Текст книги "Танец ангела"
Автор книги: Оке Эдвардсон
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
45
– Где же он? – спросил Рингмар. – Мы были дома и в баре – никто не знает.
– Язнаю, – ответил Винтер. – Язнаю, где он.
Над фьордом кругами носился ветер, меняя направление как сумасшедший. Винтер стоял на носу полицейского катера, и его преследовали видения: фигура Болгера на вершине горы, тень Болгера над заливом Скутвикен. Голова мерзла, Винтер натянул шапку поглубже.
– Япойду один, – сказал он, когда катер причалил.
Дикий вереск стелился под ветром, как в молитве.
Болгер стоял у своего нового очага на горе и ворошил кочергой угли. Винтер видел, как Болгер встал, когда он приближался к вершине.
– Сначала ты год не приезжаешь, потом появляешься каждый день, – сказал Болгер, когда Винтер подошел к костру. Он продолжал переворачивать угли и вверх не смотрел. Потом постучал кочергой о кирпичи, отряхивая ее.
«Сейчас, сейчас все произойдет», – думал Винтер.
– Мы нашли Бергенхема, – сказал он.
– И где же он был? У своей танцорши?
– В расщелине у Тонгуддена.
– Он делал все, чтобы отдалиться от прямой дороги.
– Теперь я хочу, чтобы ты поехал сейчас со мной, Юхан.
– Что ты сказал?
– Все кончено, – оказал Винтер.
– Вы нашли убийцу? Только не говори, что это Бергенхем.
– Внизу ждет катер.
– Уменя есть что сказать о Бергенхеме и куда он ввязался.
Болгер бросил кочергу, она отскочила от камня со звоном.
– Но ты же никогда не слушал, никогда не хотел меня слушать, чертов всезнайка.
– Пошли, Юхан.
– Ты всегда был самый умный, умнее всех, один на свете, всегда, всегда, всегда.
– Запирай дом.
– Если ты такой умный, что ж ты сразу не раскрыл такое дело? Ты ни на шаг не продвинулся с того дня, как триста лет назад пришел ко мне просить о помощи – моей помощи!
Винтер молчал. Свистел ветер.
– Были знаки, которые могли тебе помочь, но ты слепой, Эрик. Ты глупец.
Они шли вниз по склону, Болгер – как во сне.
– Пока мы здесь идем, это может случиться опять, – сказал он. – Ты об этом не думал?
Они допрашивали Болгера уже три часа, когда Винтера позвали к телефону. Звонила Марианна – судя по шуму, из автомата в центре города.
– Я очень рад, что вы позвонили, – сказал Винтер.
– Это ужасно, – простонала она. – Я прочитала новости. Он был прекрасным человеком.
– Он выживет, – сказал Винтер.
– Что? Что вы сказали? Он не умер?
– Нет.
Кажется, рядом с автоматом по большой луже проехала машина, обдавая водой тротуар. Винтер посмотрел в окно – и правда, над Гетеборгом шел дождь.
– Вам нечего бояться, – сказал он.
– Почему? – спросила Марианна-Ангел.
– Мы его взяли.
– Его?
– Да.
– Болгера?
– Да.
– Вы знали, – сказала она. – Я это поняла, еще когда звонила первый раз.
– Он сам признался.
– Только что?
– Давно еще.
– Я не понимаю.
– Я могу объяснить, но только при встрече.
– Я не знаю…
– Нам совершенно необходимо встретиться. Иначе есть большой риск, что мы его выпустим.
– Но вы же сказали, что он…
– Я все объясню, – сказал Винтер.
Через четыре часа они задержали Болгера по подозрению в убийстве. Болгер отрицал очевидное и повторял, что ему надо отдохнуть. «Может, я вспомню больше, если отдохну», – говорил он.
Винтер встретился с женщиной, которая танцевала на столах для мужчин. Она рассказала, что видела Болгера с двумя из тех мальчиков, которых потом убили. Она узнала их по опубликованным фотографиям. Где она их видела? Там, где бывает немного народу. Почему она или другие ничего не сказали? Она не может это объяснить. «Собственно, вряд ли их видел кто-нибудь еще», – сказала она, и Винтер решил пока не настаивать на деталях.
О Болгере она говорила почему-то неуверенно, с сомнением, и Винтер держал это в голове, пока задавал ей другие вопросы.
– Но он не сказал, что пойдет прямо к Болгеру, когда вы виделись в последний раз?
– Нет, но это было ясно.
События выстроились в цепочку. Все совпадало. Но где напали на Бергенхема, в каком именно месте? Понятно, что не в скалах. Его туда привезли через поле.
Они обыскали квартиру Болгера.
– Может так случиться, что он выйдет на свободу? – спросила она.
– Нет, – ответил Винтер.
– Его арестуют?
– Завтра.
– Кто поверит моим словам?
– Есть и другие доказательства.
– Их достаточно?
– Да.
Но он лукавил. Точного ответа он не знал. Некоторые улики были, но не хватало главного. Внутренняя уверенность Винтера – не аргумент для суда. Он надеялся, что Болгер признается, но кто его знает…
– Вы нам еще понадобитесь, – сказал он перед тем, как попрощаться.
Она кивнула.
– В лодку я не вернусь.
– Вы боитесь?
– А что, это так неожиданно?
– Вы боитесь… кого-то другого?
– Был и другой убийца?
– Мы не знаем.
– О Боже.
Они помолчали.
– Я не знаю, куда мне деться. Кажется, у него был приятель, или как там его назвать.
– Вы его знаете?
– Нет.
Позвонил Макдональд со своей обычной интонацией, сочетающей расслабленность и сосредоточенность.
– Как с доказательствами? – спросил он.
– Надеюсь, наберем. Возможно, мы нашли оружие.
– Твой викинг обрадуется.
– Ему придется быть свидетелем, если мы не найдем чего-нибудь еще. Если Болгер летал и под другими именами.
– Ты же говорил, что Викингсон ненормальный?
– А что мы можем сделать? Он утверждает, что никогда в жизни не видел Болгера. В баре он бывал, но кто там не бывал? С чего бы ему запоминать бармена?
Макдональд молча слушал.
– Мы взялись за его товарища, Петера Моллера. Говорит, ничего не знает.
– А про браконьерство?
– Сказал, что у Викингсона не все дома и он не знает, о чем тот говорит. А у тебя как дела?
– По плану.
– Бумаги готовы?
– Почти.
– Сколько людей об этом знает?
– Только те, кому необходимо знать.
– Прекрасно.
– Может, это и ни к чему.
– Нет, пригодится.
– Ты получил фотографии?
– Вы, шведы, все на одно лицо, как клонированные. Как я проведу опознание по фотографии, если все как близнецы?
Голос заглушался помехами, вклинивающимися в беседу где-то над Северным морем.
– Тот же регион, тот же северный ветер, – удивлялся Макдональд, – но вы так сильно отличаетесь от британцев. Как это объяснить? Я не представляю.
– Абердин на той же широте, что и Гетеборг.
– Ладно, дай нам Бог удачи. Созвонимся.
Габриэль Коэн предложил Винтеру вести следующий допрос самому, но тот отказался. Он сидел на заднем плане, как тень прошлого. Он был готов уйти, если его присутствие помешает.
Заторможенность Болгера уступила место агрессии, он стал насмешлив и активен. Глядя на него, Винтер вспоминал резкого парня, с которым учился в школе. Он вечно был в движении и постоянно говорил о своем успехе в будущем, кем он станет и чего добьется. Он был неглуп и собирался показать, что он умнее, чем многие другие.
Винтер часами сидел и размышлял над поступками Болгера двадцать лет назад, его словами, над своими словами и вспоминал, как складывалась их жизнь все эти годы. Годы, которые гнались за ними, подступая все ближе, пока все не встретились в комнате для допросов.
Габриэль Коэн: Итак, вы не можете полностью объяснить, что вы делали в пятницу, тринадцатого марта.
Юхан Болгер: Я уже все сказал. Я был не в настроении и не желал никого видеть, поэтому оставался дома.
Г.К.: Это может кто-нибудь подтвердить?
Ю.Б.: Это уж вы сами выясняйте. Вы же сыщики, не я.
Г.К.: Для вас было бы лучше оказывать нам содействие.
Ю.Б.: Содействие? В чем? Я невиновен.
Г.К.: Вы уже говорили это много раз.
Ю.Б.: Но ваш большой начальник, там, в углу, этому не верит. С такими друзьями никаких врагов не надо.
Г.К.: В вашей квартире мы нашли три паспорта. Они выданы на имена…
Коэн зачитал имена, Болгер слушал.
Г.К.: Вам знакомы эти документы?
Ю.Б.: Никогда не видел.
Г.К.: Вы никогда не видели эти паспорта?
Ю.Б.: Их подкинули.
Г.К.: Кто может подкинуть три паспорта в вашу квартиру?
Ю.Б.: Ваш шеф. Эрик Винтер.
Г.К.: Вы утверждаете, что начальник отдела расследований полиции округа подбросил эти документы в вашу квартиру?.
Ю.Б.: Это же он туда вломился. Причем незаконно. Такому ничего не стоит подбросить улику – или как там это у вас называется.
Г.К.: У нас нет никаких сведений о том, что кто-то незаконно проникал в вашу квартиру.
Ю.Б.: Но я-то знаю.
Г.К.: Как использовались эти паспорта?
Ю.Б.: Вы не слышали, что я сказал? Я не имею о них понятия.
Они продолжали в том же духе. Винтер смотрел на профиль Болгера, более грубый и жесткий по сравнению с тем, что был двадцать лет назад. Они общались довольно тесно тогда и продолжали видеться все эти годы. Оба оставались холостяками, проигнорировав семейную жизнь, – или это она их проигнорировала. Винтер вспомнил семью Макдональда с конскими хвостами. А у него нет семьи, и, возможно, поэтому ему чего-то не хватает. Даже остатки семьи он не сохраняет – когда он последний раз звонил сестре?
Он думал, скучал ли Болгер по чему-либо. Фоном раздавались голоса – вопросы, короткие ответы – и сливались в один поток где-то посередине комнаты.
Коэн закончил допрос, и Болгера увели. На Винтера он не взглянул.
– Хорошо бы составить его психологический портрет, – сказал Коэн.
– Над этим работают, – ответил Винтер.
46
Макдональд позвонил опять, когда Винтер сидел, опершись лбом на руки, в буквальном смысле держа мысли в руках. Шли дни, свет и тьма сменяли друг друга, и новый ветер дул ему в лицо, когда он накануне переходил площадь Хеден. Там он вспомнил женщину, которой он вернул угнанную машину. Ее телефон был где-то у него записан, но лицо стерлось из памяти. Он пытался вспомнить, но ее черты расплылись под другим воспоминанием, смешались с другими лицами.
Звонок заставил его очнуться от раздумий. В тот момент, когда он поднимая трубку, его осенило – он вспомнил лицо женщины в тот момент, когда она протягивала ему бумажку с номером. Награда нашла своего героя.
– Передача на ТВ, кажется, дала некоторые результаты.
– Ты сказал вчера, что вы не успеваете фильтровать мусор.
– Это было вчера.
– Так что случилось?
– Позвонила пара. Они живут недалеко от отеля, где останавливался Кристиан. Сказали, что видели мальчика с каким-то мужчиной у паба на Камбервель-гров.
– Где это?
– Камбервель-гров? Это та нарядная улица с георгианскими домами, по которой мы проходили. И мои ребята стучались там в каждую дверь, но они были в отъезде, а мы еще не успели пройти по второму кругу.
– Ясно.
– Короче, они видели чернокожего парня лет двадцати, который пил пиво с мужчиной лет на пятнадцать его старше. Крупный блондин.
– Они уверены, что это Кристиан?
– Они уверены, что это твой старый друг.
– Не надо так говорить.
– Как?
– Не употребляй это выражение.
– Хорошо. Как бы то ни было, женщина более уверена, она немного подглядела за ним, когда он ходил покупать пиво.
– По фотографии легко ошибиться.
– Она сказала, что черные так редко заходят в этот бар, что она подумала, что мальчик иностранец.
– То есть ваши местные туда заходить не осмеливаются.
– Да.
– И она говорит, что узнала Болгера?
– Да. Но я сомневаюсь до настоящего опознания с подставными.
– Вот тогда они и покажутся ей все на одно лицо.
Макдональд не сразу ответил, и помехи на линии казались Винтеру обрывками мыслей его коллеги, бурлящими и сталкивающимися друг с другом.
– Что дали допросы? – спросил Макдональд.
– Он отпирается и молчит. В лучшем случае говорит, что не помнит. Последние дни он часто говорил о провалах в памяти.
– Это не первый случай, когда подозреваемый в тяжких преступлениях страдает плохой памятью.
– Я ни в чем не уверен, – сказал Винтер. – С одной стороны, я знаю, а с другой – меня гложут постоянные сомнения. Может быть, мне надо передать дело в более надежные руки. Более спокойные.
Макдональд молчал, Винтер слышал только свое дыхание.
– Психологи работают над его портретом, – сказал Винтер.
– Я очень уважаю судебную психологию.
– Я тоже.
– Но потерю памяти часто симулируют, чтобы избежать наказания.
– Да.
– Но если провалы настоящие, то нам придется туго.
Винтер молчал.
– Разве не так, Эрик?
– Он не признается на допросе. Я знаю, что это за человек, и он никогда не признается.
– Ты уверен?
– Да, я знаю почему.
– Расскажи, пожалуйста.
– Скоро расскажу. Когда я додумаю мысль до конца. Когда допишу до конца.
– Допишешь?
– Да. Допишу конец истории.
Макдональд ждал продолжения, но Винтер больше не собирался рассказывать. Макдональд тяжело дышал, как будто слегка простудился среди английской весны.
– Как дела у Франки? – спросил Винтер.
– Я не думаю, что он позволит втянуть себя во что-то опасное для жизни.
– Но как его поиски? Он же говорил про пытки и обещал разведать побольше.
– Честно говоря, я не знаю. Но сегодня утром он оставлял мне сообщение, я перезвонил, но его не было.
– Может, он все-таки что-нибудь нашел.
– От Франки можно ожидать что угодно.
– Ты ему доверяешь?
– Смотря что ты имеешь в виду.
– Ты знаешь, о чем я говорю.
– Он, может, с виду и черный, но душа у него белая как снег.
– Понравилась бы ему такая оценка?
– Хм, вряд ли бы он с ходу одобрил. Но если он скажет что-то важное, я тут же тебе позвоню.
– Спасибо.
– Все-таки о памяти, – сказал Макдональд. – Я вспомнил нашу статистику – почти тридцать процентов совершивших тяжкие преступления говорят, что не помнят, как это произошло.
– Я думаю, у нас схожие цифры.
– И большинство лелеют детскую надежду уйти таким способом от ответственности.
– Да.
Но Винтер знал, что жалобы на память надо принимать всерьез. Он профессионально расследует дело, и, если он хочет получить максимум информации, провалы памяти должны быть выявлены и диагностированы. Обычно это оказывается психогенная амнезия – такой у психологов термин.
– Многие уже имели нарушения психики в прошлом, – сказал Винтер.
Он говорил об этом со специалистами. Амнезия часто бывает временной и может действовать как защитный механизм. Часто она сопровождается расстройством идентичности, когда в одном человеке живут несколько личностей.
Разговаривать с экспертом-психологом Винтеру было страшно. Он отдал ему исписанные листы, которые нашел в квартире у Болгера, фотографии и рассказал все, что смог вспомнить, покопавшись в давно забытом.
Он узнал, что потери памяти часто вызываются психической травмой или глубоко запрятанным, давним, но сильно переживаемым конфликтом – например, с важным для них человеком. Что это преступление связано с сильным стрессом и волнениями. И что в момент амнезии преступник не испытывает страха.
Болгер страха не испытывал, он был то равнодушен, то насмешлив. Его глаза темнели, когда он утверждал, что пытается вспомнить, но безуспешно. Иногда двигался как во сне.
Но были и явные признаки симулирования. Винтер целый вечер обсуждал это с врачами, потом пролистал статьи в профессиональных журналах. Надо быть очень осторожным, если амнезия внезапно появляется после преступления. Или если она по-разному проявляется на допросах в разные дни.
Так было и с Болгером – его поведение менялось день ото дня. И он очень упорствовал. Было похоже, что он не вспомнит больше, сколько бы времени ему ни дали и как бы ни помогали вспомнить.
Вечная мерзлота в голове у некоторых, думал Винтер. Только взрыв в их мозге может спасти невинных людей от нападения непомнящих.
– Эрик, ты здесь? – спросил Макдональд.
– Да.
– Назад пути нет.
– Мы пойдем только вперед, до конца.
– Ты понимаешь, чего это будет стоить?
– Деньги для меня не проблема, – машинально пошутил Винтер.
– Вылетело из головы.
Он пытался припомнить какой-то особый случай, и если он его вспомнит, он найдет и ответ и скоро все будет кончено. Сколько часов он провел, перебирая события прошлого, когда они были так молоды и так близки друг с другом…
Что это было на самом деле?
Наверное, соревнование. Хотя никто не говорил об этом. Шло постоянное соревнование, и Винтер всегда выигрывал и всегда оказывался прав.
Он сидел в своей квартире, ночью, без музыки, и только редкие звуки доносились из окна, помогая вызывать в памяти Гетеборг его юности.
Ему было известно, что Болгер когда-то недолго лечил психическое расстройство, тайно, никто не знал, кроме Винтера. Отец Болгера огораживал семейные тайны колючей проволокой.
Итак – соперничество, и Болгер всегда оставался на шаг сзади и чуть в стороне. Винтер редко оглядывался. Каково это испытывать?
Упрощает ли он? Да. Но может, так и надо, чтобы найти объяснение, голую суть?
«Теперь все на меня косятся, – думал Винтер. – Или я сам себя накручиваю?»
Может, задним числом он домысливает, чего не было, но, кажется, он может проследить события в обратном порядке. Они выстраиваются в тонкую путеводную нить, состоящую из цепи неброских, но ясных сообщений.
Были и слова, и музыкальные фрагменты, как будто Болгер все рассчитал заранее. «Если ты такой умный, то вот тебе подсказки, посмотрим, как ты справишься».
Болгер бросил ему вызов. Если только это правильное слово. В этом деле все время остается что-то невысказанное, явно присутствующее, но в стороне и на шаг сзади.
Болгер знал, что Винтер поедет в Лондон. Он умеет предугадывать его поступки.
«Все как по-писаному, – думал Винтер. – Случайностей не было. Или я все напридумывал сам? Может, это большая иллюзия. Я все неправильно понял. Оснований нет. Нет причин надеяться, что мы знаем, кто убийца. Что лучше, чтобы я оказался прав или чтобы я оказался не прав? Я не знаю».
Винтер пытался успокоить сам себя. «Дело не именно в тебе. На твоем месте мог оказаться любой. Это малоизученные явления. Ты только объект. Ты не можешь предотвратить подобные действия или влиять на них».
И снова он упорядочивал прошлое и листал воображаемые страницы: справа дневник, слева фотоальбом. Когда-то произошло что-то важное, но он ничего не заметил.
«Я всего лишь человек», – подумал Винтер и встал.
У них оставалось два дня на поиски доказательств.
Он сполоснул лицо холодной водой, упал в кровать и провалился в сон без сновидений.
47
Они привели Болгера на второй этаж. У Винтера саднило горло, и ему не хватало воздуха.
Болгер в коридоре смотрел на Винтера широко раскрытыми глазами. Потом он заговорил, как говорят со старым товарищем по пути к морю. Он спросил Винтера, что они будут делать, когда весь этот кошмар закончится. Перед дверью комнаты для опознания он снова замкнулся в себе, пробормотал что-то, что никто не услышал, оперся на стену. У Винтера взмокла шея сзади от холодного пота. Все тело ныло. Болгер стал раскачиваться всем телом вперед и назад. Охранники крепко его держали по обе стороны.
Открыли дверь. Винтер внезапно увидел рядом Макдональда – конский хвост, кожаная крутка. Макдональд не смотрел на Винтера, он следил за Болгером. Охранники ввели Болгера через порог в комнату.
Макдональд подошел к Болгеру почти вплотную. Винтер обратил внимание, что они одного роста.
Свет внутри был мягче, чем в коридоре. Комната освещалась весной из окна и торшером, стоящим в глубине.
Болгер издал неопределенный резкий звук. Его затрясло, мускулы напряглись. Винтер не отводил от него глаз. Время приостановилось.
Рядом с Болгером поставили семь человек, все было готово к опознанию. Перед ними, как всегда в таких случаях, стояла стена, зеркальная с одной стороны и прозрачная с другой.
Винтер вышел из комнаты и зашел в соседнюю, отделенную зеркальной стеной.
В углу стояла кровать на колесиках, зафиксированных, чтобы она не двигалась. Кровать была похожа на те, что раньше стояли в больницах, но это была новая модель, разработанная для авиаполетов.
В кровати лежал человек, и его черное лицо смотрелось как маска на фоне белой подушки. Голова была забинтована, но черная кожа все равно виднелась.
Это был Кристиан Ягерберг. Винтер никогда не видел его живым, только на фотографиях.
Глаза мальчика блестели. Он смотрел только на Болгера, который стоял за стеной. Он смотрел сквозь стену, как в окно. Болгер не мог его видеть. Мальчик пытался поднять забинтованную руку. Он стал двигать головой вперед и назад, как Болгер перед дверями комнаты. Он смотрел на Юхана Болгера, как жертва на убийцу, и кивнул.
Винтер подошел поближе и вслушался в его слабый голос. Сомнений не было.
Винтер вернулся туда, где у зеркала стоял Болгер. Остальные семь человек стали для него невидимками. Болгер посмотрел на Винтера, на зеркало и кивнул. «Он знает, – думал Винтер. – Он понял, кто там, по ту сторону».
Болгер стоял теперь спокойно. «А что я ожидал? – подумал Винтер. – Что он будет биться, рот побелеет, пойдет пена?»
Винтер на мгновение прикрыл глаза и внутренним взором увидел, как Болгер всей нечеловеческой силой кидается вперед, раскидав охранников, и…
Он открыл глаза и увидел, что Болгер стоит спокойно, его никто не трогает. Он смотрел на Винтера с тем пронзительным выражением, которое Винтер никогда не замечал у него до того момента, как они его задержали.
– Ничего не закончилось и не закончится никогда, – внезапно сказал Болгер.
Они сидели в кабинете Винтера. Винтер чувствовал холодок пота по всему телу. Макдональд выглядел осунувшимся, кожа натянута на кости.
– Я думал, что он все-таки рехнется, – признался Винтер.
– Мм…
– Пока он нормален, но риск остается.
Винтер закурил «Корпс». Руки слегка дрожали. Затянувшись и выпустив дым к потолку, он продолжил:
– Он сказал, что это еще не конец и что конца не будет.
– Я понимаю, что он имел в виду, – сказал Макдональд.
– Что ты сказал?
– Я понимаю, о чем он говорил. По крайней мере частично.
Винтер курил, не чувствуя вкуса сигар. Макдональд продолжил:
– Помнишь разочарование, когда вам пришлось отпустить Викингсона…
– Да…
– Он же на свободе.
Винтер молчал. Он был бледен.
– И фотоколлаж, который ты нашел.
– Куда ты клонишь, Стив?
– Никто из нас не перестал подозревать викинга.
– Конечно, нет.
– Я тоже был недоволен. Мы поговорили с ним, когда он прилетел в Лондон. У меня появилось то же ощущение, что и у тебя: что-то за ним есть.
– Ближе к делу, Стив!
– Так вот. Это удивительно, но это правда. Ты сказал мне как-то, что веришь в Бога. И вот мы получили награду. Это случилось только вчера вечером, и я ждал, пока мы останемся одни, чтобы рассказать тебе.
– Что рассказать?
– О викинге. Мы стали за ним следить. Хотели посмотреть, что получится. В нем было что-то такое… Да, это я уже говорил. Значит, двое моих ребят стали за ним ходить. Да еще Франки сказал что-то…
– Стив! Короче!
– Подожди, послушай. Я должен рассказать по порядку. Франки нашел кого-то, у кого есть товар на продажу. Не тот, что можно купить в порноклубах Сохо. Но рано или поздно все стекается в этот район все равно.
– Викингсон был в Сохо?
– Некий здоровый блондин шлялся по точкам с особым поручением. Строго секретно, но недостаточно секретно для источников Франки.
– А кто его источники?
– Не спрашивай, этого лучше не знать ни мне, ни тебе.
– Так что произошло?
– Франки сказал, что на рынок пока ничего не вышло.
– Так что нам это все дает?
– Мы пошли дальше.
– Вы пошли дальше… – повторил Винтер.
– В последний свой приезд Викингсон был не столь аккуратен. Его же освободили, он почувствовал свободу, весь мир его. Мы проследили его до Хитроу, но он не работал в тот день.
Макдональд облокотился на стол, куртка на плечах натянулась. Он был еще бледнее, чем обычно, голос тих.
– У работников авиакомпаний есть свои камеры хранения, и он пошел прямо туда и достал оттуда рюкзак. Тут мы подошли и помогли ему его открыть. Там оказался штатив.
– Что??
– Штатив, который мы так искали. На одной из его ножек не хватано колпачка. Официальное решение от техников Ярда еще не пришло, но нет сомнений, что это тот самый.
– Ты меня разыгрываешь.
– Я? В таком деле? После всего, что с нами было?
– Нет…
– Что нет?
– Не разыгрываешь… Некоторые иногда думают, что могут меня разыграть. Но им еще никогда не удавалось. Штатив… – повторил Винтер, чувствуя странный привкус во рту.
– Еще кудесники из Кеннингтона нашли на штативе отпечатки пальцев и говорят, для них не имеет значения, насколько давно они были оставлены.
Винтер только молчал. Сигара давно потухла, но он продолжал держать ее в руке.
– Но и это еще не все, – сказал Макдональд. – К верхней стороне ячейки был приклеен конверт, а в нем лежал ключ от банковской ячейки.
– Вы успели ее найти?
– Мы ее нашли, а в ней нашли еще один ключ.
– Еще один ключ?
– Да, от какой-то ячейки в камере хранения какой-то станции. Может, в подземке или железнодорожной.
– И сколько таких камер в Лондоне?
– Сотни станций, сотни тысяч ячеек. Но мы ее найдем…
– А что говорит сам Викингсон?
– Ни черта. Кажется, он думает, что завтра опять улетит в рейс.
– Где он сейчас?
– В нашей главной конторе в Элтеме.
– И молчит?
– Пока да.
– Ты думаешь, улик теперь хватает?
– Да. Для начала.
– Так, значит, их двое, – сказал Винтер.
– Да, это многое объясняет.
– У нас нет никаких доказательств связи между Болгером и Викингсоном. Но мы неправильно искали.
– В конце концов мы ее найдем. Как обычно.
– В любом случае косвенных улик недостаточно. Если мы хотим, чтобы Викингсона признали виновным, надо искать дальше.
– Мы на него надавим.
– Я не разделяю твоего оптимизма.
– Мы на него надавим, – повторил Макдональд.
Винтер в одиночестве шел по парку у здания полиции. Во время разговора с Макдональдом у него в голове появился хвостик идеи, который он никак не мог схватить.
Он вспоминал беседу с Марианной. «Она как-то растерялась, когда я заговорил о Болгере. Или от того, что я говорил только о нем? Казалось, что, кроме Болгера, было что-то еще, или, вернее, кто-то. То ли она сама была не уверена, то ли не решалась о нем упоминать… Но в конце концов она же сказала, что у него был приятель».
Он должен снова ее допросить или, вернее, поговорить.
Но больше всего его беспокоило другое. Он снова думал о Болгере. Тот хотел ему что-то показать и оставлял намеки в течение последних месяцев.
И Винтер чувствовал, что до сих пор не уловил самого важного. Догадка уже вертелась рядом, и он даже почувствовал легкий зуд и почесал голову, словно мысль его щекотала.
Болгер сказала. Они стояли… Он сказал что-то о красоте и темноте, когда они…
Винтер остановился, уставившись в землю невидящим взглядом. Обрывки предположений складывались один к другому. Он видел Болгера, стоящего у домика на горе.
Они вышли из дома. Болгер рассказывал, что построил новый очаг. Зажег костер. Ходил вокруг огня.
И когда Винтер приехал туда последний раз, Болгер бросил кочергу на красные камни.
Очаг.
Кирпичный монумент на вершине горы.
Винтер нагнулся и пролез под ограждением. Контуры домика расплывались в отраженном свете. Он сказал пару слов полицейскому, охранявшему дом, и отправил его вниз, к лодке.
Потом он снял куртку, положил ее на землю, надел перчатки. Взял кувалду и стал разносить печь на куски, планомерно, слева направо, чувствуя, как кровь приливает к мышцам и становится жарко. Кирпичи раскалывались с тяжелым звуком. Очаг постепенно исчезал, и Винтер прервался, утер пот и снял вторую, легкую куртку. Ветер мгновенно его охладил. Он взял кувалду и продолжил. От напряжения заболел палец на ноге, который он повредил несколько дней назад.
Очаг был сложен основательно, с двумя рядами кирпичей. После часа работы кувалдой и железным прутом он увидел краешек пакета, лежавшего между кирпичами. Он попытался его вытащить, но у него не получилось. В висках стучало, и не только от напряжения. «Дурак, что не выпил успокоительного на дорогу», – подумал он.
Винтер расковырял цемент вокруг пакета и снова потащил его на себя, пакет не поддавался. Он прицелился, ударил кувалдой еще раз, и последний кусок отвалился.
Он тяжело вздохнул. Измотанный, он постоял, опершись на кувалду и чувствуя холодный ветер на спине. Он видел, как вереск на склоне горы поднимается от ветра.
Винтер взял в руки пакет, он оказался легким и, кажется, хрупким. Он пошел в дом и там развернул прочную шершавую бумагу. Внутри лежала видеокассета. К ней был приклеен кусок белой бумаги, на котором от руки синими чернилами было что-то написано. Он перевернул кассету и прочитал: «Для Эрика».
И все. Он моргнул, но надпись не исчезла. Он сорвал записку, скомкал в руке, бросил на пол, как камень.
В свертке, помимо кассеты, лежали и другие вещи. Чеки, счета из ресторанов, билеты на метро, поезда и автобусы. Все из Лондона.
Винтер осторожно пошевелил кучу бумаг, как будто они были живые. Сверху лежал счет за такси, на котором той же синей ручкой было написано: «Стенли-Гарденс».
Следом лежало письмо Джеффу Хиллиеру от «шведского друга».
«Одно из последних звеньев, – подумал Винтер. – Но есть же еще кассета. Сейчас, сейчас все будет ясно».
Он видел маленький новый телевизор с видео, когда был здесь в последний раз. Он проверил, включено ли электричество в доме, и вставил кассету. «Боже, благослови», – подумал Винтер перед тем, как нажать кнопку.
Раздался шум, и он сделал звук потише, не отрывая глаз от безумного мелькания точек на экране. Внезапно заиграла музыка, и он с ужасом узнал первые такты – Альберт Айлер и Дон Черри. На экране появился бар Болгера. Камера, очевидно, была прикреплена к зеркалу у стойки. Помехи, обрыв съемки. Пэр Мальмстрём сидит у стойки. Помехи, обрыв. Снова Винтер, с кружкой пива в руке. Помехи, обрыв. Пэр Мальмстрём. Обрыв. Винтер. Обрыв. Джейми Робертсон. Обрыв. Винтер. Эта картинка не сразу исчезла. В трех метрах сзади стоит мужчина и улыбается. Это Викингсон. Его показывают крупным планом. Обрыв. Джефф Хиллиер. Обрыв. Улыбающийся Винтер. Карл Викингсон сидит у стойки. Винтер. Викингсон. Опять Пэр Мальмстрём. Кадры мелькают быстрее.
Потом чернота и тишина.
А потом комната. Голый мальчик сидит на стуле. В кадр входит мужчина в маске, с голым торсом, вокруг бедер кусок какой-то ткани. Глаза мальчика… Винтер смотрел на него и слышал невнятный звук, который мальчик пытался издать сквозь тряпку, которой был заткнут его рот.
Мужчина снимает маску и смотрит в камеру. Это Болгер.
Одновременно раздался голос. Но губы Болгера на пленке не шевелились, а мальчик не мог произнести ни звука.
Винтер почувствовал боль в челюсти. Он попытался открыть рот, но у него ничего не вышло. Он схватил себя за подбородок и нажал вниз, чтобы спазм прекратился. Постепенно рот открылся, и боль прошла. Осталось ощущение, будто все зубы разбиты.
Он остановил кассету и прокрутил обратно. Там было что-то про пленку. Он нажал пуск. Да, здесь. Голос звучал тихо, но уверенно. Потом Винтер послушал еще раз, глядя на экран.
В комнате был кто-то еще. Голос был похож на тот, который уже записан на пленках в полиции. Карл Викингсон. Болгер хотел показать, что Викингсон тоже был там. Они могут сравнить голоса, техники сделают вывод. Это вопрос только времени. Обычная рутина.
Винтер смотрел еще три минуты, выключил проигрыватель и быстро вышел из дома глотнуть свежего воздуха, принесенного ему ветром на вершину горы.