Текст книги "Чужое добро"
Автор книги: Оксана Стадник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
– Думает, – подтвердил предположение гнома Гудрон. – Мы с ним разговаривали…
– Я так и знал.
– Ну и при чем тут волосы? – не выдержал иролец, когда Дунгаф снова ушел в свои мысли.
Библиотекарь тяжко вздохнул, словно его просят объяснить само собой разумеющиеся вещи, до которых легко можно додуматься самостоятельно, если хоть чуть-чуть напрячь мозг.
– Он считает, что не справился со своими обязанностями. Если ты до сих пор не заметил, Ральдерик все это время вел себя так, будто несет за всех нас ответственность. Принимал решения, разрешал возникшие проблемы (по крайней мере, старался). Он к этому привык. Его так воспитали. Не забывай, что он – герцог, которому однажды придется управлять Заренгой. Мне кажется, он уверен, что обеспечивать нашу безопасность – его долг. Поэтому гибель Шуна помимо глубокой личной трагедии является для него еще и указанием на его несостоятельность и неспособность плодотворно осуществлять свои функции…
– Ты не мог бы менее заумно говорить?
– Хм… А что тебе не понятно из моих слов?
– Все понятно, просто говори проще, пожалуйста…
– Ладно, я постараюсь. Ну и так вот. Ты помнишь, как он однажды говорил, что собой представляет герцог Яэвор?
– Когда это?
– Ну, мы еще тогда о семьях разгововаривали…
– А… Ну да. Что-то припоминаю…
– Суровый. Решительный. Смелый. Бросается в бой, не боясь смерти… Что-то типа этого…
– «Если возникнет необходимость», – припомнил ключевую фразу кузнец.
– Да, – подтвердил Дунгаф, заметив, что юноша начал понимать, куда он клонит. – Для него эта необходимость уже возникла. По крайней мере, он так решил. Поэтому Ральдерик просто стал таким, каким, на его взгляд, должен был быть. Так что ты даже прав. Теперь это совершенно другой человек. Он откинул все то, что не укладывалось в сложившийся в его голове образ Яэвора, оставив лишь самое необходимое: решительность, смелость, суровость. Идеальный воин, который не сомневается, верит лишь самому себе, не колеблясь идет на верную смерть, если считает, что так нужно. А то, что он срезал волосы… Да ты и сам, наверное, уже понял…
– Нет. Я не вижу в этом логики.
Гном снова тяжко вздохнул:
– Хочешь сказать, что сам всегда поступаешь логично?
Гудрон покачал головой.
– Ну-у-у-у… Он мог себя таким образом наказать, – предположил библиотекарь. – А может быть, они и правда ему мешали… Кто знает… Все-таки за ними нужно ухаживать. Занятие малоподходящее для сурового воина, не находишь?
– Думаешь, он поставил на себе крест как на личности? Откинул все непрактичное, отвлекающее внимание… То, что делало его им. Был «Ральдерик» стал безликий «герцог Яэвор»…
Дунгаф не стал указывать на то, что говорил об этом буквально пару минут назад, радуясь, что до собеседника наконец-то дошла его мысль.
– А Филара сразу это все поняла, – продолжил между тем он. – Помнишь, она еще заплакала? Женщины такие вещи чувствуют гораздо лучше… Хотя все это лишь мои догадки и предположения. Возможно, на самом деле все совершенно иначе.
Они оба замолчали и перевели взгляды с охранявшего их безопасность друга на звездное небо. Россыпь сверкающих точек действовала на кузнеца раздражающе. Весь этот блеск и великолепие казались ему совершенно неуместными. Он бы скорей предпочел, чтоб все пространство от горизонта до горизонта было затянуто тучами. По крайней мере, это больше соответствовало бы обстановке и его настроению. Чтоб не видеть этого беспечного сияния, он отполз на свое место, повернулся на бок и крепко зажмурил глаза, желая, чтоб, когда он их откроет, все звезды исчезли.
– Знаешь что еще? – донесся до него совсем тихий шепот Дунгафа.
Ирольцу приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтоб расслышать, что тот пытался ему сказать.
– Он сделал это прежде всего потому, что безумно страшится потерять еще кого-нибудь из нас. Так что не заблуждайся насчет «мы ему как чужие». Он просто ужасно боится, что не справится снова. Вот и все.
На следующее утро, когда они проснулись, Ральдерик уже был полностью готов к продолжению пути, однако все же позволил приготовить завтрак из оставшихся продуктов. Так как Филара, казалось, окончательно отказалась от этих обязанностей, а гном ушел искать «дары природы», кашеварить пришлось Гудрону. Дунгаф вернулся с пустыми руками. Проблема добычи пропитания снова стала очень актуальной. Гном с кузнецом прекрасно понимали, что все это ложилось на их плечи, потому что девушка была просто не в состоянии делать хоть что-нибудь. Большую часть времени она просто лежала или плакала. Хорошо хоть соглашалась есть и самостоятельно ездила верхом. Оба знали, что лазить по кустам в поисках грибов с ягодами Ральдерик тоже не будет. Поэтому юноша с библиотекарем заранее смирились с судьбой.
С тех пор прошла неделя. За это время практически ничего не изменилось. Что бы там Дунгаф ни говорил о том, что все сказанное – лишь его предположение, складывалось впечатление, что он попал в точку. Герцог общался со спутниками на уровне «да» и «нет», большую часть времени вообще молчал. Взгляд у него был холодный и равнодушный. Казалось, что его тяготит общество товарищей. Еще казалось, что он совершенно не испытывает эмоций. Никаких. Однако каждую ночь Ральдерик непременно сидел на посту у костра с мечом, лежавшим рядом на земле, и бдел. В одну из таких ночей Гудрон не выдержал, встал и подошел к другу.
– Послушай, – сказал он, потирая переносицу. – Мы сейчас находимся в поле. Здесь никого нет. Никто на нас не набросится. Поэтому нет никакой необходимости выставлять часовых.
Герцог не удостоил его и взглядом.
– Хорошо, – вздохнул кузнец. – Если ты считаешь, что нужно дежурить, давай будем дежурить. Только ты, давай, пойдешь спать, а я пока посторожу. Ты последний раз вообще когда отдыхал? Если будешь продолжать в том же духе, то надолго тебя не хватит! Щади себя хоть немного! Обещаю, я буду очень бдителен, мимо меня и мышь не пробежит. А потом, когда отдохнешь, опять меня сменишь. Договорились?
– Иди спать, – тихо приказал ему дворянин.
Иролец еще пытался его переубедить, однако больше от гендевца не добился ни слова. Сдался и ушел.
На следующий день, этак часу на четвертом пути, до ушей ехавших впереди мужчин вдруг донеслись неожиданные звуки. Удивленно обернувшись, они увидели, что Филара, сосредоточенно закусив губу и закрепив поводья, пытается что-то подобрать на своем загадочном музыкальном инструменте. Зрелище это было настолько забытым, что даже на лице посуровевшего и отстранившегося Ральдерика мелькнули какие-то человеческие эмоции. Ненадолго впрочем. Девушка, судя по всему, серьезно решила написать длинную и красивую песню. По крайней мере, стала этому посвящать львиную долю своего времени. В процесс сочинительства она ушла с головой, лишь изредка выныривая в эту реальность. Следующий день был ознаменован двумя событиями. Во-первых, Гудрону с Дунгафом не пришлось готовить завтрак: за них это сделала Филара. Медленно, но верно, она возвращалась к привычной жизни. Второе заключалось в том, что, когда песня состояла уже примерно из двадцати с лишним куплетов и вступление обещало скоро завершиться и смениться основным повествованием, путники увидели, как с ближайшего холма спускалось несколько всадников. Следом за ними показались фургончики и телеги, повозки и коровы, снова наездники и снова фургоны. Вся эта процессия ехала неспешно, спокойно и лениво. Со стороны каравана доносились звуки разговоров, смех, мычание, ржание, топот копыт и скрип колес. Женский голос хрипло на непонятном языке тянул несколько заунывную песню, практически наверняка рассказывающую древнюю историю о несчастной любви или трагической гибели народного героя. Ральдерик велел остановиться и стал поджидать незнакомцев, ехавших в том же направлении, что и они.
– Это вадразы, – высказал свое предположение Дунгаф, рассмотрев внешность, одежду и повозки людей. – Весьма любопытный народ…
– Они не опасны? – насторожился Гудрон, мысленно прикидывая численность возможных противников.
– О, что ты! Конечно же нет! Более мирное племя очень сложно найти, – гном ступил на привычную почву и приготовился к краткому экскурсу в историю и быт «любопытного народа». – Так, интересно. Каждый раз, когда соседи их начинают притеснять или пытаться захватить, они просто уходят в новые безлюдные земли.
– Кочевники? – уточнил герцог, оценивающе оглядывая вадразов.
– Не совсем, – после недолгого раздумья отозвался Дунгаф. – Если их никто не трогает, они спокойно живут на одном месте, даже основывают города. Однако стоит возникнуть какой-нибудь проблеме или появиться воинственному или просто неприятному для общения соседу, как они грузятся в свои фургончики и уезжают прочь. Очень не любят вступать в конфликты. Так же известны своим богатым устным народным творчеством. Очень музыкальны, обожают сказки, предания…
– Значит, где-то их снова кто-то обидел, раз они в пути, – нахмурился кузнец. – И не надоело им убегать? Почему они не могут собраться с силами и отстоять свои интересы?
– О, можешь за них не волноваться, – хмыкнул гном. – Я же сказал, что это любопытный народ. Думаю, они не имеют ничего против экстренного переселения. Им, возможно, это даже нравится. Все-таки новые впечатления, новые места, новые знакомства… Опять же повод написать очередную песню или сказку. У них нет сильной привязанности к какой-либо конкретной земле. Живут в свое удовольствие. А отстаивать свои интересы… Ну, во-первых, твои и их представления об интересах сильно различаются. Во-вторых, им банально лень. Зачем что-то там делать, вооружаться, воевать, гибнуть, голодать неизвестно из-за чего, если можно просто по-быстрому ночью переместиться подальше и снова наслаждаться жизнью?
Тем временем караван поравнялся с путниками. Вадразы с детской непосредственностью разглядывали незнакомых им людей и агрессии не проявляли. Скорее даже наоборот. Всадники, ехавшие впереди остальных, перекинулись несколькими непонятными словами. Один из них обернулся назад, громко свистнул и что-то прокричал. Рука Ральдерика машинально дернулась к бедру, на котором висел меч, однако он сдержался и стал ждать, что будет дальше.
А дальше фургоны, повозки и телеги остановились. Люди, управлявшие крепкими мохнатенькими лошадками, тащившими все это, натянули поводья. Коровы и прочий скот продолжили идти вперед, но пара молодых пастушков, быстро промчавшись верхом вдоль каравана, согнала их в кучу, дабы те не разбредались. С конца вереницы повозок раздались восклицания явно вопросительного характера, в некоторых фургончиках откинулись плетеные занавески, и в образовавшихся проемах появились растрепанные большеглазые дети и женщины, с беззастенчивым любопытством взиравшие на чувствовавших себя слегка неловко товарищей. Вперед выехал крайне радушного вида мужчина средних лет и приветливо помахал рукой. Он обратился к путникам на неизвестном им языке. Увидев на лицах потенциальных новых знакомых выражение полного непонимания, он, казалось, ничуть не смутился и снова что-то сказал. Уже на другом, но от этого не менее незнакомом им наречии.
Гудрон беспомощно посмотрел на товарищей. Ральдерик сидел с каменным лицом и не собирался ничего предпринимать, Дунгаф что-то бормотал себе под нос, пытаясь перевести услышанное, а Филара как раз обдумывала новый куплет песни, и ей было не до этого. Поняв, что, видимо, переговоры вести придется ему, иролец виновато дернул плечом, как бы давая понять, что он все равно не понимает. Общительный вадраз возрадовался, что контакт, похоже, начал налаживаться и с воодушевлением попробовал еще пару языков. Все остальное племя, затаив дыхание, следило за развитием беседы, дружно переводя взгляды со своего представителя на его собеседника, ожидая реакции того на очередной лингвистический эксперимент. После пятого или шестого варианта обращения кузнец не выдержал и решил сказать что-нибудь сам:
– Эээ… Здравствуйте, – он снова окинул взглядом друзей, надеясь на поддержку, но тут же понял, что искусство дипломатии ему придется осваивать самостоятельно, в гордом одиночестве и прямо сейчас. – Мы тоже очень рады знакомству с вами, если, конечно, вы именно это имели в виду…
Представитель вадразской стороны восторженно хлопнул в ладоши и крикнул одно какое-то слово, обращаясь к своему племени.
– Ну наконец-то мы нашли общий язык! – возвестил он радостно, снова поворачиваясь к пораженному Гудрону. – Что ж я сразу-то не догадался, что вы говорите именно так?!
– У вадразов потрясающая способность к лингвистике, – бубнил за спиной у ирольца гном. – И немудрено. Они часто меняют место жительства и всегда охотно общаются с местным населением. Все они владеют не только теми наречиями, которые слышали сами, но и теми, что выучили еще их прабабушки-прадедушки в очередных своих переездах. Все равно других занятий у них почти нет. А память хорошая. Вот и учат все подряд наизусть.
– Вы ведь не откажетесь с нами пообедать?! – поинтересовался вадраз, складывая ладони в каком-то непонятном жесте, выражавшем либо сердечную просьбу, либо какое-то грязное оскорбление. – А то мы уже четыре дня едем, а ничего не происходит. Такая скука…
Гудрон в третий раз окинул взглядом своих спутников и, решив, что ему снова придется отвечать самому, уже приготовился было что-то сказать, как неожиданно для него отозвался Ральдерик.
– Да, – сказал он, спрыгивая с коня.
Пока вадразки, шумно переговариваясь, готовили небольшой пир, их вождь (как выяснилось), которого, кстати, звали Ю-Лдхат-И, решил спокойно поговорить с новыми знакомыми.
– Мы… это… Как это будет на вашем языке?.. Да! Переезжаем. До этого мы жили возле Дуаруна гор. Климат чудесный!
– Где это такие горы находятся? – недоуменно пробормотал Дунгаф, припоминая, что вадразы имели обыкновение давать собственные названия всему, что их окружало, не придавая особого значения тому, что все остальные уже на протяжении веков пользовались совершенно иными, общепризнанными наименованиями.
– Там, – Ю-Лдхат-И махнул рукой в произвольном направлении, не собираясь особо утруждать себя раздумьями, с какой именно стороны они идут. – Чудесные горы! И трава тоже чудесная. И деревья… Но там построили деревню совершенно ужасные люди. Буквально в нескольких траувах от нашего Тан-Джоу-Ги. Чудесный город был. Просто чудо!
– Траувах? – переспросил Гудрон.
– Единицы измерения расстояния, – устало пояснил Дунгаф, втайне гордясь своей образованностью.
– А эти люди что, на вас напали?
– О, ну нет! Они просто были ужасные! Просто ужасные! Лично нам было очень неприятно, что их ужасная деревня находится в нескольких траувах от нашего чудесного Тан-Джоу-Ги.
– И поэтому вы ушли? – начиная серьезно сомневаться в умственных способностях целого племени, поинтересовался кузнец, честно выполнявший функции первого дипломата за всю историю Иролы (хоть его родина так никогда и не узнала об этом славном факте).
– О, ну да! Не могли же мы терпеть, что эта ужасная деревня…
– Так близка к вашему чудесному Тан-Джоу-Ги, – закончил за Ю-Лдхат-И герцог Гендевы, пресекая дальнейшее обсасывание этой темы на корню.
Вадраз слегка обиделся, что ему не дали договорить, но потом хитро прищурился и усмехнулся, заинтересованно посмотрев на своих собеседников. Филары с ними не было. Доносившиеся со стороны музыкальные звуки свидетельствовали о том, что она не скучала.
– Вы знаете, когда мы ехали по Чвала-Хур, к нам приходили люди. Очень ужасные. Нам они не понравились. Вадразы не любят людей, которые угрожают им большими ножами и просят денег и женщин…
– И вы от них ушли? – зачем-то спросил Гудрон, решивший не забивать себе голову вопросом, что такое Чвала-Хур.
– Не получилось, – смешно нахмурил нос Ю-Лдхат-И в знак сожаления. – Пришлось оставить им немного гарбенхов и бабушку Ро-Ли.
– Гарбенхи – это деньги? – уточнил иролец, давно привыкший, что Дунгаф в разговоре участия не принимает, а быстро что-то строчит в своей тетради, Ральдерик же сидит с каменным лицом и, в общем-то, тоже молчит.
Про бабушку Ро-Ли он решил даже и не спрашивать.
– Да, – ответил за вадраза библиотекарь, не отрывая глаз от записей.
– А потом, когда мы поехали дальше, кто-то съел нашу корову, – продолжил перечисление неприятностей Ю-Лдхат-И, переводя требовательный, полный различных намеков, взгляд с кузнеца на герцога, а потом еще и на гнома. – Чудесная была корова! Просто чудесная. Дикие звери совершенно не имеют понятия о хорошем поведении. Такая корова была чудесная. Две!
– Что вы от нас хотите? – прямо спросил уставший от хождения вокруг да около гендевец, неожиданно вклиниваясь в разговор.
– Вадразы – мирный народ, – отозвался вождь, пристально глядя ему в глаза. – Мы не умеем сражаться. Вадразов много обижают. Нам не жалко гарбенхов, мы их еще нарисовать можем. Но коровы были чудесные, их – жалко. Да и бабушка Ро-Ли…
– Вы хотите, чтоб мы вас защищали? – понял Дунгаф, удивленно поднимая взгляд на собеседника.
– Вы можете, – Ю-Лдхат-И указал взглядом на мечи юношей. – Вы сильные.
– Э-э-э… А с чего вы взяли, что мы сильные?
– Условия? – прервал Ральдерик приготовившегося было скромничать ирольца.
– Мы вас кормим. Хорошо кормим. У вадразов много еды, и они умеют готовить, – принялся перечислять собеседник, зачем-то ехидно прищурившись. – Мы даже можем найти для вас дом на путь. Бесплатно. А вы охраняете нас, наших коров, наши дома. Не позволяете нас обижать. Ну, так как?
Герцог нахмурил лоб и задумался. Гудрон с Дунгафом обменялись вопросительными взглядами и пришли к выводу, что лично они не имели ничего против. Вадраз молча ждал ответа, теребя в руках какую-то веревочку с бусинами.
– А вы уверены, что вам с нами по пути? – поинтересовался гендевец.
– О, ну да! – кивнул Ю-Лдхат-И. – Вадразам все равно, куда идти. Если нам с вами не по пути, мы просто изменим свой путь и пойдем по вашему. Разницы нет.
– Как все просто… – буркнул себе под нос иролец.
– Договорились, – сдержанно кивнул дворянин.
– Сделка, – улыбнулся вадраз, касаясь указательным пальцем подбородка.
Когда предводитель народа удалился куда-то по делам управления племенем, путникам удалось спокойно поговорить.
– Странный он какой-то, – поделился впечатлением о собеседнике Гудрон. – Я сначала даже подумал, что он не вполне нормален.
– Ну-у-у… – Дунгаф выпустил колечко дыма. – Ю-Лдхат-И весьма своеобразен и, я бы даже сказал, эксцентричен, но он далеко не дурак. Не заблуждайся на его счет. Будь он дураком, вождем вадразов был бы кто-нибудь другой.
Ральдерик окинул взглядом многочисленные повозки, фургончики, скот и снующих между ними людей.
– Дунгаф, – позвал он гнома, не оборачиваясь к своим спутникам. – Надевай доспехи. Я хочу, чтоб ты их не снимал до конца пути. И еще возьми Герань.
– Зачем? – удивился тот, вынимая трубку изо рта.
– Я буду ехать в начале каравана, – не стал отвечать гному герцог. – Гудрон, ты едешь в конце, на случай нападения сзади. Дунгаф – в середине.
– А Филара?
– Филара – в каком-нибудь фургончике. Неужели не понятно?!
– Понятно, – обиженно буркнул кузнец.
– Герань – самый низкий из наших коней, тебе на нем будет удобней, чем на Неветерке, – снизошел до пояснения гендевец. – К тому же, он быстрее. Так что ты сможешь подоспеть на помощь любому из нас в случае опасности либо спереди, либо сзади. Вопросы?
Вопросов не было. Пререкаться с Ральдериком, когда он был в таком состоянии, никому не хотелось. Они разыскали Ю-Лдхат-И и попросили у него «дом на путь», где можно было скинуть мешавшие вещи и поселить девушку. Тот пообещал что-нибудь придумать и снова куда-то делся. Обед прошел в суматохе. Путники ходили как неприкаянные. Никому уже не было до них дела, вадразы мирно занимались хозяйством. Их, как и обещали, накормили, но дальше «сторожа» были предоставлены самим себе. Судя по всему, племя никуда не торопилось и было настроено на то, чтоб провести на этом месте целый день. Гендевца это, должно быть, ужасно раздражало и злило. Общая неорганизованность, неопределенность и спонтанность нервировали даже обычно спокойного, как удав, Дунгафа. Однако товарищи прекрасно понимали, что пытаться повлиять на целое племя, тем более настолько дорожившее душевным спокойствием, – пустая трата времени, дело совершенно глупое и бесполезное, а главное – чреватое тем, что, проснувшись утром, можно обнаружить себя лежащими в чистом поле, потому что ночью вадразы снялись и уехали от вас прочь. Так что им не оставалось ничего иного, кроме как мрачно сидеть на собственных сумках, позволяя лошадям попастись без поклажи, раз уж предоставилась такая возможность, и терпеливо ждать, когда же, наконец, о них вспомнят.
К тому времени, как наступил вечер, они успели окончательно вымотаться от безделья и возненавидеть беспечное племя. Вадразы зажгли костры, и их свет немного разгонял осенние сумерки. Народу стало заметно меньше: большая часть людей разошлась по своим фургончикам. Матери укладывали детей спать. Возле одного из костров сидела на бревнышке и терзала струны Филара. Остальная часть отряда решила составить ей компанию и разместилась рядом с девушкой. Несмотря на то, что была лишь ранняя осень, а вокруг простирались достаточно южные земли, вечер выдался прохладным. И если пламя костра грело лица, руки и колени, то спинам было, мягко говоря, не жарко. Гудрон встал и принес всем теплые плащи. Было слышно, как стрекотали кузнечики. Их оглушительный хор буквально сотрясал воздух, смешивался с фырканьем коней, мычанием коров, приглушенными звуками бесед, а также с неуверенным перебором струн. Филара мучительно подбирала мелодию, которая, по ее мнению, должна была лучше всего подходить великой песне, зревшей в ее голове. Несмотря на то что девушка придумала уже столько куплетов, что лишь фанатик мог их все запомнить, она до сих пор не исполнила ни одного, предпочитая пока держать их в тайне.
На противоположном конце костра сидела молчаливая грузная старушка. Седые волосы собирались на затылке в куцый хвостик, а несколько выбившихся прядей были заправлены за уши или непослушно висели вдоль висков. Ее лицо покрывала густая сеть мелких и глубоких морщин, пара дополнительных подбородков эффектно драпировалась на груди, из ушей и ноздрей торчало по пучку белых кучерявых волос. Женщина была одета в простое закрытое темно-коричневое платье до пят. Во рту она держала немыслимых размеров резную курительную трубку, подпирая ее ладонью, облокотившись о колено, и задумчиво дымила, глядя на пламя из-под полуприкрытых век. Сначала Гудрон с Дунгафом чувствовали себя несколько неуютно в подобном обществе (Филаре с Ральдериком, казалось, было совершенно все равно), но потом, поняв, что старушке до них нет никакого дела, они расслабились и тоже перестали обращать на нее внимание. Говорить никому не хотелось. Девушка закусила губу и взяла очередной аккорд, раздумывая над возможным продолжением мелодии. Получившийся результат ее не удовлетворил, и, недовольно побарабанив пальцами по деревянному боку инструмента с неизвестным названием, она раздраженно дернула головой.
– Спой свою песню, красавица, – сказала вдруг старушка, которую все присутствующие считали спящей.
От неожиданности кузнец вздрогнул, начавшая было подбираться к нему дрема мгновенно слетела. Филара серьезно покачала головой и, обняв гриф, тихо сказала:
– Она еще не готова. Сначала я ее допишу, и уж только потом буду петь…
– Ты спой, спой, – женщина выпустила изо рта такое облако дыма, какое Дунгафу и не снилось. – То, что не дописано, я могу помочь сочинить. Я ведь много песен знаю. Даже и не счесть сколько…
– Спасибо, но вы не сможете мне помочь, – девушка оперлась щекой на инструмент и грустно вздохнула. – Вы ведь его не знали…
Гудрон от удивления на миг лишился дара речи: СТОЛЬКО Филара не разговаривала уже больше недели, несмотря на все его бесчисленные попытки ее растормошить. А эта отталкивающего вида старуха одной фразой сумела достичь того, чего не смогли сделать кузнец с гномом, вместе взятые. Женщина ничего не сказала, лишь задумчиво затянулась и снова выпустила столб сизого дыма. Девушка опять принялась наигрывать.
Ситуация с фургончиком для путников была все такой же нерешенной. Дунгафа начало клонить в сон. В доспехах было очень неудобно и неуютно, но спорить с мрачным Ральдериком ему не хотелось. На небе вспыхнули звезды. Гомон в лагере почти совсем затих. Костер начинал затухать. Вставать за дровами никому не хотелось (тем более что никто не знал, где у вадразов они хранились). Старушка, уже полускрытая от соседей по костру маревом табачного дыма, клубившегося вокруг нее, пошарила рукой в кармане и что-то швырнула на красные угли. Полыхнуло зеленым. Ниоткуда возникший столб пламени, резко и громко выстреливший вверх, не оставил равнодушным даже герцога. Встав с земли через какое-то время и отряхнув одежду от сухих травинок и прочего мусора, прилипшего к спинам во время непредвиденного падения назад, друзья с опаской посмотрели на вновь полностью ушедшую в свою вредную привычку бабушку и, немного посомневавшись, сели обратно. Костер снова стал нормального цвета и весело потрескивал несуществующими дровами, разгоняя своим жаром промозглость этой ночи. Четыре пары глаз уставились на отрешившуюся от мира старуху. Даже сочинительство было на время заброшено. Однако, убедившись, что ничего, кроме молчаливого загрязнения окружающей среды, женщина в ближайшее время делать не собиралась, путники снова вернулись к своим мыслям и занятиям.
– Ничего не получается, – обиженно буркнула Филара через какое-то время, хлопнув рукой по струнам. Те жалко «тренькнули» и издали еще какие-то неописуемые звуки. – Я никогда не смогу написать хорошую песню! У меня для этого совсем нет таланта. Вот если б на моем месте был НАСТОЯЩИЙ эльф…
– Эльфов не существует, – подала вдруг голос неразговорчивая старушка.
– Как это не существует?! – недовольно возразил Дунгаф, разом просыпаясь и с вызовом задирая подбородок. – Позвольте с вами не согласиться…
– Они все вымерли, – замогильным шепотом произнесла женщина, закусывая редкими желтыми зубами мундштук.
Над костром повисла гнетущая тишина.
– Как это… вымерли? – выдавила из себя девушка.
– Вот так взяли и вымерли, – равнодушно пожала плечами старая вадразка. – Это все экология. Это она во всем виновата. Вы только посмотрите, что с ней стало, – женщина помахала рукой в висевшей вокруг нее дымовой завесе, как бы демонстрируя ужасное состояние воздуха.
Сизые завихрения кружились вокруг ее запястья, и друзья с легкостью поверили, что подобное положение дел вполне возможно, если данная старушка жила в непосредственной близости от эльфийских поселений.
– И давно… они вымерли? – жалобно поинтересовался гном, так до конца и не решивший, стоит ли верить этой, безумной с виду, бабульке.
Дунгаф все никак не мог поверить, что событие подобного масштаба прошло мимо него незамеченным.
– Не, – задумалась та. – Недавно. Меньше ста лет назад. Я и песню про это знаю. Хотите спою?
– Пожалуй, не стоит, – попытался отговорить ее иролец, но вадразка уже набрала полную грудь воздуха и начала петь.
Песня на совершенно не известном никому из присутствовавших языке была монотонной, заунывной и очень длинной. По мере исполнения, старушка, казалось, вошла в транс. Вынутая изо рта трубка небрежно лежала в раскрытой ладони. Глаза женщины, до этого почти полностью скрытые обвисшими веками, были широко распахнуты и даже немного выпучились. Этак минуте к восьмой пения незнакомые, но все же различимые слова превратились в еле слышное гнусавое бубнение, производившее впечатление полнейшего бреда. В кружившихся и принимавших причудливые очертания струях дыма бабушка представляла собой занимательное зрелище. К десятой минуте песни неблагодарные слушатели стали за нее беспокоиться, опасаясь, что с пожилой вадразкой случился приступ, и собираясь срочно звать на помощь. Однако до этого дело так и не дошло. Со стороны послышались приближающиеся шаги, и в круг света ступил сияющий жизнерадостностью Ю-Лдхат-И.
– Я принес вам чудесную весть! – возвестил он. – Мы освободили для вас один дом на путь, так что вы можете идти располагаться! Я покажу вам дорогу.
Потом он заметил продолжавшую «петь» соплеменницу.
– О! Бабушка Ро-Ли вернулась! – с этими словами он радостно хлопнул ушедшую в себя старушку по спине.
От неожиданности и силы удара та захрипела и чуть не упала с бревна. Кое-как удержав равновесие, она послала своему вождю полный злости и ненависти взгляд и попыталась припомнить, на каком месте песни ее так бесцеремонно прервали.
– Так когда ты вернулась, бабушка Ро-Ли? Почему сразу мне не сказала? – судя по всему, к великой удаче путников, продолжение саги им было не суждено услышать в этот раз. – Мы тебя все это время ждали…
– Недавно я вернулась, – недовольно отозвалась старуха, потирая ушибленную спину.
– Ну ла-а-а-адно, – обиженно вздохнул заботливый Ю-Лдхат-И, понимая, что большего от старой женщины он, по-видимому, не добьется. – Идемте, я вам дом на путь покажу, – обратился он к новым стражам своего племени.
– Девушка пойдет со мной, – сказала вдруг Ро-Ли, выпуская в атмосферу новую порцию дыма и глядя в пламя.
– О? – у вождя от удивления округлились глаза, и он заинтересованно глянул на не менее пораженную Филару. – О, ну да! Воля твоя.
– Не волнуйтесь, я о ней позабочусь, – добавила старуха, предвидя шквал возражений со стороны мужской части отряда. – Ей сейчас нужна помощь и поддержка, которую вы дать не сможете. Хотя бы потому, что будете почти круглосуточно заняты охраной каравана.
– Хорошо, – отозвался вдруг Ральдерик, решительно вставая на ноги. – Мы оставляем ее на ваше попечение.
Гудрон с Дунгафом обменялись удивленными взглядами. Филара, в обычных условиях высказавшая бы, что ее мнение забыли спросить, никак не отреагировала. Будто ей было совершенно все равно, где и с кем ей придется жить в ближайшее время.
– Подождите, – пробормотал вдруг иролец. – Ро-Ли… Ро-Ли… Это ведь вас отдали напавшим разбойникам?
– Ну, меня, – кивнула женщина.
В ее взгляде зажегся ехидный огонек.
– Если я правильно помню, Ю-Лдхат-И говорил, что разбойники требовали денег и женщин… – тоже задумался гном. – Ладно, с деньгами все понятно… Но вот…
– Вас интересует, почему они согласились взять меня и позволили вадразам уйти дальше? – с воодушевлением предположила старуха, подаваясь вперед и улыбаясь во весь рот.
Кузнец с гномом переглянулись. Ральдерик тоже повернулся к бабке: ему также было ужасно интересно, как такое вообще могло случиться.
