355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Данилов » Кордон » Текст книги (страница 28)
Кордон
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:37

Текст книги "Кордон"


Автор книги: Николай Данилов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

– Бедная женщина! – сочувственно произнес Мро-винский. – У нее ведь и сердце с перепугу могло лопнуть.

– Могло, – согласился Арбузов. – А разорвалось у медведя. На поверку, робчее бабы хозяин леса оказался. Солдаты утром приволокли его в порт. Говорят, пудов за двадцать будет.

Александр Павлович, желая поднять настроение больным, подбирал затейливые случаи и сообщал о них с веселой наигранностью.

– Во время боя, Константин Осипович, я видел, как не в вас, а в мою кокарду целился из штуцера англичанин, – шутливо сказал он. – Но вы с завидной ловкостью подставили свою ногу.

Мровинский улыбнулся.

– Я спасал жизнь старшему офицеру, – принял шутку инженер-поручик. – За такой самоотверженныйм поступок, согласитесь, полагается награда.

– Будем хлопотать.

Мровинский с перебитым пулей сухожилием, как и Максутов, лежал на спине, боясь пошевелиться, но бодрости духа не терял.

– Господин Вильчковский заверяет, что обойдемся без ампутации, – с надеждой сообщил он. – А это озна-

чает, что рано или поздно буду передвигаться на своих двоих. Приобрету клюку, вернее, элегантную трость, и буду выглядеть эдаким джентльменом, разумеется, в штатском платье.

– Если не будете нарушать моих советов, – вставил доктор, – то, допускаю, что до старости обойдетесь без клюки и до отставного возраста не снимете свою любимую форму.

– Клятвенно обещаю не нарушать, – Мровинский, изображая покорность, комично сложил руки крестом на груди. – Все ваши указания буду выполнять безропотно.

– Присоединяюсь, – подал слабый голос Александр Петрович.

– Бог даст, и мы вылечимся, – продолжил за него Дмитрий Петрович. – Из нас, шести братьев, на Сашу первого выпала такая беда. Впрочем, ничего не знаем о Павле. Он, судя по последнему письму, мичманом служит на Черном море. А там, надо полагать, идут баталии похлеще наших.

Все согласно кивнули. О черноморских событиях защитники порта наслышаны: главная арена войны, вне сомнений, на северном побережье, в Крыму.

– Обед доставили, – объявил Вильчковский, увидев из окна двоих матросов с корзинами. – С вашего позволения, вначале накормим мальчиков. – И он, не дожидаясь ни согласия, ни возражений, вышел встречать вестовых.

– С родственниками нам, Максутовым, повезло, – продолжил Дмитрий Петрович. – Большое у нас и дружное семейство. Даже на расстоянии друг друга не теряем, переписываемся. Вот только Юлия чуть не запропастилась.

– Какая Юлия? – поинтересовался Мровинский.

В ответ услышал любопытную новость: Юлия не кто иная, как Юлия Георговна, жена генерала Завойко, урожденная Врангель, она же кузина братьев Максутовых по материнской линии.

– Впервые о ней такое слышу, – пробурчал Арбузов. В последнее время все, что было связано с губернатором, он воспринимал настороженно.

– Секрета из этого не делаем, – ответил Дмитрий Петрович. – Юлию Георговну мы с Сашей первый раз в жизни встретили в Петропавловске, а что она наша двоюродная сестра, узнали также только здесь, когда разговорились. Вчера Василии Степанович отправил ей с нарочным записку на хутор Авача. В ней сообщил и о Саше. Боюсь, что она рискнет вернуться в город на побывку. Это же очень опасно. Случай встречи бабы с медведем у меня не выходит из головы, да неизвестно, что завтра случится в порту…

Появился Вильчковский с корзиной, доверху наполненной провизией.

– Господа офицеры, я позволил себе оставить вестовых до конца обеда с кантонистами, – извиняюще сказал он. – Не возражаете, если стол накроем сами?

Возражений не было. Напротив, посетители охотно приняли предложение. Вскоре на небольшом обеденном столе, покрытом цветной скатертью, появилась различная снедь и высокая бутылка вина.

– «Бордо»! – весело произнес Арбузов, рассматривая красочную этикетку. – Вино францзуского изготовления. Из старых, полагаю генеральских запасов. Что ж, господа, попробуем напиток, иностранной марки. – Он откупорил бутылку. – Почему только два фужера?

– И не на один больше, – запротестовал Вильчковский. – Меня, Александра Петровича и Константина Осиповича любезнейше прошу исключить. Мы допьем это замечательное вино по выздоровлению.

– После окончательного поражения неприятеля, – дополнил Дмитрий Петрович.

Раненый Максутов дал понять глазами, что согласен с доктором и братом, а Мровинский беспомощно развел руками – ничего, мол, с этим щепетильным медиком не поделаешь.

– Мы здесь командовать не вольны, – не стал настаивать Арбузов. – Выпьем, Дмитрий Петрович, за этих за мечательных людей нашего доблестного офицерского корпуса. Скорого вам, Константин Осипович и Александр Пет рович, выздоровления!

Ели все с аппетитом, кроме лежащего Максутова, который с трудом справился с небольшой порцией вареной чавычи.

– Что ж, господа, получается? – возобновил разговор Арбузов. – Недавно мы с Францией жили мирно, взаимовыгодно обменивались полезными товарами, чему наглядное свидетельство это прекрасное вино. А ныне французы и русские непримиримые враги. Сколько бед, горя приносят человечеству войны! Почему не могут люди долго жить в мире?

Сакраментальный зопрос остался без ответа: никто из присутствующих не знал – почему.

До слуха офицеров донесся колокольный звон. Все перекрестились.

– Сбор на погребение погибших, – пояснил Арбузов и, посмотрев на часы, поднялся из-за стола. – Траурная церемония назначена на четыре часа пополудни.

Выйдя из домика, Александр Павлович и Дмитрий Петрович увидели, как со всех сторон к месту погребения потянулись люди – матросы, солдаты, волонтеры, старики, женщины, дети.

– Горемычные петропавловцы! – качая головой, сокрушенно произнес Максутов. – Как много их, которые не покинули город. Сколько эти жители натерпелись страху!

– И еще натерпятся, – убежденно отозвался Арбузов. – Завтра-послезавтра, не далее, полагаю, начнет неприятель решающий штурм. А у нас порох на исходе, да и строевых людей изрядно поубавилось.

– Но и англо-французы полезут не со свежими силами.

Капитан 1 ранга задумался.

– Калильные ядра вам надо пустить в ход, – наставительно сказал он.

– Пробовали, – неохотно отозвался Максутов. – Не научена прислуга ими пользоваться. Канительное дело. Четыре часа требуется, чтобы довести первые ядра до белого каления. Нет навыков у людей обращаться с длинными щипцами, смачивать в меру толстые пыжи. Да и при рикошете ядра стынут от воды.

Арбузов с доводами командира батареи не согласился.

– Печи есть, а жар не используем, – недовольно проговорил он. – Это оплошность! Но она поправима…

И тут Максутов вспомнил, что ему необходимо заглянуть на свою батарею.

– У озера, Александр Павлович, встретимся.

Арбузов, неторопливо шагая к приозерной площади,

мысленно возвратился в добротно срубленный домик-лазарет. «У всех, офицеров и мальчиков, тяжелые ранения, – думал он. – А помещение сырое. Как бы не получили в нем люди еще и простуду». Александр Павлович намеревался о своих опасениях сказать Вильчковскому, но колокольный звон сбил его с мыслей. «А если об этом сообщить губернатору? Здоровье людей – дело не шу-

тейное». Но тут он представил сердитое лицо Завойко, его настороженный взгляд. «Опять несуразицу несете! – может гневно выпалить генерал. – Неужто, господин Арбузов, вы всерьез считаете себя умнее всех?» Александру Павловичу сделалось не по себе, словно наяву услышал недовольный голос губернатора. «Возможно, я на самом деле надоедливый человек? – горько подумалось ему. – Все об этом знают, и только мне одному кажется, что я нормальный. Суюсь во всякие нужные и не нужные мне дела, говорю сослуживцам неприятные слова. Умеют же люди ладить между собой, избегают скандалов, берегут свои нервы, не раздражают других. Почему же у меня так не получается?» Александр Павлович догадывался, что не зря только что улизнул от него и Максутов – не понравился командиру батареи разговор о калильных печах. «Напрасно лейтенант уклонился от полезного совета, – размышлял Арбузов. – Примени артиллеристы вчера огненные шары, и на парусниках вспыхнули бы пожары, и уж тогда неприятелю было бы не до стрельбы из пушек и не до высадки десанта…» Однако капитану 1 ранга не хотелось мириться с мыслью, что Максутов заспешил на батарею, чтобы избавиться от неприятного разговора, от наставлений старшего офицера. Арбузов в домике слышал, как раненый говорил брату: «Занеси, Дима, мне Гоголя. Нам кто-нибудь почитает «Мертвые души» вслух, а как полегчает, полистаю сам». Арбузов решил, что Дмитрий Петрович пошел на батарею за книгой, и к нему вернулось спокойствие.

Да, он, капитан 1 ранга, признает, что у него характер не мед. Но ведь и у губернатора он не сахар. Им обоим не время сейчас враждовать. Это, похоже, понимает и Василий Степанович. Не случайно же бутылка «Бордо» появилась в маленьком лазарете. Лохвицкий, конечно же, доложил генералу, почему капитан 1 ранга не будет на общем обеде офицеров. Понятно, что не без ведома Завойко появилась в лазарете бутылка редкого по нынешним временам вина и не для тяжелораненых она предназначалась. Во многом Арбузов понимает губернатора, разобрался в его характере. Все в нем есть – и сладость, и горечь. Но никак не может Александр Павлович взять в голову: почему губернатора часто сопровождает палач, препротивный тип с кнутами в футляре? Благородному человеку непристойно общаться с заплечных дел мастерами телесных истязаний. Странно, конечно, это. Однако никто не будет отрицать, что более энергического и деятельного человека в Петропавловске, чем Завойко, не найти. Его немалая заслуга и в том, что неприятель до сих пор не овладел портом.

Арбузов осуждал себя за прямолинейность. Каждому было ясно, что губернатор наотрез не принимает любые советы своего помощника, Александру Павловичу, может, pади общего дела следовало поступать гибче, исходим, от обратного: в беседе с генералом хорошее хаить, плохое хвалить. На батареях обязательно пустили бы в ход огненные ядра, если бы он, Арбузов, так горячо не доказывал губернатору полезность калильных печей. Да мало ли можно вспомнить фактов, когда генерал игнорировал полезные советы помощника. Говорить об этом поздно. А может, и нет? До очередного штурма порта неприятель дает его защитникам какое-то время. Вот и пусть артиллеристы двух береговых батарей подтверждают какие ни есть навыки закатывать в орудия ядра (можно пока не огненные), учатся обращаться с щипцами, замачивать толстые пыжи. Как уговорить генерала, чтобы распорядился непременно ввести в действие калильные печи? Действовать от противного? Нет, не умеет Александр Павлович кривить душой. Он после траурной церемонии улучит момент, чтобы доверительно побеседовать с Завойко один на один. У капитана 1 ранга есть что подсказать генералу. Ну а как тот посмотрит на советы старшего офицера, его дело, зато Александр Павлович снимет груз со своей души.

– Господин Арбузов!

Он оглянулся. К нему торопилась женщина с ребенком, привязанным по-цыгански шалью к спине. В руке у нее была емкая корзина.

– Кваску не желаете?

Александр Павлович пить не хотел, но остановился ради любопытства. Его в Петропавловске знают, наверное, все, он же из местных жителей по именам помнит единицы. Кто такая? Арбузов еще 20 августа с «Авроры» приметил эту женщину в черной юбке и клетчатой кофте. Она, не расставаясь с младенцем, в опасное время сновала по порту от батареи к батарее. Вчера, когда десантники готовились высадиться у мыса Никольской сопки, Александр Павлович видел небольшую группу женщин с охотничьими ружьями, среди которых была и эта в заметной кофте. Женщины намеревались пройти к озерной батарее. Бородатый часовой, охранявший пороховой погреб, преградил нежданному пополнению дорогу, возмущенно что-то прокричал и затопал ногами. Женщины ретировались.

– Кваску, говорите? – переспросил Александр Павлович. Выдался удобный повод поговорить с незнакомкой, и он его не упустил. – Домашнего? С удовольствием!

– Пейте на здоровье! – Женщина налила полную кружку. – Кисленький и прохладный. В погребе кувшин держала.

– Хорош квасок! – похвалил Арбузов. – Спасибо. Запамятовал, как вас величать…

– Агафья я, – подсказала женщина. – Сам Агашей называет, а соседи Карандашихой кличут.

– Агаша – хорошее имя! – ответил Арбузов. – Вчера в горячее время недалеко от озера я мельком видел вас среди женщин…

– Была с ними, – подтвердила Агафья.

– Что заставило вас рисковать?

Агафья пожала плечами.

– Мужья сражаются, а мы чо? – неопределенно ответила она. – Все в эти дни рисковали. Во время пальбы не знаешь ведь, где спасенья найдешь. Соседка моя, старенькая Аграпена Поликарповна, боялась из избы выходить. И что вы думаете? Ей в избу зажигалка и влетела.

– Дело случая, – отозвался Арбузов. – А вам ребенка не с кем оставлять?

– Аграпена Поликарповна просилась поняньчить. – Агафья вздохнула. – Бог вразумил не согласиться. Я бы с ума сошла, если бы сыночек со старухой сгорел. Безгрешных младенцев Господь бережет, глядишь, и меня с ним лихоимство минует.

– Вчера, по-моему, вы были с ружьем, но без ребенка?

– Мы детей под присмотром товарки за пороховым погребом в яме оставили, а сами мужьям подмогнули.

– Вы стрелять умеете?

– Ну, – подтвердила Агафья. – Все тутошние бабы умеют, а я чо, рыжая?

– Неужели все? – удивился Арбузов.

– У кого мужья охотники, – все, – заверила она. – Пелагея Усова сколь раз на медведя с супругом ходила. А меня Сам не пущает.

Арбузов поинтересовался, кто такой Сам и чем занимается.

– Да вы же его знаете! – оживленно заговорила

Агафья. – Здоровенный такой, казачий урядник, Клрлпмл шев, Василием зовут. В лазарете лежит.

– К полевому фальконету был приставлен?

– Ну.

Арбузов насупился. Сутки назад он был свптчс. и-м ко

роткого эпизода с перевернутой пушкой. Высокий…….

коплечий урядник, порывисто обрубив саблей по. фомки упряжной лошади, применил недюжинную силу и споил поставил фальконет на колеса. Однако от нлрынл руч ной гранаты силач свалился наземь. Алекслпдр I Ьвлонпч посчитал, что урядник убит.

– Как самочувствие Висилин? осторожно сиро сил он.

– Да кто ж его знает. Агафьи шумным выдохом вверх смахнула с глаз прядь темных полос. lice тело изрубцовано, как у драчливого кобели, л при мне улы баетя, шутки шутит, кошачьи, грит, царапины. Лекарь тоже успокаивает – будет, мол, жить.

– Такой богатырь непременно выживет, заверил Арбузов. – Вы к нему?

– Ну.

Малыш подал голос, зашевелился.

– Не любит, когда я стою, – пожаловалась Агафья. – Погодь, Ванюшка, погодь, миленький, пойдем к папе, пойдем. До свиданьице, я побегу.

Арбузов смотрел ей вслед и с грустью думал о том, что плохо, очень плохо он знает свой русский народ. А ведь на таких простых людях, как Агафья, ее муж Василий и миллионах подобных, в основном и держится Россия. Они ее кормят, поят, одевают и обувают, а в тяжелую годину защищают, не щадя живота своего…

Из раздумья Александра Павловича вывели бодрые голоса парней. Группа гардемаринов спускалась с пригорка от офицерского домика-лазарета. Из обрывочных фраз Арбузов понял, что моряки хотели навестить Максутова, но Вильчковский в помещение их не пустил.

– «Не устраивайте поломничества! – передразнил кто-то корабельного доктора, подделываясь под его басок. – Александру Петровичу необходим покой». Надо же какой ревностный блюститель лазаретного режима!

•– Господин Вильчковский, может, и неплохой медик, но никудышный психолог, – послышался другой голос. – Пациенту Максутову полезно общение и противопоказан покой.

– С медициной, господа, не спорят, – включился в разговор третий. – У человека не примитивный насмо-рок, а…

– Внимание! – подал кто-то команду, и гардемарины повернули головы в сторону капитана 1 ранга. Перейдя на строевой шаг, они одновременно вскинули руки к бескозыркам.

«Неплохая у кадетов выучка, – отметил про себя Арбузов, по-уставному отвечая на приветствие. – Почти мальчишки, а уже совершили кругосветное путешествие и понюхали пороху». По его мнению, юношам повезло с командиром корабля. Капитан-лейтенант Изыльметьев личным воздействием развивает у воспитанников Морского корпуса лучшие качества моряков Российского флота-порядочность, безукоризненную опрятность, высокие нравственные устои, чувство долга и ответственности, стойкость и мужество, умение без хныканья переносить тяготы нелегкой службы. Александр Павлович видел их в деле. Всех гардемаринов назначили на командирские должности, и они достойно оправдали доверие. Молодецки держались молодые моряки на береговых и корабельных батареях, под свист и вой артиллерийских зарядов смело вели за собой навстречу врагу стрелковые команды, первыми храбро бросались в рукопашные схватки. Отменные получатся из них офицеры! Получатся, если пощадит их в далеких краях российской земли суровое время…

Арбузов заметил, что народ, густо идущий к приозерной площади, замедлил движение, потом остановился. Внимание людей привлек пароход, отделившийся от эскадры. Он тянул на буксире три грузных катера, держа направление к Тарьинской бухте. Александр Павлович еще до обеда был оповещен о том, что «Вираго» с утра дважды побывал за Раковым перешейком: доставил туда десятка три матросов и вернулся к эскадре, чтобы через несколько часов привезти людей назад. За это время на берегу Тарьи возникла еще одна братская могила, несравнимая по размерам с прежней. Солдаты-сибиряки, скрытно засев в густых зарослях, держали похоронную команду под ружейным прицелом. Однако беспричинно открывать огонь никто не собирался. У русских есть неписаное правило: как в кулачном бою не бить лежачих, так и на войне не стрелять в санитаров и могильщиков. Похоронная команда покинула берег, не догадываясь о присутствии чужих стрелков. И вот теперь пароход-работяга,

натужно пыхтя паром и отчаянно молотя воду лопастями, двигался за Раковый перешеек третий раз. Неприятелю предстояло предать земле сотни трупов.

Недалеко от Арбузова остановились сгорбленный седой бородач и подросток. Старик, слеповато вглядываясь вдаль, снял картуз и перекрестился, мальчик последовал его примеру. «Вот они, чистые христианские души! – невольно подумал Александр Павлович. – Не злобу, а сочувствие и жалость вызывают у них те, кто вчера сеял смерть, но сам нашел ее на чужом берегу». Капитану 1 ранга обнажать голову перед жертвами неповерженного противника не хотелось.

Приозерная площадь заполнялась народом. Опустели дома Петропавловска. Все его жители, не покинувшие город в тревожную и грозную неделю, от старого до малого, шли к месту погребения павших при защите порта. По бездорожью пешком, верхом на лошадях и в телегах, по речушке Авача на самодельных валких ботах пробирались люди из окрестных хуторов.

Русские, камчадалы, ительмены, коряки и другие туземные жители ближайших селений прибыли отдать последний долг тем, кто погиб, но не допустил, чтобы чужеземцы топтали камчатскую землю. В общей массе смешались горожане и сельские жители, моряки и солдаты. Пришли на площадь американцы и немцы с коммерческих судов «Ноубль» и «Магдалина». Родные и близкие, потерявшие дорогих им людей, теснились около покойников, уложенных в ровные ряды недалеко от братской могилы. В двадцати саженях от нес вырыта еще одна такая же могила, для погребения неприятельских моряков и солдат морской пехоты.

Раздались призывные звуки горнов, и расторопные военные быстро нашли свои места в строю, оставив в большом каре прогалы для неорганизованной толпы. И вот уже стоят, как на параде, матросы Сорок седьмого флотского экипажа, солдаты линейного Сибирского полка и инвалидной группы, личный состав фрегата «Аврора» и транспорта «Двина». Все они – моряки, пехотинцы, артиллеристы, стрелки-волонтеры и пожарники, командиры и подчиненные – только вчера были плечо в плечо с теми, кто никогда больше уже не встанет с ними в строй, не пожмет руку, не пошутит, не улыбнется. Горько это осознавать. Стоят в строю люди, не похожие сами на себя. Их лица хмурые, мрачные, строгие. Солдаты

не плачут. Они стесняются слез. Но у них до боли сжимаются сердца, першит в горле. Тем, кого готовятся покрыть могильной землей, легче. Покойным нет дела до земных дум и сует, им безразлично, чем закончится грядущее сражение за Петропавловский порт. Мертвые сраму не имут. Но как трудно осознавать все случившееся ныне живущим…

Если бы кто-то на площади пристально наблюдал за рбузовым, мог заметить, как он с минуту сконфуженно постоял перед строем флотского экипажа и, не сказав ни слова, занял свое командирское место на правом фланге. Да и сам Александр Павлович не сразу понял, как произошло такое, от чего стало муторно на душе.

Все перепутал вчерашний день. После сражения Арбузов, как и другие офицеры, желая знать, кто из подчиненных ранен, а кто убит, долго не уходил с приозерной площади. От запаха свежей крови его стало подташнивать. Он, не досмотрев убитых, ушел домой. Вскоре ему подробно доложили, какие потери понесли флотский экипаж и стрелки сибирской роты, оставили список с пометками против фамилий: «ранен», «убит». Капитан, 1 ранга, знакомясь со списком, старался вспомнить лицо каждого убитого, но так и не смог увязать все фамилии с внешним обликом подчиненных ему людей. И вот сегодня, подходя к строю, он намеревался произнести короткую траурную речь, назвать имена тех, кого нет и не будет в строю, но чья смерть должна придать живым еще большую отвагу и благородную ярость в предстоящем бою. Александр Павлович остановился в двух шагах от первой шеренги, открыл рот и застыл: перед ним стоял «покойник», готовый, как все, внимательно слушать командира. Арбузов отвел глаза в сторону, но тут в него уперся преданным взглядом второй «убиенный». Александр Павлович, клацнув зубами, помотал головой. «Заболел? – мелькнула первая мысль. – Галлюцинация?» Еще раз взглянув на того и другого, он догадался, что это все означало. Теперь у командира не было уверенности, что не увидит в строю третьего, а может, и четвертого, кого ошибочно отнес к убитым. Он молча пошел на свое место. «Какой конфуз! – казнил себя Арбузов. – Это мне оплеуха за поверхностное общение с подчиненными». Успокоившись, Александр Павлович порадовался за матросов, которых со вчерашнего дня считал погибшими. «Значит, по народной примете, парни будут долго жить,—

с облегчением подумал он. – Но кто те, которых сутки назад отнес к живым?» Арбузову теперь хотелось подойти к могиле и вглядеться в лицо каждому павшему, сказать прощальные слова. Однако сделать это было уже поздно. На середину площали вышли Завойко и священнослужители. Губернатор произнес прощальную речь. От скорбных и трогательных слов защемило ранимые сердца людей. С каменными лицами неподвижно стояли мужчины, всхлипывали и заливались слезами женщины, плакали дети. Тихо проговорив «Прощайте, други, пусть земля вам будет пухом», губернатор закончил траурную речь торжественно:

– Вечная память отважным защитникам Петропавловска! Исполать вам, славные сыны Отечества!

С «Авроры» прогремели три пушечных выстрела, трижды разрядили воздух у могил залпы из ружей, часовые взяли винтовки «На караул».

Началось церковное служение.

Мертвые все равны. Так считают православные. Отходчивые сердцем христиане отпели одновременно своих и чужестранных покойников. Как только смолкли голоса певчих, приступили к погребению.

С воинскими почестями похоронены русские, камчадалы, англичане, французы, сняты грехи со всех душ покойных церковным служением. На площади, обильно по литой кровью, выросли два кургана одинаковой величины, незабвенная память событий 24 августа 1854 года.

Когда петропавловцы с поникшими головами расходились по домам и службам, пароход «Вираго» возвращался с похоронной процессии из Тарьииской бухты. Защитники порта и завоеватели, пожавшие горькие плоды минувшего сражения, одновременно проводили в последний путь еще вчера живущих молодых и вполне здоровых людей.

Мертвые сраму не имут. Живые в ответе за все.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю