на рыбалку куда-нибудь закатимся. Все наши тебе приветы передают, а подполковник Скирдин от имени наркомата такую кучу хороших слов наговорил, что я столько за всю свою службу не слыхал, правда.
– Спасибо, Дмитрий Данилович, – тихо сказал Семен Жарких.
– Я, Сема, с собой жену Афанасия Шишкина привез. Она нам кое в чем помочь хочет. Ты бы ей рассказал, хотя бы коротко, как ее муж смерть принял. Хватит сил? Кто его бил, кто резал – все расскажи, а то ей не верится, что Гошка мог к этому делу руку приложить. Как же, дружками когда-то были!
Он отошел вместе с дедом Василием к двери, где уже стояла Анфиса, и возле раненого остались только Надежда и Раиса.
Семен Жарких слабым, тусклым голосом с частыми паузами рассказал об убийстве, которому он был свидетелем, подробно объяснил причину двурушничества Гошки, предавшего приятеля. Потом он надолго замолчал.
– Хватит, видите ведь, что человеку говорить еще трудно. Ему доктор молчать велел и побольше спать, – забеспокоилась Надежда.
– И верно, – поддержала дочку Анфиса, – такие страсти вспоминать легко ли изувеченному? Пойдемте-ка все на улицу, а то ему и дышать нечем, сколько народу в горнице набилось.
– Все теперь ясно, Раиса? – спросил майор Квасов. – Или еще о чем-нибудь спросить хотите? Как умирал Афанасий? Слышишь, Семен, на последний вопрос ответь. Легко умер? Нет, но быстро. Слышали? Он быстро умер, тоже немалое везение.
Все вышли на крыльцо. Дед Василий заботливо вынес Раисе табуретку.
– Садись, милая, посиди, погорюй. Ты не волнуйся, Семку на ноги поставымо, так я твоему мужику побольше крест сделаю, дэ пока на скору руку. Хоть он у тебя и в бандиты сдуру подався, а все живая душа была, сгинул ни за понюшку табаку, едрена вошь.
– Василий, – перебил его майор Квасов, – как думаешь, можно ли сейчас Семена Жарких везти? Полуглиссер просторный, на пять человек, а нас с ним вместе только трое будет. Там и в больницу положим.
– Це ты не со мной, а с сиделками обсуждай. Они на Семку монополию захватили. – И, нагнувшись к уху майора Квасова, прошептал: – Надюшка как сдурела, кудахтает над ним, будто квочка. Чую, как бы родниться с постояльцем не пришлось. – И уже нормальным голосом добавил: – Только мне его милицейская профессия не нравится. Самому покою не будет и моей дочке тоже. Нема черта в хате – прыймы такого зятя. Вот!
– Ой, ну ты и разговорился, Василий! И все не по делу, человек пластом лежит, разве его сейчас везти можно? Никак нельзя, – твердо заявила Анфиса. – Я его травками подниму быстрее, чем в больнице. Здесь тебе и воздух, как в заварном чайнике, и покой, в наших местах испокон живая кость мясом обрастала.
– Убедили меня, – решительно сказал майор Квасов. – Коли так, оставим его до полного выздоровления, назначаю тебя, Анфиса, главным врачом. Пойду попрощаюсь с Семеном. Нам пора.
– Вы что это – и не перекусите? – удивилась Анфиса. – Особых разносолов у нас нет, но покормим на дорожку как положено.
– Никак нельзя, – с сожалением ответил майор Квасов, – пора возвращаться. Сейчас каждая минута на счету.
Через полчаса они уже летели по реке обратно в поселок Усть-Аллах.
В это время банда сидела на утоптанной лужайке в десяти километрах от Усть-Аллаха. Настроение у ее членов снова было приподнятое, они были полны самых радужных надежд. Утром они наотрез отказались прислушаться к совету осторожного Сан Саныча и вопреки его доводам украли возле сенокоса лошадь. Заметая следы, брели то по воде, то по сухой, выжженной, потрескавшейся земле, на которой не оставалось ни одного отпечатка. Потом неумело резали кобылу, уже раненная, она утащила застрявший между шейных позвонков нож и скакала метров двадцать, пока не свалилась на самом видном месте на берегу реки. Чтобы кто не заметил часом, им всем пришлось впрягаться и тащить ее в ложбинку, в которой устроили привал. После всех этих мытарств и суточного поста, который им пришлось выдержать, жаренная на палках-шампурах конина показалась неведанной ранее пищей богов. Долго пили чай с остатками зеленого плиточного чая, завалявшимися в сидоре у Гошки. Разделав половину туши, поняли, что на первое время им и этого за глаза хватит, остальное тащить на себе нет сил, да в жару испортится мясо, куда его столько! Гошка с Ефимом не поленились, дошли до следующего сенокоса и, выдав себя плутоватому десятнику за старателей с ключа Вольного, собирающихся идти по призыву в армию, предложили ему половину лошадиной туши.
– Кажись, сперли ее где-то, ребята? – с пониманием спросил тот.
– Да ты что, – обиделся Гошка, – это вот его батя, – показал он на Ефима, – лошаденку под топор пустил, она у него ногу сломала.
– Не оправдывайся, паря, я не прокурор, я всего лишь Илья-десятник. Ты предложил, я готов купить, потому что верю тебе без слов.
– Продавать ее нам нет резона, у самих и деньжата водятся, и золотишко найдется, мы как-никак со старания. Ты нам вместо мяса отвалил бы муки, крупы, масла.
– Веселые из вас солдаты получатся, парни! Да мои косцы уже забыли, каково масло на вид. Мучицы подброшу чуток. Крупы дам, соли, чтобы оставшееся мясо у вас не протухло. И только потому, что вы мне очень нравитесь, еще отрежу вам шмат свиного сала, килограмма на три. И в расчете, устраивает?
– Жлоб ты, Илья, куда как скуп!
– Так скуп не глуп, себе добра хочет. Я ведь и вас не обижаю, делюсь поровну чем богат.
Ефим ушел вперед предупредить остальных, чтобы с оружием на глаза купцу не попадались. Вскоре за кониной подъехали на подводе десятник с Гошкой.
– Что ж это твой батя бросил мясо в таком глухом месте, – подмигнул Илья Гошке и, не требуя ответа, принялся деловито разрубать тушу на большие куски. Заметив выжженное на коже тавро, он аккуратно срубил его и забросил в кусты.
Потом они вернулись на сенокос, и десятник на глазок отсыпал в наволочку крупы, дал четверть мешка муки, не пожалел и соли.
– Вот и рассчитались, – довольно отметил он. – Толстейте на моих харчах, не жалко.
– У нас к тебе еще просьба будет, Илья.
– Какой вопрос? Любая просьба, был бы навар!
– Навар будет, – успокоил Гошка. – Записку нужно передать в Усть-Аллах, сможешь?
– Самому не успеть, но отправлю сынка, Мишу, ему уже четырнадцать, пускай на вашей почте копейку-другую заработает. Когда это нужно?
– Завтра с утра записка будет у тебя. Тогда же скажу, и куда нести.
– Заметано. Еще поручения есть? В рамках, дозволенных Уголовным кодексом, готов оказать любую услугу.
– Через день-другой вручу тебе золотишко и попрошу кое-что через золотоскупку купить, ну, к примеру, спирта и все другое, что полагается.
Договорились встретиться с Ильей утром следующего дня. Пиршество в банде в тот день продолжалось. От реки ушли вверх по глухому таежному ключу, развели костер, на котором снова жарили конину, и, отгребая раскаленные угли, прямо на золе пекли лепешки.
Потом Гошка предложил установить контакт с женой убитого Афанасия Шишкина.
– Она баба умная, сама в золотоскупке работает. Всегда нас и продуктами снабдить сможет, и о транспорте договорится. Пускай и о документиках подумает, а то мы ведь сейчас как беспашпортные бродяги. Золотоскупка – это такое место, куда все живое липнет, поэтому у нее и связи и возможности.
– А о том, что мы ее Афанасия ухайдакали, как ты ей объяснять будешь? – спросил Ефим.
– Зачем же ей об этом знать? Скажем, что Афоня по-прежнему сидит в тайге возле Чертова Улова, ждет от нее продуктов и документов. Если мы на него не сошлемся, она для нас палец о палец не ударит. Настырная баба, я ее знаю, все по-своему старается сделать. А тут мы ее и Афонькой поманим, и золотишка отсыплем не жалея.
– Светлая у тебя голова, Гошка, – одобрительно заметил Сан Саныч, – я так к тебе привык, что и расставаться не захочется.
Перед сном Гошка долго составлял записку, которую внимательно перечитал Семеныч, но править ее не стал, в таком виде она показалась ему естественнее.
На следующий день Раиса Шишкина, неожиданно для многих, вышла из декретного отпуска и приступила к своей работе – в кассе золотоскупки. Когда она прибежала домой на обед, мать передала ей записку:
«Рая, надо тебя увидеть. Рая, обязательно, если можешь, то приди в избушку на сенокосе приискового управления, где десятником Зубровский Илья. Просит Гошка. Прошу обязательно прийти, нам нужно с тобой поговорить. И приди завтра обязательно. Привет от Афоньки, от него имею поручение».
Мать объяснила, что записку передал какой-то мальчишка, пообещав вечером прибежать за ответом. Пришлось Раисе вместо того, чтобы посидеть часок с детьми, бежать в условленное место к майору Квасову.
– Быстро работают, – прочитав записку, отметил Квасов, – посиди немножко, Раиса, я ответ составлю, а ты его своей рукой перепишешь.
Вскоре, старательно взбалтывая стеклянную чернильницу-неразливайку, женщина выводила:
«Гоша! Хотела бы я тебя увидеть, но беда в том, что ты далеко отсюда, а я не в состоянии выбрать время и возможность приехать. Сам понимаешь: дети, работа – разрываюсь. Живу я по-старому, нового ничего нет, так и Афанасию передай. Я догадываюсь, где он, в поселке много об этом говорят. Приезжай к нам, время выбирай сам. Я тоже постараюсь как-нибудь вырваться к вам. Рая».
К вечеру мальчишка пришел за ответом и попутно сообщил, что сегодня его батя – десятник Илья – принесет ей в скупку золото. И верно: перед закрытием кассы Зубровский сдал восемьдесят граммов золота. На половину вырученной суммы он закупил дефицитных продуктов и спирта.
Рассказала Раиса об этом майору Квасову в тот же день поздно вечером, когда он нагрянул к ней с молоденьким, крепким якутом.
– Ты мне, Раиса, говорила, что в Иркутске у тебя братишка учится, верно? Так вот – это Петр, знакомься, тезка твоего брата. С сегодняшнего дня он для всех соседей будет твоим братишкой, который приехал на каникулы недельки на две.
– А как же мама, Дмитрий Данилович?
– Мама у тебя человек умный, поговорим с ней, она все поймет. Это, Раиса, для вашей же безопасности. Ты не смотри, что Петр молодой, он у нас такой шустрый, что и с тремя верзилами справится. Брат твой ведь в Усть-Аллахе никогда не был? В Якутске Гошка с ним не встречался, видишь, все получается так, что лучше и не придумаешь. По соседству и другие наши люди будут, это на тот случай, если Гошка сам к тебе вздумает наведаться. Чтобы ты не беспокоилась, обещаю, что без твоего согласия мы его в дом не пустим, раньше перехватим. Но он может что-нибудь заподозрить и не прийти. Что тогда делать? Есть у меня хорошая мысль, только бы ты не побоялась.
– Согласна я, Дмитрий Данилович, я когда у могилы Афанасия сидела, так дала ему слово, что обязательно его компанию до суда доведу, пускай они не только за грабежи отвечают, но и за его смерть.
– Ну и правильно, Раиса. Ты ведь, помимо приема золота, выдаешь рабочим техснаба зарплату и продовольственные карточки?
– Да, раньше так было заведено. Но, может быть, за то время, пока я в декрете была, что-нибудь изменили.
– Не беспокойся, это не изменят. В число рабочих техснаба входят и сенокосчики, верно? Работают они километрах в пяти от угодий Ильи-десятника. Понимаешь, к чему я клоню? Не боишься?
– Боюсь.
– Ну и правильно, бояться – дело естественное, главное, виду не показывай, пускай бандиты думают, что тебе море по колено. Через два дня поедешь на покосы техснаба для выдачи зарплаты и продкарточек на вторую половину месяца. А на обратной дороге сделаешь крюк и заедешь к Илье. Как я придумал?
– Хорошо придумали, но вдруг они и меня убьют?
– Ты им, Раечка, только живая нужна. А возчиком на подводе с тобой поедет наш офицер. Он завтра в поселке появится.
Через два дня Раиса Шишкина отправилась в путь.
В телеге на побелевшей от древности кожаной подушке с вожжами в руках покачивался капитан Богачук. В латаных брезентовых штанах, в выпущенной поверх них рубашке и чувяках на босу ногу, он ничем не отличался от рабочих поселка, которым дела нет до внешней красоты или моды, лишь бы было удобно. На пышном ворохе соломы пристроилась Раиса Шишкина, обхватив пухлый портфель с деньгами и продовольственными карточками.
До сенокоса добрались быстро, еще быстрее обмяк портфель кассира, и, сложив ведомости с подписями, Раиса с облегчением вздохнула.
– Ты чего? – поинтересовался Богачук.
– Хорошо, что все выплатила, а то еще чего доброго отобрал бы Гошка портфель, как тогда быть?
– Они столько награбили, что сами тебе могут тысячи дать и не ойкнут.
Свернув на узенькую таежную дорогу, они поехали в сторону реки и вскоре уже были на сенокосных угодьях Ильи Зубровского. Десятник понял Раису с полуслова.
– Ты, девка, подожди здесь, травки летние понюхай, на солнышке погрейся, а я схожу позову кого надо.
Вернулся он минут через сорок и, отозвав Раису в сторонку, сказал:
– Пройдешь по этой тропинке, на опушке тебя приятель ждет.
Увидев стоящего в тени деревьев Гошку, Раиса негромко, но с возмущением сказала ему:
– Что ж ты, Гошка, вместе с моим муженьком наделал? Зачем вы в эту проклятую банду подались?
– Здравствуй, Рая! А ты откуда это знаешь?
– А чего не знать, Афанасий записку оставил: «Уезжаю на „Огонек“, вернусь через неделю с большими деньгами». А бабы по поселку давным-давно языками чешут, что на «Огонек» банда налет сделала. Что ж я, глупая, сообразить не смогу? Вдруг милиция о вас узнает? Затаскают ведь и меня по судам и следствиям.
– Попутал нас черт, Раюша, это верно, но возврату уже нет. Вы теперь с Афонькой богатеи! Ни в чем нужды знать не будешь, Раюша.
– А сколько моих нервов, сколько слез стоит это ваше богатство, вы не подумали?
– Афонька всем привет передает. Велел сказать, что скучает по тебе и хочет скорее увидеть маленького, – честно глядя в глаза, врал Гошка. – Мы отряд на две части пока разделили. Одни, вместе с твоим Афонькой, в тайге возле Чертова Улова ждут, а нам нужно на всех продуктов побольше запастись и документиков раздобыть. Твой мужик велел сразу же к тебе обратиться. У нее, говорит, продуктов за золото можно сколько угодно купить, был бы песочек.
– Купить можно, да кто золото сдавать будет? Кто продукты увезет? Сколько вас, много ли понадобится?
– Здесь четверо да в тайге ждет шесть человек.
– Сколько же вы прятаться собираетесь? Если оставшуюся жизнь в зимовьюшках просидеть, так и золоту не обрадуешься.
– Афанасий сказал, что как только подходящие документы раздобудешь, так он уедет куда-нибудь в Хабаровский край, а потом и тебя следом вызовет. Да чего это мы на бегу с тобой говорим? Давай метров двести с тобой пройдем, там нас ребята ждут. Перекусим, по сто граммов выпьем и обсудим все. Илья сказывал, что с тобой возчик, кто таков?
– Из новеньких он, откуда-то с Колымы к нам забрел. Я ему сказала, что Илья меня отведет к бабке-знахарке, после родов будто бы оклематься не могу.
Они сошли с тропинки и, пройдя немного по подлеску, оказались возле заросшего оврага, по дну которого тек слабенький ручеек, извиваясь между густыми зелеными зарослями мха. Потом из-за куста поднялся Ефим, махнул рукой – проходите, а сам снова исчез, присматриваясь, нет ли за ними нежелательного глаза. Когда вышли к костру, Семеныч и Сан Саныч уже приготовились к встрече гостьи. На куске брезента была выложена нехитрая снедь, пенясь и фыркая, поджаривалась на углях конина.
– Какая очаровательная гостья к нам пожаловала, – вскочил Сан Саныч, и окружающим показалось даже, что он пытался шаркнуть ножкой. – В кои веки увидеть миленькую женщину, – не унимался он, как будто был где-то на балу или офицерской вечеринке с дамами.
– Погоди, Сан Саныч, – успокоил его Дигаев, – дай человеку сесть, толком оглядеться.
Они галантно представились ей, Раиса слушала и боялась поднять глаза, чтобы они не увидели в них той ненависти, которая одолевала ее. Страх постепенно исчезал, по тому, как они лебезили перед ней, она поняла, что очень нужна им, и это сделало ее спокойнее, увереннее в своих силах. Вот только улыбаться она так им и не смогла, держась вежливо, но довольно отчужденно.
Бандиты, быстро уверовав в то, что Раиса будет помогать им не за страх, а за совесть, на радостях выпили и стали не в меру болтливы, хвастаясь благополучным налетом на прииск, своей смелостью и удачливостью. Изредка они припоминали поведение Афанасия, и сейчас он всем им казался милым компанейским товарищем. Им уже и самим не верилось, что они могли убить его.
Они наперебой принялись расспрашивать ее о положении в Усть-Аллахе, выпытывая, как много там милиции и солдат, что говорят о них и их нынешнем местонахождении.
Пробыла она у бандитов около двух часов. Затем получила около пятисот граммов золота для приобретения продуктов. Договорились, что в воскресенье она еще раз приедет к ним и привезет продукты и спирт сама.
Возле избушки десятника ее ждал капитан Богачук.
– Что так долго? – поинтересовался он. – Я уж беспокоюсь, хотел было за тобой пройти, да гляжу, они там секрет выставили, кажется, и меня из-за кустов разглядывали, рисковать не стал.
– Ну и правильно, – согласилась Раиса. – Они все осторожные. Один все время на карауле был, а остальные по очереди вокруг полянки шныряли.
Прошло несколько дней, и Раиса с тем же возницей отправилась в воскресенье к банде в лес. И снова все повторилось: уходил Илья, поджидал на опушке Гошка, и она сидела на полянке у костра, брезгливо морща носик, отказывалась от спирта, стаканчик которого уговаривали выпить ее новые знакомые.
Опьянев, они делились с нею своими планами на будущее.
– Для начала, прекрасная Дульсинея, раздобыв с вашей помощью документы, – разглагольствовал Сан Саныч, – мы доберемся до Якутска и поживем немного в человеческих условиях. Знаете, иной раз хочется и в баньке попариться, и в трактире музыку послушать, и за дамой поухаживать. Купим где-нибудь на окраине домишко. Если пожелаете, на вас его оформим, будете полноправной хозяйкой мужского пансионата, а это, так сказать, деньги, власть и всеобщее поклонение. Передохнем, подождем, пока НКВД успокоится, и поищем еще более уютные квартиры. Меня, знаете ли, сейчас влекут края, где живут похожие на вас восточные красавицы, с необычным для русских разрезом глаз.
– Это вы, наверное, на Японию намекаете или на Китай, – погрозила пальчиком Раиса, – так они вас там и ждут.
– Кто знает, может быть, и ждут.
Потом, вернувшись с караула, Ефим Брюхатов в два счета напился и начал развязно приставать к ней, уверенный в своей мужской неотразимости.
Раисе не нужно было изображать по отношению к нему чувство гадливости, оно никогда не покидало ее. Вскочив, она рванула валявшуюся рядом винтовку:
– Да я тебя, гада… – задыхаясь от ненависти, кричала она, вся дрожа, – сейчас пристрелю. Я тебе покажу, как потные лапы распускать. – И она решительно передернула затвор.
Ефим перекатился от нее за спину Дигаева, не понимая, отчего его грубоватое ухаживание вызвало такой взрыв гнева.
– Успокойтесь, милая, – вскочил Сан Саныч, силой забирая из рук Раисы ружье. – Успокойтесь, это он грубо, по-солдатски пошутил.
– Если вы еще посмеете ко мне приставать, – сердито говорила Раиса, – я больше не приеду к вам и палец о палец не ударю для того, чтобы помочь вам, жеребцам чертовым.
Приняв ее угрозу близко к сердцу, Семеныч и Гошка накинулись на Ефима с руганью, а тот, простуженно дыша и сморкаясь в рукав, отмалчивался, чему-то криво улыбаясь. Когда мир был восстановлен, Гошка принялся просить Раису, чтобы она попыталась достать для них чистые бланки военных билетов.
– Где же их можно раздобыть, Гоша, что с тобой? Не могу же я взломать сейф военкомата. Вот документы мужиков, которых демобилизуют на фронт, мне еще попадаются, иногда по неделе у меня в кассе валяются. Считается, что вместе с золотом и деньгами они в кассе в большей безопасности.
Гошке и Семенычу эта мысль понравилась, и они пообещали за каждое удостоверение личности расплачиваться с Раисой золотом.
– Сначала Афанасию достану, – заявила она категорично, – а потом уж вам.
На том и договорились. На прощание Раиса предупредила бандитов, что в дальнейшем она скорее всего перестанет бывать у них:
– Вы, мужики, поймите: транспорт доставать трудно, по работе загружена, дома детишки минуты свободной не дают. Поэтому теперь вы в гости приходите. Вечерком, как стемнеет, так и навещайте, никто вас не увидит.
Доводы были убедительными, и бандитам пришлось согласиться с ними. Пообещали они появиться у нее через недельку глубокой ночью, с тем чтобы сразу забрать документы, которые она сумеет раздобыть.
В квартире у Раисы уже несколько ночей подряд, кроме Петра Афонского, дежурили по три человека. Мать ее вместе с детишками отвезли к родителям Афанасия. Все было готово к приему гостей, хотя до их визита было еще далеко.
Но свои коррективы в план операции снова внесли бандиты.
В среду, в обеденный перерыв, когда Раиса торопилась домой, возле конторы ее перехватил Гошка.
– Да ты что, Гошка, взбесился? Среди бела дня по улице разгуливаешь, а вдруг тебя кто-нибудь узнает? Потом и на меня пальцами будут указывать.
– Не беспокойся, Раиса, у меня, как в разведке, все продумано. Ты погляди, сколько у вас на улицах чужих людей, я между ними пройду незамеченным.
И правда, с окружающих поселок приисков и ключей собрались рабочие, которых по очередному призыву должны были отправлять на фронт. Уже несколько дней они ожидали парохода и бродили по селу как неприкаянные, оторванные от своих дел и еще не привыкшие к мысли, что не сегодня завтра станут военными людьми.
– А у меня на голове волосы еще толком не отросли, – хвалился Гошка, – гимнастерка как взаправдашняя, чем я не демобилизованный? Пошли-ка к тебе в дом, меня ребята осмотреться прислали, завтра к тебе в гости собираемся.
Они подошли к дому, и Раиса изо всех сил хлопнула калиткой и громко спросила о чем-то Гошку, назвав его по имени. Она не хотела, чтобы Петр Афонский лишний раз попался на глаза Гошке, чтобы тот накануне визита бандитов не заподозрил неладное.
Вошли в дом. Гошка, держа руку в кармане, прошмыгнул по комнатам, заглянул в сенцы, прошелся по двору, оглядывая забор и калитку на огород. Кивнул головой в сторону чердака:
– Там что у тебя, Раиса?
– Пыль, да и только, – улыбнулась она.
И верно, чердак был таким пыльным, что, когда после ухода Гошки Петр Афонский спустился оттуда, его было не узнать: весь грязный, в саже и длинных липких обрывках паутины. Едва успев отряхнуться, он тотчас же убежал. Минут через тридцать он вернулся с майором Квасовым и капитаном Богачуком.
Майор показался Раисе усталым, измученным.
– Что, Раиса, – участливо поглядел он на нее, – конец твоим мукам приближается? Во сколько они должны завтра прийти, не сказал? Без тебя не могут нагрянуть?
– Так не договаривались, но Гошка знает, куда я ключ прячу, может и без меня наведаться. Раз уж он осмелел и по поселку днем ходит, то всего надо ожидать.
С вечера в доме, во дворе и даже на огороде затаилась тщательно проинструктированная засада. Люди напрасно промучились всю ночь, не появились бандиты и утром. Только в полдень, едва Раиса успела войти в дом, как во дворе звякнула щеколда: прибыли гости.
– Раиса! – донесся голос Гошки.
– Проходи, Гоша, чего кричишь? Вас только двое или остальные еще подойдут?
– Нет, двое, Сан Саныч с Семенычем не захотели днем идти, опасно, говорят. Ефим, обойди двор, в сарай загляни, в огород, нет ли чего подозрительного.
Ефим вышел во двор, а Раиса отправилась на кухню поставить чайник и почти сразу позвала Гошку:
– Гоша, пойди сюда на минутку.
Ничего не подозревавший Гошка вышел из комнаты и в тот же миг был схвачен оперативными работниками.
С Ефимом пришлось повозиться дольше. Он уже во дворе достал из кармана револьвер и взвел курок. Когда он, тараща глаза, не привыкшие со свету к темноте, осторожно вошел в сарай, капитан Богачук, не задумываясь, с размаху ударил резко по его руке с револьвером. Ефим взвыл от боли и выронил оружие. Богачук велел ему поднять руки вверх и выходить во двор, однако бандит сильно пнул его в живот и, выскочив во двор, кинулся к огороду. Под ноги ему бросился Петр Афонский, сверху уже прыгал капитан Молодцов, но очумевший от страха Ефим ничего не понимал и инстинктивно отбивался, сипло воя. Тогда капитану Богачуку пришлось успокоить его ударом рукоятки пистолета по затылку. Очнулся Брюхатов уже связанным.
К великому огорчению майора Квасова, золота при себе бандиты не имели. Оставив Ефима в прохладном сарае, чтобы он скорее пришел в себя, Квасов с Богачуком приступили к допросу Гошки.
– Ну, расскажи, Налимов, как ты оказался товарищем белобандитов? На что ты теперь рассчитываешь? Это они могли нашего Уголовного кодекса не читать, а тебе он хорошо знаком, сколько ты уже отсидел?
– Два года, – буркнул Гошка.
– Этого времени достаточно, чтобы узнать, что полагается и тебе и им за налет на прииск, за убийства, за пытки кассира, да мало ли вы художеств натворили! Сан Саныч и Дигаев все еще на сенокосе?
Гошка промолчал, опустив глаза.
– Я спрашиваю, – требовательно повысил голос Квасов, – есаул Дигаев и ротмистр Бреус еще на сенокосе?
– Откуда мне знать их чины и звания? Они мне не представлялись. Вы мне, гражданин начальник, политику не шейте. – И тут же смиренно добавил: – На сенокосе они, где же им еще быть.
– А золото где? Твоя доля золота где? Неужели ты им ее на сохранение оставил? Ни за что не поверю. Сам отдашь или искать придется?
– На хрена оно теперь мне нужно? Второй раз мне от вас все равно не сбежать. А если вышку не дадите, так на столько лет упрячете, что мне тогда вместо золота старческая грелка нужна будет.
– Это ты правильно рассудил, значит, не растерял еще весь здравый смысл. Так где же оно?
– По дороге к поселку в лесу закопал, это рядом с сенокосом.
– А хайларский трактирщик Ефим Брюхатов, замаравший руки кровью еще в гражданскую войну, тоже припрятал золотишко или доверил его своим белым командирам?
– Кто же свою долю другому доверять будет? Дураков нет. Тоже неподалеку от меня копался, наверное, там же где-то заховал. Не скажет, так найдете, я покажу, в какую сторону он «по большому» ходил.
Ефим Брюхатов ни на один вопрос майора Квасова не ответил.
– Напрасно молчите, гражданин Брюхатов. Когда есаул Дигаев или ротмистр Бреус заговорят, то вам уже поздно будет откровенные показания давать. Они вас обязательно утопят, поторопятся не только о ваших преступлениях сказать, но и часть своих на вас переложить.
Но и этот довод не убедил Брюхатова.
– Хорошо, тогда расскажите, где вы спрятали свое золото?
Ефим зло усмехнулся:
– Вы же, гражданин комиссар, сами сказали «свое золото», а раз оно мое, зачем же я вам о нем говорить стану? Вот если вы его найдете без меня, тогда поговорим. Извиняйте, но сейчас мне хочется посидеть молча. Распустили вы своих работничков: то чуть руку не сломали, то по затылку огрели за здорово живешь, до сих пор круги перед глазами плывут.
В тот же день, не теряя времени, майор Квасов разделил оперативную группу на три части. Вместе с партийным активом поселка получились отряды человек по десять. Одна группа пошла со стороны реки, другая должна была отсечь бандитов от тайги, а майор Квасов повел свою пятерку той дорогой, которую хорошо изучила Раиса Шишкина.
