Текст книги "Танец ангела"

Автор книги: Оке Эдвардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

29

Макдональд вел машину по Кройдон-роуд через Митчам, Морден, Мертон, на запад по Кингстон-роуд и на север в Вандворт и Клэфэм. Километры вплотную стоящих домиков из красного и серого кирпича внезапно прерывались парками, школьными дворами и магазинами, дороги расслаивались на переулки. Двухэтажные автобусы кренились на поворотах, нависая над автомобилями. Куда ни глянь – поток машин, беспрерывные гудки. И бесчисленные цветочные и овощные магазинчики на тротуарах.

– Лондон – это не только Сохо и «Ковент-Гарден», – сказал Макдональд. – Это все тоже мое. – Он махнул рукой, показывая за окно на все живое и неживое.

– Да, большой город.

– Мягко сказано! Я говорил вам, что Кройдон – десятый город в Англии по величине?

– Да, по телефону.

– Строго говоря, я к Клэфэму не имею отношения, это территория полиции юго-востока. Но это мой бывший район, и шишки захотели, чтобы я взял это дело.

– И что сказали на это коллеги?

– Им нужно убийство белого иностранца? Они похлопали меня по плечу и пожелали удачи, посмеиваясь за спиной.

– А вы, значит, известная фигура.

– Сейчас – как никогда.

Макдональд резко вильнул, объезжая выкатившуюся из переулка тачку с фруктами, и кинул злобный взгляд на черного мальчика, висевшего на ручках тачки, как будто это она его тащила.

– Я вам говорил, что эта так называемая главная улица называется Кингстон-роуд?

– Да.

– Это не случайно.

Винтер услышал гудок наверху – по виадуку проезжал поезд. Он просвистел среди домов и мягко остановился у перрона.

– Здесь неподалеку живут родители Джеффа, которого убили у вас. Студента.

Винтер кивнул.

– Я бы хотел с ними поговорить.

– Я сделаю что могу. Но отец только что вернулся из больницы, где лежал с серьезным психическим срывом. Это произошло, когда я с ним поговорил.

Макдональд свернул на Кристчерч-роуд.

– Справа – Брикстон-Хилл, – сказал он. – Дорога ведет прямо в Вест-Индию.

– А, Брикстон, – повторил Винтер.

– Вы там были?

– Нет. Но наслышан, конечно.

– Ганс оф Брикстон. Клэш.

– Что?

– Клэш.

– Это название группы?

Макдональд посмотрел на Винтера, рассмеялся, пропустил такси, отъезжавшее от тротуара.

– Нет, это столкновение.

– Рок – не мой стиль, – ответил Винтер.

– Я сразу понял, что с вами что-то не так.

По радио трещали сообщения, но Винтер с трудом разбирал, что они говорили, и упоминающиеся названия улиц и районов были ему незнакомы. Женский голос координировал работу так монотонно, как будто читал хорошо заученный текст.

– Брикстон – интереснейшее место. Там, кстати, живет пара моих лучших друзей.

Они встали в пробке на Ройндерс-роуд.

– В самолете я снова думал о списках пассажиров, – сказал Винтер, поворачиваясь к шотландцу. – Адская работа.

– В подобных случаях надо пробовать все. Искать и искать, пока не упрешься головой в стенку. В том Ямайском деле, о котором я говорил, мы проверили списки за три недели, и уже от этого можно было рехнуться.

– Мы их запросили, во всяком случае.

– Мы тоже. Но если кто-то летает убивать – если вообще летает, – то вряд ли он это делает под своим именем. Это же очевидно.

– Если только он не хочет сам, чтобы мы его поймали, – сказал Винтер.

– Вы хотите сказать, что нам надо проверить все списки, исключить одного за другим, останется убийца, мы придем, а он там сидит и ждет, когда постучат в дверь?

– Примерно так. Может, у него такой план.

– Тоже версия. Вы не говорили с судебными психиатрами?

– Нет еще. Но это только предположение, конечно.

– Я вам расскажу одну историю, – сказал Макдональд.

Машины медленно объезжали автомобиль, который грузили на эвакуатор.

– Это был тоже «форд-фиеста». – Макдональд кивнул на убитую машину. – На прошлое Рождество у нас было убийство в Пекмане. Мы исходили из показаний свидетелей, что убийца сразу смылся на машине. Но часть говорила, что машина была серебристая, часть – что светлая. А один сказал, что это точно был «форд-фиеста», хотя он вообще не видел машины, но он слышал, как она выезжала на дорогу, а сам он всю жизнь ездил на «фиесте», поэтому он не может ее не узнать.

– Это выглядело правдоподобно?

– Да, он вполне внушал доверие. И мы стали проверять все «фиесты» страны, начав с юго-восточных регионов. Их оказалось десять тысяч. У нас нет столько людей в полиции.

– И вы решили ограничиться по цвету?

– Естественно. Мы взяли серебристые, их было тысяча восемьсот, тоже неподъемно для десяти человек, которые параллельно должны заниматься другими делами.

– Да.

– Тогда мы сконцентрировались на Пекмане и окрестностях, всего сто пятьдесят или сто шестьдесят машин, но не успели проверить все, как нашли убийцу другим путем. И тогда оказалось, что машина была зеленой. Но все-таки «фиеста».

– Надо больше доверять тому, что они слышат, а не видят.

– Да, но это заодно говорит, насколько бессмысленно копание в бесконечных списках. Заказать их, конечно, надо. Держать наготове. Когда мы найдем убийцу, мы сможем посмотреть и сказать: «Ага, он вылетел на следующий день после жертвы», – сказал Макдональд.

Они стояли в комнате. Из коридора доносились голоса, но в соседних квартирах было тихо. За окном жужжали машины. Послеобеденное солнце освещало стену. Высохшая кровь блестела так, что Винтер зажмурился. Перед глазами стоял Пэр Мальмстрём. Он переступил порог этой комнаты, и то, что было им, его жизнью, теперь покрывает стены и пол. Винтер вспотел, потянул узел галстука. Во рту был неприятный вкус после пива и сигарилл.

– Оставить тебя одного? – спросил Макдональд.

– Да.

Макдональд вышел.

– И дверь закрой, пожалуйста.

Он опять закрыл глаза, вспоминая фотографии, которые показал ему Макдональд в своей конторе, прежде чем они поехали сюда. Винтер не увидел ничего нового, все как в Гетеборге. Пэр тоже сидел на стуле в такой же жуткой расслабленной позе, спиной к двери, можно было подумать, что они просто читают… Винтер открыл глаза, встал за стулом, чтобы дверь была за спиной. Привязали ли Пэра, чтобы он наблюдал за тем, что происходит? Был ли он живой при этом? Может, их привязали, не чтобы связать, а чтобы удерживать именно на стуле? Веревки довольно гонкие, но нет следов попыток от них избавиться.

Заставили ли Пэра смотреть фильм? Фильм с убийством другого? Были ли убийства, о которых мы не узнали? Имело ли значение, где стоял стул?

Винтер посмотрел на пол. Кровь быстро свернулась и прилипала к ботинкам убийцы, и следы вертелись, как в танце.

Играла ли музыка? Макдональд не нашел в квартире никаких проигрывателей, никто не слышал звуков – ни музыки, ни криков. Только сейчас стены выли, и пол, поднимаясь с воплем, бросался на Винтера. Он снова прикрыл глаза, а когда открыл, солнце уже ушло и стена стала матовой и тяжелой.

Он вышел в коридор. Макдональд ждал у лестницы.

– Это случится опять, – сказал Винтер.

Они стояли у отеля «Дудли». Через дорогу дышал парк Клэфэм-Коммон, легкие четырех районов: Баттерси, Клэфэма, Балхама, Брикстона. У пруда и на детской площадке играли школьники в форме, учителя собирали их и строили в синие и красные прямоугольники. Собаковладельцы, заскочив домой после работы, вывели питомцев на прогулку. И снова дуновение теплого ветра на лице. Весна приходила с юга. Солнце подкрасило оранжевым виднеющиеся между деревьями облака.

– В Клэфэме много богатых, – сказал Макдональд, проследив за взглядом Винтера. – Они живут в основном вокруг парка. Я тут работал несколько лет. Теперь, так сказать, пригодилось.

Мимо прошли две девочки-туристки с рюкзаками больше их самих и выше головы.

– И вы так и не знаете, или мы так и не знаем, что он тут на юге делал, – сказал Винтер.

– Может, его родители что-нибудь вспомнят. А может, он приехал сюда из-за музыки.

– Какой музыки?

– Насколько я понял, регги опять вошло в моду. Значит, Ямайка и Брикстон снова популярны у тинейджеров.

– У него дома были диски с регги, но не так много, как бывает у фанатов.

– Это могло быть одной из причин.

– Но тогда бы его кто-нибудь узнал в округе, вы же всех опросили.

– Здесь люди неохотно узнают кого бы то ни было. Такая культура.

– Боятся?

– Да.

– Даже когда это так серьезно?

– Никто не изменит своих привычек из-за одного случая. Люди вею жизнь остерегаются. Многие связаны с наркотиками, например.

– И никто не видел белого мальчика, интересующегося регги?

– Нет. Но они могли и не запомнить. Хоть это в основном и черный район, белые часто приезжают сюда на метро. В основном как раз за музыкой.

– И даже твои старые знакомства не помогли?

– По крайней мере пока не помогли.

Винтер провел рукой по лбу. Он устал от перелета, впечатлений, от увиденного, и его не оставляло глухое холодное чувство страха, возникшее, когда он стоял в комнате. После пива он чувствовал ноющую боль в одном глазу – а может, от усталости.

А еще, как ни странно, хотелось есть. Последний раз он ел в самолете – салат с курицей, булочку с повидлом и два стакана чаю.

– Кстати, ты что-нибудь ел сегодня? – спросил вдруг Макдональд.

– Только в самолете. Подкрепиться бы не помешало.

– Я знаю тут одно место.

Макдональд повел машину по Клэфэм-хай-стрит, пару раз повернул и остановился у ресторанчика с тремя столиками на улице.

– Это «Эль ринкон латино», – сказал он. – Владелица – одна из моих старинных инфор… друзей, я бы сказал.

Они поднялись по ступенькам и вошли в открытую стеклянную дверь. У входа был бар, дальше небольшой светлый зал со столиками. Окна во всю стену смотрели на Клэфэм-Манор-стрит. Было безлюдно, пахло пряностями и чили, и везде, где можно, стояли цветы.

– Привет, Глория. – Макдональд обнял смуглую невысокую женщину, поспешившую из кухни им навстречу. Она выглядела ровесницей Макдональда и улыбалась. Голова женщины, когда он ее обнимал, была на уровне его груди.

– Como estás, Stefano? (Как дела, Стефано?) – оживленно спросила женщина.

– Estoy bien (Все в порядке), – ответил Макдональд и посмотрел на Винтера. – Это мой коллега из Швеции. – Он представил товарища.

– Buenas tardes, – сказал Винтер.

– Habla espanol?! (Вы говорите по-испански?!) – воскликнула Глория Рикот-Гомес.

– Un poquito. (Немного.)

«Мои родители сбежали от шведских налогов в Испанию, – пронеслось в голове у Винтера, – и я многому нахватался, но как же по-испански „уклоняться от налогов“…»

– Начнете с тапас? – спросила женщина Макдональда.

– Да, по твоему выбору. – Они продолжили по-английски.

– Бутылку вина?

– Мне только воду, – сказал Макдональд.

– Мне тоже, спасибо, – сказал Винтер.

Она показала им столик и стала возиться у двухъярусной стеклянной стойки, заполненной узкими блюдами с холодными закусками.

– Я подам и холодные, и горячие, – сказала она.

– У них есть сорок пять видов тапас, – похвастался Макдональд. – А на кухне готовит ее сестра.

Было слышно, как она возится на кухне.

Они долго сидели за жаренным на решетке лососем, креветками гриль с чесноком, запеченным сладким перцем, мягким сыром с кукурузным хлебом, оливками, фаршированными анчоусами с чили, осьминогами в черном соусе, фаршированными шампиньонами, картошкой и баклажанами гриль. Все подавалось в маленьких глиняных горшочках.

– Пива не желаете?

Хозяйка подошла убедиться, все ли в порядке.

– Если только маленький графинчик, – сказал Макдональд.

Винтер кивнул.

– Еще не так давно Глория вела в Боготе телевизионную программу о кулинарии, – сказал Макдональд, когда хозяйка подошла с графином.

– Всего лишь двадцать лет назад. Стефано такой джентльмен!

– Было необыкновенно вкусно, – сказал Винтер.

– Спасибо.

– Необыкновенно, – повторил Винтер.

– Я всегда мечтала открыть ресторан, и в конце концов мне пришлось выбирать между семьей и бизнесом, и теперь я разведена, – сказала она с улыбкой.

Макдональд налил пива Винтеру и себе.

– Ее сыну Давиду девятнадцать лет, и он играет на испытательном сроке в «Кристал-Палас». А племянник стоит в воротах юношеской команды Уимблдона.

– Патриоты района, – сказал Винтер, пережевывая соленую оливку.

Глория Рикот-Гомес вернулась к своим делам. Макдональд положил вилку. В ресторан зашла пожилая пара латиноамериканцев, следом – целая компания.

– По воскресеньям все латиноамериканцы собираются в парке, поиграть в футбол, поболтать. Многие приехали из Колумбии, Перу и Эквадора, – объяснил Макдональд.

– То есть у тебя тут настоящее многокультурное общество.

– Зато не скучно.

Они посидели молча. Пили пиво.

– Сейчас нам полегче стало работать, – сказал Макдональд, поставив кружку.

– Почему?

– Года полтора назад решили сделать постоянные отделы, которые занимались бы только убийствами. А раньше, если, например, убивали в Клэфэме, собирали группу из всех районов и отделов, и это оголяло другие участки. Народ ходил туда-сюда, и людей постоянно не хватало. Никакого порядка.

Винтер слушал.

– Лондон поделен на четыре зоны. Соответственно создано четыре отделения, расследующих только убийства. Я – в четвертом, юго-восточном. В углу города, так сказать. Всего нас тут сто три человека, разделенных на восемь групп, в каждой три инспектора и девять помощников плюс один наемный для поддержки компьютеров и учета. Я как раз шеф одной из групп, и мы ведем все дела одним составом.

– Тогда очень важно подобрать правильных людей, – заметил Винтер.

– Я постарался заполучить лучших, – усмехнулся Макдональд. – Прежде всего с юга и пару из Ярдена. У нас хорошая команда.

– И только убийства?

– Все сто три человека занимаются только убийствами на юго-востоке. Более трех миллионов жителей как-никак.

– Немало людей вы защищаете.

– В прошлом году у нас было семнадцать убийств, и мы раскрыли все. Стопроцентная раскрываемость! Конечно, сыграло роль, что мы были не очень загружены, всего семнадцать дел. На каждое наваливалось много сотрудников. А в позапрошлом году было сорок два или сорок три дела. Отчего такая разница, сказать не возьмусь.

– Тогда вы тоже все раскрыли?

– За двадцать один месяц, что мы работаем, мы не раскрыли только один случай. Не считая этого шведского мальчика.

Винтер промолчал.

– Жертвой был квартирный вор, зарабатывавший на жизнь только кражами. Профессиональный воришка. Все, кто его знал, были рады, что он умер.

– Никаких свидетелей?

– Ни единого.

– И сейчас вам опять не повезло.

– Я думаю, мы справимся. Для нас это первоочередное дело. Мне помогает еще одна группа, у нас общий шеф.

– Двадцать шесть человек, – подытожил Винтер.

– Двадцать семь, если считать нашего начальника, но на практике веду дело я.

– Большая команда.

– Больше, чем ты думаешь. Увидишь завтра, когда еще и журналисты соберутся.

– Ты оптимист, и это радует.

– В каком смысле?

– Ты сказал, что вы раскроете это дело.

– Мы детективы и реалисты, только и всего.

– Это правильная комбинация.

– Я бы сказал, необходимая. Если ты готов, я отвезу тебя обратно на станцию.

30

Мальчик нашел комнату в отеле «Нью-Доум» всего за двадцать пять фунтов за ночь, а главное, что от станции «Брикстон» до отеля можно было дойти пешком, по Колдхарбор-лейн. Рядом стояла церковь, дальше больница.

Можно доехать и на автобусе, но идти намного приятнее. Солнце светит, в наушниках регги, Шугар Минотс. Последний писк, и скоро он узнает что-нибудь еще. Может, попадется хорошая травка покурить? Только надо быть осторожным. В первую очередь его интересует музыка.

По дороге он увидел вывеску: «Кул тан артс». Живая музыка каждую пятницу. «Клево, – подумал мальчик. – Пятница уже скоро. Надо будет зайти».

Ближе к станции он попал в кутерьму: путались переулки, из дверей выезжали тележки с товарами, толпа, и ни одного белого лица. Справа раздавалась музыка, он увидел афиши, знак фунта, названия групп и понял, что попал в нужное, место. Он зашел в музыкальный магазин «Блакер дред» и увидел все, о чем только мог мечтать. «Как на Ямайке очутился, – подумал он. – Это какой-то рай».

Он перебирал диски. Несколько покупателей выглядели как туристы, могли оказаться шведами или датчанами, но он не искал контактов и не прислушивался к языкам.

Он выбрал «Натти Дред Райз Эгейн» группы «Конгос», их же двойной альбом «Сердце Конго» и «Супер Кэт» с альбомом «Скальп Дем». А еще Вайне Вондер, Таню Стефенс, Спраггу Бенс. И лучшее из эйсид-джаз.

Он нашел новый диск Баунти Киллера, «Май Экспириенс». В Гетеборге такой можно будет купить года через три. Он взял еще один его диск, где они играют вместе с Бини Маном. Ему нравились жесткие тексты Баунти Киллера. Особенно названия – четкие, никаких компромиссов. «Убить или быть убитым». «Смертельная схватка». «Бандюга». Коротко и ясно. Настоящий бунтарь.

«Здесь можно оставить тысяч десять», – подумал мальчик.

Он просмотрел диски из серии «История». «От Тройян рекордс». Такие ему тоже были нужны.

Наконец подошла его очередь слушать диски. В растаманские косички продавца были вплетены голубые ленты.

Мальчик слушал: Шагги, «Африканскую революцию» Тринити, Грегори Иссаакса и классическую композицию «Культуры», которую он не слышал с тех пор, как какой-то мудак одолжил у него диск послушать и исчез с концами. И многое другое.

Лучше всех были диски проекта «Сомма», особенно альбом «Хукд Лайт Рейз», он влюбился в него, как только услышал вокал. Только голоса, ничего больше, черный григорианский хорал, или, возможно, так пели негры-рабы в трюмах пароходов по пути в Америку.

Все-таки он решил ограничиться в первый день самым необходимым. Если он купит все, то уже не сможет ничем заниматься, пока не послушает все, и будет поминутно переставлять диски в плейере. Так его могут ограбить, придется все время быть начеку.

Он купил «Сомму», дрожащими пальцами запихнул диск в проигрыватель, натянул наушники и, уже выходя из магазина, попал на вершину блаженства. Он шел по Атлантик-роуд к станции и большому рынку. Голоса взмывались и падали и разбивались с сумасшедшим звоном, словно одержимый бесновался в посудной лавке, но все-таки были связаны одной темой. Эта музыка была живой. Он так и представлял ее себе: живое существо, пробирающееся к нему по туннелю с инструментом перед собой и хором позади.

Он уже подошел к станции: справа виадук, зеленый с бордовым, впереди, на Брикстон-роуд, еще один магазин, «Рэд рекордс». «Успокойся уже, – сказал он сам себе. – Зайдешь сюда потом, не последний день».

Рядом стоял газетный киоск: черные покупатели и черные газеты. «Эбони», «Прайд», «Эссенс», «Блюз энд Соул».

Он заметил, что пахло чем-то незнакомым. Прохожие несли части тела невиданных животных, непонятные фрукты или овощи. Вдруг он ощутил, как зверски хочет есть – как никогда в жизни. Он видел одно приятное место, на Колдхарбор-лейн, кухня тетушки-какой-то-там. Он повернул обратно и свернул на Электрик-авеню. Это было лучшее название улицы, которое он когда-либо видел.

31

Утром Винтер прошел через полицейский гараж вверх по узкой лестнице к кабинетам сыщиков. По пути ему встретились двое в защитных жилетах и с автоматами в руках. Совершенно бесцветные стены создавали впечатление, что мир заканчивается, как только человек сюда вступает. Жужжал вентилятор, беспрерывно звонили телефоны.

В коридоре из двери в дверь сновали мужчины и женщины. На стене висел большой плакат, который лучше смотрелся бы в космической лаборатории, чем в полицейском управлении. Тысячи линий расходились лучами из точки в центре к большой окружности. Рисунок напоминал модель Солнечной системы, но Макдональд вчера объяснил, что к чему. Каждый луч это телефонный звонок жертвы в разные точки мира, схема осталась от предыдущего дела, связанного с наркотиками.

У комиссаров были отдельные кабинеты на этом этаже, а остальные работали в больших запах открытой планировки. У большинства было по два стола, сдвинутых вместе, – одного им не хватало.

Повсюду компьютеры, пишущие машинки, шкафы с архивами, телефоны и горы бумаг: протоколы опросов свидетелей, записи от руки и перепечатанные набело, пачки фотографий. Все это создавало впечатление несколько старомодной эффективности. Шведская полиция выглядела так лет пятнадцать назад, когда Винтер только начинал и компьютеров еще не было.

«Им важна атмосфера, – думал Винтер. – Здесь чувствуется свобода мысли, анархия, возможность влиять на решения – то, чего нам не хватает в Швеции. Мы слишком изолированы друг от друга в нашей крепости на Сконегатан».

Но Макдональд был тоже изолирован в своем кабинете. Десять квадратных метров, кучи бумаг, телефоны. Защитный жилет и шлем завалены барахлом в углу, их и не достанешь при срочной тревоге. Пистолет в потертой кобуре лежит на письменном столе. Скудное английское солнце просачивалось сквозь жалюзи и рисовало полоски на лице Макдональда.

– Хочешь чаю? – спросил он.

– С удовольствием.

Макдональд вышел в коридор, сказал что-то неразборчивое кому-то невидимому, вернулся в кабинет и жестом пригласил Винтера садиться. Гостевой стул шатался, хотя вчера он выдержал Винтера во время его короткого визита.

– Чай скоро будет.

– А мы в Гетеборге сами себе завариваем.

– В Англии по-прежнему классовое общество, слабые приносят чай сильным.

– Мы к этому постепенно возвращаемся, знаменитая шведская модель общества больше не работает.

– Честно говоря, ты не производишь впечатления борца за уничтожение классов.

Появилась девушка, одетая, как официантка, в белую блузку и узкую черную юбку. Макдональд отодвинул стопку бумаг, и она поставила на стол поднос с белыми чашками, белым чайником, сахарницей и пакетом молока, улыбнулась Винтеру и вышла.

– У вас там все сыщики выглядят как ты? – спросил Макдональд.

– Только во время командировки.

– А в Англии всегда ходят так, как мы сейчас. Наше здание очень удобно расположено. Как видишь, мы не афишируем свою работу. Здесь мы скрыты от глаз, предоставлены сами себе, и после работы в городе мы всегда спешим сюда. Здесь наши компьютеры, тут мы общаемся, болтаем, думаем.

– И говорите по телефону.

При этих словах зазвонил телефон на столе. Макдональд поговорил минуту, положил трубку и сказал:

– Родители Джеффа могут принять нас завтра.

– Это хорошо.

– Посмотрим.

– Ты можешь как-то в целом охарактеризовать этот район, где вы работаете, юго-восток, есть ли что-то общее в укладе жизни?

– Нет. Единственное – чем дальше от Лондона, тем приятнее. Меньше преступность, красивее дома, добрее люди. В Кройдоне есть неплохие районы, там в бизнес-центре крутятся большие деньги, но вокруг трущобы, где преступность очень высока. Выше на север – еще хуже. Брикстон, Пекхам… Много уголовщины, мало или совсем нет денег, много иммигрантов, у которых никогда не будет шанса выбраться.

– Понятно.

– Я столько лет отходил тут полицейским, что ясно вижу: те, у кого раньше было мало шансов, сейчас не имеют их вообще.

– Значит, растет преступность.

– Конечно. И отчужденность. Раньше те, у кого были деньги, не хвалились своим богатством, а теперь процветает открытая неприязнь: те, у кого есть, презирают тех, у кого нет. Я вижу это каждый день.

– Тут дело не только в деньгах или цвете кожи. Идет отчуждение тех, кто отклоняется от стандарта, во всех смыслах. Это новая тенденция в Швеции.

– У вас тоже? Не верю.

– Я тебе точно говорю.

– Упаси вас Бог прийти к тому же, что у нас.

– И это говорит циничный опытный коп?

– Я не знаю.

Макдональд отхлебнул чай.

– Наша работа делает из нас циников, – продолжил Винтер. – Человек вдруг понимает, что он совершенно один, что людям на все наплевать, что все постоянно врут – не только прижатый к стенке уголовник, но все вокруг.

– А тем, кто виноват на самом деле, как с гуся вода. Трудно удержаться от циничных мыслей…

– А сколько ужасов приходится видеть. Как без цинизма пережить картины насилия, последствий насилия?

– О, да.

– И все-таки ежедневный контакт с людьми помогает. Это единственное, что как-то держит.

– Контакты – наше всё. Когда убивают или кто-то пропал без вести, мы везде объявляем об этом, и нам звонят тысячи людей, желающих помочь, ты же слышишь.

Действительно, можно было различить постоянные звонки где-то в другой комнате.

– Несколько лет назад был у нас такой случай, – сказал Макдональд. – Мальчик, лет двенадцати, был зверски убит, над ним еще и издевались перед смертью. У нас у всех волосы стояли дыбом. Что же за исчадие ада ходит тут рядом с нами?

– Знакомое чувство.

– Нам позвонил один человек и сказал, что когда он был подростком, он разносил газеты в том районе, где был найден мальчик. И там жил некий тип, который к нему приставал. Про него ходило много слухов, но в полицию никто не заявлял. Звонивший сказал, что сейчас ему тридцать два года, но он до сих пор помнит свой ужас.

– Помнил ли он имя?

– Да, он назвал имя и адрес, мы его пробили, он был не так уж стар. Мы начали задавать ему вопросы и он тут же раскололся.

– Какой редкий случай, – сказал Винтер.

– Да, но это не просто везение, если смотреть на вещи шире. Если бы мы не были доступны, если бы люди не знали, что мы доступны, хотя и немного скрыты от глаз, этот парень не позвонил бы.

– Вот бы нам сейчас такой звонок в Гетеборге.

Винтер забыл про свой чай, увлекшись беседой.

– Принести новый? – спросил Макдональд.

– Нет, спасибо, сойдет.

– Мне совершенно нетрудно.

– Я знаю.

Макдональд потер колено, и Винтер спросил:

– Опять болит?

– Боль проходит к воскресенью и появляется в понедельник. Кстати, хочешь с нами?

– Куда?

– Сыграть матч с командой паба.

– Где?

– В Кенте, три мили отсюда. Я там живу, и паб стоит там же.

– Если я еще буду здесь.

– Конечно, будешь.

– Пожалуй, я бы взял другой стакан чаю, – сказал Винтер, чтобы сменить тему.

Макдональд вышел и скоро вернулся с подносом.

– Наша служанка занята за компьютером.

– Так что пришлось ее сыну поработать.

– Ты о чем?

– «Сын служанки», был такой роман у знаменитого шведского писателя, – сказал Винтер, надеясь, что название можно узнать в его переводе на английский.

– Знаю, Стриндберг.

– Кто из нас теперь мистер Всезнайка?

– Этот роман лежит у меня в стопке книг, которые я планирую прочитать, когда выйду на пенсию.

Винтер отпил горячий и сладкий чай. В спину светило теплое солнце. Лицо Макдональда было слегка полосатым, и на этот раз не от жалюзи. Он просто побрился, и его кожа отливала синевой. Черные брови сходились на переносице. На столе лежали очки для чтения без оправы. Макдональд взял их повертеть в руках, и они исчезли в его лапе, как детская игрушка. «Наверное, он зверь на футбольном поле, – подумал Винтер. – Еще хуже, чем я».

– Вы нашли кого-нибудь, кто видел мальчика с убийцей? – спросил он.

Макдональд отпустил очки, наклонился вперед. Линии на его лице стали резче.

– Несколько человек. И самый вменяемый из них утверждает, что тот тип, который был с мальчиком, выглядит как я.

– Как ты?

– Так он сказал.

– Что он имел в виду?

– Насколько я понял, речь шла о крупном мужике с длинными темными волосами.

– Мы тоже пришли к этому. Большой и темный.

– Но это мог быть и просто знакомый, – сказал Макдональд.

– Нет.

– Почему нет?

– Ты сам веришь, что это был просто знакомый?

– На самом деле – нет.

– Тот, кто шел с Пэром через парк, и есть наш клиент. С какой бы еще стати он прятался по закоулкам?

– Могли быть другие причины. Нетрадиционная ориентация, например.

– Он был голубым? И не хотел, чтобы об этом узнала его семья?

Макдональд пожал плечами.

– Твои резоны заслуживают столько же внимания, сколько и мои. Звонили еще несколько человек, но это были обычные фантазеры.

– Я видел листовки, которые вы развесили.

Винтер заметил их вчера вечером на станции, когда его подвез Макдональд. Фотография Пэра, которую Винтер прислал им в Лондон, текст о месте убийства, о парке. Тех, кто что-нибудь видел, призывали обращаться в полицию.

Объявление выглядело абсурдной афишей, кадром из безумного фильма. Винтеру на мгновение стало плохо. Листок был уже потрепан и слегка выцвел – все уже произошло, это не предупреждение, слишком поздно. Точно такие же висели еще на двух столбах, они были приклеены одновременно. Поезда приходили и уходили, и пассажиры читали и звонили коллегам Макдональда, но пока без толку.

По пути домой, на вокзале Виктория, Винтер обнаружил на столбе обрывок объявления о Пэре. Листок был, очевидно, сорван ветром, остался только нижний правый угол. Как будто кто-то порвал карту Лондона, оставив только юго-восточный район. Это выглядело символичным, как знак для посвященных.