Текст книги "Дневники св. Николая Японского. Том ΙII"
Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 64 (всего у книги 69 страниц)
19/31 октября 1898. Понедельник.
Отцы архимандрит Сергий и Андроник собираются отправиться для посещения Церквей прихода о. Павла Кагета. С ними поедет Петр Иси–кава, редактор «Сейкёо–Симпо», для собрания сведений по Церквам в материалах предпринимаемой им истории Японской Церкви. Холодно теперь на север: советовал было им посетить приход о. Матфея Кагета, по Тоокайдо, но они уже укрепились мыслию и не хотят отступить. О. Андроник едет только для развлечения и отдыха. Помогай Бог!
20 октября/1 ноября 1898. Вторник.
Отцы Андрей Метоки и Петр Кано описывают свои путешествия по Церквам, – бесплоднейшие в смысле приумножения Церкви: видно, что проповедь идет вяло, да и проповедники плохие: ну что может сделать такой пустой болтун, как Анатолий Озаки?
Сократ Хираяма выпросил себе по шесть ен и поступает на церковную службу – частно, ибо имеет еще гражданскую: послано ему на одиннадцатый и двенадцатый месяцы, с наказом прилежать проповеданию.
О. Борис Ямамура попросил помощи на воспитание детей о. Павла Кагета, пока поступят в Семинарию, ибо он – Кагета – намерен отдать их на службу Церкви. Послано поэтому по две ены двоим мальцам, десяти и двенадцати лет, на одиннадцатый и двенадцатый месяцы, и по стольку же будет посылаться вперед.
21 октября/2 ноября 1898. Среда.
Наш праздник Восшествия на престол, поэтому были мы все трое в Посольстве на Литургии, а потом служили молебен. После завтрака посланник барон Розен показал орден Святого Александра Невского 1–й степени с бриллиантовой звездой, испрошенный им для князя Канин, принимавшего здесь нашего Кирилла Владимировича.
Утром послал пять ен на лечение матери о. Петра Сасагава, после пришла телеграмма о ее смерти: послал еще пятнадцать ен на погребение.
Иоанн Акимович Сенума сегодня перешел из Семинарии в город, ибо жена его Елена совсем собралась подарить ему звание отца.
Помощник его по присмотру за Семинарией, Мирон Сёо, сегодня также объявил намерение перебраться в город, ибо женится.
Поставлено, однако, им – Сенума и Сёо – в обязанность – с шести часов утра до десяти вечера быть в Семинарии для исполнения своих надзирательских и учительских обязанностей: ночевать могут поочередно в Семинарии, но один из них непременно должен ночевать в Семинарии.
Вечером, с шести часов, была всенощная, так как завтра день рождения японского Императора. Все учащиеся были в Церкви: пели причетники. Но мы с Накаем, по обычаю, занимались переводом. Кончивши и в девять часов отправляясь домой, Накай горько жаловался на мачеху:
– Завтра тоже придется перенести печаль, которую я имею каждый праздник; это – по невозможности принимать у себя моей названной дочки – Кати (Маленды). Мать не терпит ее, как иностранку происхождением: людей с красными волосами считает низкими и предрянными: Катя поняла это и не приходит: даже товарки ее по школе, с которыми она прежде приходила ко мне, заметили нерасположение матери, и никто не хочет прийти к нам в дом, чтобы не выносить неприветливого вида ее.
22 октября/3 ноября 1898. Четверг.
В половине седьмого утра отцы архимандрит Сергий и Андроник отправились на станцию железной дороги в Уено, чтобы ехать на обзор Церквей прихода о. Павла Кагета, в северо–западной части Ниппона. На станции их должен был встретить редактор Петр Исикава, чтобы вместе отправиться. – Дождь лил беспрерывно с ночи и рубил без малейшего промежутка целый день, и даже до сего часа – одиннадцать ночи.
Сегодня японский праздник Рождения Императора. С семи часов была Литургия, отслуженная тремя священниками с о. Павлом Сато во главе. На молебен выходил и я.
Вечером мы занимались с Накаем переводом богослужения.
23 октября/4 ноября 1898. Пятница.
О. Борис Ямамура пишет, что Фома Михора поправился настолько, что может отправиться на проповедь, и просит назначить его в Мориока, ибо там–де и для сего большого города и для окрестностей всего один проповедник – Петр Такахаси, а дьякон Иоанн Сайкайси и певец Марк Райкубо – только номинальные. Фома Михора, с своей стороны, просит назначить его куда–нибудь поближе к родине, а не в приход о. Матфея на Тоокайдо, где ему нездорово. – Посланы ему дорожные до Мориока и полмесячное содержание.
Человек пятьсот буддистов, светских людей, образовали клубы с целию поддержать в стране буддизм. «Japan Mail» ораторствует по сему случаю, что «один из самых важных плодов христианской проповеди здесь – оживление буддизма», или «электризование» его, как выражается «Mail». – Но буддизм все–таки останется трупом, и не оживить его никакими способами, когда для Японии занялась заря христианства.
24 октября/5 ноября 1898. Суббота.
В школах ученья не было по случаю праздника в Сёоконся (в честь павших за Императора в реставрацию воинов). Три дня продолжается этот праздник; в один из них не бывает ученья в Университете и гимназиях, чтобы дать учащимся посмотреть на конские ристалища, фейерверки и тому подобное: мы следуем этому примеру. Кстати, и день был хороший; ребята, верно, нагулялись вдоволь – Мы с Накаем утром переводили, потом я поехал в Иокохаму разменять в банке пришедший вчера вексель миссионерского содержания из Казны на первое полугодие следующего года. 16.348 рублей металлическими пришли векселем в 2.592 фунта стерлингов 17 шиллингов 3 пенса, которые, по размене в Hong Kong and Shanghai Bank’e, дали: 25.464 ены 42 сен. Так как Миссия имеет дело с двумя банками, означенным и Chartered Bank of India, China and Australia, то я всегда справляюсь в обоих о размене: сегодня на два сена в «Chartered» было сказано меньше, поэтому разменено в HongKong and Shanchai Bank.
На возвратном пути встретился с Моисеем Хамано, который всю дорогу до Токио болтал, выхваляя себя, свою невинность (якобы) в деле чугунных труб для водопровода, свое высокое религиозное настроение, когда сидел два года в тюрьме. Ныне опять имеет дела на рисовой бирже в Токио, Иокохаме и даже Нагасаки; богатеет: хвалится неутомимостью, но про честность говорит, что она не годится в его деле, – «нужно бы тогда бросить дела, коли бы не сворачивать туда и сюда с прямого пути». Всех служащих Церкви считает ничтожеством, особенно сендайцев: «Люди из Оосиу только говорить мастера, дело же ни делают, – слабы, вялы, ничего не значащи». Советует из Кагосима набрать служащих; кагосимцы похожи на русских: по виду вялы, просты, на деле тверды, устойчивы. (Откуда у него такие параллели? Да и где взять кагосимцев?) Смесь добра со злом – того и другого в сильных дозах – сей человек.
25 октября/6 ноября 1898. Воскресенье.
После Обедни Савва Хорие, переводчик, привел некоего Сибата, студента Университета, который, будучи крещен мною трех лет,до сих пор не имел никакого отношения к христианству. Отец его, родом из Сендая, но живший здесь – в Синагава, не забыл, однако, что он христианин, и, когда помер недавно, был похоронен по–христиански. Молодому Сибата нужно было поместить младшую свою сестру в нашу Женскую школу; по сему случаю он обнаружил свое христианское звание. Мачеха его язычница; должно быть, это было главной причиной невоспитанности их в христианстве. Снабдил его христианскими книгами; Хорие обещался поруководить его в изучении их.
Повенчаны сегодня певец Иоанн Накасима с Фотиной Такахаси, учительницей Женской школы.
Был Reverend Jefferys, американский епископал, трактовать все о том же предмете – покупке земли для кладбища в Сендае их христианами вместе с нашими. Я ответил то же, – буду рад благословить дело, если от наших христиан услышу о их желании о сем; доныне же от них ни слова о сем. Быть может, они довольствуются настоящим положением дела, вероятно, у большинства их имеются фамильные места на доселешних кладбищах, и они не желают оставить их, тем более, что до сих пор у наших христиан в Сендае не было никакого затруднения при погребении своих родных.
По словам Jefferys’а, английские и американские епископалы действуют вполне единодушно, доказательством чего служит, между прочим, то, что у него, Jefferys’a, в Сендае помощницей англичанка – епископальная миссионерка, между тем, как у английского епископального миссионера в Хиросаки под рукой американская епископалка, и тому подобное. Ныне шесть епископов у них в Японии: четыре английских и два американских; епархии у них разграничены: английские епископы имеют четыре: Киусиу, Хоккайдо, Оосака и Циугоку, Токио и Тоокайдо; американские – две епархии, от Токио на север по Ниппону, Кёото с окрестностями. Множество миссионеров обоих полов, строгая организация, – все заявляет сильные надежды их на то, что Япония будет их достоянием. Но Mr. Jefferys не упустил случая польстить:
– Я думаю, что Япония будет православною.
– Почему же Вы так думаете?
– Потому что японцы большие патриоты, а у православных портрет Императора всегда следует третьим за иконой Спасителя и Богоматери.
– Огляните мою комнату, – где же портрет Императора?.. – и так далее.
Я удивился, что даже Jefferys, который доселе всегда представлялся очень любящим нашу Церковь, так безнадежно заражен предрассудком о нашей царелатрии, – Чтобы поправиться, после моей реплики ему, он рассказал, что bishop его – MacKim, предлагал на генеральном епископальном митинге, в Америке, поставить в Символе «filioque» в скобки, и пусть–де кто хочет верует, кто не хочет не верует; многие согласились с ним, но последовать совету нашли преждевременным. – На такой–то еще стадии стремление к единению с нами! Значит, много поколений пройдет, прежде чем наша молитва исполнится.
26 октября/7 ноября 1898. Понедельник.
В Хакодате построечные работы кончены по переделке училищных домов под жилье катихизаторов, и подобные. О. Петр Ямагаке, извещая о сем, просит на угощение при освящении. Послал пятнадцать ен и заказал фотографии с построек для представления при отчете, за что деньги будут посланы позже.
По просьбе о. Якова Такая, послано двадцать ен дорожных ему по Церквам и написано укорительное письмо, что Церковь его совсем в застое, – успеха нигде не видно, особенно в Кагосима; последние четыре–пять лет в Кагосима совсем не было крещений, кроме нескольких детей. Пусть он строго требует от катихизатора Симеона Такаока прилежания. Пусть также заботится о нахождении и приготовлении воспитанников для Катихизаторской школы и Семинарии.
Согласно любезному приглашению Mrs Gardiner, жены американского епископального миссионера, на «reception», от трех до шести часов, «for the friends from New–York, to whom you were so kind and hospitable the evening we went to visit your Cathedral», был у них. Человек пятьдесят гостей, в числе которых несколько японцев, – baron Киккава, мой сосед, Канеко и прочие. Крайнее неудобство чувствовалось в том, что почти никого я не знал по фамилии, тогда как гости беспрерывно подходили, здравствовались, разговаривали. По особенности платья меня–то им не трудно называть, а их как узнаешь, коли нет времени на визиты и знакомства!
27 октября/8 ноября 1898. Вторник.
О. Игнатий Мукояма и катихизатор Иоанн Мияке убедительными письмами просят принять в Женскую школу двух дочек одного слушателя учения в Янайбара, человека уважаемого в той местности, – двенадцати и одиннадцати лет. Видел он маленькую дочь Корнилия Асано, когда она была там на каникулах, очень понравилось ему наше воспитание, находит его лучшим католического и протестантского; почему сам стал слушать православное учение, и детей хочет воспитать в нем. Отвечено: пусть пришлет ныне старшую; младшую же в будущем году, – теперь и места больше нет в школе, и мала она очень.
Были два русские офицера, прибывшие на японские маневры, из Никольска–наАмуре: полковник артиллерии Петр Алексеевич Постников и пехотный капитан Константин Степанович Федоров. Очень хвалят японское войско, насколько видели его в Корее.
– Хорошо здесь приняты японскими военными властями: отправляются на днях в Нагоя смотреть маневры, где будет и Император. Постников имеет некоторое понятие о Миссии, и даже отдаленное некое представление о христианстве: по крайней мере, выставил себя в благоприятном интеллигентном свете, когда стал сопоставлять христианство с буддийством, находя их противоположными друг другу, как полюсы, но, по–видимому, имея представление о них, как о равных величинах, хотя и разных. Дал им адресы наших священников в Нагоя, Кёото и Оосака.
28 октября/9 ноября 1898. Среда.
О. Симеон Мии подробно описывает свое путешествие по Церквям. Везде христиане верно хранят христианство, исповедались, приобщились у него; но успеха проповеди, в смысле поступления вперед, нигде нет, в разных местах по разным причинам, например: «В Миядзу христиане те же самые; нет никаких перемен в Церкви. Катихизатор неизменно спокоен и молчалив». Где же тут быть приращению Церкви, коли катихизатор всегда молчит! Это Марк Одагири, только и способный хранить то, что есть, на приращение же безнадежный по своей природе. Или в Каназава: Инкосиу господствует над сердцами людей, и голоса «наму–аммуда буцу» оглашают весь город. Интересно побывать в общественной бане: сто голосов «наму–аммуда буцу» просто заглушают слух. Отсюда понятно, что Каназава называют «сокровищницею Хонгвандзи»… А катихизатор у нас там плохой (Петр Такеици). Не удивительно, что он живет там праздно, коли, по письму о. Мии, «и иноверные Миссии не имеют никакого успеха, несмотря на то, что много миссионеров, пасторов и учителей, что употребляются ими всевозможные средства привлечь сердца людей, что владеют они школами и сиротскими домами, как органами своей проповеди»…
До сих пор у нас с Накаем при переводе возникают грамматические споры. Странное явление, и нигде нет его, как здесь: Накай считается одним из очень ученых людей, но не установлен в принципах своей грамматики до того, что постоянно у нас мешаются правила: что считалось правильным год, даже полгода тому назад, то ныне херится и изгоняется, как неправильное. Почему?
– Грамматика так велит.
– Отчего же она давеча этого не велела?
Накай, молча, улыбается, или супится на это.
Я решился перечитать накопившиеся в последние два десятилетия японские новосочиненные грамматики, что и начал сегодня.
29 октября/10 ноября 1898. Четверг.
Из Симодаяма (Эцинго) были Танака, отец катихизатора в Касивазаки, Ильи Танака, и Вада, брат умершего семинариста. В Токио они теперь по своему керосинному делу, так как оба добыватели местного керосина. Первый говорил, что сын его (прежде подверженный умопомешательству) ныне совершенно здоров. Но движения проповеди, или лучше – успеха ее, по их словам, нигде в Эцинго нет; причина та же, о которой писал вчера о. Мии, – живая еще вера местного народа в буддизм секты монтосиу. Убеждал их быть проповедниками для своих знакомых, снабдил христианскими книгами.
30 октября/11 ноября 1898. Пятница.
Был некто Иидзима Хандзюро, старый сёогунский керай, участвовавший в войне за Сёогуна во время реставрации под начальством Инамо–то, бравший тогда Хакодате и потом взятый в плен и отсидевший три года в тюрьме; ныне ученый, пишущий историю. Приходил отобрать у меня сведения касательно Цусимского дела в 1861 году. Начал странным приветствием:
– Вы тогда уладили это дело, так имеете подробные сведения о нем, – и так далее.
И не в первый раз я слышал эту нелепость. Источник ее не местный: значит, меня представляют не учителем веры, а политическим агентом, посланцем «главы Церкви» Императора, имеющим власть вершить даже такие дела, как нападение русского военного судна на Цусиму, но за то лишенным всякого права на уважение добрых людей, – политическим развратителем Японии, готовящим ее к завоеванию русскими.
Я старался вывести Иидзима из этого заблуждения, хотя, видимо, безуспешно; сообщил ему, что мог, о Цусимском деле.
Господин Сенума приходил сообщить, что в Семинарии кража, и вор не кто другой, как Фукуба, который уже и признался в трех учиненных кражах. – Что с ним делать? – Посоветовал я чрез Феодосия Миягава, который, как видно, фактотум старого Фукуба, известить отца о поступках сына: пусть даст ему острастку. Если же и после того окажется вором, то отослать его к отцу безвозвратно. – Так вот отчего всучили нам сего птенца! А я думал, какие–нибудь высшие побуждения были.
31 октября/12 ноября 1898. Суббота.
Из Канума был благочестивый старичок, Пантелеимон Ёсида, пожертвовал одну ену на Церковь, – видимо, кровного труда; говорил, что христиане блюдут веру, но приращения нет, хвалил и катихизатора, но новых слушателей у него нет.
Так только и слышно отовсюду, что проповедь в застое. Очевидно, что нынешнее политико–религиозные треволнения, или лучше – политико–религиозная болтовня производит свое влияние.
Начальник тюрьмы в Сугамо, Арима, кажется, протестант, отставил четырех буддийских проповедников и пригласил христианского проповедника для заключенных, между тем как между ними только десять христиан и тысяча двести язычников, для которых оставлено было только два буддийских проповедника. – Буддисты подняли из–за этого шум, который с месяц уже продолжается, и против христианства изощряются самые острые перья (собственно кисти), имеющиеся в Империи; налет носящейся в воздухе паутины, но для легкой японской души и этого достаточно, чтобы до времени воспрещать.
Или: бывший недавно министром народного просвещения Озаки обмолвился в одной своей речи (будучи министром), что «если б Япония была республикой, то, наверное, выбрали бы президентом Мицуи или Ивасаки» (богачей нынешних: речь министра направлена была к отрезвлению от нынешнего слишком материального настроения). Этого сопоставления двух слов – «Япония и республика» было достаточно, чтобы возбудить такую газетную бурю против Озаки, что Император лично сменил его. А Озаки – христианин, – [?] опять повод вопиять против христианства, что и творится ныне, отчего мертвый буддизм представляется оживляющимся, а живое христианство замирающим.
1/13 ноября 1898. Воскресенье.
До Литургии о. Симеон Юкава крестил семь человек возрастных и детей.
После службы был катихизатор из Мито, Фома Оно, с детьми.
– Зачем пожаловал так экстренно?
– Мать больна, пожелала видеть внуков.
Достаточная причина, чтобы бросить без спроса служебный пост! Жена могла бы привести внуков.
– Как дело проповеди в Мито?
– Совсем бесплодно.
– Но Вы хвалились одним очень усердным слушателем из важных лиц в городе?
– Оставил слушать учение.
То есть Фома Оно плохо объяснял ему учение, хотя мог бы хорошо, ибо старый катихизатор или был неаккуратен в преподавании, хотя должен бы быть аккуратным, или болтал безумолкно вне катихизации, хотя мог бы обуздывать свой язык. Болтун он такой, что не прерви, – целый день будет тянуть канитель, совсем пустую. Предложил ему сегодня чаю, напоил его детей, говорил, что нужно мне раздать иконы сегодня крещенным, намекал, что пора ему уйти, а он все сидел с сложенными к локтям руками пред непочатым стаканом чая и болтал о худых нравах в Мито, пока я, наконец, без церемонии взял иконы, благословил его и детей и пошел в классную к новокрещенным.
Был потом христианин из Эсаси, на Эзо, Павел Араки, рыбопромышленник, родом из Хиросима, куда ныне отправлялся к родителям и ныне на возвратном пути в Эсаси, где у него семейство и рыбные ловли. Сетовал, что взял катихизатора из Эсаси.
– Так, значит, Церковь закрыта в Эсаси? – спрашивает.
– Как закрыта? Если есть два–три христианина, то Христос там, сказавший: «Где будут два или три во Имя Мое, там Я посреди их». Кто же может закрыть Церковь, где Христос! Взят оттуда катихизатор Секи, потому что в другом месте он нужнее: об Эсаси он постоянно отзывался, что там нет слушателей, – зачем же ему там оставаться было бесполезно, когда в других местах слушатели есть, а катихизатора не было. Но Эсаси под непосредственным ведением священника, который будет посещать его, посещая другие свои Церкви. – Впрочем, о. Николаю Сакураи далеко до Эсаси; гораздо сподручней заведывать сею Церковью из Хакодате; о. Николай Сакураи сам указывает на это; о. архимандрит Сергий, осматривавший Церкви в Хоккайдо, того же мнения. Как Вы думаете об этом?
– Это было бы очень хорошо.
– Другие христиане Эсаси тоже не будут ничего иметь против перехода в ведение хакодатского священника?
– Думаю, что ничего.
– Сколько ныне христианских домов в Эсаси?
Он насчитал семь в городе и пригородах. Значит, гораздо больше, чем я думал по отзывам о. Николая Сакураи и Секи.
Я обещал написать о. Петру Ямагаки, в Хакодате, чтобы он взял Эсаси в свое ведение. От Хакодате до Эсаси всего пятнадцать ри; ежедневно идет туда дилижанс, с 1 еной 75 сен платы до места, и пароход, на котором за одну ену можно доехать; значит, сообщение весьма удобное, не то что из Саппоро. И катихизаторов в Хакодате двое – один может быть уделяем для Эсаси, когда там будут новые слушатели, каковые непременно найдутся, по словам Павла Араки.
2/14 ноября 1898. Понедельник.
Лука Хироока, катихизатор в Акуцу, внезапно явился, по пути к умирающему отцу, в Токусима, на Сикоку. Просил отпуска у своего священника, о. Тита, но он оказался путешествующим по Церквам, и ныне неизвестно где, а дело спешное; потому Лука решился прямо отправиться и по пути испросить разрешение у меня. Впрочем, я дал это разрешение еще вчера приходившему испросить его младшему брату Луки, медицинскому студенту здесь; и брат телеграммой известил вчера Луку. Просится на две недели, бедный, плачет об отце, который уже несколько лет лежит в постели больной, и ныне, вероятно, Господь разрешит его от страданий. Дал пять ен на дорогу. На днях послано было отцу пять ен «мимай», согласно письму оттуда с просьбой о помощи. В Токусима другой сын умирающего Иова, Даниил, – тоже катихизатор, болезненный, безуспешный по проповеди; оставлен был там больше из сострадания к отцу, за которым ухаживал.
3/15 ноября 1898. Вторник.
Написано к о. Петру Ямагаке, в Хакодате, чтобы принял в свое ведение Церковь в Эсаси, а к о. Николаю Сакураи, что Эсаси передано о. Петру, чтобы он известил о том христиан в Эсаси. Сказано в письме, чтобы о. Петр посещал Эсаси на неделе, не лишая христиан Хакодате Литургии в воскресенье: что дорожные ему и катихизатору будут оплачиваемы отсюда (из Миссии), что, если будут новые слушатели в Эсаси, один катихизатор из Хакодате должен быть отправлен туда, – тогда и на квартиру отсюда дано будет. Упомянуто также, чтобы в воскресенье, после службы, объявил христианам в Хакодате о присоединении Эсаси к его приходу. Если бы христиане по–прежнему вполне содержали о. Петра, то следовало бы испросить согласие христиан на то: но так как ныне они, изменив своему обещанию, содержат его только наполовину, – другая половина идет из Миссии, то нет причины и советоваться с ними.
В перевод богослужения мы с Накаем мало–помалу совсем углубились. И явилась у меня мысль: издать в сокращении Праздничную Минею, Триоди постную и цветную и книжку молебнов. Христиане почти ничего этого еще не имеют: а между тем теперь есть кому и обучать богослужению: отцы Сергий и Андроник, обозревая Церкви, могут делать это. Если же дать окончания перевода Нового Завета, то долго еще пройдет без необходимых частей богослужения. – И Евангелия мы решили переписать так, как они есть у нас ныне, переплести достойно напрестольному Евангелию и начать читать на Литургиях с облачального места, на утренях посреди Церкви, так как ныне чтомого на амвоне и в алтаре почти никто не слышит, по тупости понимания, или безголосию чтущих, или не хотящих взять в толк (как диакон Кугимия), что чтут не для себя только, а для назидания других, или не имеющих сил читать так, чтобы все слышали (как о. Павел Сато). Перевод наш уже ныне так исправлен, что смело может быть отдан на употребление; ждать же возможно полной исправности его еще долго. – Сегодня уже выбран сорт японской крепкой и толстой бумаги, завтра старик Оогое примется за переписку Евангелия «евангельскими» буквами, чтобы книга вышла толще.
4/16 ноября 1898. Среда.
О. Андроник вернулся из своего сопутствия о. архимандриту Сергию в обозрении Церквей прихода о. Павла Кагета, на севере Ниппона. Хвалит о. Павла, не хвалит катихизатора в Оодате Сергия Сионое; очевидно, им двоим в одном месте не жить. О. Павел занял пятнадцать ен у тестя Сергия Сионое; десять ен выплатил, а пять еще нет; тесть же, старик Сионое, скупой ростовщик, поносит теперь о. Павла, говорит, что не может ходить в Церковь из–за него; настроил своего приемыша (катихизатора) против него; жена о. Павла, не в меру плодовитая на детей и болтливая на язык, в то же время маленькая ростом до смешного, Сира, моя добрая знакомая, подливает масла в огонь. От всех этих причин Церковь в Оодате в застое, новых слушателей нет, христиане, какие есть – а главный между ними все тот же старик Сионое, – холодны к Церкви. – Видно, что о. Павла нужно перевести оттуда. Но куда? Самое приличное место – в Мориока. Это главный стан о. Бориса Ямамура, но он никогда не живет там, а бывает только наездом, между тем как Церковь в Мориока, одна из главных на северной части Ниппона, стоит большего попечения. Но как поселить там о. Павла Кагета? Прямо предложить – и руками, и ногами упрутся против, – «мы–де, кроме о. Бориса, никого не желаем!». Таков уж японский нрав, несколько похожий на нрав русских саврасов, – «ндраву не припятствуй». Приходится прибегнуть к способу окольного пути: нужно будет частно, чрез секретаря Сергия Нумабе, о. Борису предложить внушить христианам Мориока: «просите себе священника, – вот к следующему Собору приготовьте прошение, чтобы поселен был священник в Мориока; вы, конечно, не можете содержать его, но это и не нужно будет, если вы будете просить такого священника, которому были бы поручены и другие Церкви, но который бы имел местом жительства своего Мориока». О. Борис – человек умный и бескорыстный: поймет и устроит, если ему откровенно и изъяснить, что это делается для водворения Павла Кагета в Мориока.
По официальному же прошению христиан тотчас и будет им предоставлен о. Павел, с оговоркой, что хотя, мол, и нужен он в Оодате и окрестностях, но он может их ведать из Мориока, и потому, как ни опечаливает это христиан в Оодате, но он переводится в Мориока, согласно прошению христиан иметь там постоянного священника. – И о печали в Оодате будет упомянуто не ложно, ибо тогда христиане и сам Сионое взбеленятся, – «как–де от них отнимается священник?». Но таковы веления судеб! Ничего не остается, как успокоиться…
5/17 ноября 1898. Четверг.
Редактор Петр Исикава, тоже вернувшийся из сопутствия о. архимандриту Сергию, приходил рассказать о своем путешествии. Об о. Павле Кагета и катихизаторе Сергии Сионое повторил то же, что я слышал вчера от о. Андроника. Новое только то, что о. Борис оказывается добрым знакомым старика Сионое, и потому поверил ему, что «на о. Павла смотрят язычника, как на нищего, что деньги его в лохмотьях» (тогда как ничего этого нет), и прочее подобное.
В Оою нашли они Церковь в очень хорошем состоянии, особенно благочестив дом Тимофея, хотя отец его еще язычник. Существует еще в тех местах обычай бросать в реку новорожденных детей – свыше двоих, хотя очень преследуется правительством: убеждение существует, что у кого в доме больше двух дочерей, тот дом разорится; но наперекор сему предрассудку в доме Циба четыре дочери, и дом больше и больше богатеет.
В Носиро, где давно уже нет катихизатора, нашли семь христиан: из них один дом очень благочестивый: чудесное исцеление в этом доме было четырехлетней девочки от дифтерита, признанного уже неизлечимым. Отец настоял на отчаянной операции, твердо веруя, что Господь помилует его дочь, которая в то же время имела чудесное видение: красный крест ей виделся на стене совсем пустой, в госпитале; крест потом перешел ей на лоб: четырехлетний ребенок принял видение за действительность и долго потом спрашивал, где крест, чтобы дали ему его. Ныне этой девочке двенадцать лет. Отец ее учился когда–то в Катихизаторской школе, но не кончил, – должен был отправиться отбывать свою военную очередь: ныне он служит в Носиро по полиции; учение отлично знает и твердо хранит.
Про о. архимандрита Сергия Исикава рассказывает, что он очень ласково обращается с христианами, умело наставляет их, нисколько не тяготится трудом путешествия. Это очень приятно.
Зато о. Андроник совсем опечалил меня: просится в Россию, на службу в Орионе, по которой, говорит, не перестает скучать с самого уезда оттуда. Я говорю ему, что это – искушение отчасти от безделья, потому что, по причине головной боли, должен был бросить всякое дело, отчасти от диавола. Настоятельно советовал ему лечиться, к чему он не расположен был доселе, утверждая, что природа должна сама победить болезнь… Разговор был в алтаре, в Соборе, куда меня позвали посмотреть новосшитое облачение на престол; убеждал его именем Божьим.
Посмотрим, что Бог даст. Если все–таки уедет, значит, не угодно Богу держать его здесь.
6/18 ноября 1898. Пятница.
О. Петр Сасагава, из Сендая, пишет, по делу покупки земли под кладбище вместе с епископалами – чего добивается Reverend Jefferys, – что покупка эта желательна. Хотя у большей части сендайских христиан есть свои родовые места на буддийских кладбищах, но у многих они стали тесны, как и у самого о. Петра, который для погребения своей на днях умершей матери должен был купить новое место. Притом же в Сендае немало христиан не из урожденных сендайцев, для которых тем более желательна покупка. Я ответил, что, если сендайцы решат покупку, для чего соберут между собою деньги, то я пожертвую им от себя пятьдесят ен. Советовал совершить покупку, если она будет вместе с епископалами, на имя двух лиц, одного православного, другого епископала: купленную же землю разделят надвое, соразмерно двум суммам, употребленным на покупку; место может быть одно нераздельное, с одной оградой кругом, но границы должны быть определены и известны в избежание недоразумений; погребать же могут совместно, не разбирая границ, если желают.
7/19 ноября 1898. Суббота.
О. архимандрит Сергий вернулся с обзора Церквей. Особенно хвалит новоначинающуюся Церковь в Масуда: крещены о. Павлом Кагета и им трое очень усердных верующих; из них Павел Сасаки изрубил своего домашнего идола и сжарил на нем курицу. Катихизатор Илья Накагава там одушевляет и обещает дальнейший успех. На проповеди отцов Сергия и Павла язычников было весьма много и слушали тихо и с добрым видом. О. Павел Кагета являет себя добрым священником, проповедь говорит красно и убедительно; дурного слова у него нет даже и про своего заведомого неблагожелателя, катихизатора Сергия Сионоя. – Вернулся о. Сергий совершенно здоровым и бодрым духовно.
