Текст книги "О завтрашнем дне не беспокойтесь (СИ)"

Автор книги: Николай Симонов

После того, как Арнольд Борисович Шлаги отделил от Деметриса призрак прекрасной богини, "серебряная нить" оборвалась, и его физическое тело прекратило физическое существование, то есть он умер. Шумно втягивая в себя воздух, бес попытался всосать его астральное тело в себя, но прекрасная богиня не позволила ему совершить это злодейство. Она легко разорвала сеть, которой бес ее опутал, как паутиной, и, схватив Деметриса, а точнее говоря – его астральное тело, за руку и повлекла за собой.

Просочившись сквозь кристаллические решетки сверхплотного вещества, они вырвались из "летающей тарелки" и оказались снаружи, но не высоко, паря, примерно, в сотне метров от поверхности земли. Деметриса охватило неизъяснимое чувство покоя и радостной уверенности. Теперь с ним был его Ангел-хранитель, которого он с радостью воспринял в облике богини Венеры, полагая, что высшие силы специально устроили для него что-то вроде назидательного театрального действия. Он не мог налюбоваться на ее изумрудные глаза и волосы, светлые, какие бывают у маленьких девочек, и прелестные изгибы тела под прозрачной тканью воздушного платья.

– Я знал, что ты придешь за мной, когда я перестану дышать! – радостно и взволнованно говорил он ей, крепко сжимая в своей руке ее тонкую, изящную ладонь.

– Я от тебя никуда и не уходила, все время была рядом с тобой, мой милый!– нежно отвечала она, становясь все прекраснее и прозрачнее.

– Ничего не понимаю,– признался он.

– А тут и понимать ничего не надо. Я – твоя Душа, рожденная от любящего Сердца женщины из племени дакотов по имени Медвяная Роса,– объяснила она.

– Кто-кто? Какая роса?– не понял Деметрис.

– Это не Он!!! – с ужасом воскликнула прекрасная богиня, вырвала из его ладони свою руку и … исчезла.

Тут ему по-настоящему сделалось страшно, и он, закрыв лицо руками, заплакал,– так, как он плакал в детстве: горько и безутешно. Тонкие нити света и чистой энергии продолжали связывать его с землей, то есть с физическим телом, которое он только что оставил. Это тело продолжало притягивать его к себе, вниз, и в то же время он чувствовал, что какая-то сила тянет его на себя, вверх. Он решил, что его испытывают на растяжение силами гравитации и антигравитации. Захрустели невидимые суставы, и ему стало так больно, что он не выдержал и закричал:

– Помилуй меня, Господи; воззри на страдание мое!

Железная хватка мертвого тела ослабла, и он смог подняться над поверхностью земли еще, примерно, на сто метров. Слева и справа от него возникли две радужных туманности, и через них проявились силы, которые стали перетягивать его на свою сторону. Вспомнив главное правило правой руки: "Кто справа, тот и прав",– он дернулся в правую сторону, и чуть не оторвал себе левую руку. И тогда, предоставив себя действию противоположных сил, он начал, все быстрее и быстрее, вращаться в водовороте радужного света вокруг своей оси.

– Поехали!– обрадовался он и зажмурил глаза, но вместо торжественного вознесения на небеса стремительно полетел вниз со скоростью свободного падения. После удара обо что-то склизкое, мягкое и мокрое он почувствовал, как его подбросило вверх, и он, пролетев в кромешной тьме каких-то несколько очень долгих секунд, погрузился в воду с руками и головой. При этом он ощутил порыв резкой боли, словно какой-то острый инструмент резанул его тело по всей его длине.

 
Примечание к главе 3-ей:
(1) Бог из машины (Deus ex machina) – сценический эффект, связанный с внезапным исходом ситуации, не сулившей ничего хорошего. В древнеримских трагедиях это был Юпитер, который при помощи механических приспособлений спускался на сцену и громогласно произносил: "Прощены"!
 
 
(2) В 2004 г. в Праге произошел дикий случай, о котором много писали европейские газеты. Под колесами трамвая N22 погиб человек, личность которого установить так и не удалось. Загадка этого происшествия состоит в том, что погибший был как две капли воды похож на водителя трамвая, 47-летнего Иржи Глоубека. Посмертные анализы показали, что у жертвы происшествия одинаковая с Глоубеком группа крови, строение тела. По сути, пан Глоубек задавил на остановке у Петршина холма своего абсолютного двойника. Разумеется, с тех пор у бедняги водителя не было иной цели, кроме как найти родственников этого человека, узнать, кто он и откуда. А главное – почему они были так похожи. Однако трагическая загадка не разрешилась: у погибшего не было при себе документов и бирок на одежде. Никто не искал потерявшегося члена семьи, ни одно посольство не располагало информацией о пропавшем без вести туристе. Погибший, будто бы из ниоткуда, возник перед его трамваем.
ГЛАВА 4
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЗЕМНЫХ ДОРОГ
 

– Ай да мистер Прог! Ай да сукин сын! Неспроста, значит, он в первых главах романа тему близнецов затронул. Я имею в виду Рико и Люка из рода Белохвостого Оленя, и, разумеется, Урсулу и Медвежонка, Ричи и Леона. Заранее, значит, все спланировал! – удивлялся Антон Шлыков тому, как программа "ЭП-Мастер" нашла способ вернуть главного героя в XX столетие.

– А как мистер Прог интригу держал по поводу смерти Павлова, и только почти в самом конце "сознался" в том, что описал его смертный сон, похожий на путешествие во времени. Или это был не сон?– искренне переживал Александр Андреев.

– Да, загадки жизни и смерти – вечная тема!– согласился Антон Шлыков.

В самый разгар дискуссии в кабинет зашел Юрий Колесников и торжественно вручил им съемный диск Transcend в красивом алюминиевом корпусе, на который он записал восстановленные им папки и файлы жесткого диска (винчестера) сгоревшего компьютера-сервера AS/400. Антон Шлыков, только взглянув в каталог спасенных документов, немедленно вознаградил коллегу двумя бутылками настоящего французского коньяка марки Монне VSОР (0.789 л по цене 68 $ за штуку), которые он недавно купил в качестве новогоднего подарка для "дорогого друга" г-на Климова.

Общий объем восстановленной информации был невелик – около 100 Гб, но зато среди них были файлы и приложения, по поводу утраты которых больше всех печалился Александр Андреев. Он ведь уже "к съемкам художественного фильма" по мотивам исторической повести "Три возраста Нефертити" приступил. В частности, виртуальный кастинг фактурных образов будущих киногероев провел и компьютерную музыку к отдельным сценам и эпизодам подобрал.

 
Антона Шлыкова в восстановленной информации больше интересовали базы данных и основные программные модули базового пакета, отвечающие за функционирование протокола Create . Базы данных почти не пострадали: в них "сгорела" в основном философская, политическая, и религиозно-мистическая литература. Но "сгорела" она как-то выборочно,– в чем еще предстояло разобраться.
Модуль-контроллер (распределитель потоков цифровой информации) и модуль-адаптер (распознаватель источников информации), которые занимали совсем небольшое дисковое пространство, к сожалению, не сохранились. Правда, их клоны "крутились" на маломощном персональном компьютере Геннадия Галыгина, да и то лишь благодаря замене операционной среды. Про то, как Галыгину удалось их "оживить", у Антона Шлыкова было много вопросов, и он собирался их своему другу-коллеге задать, но его не было: он ушел, хлопнув дверью, не понятно на что обидевшись.
Разобравшись с чудесно воскрешенными документами, Шлыков позвонил по мобильному телефону Геннадию Галыгину, чтобы обрадовать его подарком коллеги Колесникова, но тот его вызов отклонил. Недоуменно хмыкнув, Шлыков через опцию KUHEN заглянул в "творческую лабораторию" электронного писателя. Теперь он мог делать это со своего персонального компьютера, тогда как еще совсем недавно управление файлом-программой "Еще один странный случай на Патриарших прудах" было прерогативой Геннадия Галыгина.
 

– Неужели,– подумал он,– мистер Прог заранее знал о том, что Галыгин вспылит и уйдет с работы?

Программа-редактор приступила к сверке готовых к объединению разрозненных текстовых файлов новой новеллы, присваивая утвердительным предложениям значения "истина" и "ложь". Истинные утверждения пополнялись фактической информацией, а ложные удалялись, хотя и не все. Дело в том, что эмоционально насыщенная, пронизанная авторским чувством, обрисовка реальных событий, для художественного произведения любого жанра не менее важна, чем объективно-повествовательная. Свои лирические впечатления "ЭП-Мастер" "от себя любимого", естественно, выразить не мог, но вопрос, откуда он их заимствовал, даже для отцов-программистов представлял загадку.

За полтора часа до окончания рабочего дня в их кабинет шаркающей кавалерийской походкой, вошел Валерий Давлетгареев, и заплетающимся языком сообщил о том, что коллективное всенощное бдение по поводу Y2K отменяется. Теперь, по его словам, создается временная рабочая группа мониторинга информационных систем, которая будет работать в "ситуационной комнате", и от их подразделения требуется "ночной" представитель. Из этого следовало, что кое-кому из наших друзей все-таки придется встречать 2000-й год на своем рабочем месте.

Антон Шлыков тут же составил график дежурства сотрудников отдела на предпраздничный день и новогоднюю ночь. Геннадию Галыгину предстояло дежурить с 9.00 до 14.00, Александру Андрееву с 14.00 до 20.00. Себя он обрек на ночную смену, но, конечно, в пределах разумного. Мэр Москвы Юрий Лужков уже объявил по телевиденью о том, что в ночь с 31 декабря 1999 года на 1 января 2000 года проход в столичную подземку до двух часов ночи будет открыт.

Шлыков снова позвонил Галыгину, но так как тот в очередной раз его вызов отклонил, написал и направил ему SMS-сообщение следующего содержания: "Выходи на работу завтра с 9-ти до 14-ти часов. После этого ты свободен. Антон".

Ровно в 17.00 программа "ЭП-Мастер" начала выдавать связный текст последней новеллы, из которой наши друзья – Антон Шлыков и Александр Андреев – смогли узнать о том, как сложилась судьба братьев-близнецов Павловых после того, как они поменялись ролями – один возвратился из своего путешествия во времени, а второй в него отправился. Эпилог, то есть заключительную часть произведения, программа обещала представить 31 декабря не позднее 24.00, то есть в период дежурства Антона Шлыкова.

До конца рабочего дня друзья-коллеги успели не только прочитать новую новеллу, но и расписаться в приказе об информировании работников о предстоящем увольнении в соответствии со статьей 160 Трудового Кодекса РФ, в "связи с сокращением штата".

Они поняли все правильно. Не найдя виновных в самовозгорании дорогостоящего AS/400, руководство Вычислительного центра, чтобы отчитаться перед хозяином банковского холдинга, назначило крайних. Это подтвердил Юрий Колесников, с которым они встретились в лифте. Он также "попал под раздачу":– за то, что разогнал AS/400 до предельного максимума без учета "волны перенапряжения". Прощаясь с ними "до побачения", Колесников выдал коронную фразу, которую они помнили долгие годы:

– Ребят, я все понимаю, свой домашний комп можно гнать, как хотите, но не дай вам Бог, устроившись на работу, разогнать сервер! Кто понял жизнь – тот не спешит.

 
Мои руки протянуты в даль. Столько рук, –
Но ни правой, ни левой. Пространство вокруг
В беспредельном пути наткало паутины
Для себя, для беременной звездами сини.
Так друг друга собою наполнили мы, –
Два поющих органа, две сомкнутых тьмы,
И поем каждой клеткой, молекулой каждой:
 

– Это я! Это я! Но смешна наша жажда.

 
Бесконечность не знает конца и течет
Невозбранно. Но где же размер и расчет?
Где мы? Кто мы? Зачем нас придумал Всевышний?
Что нам вечность, когда она кажется лишней?
Разрывается сердце, о грудь колотя.
Боже! Извлеки нас из нашего небытия,
Преврати нас в рыдание пляшущих молний,
Малой долей души нашу ёмкость наполни!
Но мы длимся, насыщены в точке любой
Только сами собой, только сами собой. <…>
Ж.Лафорг
I
Светлана Викторовна Оленина назначила встречу с Павловым в Варшаве в первых числах августа 1990 г. Свои предложения на эту тему она изложила в письме, которое Цибиков получил от нее по факсу через три дня после своего звонка в Париж.
Причина, по которой они продолжали поддерживать между собой деловые отношения, была весьма серьезная. Цибиков был лечащим врачом Олениной и несколько раз, когда она еще проживала в СССР, выводил ее с помощью гипноза из состояния тяжелейшей депрессии, вплоть до потери ориентации во времени и пространстве. В благодарность Оленина организовала ему трехмесячную стажировку в Принстонском университете (США), где трудилась сама, а через некоторое время – курс платных лекций, которые он прочитал на кафедре экспериментальнойпсихологии в Сорбонне (Франция).
По укоренившейся привычке Оленина соблюдала правила конспирации. Разговаривая со своим доктором по телефону, она прибегала к иносказательным выражениям. Письма, направляемые ему по почте или по факсу, она, как правило, шифровала: каждая буква исходного эпистолярного текста заменялась буквой, стоящей на некоторое фиксированное число мест дальше в АВС, то есть в английском алфавите. Например, "fly at once" становилось "gmz bu podf" при замене каждой буквы следующей за ней в алфавитном порядке.
Вот и на этот раз Цибикову пришлось потратить целый час на то, чтобы разобрать ее послание. Впрочем, содержанием письма он остался доволен. Оленина, в частности, признавалась, что "…была бы очень рада принять нашего друга Дмитрия во Франции на основании долгосрочной визы. Оригинал приглашения, денежные средства и заполненные анкеты я передам ему в Варшаве".
Сопровождать Павлова в предстоящей поездке в Польшу Цибиков попросил доктора Ситникова, которого долго уговаривать не пришлось. С помощью своего приятеля, работавшего до выхода на пенсию резидентом советской разведки в одной из нейтральных стран, Цибиков снабдил их надежными советскими загранпаспортами на имя Васькова Александра Тихоновича (для Ситникова) и Горбункова Семена Ивановича (для Павлова) и обеспечил польскими туристическими визами. Фотографии на паспортах были так мастерски переклеены, что при прохождении пограничного контроля подлинность документов не могла вызвать никаких подозрений.
Цибиков вынужден был пойти на нарушение закона, опасаясь запрета на выезд Павлова за границу со стороны ОВИРа и для сокрытия самого факта этой поездки на случай, если у его пациента неожиданно возникнут какие-то проблемы со здоровьем. В глубине души он почему-то надеялся на то, что Оленина, которая совсем недавно развелась со своим французским мужем, уговорит Павлова осесть во Франции на постоянное место жительства. Поговорив с Павловым по-французски и по-английски, Цибиков убедился в том, что оба эти языка его пациент знает не хуже, чем он сам, и, следовательно, имеет неплохие шансы адаптироваться к буржуазному образу жизни.
Для большей убедительности Павлов и Ситников везли в своих чемоданах и дорожных сумках (баулах) товары для продажи на самом большом рынке Европы – стадионе имени 10-летия ПНР в Варшаве. В самом конце 80-ых годов, прошлого столетия, когда были открыты границы для частных поездок за рубеж, у советских граждан очень часто не хватало финансовых средств. Тогда-то и родилась идея "коммерчески" оправдать заграничный вояж, и заодно и заработать на сувениры. Советские граждане инвестировали свои "деревянные" рубли в относительно дешевые товары отечественного производства, которые по бросовым ценам реализовывались за границей на местных блошиных рынках.
В 1990 г. слово "челнок" основательно потеснило прежде уничижительно-презрительное слово "спекулянт" и стало символом грядущей экономической свободы. Первой страной, разрешившей гражданам СССР вести приграничную торговлю с поистине купеческим размахом, была Польша. "Поднимая" за одну поездку от 2-х до 10-ти тысяч "зеленых", советские челноки не только учились предпринимательской деятельности, но и помогали полякам пережить прописанную профессором Лешеком Бальцеровичем "шоковую терапию".
По совету своего друга Терехова Павлов загрузился в поездку следующими товарами: тарелки фарфоровые – 10 штук, кипятильники новые – 10 штук, плоскогубцы – 10 штук, мышеловки – 5 штук, электродрель – 1 штука. На самом дне двух его неподъемных баулов располагались ряды банок тушенки, кильки в томате, а также небольшая батарея, состоящая из бутылок водки, шампанского и армянского коньяка.
Двоюродная сестра Людмила уговорила его провезти с собой и "толкнуть" в Варшаве "за валюту" антикварное ожерелье из золота и натурального жемчуга, которое она спрятала в консервную банку из-под говяжьей тушенки. Людмила мечтала приобрести двухкомнатную кооперативную квартиру на Давыдковской улице у отъезжающей в Израиль знакомой еврейской семьи. Однако за рубли и даже за драгоценности продавать свою недвижимость ее знакомые отказывались – только за СКВ на сумму эквивалентную 2,5 тыс. американских долларов. Сейчас, кстати, такие квартиры в Москве стоят в десятки раз дороже.
Пассажирский поезд N9/10 Москва-Варшава "Полонез" отправлялся с Белорусского вокзала в 16.00 московского времени. Пассажиры, простившись с провожающими, быстро заполняли свои купе, раскладывали вещи по полкам, вытаскивая из сумок дорожную снедь и выпивку. От Москвы до Варшавы поезд находится в пути 19 часов 26 минут,– так, что можно было позволить себе немного расслабиться.
Проводник вагона, неприступный и важный, как испанский гранд, окинув взглядом багаж Павлова и доктора Ситникова, с ходу заявил: "Перегруз… Запрещено…",– но небольшой знак внимания в виде суммы в десять долларов сразу сделали его учтивым и уступчивым.
Павлов ехал за границу впервые, и очень волновался: как там будет, как его поймут, хорошо ли примут. Доктор Ситников, напротив, был спокоен, поскольку ехал в Варшаву уже во второй раз. В 1989-1990 гг. он также успел побывать в Финляндии и даже в "настоящей капиталистической стране" – Федеративной Республике Германии. Еще на перроне он с видом знатока сообщил Павлову некоторые подробности предстоящей поездки и проинструктировал, как в той или иной ситуации он должен себя вести:
 

– Первый польский город, который мы увидим после Бреста, называется Тересполь. Здесь к нам придут польские пограничники, которые обязательно спросят о цели поездки. Их задача – распознать по ответу пассажира кто он: честный турист или нарушитель закона. Вы обязаны отвечать на все вопросы пограничника. Несмотря на наличие у вас польской визы, окончательное решение впускать вас в Польшу или нет, принимает именно он. Отвечайте спокойно, что едете в Варшаву на отдых.

– Как насчет осмотра вещей?– волновался Павлов, в связи с дорогим украшением, которое он перевозил в банке из-под говяжьей тушенки.

– Когда поезд пройдет через специальное депо, где у него сменят колёса, он въедет на Варшавскую сторону брестского вокзала. С этого момента мы официально окажемся на польской территории. Здесь таможенники могут прийти повторно,– предупредил доктор Ситников, и Павлов испытал какое-то неприятное предчувствие.

Дежурный объявил отправление. Затем из репродукторов, громко и хрипло, полилась музыка, и поезд тронулся. Как и следовало ожидать, на перроне Белорусского вокзала исполнялся ля минор N 13, известный, как полонез "Прощание с Родиной". Сей музыкальный шедевр был написан в 1794 г. революционером-республиканцем Михаилом Клеофасом Огинским незадолго до того, как он вынужден был драпать на Запад на всех перекладных, не надеясь вернуться в Польшу (Полонию) никогда. Он, видите ли, принимал участие в антироссийском национально-освободительном восстании под руководством Тадеуша Костюшко, которое, как и бунт декабристов в России в 1825 году, закончилось для зачинателей весьма и даже очень плачевно.

Павлов и доктор Ситников ехали в спальном вагоне. Купе было на троих, но к ним так никто и не подсел. Поезд показался Павлову крайне необычным – и купе проводника с другой стороны, и туалеты в тамбуре. Но необычнее всего было само купе: с одной стороны его было две обычные полки, а с другой – вешалки, полки, лестница (чтоб лезть наверх), и столик, который при желании можно было поднять и превратить в раковину с водой, а над столиком – шкафчик с зеркалом. Доктор Ситников объяснил ему, как в это же пространство вмещаются три полки: средняя полка прислонена к стене и образует вместе с нижней полкой диван с высокой спинкой. Когда купе занимают три человека, эту полку поднимают, но тогда на нижней полке можно только лежать.

В купе имелось кнопочное управление светом и кондиционером, и даже кнопка вызова проводника. Кондиционер совершенно не работал, а окна из-за их особой конструкции не открывались, поэтому им пришлось, как и многим другим пассажирам, путешествовать с полуоткрытой дверью.

Верхняя полка, вопреки правилу, была не заправлена, и доктор Ситников, вызвав проводника, сделал ему строгое замечание. Проводник, засопев от злости, отправился за недостающим комплектом постельного белья. Через пять минут он вернулся и зачем-то попросил продиктовать ему номера их загранпаспортов, которые затем с умным видом записал в свой блокнот.

Посмеявшись над идиотом проводником, они переоделись в спортивные костюмы. Доктор Ситников заправил верхнюю полку и изъявил желание немного поспать, – хотя бы пару часов, – так как накануне у него было ночное дежурство.

Почитав свежую прессу, Павлов вышел в проход вагона и встал напротив окна, рассматривая проплывающие мимо унылые среднерусские пейзажи. Из соседнего купе доносились веселые и жизнерадостные голоса. Там собрались пять или шесть знакомых друг с другом пассажиров, решивших отметить начало своего заграничного вояжа. Павлов, невольно, прислушался к их разговору, отмечая про себя, как быстро под влиянием перестройки и радикальной экономической реформы изменился язык бытового общения. Раньше на фене ботал тот, кому было положено: разные уголовники и приблатненные. Интеллигент мог подпустить что-нибудь подобное в исключительных случаях – для красного словца. Но это словцо было "красным", то есть резко выделялось на общем фоне. Тот же мат, например, играл роль символа и являлся носителем, как это ни смешно звучит, воздуха свободы и раскрепощенности от официальной религии – коммунизма.

Пассажиры, чей непринужденный разговор привлек внимание Павлова, горячо обсуждали разницу цен на товары ширпотреба в Москве и Варшаве и динамику обменного курса польского злотого по отношению к немецкой марке и американскому доллару. Они везли с собой на продажу такие ходовые товары, как банки с растворимым кофе, пачки с чаем "Три слона", водку, баночки с дальневосточной красной икрой, медицинские градусники, приборы для измерения давления (барометры и тонометры) и лекарства. Назад в Москву они планировали вернуться с дефицитной электронной техникой и свободно-конвертируемой валютой.

Послушав пассажиров, Павлов размечтался, живо представив себе, как было бы здорово, если бы он мог через "нуль-пространство" с помощью какой-нибудь "гравицапы" – фантастического устройства из кинофильма Георгия Данелия "Кин – дза – дза" (1986 г.) – перетаскивать потребительские товары высшего качества с городских рынков Империи джурджени или с ярмарки на реке Ипуть в настоящее время. Сколько бы он на этом заработал? Также он был бы не прочь заполучить остатки армейской казны, которую он доставил в Эльдорадо. По его подсчетам, вышеуказанная наличность (золотые и серебряные динары) в комплекте с его парадными доспехами и холодным оружием стоили бы не менее 1 млн. американских долларов.

За дни, недели и месяцы, прошедшее с момента его неожиданного появления в Институте судебно-медицинской экспертизы имени Сербского, он успел свыкнуться с новой обстановкой и окружением и в то же время чувствовал, как его неудержимо тянет назад – на Красные Камни и в Эльдорадо, к своим "сородичам" и "подданным". Сравнивая свою прежнюю жизнь с нынешней, он, невольно, ловил себя на мысли о том, что, если бы профессор Мерцалов и доцент Фишман предложили поучаствовать в опытах "регрессивного гипноза" еще раз, то он без колебаний согласился. Хотя Ю.Н. Цибиков и доктор Ситников почти убедили его в том, что никакого путешествия во времени не было, а было, черт знает что, – у него на этот счет, постепенно, сложилось совсем другое мнение.

– Эй, парень, ты чего здесь торчишь? Подслушиваешь?– вывел Павлова из состояния раздумья чей-то не очень приятный голос.

Павлов обернулся и увидел стоящего в проеме открытой двери соседнего купе высокого бородатого мужчину в шортах и спортивной майке с горизонтальной надписью "Goodbye to all that".

– Очень мне надо! – обиженно сказал Павлов и отправился в свое купе.

Бородатый мужчина последовал за ним и не дал Павлову закрыть за собой дверь.

– Вдвоем едите?– поинтересовался бородатый мужчина, заглянув в купе и увидев спящего на верхней полке доктора Ситникова.

– Да, вдвоем,– подтвердил Павлов, не ожидая подвоха.

– У вас просторно, а у меня купе забито вещами до потолка, не повернуться. Может, возьмете на ответственное хранение парочку баулов? Я заплачу,– предложил бородатый мужчина с потрясающей наглостью и бесцеремонностью.

– Пошел вон! Вдруг ты наркоту везешь или какую-нибудь контрабанду. А нам за тебя потом отдуваться?!– возмутился проснувшийся и мигом оценивший ситуацию доктор Ситников.

– Я – Ермак! Меня весь варшавский рынок знает, и, между прочим, уважает за то, что я своих братанов местным жуликам в обиду не даю и с польской полицией умею разбираться,– грозно представился бородатый мужчина.

– По мне, хоть ты Стенька Разин, а свое купе в качестве грузового отсека я использовать тебе не дам!– твердо заявил доктор Ситников.

– В первый раз челноком, что ли едешь?– высказал предположение бородатый мужчина, намекая на то, что кое-кому не мешало бы знать, с кем вскоре, возможно, придется иметь дело.

– Мы не челноки, а ученые. Едем в Варшаву на коллоквиум,– решился вступить в разговор Павлов.

– И везем мы с собой не барахло, а книги – в подарок польским друзьям,– радостно подхватил тему коллоквиума доктор Ситников.

А что? Слово редкое. Не то, что "симпозиум", которое в переводе с языка Гомера означает "дружескую пирушку".

– Ботаники, значит. Ну-ну!– примирительно сказал гражданин Ермаков – в прошлом известный советский спортсмен-пятиборец, а ныне неформальный лидер "русской мафии" в Варшаве.

Появление незваного гостя заставило Павлова и Ситникова позаботиться о безопасности. Дверной замок в купе легко открывался стандартным четырехгранным ключом, поэтому они попробовали запереть дверь с помощью цепочки. Но цепочка оказалась недостаточно короткой, и тогда доктор Ситников предложил воспользоваться ремнем от дорожной сумки. Затем они решили поужинать, и только разложили на столике припасенную в дорогу провизию, как в дверь в купе постучали.

– Прошу прощение паны, откройте,– узнали они по голосу проводника вагона, и открыли дверь.

Проводник вошел в купе, и, еще раз извинившись, сообщил им о том, что на свободную полку в их купе только что продан билет, и с ними поедет попутчик, которым оказался не кто иной, как их старый знакомый, просивший взять на хранение его вещи.

– Здорово, соседи!– приветствовал их Ермак, занося с собой маленький скромненький чемоданчик из натуральной кожи.

Затем, усевшись на нижней полке, попутчик извиняющимся голосом сообщил им, что "растолкать" свой багаж по другим купе ему и его подруге не удалось, поэтому пришлось купить билет на имеющееся в наличии свободное место.

– Спать где-то же надо,– взывал новоявленный сосед к гуманизму.

– Что-то крупногабаритное везете?– поинтересовался Павлов, проникнувшись сочувствием.

– Надувные резиновые лодки, палатки, снаряжение для подводного плавания и так далее,– охотно отвечал Ермак.

– В поход, значит, собрались. Свентокшиская Пуща, река Дунаец, или что в этом роде?– не без зависти назвал Павлов, соскучившийся по девственным лесам и водным просторам, известные ему природные заповедники Польши.

– Точно! Собрался в поход. Но только не в пущу и не на горные реки, а на стадион имени 10-летия ПНР!– развеселился Ермак.

– Тогда все понятно,– уже более дружелюбно, чем при первом знакомстве, произнес доктор Ситников, поражаясь изобретательности Ермака, который в Бресте, наверняка, заявит польским таможенникам и пограничникам о том, что он – турист-путешественник, а не торговец, и те ему поверят

Не удержавшись, доктор Ситников задал Ермаку вопрос, что называется в лоб:

– Сколько, если не секрет стоит в Польше в базарный день обыкновенная советская резиновая лодка?

– От тысячи "зеленых", и выше,– раскрыл "коммерческую тайну" Ермак.

– А у нас она стоит рублей двести. Пятьсот процентов прибыли! Вот это бизнес, я понимаю!– не без зависти заметил доктор Ситников.

– Да вы, я гляжу, не такие уж ботаники!– засмеялся довольный Ермак и открыл свой чемоданчик, из которого вынул и выставил на столик нераспечатанную бутылку настоящего шотландского виски.

– Отметим знакомство?– предложил он.

– В дороге спиртное не употребляем!– отрезал попытку знакомства через бутылку доктор Ситников, опасаясь за здоровье своего пациента, то есть Павлова, который, выпивши, быстро входил в образ Тезей-хана – мифического сатрапа мифической Империи джурджени.

– Ну, давай, составим компанию. Про Байкальскую империю и прочие "феньки" не гу-гу, обещаю, – шепотом попросил Павлов своего сопровождающего.

– Ладно, но только чуть-чуть,– нехотя, согласился доктор Ситников.

Разлив виски по маленьким чашечкам для кофе, новый сосед сказал, что вообще-то он – заслуженный мастер спорта СССР и зовут его Евгением Викторовичем Ермаковым, но можно просто Женей. И, что до недавнего времени он находился на тренерской работе, пока его не попросили освободить место для родственника одного большого спортивного начальника. После этого им также пришлось представиться, хотя и совсем не настоящими именами: Сашей и Сеней.

Под виски разговор оживился и от коммерции плавно перетек к политике. В СССР на повестке дня стоял вопрос о приватизации, который горячо обсуждали все: от депутатов до обывателей. 20 июля 1990 г. в СМИ были опубликованы основные положения экономической программы "Мандат доверия на 500 дней", разработанной группой экономистов во главе с Григорием Явлинским. Одни комментаторы утверждали, что эту программу легче начать, чем выполнить. Другие наоборот: выполнить легче, чем начать. Сторонники коммунистической идеологии вопили о предательстве идей социализма и призывали "к наведению порядка".

Вопреки внешнему виду и нынешнему роду занятий, Ермак оказался человеком политически подкованным, и весьма убедительно пытался доказать, что без сохранения "советской империи" радикальная экономическая реформа, затеянная друзьями-демократами, обречена на провал.