Текст книги "Танец ангела"

Автор книги: Оке Эдвардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

32

Ларс Бергенхем ждал недалеко от входа, в темноте. Дверь периодически открывалась, и наружу вырывался факел электрического света. За спиной скрипели товарные поезда, вздыхали, утомленные долгим днем на рельсах. Товарная станция слабо освещалась фонарями на редких высоких столбах. Относительное спокойствие нарушил вкатившийся локомотив. Заскрежетали тормоза, раздались крики и глухие удары чего-то тяжелого.

Дверь опять открылась, и вышла она, одна. Но не стала переходить дорогу к парковке, а повернула на Одинсгатан и поспешила к Полхемсплатсен. Бергенхем отправился следом. На мосту от воды повеяло холодом. Она быстро и не оглядываясь шла вдоль канала Валлгравен. Прохожие им не встречались. Бергенхему пришлось ускорить шаги, чтобы не потерять ее, когда она свернула за угол. Дойдя до поворота, в слабом свете с площади он увидел ее фигурку с согнутой рукой – наверное, она смотрела на часы. Она прошла мимо Большого театра и остановилась на светофоре перед Новой аллеей, там ждали и другие прохожие, человек пять, и Бергенхем немного удивился, что в двенадцать часов ночи движение довольно оживленное.

Она скрылась в темных улицах Васастана. Дома заслоняли небо. Бергенхем потерял ее из виду и осмотрелся. Никаких открытых кафе, тишина, пустота. Вдалеке виднелся ресторан, но туда бы она не успела дойти, да он, кажется, был уже закрыт, только лампа освещала меню у входа.

В пятнадцати метрах он заметил машину – в салоне зажегся свет, когда открылась пассажирская дверь, вышел мужчина, обернулся, сказал что-то водителю, захлопнул дверь, и машина умчалась в сторону Васагатан. Мужчина повернулся к стене дома, вошел в стену и исчез.

Что за чертовщина, подумал Бергенхем.

Он подошел вплотную и увидел дверку в цоколе большого старинного дома. Ни вывески, ни света, ни звуков, только ржавое железо и необработанный камень вокруг, как вход в подземелье. Похоже, открывается внутрь, подумал Бергенхем. И тут заметил слаборазличимую кнопку у дверной петли. Он нажал, но ничего не произошло. Он нажал еще раз. Дверь открылась.

– Да?

Он увидел только контуры лица и крупного тела.

– Что вы хотели? – сказал голос.

– У вас… закрыто? – спросил Бергенхем.

– Что?

– Сегодня нет шоу?

«Я уверен, что она здесь, – подумал Бергенхем. – Но почему Болгер не упомянул это место? Может, они только что открылись? Столько вопросов, и все без ответа».

– Один ваш клиент посоветовал мне это место. Он не говорил, что надо быть членом.

– Членом чего?

– Убей бог, если я знаю. Можно просто войти и посмотреть шоу, или это тайна?

Фигура вышла из двери на улицу, Бергенхем увидел незнакомое лицо.

– А что вы хотите?

– Просто развлечься.

– Вы пили? Мы пьяных не пускаем.

– Я не пью, – сказал Бергенхем.

Рядом с ним возник еще один человек, открывший кивнул ему, посетитель спустился вниз, и движение, казалось, помогло этой горилле принять решение.

– Хорошо. Но я буду за вами присматривать.

– Зачем?

– У нас респектабельные гости.

Он посмотрел на Бергенхема, как будто тот заявился в обрывках тряпья.

– Можно наконец войти? – спросил Бергенхем.

Человек оглянулся, отступил, пропустил Бергенхема и запер дверь. Снизу тихо доносилась музыка, то ли арабская, то ли аккорды запутались среди крюков подземелья.

Внизу у лестницы сидела женщина с ящиком для купюр.

– Двести пятьдесят, – сказала она.

Бергенхем отдал деньги, повесил куртку на вешалку.

– Один напиток включен в цену, – сказала женщина, ласково улыбнулась и протянула пластиковый номерок.

Она танцевала на одном из столов, и Бергенхем подсел туда. Она была красивая, хотя ребра торчали, и грудь оказалась больше, чем он думал. Музыка играла ритмичная, но не Тина Тёрнер. Танцовщица поднималась в танце вместе с повышающимися тонами. Бергенхему показалось, что она его узнала. Под ее черными глазами виднелись синяки.

За столом сидели еще двое мужчин, они пили и наблюдали за ее движениями. На трех других столах тоже кружились танцовщицы. Все это напоминало пещеру.

Бергенхем чувствовал запах алкоголя, пота, духов, а еще тревоги, страха и чего-то трудноопределимого – он знал только, что это привело его сюда, и больше ничего. Где граница между расследованием и личными делами, он тоже не знал.

С последним аккордом ее улыбка улетучилась, и она мгновенно остановилась. Теперь она выглядит еще более голой и беззащитной, пришло в голову Бергенхему, как будто музыка была ее оболочкой.

Он протянул руку, но она отпрянула.

– Я только помогу вам спуститься, – сказал он.

Она взглянула на него, оперлась на его руку, спустилась на стул, потом на пол и пошла прочь на высоких каблуках, плавной походкой. Один из мужчин что-то сказал, но Бергенхем не разобрал. Она не оборачивалась и скрылась в двери у стойки бара. Там стоял тот громила, что открывал дверь, и не сводил глаз с Бергенхема. Он отвел взгляд и сел обратно.

Так он сидел долго, а потом к нему подошла женщина с сигаретой. Он сразу почувствовал резь в горле от дыма.

– Вы не хотите попросить меня присесть?

– Да, конечно, – ответил он.

Двое других мужчин уже нашли себе компанию у стойки.

– Меня можно чем-нибудь угостить, – сказала она.

Бергенхем посмотрел на широкое накрашенное лицо. Сначала он ее не узнал. К тому же ее волосы теперь были светлыми.

– Я вас не сразу узнал, – сказал он. – Что вы будете пить?

– Вот это, – сказала она, поднимая бокал, который поставил перед ней бармен. – Вы явно не знакомы с правилами игры. – Она смотрела на него поверх бокала.

– И сколько это стоит? Тысячу крон?

– Почти. – Она поставила бокал на стол. – Я могу исполнить для вас танец приватно.

– Нет, спасибо, – сказал он.

– Разве вы не за этим сюда пришли?

– Что?

– Вам не нужен приватный танец?

– Нет.

– А что же вам надо?

– В каком смысле?

– Что вы от меня хотите?

– От вас? Ничего.

– Ничего? И вы думаете, я вам поверю? Я не обдолбанная давалка. Вы торчали в «Риверсайде» черт знает сколько вечеров подряд.

– Только пару раз.

– В любом случае я вас узнала, – сказала она, выпустив дым и затушив сигарету. – И мне не нравится, когда меня преследуют.

– Преследуют?

– Вы думаете, я не заметила вас у «Риверсайда»? Не видела, как вы за мной шли?

Бергенхем молча отпил пиво.

– Что вам надо? – повторила она.

– Правда, ничего.

Порывистыми движениями она зажгла еще одну сигарету.

– Я знаю, что вы коп.

Он молчал.

– Это так?

– Да.

– Я ни в чем не виновата. Если вы хотите заложить этот клуб – ради Бога, но через пару дней они откроют опять.

– Я не поэтому приходил.

– Ах, не поэтому.

– Мы расследуем два убийства.

«Или больше, чем два?» – мелькнула у него мысль.

– Я знаю.

– Откуда?

– Вы же расспрашивали людей в «Риверсайде».

– Да.

Она рассматривала его, не пила и не курила.

– Здесь показывают фильмы.

Бергенхем жалел, что нельзя наклониться к ней поближе.

– Это не секрет ни для посетителей, ни в городе, но на каждом углу объявления не висят, – сказал она.

– Что за фильмы?

– Бандаж. Знаете, что это такое?

– Слышал.

– Все легально.

Он промолчал, потому что не был точно уверен.

– Никаких детей, иначе бы я тут не работала. Даже в порноиндустрии есть своя этика.

– А где комната для фильмов?

– Зачем вам?

– Я хочу посмотреть.

– Они начнут еще не скоро, меня к тому времени уже не будет.

– Почему?

– Это вас не касается.

Бергенхем ощутил струйку пота на спине и только надеялся, что лоб не вспотеет. Промежность стала горячей и раздраженной, как будто его белье было сделано из наждачной бумаги. Он отпил пива, но его рука слегка дрожала, и он заметил, что она тоже это увидела.

– Вы сами знаете, чего ищете? – спросила она.

Он поставил стакан, вытер рот тыльной стороной ладони.

– Мне действительно было важно пойти за вами, но не потому, почему вы решили. Нам надо составить представление о том, что происходит в таких клубах. Если вы в теме, вы понимаете почему.

Они помолчали.

– Я вам скажу одну вещь. Но сначала купите мне выпить, иначе мне придется уйти. Мы не можем сидеть с одним напитком дольше определенного времени.

– О’кей.

Она, должно быть; незаметно для Бергенхема уже подала какой-то знак бармену. Он принес ей стакан и забрал старый, от которого она так и не отпила.

– Вы показались мне добрым человеком, и поэтому я хочу вас предупредить, – сказала она сквозь зубы. – Это заведение и «Риверсайд» выглядят вполне мирно. На самом деле они смертельно опасны. Тут царят деньги, и никто не в безопасности.

– Вас кто-то просил это передать мне?

– Думайте как хотите.

Она широко улыбнулась ему – наверное, хотела показать тем, кто за ними наблюдал, что говорит о другом.

– Что именно тут смертельно опасно?

– Ты милый мальчик. Держись подальше от меня.

– Почему?

– Я не знаю, то ли у тебя неприятности в семье, то ли еще что, – она взглянула на его кольцо на левой руке, – но вряд ли твой шеф засчитает тебе твои ночные переработки.

– Я только выполняю свою работу.

– Я тоже – твоя работа?

– Нет.

– А что тогда?

– Я не знаю. Как тебя зовут?

Она не ответила.

Когда он залез в кровать, Мартина пошевелилась и сквозь сон пробормотала что-то насчет позднего времени. Он промолчал, и она снова провалилась в сон, дыша глубоко и равномерно.

Он чувствовал, что его волосы и лицо пахнут дымом. В горле пересохло, как в пещере из цемента. Мартина лежала на спине, живот возвышался над ней небольшой палаткой. Ему захотелось положить руку на вершину, но он удержался. Из холла хрипел морозильник. Он не мог заснуть и прислушивался к каждому звуку.

Наконец он выскользнул из постели и спустился в кухню. Там он открыл холодильник и стал пить молоко прямо из пакета, пока не выпил все. Но жажда не прошла, словно внутри что-то горело. Он открыл пакет апельсинового сока и налил стакан. После молока сок показался сладким и резким.

«Что со мной, черт возьми», – думал он.

– Не спится? – сказала Мартина, когда он лег опять.

– Теперь буду спать.

– Угу.

– Спокойной ночи.

– Угу, – повторила она, засыпая.

Он пошел в ванную и еще раз растерся мылом, на этот раз более едким, но запах дыма не исчезал. И ему казалось, что запах ее духов проник прямо в спальню. «Какая разница, как ее зовут, – думал он. – С какой стати было спрашивать?»

Ему так и не удалось заснуть, и он лежал и слушал, как чайки роются в газетах и смеются над новостями. Вертолетный дивизион чаек прибывал каждый день на рассвете с базы на островке.

33

Они сидели в вагоне, поезд шел на север. Середина дня, других пассажиров не было. Винтер смотрел в окно на человека, совершающего пробежку в шортах и майке, которая надувалась ветром и хлопала по спине. Ему показалось, что это тот же человек, которого он видел вчера и утром. Может, какой-то сумасшедший бегает тут час за часом.

В последнюю минуту родители Джеффа отказались от встречи. Его отец не мог этого вынести. В другой раз. Винтер снова ехал через южные районы, маршрут стал привычен.

– Когда вернется домой мать Джейми Робертсона?

– Через две недели, – ответил Макдональд.

– А отца ты так и не нашел?

– Нет. Но это неудивительно.

На перроне вокзала Виктория Винтер показал коллеге на обрывок листовки. Макдональд оторвал клочок и выбросил в урну.

– Вы будете вешать новые?

– Наверное. Но порванные фотографии – это порванная память.

– Ты еще и поэт.

– Я стал поэтом преступного мира.

Они доехали на метро до «Грин-парк», выбрались по эскалатору на свет.

– Там живет королева. – Макдональд показал на парк. – Мы все ее подданные, и англичане, и шотландцы.

– И ирландцы, и жители Уэльса?

– Они тоже.

Они взяли такси и поехали по Пиккадилли в Сохо. Франки сидел у себя в комнате, но монитор был выключен.

– Компьютер сломался, – сказал он, после того как Макдональд представил ему коллегу.

– Дешевка, – ответил Макдональд. – Я тебе говорил – никогда не покупай железок, сделанных в Англии.

– Как будто шотландцы делают лучше!

– Лучше, конечно.

– Приведи хоть один пример!

– Макинтош.

– Ха-ха.

Макдональд тоже усмехнулся.

– Не хотите ли эксклюзивного чая из Вест-Индии? – предложил Франки.

– Чай из Вест-Индии? Не смеши. С таким же успехом ты можешь предложить «шведский кофе».

Франки посмотрел на Винтера, но тот развел руками, показывая, что не знает деталей. Тогда Франки решил ничем не угощать гостей, раз Стив сегодня так неуважительно отзывается о стране его предков.

– Я тут поспрашивал немного, не привлекая особого внимания, – сказал он.

Макдональд кивнул.

– Я был поражен результатом. Как низко пало человечество.

– Заканчивай с лирикой, – сказал Макдональд.

– Туг трудишься не покладая рук, стараясь не сбиваться с прямого честного пути, – хотя и удивляешься, куда запропастились старинные клиенты…

Из коридора раздался приглушенный крик, как будто кто-то звал на помощь, потом смех и голоса, но Винтер не разобрал слов.

– И я говорю не о детской порнографии!

– А о чем ты говоришь? – спросил Макдональд.

– Я говорю о пытках.

– О пытках?

– Да.

– О каких именно пытках?

Франки молчал, немного раскачиваясь в такт внутренней мелодии.

– Франки, – сказал Макдональд.

– Даже не проси.

Макдональд ждал, Винтер тоже, оба следили за движениями Франки. За стеной тишина. Винтера обдало неприятным холодом.

– Фраанки, – повторил Макдональд.

– Хорошо, я скажу, что слышал. Кто-то в Лондоне предлагает фильмы с пытками, и они настоящие.

– Имя.

– Никогда в жизни.

– Скрывать может быть опасно, – сказал Макдональд. – Ты должен понять.

– Я понимаю. Но лучше я сам спрошу. Ты же понимаешь, что я не могу выдать свои контакты тебе и твоему блондинистому другу. Они вряд ли много знают, а если и знают, то никогда в жизни тебе об этом не расскажут.

– Но ты же не можешь пойти и снова расспрашивать.

– Если придется добывать информацию, то только на моих условиях.

Винтер снова слышал звуки вокруг, мир больше не мог сдерживать дыхание.

– Поверь, – продолжал Франки, – меньше всего мне хочется, чтобы это распространялось в моем городе или в моем бизнесе. Это одинаково важно всем нам. Но будет слишком много шума, если копы начнут шнырять и беспокоить наших ни в чем не повинных клиентов.

– А тем временем погибнет кто-то еще.

– Безопаснее, если об этом позабочусь я.

– Завтра же.

– Я постараюсь.

– Завтра же, – повторил Макдональд и повернулся к Винтеру: – Эрик, у тебя есть вопросы?

– Эти фильмы демонстрируют не в Сохо, как я понял? – спросил Винтер у Франки.

Тот не ответил, но Винтер понял, что угадал.

– Это для частного пользования, на дому?

– Да.

– Будьте осторожны, – сказал Винтер.

– Благодарю, о большой белый человек. – Блеснула белозубая улыбка Франки. – Ваша забота обо мне очень трогательна.

Судя по выражению лица Винтера, он почувствовал себя идиотом. Но Франки продолжал улыбаться, изображая сборщика хлопка на полях Миссисипи.

– Сейчас бы чай не помешал, – сказал Макдональд.

– У меня есть шотландский, из сушеного овса.

– Мм…

Они сидели на скамейке на площади Сохо и грелись на солнце. В тени было холодно, но здесь ранняя весна радовала теплом. Винтер расстегнул пальто. Английская птица пела ему на английском.

– У нас есть специальная система баз данных по убийствам, для всей страны. Ее создали после провального 1987 года, когда серию убийств расследовали разные группы и все тыкались в одно и то же, как слепые. Мы тогда слишком верили в карточные каталоги. Но в ходе расследования гибели одного молодого парня нас обвинили в некомпетентности. И для этого были основания.

Птицы на клене обрадовались слушателям, и хор затянул весеннюю классику.

– Но теперь у вас все в базах, – сказал Винтер.

– Это называется «ХОЛМС».

– Что?

– Компьютерная система. Ее так назвали в честь нашего самого знаменитого литературного предшественника. Но одновременно это сокращение, означающее «главная система запросов».

– В нашей области все просто обожают аббревиатуры, – сказал Винтер.

– Я могу не только найти там все, что надо, но и войти в контакт с кем-то, кто не спит, в Скотленд-Ярде.

– Чем может помочь Скотленд-Ярд в такой ситуации?

– Сейчас у него в основном административные функции. Например, уже двадцать пять лет, как там нет отдела по расследованию убийств. Там вообще осталась только пара отделов, антитеррористический и подобное. Но они поддерживают все компьютерные системы.

– То есть в твоих делах они роли не играют?

– Если надо, я заказываю у них особых технических специалистов, которых нет у нас, в районах. Они различают на стене отпечатки пальцев десятилетней давности – ты слышал, наверное.

– Да.

– В Клэфэм они тоже приезжали.

– Понятно.

– Наши ребята собрали отпечатки пальцев, следы обуви, все раны и отметки на теле, потом приехали спецы из Ярда и искали микроскопические следы.

– В этот раз есть на них какая-то надежда?

Солнце скрылось за тучей, и потянуло холодком, птицы смолкли и ждали. Грузовичок, забитый упаковками масла, протарахтел вокруг площади и остановился у итальянского ресторана. Мимо прошли две девушки, стрельнув взглядом в их сторону. Глаза Макдональда были спрятаны за темными очками. «Он выглядит как торговец наркотиками, а я как его клиент, – подумал Винтер. – Или наоборот?»

– Надежда? Да. Я им вполне доверяю. Технические работники по всей Англии – гражданские служащие, но их шефы в Ярде – инспекторы-криминалисты. Мы их в шутку зовем лабораторными инспекторами. Они выезжают на место убийства со своими людьми и техникой. То есть они обслуживают все самые сложные с технической точки зрения случаи.

– Это хорошо придумано.

– К тому же лаборатория находится в Кеннингтоне, а это тоже к югу от Темзы, – улыбнулся Макдональд. – Иногда мы вызываем и патолога, особенно если есть сексуальные показания.

Макдональд имел в виду «признаки убийства на сексуальной почве». Винтер подумал, что «сексуальные показания» могло бы стать названием кассового фильма.

– Сколько времени вы можете заниматься только одним делом? – спросил он.

– Политика наших шефов такова, что они дают нам двенадцать недель. Если за это время ничего не происходит и у нас нет новых перспективных версий, мы задвигаем дело в дальний ящик и начинаем заниматься другим. Но как я уже говорил, наше отделение раскрывает все дела.

– Самое плохое – когда мы знаем, кто убил, но у нас недостаточно доказательств, чтобы его судить, – сказал Винтер.

– От этого немудрено стать циником.

– Иногда я знаю, что рано или поздно он сделает что-то, что станет последним кусочком в пазле. Тогда ходишь и ждешь все время, что вот-вот что-то случится.

– Всегда наготове.

– Ты был скаутом? – спросил Винтер.

– Членом этого паравоенного тайно-фашистского движения, основанного южно-африканским расистом Баден-Пауэллом? Нет, не был.

– А я был. Там учат вести себя правильно.

– Поэтому ты пошел работать в полицию?

– Естественно.

Опять повеяло теплом. Солнце выглянуло между двумя домами по пути вниз, в Темзу. Макдональд кивнул в сторону Грик-стрит:

– Там находится лучший в мире магазин виски, «Миллроу».

– Я знаю.

– Конечно-конечно.

– Я бы хотел сходить с тобой завтра в музыкальные магазины в Брикстоне, послушать, что говорят потенциальные свидетели.

– Можешь сходить сам, – сказал Макдональд. – Я не успею, у меня другие дела.

– Мне нельзя одному, я же здесь в роли наблюдателя.

– Ты такой же полицейский, как я, и в большей степени англичанин, чем я когда-нибудь стану, так что кто может сказать слово против?

– Тогда я скажу, что ты был со мной.

– Говори, что хочешь.

– Тогда я еще скажу, что сегодня мой день рождения.

– Прими мои поздравления. Сколько стукнуло?

– Тридцать семь.

– Как там было: «Когда ей исполнилось тридцать семь, она вдруг поняла, что ни разу не проехала по Парижу в спортивной машине с развевающимися от ветра волосами…» – напел Макдональд на английском.

– Это чье наблюдение?

– Люси Йордан. Ты что, никогда не слышал «Балладу о Люси Йордан»?

– Нет.

– Ты как с луны свалился.

– Мы с Люси определенно жили в разных мирах.

– В исполнении Марианн Фейтфулл она оставляет рубцы в душе. Это же классика. В тридцать семь лет человек понимает, что у него есть, а чего уже никогда не будет. В 1960-х родился современный мир. И кстати, я тоже.

– Вы, в Англии, взрослеете быстрее…

– Я как раз собирался угостить тебя стаканчиком тут рядом, но теперь даже не знаю.

– …за исключением некоторых.

– Тогда пойдем? – Макдональд поднялся со скамейки.

Когда Винтер сидел над «стаканчиком», в голове у него была полная пустота. Он слишком устал от впечатлений, идей, разговоров с Макдональдом, его коллегами, свидетелями.

Он успел пройти теми улицами, что ходил Пэр, и теми, что мог ходить, обсудил версии с Макдональдом – они быстро нашли взаимопонимание. Правильно он сделал, что приехал. Но предчувствие драмы только усилилось. Это произойдет опять.

На мгновение у него мелькнула мысль, не позвонить ли вечером Ангеле, но он передумал. Кто она ему? Недалеко сидела блондинка, чем-то напоминающая Ангелу, – наверное, поэтому он ее и вспомнил. Широкий яркий рот, обещающая фигура, призывный вид.

– Ты заметил, как я молчалив, с тех пор как мы пришли в этот бар, – сказал Макдональд.

Винтер кивнул, продолжая смотреть на блондинку.

Ждала ли она приятеля?

– У нас, шотландцев, больше общего с континентом, чем с англичанами.

– Вы молча страдаете над стаканом.

– Ты меня понимаешь.

– Вы склоняете голову на руки и не произносите ни слова, и печальная музыка наполняет вас целиком сладостным отчаянием. Вы прислушиваетесь к вздохам души.

– О, ты действительно понимаешь.

Они расстались на Пиккадилли. Макдональд скрылся в подземке, а Винтер пошел в магазин «Рэйз джаз шоп», куда он начал заходить еще подростком. Здесь можно было купить то, чего не было больше нигде.

Винтера встретил знакомый запах обложек старых пластинок. Пыль, чернила, старая ломкая бумага, кисло-сладкий запах винила от музыки, спрятанной в конверте. Единственное, что изменилось, – стало больше полок с компакт-дисками.

Черный продавец за стойкой включил мелодию, которую Винтер узнал мгновенно, – Альберт Айлер, 1964 год. Странное совпадение. Винтер уже слышал его недавно, и тоже звук шел от стен. Но это не та музыка, которую встречаешь каждый день. Он сказал об этом продавцу.

– Да, осталось не очень много экземпляров, – ответил он. – Те, что попадают к нам, тут же уходят.

– Мой куда-то запропастился, – сказал Винтер.

– Тогда вам повезло, что он у нас есть.

– Это мне награда за долгий путь из Швеции.

– У нас за последнее время был еще только один такой диск, и его купил тоже скандинав.

– Что вы говорите?

– Ваш акцент ни с чем не спутаешь. Я, собственно, жил в Стокгольме какое-то время, так что знаю, о чем говорю. Меня туда сманила одна из ваших женщин. – Тут продавец улыбнулся. – Но ваш акцент не очень заметен.

– Это потому, что я очень стараюсь, – сказал Винтер, а про себя подумал: «Это потому, что я сноб, говорить с акцентом – ниже моего достоинства».

– Вы попали в нужное место. Этот альбом – лучший подарок для скандинавов.

– Вы так думаете?

– Так говорил тот парень, что купил его. «Как только увидите белобрысую голову, – сказал он, ставьте этот диск, не ошибетесь».

– Вот оно что.

Винтер купил Айлера, Джанго Бейтса и еще несколько дисков с современным британским джазом, в основном черным. Диски становились все тяжелее в его руке, пока он ходил по магазину.

Винтер вернулся на Пиккадилли и пошел на Джермин-стрит, царство мужчин. Он уже был здесь много раз. Но может же он что-то себе позволить в день рождения, подумал Винтер.

Поэтому вместо того, чтобы поехать в отель записывать увиденное и размышлять, он пошел в «Харви-энд-Хадсон» прикупить новых рубашек.

В магазине он поколебался, не купить ли костюм от Черутти всего за семь тысяч шведских крон. Цена была хороша, но такой костюм был ему не нужен. Ему, собственно, были нужны новые ботинки, и он пошел к «Фостер и сын», где сидел его сапожник. Винтер начал заказывать у него обувь очень давно, по совету отца. Но это требовало спокойствия, а сейчас он не чувствовал нужного расположения духа.

Он ограничился покупкой двух рубашек у «Томас Пинк» и одной у «Харви-энд-Хадсон», потом дошел до Сант-Джеймс и купил там небольшую коробку кубинских сигар «Гавана Куба традиционалес».

– Герр Винтер, – сказал пожилой мужчина в костюме в тонкую светлую полоску, бесшумно возникший рядом.

– Герр Бэйкер-Бэйкер!

– Ваш отец заходил не так давно, может, полгода назад. Перед Рождеством.

– Вот как, я не знал.

– Он прекрасно выглядел.

– Это от теплых испанских ветров.

– Но мы были долго лишены удовольствия видеть вас.

– К сожалению, да.

– Мы всегда скучаем по старым верным клиентам.

– Сигары сейчас популярны, как я понимаю.

Хозяин слегка улыбнулся.

– Американцам всегда не хватает. Смотрите, Сигарная комната полна американцев.

Он подозвал его к стеклянной двери, и Винтер заглянул в святая святых. Он увидел молодых людей с баками и в безумно дорогих плащах от «Миро» в оживленной дискуссии над разными сортами сигар.

– Сигары – американское изобретение, – сказал Винтер.

– Мы им, конечно, за это благодарны, – сухо сказал Бэйкер-Бэйкер.

Винтер рассмеялся.

– Сейчас вошли в моду «Кохиба эсплендидос», двадцать пять штук за пятьсот двадцать пять фунтов. Их берут и берут.

«Шесть тысяч пятьсот, – мысленно перевел Винтер в кроны. – Приемлемо».

– Сделайте одолжение, зайдите, – сказал хозяин. – Я хочу вам кое-то показать.

Он открыл дверь, и Винтер зашел в Сигарную комнату. Тут пахло, как в другой стране. Бэйкер-Бэйкер достал коробку с пятнадцатью сигарами «Корона эспешиал».

– Только что пришли, – сказал он, и Винтер взял одну из торпедообразных сигар, втянул запах и осторожно повертел между пальцами. Он держал в руках настоящее произведение искусства.

– В конце концов, у меня сегодня день рождения, – подумал Винтер, то есть, как оказалось, произнес это вслух.

– Тогда это подарок, – сказал старый хозяин. Его лицо было серьезно и красиво.

– Ни в коем случае.

– Мы настаиваем, – сказал Бэйкер-Бэйкер, как будто остальной персонал стоял на страже рядом с ним.

– Ни в коем случае, – повторил Винтер, но чувствовал, что сопротивление бесполезно.

– Позвольте, я заверну коробку.

Хозяин вышел из комнаты обратно в магазин.

«Кто имеет, тому дано будет и приумножиться», – вспомнилась Винтеру строчка из Евангелия.