Текст книги "О завтрашнем дне не беспокойтесь (СИ)"

Автор книги: Николай Симонов

Павлов попросил у Сансары небольшой перерыв, отправился в свою каюту, зажег светильник, нашел в секретере письменные принадлежности, и на том же свитке пергамента, который получил от Астрахана, на обратной стороне гусиным пером и черной тушью написал ответное послание.

В своем письме он с гневом и возмущением написал о том, что император Агесилай-хан подло украл у него, Тезей-хана, победу, одержанную над парсами в сражениях у Змеиной Горы и при Гамбите, а его вельможи из зависти и ревности обрекли на смерть лучших полководцев империи. Далее, он обвинил Астрахана в предательстве своих боевых товарищей, и прежде всего, начальника Генерального штаба Гирей-хана.

Излив свое негодование, он предложил Астрахану, если у того еще осталась хоть капля совести, передать командование отрядом своему заместителю, а самому отправиться в Высочайший Храм Одина, постричься в монахи и до конца дней замаливать свои грехи. Заместителю же его он обещал содействие в возвращении солдат срочной службы на родину, помощь легкораненым и милостивый уход за теми, кто не в состоянии передвигаться самостоятельно. Для того чтобы это произошло, его отряду надлежало сдать свое оружие и доспехи представителям племени орландов. В противном случае он сулил Астрахану и его подчиненным бесславную гибель, плен и позорное рабство.

Завершив письмо, он скрепил его личной печатью и пригласил Сансару, Урсулу и Старую Досю на очередное совещание, на котором на ломаном орландском языке огласил содержание своего послания и попросил Старую Досю доставить пергамент адресату. При этом он пояснил, что передавать письмо из рук в руки необязательно, а достаточно забросить его с помощью лука и стрелы. Воительницы посмотрели на него с большим уважением, и согласились.

 
VI
О том, что рота гоплитов, занявшая факторию, полностью вырезана, Павлов и Сансара узнали рано утром, когда "Эсмеральда" начала совершать сложные маневры, с целью пришвартоваться к берегу. Неподалеку от речного причала орландского подворья их встретил на лодках смешанный передовой отряд москитов, кайяпо и черных аратов в количестве двадцати воинов. Их командиры доложили обстановку, и, выслушав краткое сообщение Сансары, так обрадовались, что даже запели. Они бы, наверное, и заплясали, да только места в их лодках для этого было слишком мало.
…На деревянном причале напротив орландского подворья, не смотря на ранний час, столпилось множество народа. Среди них были не только представители местных племен, но и взятые ими в плен заложники из состава гражданского контингента Северной экспедиции. Все они с нетерпением ждали известий о том, чем закончилось сражение на реке Ипуть. Появление галеры Тезей-хана с построившимися на верхней палубе орландскими амазонками было встречено со вздохом облегчения и слезами радости. Радовались даже заложники, которых предводители племен предупредили о том, что лишат их жизни, если их главный начальник господин Астрахан откажется вступить с ними в мирные переговоры.
Воительницы сошли на причал и по деревянной лестнице с резными перилами направились в орландское подворье. За ними проследовали бойцы Тезей-хана, которые вынесли на прямоугольных орландских щитах тела трех погибших: Меркурия из Эльдорадо и скончавшихся ночью от полученных ранений Виктории из рода Белохвостого Оленя и Памелы из рода Красной Лисицы. Люди на причале замолчали и склонили головы. Легкораненые сошли на берег самостоятельно.
Сухо поздоровавшись с предводителями тунгусов, москитов, кайяпо, далматинцев, черных и белых аратов, Павлов пригласил их на "Эсмеральду". Началось шумное и бестолковое совещание по поводу сложившейся ситуации. Все присутствующие знали, где находится отряд Астрахана и какова его численность, но при этом плохо себе представляли, что такое регулярная армия и как с ней бороться. Спорили и ругались до хрипоты на каком-то чудовищном наречии, которое выработали за годы векового общения и товарного обмена.
Павлову, в конце концов, это надоело, и он, подозвав к себе боцмана Корейка, приказал ему произвести из трофейного "единорога" холостой выстрел. Боцман в спешке или от переутомления забыл, что орудие уже заряжено, и заложил еще один картуз с порохом, из-за чего выстрел получился совершенно оглушительный.
Люди на причале в страхе закричали и бросились бежать, кто куда. Вожди, изменившись в лице, схватились за животы и присели. Кто-то из них, на четвереньках, направился к сходням. Только старик Бильдыев оставался на месте и весело улыбался.
После того, как вожди пришли в себя, Бильдыев объявил, что полностью подчиняется зятю Верховного вождя орландов и будет беспрекословно исполнять все его приказы. Его примеру немедленно последовали вождь москитов Ширак и предводитель черных аратов Айо.
Выяснив, где джурджени установили свою батарею из двух полевых орудий, Павлов попросил Бильдыева, чтобы его люди откатили пушки на орландское подворье. Туда же он велел перенести порох и боеприпасы. Он был уверен в том, что Бильдыев с заданием справится успешно, так как про огнестрельное оружие знает не понаслышке и не испытывает к нему благоговейного ужаса. Остальных вождей он попросил попусту не суетиться, а собрать всех пленных, посадить их на их же собственные ладьи, переправить на противоположный берег реки Елены и взять под стражу. Центурион Сансара, вернувшись на "Эсмеральду", одобрила его решения, и они договорились о том, что отряд воительниц закрепится в орландском подворье, а отряд Павлова на галере будет контролировать побережье.
Прошло не более получаса с того времени, когда "Эсмеральда", заняв удобную позицию на стремнине реки Ипуть, выбросила плавучий якорь, как со стороны орландского подворья послышался шум. Павлов, который, сидя у корабельного орудия, незаметно задремал, проснулся, подошел к борту и взглянул в подзорную трубу. С расстояния, приблизительно, пятьсот метров он разглядел Урсулу. Она что-то кричала и размахивала руками, стараясь привлечь к себе внимание. По ее лицу, сияющему от радости, можно было без труда понять, что произошло какое-то важное событие, возможно, означающее конец войны. Он приказал капитану Тарасу выбирать якорь и идти к причалу.
С криком: "Победа! Полная победа!" – Урсула, пробежав по сходням, бросилась к нему шею. Из ее дальнейших объяснений Павлов понял, что отряд противника, выдвинувшись со стороны соснового бора на Журавлиную поляну, разоружился, и его командир просит господина Тезей-хана принять полную и безоговорочную капитуляцию. Это, конечно, могла быть и военная хитрость, поэтому он приказал своим людям облачиться в тяжелые доспехи и быть готовыми к сражению в сомкнутом строю.
На галере остались капитан Тарас с тремя вахтенными матросами, умевшими стрелять из пушки, и четверо легкораненых. Когда его бойцы в количестве сорока человек сошли на причал и построились, он повел их на Журавлиную поляну.
Отряд Центуриона в количестве десяти бойцов поджидал его неподалеку от орландского подворья. Получалось, что полсотни человек должны были принять капитуляцию у противника, обладающего пятикратным превосходством. Что-то в этой арифметике явно не сходилось. Это понимала и Сансара, которая заявила Павлову о том, что в намерение противника сдаться в плен не очень-то верит и изложила запасной план, предусматривающий отступление на заранее укрепленные позиции. Подбежали, запыхавшиеся, Агафья и Ольга и доложили им о том, что джурджени снимают с себя доспехи и оружие и под присмотром Старой Доси складывают все это на большой стол, за которым вчерашним днем пировали вожди местных племен.
Скрытно понаблюдав за противником и убедившись в том, что он действительно разоружается, Павлов решил рискнуть. В сопровождении четырех бойцов, прикрывавших его овальными щитами, он вышел из-за деревьев и встал на виду. Незаметно к ним подползли два арбалетчика и заняли позицию "единственного выстрела".
Павлова, то есть Тезей-хана, заметили, и тут же навстречу ему из толпы разоружившихся солдат вышел высокий худощавый мужчина в камуфляжном комбинезоне. Павлов опознал майора Багирхана – начальника армейского спецназа. С этим офицером он, как говорится, "не один год хлебал щи из одного котелка".
Отдав честь, бывший боевой соратник доложил ему о том, что, согласно приказу вельможного советника императора Астрахана, он принял на себя командование всеми военными и гражданскими подразделениями Северной экспедиции и просит их высочество Тезей-хана гарантировать им жизнь и способствовать возвращению на родину.
 

– Где Астрахан? – спросил Павлов, для острастки направив на майора незаряженный пистолет Виктора Дорохова.

– После отдачи приказа их превосходительство скрылись в неизвестном направлении,– ответил Багирхан, заметно побледнев при виде пистолета.

– Знал ли Астрахан о том, что его гарнизон в купеческом поселении уничтожен? – задал Павлов вопрос, ответ на который должен был в действиях Астрахана очень многое прояснить.

– О судьбе гарнизона нам стало известно на второй час после восхода солнца. Но это уже не важно. Мы поняли, что потерпели поражение, еще раньше, когда узнали о гибели "Стрижа" и "Ласточки",– печальным голосом произнес начальник спецназа.

Удовлетворившись ответом, Павлов приказал Багирхану построить всех своих людей, за исключением больных и раненых, и ждать его дальнейших указаний. Затем он подал Сансаре условный знак, и воительницы, выйдя из-за деревьев, построились за его спиной. Его люди, в свою очередь, рассредоточились, и, скрываясь за деревьями, начали обмениваться известным спецназовцам сигналами, с целью сбить противника с толку и создать видимость значительности своего присутствия: как минимум, в три раза больше, чем они есть на самом деле.

Наступал решающий момент принятия капитуляции. Павлов сделал знак Старой Досе и, когда она к нему подошла, попросил коротко рассказать ему о том, как ей удалось одной привести за собой такую уйму солдат.

Старая Дося, волнуясь, рассказала ему, что его письмо ей все же пришлось передать Астрахану непосредственно, то есть из рук в руки, так как человек, с которым он только что разговаривал, захватил ее в плен. Агафье и Ольге удалось скрыться. После того, как Астрахан, к которому ее доставили, прочитал письмо, то сразу же велел ее развязать. При отсутствии переводчика они общались языком мимики и жестов.

Старой Досе даже пришлось выцарапать на вощеной доске символ Высочайшего Храма Одина, то есть знак "розы ветров". Она сделала это в ответ на просьбу "начальника джурджени" рассказать о том, каким богам поклоняются орланды, и кто из них самый главный. Увидев ее рисунок, Астрахан, по ее словам, схватился за голову, куда-то отошел, долго не возвращался, а затем, когда пришел, принес золотую цепь с серебряной пятиконечной звездой и попросил передать эту вещь господину Тезей-хану. Она обещала ему выполнить его просьбу и тут же вынула из-за пазухи и протянула Павлову "Орден Серебряной Звезды" – награду, которой Астрахан удостоился за мужество и отвагу, проявленную в сражении у Змеиной горы.

Тем временем люди Багирхана построились. Кроме бойцов армейского спецназа, в одном строю оказались солдаты-гоплиты гвардейского полка и члены экипажа "Ласточки", всего – 300 человек. После короткой, но очень эмоциональной речи Павлов объявил их демилитаризованными солдатами и велел им возвращаться к своим семьям, следуя вдоль берега реки Елена, и далее до озера Тулук. С собой он разрешил им взять свои личные вещи и поясные ножи. Он просил их убираться восвояси как можно быстрее, пока воинственные туземцы не оторвали им головы, чтобы засушить их и оставить себе на память в качестве сувениров. О судьбе своих раненых товарищей он просил не беспокоиться, разрешил с ними проститься и сообщить каждому из них о том, что с сегодняшнего дня они становятся почетными гостями племени орландов, у которого одна с ними вера и моральные ценности.

Речь Павлова произвела на солдат и матросов очень сильное впечатление. Несколько человек, в том числе корабельный врач "Ласточки" Моисей-хан, вызвались остаться со своими ранеными товарищами, чтобы за ними ухаживать. Павлов не возражал. Багирхан желал знать, что будет с гражданскими лицами. Павлов сказал, что их судьба не в его власти, но при этом выразил надежду на то, что туземцы с ними будут обращаться хорошо.

Когда вопросы иссякли, Павлов объявил Багирхану, что у него совсем мало времени и, что, если он с демилитаризованным контингентом не уложится за полчаса, то он отдаст приказ палить по ним картечью. И надо же такому случиться, что как раз в этот момент на Журавлиную поляну въехала пушка, запряженная в упряжку из двух оленей. Упряжку вела на ремне старуха-шаманка Айдан, увешанная амулетами, а старик Бильдыев гордо восседал на колесном лафете. Зрелища, более комичного, трудно было представить, и Павлов с трудом сдерживал себя, чтобы не расхохотаться. И, кстати, он был не прав, так как старик Бильдыев сумел, как заправский канонир, затравить пушку порохом и заложить в ствол заряд картечи. Следом за пушкой шел его сын Нанука с зажженным фитилем. В случае неповиновения разоруженные солдаты джурджени получили бы серьезный урок.

Тревожно поглядывая на стеклянную клепсидру (песочные часы), Багирхан через каждые пять минут сообщал своим подчиненным, сколько у них осталось времени. За пять минут до назначенного Павловым срока отряд Багиргана построился в колонну по двое и, быстрым шагом, отправился вдоль берега реки Елены. По команде Центуриона Сансары следом за ним двинулся отряд воительниц во главе с Урсулой, чтобы проводить непрошеных гостей до восточной границы фактории. Тем временем Павлов разрешил своим людям подойти к раненым, вступить с ними в контакт и найти среди них своих земляков, а возможно и родню.

За исключением князя Бильдыева, все остальные племенные вожди к решению Павлова отпустить отряд Багирхана с миром отнеслись резко отрицательно. У них, очевидно, взыграло самолюбие, и прорезался воинский дух. Несколько групп молодых охотников отправились параллельным движению отряда Багирхана курсом, надеясь застигнуть практически безоружных солдат врасплох, не подозревая, с кем они имеют дело.

Даже старший сын Верховного вождя Гонория Кочубей, появившийся в фактории через час после отхода отряда Багирхана, выразил Павлову и Центуриону Сансаре свое неудовольствие. Он, видно, уже представлял себя в роли Верховного вождя орландов, хотя для этого еще требовалось получить благословление Верховного жреца Колывана и одобрение Совета старейшин. Но еще прежде требовалось разыскать тело Гонория и удостоверить им свидетельские показания братьев Касьяна и Трифона из рода Куницы и Гарегина Плотника из рода Белохвостого Оленя. Последний, бросившись вслед за Гонорием с двадцатиметровой стенки каньона, чудом, как герой голливудского блокбастера, остался жив, то есть не разбился и даже выплыл.

В полдень в факторию прибыл Толемей-хан и с волнением узнал об ошеломляющей победе над превосходящим по силе противником. Павлов рассказал своему другу и советнику о сражении в Красивом каньоне и безоговорочной капитуляции отряда Багирхана, а затем провел на Журавлиную поляну и познакомил с корабельным врачом "Ласточки" Моисей-ханом. Едва отдохнув с дороги, Толемей-хан тут же со знанием дела приступил к развертыванию полевого госпиталя на сто койко-мест.

К двум часам после полудня в фактории стало также шумно, людно и весело, как и в самые первые ярмарочные дни. Получив известие о том, что опасность миновала, из плавней Голубого залива возвратились скрывавшиеся в них женщины, старики и дети. В числе прочих на купеческой ладье вернулись в факторию и колонисты из Эльдорадо. Все они были усталые и взволнованные, проведя бессонную ночь в тревожном ожидании известий.

Ириска, узнав о гибели отца, так разрыдалась, что ее едва успокоили. Павлов велел ей собираться в дорогу вместе со своими родственниками, отбывающими на Красные Камни, обещав ей, что прибудет туда сам, как только обстановка более или менее нормализуется. В качестве сопровождающего он предложил ей Алексию. Ириска попросила включить в ее свиту также Полину, Зою и Снежинку. Она всерьез принимала этих трех девушек, которых ему когда-то подарила его "мать" Гюльнара, за настоящих фрейлин и очень хотела поскорее научиться у них хорошим манерам, танцам и пению. Сами девушки, когда Павлов обратился к ним, чтобы узнать их мнение, в ответ радостно закивали головами и заявили, что они "за". Трех рабынь, полученных в виде приданого, Ириска передала на попечение Марины, велев ей после прибытия в Эльдорадо "задать им работу и строго взыскивать за неисполнение уроков".

 
VII
Бездыханное тело Верховного вождя Гонория было найдено на третий день после сражения в Красивом каньоне неподалеку от Черной скалы, куда его вынесло и прибило течение. Самое обидное, что нашли и опознали Гонория не свои соплеменники, а люди Ширака, которые и доставили его на Красные Камни.
Как зятю покойного Верховного вождя, Павлову надлежало принять участие в траурных мероприятиях, которые по обычаям орландов продолжались девять дней. Но перед тем, как отправиться на Красные Камни, он побывал в Эльдорадо, проверил, как у колонистов идут дела и даже провел заседание Народного собрания, на котором доложил текущую военно-политическую обстановку и призвал сограждан к бдительности и строжайшей дисциплине.
"Эсмеральда" нуждалась в ремонте, поэтому в поход на Красные Камни Павлов отправился на "Лимузине". Резервная галера была полностью укомплектована командой молодых гребцов и матросов в возрасте 17-18 лет. Все бойцы, которые участвовали в сражении в Красивом каньоне, были представлены к наградам, но брать их с собой Павлов не стал, полагая, что они устали и нуждаются в отдыхе. Из состава первого экипажа во втором походе участвовали только капитан Тарас, боцман Корейка и шеф-повар Рутений.
Бывший столяр-краснодеревщик летнего дворца Тезей-хана Махаон изготовил для корабельного орудия "Лимузины" поворотный станок-лафет с хитроумным механизмом наведения и прицеливания. Рудознатцы Ипполит и Сиракузец намололи нужное количество зернистого пороха, смешав селитру, серу и древесный уголь в пропорции: 75-10-15. Мастер-гончар по прозвищу Битый Горшок испек в "драконовой" печи из китайского камня и белой глины дюжину фарфоровых ядер с "музыкой", которые в полете издавали зловещий звук, похожий на рев реактивного снаряда, а при рикошете раскалывались и разлетались острыми осколками.
Толемей-хан в Эльдорадо побывать не смог, так как был по горло занят организацией полевого госпиталя на Журавлиной поляне и, к тому же делал по нескольку сложных операций в день. Пятнадцать своих пациентов (с переломами и вывихами) он счел идущими на поправку и предложил им переселиться в Эльдорадо. Десять из них предложение приняли, и прибыли в Эльдорадо вместе с Павловым в качестве "граждан с испытательным сроком". Колонисты встретили новичков очень доброжелательно, что позволяло надеяться на успех задуманного Павловым и Толемей-ханом эксперимента социальной адаптации пленных к жизни в условиях свободного демократического общества.
Стать подданными их высочества Тезей-хана мечтали многие граждане Империи джурджени, оказавшиеся пленниками "диких варваров". К дележу захваченных у джурджени материальных ценностей и пленных, предводители местных племен подошли основательно: разделили все трофеи на семь, примерно равных, лотов, а затем тянули жребий. Павлов от дележа добычи был отстранен, так как по понятиям вождей считался "человеком, вносящим виру", то есть плату за убийство его соплеменниками Верховного вождя орландов Гонория. К тому же он являлся зятем покойного, следовательно, все свои претензии должен был обращать к Совету старейшин племени орландов.
Старший сын Гонория Кочубей и охотники старших родов, прибывшие в факторию в день капитуляции отряда под командованием Багирхана, забрали с Журавлиной поляны все, сваленное там оружие и доспехи, и вскоре переправили ценные трофеи на Красные Камни. Кроме того, в соответствии с вытянутым жребием, орландам достался неплохой лот, состоящий из разнообразного военного имущества, продуктов питания и 30 рабов и рабынь.
Павлов просил Кочубея из доставшихся орландам трофеев отдать ему хотя бы продовольствие, которое он хотел использовать для нужд раненых,– на что Кочубей дерзко ему ответил: "Пусть едят траву, а если мяса захотят, то друг друга".
Присутствовавшая при этом разговоре Центурион Сансара так возмутилась, что не упустила возможности поинтересоваться насчет боевых успехов отряда, которым Кочубей командовал во время сражения в Красивом каньоне. Отряд его, к слову сказать, не потерял ни одного бойца, но при этом не бросил в противника ни одного копья, и бесполезным образом пытался отстреливаться из луков "на дистанции трусливого воина", то есть с расстояния, порядка, 300 шагов. Слова Центуриона возымели на Кочубея действие, и он, хоть и не сразу, дюжину мешков с рисом, крупой и мукой, а также бочки с солониной в пользу раненых выделил.
Подлинная причина "щедрости" Кочубея прояснилась в тот день, когда Павлов на резервной галере, укомплектованной парнями допризывного возраста, зашел в факторию, чтобы повидаться с Толемей-ханом и Урсулой. К тому времени воительницы возвратились на Красные Камни, и на место боевого дежурства в фактории заступил отряд старших учениц в количестве 22-х человек.
Пока Павлов общался со своими друзьями, подопечные Урсулы с удовольствием знакомились со своими сверстниками из Эльдорадо: обменивались сувенирами и после совершения обмена, взявшись за руки, гуляли по берегу, целовались и, наверное, где-то уединялись. Из-за этого Павлову пришлось задержаться с отбытием на целых два часа. Но это – не главное. Главное – то, что Капуцин попросил его доставить на Красные Камни "тридцать голов некрупнорогатого скота".
Павлов даже не сразу понял, что речь идет о рабах, доставшихся орландам по жребию, а когда понял, возмутился. Превращать "Лимузину" в "плавучую тюрьму" для невольников и становиться, хотя и ненадолго, их надсмотрщиком он был категорически не согласен. Тогда Капуцин напомнил ему случай с продовольствием для раненых, и, широко улыбаясь, заявил, что Кочубей сделал это не безвозмездно, а в качестве предоплаты услуги по перевозке рабов, которую Тезей-хан, ему, якобы, согласился оказать.
Заталкивать невольников в трюм, Павлов, разумеется, не стал; они следовали до Красных Камней на верхней палубе и вели себя очень дисциплинированно. Все рабы и рабыни были прилично одеты, а многие женщины открыто носили свои ювелирные украшения. По понятиям местных племен "женские вещи" обладали страшной магической силой, поэтому отнимать их силой считалось небезопасно.
Среди невольников Павлов встретил двух своих старых знакомых: корабельного мастера императорской верфи Егория и строителя-архитектора Авенир-хана из провинции Тхэбай. Смирившись с постигшим их ударом судьбы, его знакомые ни на что не жаловались и ни о чем не просили. Их жены и дети, по счастью, остались с ними. Павлов рассказал им про Эльдорадо и намекнул им на свои возможности выкупить их вместе с их семьями у орландов. Его предложение они восприняли со слезами радости на глазах.
Остальные невольники, слышавшие этот разговор, также изъявили желание стать его подданными и принялись умолять его об этом. Особенно настаивали на своем освобождении две красотки, в которых Павлов без труда узнал представительниц древнейшей профессии, в империи джурджени весьма процветавшей. Расспросив девушек, в каких борделях они "трудились", и кто были их хозяева, он посоветовал им сразу выброситься за борт, поскольку у орландов или в Эльдорадо им по своей основной профессии работать не придется. Девушки на него обиделись, насупились и отошли в сторонку.
На пути к Красивому каньону "Лимузина" прошла мимо обугленного остова "Ласточки". Где-то рядом с кораблем должен был находиться ствол четвертого "единорога". Павлов приказал капитану Тарасу встать на якорь и послать к сгоревшей "Ласточке" на двух шлюпках людей под командованием боцмана Корейка, чтобы они пошарили по мелководью и этот ствол нашли. Из четырех орудий, с которыми Астрахан направился на завоевание Северного Забайкалья, это было последним. Два полевых орудия на колесных лафетах, захваченные в фактории, уже находились в Эльдорадо, третье – стояло на "Эсмеральде".
Четвертый орудийный ствол удалось сравнительно быстро найти; от огня и воды он совершенно не пострадал, и Павлов решил, что после прибытия в Эльдорадо поставит его на колесный лафет и сделает из него полевое орудие. Кроме орудийного ствола молодые бойцы нашли много других металлических предметов, не расплавившихся при пожаре: гвозди, скобы, топоры, ножи, наконечники стрел и копий.
Ближе к вечеру ветер, как назло стих, и для прохождения Красивого каньона Павлов приказал дополнительно установить на корме с каждого борта по пять длинных весел. Места за дополнительными веслами заняли невольники. Принуждать к работе никого из них не пришлось; многие "пассажиры" вызвались потрудиться на общее благо добровольно.
Банки (скамьи) на "Эсмеральде" и "Лимузине", в отличие от "Клементины", располагались под углом к проходу (куршее). На каждой скамье располагались по двое или по трое гребцов, которые управляли одним кленовым веслом длиной от четырех до шести метров. Из-за низкого потолка, образующего поверхность верхней палубы, по куршее приходилось пробираться согнувшись, но зато гребцы были надежно защищены от дождя и ветра.
Павлов и сам от работы отлынивать не стал, заняв место среди загребных правого борта. Вспомнив, как он ходил на "Клементине", он спросил парней, какие морские песни они знают. Выяснив, что среди этих песен есть и его любимая, он сам ее и затянул, а парни дружно подхватили:
"Весла бери поскорее и – в путь! Ветру подставь богатырскую грудь.
Так навались, чтоб бурун за кормой! Правим в Айхеной, правим домой.
Вот он, вижу! Лямбда!
Пенит волну моя чудо-ладья. Счастлив судьбою моряцкою я.
В даль голубую дорогой прямой правим в Айхеной, правим домой.
Вот он, вижу! Лямбда!"
 
 
Если читатель еще не забыл, ритм для рывка веслом в этой песне задавался возгласом "Вот он, вижу!", а сам рывок следовал вместе с выкриком крепкого словца "Лямбда!".
Команда гребцов работала дружно и слаженно; и галера, преодолевая сильное встречное течение, медленно вошла в устье Красивого каньона. Команда матросов, установив на фок-мачте марсель, приготовила заряженные многолучевые арбалеты и заняла позиции для стрельбы по всему, что на козырьках каньона будет шевелиться или двигаться.
Павлову очень не нравилось решение Центуриона Сансары снять с Красивого каньона наблюдательный пост и перенести его ближе к Красным Камням, хотя он прекрасно понимал, что эта мера вынужденная, и обусловлена нехваткой людей. На шестой день после сражения в Красивом каньоне от ран скончались еще две воительницы, и, таким образом, общее количество погибших со стороны победителей составило десять человек. Вот их имена: Меркурий из Эльдорадо; Виктория, Памела, Забава и Младшая Дося из отряда Центуриона; Верховный вождь Гонорий и его племянник Зиновий, Гордей и Тихон из рода Красной Лошади и Назар по прозвищу Знахарь из рода Желтого Быка.
В скорбном списке погибших абсолютное большинство (9 человек) – представители племени орландов. Эти люди сражались и умирали, выполняя по отношению к Павлову и гражданам Эльдорадо союзнический долг, скрепленный его браком с дочерью Верховного вождя Гонория.
О стратегическом плане военных советников Агесилай-хана IV оккупировать Красные Камни и изгнать оттуда местное население из подчиненных Астрахана знали немногие. Один из них находился у Павлова на галере. Это – строитель-архитектор –Авенир-хан из провинции Тхэбай. Основываясь на подробной карте Долгого Острова, составленной Толемей-ханом, Авенир-хан начертил план военной крепости джурджени на реке Ипуть и перед отправкой Северной экспедиции успел его в штабе сухопутных войск утвердить. Свитки пергамента, изображающие основные фортификационные узлы будущего города-крепости, находились у него за пазухой и были причиной его глубоких душевных переживаний: показывать документы, подписанные начальником штаба сухопутных войск Муса-ханом, их высочеству Тезей-хану или нет?
Пройдя Красивый каньон, "Лимузина" зашла в устье реки Полынь. На том же месте "между двумя холмами и горячим ручьем" ее экипаж и невольники, которых Павлову пришлось взять на борт, остановились на ночлег.
Во время ночной стоянки произошел досадный инцидент, который оставил на душе у Павлова очень неприятный осадок. Короче говоря, некоторые члены экипажа стали приставать к рабыням, полагая, что их тела не настолько чисты и священны, чтобы относиться к ним, как к вместилищу души и разума. В числе тех, кто стал объектом домогательства, оказались жена и дочь корабельного мастера Егория. Женщина унижение стерпела, молча, но, вот, шестнадцатилетняя дочь, которую боцман Корейка затащил в овраг и изнасиловал, изошла криком. Егорий попытался вмешаться, и был жестоко избит, а его дочь на рассвете утопилась.
Дело было поздно ночью, когда Павлов мирно почивал в своей каюте, обласканный двумя жрицами любви из знаменитого борделя на первой авеню города Альхон. По сути, он сам подал своим подчиненным дурной пример. По законам Эльдорадо боцман Корейка заслуживал того, чтобы его повесить, однако погибшая из-за него девушка была рабыней, являвшаяся собственностью племени орландов, и это меняло дело. Павлов приказал заключить боцмана под стражу и посадить его в трюм, чтобы после прибытия на Красные Камни передать его орландам в качестве компенсации за испорченное имущество, не подлежащее восстановлению. В первый же день пребывания под арестом его искусала серая корабельная крыса, зараженная бешенством, и на четвертые сутки боцман в страшных муках скончался.
 
 
VIII
На траурные мероприятия, которые проходили на Красных Камнях с 13-го по 22-й день месяца луктор (июнь), Павлов, по объективным причинам, прибыл с некоторым опозданием и намеревался отбыть в Эльдорадо до их завершения. Он пробыл там шесть дней и был принят орландами в качестве зятя покойного Верховного вождя Гонория и предводителя дружественного племени. На языке орландов поселения, подобные Эльдорадо, назывались "оторванные", а люди, проживающие в них, "оторвышами". В таком определении не было ничего оскорбительного и унизительного, поскольку сами орланды, как и, например, близкие им по языку и культуре дакоты, в далекие времена "оторвались" от союза илинойских племен, добровольно вошедших в состав государства джурджени.
Со времени поселения на Красных Камнях у орландов сменилось сорок девять Верховных вождей. Их тела подлежали захоронению на мемориальном кладбище в Священной дубовой роще. На каждой могиле была установлена стела из розового гранита в форме вертикально поставленной плиты с высеченной на ней пиктограммой, символически изображающей достоинства, недостатки и военные подвиги покойного.
Совет старейшин племени орландов единодушно решил на стеле покойного Верховного вождя Гонория увековечить память о мирном разрешении многолетнего конфликта с племенем кайяпо, об истреблении хунхузов и о победе над армией и флотом повелителя джурджени. Первое событие должно было символизировать изображение голубя с цветком ромашки в клюве. Второе событие – женщина с короной на голове и стрелой в глазу. Последнее памятное событие старейшины предложили отобразить пиктограммой в виде двух сломанных мечей, двух опрокинутых вверх дном парусников и девяти прямоугольных орландских щитов.
Павлову, участвовавшему в церемонии установления стелы на могиле покойного, такое прославление Гонория показалось очень несправедливым, поскольку исчезновение хунхузов и победу над Северной экспедицией Астрахана он считал своей заслугой.
Верховный жрец орландов преподобный Колыван, заметив его негативную реакцию на хвалебные речи старейшин, произнесенные ими на могиле Гонория, объяснил ему, что для орландов, как истинных детей природы, не существует разницы между общим и личным в оценке побед и поражений. Это делается для того, – сказал священник,– чтобы потомки помнили о том, что такое-то событие произошло в годы правления именно такого-то Верховного вождя, а не какого-то другого.
По обычаям орландов и других местных племен муж дочери считался приемным сыном, тогда как муж сестры просто приятелем. Эту разницу Павлов почувствовал на себе сразу же после прибытия на Красные Камни. Его, как и в первый раз, восторженно встретили, однако в свою резиденцию И.О. Верховного вождя Кочубей его не пригласил, а предложил разместиться в своем бывшем подворье. По решению семейного совета подворье перешло к среднему сыну Гонория Аркадию – единоутробному брату Ириски.
Место у причальной стенки, куда должна была встать "Лимузина", как будто нарочно было занято чьими-то бесхозными плотами, и пришлось бы Павлову швартоваться у очень неудобного вспомогательного причала напротив приюта Росомахи, если бы Центурион Сансара не посоветовала отличный вариант якорной стоянки в ста шагах от берега у подножия Верблюжьей горы. Она же приняла к себе на постой экипаж галеры, – чему молодые парни из Эльдорадо поначалу были несказанно рады.
Сраженная горем, Ириска ожидала Павлова с огромным нетерпением. В ее статусе и общественном положении среди соплеменников и сородичей произошли серьезные изменения, но не для всех. Опальная жена Верховного вождя Гонория и мать Кочубея по прозвищу Черная Лиса покойную мать Ириски красавицу Есфирь ненавидела лютой ненавистью, и, видно, решила взять реванш за все свои прежние обиды и унижения. Когда она вместе со своими родственниками прибыла на похороны своего отца и явилась в родительский дом, Черная Лиса оскорбила ее нехорошими словами и даже попыталась выплеснуть на нее помои. Гордая Ириска обратилась за помощью к своему единоутробному брату Аркадию, и тот велел своим слугам на территории бывшего подворья Кочубея построить для нее и ее свиты просторный балаган.
Каждый день Ириска часами простаивали на причале, всматриваясь вдаль в надежде увидеть, когда на горизонте появится корабль Тезей-хана. С жадностью ловила она слухи о героических подвигах своего супруга и его боевых товарищей: Сансары, Урсулы и Старой Доси. Эти имена упоминались чаще других, наряду с именами Гонория и Гарегина Плотника. Ее "фрейлины": Полина, Зоя и Снежинка,– пребывали в блаженном безделье и донимали хозяйских слуг своими капризами.
Алексия (Алексхан), предоставленная сама себе, переоделась в мужскую одежду и отправилась на охоту. Она отсутствовала несколько дней, поскольку заблудилась. Где она пропадала, и что с ней случилось, она не рассказывала. Прибыв на Красные Камни, Павлов про нее не сразу и вспомнил, а, когда вспомнил, то было уже поздно: гермафродит замкнулся в себе, стал дерзить и требовать, чтобы он отдал ее на пожизненную службу в отряд Центуриона Сансары. Павлов решил, что его приемная дочь блажит, и снова пригрозил ей, что выдаст ее замуж за старика Бильдыева.
В день совершения "хвалебной" тризны, которая проходила в Священной дубовой роще, преподобный Колыван пригласил Павлова с Ириской и всей ее свитой погостить у него в Перламутровой башне – столько, сколько они захотят. Как Верховный жрец племени орландов, Колыван возглавлял ритуальные, траурные и похоронные мероприятия, и зятю усопшего – опальному сыну императора джурджени, уделял повышенное внимание: первым с ним здоровался, особо выделял среди присутствующих, а в свободную минуту общался с ним на языке джурджени, которым владел в совершенстве.
Павлов, хоть и не любил попов, предложение Колывана принял. Шурин Аркадий оказался парнем совсем не плохим, но слишком многодетным. Его рано женили, и две его супруги из таинственного кочевого племени богомилов рожали ему детей ежегодно, причем, норовя по двойне. В его подворье и без гостей было довольно тесно. Кроме того, Павлов считал, что колонистам, рано или поздно, придется определяться с выбором религии. Основы взаимоотношений духовной и светской власти, которые утвердились в племени орландов, его вполне устраивали, и он хотел бы их перенять, опасаясь чрезмерного усиления влияния своего друга и советника Толемей-хана, избранного гражданами Эльдорадо "первосвященником".
Преподобный Колыван предоставил Павлову и его супруге роскошные апартаменты в двухэтажном деревянном доме, в котором он принимал на постой самых почетных гостей (именитых купцов и своих коллег-жрецов из корпорации Высочайшего Храма Одина). И даже приставил к ним прислугу из числа своих домашних рабов и рабынь. Перемена обстановки пришлась Ириске по душе, так как она снова почувствовала себя госпожой.
В утренние часы – до и после завтрака – Павлов и Колыван обычно прогуливались на берегу реки и беседовали на актуальные политические темы: выборы вождя племени орландов и агрессивные действия администрации Агесилай-хана IV в отношении народов Северного Забайкалья. Верховный жрец не исключал того, что на следующий год джурджени повторят попытку овладеть факторией и Долгим островом и весьма сожалел о трагической гибели Гонория.
………………………………………………………………………………………………………………………………….
Орландские амазонки хоронили своих боевых подруг по особому обряду и без присутствия посторонних. Даже родители покойных к погребальному костру не допускались. Для Павлова Центурион Сансара и ее "старухи" сделали исключение: пригласили на похороны Забавы и Младшей Доси, которые скончались от ран на третий день после его прибытия на Красные Камни. Перед этим они предложили ему принять посвящение, которое они сами проходили после достижения 40-летнего возраста.
Отказать Центуриону Сансаре в ее просьбе Павлов не мог. Вечером после совершения "хвалебной тризны" по Верховному вождю Гонорию он отправился вместе с Центурионом на ее ладье к Верблюжьей горе. Там в ста метрах от берега стояла на якоре "Лимузина", на борту которой он застал капитана Тараса с тремя вахтенными и шеф-повара Рутения. Остальные его люди сошли на берег и пребывали в качестве почетных гостей в летнем военном лагере орландских амазонок, разбитом неподалеку от Разрушенной Башни. Воспользовавшись моментом, Сансара решила не тянуть с выполнением своего обещания обучить юношей из Эльдорадо фехтованию и приемам орландского рукопашного боя.
Посвящение Павлова в Рыцаря Вечного Света произошло на закате солнца в вертикальной карстовой пещере, представлявшей собою колодец диаметром 3-4 метра и глубиной около 80 метров, выпадающий в просторный зал округлой формы диаметром до 20 метров. Попасть на дно пещеры можно было коротким путем, спустившись по веревке, либо пройдя по извилистому коридору длиной более 200 метров и шириной 1,5 метра через замаскированный вход на западном склоне Верблюжьей горы. При совершении обряда посвящения неофит входил в подземный зал по коридору, а обратно на землю его уже вытаскивали на веревке, что символизировало прохождение ребенка по родовым путям.
Павлов полагал, что, раскрывая перед ним все свои секреты, старшие орландские амазонки надеются на то, что в начавшейся войне с империей джурджени он будет не только их верным союзником, но и предводителем, отдающим разумные приказы и требующим их неукоснительного исполнения. И он был совершенно прав, ибо, найдя у пленного строителя-архитектора Авенир-хана карты, изображающие Красные Камни с фортификационными сооружениями джурджени, Сансара и ее "старухи" впали в уныние. Допросы Авенир-хана и других пленных подтвердили их самые худшие опасения: война с регулярной армией империи только начинается. Однако существовала и другая причина,– может, даже более важная,– из-за которой Сансара и другие старослужащие – "старухи" – оказали ему столь высокое доверие.
Итак, следуя за Сансарой, вначале по тропинке, петляющей между деревьями, а затем через подземный коридор, Павлов очутился в вышеупомянутой пещере, из которой днем можно увидеть солнце, а ночью – звезды. Для орландских амазонок это потайное место служило одновременно и хозяйственным складом, и приютом, и командным пунктом, и святилищем. По народному преданию, здесь проживали когда-то "чучки" – мелкие люди…", то есть, надо понимать – гномы, оставившие после себя фигурные рисунки, сделанные красной краской. Посреди просторного подземного зала горело живительное пламя очага.
 

– А вот им. Надеемся не опоздали?– вместо приветствия обратилась к присутствующим Сансара.