Текст книги "Кордон"

Автор книги: Николай Данилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

– Сомневаюсь, – подумав, ответил Изыльметьев. – Скорее, напротив – озлобила. Адмиральский флаг с «Президента» не сняли. Будут ожесточенно сражаться с именем Дэвида Прайса.

– Но урон для них большой, – сказал Завойко. – Он не может не вызвать у командиров растерянности, не перепутать их прожекты. Знать, не от хорошей жизни скрывают от нас смерть адмирала. А каков Фебрие де Пуант? Вернул пленных. Благородный поступок…

– Какое уж тут благородство! – не согласился Изыльметьев. – Держать на корабле во время сражения женщину с детьми – изуверство! Да и мешала она им. И еще, полагаю, что адмирал поддался предрассудку: ведь многие моряки мира, как знаете, считают, что женщина на корабле – предвестник несчастья.

– Возможно, – в задумчивости ответил Завойко. – А детей вернули уже ненормальными: их психика, безусловно, потрясена. Могут вырасти кретинами.

– Таково адмиральское «благородство», – отозвался Изыльметьев. – Но матросские руки деспотам нужны. Заметьте, в шлюпку посадили самых хилых морячков, а пятерых сильных оставили. Видимо, надеятся, что они заменят убитых.

– Только под усиленной стражей враги удержат их у себя, – произнес губернатор. – С одним Удаловым беспокойства не оберутся. Непокорный, гордый человек.

Пройдясь по кораблю и убедившись, что моряки «Авроры» готовы к очередному отражению противника, За-

войко напомнил командиру о необходимости в критический момент уничтожить фрегат.

Изыльметьев промолчал. Капитан-лейтенант, сроднившийся за длительное путешествие с «Авророй», никак не мог смириться с мыслью, что ее придется предать огню.

– Будем драться до конца, – пообещал он губернатору.

– Такова наша участь.

Завойко пожал командиру фрегата руку и отправился на «Двину».

Изыльметьев вернулся в свою каюту. Ему захотелось побыть наедине, посидеть молча, поразмышлять.

Прошло два месяца, как «Аврора» прибыла в Петропавловск. До подхода вражеской эскадры корабль был готов к выходу в океан, и Изыльметьев с нетерпением ждал приказа вице-адмирала Путятина. К сожалению, капитан-лейтенант Стиценков не вернулся. Впрочем, теперь уже сожалеть об этом не следует. Без авроровцев порт могли бы сдать. И все же, где он, Стиценков? Добрался ли его бот до залива Де-Кастри? Погода была и ясная, и пасмурная, но за два месяца ни разу над Камчаткой не пронесся сильный ветер. Надо полагать и в Охотском море не бушевали тайфуны. Должен Стиценков добраться до залива. А какое, любопытно, принял решение Путятин? Узнав о бедственном положении экипажа «Авроры», он гневно осудит командира корабля, может – в его это власти – и отстранить от должности… Все будет известно с возвращением Стиценкова. А доведется ли с ним повидаться? Посланец Камчатки, ничего не зная о вражеской эскадре, может без страха и сомнения зайти в Авачинскую губу. Если его не сумеет предупредить о врагах обсервационный пост Бабушкина мыса, беды Стиценкову не миновать – его пленят. А несет ли кто сейчас службу у Дальнего маяка? Занятый своим экипажем, Изыльметьев толком не знал, где, какие посты ныне расположены под Петропавловском. Беспокоясь о Стиценкове, Иван Николаевич подумал о подчиненных и о себе. Ему, простому грешному, неизвестно, кто из авроровцев останется жив, а кто… «Ну, чему бывать, того не миновать», – заключил Изыльметьев и вышел из каюты.

На верхней палубе старший боцман Заборов азартно гонялся со шваброй за крупной крысой. Не замечая

командира корабля, Матвей Сидорович отводил душу смачными выражениями.

– Да кто ж, ядреный корень, вас сюда звал? – вслух возмущался он. – Треклятое племя! Посмотрим, кто кого! Холера бы вас взяла!..

Изыльметьев догадался, что Заборов, гоняясь за крысой, срывал на ней гнев, адресуя эмоциональную речь чужеземцам. У старшего боцмана, как и у всех в экипаже, англо-французская эскадра не выходила из головы. Увидев командира корабля, Матвей Сидорович приостановился, виновато развел руками: по-другому, мол, обращаться с этой мерзкой тварью не могу.

– С берега, ваше благородие, перебрались крысы на фрегат, – пожаловался он.

– У нас и без берега их хватало, – с легким укором отозвался Изыльметьев.

Заборов страдальчески поморщился:

– Ваше благородие, откель? Мы их, чай, вылавливали. А эти точно – с берега. Их фельдфебель тутошний пугнул огнем из рыбного сарая.

– Может и так, – уступчиво сказал Изыльметьев. – Но только сейчас не время заниматься крысами.

– А чего сидеть без работы? – не согласился Заборов и снова посетовал: – В камбуз лезут. Шибко плодовитое племя. Потом их трудно будет выводить…

Изыльметьев не ответил. Он смотрел на старшего боцмана и думал: «Дорогой Матвей Сидорович, неужели ты серьезно считаешь, что нам потом доведется на «Авроре» бороться с крысами? Неужто тебе не приходит в голову, что фрегат не сегодня-завтра придется уничтожать своими руками? Святая простота, заботливый человек, ты мне сейчас очень нравишься…»

Изыльметьеву не хотелось его огорчать.

– С крысами, Матвей Сидорович, управимся позже, – сказал он. – Вот отразим неприятеля, и тогда в вашем распоряжении будут опять все матросы фрегата.

– Тогда конечно, – неохотно ответил Заборов. – А мне бы сегодня матросиков пять. В трюме бы крыс погоняли. Без дела на душе муторно…

И Изыльметьев вдруг решил поддержать сумасбродное, как показалось вначале, желание старшего боцмана. Иван Николаевич еще ничего ему не сказал, но Матвей Сидорович уже смекнул, что не зря командир корабля замолчал: думает, сколько отрядить матросиков в трюм.

Изыльметьева удивляло поведение старшего боцмана: «Надо додуматься – в такое время ловить крыс!» Это и навело командира фрегата на новые мысли. «Люди напряжены до предела, – соображал он. – Их мучают, естественно, мрачные думы. Никто ведь не знает исхода будущего сражения. А тут старший боцман со своими будничными заботами – крыс надо ловить. Это же здорово!» По мнению Изыльметьева, неуместное, казалось бы, занятие внесет разрядку – бодрость, шутки, смех, споры. Но самое главное, моряки уяснят, что ловлей грызунов разрешил заняться командир корабля. У них утвердится уверенность в завтрашнем дне: фрегат врагу не достанется, а о его якобы уничтожении своими руками – пустые разговоры! Это поднимет настроение и боевой дух экипажа, вселит веру в победу.

– Ну, что ж, Матвей Сидорович, действуйте! – бодро произнес Изыльметьев. – Возьмите с батарей пять – десять человек, на ваше усмотрение, и часик-другой погоняйтесь за крысами. Скажите господам офицерам, что людей отрядить разрешил я.

– Есть! – радостно отозвался Заборов и, повернувшись, резво зашагал к артиллеристам.

Чуть позже командир корабля неторопливо обошел батареи. На некоторых из них моряки под свежим впечатлением от разговоров со старшим боцманом еще улыбались и качали головами. На их вопросы «Время ли бороться с крысами?» Изыльметьев отвечал серьезно:

– По-моему, вы к сражению готовы. А не очень занятым людям почему бы не отвлечься? Чем больше убьем крыс ныне, тем меньше их будет, когда корабль выйдет в море.

Лица артиллеристов оживлялись, глаза блестели радостью. Моряки удовлетворенно кивали. Им нравился такой разговор: командир корабля считает, что «Аврора» скоро покинет Авачинскую губу и, как ей предписано, уйдет в залив Де-Кастри, вольется в эскадру вице-адми-рала Путятина. Правда, перед этим надо разбить противника, не пустить его в Петропавловск.

Изыльметьев вел себя так, словно экипажу «Авроры» предстояли примерные стрельбы по натянутой парусине и деревянным щитам, где цели будут непременно пораже ны. Порукой тому твердая уверенность каждого моряка в себе, хладнокровие и мастерство артиллеристов, с коими, пожалуй, не сравниться никаким чужеземцам.

– Разницы между шлюпом противника и учебной мишенью нет никакой, – внушал командир корабля. – Метко прицелься, и снаряд обязательно попадет куда следует. Если, конечно, у комендора не будут трястись руки и ноги. У кого нет уверенности в себе, можно добровольно попроситься на берег, в тушильную команду. Отпустим без укора.

Таких среди авроровцев не нашлось.

– Дело может дойти до рукопашной. – Изыльметьев исподволь психологически подготавливал моряков к этой, самой ожесточенной и страшной, схватке. – Тогда иностранцы еще лучше узнают русскую натуру – у нас не принято позорно убегать от любого противника. Ретирада без приказа осуждается.

И опять моряки согласно закивали: они отступать не намерены.

Из трюма доносились громкие голоса, смех, гулкие удары швабрами.

– Окружай! – оглашенно кричал Заборов. – Так их, ядреный корень!..

Старший боцман с десятком матросов увлеченно занимался привычной на фрегате хозяйственной работой. Офицеры догадывались об истинной цели командира корабля, разрешившего Заборову в трудный час занять матросов не боевой подготовкой. Кто-то из них это будничное занятие шутливо назвал операцией «Крысы».

НЕДАЛЕКО ОТ КАМЧАТКИ

Обязательный и исполнительный капитан-лейтенант Стиценков, получив приказ губернатора Камчатки отправиться в залив Де-Кастри и доложить вице-адмиралу Путятину о беде, постигшей экипаж «Авроры», спешил. Но что он мог поделать, когда так велико расстояние от полуострова до Татарского «залива», а маленький бот тихоходен? Погода часто менялась – то тихая, солнечная и безветренная, то пасмурная с ветрами, чаще противными. Тихий океан, известный страшными тайфунами, – , и не всегда спокойное Охотское море в это время не были буйными, но все же препятствовали скорому движению бота. Конечно, не сильных стремительных ветров ждал капитан-лейтенант – он желал попутного умеренного ветерка, не вызывающего больших волн.

Старенький бот держал путь на юго-запад, чтобы проливом Лаперуза пройти мимо Японии и южной оконечности «полуострова» Сахалина, затем круто повернуть на север и Татарским «заливом» проследовать до гавани Де-Кастри. Случись это путешествие месяцем позже, и Стиценков мог бы знать, что Сахалин остров, северный мыс которого отделен от материка судоходным проливом. Тогда отпала бы надобность делать такой круг, проходить мимо чужих берегов; Стиценков провел бы бот из Охотского моря в Татарский пролив с севера – путь короче и безопаснее. К сожалению, мореплавателю с Камчатки не было известно новое отечественное открытие. Начальник Амурской экспедиции капитан I ранга Г. И. Невельской, памятуя о грозном времени, всячески старался, чтобы оно не разглашалось пространно.

Прибыв в залив Де-Кастри, Стиценков облегченно вздохнул: в гавани стоял фрегат «Паллада». Посланец Камчатки посчитал, что ему все-таки повезло – адмиральский корабль мог в это время находиться в другом месте, отдаленном от порта Де-Кастри. В тот же час Стиценков поднялся на палубу «Паллады». Вахтенный офицер доложил вице-адмиралу, что прибывший с Камчатки капитан-лейтенант добивается аудиенции. Путятин велел впустить посланца в каюту.

Капитан-лейтенанта адмирал выслушал хмуро. На его сухощавом лице, казалось, еще больше опустились кончики обвислых усов.

– Каково самочувствие господина Изыльметьева? – спросил адмирал.

– Плох, весьма плох, – ответил Стиценков. – На ногах стоять не мог.

– А помощники, господа Федоровский и Тироль?

– Не могу знать, – смущенно ответил капитан-лейтенант. – Их не видел.

– Ну, а кто-нибудь из офицеров «Авроры» на ногах держится? – допытывался Путятин.

– Так точно. Несколько человек – лейтенанты и прапорщики.

Услышав, что губернатор Камчатки организовал большой лазарет у горячего лечебного источника, адмирал удовлетворенно кивнул и распорядился:

– Как только экипаж и фрегат будут готовы к выходу в океан, пусть «Аврора» незамедлительно направляется сюда, в залив Де-Кастри.

– Губернатор Камчатки генерал-майор Завойко просил ускорить доставку продовольствия и лекарства, – сказал капитан-лейтенант.

– Подвезут без промедления, – пообещал Путятин.

Покинув «Палладу», Стиценков пошел к лабазу, чтобы

выяснить, когда, с чем и какие суда будут направлены в Камчатку. Оказалось, что транспорты «Байкал» и «Иртыш» почти готовы к отправке на полуостров. Один из них покинет гавань Де-Кастри через день, другой отправится в путь двумя сутками позже. Стиценков попросил капитана «Байкала» (этот транспорт уходил первым) взять его на борт. Получив согласие, он попрощался с экипажем своего бота, пожелав ему благополучного самостоятельного плавания.

Перед самым выходом «Байкала» из гавани Стиценков с борта видел, как в залив Де-Кастри величественно вошел фрегат «Диана». Приход военного корабля вызвал у всех моряков бурю восторга. По гавани разнеслось радостное «Ура-а!», в воздух полетели фуражки и бескозырки. От всей души порадовался приходу «Дианы» и Стиценков. В его памяти была свежа другая встреча, фрегата «Аврора». «Как хорошо, что морская трагедия не повторилась!» – удовлетворенно подумал он. В этот день и час не мог офицер предположить, что через год до него дойдет скорбная весть: у японских берегов во время дипломатической миссии вице-адмирала Е. В. Путятина фрегат «Диана» погибнет. Его разрушит, а затем потопит страшной силы морская стихия – цунами…

«Байкал» направился на север вдоль западного берега Сахалина. Теперь-то офицер с Камчатки уже доподлинно знал, что из Татарского пролива есть выход в Охотское море. «Байкал» проследовал между материком и Сахалином беспрепятственно.

У Стиценкова было отличное настроение. Капитан-лейтенант возвращался домой с приятным чувством выполненного долга. Он неторопливо прохаживался по палубе, вполголоса декламируя стихи: «Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет…» На «Байкале» Стиценков просто-напросто пассажир – никакого напряжения, никакой ответственности – хочешь, книжку читай в каюте, хочешь, вволю отсыпайся. Его теперь не волновала сила ветра, даже наоборот: тихая, маловетреная погода, безоблачное лазурное небо, ровная гладь морской синевы придавали спокойствие и благодушие. Стиценков никуда не

торопился: днем раньше, днем позже – что от этого изменится! – транспортное судно обязательно придет в Камчатку.

До полуострова оставалось менее суток пути, когда с «Байкала» заметили беспарусное судно. Вскоре по дыму безошибочно определили паровую шхуну. Она шла навстречу транспорту. Никто не сомневался, что к «Байкалу» приближался «Восток», нбо другого винтового русского корабля в Охотском морс быть не должно. Через некоторое время шхуна пройдет мимо транспорта. Моряки поприветствуют друг друга сигнальными флажками, матросы помашут бескозырками, офицеры и унтер-офицеры возьмут руку «под козырек», взаимно пожелают счастливого плавания и «семь футов под килем». Так думали на транспорте.

Стиценков узнал, что командир «Востока» капитан-лейтенант Воин Андреевич Римский-Корсаков недавно был в Де-Кастри. Он взял там на борт шхуны военного губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьева, писателя Ивана Александровича Гончарова и архиепископа Иннокентия. Паровой корабль должен был доставить их в порт Аян. Выполнив почетную миссию, Римский-Корсаков, видимо, с почтой заходил в Петропавловск, а теперь возвращается домой, в залив Де-Кастри.

Корабли сближались. Но что это? Шхуна «авралит»: она настойчиво предлагает «Байкалу» сбавить ход и сойтись. Какая надобность останавливаться в море? Однако Римский-Корсаков нетерпеливо требует безотлагательных переговоров. «По всей вероятности, на шхуне какая-то неисправность», – решили на «Байкале» и начали готовиться к швартованию. На деле оказалось все гораздо серьезнее.

Шхуна в Петропавловский порт не заходила. На то была особая причина.

Высадив в Аяне почетных пассажиров, Римский-Кор-саков согласно предписанию повел корабль в Камчатку. Шхуна уже подходила к Авачинской губе, когда с ее борта увидели спешивший навстречу русский бот. С суденышка моряки панически замахали руками, давая знать «Востоку», чтобы остановился. Полагая, что люди нуждаются в помощи, Римский-Корсаков дал команду сбавить ход. Бот пришвартовался. На борт шхуны поднялся полный усатый боцман Харитон Новограбленов. Он, тараща испу-

ганные глаза и топорща усы, рассказал капитан-лейтенанту, как экипаж бота чуть не попал впросак. Несколько часов назад моряки следовали в Петропавловск с южного мыса полуострова, из поселка Нижне-Камчатска. Когда подошли к Авачинской губе, услышали орудийный грохот, доносившийся от порта. Остановились. Экипаж в недоумении: «Что это? Примерные артиллерийские учения?» Гул орудий не прекращался. По частым выстрелам разнокалиберных пушек моряки догадались, что внутри губы идет крупное сражение. Бот пристал к Бабушкину мысу. Унтер-офицер с маяка Яблоков сообщил Новограбленову страшную весть: к Петропавловску подошла англо-французская эскадра из шести кораблей. Узнав, что Харитон везет в порт ценный груз, Максим посоветовал боцману немедленно уводить бот подальше от губы, дабы не досталось добро чужеземцам. Команда суденышка спешно покинула опасное место.

Римский-Корсаков велел боцману возвратиться в Нижне-Камчатск.

– Будем надеяться, что к маленькому селению враги не подойдут, – сказал он Новограбленову. – Там, господин боцман, немедленно оповестите людей о нападении врага и пусть охотники идут на помощь петропавлов-цам.

Боцман быстро спустился на бот.

Римский-Корсаков, оценив обстановку, понял, что в Авачинскую губу корабль вести не следует: к защитникам порта ему не пробиться, а шхуна с секретной почтой может оказаться у врага. Воин Андреевич принял решение уйти в море. Ему было известно, что в Камчатку направляются два невооруженных транспорта с провиантом. Они вполне могут стать добычей чужеземцев. И капитан-лейтенант повел «Восток» от берегов Камчатки с намерением обязательно найти в море «Байкал» и «Иртыш», предупредить их капитанов об опасности, затем следовать в Де-Кастри – о нападении англо-французской эскадры на Петропавловск должен знать вице-адмирал Путятин.

И вот счастливый случай: шхуна «Восток» не разминулась с «Байкалом». Офицеры обстоятельно обсуждают события, продумывают, как лучше поступить в сложившейся ситуации. «Байкалу», безусловно, надо возвращаться назад. Но на нем мало осталось питьевой воды. Не может поделиться ею и Римский-Корсаков – моряки

«Востока» совсем недавно думали, что живительной влагой запасутся в Камчатке. Теперь у обоих экипажей была надежда только на дождевую воду. А если не будет ненастья?.. И все же офицеры решают направить «Байкал» к Сахалину до встречи с «Иртышом», а далее вместе проследуют в залив Де-Кастри. Но все же как поступить Воину Андреевичу? На борту «Востока» камчатская почта, среди которой секретное послание Н. Н. Муравьева губернатору полуострова.

– По-моему, надо шхуне идти в Усть-Большерецк, – подсказал Стиценков, лучше других знавший Камчатку.

Маленький порт, расположенный на западном берегу Камчатки, в трехстах верстах от Петропавловска, всем показался единственно удобным и менее опасным местом для стоянки судна. И расстояние до него теперь осталось небольшое – примерно такое же, как до Авачин-ской губы.

– Решено! – поддержал предложение Римский-Кор-саков. – Идем в Усть-Большерецк.

Стиценков, хорошо знавший Воина Андреевича, попросился перейти с «Байкала» на его шхуну.

– Рад случаю, – охотно согласился Римский-Корсаков. – Вы, полагаю, торопитесь в Петропавловск. У меня к вам будет просьба. Это послание необходимо передать лично Завойко. – Он протянул пакет с сургучными печатями. – Оно строжайшей секретности. В случае неизбежности, сожгите…

Стиценков, горя нетерпением добраться до Петропавловска – там у него еще и семья – клятвенно заверил, что из Усть-Большерецка пакет будет доставлен губернатору в кратчайший срок.

Корабли разошлись.

24 АВГУСТА

Поведение врага вызывало у петропавловцев недоумение, удивление, раздражение, тревогу. Англо-француз-ская эскадра не выступила 21 августа, стояла без движения следующие сутки, ничего не предприняла и на третьи. Замыслы противника начали казаться невероятными, загадочными. Одно было ясно: чужеземцы готовятся, основательно и тщательно, к решительному сражению.

Но почему так долго? Неужели настолько серьезно повреждены корабли, что почти три тысячи человек не могут до сих пор привести их в боевую готовность? А может, противник преувеличивает силы петропавловцев и у него появилась неуверенность? Но ведь беглые американцы наверняка сообщили, сколько в порту вооруженных защитников. После этого смешно мыслить, что враг не уверен в своих возможностях. Здесь нечто другое. А что? И тут мнения не совпадали. Одни утверждали, что союзники вырабатывают такой совместный прожект, который должен позволить им овладеть портом без повреждений кораблей и потери живой силы; другие уверяли, что задержка штурма – несомненный признак неверия чужестранцев в собственные силы, грызня между командирами, торговля за менее опасные участки в сражении; третьи считали неторопливость противника чопорной манерой европейцев. Так оно или не так, никто из петропавловцев знать не мог, а догадки всегда остаются догадками.

Раннее утро 24 августа. Оно напоминало момент, когда трое суток назад чужестранцы начали готовится к штурму порта: тот же шум, то же оживление.

Завойко, как и в начале минувшего сражения, стоял на вершине Сигнальной сопки, над заново восстановленным аванпостом. Наблюдая за действиями противника, он с некоторой тревогой ждал расстановки кораблей. Его жгло нетерпение знать, какой же прожект сражения на сей раз навяжут чужеземцы.

Пароход, получивший у петропавловцев кличку «Разводящая», взял на буксир фрегат «Пайке» и, протащив его вдоль Ракового перешейка, отцепил против мыса Сигнальной сопки, на расстоянии, не доступном береговым орудиям. «Вираго» затем расставил вблизи фрегата бриг «Облигадо» и корвет «Эвридика». Все три корабля развернулись так, чтобы действовать против южных батарей – Сигнальной, Кошечной и Красного Яра.

У Василия Степановича защемило сердце. Он догадывался, что чужеземцы предпочли второй прожект сражения, который Завойко мысленно проработал за противника накануне. Сомнения губернатора рассеялись полностью, когда в половине шестого часа пароход с фрегатами «Форт» и «Президент», как кокетка, подхваченная с двух сторон кавалерами, подался на север. Ошибся Василий Степанович в малом. «Вираго», вопреки ожиданиям губернатора, оставил французский фрегат против

Перешеечной батареи. Чуть севернее «Форта» расположился «Президент». Этого, по мнению Завойко, противник мог и не делать. Пять пушек на открытом перешейке в большом сражении погоды не сделают. Их можно было миновать, чтобы выиграть время для боя на северном, ныне главном, направлении. Однако два флагманских фрегата и пароход, имея на своих бортах сто двадцать орудий, непременно намеревались сразиться с пятипушечной батареей. Василий Степанович горько улыбнулся: «Да где же у адмирала самолюбие!»

Завойко полностью предугадал дальнейшие действия противника. Лавой огня, как большой штормовой волной, корабли снесут с перешейка ничем не прикрытую батарею. После этого «Вираго» и «Президент» двинутся к северному мысу Никольской сопки. «Форт», скорее всего, останется на месте, чтобы высадить десант у перешейка, ибо в других местах западный берег горбатого полуострова очень крут, почти отвесен.

Губернатор оставил Сигнальную сопку, перенеся командный пункт на предозерную площадь, к гарнизонному пороховому погребу. Тут, на узком дефиле у Кул-тушного озера, будет последнее, смертельное сражение, в котором рукопашной схватки не миновать.

Около Завойко сгруппировались командиры стрелковых партий, с десяток гардемаринов и унтер-офицеров, готовых выполнять роль вестовых, а если потребуется, – и драбантов, человек двадцать гребцов губернаторского катера. Тут же стояли капитан 1 ранга Арбузов, капитан-лейтенант Тироль. Чуть в стороне расположились стрелковые партии; рядом, но не смешиваясь со стрелками, – горнисты и барабанщики.

От порохового погреба до берега Авачинской губы меньше версты. На пути противника, рядом с мысом Никольской сопки, расположена седьмая батарея. Ее командир капитан-лейтенант Василий Кондратьевич Кораллов страшно удручен. Опытный боевой офицер, топорща каштановые усы, доложил губернатору, что его люди готовы драться до конца. Но что толку от смерти, когда врагу артиллеристы не смогут причинить большого вреда – у них почти нет картечи, а батарея установлена так, что из пяти пушек в сторону врага направлены только гри.

– Надо держаться, Василий Кондратьевич, – сказал ему Завойко, не находя утешительных слов. Он-то пони-

мал, что такое три пушки против двух кораблей. А чтобы отразить хотя бы первые группы десантников, конечно же, нужны заряды с картечью. Губернатор сочувствовал Кораллову, но ничем не мог помочь. Стараясь быть внешне спокойным, он наставительно проговорил: – В последний момент пушки заклепайте и с прислугой отходите к Озерной батарее. Там располагайтесь в ложементах и встречайте противника как стрелки.

– Есть!

Кораллов удалился.

– А у вас, Карл Янович, сколько картечных зарядов? – спросил Завойко подошедшего к нему командира шестой (Озерной) батареи инженер-поручика Гезе-хуса.

– По два на пушку. – Лицо офицера с впалыми щеками было мрачным.

– Не густо, – сделал вывод губернатор, но тут же успокаивающе добавил: – Высаживаться будут скученно. Придется ядрами палить. Картечью угостите напоследок, когда к батарее десантники приблизятся. Ну, а потом выводите из строя орудия и присоединяйтесь с Василием Кондратьевичем к стрелкам…

Гезехусу все понятно – надо держаться до последней минуты. У него одиннадцать разнокалиберных орудий, однако никому батарея не кажется грозной. Она ни в какие сравнения не идет с Кошечной. У Дмитрия Максутова не батарея, а крепость. Орудия там мощные, корабельные. У Гезехуса старенькое сооружение, древние пушки. Шесть первых фальконетов, снятых с катеров, разместили у Култушного озера еще в 1849 году, вскоре после пребывания в Петропавловске Николая Николаевича Муравьева. Это по его совету на дефиле установили противодесантную батарею. Еще тогда прозорливый военный губернатор Восточной Сибири сказал: «В случае десанта неприятеля в обход Никольской сопки, его надо встретить отсюда». Он показал место, на котором стоял. Указания Муравьева исполнительный капитан

1 ранга Ростислав Григорьевич Машин выполнил, но за неимением крупнокалиберных пушек Озерная батарея получилась слабенькой. До лета 1854 года она стояла в первозданном виде. Но вот до Камчатки дошли слухи о войне. Завойко, беспокоясь об артиллерийских укреплениях в южной части порта, одновременно распорядился привести в боевую готовность Озерную батарею. Неза-

долго до прихода англо-французской эскадры в ряд с шестью древними пушками поставили четыре 18-фунтовых орудия, перенесенных с транспорта «Двина». Сюда же в последний момент подтянули на лошади и единственный в порту полевой фальконет. Оборудованием и расширением противодесантной батареи занимался бывший фортификатор порта Карл Янович Гезехус. Его, инженера-поручика, и назначили командиром Озерной батареи: ты, мол, ее сооружал, сам ею и командуй. Во время дооборудования батареи к Гезехусу дважды подходили помощник губернатора капитан 1 ранга Арбузов и новый фортификатор порта инженер-поручик Мровинский. Они видели недоделки оборонного объекта, понимали, что во время боя он будет легко уязвим, но незамедлительно помочь Гезехусу не могли. И здесь артиллеристам нужен был лес, а его не хватало и для батарей оперативного направления. Губернатор и офицеры гарнизона потаенно надеялись, что неприятель не будет штурмовать порт с севера.

Но вот случилось то, чего опасались пстрогтавловцы – врагу стало известно уязвимое место в обороне города. Корабли противника двигались к северной окраине порта.

Завойко, обведя глазами командиров стрелковых команд, сказал, как приказал:

– Отсюда, коль врага не отобьем ружьями, все вместе ударим в штыки. – И, как бы обосновывая сказанное, добавил: – Русские всегда молодцами показывали себя в рукопашных схватках. Так я говорю?

В ответ бодрое и дружное подтверждение.

Артиллерийский бой начался с залпа Перешеечной батареи. Загремели выстрелы и южнее порта. Разнобойно ударили по батареям корабли. Через минуты пушечная канонада слилась в сплошной гул. На перешеек и через него осиным роем, с визгом и воем, полетели разнокалиберные ядра, бомбы и конгревы ракеты. Клубами белесого дыма окутались батареи Сигнального мыса, Кошечной косы, Красного Яра. Грохот орудий, зловещий свист раскаленного металла, удручающее кряхтенье ракет с огненными хвостами, разрывы двухпудовых бомб создавали устрашающую картину. Вздыбливалась земля, засыпая людей и орудия песком, заваливая камнями и кустами. Через межсопочный прогал в гавань и на город летели раскаленные ядра и «чиненки», воспламеняя деревян-

ные строения. В дыму и разрывах перешеек. Не видно губернатору от порохового погреба, как действуют артиллеристы Александра Максутова. Но ему докладывают, что их удары ощущает враг.

Это было действительно так. На «Президенте» перебит гафель, и английский флаг валится на палубу. На фрегате смятение. Офицеры размахивают руками. Флагманский корабль эскадры без флага – позор! Такого славные представители владычицы морей допустить не могут. Десятки моряков под крики и топанье офицеров действуют торопливо и сноровисто. Они делают все возможное, чтобы быстрее водворить святыню корабля на место. Фрегат в дыму. Он вздрагивает от выстрелов орудий и мощных ударов ядер в борт. Сверху рухнули деревянные обломки с рваным такелажем, из-под него с трудом выпутываются люди…

«Форт» и «Вираго» усиливают огонь. Огромные стволы бомбических орудий бьют по батарее прямой наводкой. Но что там, на берегу, за черти? Они уже час в кромешном аду… На перешейке нет живого места от взрывов, перебита часть прислуги, выведены из строя три орудия, нет, уже – четыре… Артиллеристы оставляют батарею. Все! Кораблям можно прекращать огонь и направлять к берегу гребные суда с десантниками. А это кто там? Один человек у орудия. Сумасшедший? Он собирается стрелять. С кораблей узнают в нем командира батареи. Лейтенант сам заряжает орудие, сам прицеливается и подносит факел. От французского катера с треском летят обломки. Десантники в смятении. Катер медленно погружается в воду. На «Форте» негодование: «Ах, вот ты как! Тогда получай, лейтенант, за это!» И снова загремели орудия. Но на перешейке уже несколько человек. Отступившие было солдаты вернулись к командиру. Они вместе с ним наводят пушку, делают выстрел. Последний выстрел. В центре перешейка взрывается крупная бомба. Артиллеристы разметаны, командир батареи отброшен в ров. С фрегата в сотни голосов раздается радостный возглас: