Текст книги "На Севере дальнем"

Автор книги: Николай Шундик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

ТОСКА ПО РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

Все чаще и чаще приходила в голову Ринтынэ мысль, что она доживает последние дни. Глядя в одну точку, она думала о том, что в последний раз видит пробивающиеся сквозь дыры в покрышке яранги лучи летнего солнца.

Однажды она попросила, чтобы соседи вынесли ее на улицу. Когда пришли мужчины-чукчи, которые когда-то вместе с ней были насильно увезены с Чукотки, Ринтынэ нахмурилась и сказала:

– Не надо нести меня на улицу. Это чужая земля. Я не хочу перед смертью видеть чужую землю. В мыслях я сейчас там, далеко, на родной земле. Дух мой вместе с тоской, которая точит мне сердце, уходит туда, за пролив.

Ринтынэ слабо взмахнула высохшей рукой, тяжело задышала. Чукчи присели и молча долго смотрели на умирающую. Один из них, со скуластым угрюмым лицом, изъеденным оспой, по имени Чумкель, тяжело вздохнул и негромко сказал:

– Тоска точит и мое сердце, Ринтынэ. Один я здесь. А там, за проливом, живет мой сын, которого я никогда не видел. Тынэт его имя. Как знать, может, и отец еще жив, – помнишь Кэргыля-костореза?

– А как же! Я помню, я очень хорошо его помню, – отозвалась Ринтынэ. – Это он для лука отца моего, Ако, кольца вырезал костяные. А помните, что говорили люди о луке моего отца?

– О как же, как же, Ринтынэ! Я помню, очень хорошо помню! – поспешил заверить Чумкель.

– Я тоже хорошо помню, – отозвался еще один чукча, худой, с впалой грудью, с красными от трахомы глазами, имя которого было Нутэскин.

В это время в ярангу вошел Чочой. Ринтынэ встрепенулась, подняла голову и тут же беспомощно уронила ее.

– Сын пришел... как раз вовремя пришел. Сядь, Чочой, рядом со мной...

Чочой безмолвно опустился на шкуру у ног матери.

– То был не простой лук, а волшебный, украшенный костяными кольцами, – продолжал Нутэскин. – Если бы Ако в тот день был со своим луком, нас бы не угнали на чужую землю.

«О дедушке Ако говорят», – мелькнуло в голове Чочоя.

Он насторожился, весь подался вперед, боясь пропустить хоть одно слово о дедушке Ако, который представлялся ему, по рассказам матери, сказочным богатырем.

– Мэнгылю и Экэчо боялись Ако, боялись его также и те, кто в дружбе был с Мэнгылю и Экэчо, – очень тихо, стараясь не напрягать голоса, сказала Ринтынэ. – Как знать, может, это сам Мэнгылю убил моего отца еще утром, перед тем как на чужую землю бежать...

Чумкель тревожно посмотрел на вход в ярангу, как бы боясь неожиданного появления шамана, и сказал вполголоса:

– Да, так могло быть. Ако действительно был убит в тот тяжелый день, когда нас на чужую землю угнали. Может, оттого Мэнгылю так и торопился, что даже брата своего оставил.

– Быть может, и лук Ако увез Мэнгылю, – еще тише сказал Нутэскин, так же как и Чумкель тревожно поглядывая на вход в ярангу. – Может, он хранит лук Ако сейчас где-нибудь в своем железном складе. Там он прячет все свои шаманские вещи.

Чочой жадно ловил каждое слово. «Может, он хранит лук Ако сейчас где-нибудь в своем железном складе. Там он прячет все свои шаманские вещи», – мысленно повторил мальчик слова Нутэскина. «А что, если как-нибудь залезть в этот склад, поискать?» – спросил он себя и почувствовал, как часто застучало у него сердце.

Долго тянулось молчание. Ринтынэ лежала неподвижно, с закрытыми глазами.

– Пойди, Чочой, на улицу, посмотри, почему Очер лает,– вдруг обратилась она к сыну.

Чочой испуганно и удивленно посмотрел на мать и сказал:

– Это тебе чудится, мама. Очер не лает.

– Пойди, пойди, посмотри, – повторила Ринтынэ.

Чумкель и Нутэскин замахали руками, показывая Чочою на выход. Он встал и, тревожно оглядываясь на мать, вышел.

– Не хотела при сыне этих слов говорить, а теперь скажу.– Ринтынэ открыла глаза. – Жалею, очень жалею, что брат мой Гоомо далеко в тундру ушел со стадами оленей и что его нет сейчас с нами: чувствую я, что веду с вами прощальный разговор.

– Не надо, чтобы тебе такие тяжелые мысли в голову приходили, – попросил Чумкель.

В ярангу опять вошел Чочой:

– Очера нет нигде близко, мама.

– Ну хорошо, сядь на свое место, – сказала Ринтынэ.

– Ходят тайные вести, что хорошо теперь люди живут там, на нашей земле, – снова заговорил Чумкель.

– Да, все чаще и чаще такие вести до наших ушей доходят, – подтвердил Нутэскин. – Однажды об этом мне даже американец рассказывал. Не такой американец, как Кэмби, а своими руками работающий американец говорил мне об этом. Джон его имя, он копает землю недалеко от индейского селения Ирдэм. Там американцы расчищают такое место, на которое самолеты должны будут садиться.

– Очень хотела бы я, чтобы те вести были верные,– отозвалась Ринтынэ. – Мэнгылю прошедшей осенью о другом говорил мне. Говорил он, что сестра моя Вияль от голода умирает, а сын ее умер. Как будто он узнал об этом от брата своего Экэчо, с которым встречался в проливе.

– Не верь, не верь Мэнгылю! – вдруг вмешался в разговор Чочой; он встал на колени перед матерью. – Гоомо всегда говорил, что Мэнгылю лживый .человек!

– Не надо так громко кричать Чочой, – попросил мальчика Чумкель. – Ты слушай, хорошо слушай, что тебе Гоомо говорит. Нехороших слов он тебе не скажет. Только не надо громко всюду кричать о том, что тебе Гоомо рассказывает.

Чочой, не то обиженно, не то действительно поняв что-то важное, умолк. Ринтынэ ласково посмотрела на него, слабо улыбнулась. «Любит он Гоомо, очень любит», – подумала она и зашлась в надрывающем душу кашле.

Чумкель и Нутэскин ушли. Чочой пожевал сухой вонючей юколы и пошел по ярангам чукчей и хижинам эскимосов в надежде достать для матери хотя бы небольшой кусочек свежего нерпичьего мяса.

Оставшись одна, Ринтынэ снова погрузилась в воспоминания о родной земле. Сейчас, когда Ринтынэ твердо знала, что должна умереть, ей особенно сильно захотелось туда, за пролив, на ту землю, где она родилась и выросла. «Пусть там будет плохо, как говорит Мэнгылю, – думала она, – но попасть бы туда хоть на один день, посмотреть бы в последний раз на те места, где бегала с сестрой, где ходила с отцом. Но как, как сделать это?»

От мысли, что ее желание никогда не исполнится, Ринтынэ стало так больно, так горько, что она закрыла лицо руками и заплакала.

«Вот птицы крылья имеют, – думала она, чувствуя, как сбегают вниз по вискам горячие слезы, – далеко лететь могут. Была бы я чайкой, я поднялась бы в небо и улетела на родную землю. Там и умерла бы легко, совсем легко умерла бы там...»

Ринтынэ мысленно представила себе родные места вокруг поселка Рэн, где она родилась, вспомнила самое любимое место, где хотелось бы ей быть похороненной. «Вон там, на берегу Кучевээм, где наша землянка стояла, где мы рыбу ловили летом», – наконец решила она, и вдруг ей пришла на память картина, которая ничем особенным примечательна не была, но Ринтынэ она показалась сейчас необыкновенной.

Светлый, солнечный день. Вияль сидит вверху, на вешалах, а Ринтынэ подает ей разделанную рыбу. Вияль встает и ходит по тонким жердям, балансируя руками.

– Упадешь! – кричит ей Ринтынэ.

Вияль хохочет и продолжает ходить. В смеющихся ее глазах – легкий страх и озорное веселье.

Все это с такими мельчайшими подробностями всплыло в памяти Ринтынэ, что она даже улыбнулась, словно на какое-то мгновение ей действительно удалось побывать на родной земле. Но вот картина исчезла, и Ринтынэ почувствовала, как ей стало холодно и жутко в ее ветхой яранге, в этой чужой и мрачной стороне.

«Надо думать, вспоминать, надо все-все вспоминать, что было со мной там, за проливом», – с тоской подумала Ринтынэ.

Так она и умерла в тоске по родной земле...

После похорон матери Чочой на целый день ушел в тундру. Возможно, он не вернулся бы домой, в поселок Кэймид, и на вторые сутки, если бы не нашли его возвратившийся в поселок Гоомо и маленький негр Том.

Не скоро успокоился Чочой. Он жил то у дяди Гоомо, то у Тома.

Серьезный, замкнутый, он мало разговаривал и совсем перестал улыбаться.

Том заметил, что его друг о чем-то часто сосредоточенно и упорно думает. Однажды, промолчав до самого вечера, Чочой отозвал Тома за хижину и, усевшись на корточки, сказал с таинственным видом:

– Слушай меня, хорошо слушай!..

Долго слушал Том.

Чочой говорил о своем дедушке, богатыре Ако, обладавшем замечательным луком. А когда Чочой в конце рассказа сообщил, что он уже хорошо снаружи обследовал склад шамана Мэнгылю и знает, как в него проникнуть, чтобы проверить, нет ли там лука дедушки Ако, Том вскочил на ноги и сказал:

– И я пойду с тобой! Там же страшно! Как ты один там будешь? Это опасно очень...

– Вот-вот, опасно, потому тебе и нельзя, – с прежней таинственностью сказал Чочой. – Тебе же известно, что склад шамана Мэнгылю находится под одной крышей со складом мистера Кэмби, они же друзья. Если там нас поймают, тогда мы погибнем. Тебе лучше, Том, остаться.

Том явно обиделся, молча отвернулся.

Чочою стало жалко друга, он обнял его за плечи и тихо сказал:

– Не сердись на меня, Том. Но я не хочу, чтобы Кэмби тебя убил.

Том вырвался из рук Чочоя и с решительным видом заявил:

– Все равно я пойду с тобой! Тебя тоже могут убить! Может, я сумею помочь тебе чем-нибудь. Вдвоем не так страшно...

НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ

Шаман Мэнгылю выехал в соседний поселок, узнав, что там заболел охотник.

Чочой и Том, перебегая от дома к дому, от яранги к яранге, пробирались к длинному складу из гофрированного цинкового железа.

– Вон, видишь, железная решетка? – сказал Чочой, указывая на окно в стене склада. – Там одна перекладина выломана. Через ту дыру можно залезть в склад.

Том утвердительно кивнул головой и внимательно осмотрелся вокруг.

Мальчики подкатили к окошку одну из валявшихся у склада железных бочек, потом испытующе посмотрели друг на друга и на какое-то мгновение остановились в нерешительности.

– Дай, я первый, – предложил Том.

Тогда Чочой, не отвечая ему, поднялся на бочку, ухватился за решетку, подтянулся на руках и решительно заглянул в окно. Однако глаза его, не привыкшие к мраку, сначала ничего рассмотреть не могли. Просунув сквозь прутья решетки локти, он поднялся еще выше, перевалился всем туловищем в склад и увидел внутри, под окном, высокую кучу мягких оленьих шкур. Чочой отпустил руки, нырнул вниз головой.

Глянув вверх, он увидел переваливающегося через окно Тома. Чочой махнул ему рукой, что означало: «Смелей!» – и чуть посторонился. Через мгновение Том был уже рядом с ним.

Невольно мальчики схватили друг друга за руки, пугливо осмотрелись. В складе было почти совсем темно, тихо, пахло прелыми шкурами, тухлым моржовым жиром, вяленой рыбой.

Постепенно глаза привыкли к мраку. Минута шла за минутой, а друзья, настороженные и взволнованные, не решались сделать ни шагу. И тут за ворохом оленьих шкур, где-то слева, послышались странные звуки, похожие на шипение и щелканье. Друзья присели.

– Страшно! – невольно вырвалось у Тома.

– Страшно! – признался Чочой.

Звук больше не повторился. И снова жуткая, зловещая тишина повисла в шаманском складе.

– Может, здесь шаманские души живут? – высказал предположение Чочой.

Том промолчал. Друзья глазами спрашивали друг друга: «Не уйти ли назад?»

– Нельзя назад идти. Я должен поискать лук дедушки Ако, – прошептал Чочой.

Том сжал его руку и решительно встал.

Бесшумно мальчики двинулись в глубь склада. За ворохом оленьих шкур они увидели подвешенную к перекладине большую клетку с филином. Немигающие выпученные глаза филина перепугали мальчиков.

– Шаманский дух! – прерывающимся от страха голосом сказал Чочой.

– Филин, – поправил его Том, перепуганный, однако, не меньше Чочоя.

Филин зашипел, захлопал крыльями. И это неожиданно разозлило Чочоя. Он смело подошел к клетке и сказал:

– Кто бы ты ни был – шаманский дух или просто филин, – сиди спокойно, а то скручу тебе голову!

Филин повернулся в его сторону, взмахнул крыльями и присмирел.

Восхищенный поступком Чочоя, Том тихо засмеялся и сказал:

– Вижу я, ты такой же храбрый, как твой дедушка.

После разговора с филином мальчики почувствовали себя свободнее. Перед их глазами стояли штабеля ящиков с яркими этикетками, бочонки, ведра. На деревянных перекладинах висели шкуры песцов, лисиц, волков. Один из длинных ящиков был полуоткрыт. Чочой приподнял крышку и моментально захлопнул снова.

– Что такое? – спросил Том.

– Кажется, там черти сидят! – скороговоркой ответил побледневший Чочой.

Несколько минут друзья стояли напряженные, готовые в любое мгновение обратиться в бегство. Но вот Чочой подошел к ящику, открыл его крышку. Вслед за ним подошел и Том. Из ящика выглядывали оскаленные морды каких-то невиданных зверей. У одного из них были всего лишь единственный глаз во лбу, рога и длинная черная борода. Том невольно отступил назад, а Чочой неожиданно весело сказал:

– О, так это же шаманские маски! Вот в этой маске Мэнгылю мою маму лечил.

Теперь он спокойно извлек из ящика маску полумедведя-полуптицы и надел себе на голову. Том рассмеялся.

– Тсс! – остановил его Чочой. – Как бы нас не услышали.

Друзья перерыли весь ящик. Там оказалось несколько десятков шаманских масок, связки птичьих когтей, звериных клыков, высушенные птичьи головы, но лука дедушки Ако в ящике не было.

Закрыв ящик, мальчики пошли дальше по складу. В одном месте Том споткнулся и чуть не упал в чан, наполненный вонючим моржовым жиром. За чаном стояли огромные, выше человеческого роста, деревянные идолы, отдаленно напоминавшие фигуры людей. Там, где были намечены рты, виднелись следы жертвенной крови, которой шаман кормил идолов во время праздничных жертвоприношений.

Неподалеку от идолов был привязан к перекладине длинный шест. Конец шеста, почти упиравшийся в крышу, был увенчан мертвой головой оленя. Подняв кверху головы, мальчики со все возрастающим страхом смотрели в мертвые глаза оленя, не в силах шелохнуться.

– А вот, посмотри! – приглушенно воскликнул Том, дергая Чочоя за рукав кухлянки.

Чочой посмотрел в том направлении, куда показывал Том, и увидел огромное моржовое чучело. Длинные желтые клыки моржа угрожающе нацеливались на мальчиков.

– Не бойся, это неживой морж! – успокаивал Тома Чочой. – Я видел однажды на празднике моржа, как шаман с бубном плясал на этом чучеле.

В одном из уголков склада друзья увидели целую коллекцию шаманских бубнов самой различной величины. Одни из них имели овальную форму, другие – круглую, третьи – форму яйца. Все они были увешаны колокольчиками, трензельками, медными и железными бляхами.

Окончив общий осмотр склада, мальчики принялись за поиски лука.

– Мама говорила, что лук дедушки Ако украшен широкими костяными кольцами, а на кольцах вырезаны человеческие и звериные фигуры, – пояснил Чочой, заглядывая в самые укромные места.

Долго они шарили в складе, но ничего не нашли. Постепенно друзья добрались до противоположной стороны склада.

– Это всего лишь перегородка, – объяснял Тому Чочой. – Там, за этой перегородкой, начинается склад мистера Кэмби...

Он не успел договорить. За перегородкой послышались хлопанье двери и громкие возгласы Адольфа и Дэвида.

–Ты хорошо сделал, Дэвид, что уговорил отца оборудовать этот уголок в складе под наш боевой штаб. Уютно, прохладно, а главное, не на глазах у матери. Надоела она мне со своими нежностями!

– Неплохо, неплохо, – согласился с братом Дэвид. – По крайней мере, здесь никто нам не будет мешать – делай что хочешь.

Осторожно осмотрев перегородку, Чочой заметил в одном месте щель и бесшумно припал к ней. Через мгновение он махнул рукой Тому, подзывая его к себе.

Стены «штаба» были увешаны картинами, оружием, охотничьей одеждой. По обе стороны небольшого стола, заваленного книгами и журналами, стояли неряшливо убранные кровати. В одном из углов виднелось что-то прикрытое одеялом. Чочою на миг показалось, что одеялом накрыт человек.

Дэвид повалился на кровать, забросив ноги в огромных резиновых сапогах на спинку кровати.

– Сними сапоги, – укоризненно заметил Адольф.

Дэвид немного помедлил, снял сапоги и снова положил ноги на спинку кровати.

– В общем-то, ты прав, Дэвид, когда говоришь, что дома у нас скучища невероятная. – Адольф зевнул, устраиваясь на своей кровати. – Город – совсем другое дело. Сколько там развлечений!

– В последнее время, знаешь, пошла мода танцевать в ресторанах босиком... да-да, босиком! – засмеялся Дэвид. – Представляешь, дочь или сын какого-нибудь банкира – и вдруг танцует босиком. И ничего, привыкают. Я сам однажды попробовал.

–  Ты танцевал босиком? – изумился Адольф'.

–  Конечно, не сразу решился, – отозвался Дэвид. – Сначала, понимаешь, как-то стыдно было. Но, когда я прочел об этом в газете статью, которая называлась «Вызов условностям!», и попробовал танцевать, – знаешь, ничего...

–  Нелепо! Глупо! Дико! – попробовал возмутиться Адольф. – Чего только у нас иногда не выдумывают! Вот, например, эта возмутительная анкета, которую по колледжам послали: «За сколько долларов вы плюнете в лицо вашей матери?» Кстати, я все собираюсь спросить у тебя: ты принимал участие в этой анкете?

–  Хотел было переплюнуть всех в колледже, – после некоторого раздумья сознался Дэвид, – решил написать, что готов плюнуть в лицо матери за один цент. Понимаешь, за один цент! Потом понял, что буду одним из героев колледжа, об этом напишут в газетах, и почему-то стало жалко мать...

–  А все же ты негодяй, Дэвид! – мрачно заметил Адольф. – Ну, пусть там за тысячу долларов, за две еще можно было бы на это решиться. На это, в конце концов, мама, наверное, и сама согласилась бы. А тебе пришло в голову – за один цент!

Чочой выпрямился, на миг оторвался от щели и прошептал:

– Плевать в лицо своей матери! Как так можно, а? Понимаешь ли ты, о чем они говорят?

–  Разве ты не знаешь, кто это говорит? – спросил Том и снова припал к щели.

А за перегородкой сыновья Кэмби продолжали свой разговор.

–  Вот я расскажу обо всем матери! – погрозил брату Адольф.

–  Не скажешь, – лениво ответил Дэвид.

–  Это почему же?

–  Потому что ты знаешь, насколько тяжелы мои кулаки. Ведь признайся, дорогой братец: ты очень боишься меня, хотя и старше на целых два года.

–  Не боюсь, а просто не хочу с тобой связываться, – ответил Адольф и потянулся к журналу. – «Лайф»! [19]19 «Лайф» – американский реакционный журнал


[Закрыть]– громко прочел он название журнала.

Перелистав несколько страниц, Адольф всмотрелся в какую-то фотографию, вскочил на ноги.

–  Или вот еще, полюбуйся! – с негодованием потряс он журналом. – Вот под этими фотографиями написано, что среди богатой молодежи Америки пошла новая мода прически.

– Ну и что же? – Дэвид лениво повернулся на бок.

– Да ты посмотри, посмотри на эти фотографии: спереди все выстрижено, а сзади космы. Вот полюбуйся, какой вид у этого молодчика с новой прической!

– Неси сюда журнал, покажи, – зевая, предложил Дэвид.

Адольф нахмурился, но ослушаться младшего брата не решился. Он подсел к нему на кровать и показал фотографию в журнале «Лайф». Дэвид долго смотрел на фотографию, прочел текст под ней, оживившись, спрыгнул с кровати:

– Адольф, тащи ножницы, сейчас мы себе точно такие же прически сделаем.

– Ты с ума сошел! – запротестовал Адольф. – Да я скорее голову позволю себе отрезать, чем подстричься таким образом.

– Чудак ты, право! Кто нас тут увидит? Сам же говоришь, что скука страшная, хоть посмеялись бы, – попробовал уговорить брата Дэвид.

– Скучища – это верно ты говоришь... – Голос у Адольфа дрогнул. – Но нельзя же допускать такие дикие выходки!

– А хочешь, я сам принесу ножницы?

Адольф заглянул в глаза брату, посмотрел в зеркало на свои темные длинные волосы и, вздохнув, сказал:

– Ну ладно, черт с тобой! Разве только на один день, что ли, так подстричься. Завтра я и сзади состригу.

Дэвид быстро натянул сапоги, бросился за ножницами. Вскоре он вернулся.

– Давай я тебя первого подстригу, – предложил младшему брату Адольф.

Дэвид перевернул кверху дном какой-то ящик и приказал:

– Садись!

Адольф, безмолвно опустив руки, уселся. Дэвид принялся стричь ему голову. Порой он приглядывался к фотографии в журнале «Лайф» и снова принимался за стрижку. Адольф морщился, стонал, просил брата быть поосторожнее. Минут через десять Дэвид объявил:

– Ну, кажется, кончил. Встань-ка, я на тебя полюбуюсь.

Адольф встал. Вид у него был безобразный.

– Ну-ка, давай стриги совсем, – не очень настойчиво попросил он брата.

– Это еще что такое?! – возмутился Дэвид. – Почему ты такой? Ну, просто кисель какой-то, а не человек... Давай лучше стриги меня.

Вскоре новая прическа была и у Дэвида. Похлопав себя по темени, Дэвид больно боднул брата стриженной спереди головой, заглянул в зеркало.

– Ну что ж, получилось ничуть не хуже, чем на фотографии в журнале, – удовлетворенно заключил он.

Братья снова уселись на кровати. Несколько минут они сидели со скучающим видом, не зная, чем им заняться.

– Уехать надо отсюда куда глаза глядят. – Адольф тяжело вздохнул.

А Дэвид, неожиданно встал и направился к щели в перегородке, отделяющей склад Кэмби от склада шамана Мэнгылю.

Чочой и Том отшатнулись в сторону, припали к земле. Послышался скрип отдираемой жести. Чочой схватил руку Тома, крепко сжал.

– Темно и вонь невыносимая. – Дэвид недовольно поморщился. – Надо будет нам эту стену заделать как следует.

– Пойдем побродим с ружьями по озерам, что ли, – предложил Адольф.

Дэвид согласился.

Когда сыновья Кэмби ушли, Чочой и Том наконец встали на ноги.

– Ох, и боялся я: думал, сердце выскочит! – признался Чочой, дотрагиваясь рукой до груди.

– А я тоже так боялся, что думал – весь в землю влипну, – сказал Том, стряхивая пыль с одежды.

– Ну что ж, давай скорее уходить отсюда, – предложил Чочой, подталкивая Тома в бок.

Мальчики направились к окну с железной решеткой. Убедившись, что у склада никого близко нет, они торопливо, но без шума выбрались на улицу и побежали в хижину негра.